Текст книги "Воспоминания Калевипоэга"

Автор книги: Энн Ветемаа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Чтобы никто не помешал нам, мы заперли в кухне хозяйку Преисподней (эту проделку добрая женщина давно мне простила) и продолжали развлекаться вчетвером. Обе сестрицы, вступившие в игру, вскорости признались, что и они в сих беспредельно сладостных забавах предельную слабость находят.

Так, в приятной неге и упоительных удовольствиях, провели мы время до утренней зари.

Это была прекрасная, блистательная ночь.

С утра девы, чьи сердца уже безраздельно мне принадлежали, решили поближе меня с адскими порядками и образом жизни познакомить.

Первое помещение, с коего началась наша экскурсия, было общежитие батраков. Меня поразили уют, комфорт и обилие железной утвари. Впервые в жизни привелось мне сесть на кресло из гнутых железных труб.

 
Стол железный – посредине,
Рядом – стулья из железа
И железные скамейки.
 

Сроду не подумал бы, что из столь твердого материала можно изготовить столь удобные сиденья. Под железным потолком поблескивали железные жерди.

– Зачем это в аду жерди? Здесь же не рига, и снопов здесь нет, чтобы на жердях сушить, – поинтересовался я.

– Вообще-то они не так уж и нужны, – объяснили девы, – их укрепили наверху просто для того, чтобы здешние батраки, а большинство их происходит из небогатых семей, чувствовали себя как дома.

Весьма похвальное проявление заботы о соблюдении навыков и традиций рядовых сотрудников должен я теперь, задним числом, заметить.

Затем направились мы в общежитие, или дормиториум, батрачек. Тут приложили руку дизайнеры, помешанные на меди. Все было медное: тускло поблескивали красновато-золотистые медные ложа с медными тумбочками возле них и медными же ночными посудинами. На медном столе красовались медные блюда и кружки. Потолок в горнице был покрыт медным купоросом, отчего помещение казалось более высоким и в то же время изысканно интимным. В этом святилище девы предавались сладким мечтам.

Я не находил ничего экстраординарного в том, что Рогатый свою личную квартиру оформил в золоте и серебре. Ведь и земные правители весьма привержены к сим благородным металлам, да только не часто проявляют они подобную заботу о своих подданных. На земле батраки и батрачки проживают обычно в сырых каморках или сараюшках, а железные да медные горницы разве что во сне видят.

Дальше повели меня девы в свою опочивальню, каковую они будуаром именовали. Ох ты! Тут и шелк, тут и бархат! Великолепные одеяла, ослепительные ковры, шикарные парчовые покрывала! Величественные и в то же время вызывающие, высились вдоль стен широкие двуспальные кровати под пышными кружевными балдахинами. К чему они тут, я спросить постеснялся. Только ясно мне стало, что у Рогатого мошна тугая и живет он на широкую ногу. Я пробормотал несколько панегирических слов по адресу здешнего хозяина, моим спутницам столь превосходные условия жизни создавшего. К удивлению моему, девы со мной не согласились: ад – он и есть ад, упорно твердили они.

«Вызволи нас отсюда!» – такую просьбу читал я в их глазах.

– Чего же вы тут сидите-то? – недоумевал я. – Сбежали бы, и конец, раз охота есть…

– Как же можем мы отсюда сбежать? – в три голоса возопили девы.

Это уж было смеху подобно, и я сказал, что давеча мелькнула у меня мыслишка, не похитить ли их всех троих, но нынче эта идея кажется мне дикой и даже преступной.

Девы сделали вид, будто меня не понимают. Тогда я им напомнил о шапке, исполняющей желания, ведь вроде бы шапочка сия всегда у них под рукой? Они покраснели, помолчали в смущении, потом пошептались, и средняя, моя зазноба, взяла слово. Речь ее была туманна и вначале напомнила мне философические завулоны ученого ворона, но эрудированный читатель, возможно, разберется, что сие все же не совсем тарабарщина.

– Калевипоэгу, – сказала дева, – не следует вульгаризаторски схематизировать обстановку. Весь этот шик, люкс и экстра-класс есть не что иное, как цепи, коими Рогатый хитроумно нас опутал. Роскошь и увеселения подавляют, глушат благородные порывы, среди коих можно назвать любовь к труду и стремление самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. Ведь так? То, что шапка, исполняющая желания, всегда находится в пределах досягаемости, висит на гвозде перед самым носом, подчеркивает так называемый принцип свободы воли.

