Текст книги "Паутина из шрамов"
Автор книги: Энтони Кидис
Соавторы: Ларри Сломан
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)
У Джона была собственная лестница, которая вела к его маленькой и очень скромной комнате. Там он варился в собственном супе из странностей, рисуя, читая и слушая музыку. Клара, маленькая дочка Фли нарисовала на стенах отличные рисунки. Я жил в другой части дома, в куда более просторной комнате, в конце концов, весь мой вокал записывался из моей спальни. Мы установили там микрофон, который шел по всему дому прямо в комнату записи, я стоял у окна, смотрел на холм и луну и пел. Фли занял комнату на самом верху, которая изначально была баней. Чед не присоединился к нам. После того как он услышал что в доме жил призрак женщины, убитой в 30-х годах, он решил, что лучше будет ездить сюда на мотоцикле.
Мы наняли Брендана Брайена инженером по записи, что было очень удачно, потому что он лучший инженер в Америке. Он сделал огромное количество мультиплатиновых альбомов. Он хорошо умел работать с ударными и тоже был музыкантом. В конце концов, он тоже начал играть на альбоме и был частью не только хорошего звука альбома, но и создания атмосферы любви и теплоты. Мы решили снимать запись этого альбома, так что наняли Гэвина Боудена, с которым познакомились в Англии, когда Фли и я отправились в турне еще до выхода нашего первого альбома. Гэвин переехал в Америку, и так получилось, что в последствии он женился на сестре Фли. Одной из обязанностей оператора во время съемок документального фильма записи альбома является полная его невидимость, а Гэвин был лучшим для этого, потому что очень манерен и к тому же англичанин. Он прижимался к стенам, ползал по полу, работал в поте лица, пытаясь снять каждую минуту записи этого альбома. В конце он еще взял у нас интервью, совместил все в отличную запись, которая была выпущена под названием Funky Monks.
Скоро мы поняли, что нам нужен был кто-то, чтобы отвечать на звонки, потому что мы пытались записываться, а телефон звонил без остановки. Еще нужен был кто-то, чтобы доставать нам то, что было нужно, и так мы наняли одного парня по имени Луис Мэтью, который раньше работал на наших друзей Боба и Пита из Thelonious Monster. Луи пришел по первому зову, так началась наша с ним длинная рабочая дорога. Из секретаря он превратился в техника по ударным, потом в персонального ассистента Джона а потом в прекрасного менеджера по турне.
Итак, мы въехали в дом и записали альбом. Фли, Джон и я жили в этом доме, не вылезая даже в ресторан. Пока мы жили в этой «раковине», шли слухи, что у Джона произошел опыт встречи с демоническим женским духом, но по-настоящему мы получали визиты от кое-кого более реального. Мы все знали девушку, которая работала на Мэлроуз Авеню [33]33
Здесь эта улица, это тоже самое, чем когда-то была Тверская – место «работы» проституток (прим. пер.)
[Закрыть]и очень сильно поддерживала группу. Пока мы находились в этом доме, она навещала нас. Ночью были только мы трое, никакой охраны у дома не было. И будто из какой-то странной сцены из фильма про английские замки, эта очень молодая и очень самоуверенная девочка приходила и проводила время с каждым из нас, по очереди. Она занималась сексом в каждой комнате, которую посещала, но это был не только секс; она просто болтала и проводила какое-то время с каждым из нас.
Она приходила ко мне, потом к Фли и потом только к Джону, потому что они были больше друзьями. Было приятно проработать весь день над альбомом, а потом дать этой девочке любить тебя, не обращая внимания на то, что любить надо было не одного. Мне не кажется, что она делала это из-за того что у нее, скажем, была низкая самооценка или она просто хотела секса. На тот момент Джон уже был совершенно другим человеком в отношении секса, совершенно не заинтересованным в сексуальных ресурсах, которые были доступны ему из-за его статуса, так что я не думаю, что он делал бы это, если б знал, что причиняет ей боль или дискомфорт. Все работало прекрасно для всех. Все было мило, уютно и тепло, и у нас даже были названия для ее визитов, в зависимости от дня недели. Если была среда и мы чувствовали себя похотливо, кто-нибудь говорил: «Эй, разве сегодня не чокнутая среда?». Или: «Все, пока Джордж, сегодня сумасшедшая пятница. Так кто-нибудь позвоните-ка ей!»