Девы вновь пошептались меж собой, и опять заговорила моя зазноба. Стыдливо опустив очи долу, призналась она, что прошедшая ночь была для них троих переломной: немудрящие деревенские шуточки, грубоватые мужицкие игры пробудили их к новой жизни, заставили сделать переоценку ценностей и из чрезвычайно мучительного адского положения выхода искать. Они хотели бы знать, возможно ли рассчитывать найти в моем королевстве работу по специальности прях, – этот вопрос их весьма глубоко интересует.

Я ответил девицам, что ежели их дурацкое желание серьезно, то в беде они, пожалуй, все же не окажутся. Упомянул о своих друзьях – Алевипоэге и Сулевипоэге, отметив, что сии симпатичные холостяки сроду нищенского посоха в руках не держали. Моя зазноба при сем хитровато на меня взглянула: мол, о себе-то я почему молчу?

– Мы идем с тобой, о Калевипоэг! – в унисон молвили девы после небольшого совещания.

– Коли это окончательное ваше решение, то так тому и быть! – ответствовал я торжественно.

Продолжая экскурсию, подошли мы к адским амбарам, всего их было семь, но мое внимание привлекли два из них:

 
Третий – из яиц куриных
Возведен непостижимо;
Дивно выстроен четвертый
Из больших яиц гусиных.
 

Что за черт! Из самого что ни на есть хрупкого материала столь прочные постройки возведены! Обратился за разъяснениями к девам, но они признались, что в строительном деле ни бум-бум. Сказали только, что подобные сооружения называются мелкоблочными. Досадно, что не удалось получить более точных сведений об этих желточно-белочных амбарах. А здорово было бы обучить такому способу строительства какого-нибудь эстонского бетонщика – весь свет удивили бы!

Последний амбар был доверху набит свиным салом, и хотя волшебная шапка вчера избавила меня от мук голода, устоять против сала я был не в силах и тут же принялся свой мамон тешить. Девы же помирали со смеху, глядя, как я уписываю столь достойную короля Земли эстонской жратву.

Затем уселись мы рядком на золотую скамеечку, и я стал расспрашивать об ихнем владыке – Рогатом. Любопытно мне было, откуда он родом.

Девы выразили сожаление, что не знают подробностей о генеалогии Рогатого. Доводилось им, правда, слышать, что свояком ему приходится некий Тюхи (тоже дьявольского семени особа), а бабушкой – белая кобыла, но есть ли в этих слухах хоть крупица истины, никому не ведомо. Однако, судя по тому, что высокий лоб Рогатого украшают большие рога, в жилах его кроме кобыльей крови имеются и другие примеси.

Так что придется удовольствоваться данной, весьма скудной информацией, оставив происхождение и историю головокружительной карьеры Рогатого под покровом тайны. Примем на веру, что

 
Там Рогатый управляет
Вымершими племенами,
Как велел великий Таара
На заре живого мира.
 

Я задумался. Адские девы собираются из-за меня покинуть отчий кров (что средней сестричке, моей зазнобушке, приспичило, тут уж точно уж…); я слоняюсь по всему дому без ведома хозяина, как наглый, даже, можно сказать, бестактный басурман. А благоверную Рогатого мы аж под замок посадили. Ежели подобные порядки в Аду и в самом деле могут иметь место по велению Таары, то мое поведение, пожалуй, все же нельзя похвальным считать. Я поделился своими сомнениями с девами. Они все трое тут же губы надули.

– Сразу видать, что ты трусоват, – язвительно усмехнулась моя зазноба. – Впрочем, чего можно ждать от деревенщины, разве такой сиволапый пентюх осмелится порядок преступить, господам не угодить. Вернее всего тебе в Аду не задерживаться, а чесать отсюда побыстрей. Да неплохо бы рот утереть – сразу видно, что сало тебе по вкусу пришлось, одначе на твою жирную рожу смотреть тошно.

Такие речи не могли не привести меня в ярость. И привели. Да только глаза-то девичьи другое говорили. Взор ее не уничижительным, не осуждающим был, но вроде бы призывал меня силу и нрав свой показать. А все горшки перебить – нет, этого она отнюдь не хотела.

– Кончайте кудахтать! – вскричал я. – Марш за свои прялки, захудалые паклечесалки, вздорные куделемоталки! Ни одна задрыга чтоб тут не смела хвост поднимать да пасть разевать, пока мужчина ее не спросит!

Воздействие моего монолога оказалось сногсшибательным. Девы, затрепетав, отпрянули и воззрились на меня упоенно. Зело пригожи были они в сей миг. На ланитах моей зазнобы играл нежный румянец, грудь тяжело дышала, но ни одно словечко не сорвалось с уст ее.