Такое пребывание в доме было очень выгодно мне, потому что у меня было много незаконченных песен, а там меня никто не отвлекал. Но вот пришел мой черед записываться. Я все еще не готов был петь. Я мог делать звуки своим ртом, я мог писать песни и знать, как они должны звучать, но я не был готов к тому, что все на меня будут смотреть. Именно поэтому я устроился в дальней комнате и записывался оттуда. Мой уровень дискомфорта зависел от песни. Я помню, как однажды я стоял перед микрофоном, приготовляясь петь Under the Bridge и думал «О боже, не могу поверить, что мне нужно это петь». Но Брендан мне очень помогал. Он говорил такие вещи как «Я слышал как ты это поешь, я знаю, что это в тебе есть, мы найдем это. Не волнуйся и не спеши».
Я не хочу, чтобы вы думали, будто мы были какими-то монахами пока записывали альбом. Часто мы приглашали к нам друзей и вместе ужинали. Один из людей, который тогда часто был около нас, это актер Ривер Финикс. Я познакомился с Ривером через Айон, которая с ним вместе снималась в одном фильме. Я не хочу слишком много про это говорить, потому что напоминания об этом причиняют боль семье Ривера, но с тех пор как я его знал и до этого, он очень много пил, принимал очень много кокаина, и для меня и для всех, кто его знал, не было секретом то, что он не контролировал себя с этими вещами и что рано или поздно придет тот момент, когда произойдет что-то плохое. Ривер постоянно был с нами во время записи и написания альбома. Он всегда поддерживал группу, и я даже написал про него небольшой куплет в Give It Away:
«There’s a river, born to be a giver, keep you warm, won’t let you shiver
His heart is never going to wither, come on everybody, time to deliver».
Спустя два месяца после того, как мы закончили с записью, я и Рик начали выбираться в мир. Было странно вновь войти в атмосферу Голливуда после такого длинного заточения. Но во время пребывания в этом доме все мы знали что выкладываемся на полную, что мы создали что-то неимоверно большое, громкое и красивое, что-то, чем я не терпел поделиться со всеми. Джон впервые утвердил свою игру и создал совершенно новый подход к гитаре, что стало его характерной чертой. С того момента гитаристы по всему миру будут смотреть на него как на великого музыканта. Фли пошел в совершенно другом направлении. Раньше все основывалось на шлепках, на щипках и подергиваниях, но теперь он от этого отказался. На альбоме есть всего пара песен, основывающихся на таком принципе. Чед тоже утвердился и вступил на самую высокую ступень, теперь он был на уровне с первыми барабанщиками мира. Также это было что-то новое для Рика. Он никогда раньше не делал ничего подобного. Он делал хип-хоп альбомы, хард-кор альбомы, но никогда не делал ничего смешанного, такого как наш альбом.
Теперь, когда мы закончили запись, нужно было придумать название для альбома. Однажды я и Рик сидели в машине и начали быстро выкрикивать разные названия, но когда так делаешь, получается дерьмово. И наоборот, когда название просто так приходит к тебе, оно и будет самым лучшим. Наконец, Рик сказал:
– Чувак, даже не знаю, зачем мы об этом говорим. Очевидно, что лучшее название, которое у нас есть, это Blood Sugar Sex Magik (эта песня была отчасти данью моему потрясающему сексуальному опыту с Кармен).
Я согласился и мы поняли, что несмотря на то, что песня не была нашим синглом, или ключевой песней альбома или просто песней, к которой мы хотели бы привлечь внимание, она каким-то образом лучше всего передавала настроение альбома.
С альбомом в чемоданчике, пора было снимать видео на наш первый сингл – Give It Away. Я знал, что у нас есть поддержка нашей звукозаписывающей компании, так что начал просматривать кучу, кучу, кучу материалов разных клипмейкеров, но ничего мне не нравилось. Все было просто дерьмом. Наконец, мне понравилось видео какой-то французской группы, которое снял режиссер по имени Стефан Сендуи. Его видео казалось произведением искусства, оно не было сделано для MTV. Но когда я сообщил об этом Warner’s, они сказали мне забыть про это, парень был на сто процентов занят. Я не мог это принять, так что позвонил ему и попросил встретиться с нами.
Он согласился. Мы встретились у Фли дома и проболтали весь день про наших любимых фотографов, про наши любимые цвета, и договорились на серебряном. Съемки происходили в пустыне, там, где делаются все хорошие видео. Стефан привез с собой целое подразделение французов: дизайнеры, стилисты, парикмахеры, повара, операторы – все французы. Мы провели два полных дня в пустыне. Чед был рад одеть его красные дьявольские рожки. Я беспокоился, что когда Стефан скажет Джону, что тот будет танцевать с ленточкой, Джон ему ответит: «Пошел на хрен, возьми свою ленту и засунь ее в свою французскую задницу, кретин!», но Джон ничего такого не сказал и был рад потанцевать с ленточкой. Он мог бы часами так танцевать.
Blood Sugar Sex Magik был выпущен 24 сентября 1991 года. «Give it Away» был первым синглом, но радиостанция, на которой должна была выйти эта песня впервые сказала нам «прийти, когда в нашей песне будет мелодия». Это были плохие новости, потому что как водится, именно эта радиостанция диктовала то, что будет слушать вся Америка. И конечно же, Give it Away никогда не была мелодичной. Эта песня для вечеринок.
Незадолго до того, как вышел альбом, мы с Джоном отправились в Европу, чтобы его продвигать. Фли решил не ехать. Я был удивлен, что Джон решил совершить эту изматывающую поездку, в которой безостановочно путешествуешь от города к городу, разговариваешь часами с самыми крутыми и самыми жалкими созданиями, ведь все это может свести с ума любого. Ну, так оно и произошло с Джоном.
Из всех нас, думаю Джону пришлось сложнее всего приспособиться к жизни вне дома Blood Sugar. Все это время в нем было столько креативности и творчества, что я думаю, он просто не знал, куда девать все это после записи. Дошло до того, что он просто не мог смотреть на такие вывески как «The Arsenio Hall Show» или на рекламу помады. Он хотел быть в мире, где воспевали его собственное творчество. А этого ты точно не найдешь в промо-туре. Все вопросы журналистов, казалось, для Джона были тупыми, и он стал угрюмым, злым и темным парнем. Единственная вещь, которая его радовала, это оказаться снова в Лос-Анджелесе, с его новой девушкой Тони.
Джон начал принимать героин. Когда ты впервые делаешь это, а потом перестаешь, а потом чувствуешь себя не очень хорошо, это начинает давить на тебя, и ты думаешь: «Эй! Дома меня ждет моя девочка и дилер. Я могу прожить без немецкой погоды и итальянской еды». Джон, может быть, вел себя как придурок, но несложно представить, почему он такой. Тебе надо отвечать на миллион вопросов одного журналиста, понимая, что впереди у тебя еще четырнадцать таких же; журналисты иногда интеллигентные, умные и знающие толк в музыке люди, но иногда невыносимы, и все, что ты хочешь сделать, это врезать им и сказать, чтобы они ушли, потому что они тупые гребаные придурки, и все, про что хотят, говорят грубо.
Я помню, когда были в Бельгии, мы с Джоном остановились в таком старом красивом отеле. Когда утром мы сдавали номера, Джон выглядел не очень хорошо. Потом парень на ресепшн сказал ему:
– Всего две тысячи долларов за телефонный счет.
Он шесть часов говорил с Тони, которая была в Лос-Анджелесе. Когда мы прибыли в Лондон, он подошел ко мне и извинился:
– Прости, но я очень хочу уехать. Ты сможешь закончить без меня? – и со скоростью света выбежал из отеля, чтобы поймать следующий самолет в Америку.
Во Франции мы встретились со Стефаном, где я и Линди впервые увидели видео «Give it Away.» Это видео привело меня просто в неимоверный экстаз, оно мне понравилось сразу же и является клипом номер один для меня до сих пор. Но у представителей звукозаписывающей компании были сомнения насчет этого видео, они боялись, что оно слишком странное для телевидения. Но после того, как радио «K-Rock» в Лос-Анджелесе постоянно ротировали эту песню в своем эфире, его допустили его и на телевидение. Это было рождение нашей музыки в массах. В те времена явно чувствовалось, что вся музыка 80-х постепенно умирала. Попсовые рок-группы вроде Warrant, Poison и Skid Row прекратили свое существование; попсовые семейные комедии типа «Шоу Косби» уже надоедали. В воздухе было что-то новое. Я помню как разъезжал на своем камаро с открытым верхом, слушая кассетку нового альбома группы под названием Nirvana, размышляя об этих парнях и откуда они взялись, потому что их песни были просто не от мира сего. Однажды мы готовились к турне и я увидел по MTV видео группы под названием Smashing Pumpkins. Это была песня Gish, и она была настолько красивой и не похожей на то дерьмо, которое обычно играли по MTV, что я позвонил Линди и сказал ему достать Pumpkins для нашего турне.
Потом совершенно из ниоткуда, пока мы сидели у Линди в офисе, слушали разные записи, чтобы выбрать еще кого-нибудь для нашего турне, нам позвонил Джек Айронс. Джек попросил нас сделать ему одолжение и послушать кассету новой группы, чей певец Эдди Веддер, был его хорошим другом. Джек встретил Эдди, когда тот был в группе Red Hot Chili Peppers, (нашей копии, которая исполняла наши каверы), фактически изображая меня. Оказалось, что Эдди еще работал на нас техником, когда мы сыграли шоу в Сан-Диего. Новая группа Эдди называлась Pearl Jam. Мы прослушали запись, и эта музыка нам не понравилась, тогда мы были дикими музыкальными снобами. Но эти парни звучали очень качественно и реально, поэтому мы были рады помочь Джеку и приняли Pearl Jam на наше турне для разогрева.
Мы начали турне в Мэдисоне, штат Виконсин. Когда Pearl Jam открыли наше шоу своей песней Alive, я понял, что у Эдди великолепный голос и что у них будет золотое будущее. За кулисами, мы подружились со Smashing Pumpkins и они оказались куда более странными, чем мы себе представляли. Я познакомился с Д’Арси, их бас-гитаристкой, и подумал что она была привлекательна в таком странном готическом смысле. Джеймс, их гитарист, был суперстеснительным и очень спокойным, а Билли Корган, их фронтмен, был веселым и добрым. Но после их выступления Д’Арси набралась водки. Она была пьяна в жопу. Если она таким образом начинала турне, то представьте себе, что было в конце. Наконец, мы вышли на сцену и сыграли кучу песен с Blood Sugar. Мы попытались сыграть Breaking the Girl и у нас не получилось, но все остальное прошло отлично.
На протяжении всего турне мы сблизились с обеими группами. Большинство людей скажут вам, что Билли Корган самый сложный и несчастный человек на свете, но мой опыт с ним был совершенно другим. Я нашел его очень умным и ранимым, очень ироничным. Его имэйл когда-то звучал так – #mailto: blackcloud@blah-blah-blah
[Закрыть]. Он также был очень хорошим баскетболистом. Мы однажды играли за сценой в Миллуоки во время всяких установок аппаратуры. Мое первое впечатление о нем было такое: «высокий, музыкальный, немного ботаник», но никак не «игрок». Но как только мы начали играть Билли стал забивать в корзину из-за линии.
Все три группы много гуляли вместе, например, ходили в кино. И Билли никогда не был завистливым, он всегда поддерживал меня. Но он явно был боссом в своей группе. Д’Арси была милой, но от нее только жди неприятностей. Джеймс тоже не сильно отличался от Д’Арси, а их барабанщик, Джими Чемберлэйн был просто монстром. Слава Богу, что во время того турне я не находился в зависимости, потому что если бы я сидел на наркоте, то он был бы моим дружком по этому делу, и мы оба сдохли бы. Он пил и принимал наркотики как долбаная горилла с огромным сердцем. Я помню как после таких шоу мы ходили по клубам, особенно в Нью Йорке, и он сидел там, окруженный девочками у барной стойки в своем пальто, чувствуя себя на все сто оттого, что становится известным, что он разъезжает по миру с турне, он сидел там с полными карманами кокаина и героина. Он был настоящим медведем без правил с диким музыкальным талантом. Сейчас с ним уже все хорошо, но у него были схватки со своей темной стороной.
Мы много тусовались с Эдди? Джефом Аментом и Стоуном Госсардом из Pearl Jam. Стоун был классным; он очень много стеснялся. Эдди и я стали равными друзьями и между нами не было идиотизма, типа: «о, я вас так давно слушаю». Мы выступали на одной сцене с самого первого дня и между нами не было никакой конкуренции.
К тому времени как мы добрались до Бостона, шум и гам, который наделали Pearl Jam, был феноменальным. Обычно, к разогреву приходит очень мало людей, но наша публика заполняла весь зал к выступлению Pearl Jam. В тот момент жизни Эдди был рад всему, он был рад играть музыку, которая всем нравится, он сдружился со всеми. Он приехал в Мичиган, чтобы сказать моей маме, какой у нее хороший сын и подружился с Блэки.
Между тем, вышел наш альбом. Впервые нас серьезно играли на радио и регулярно ротировали по MTV. Мы были на высоте. Все это делало Джона несчастливым. Он стал терять все его веселые личные качества. Меня сбивало с толку то, каким угрюмым стал его подход к музыке. Чего я не знал, так это то, что он уже тогда размышлял о своем присутствии в группе.
Когда мы с ним разговаривали по душам годами позже Джон сказал, что решил, что покинув группу после успешного альбома, он окажется в очень особенном положении, когда у тебя есть все возможности делать другие проекты, и при этом не быть частью фабрики звезд. Он чувствовал, что турне отбирает у него это особенное время. Конечно же, мы ничего этого не знали, потому что Джон постоянно сбегал от нас. На турне он взял с собой Тони, его девушку, и они находились в коконе.
Warner’s внезапно сильно заинтересовались альбомом и незамедлительно начали переговоры насчет второго сингла и видео. Мы были как раз в середине турне, в средней полосе Америки, когда к нам приехали представители компании чтобы обсудить возможность выпуска Under the Bridge как второго сингла. Эта песня была моим промахом. Иногда я мог ее петь, но иногда я просто не мог попасть в мелодию. В ту ночь у нас была огромная публика, и когда пришло время Under the Bridge, Джон начал играть первые аккорды, а я не смог запеть. Вдруг все стали петь там, где я должен был начать. Сначала я был ужасе от того, что испортил песню прямо перед людьми из Warner’s, которые были там специально, чтобы послушать эту песню, но оказалось, что они были в восторге от того, что петь начал не я, а вся толпа. Я извинился за свой промах, но они сказали: «Что? Ты смеешься? Каждый человек в зале знает слова этой песни. Это точно будет нашим следующим синглом».
Я воспринимал наш новый успех как благословление. Я не считал, что мы стали круче чем были, нет, мы были все теми же парнями, просто наш профессиональный уровень явно повысился. Я чувствовал, что мы должны быть благодарны этому подарку, этой удачи. Мы не «продались», мы не изменили тому, во что мы верили, мы просто сделали это. Однако Джон находил тот факт, что мы теперь популярны, плохим. У нас постоянно происходили яростные дискуссии за кулисами.
– Мы слишком популярны. Мне не нужно быть таким успешным. Я просто рад и горд играть музыку в клубах, как мы делали два года назад. – говорил Джон.
Но разве плохо что эти люди пришли сюда? – спорил я. – Давай, черт возьми, сыграем для них. Мы не должны ненавидеть себя и их из-за того что произошло.
Ирония в том, что чем больше он ненавидел то, какими мы стали, тем популярнее мы становились. Чем больше он сопротивлялся, тем больше альбомов мы продавали, чем больше он раздражался количеству людей, пришедших на шоу, тем больше людей приходило.
Мои постоянные споры с Джоном создавали большие проблемы в группе, которые причиняли огромные страдания Фли. Фли был занят процессом развода со своей женой, так что весь этот стресс привел к тому, что ему нужно было принимать что-то чтобы уснуть, принимать что-то, чтобы встать, и что-то в середине дня. Доктора прописывали ему все больше лекарств. То, что могло бы быть самым волнующим моментом в нашей карьере, получилось, в конце-концов каким-то странным. Все были на нервах. А Чед оставался Чедом.
Натянутость моих отношений с Джоном достигла предела на шоу в Новом Орлеане. Весь зал был полон – не было свободных мест и Джон стоял там в углу и фактически не играл на гитаре, не было слышно ЧТО он вообще там играет. Мы вышли за кулисы и тут началось.
– Джон, мне насрать, что ты думаешь, о чем думаешь, где ты летаешь, но когда мы выступаем и к нам приходит столько народу, которые заплатили за это деньги, которые хотят нас увидеть и услышать, хотят танцевать под наши песни, ты хотя бы должен, черт возьми, просто появиться и отыграть своё! – кричал я.
– Ну я так не считаю. Я лучше играл бы для десяти человек и бла-бла-бла-бла…
Фли смотрел на нас, думая, «О нет, это должно было произойти. Леди и джентльмены, Правильный-и-Любящий-Контроль-Фрик-Энтони против Ненавидящего-Всего-Этого-Джона». Мы продолжали спорить везде, в ванной, в машине, в холле. В конце-концов мы решили, что каждый останется при своем мнении.
Чем больше мы находились в турне, тем больше народу приходило на наши шоу. К тому времени как мы добрались да Западного побережья, мы перешли от всяких театров к огромным аренам, так что промоутеры решили, что нам нужно нечто большее, чем Pearl Jam. Второй альбом Nirvana – «Nevermind» – только что произвел огромный фурор, а я был просто без ума от этого альбома и предложил Nirvana вместо Pearl Jam. Эдди все понимал и таким образом Линди позвонил Nirvana, но их менеджеры сказали, что это невозможно, они заняты. Тогда я позвонил их барабанщику, Дэйву Гролу.
– Энтони Кидис! Мы обожаем вас, парни! Мы выросли, слушая вас в Сиэтле. – сказал Дэйв. Он рассказал мне, что они только что вернулись из огромного турне, и что Курт Кобейн был не в лучшем состоянии, но он попытается поговорить с ним насчет нашего предложения. Так он и сделал. Итак, Nirvana была с нами, но вдруг Билли Корган вытащил Smashing Pumpkins из договора по турне. Оказалось, что он раньше встречался с Кортни Лав, девушкой Курта, так что он отказывался выступать вместе с Нирваной, к тому же быть у них на разогреве. Таким образом Pearl Jam вернулись обратно.
Наше первое шоу было на Арене Лос-Анджелеса, и я все пытался заинтересовать Джона и развеселить его, говоря что с нами вместе будет Nirvana, но ему было все равно.
– Нирвана, Ширвана, какая нахрен разница?
Позже он станет огромным их фанатом, но сейчас ему было все равно, хотя он слушал довольно внимательно когда они открыли свое шоу кавером одной из песен The Who. Для меня это шоу было очень важным, мы играли дома. Перри Фаррел из Jane’s Addiction пришел на шоу в костюме разодетого принца, что для меня тоже символизировало своего рода успех.
В тот вечер я впервые встретил Курта Кобейна. Перед выступлением я зашел к нему в уборную, чтобы поздороваться, и он был там с Кортни. Он выглядел очень плохо. Его одежда была порвана, его кожа выглядела плохой, и было такое ощущение, что он не спал несколько дней. С другой стороны, он был таким великолепным. Я был просто в восхищении от его присутствия и ауры. Он был очень добрым. Мы мило побеседовали, и я поблагодарил его за то, что он согласился сыграть это шоу.
Я все смотрел на Кортни, потому что точно помнил, что я ее уже откуда-то знаю. И она закричала мне:
– Энтони, ты что, не помнишь меня? Я обычно подбирала тебя с Мелроуз, когда ты и Ким Джонс испытывали серьезные ломки. Я тогда была танцовщицей, и одолжила тебе двадцать баксов, а ты мне их так и не вернул.
Пришло время выступления Nirvana, и Курт вытащил себя на сцену, но этот парень, который выглядел как смерть, зажег толпу и сыграл лучшее шоу, что мы когда-либо видели. Их музыкальность, их энергия, их выбор песен будто бензопилой прорезали атмосферу того вечера.
У нас в кармане было пару трюков. Наше выступление открыл проигрыш Фли, только он был не на сцене, а спускался на нее сверху вниз головой. Джон находился в одном из своих настроений. Он сыграл хорошо, но мы очень мало сообщались во время выступления. А в финале мы сняли носки, и такое случалось все реже и реже. Следующее шоу было в Дел Маре, городе неподалеку от Сан-Диего. Мы играли в огромном гараже для самолетов (которых, конечно же, там не было) и снова Nirvana открывала наш концерт и снова Кобейн разрушил барабанную установку, после чего все просто сошли сума. К тому моменту, когда мы вышли на сцену, в зале не было пустого места, от всей публики исходил прямо пар. Тогда мы сыграли лучше. Было меньше нагрузки, и еще Джон чувствовал себя лучше. Может быть Nirvana его подталкивала. В ту ночь началась моя продолжительная война со звоном в ушах. Чед и я обнялись после шоу за кулисами и мы поняли, что у нас в ушах все звенело. Под конец этого тура, я заработал расстройство ушных барабанок, а это, к сожалению, одно из тех самых заболеваний, которые очень сложно вылечить. Следующей остановкой был славный город Сан-Франциско. Мы останавливались в отеле «Финикс», который был прославленным отелем в не очень хороших окрестностях. После шоу я справил Новый Год, сидя у бассейна с Куртом и Кортни. Мы сидели там примерно час под звездами, просто разговаривая. Я никогда не видет Курта таким расслабленным и, наверное, трезвым.
К тому времени как мы прибыли в Салем, штат Орегон, мои голосовые связки окончательно затихли. Они были как две сосиски, сдавленные друг другом, и я просто не мог издать ни одного звука, так что нам пришлось перенести последние даты на турне по западному побережью. После небольшого перерыва пришла пора турне по Европе. Джон не только продолжал отдаляться от группы, но теперь начала страдать его психика. Он проходил через период, когда был убежден, что его кто-то пытается убить каждый день – наш водитель, парень за кассой в Макдональдсе, еще кто-то. Я просто уверен, что он действительно в это верил, поэтому нам постоянно приходилось убеждать его в том, что никто не пытается его убить.
– Ну не знаю, – говорил он. – Я видел как наш водитель разговаривал с кем-то на улице, и мне кажется он связан с людьми, которые хотят моей смерти.
Я думаю, Джон испытывал старую добрую паранойю на самом экстремальном уровне. Он курил кучу травки и пил литры вина, и он не хотел быть в турне.
Путешествия теперь не были приятными. Мы не собирались вместе в автобусе, чтобы поболтать или послушать музыку, или устроить маленькие соревнования. Автобус стал мрачным местом, потому что мы разделились на лагеря. Джон взял с собой в турне свою девушку Тони, чем сломал наш договор о том, что на турне не должно быть жен или девушек. Для нас было не очень хорошо, что он взял ее с собой, потому что из-за этого Джон еще больше отдалялся от нас. Многие сравнивали их отношения с Джоном и Йоко, но это было неправильно. Тони никогда бы и не подумала говорить и отвечать за Джона; она была там, чтобы обниматься с ним и поддерживать его решения. Даже во время самых сильных трений между нами она просто улыбалась. Так что я никогда не думал, что она становилась между Джоном и группой. Было ясно, что все делал Джон, а она просто шла за ним.
Все ухудшалось и дошло до того, что мы с Джоном не разговаривали в автобусе, даже если проходили мимо, мы даже не смотрели друг на друга. Я разозлился и загрустил от этого. Я вел себя как мудак, Джон вел себя как мудак, а бедный Фли прятался под одеялом, неспособный выдерживать это. Даже всегда спокойный Линди растерялся. Он получал дикие звонки от родителей Джона, умоляющих его помочь Джону, потому что он совершенно потерял себя. Мы не пытались исправить ситуацию, мы просто пытались выдержать неделю за неделей. Теперь, когда я смотрю на это со стороны, для меня странно то, почему еще тогда мы не понимали, что это не приведет к хорошему концу.
Все стало хуже до того, как стало лучше. Мы прервали наше турне, чтобы вылететь в Нью Йорк в конце февраля, чтобы участвовать в «Субботним вечером в прямом эфире», что было катастрофой от начала до конца. Мы не пробыли там и пяти минут, а Джон уже поссорился со всеми, кто там работает. Музыкальный супервайзер, человек, который работает там уже много лет, подошел к Джону и сделал ему небольшое замечание, на что Джон отвернулся от него и сказал:
– Если этот ублюдок скажет мне еще хоть слово, я, блядь, не буду участвовать в этом гребаном шоу.
Я и так уже нервничал, потому что мы договорились, что будем исполнять Under the Bridge нашим вторым номером, песню, которая всегда давалась мне с трудом. Я полностью зависел от Джона, от его начала игры. Когда мы репетировали за кулисами, Джон начал играть совершенно неверно, совершенно не ту мелодию, практически переделывая песню для себя и остальных. Я был на нервах. Мы пытались сказать что-то Джону, но он уходил к Тони и закрывался с ней. Но он был за кулисами достаточно долго для того, чтобы чувствовать себя отверженным, когда к нам пришла Мадонна. Она участвовала в одной из сценок в ту ночь, так что она пришла сказать привет. Я знал ее уже много-много лет, еще с тех пор, как я пробовался на ее видео «Holiday», но не прошел, потому что не хотел остригать свои волосы. Все время, что она пробыла за кулисами, она игнорировала Джона, и он вышел, обиженный тем, что она не поговорила с ним.
Шоу началось, и мы исполнили нашу первую песню Stone Cold Bush. Все прошло нормально. Потом пришел черед Under the Bridge. С тех пор я слышал, что Джон был под героином на том шоу, но может быть еще он был и на другой планете, потому что стал играть какое-то дерьмо, которое я никогда не слышал. Я просто не имел представления, какую песню он играл, в какой тональности и на какой мотив. Он выглядел так, будто был в другом мире. До сегодняшнего дня Джон отрицает, что он играл не ту мелодию. По его мнению, он экспериментировал, чего бы он не делал, если бы мы нормально прорепетировали. Ну, мы не репетировали, но мы были в прямом эфире на телевидении, перед миллионами людей, и это был кошмар. Я начал петь, как мне казалось, в нужной мелодии, но оказалось, что я не мог этого сделать, я не мог поймать момент и линию напева, мне было очень сложно. У меня было такое ощущение, будто меня ударяли ножом по спине, мне казалолсь, что меня выставили на посмешище перед всей Америкой, пока этот парень стоял там в углу, в тени, играя какой-то «эксперимент». Я думал, что он делает это специально, просто чтобы поиздеваться надо мной.