Одначе немудреная их хитрость удалась все же. Разъярили они меня. Так, значит… Я, значит, сиволапая деревенщина, а Рогатый, значит, прирожденный аристократ… Ну ладно, это мы еще поглядим, кому от кого драпать придется.

 
Мне Рогатый ваш не страшен!
Сотня слуг мне не помеха!
Что мне тысяча подручных!
Этой дланью богатырской
Одолел я злого Тюхи…
Нынче справлюсь и с Рогатым! —
 

заорал я. – Вот сейчас вас всех из вашего барахольного пекла за хвост вытащу, пикнуть не успеете! А то вы тут загнили, разложились и того и гляди копыта отрастите!

Засим оборотился я к девам спиной, будто мне на них глядеть противно, и быстро рот утер рукою.

Они же, вновь пошептавшись, заговорили по-иному: мягко, кротко, проникновенно. Просили простить их опрометчивые речи и дали совет немедля в путь собираться. Дескать, властитель Ада столь премудр и хитроумен, что ни единому смертному вовек его не осилить. То время, что мы вместе провели, совместные наши забавы и игры, а особливо в кошки-мышки и в ястреба с курицей, они отродясь не забудут, но сейчас пора опамятоваться и остепениться, ибо Рогатый может в любой миг вернуться, и тогда как бы чего не вышло.

– О дорогой Калевипоэг, не губи себя! – так заключила моя зазноба со слезами на глазах.

– Что за разговор! Об чем речь! Ретироваться – так всем вместе. Да только допрежь желаю я с папашей Рогатым кое о чем tete-a-tete побалакать, – сказал я решительно.

И в тот самый миг в дверь сильно застучали.

Девы побледнели, струхнули, видать, зело.

– Схоронись скорей! – шепнула моя зазноба, ни жива ни мертва.

– Еще чего! И не подумаю! – был мой смелый ответ. – Я этому рогатому гаду покажу, где раки зимуют. – И, на всякий случай взяв у дев волшебную шапку, сунул ее за пазуху.

Передо мной стоял Рогатый.

Он был элегантен до предела: черный атласный плащ на красной подкладке, фрак и цилиндр, белый шелковый шарф, заколотый брошью с огромным рубином. Волосы и небольшие усики Князя Тьмы благоухали бриллиантином. Сей инфернальный джентльмен молча и, как мне показалось, даже с некоторым сочувствием разглядывал меня.

 
– Как забрел ты в клетку, братик?
Как в силок попался, птенчик?
Кто тебя, мой паренечек,
Заманил медовым словом? —
пробормотал он себе под нос.
 

Затем более официальным тоном Рогатый сообщил, что, к сожалению, не может тех, кто сюда попал, выпускать обратно на землю. Это давно установившийся порядок, нарушать который он не собирается. А кроме того, нельзя допустить проникновение на землю точных сведений об Аде.

 
Болтовня нас не утешит,
Брань не успокоит душу…
Лучше выйдем-ка наружу,
Будем биться мы друг с другом —
Потягаемся мы силой, —
надменно ответил я Рогатому.
 

– О tempora, о mores! – укоризненно пророкотал он, добавив, что решительное начало и дерзкий эпатаж, возможно, некоторые небезосновательно считают залогом успеха, но лично он отдает предпочтение изысканным манерам и хорошему тону. Тут я заметил, как одна из дев, прокравшись за спиной Рогатого, поменяла местами два бокала, стоящие в изголовье его кровати.

Рогатый сбросил свой шикарный плащ, швырнул его по-барски в шкаф, туда же закинул цилиндр и сообщил, что готов соответствовать ратоборским стремлениям нетерпеливого посетителя. Он взял один из бокалов, наполненный беловатой жидкостью, и старательно прополоскал рот.

Ежели я окажусь побежденным, он будет вынужден заковать меня, сказал Рогатый. Цепи не стесняют движений и довольно удобны, но убежать из Ада в них не удастся. Возможно, этот акт выглядит варварским, но таков заведенный обычай, он, Рогатый, всего лишь исполнитель.

Произнеся эти извинения, сатана отхлебнул из бокала несколько глотков (потом девы поведали мне, что в подменном сосуде была жидкость, умаляющая мощь).

Выбрали мы место для борьбы, поставили вехи, обменялись, как полагается, рукопожатием и приступили к поединку.

А допрежь того договорились, что будем придерживаться правил и запретов, принятых в греко-римской борьбе. Должно отметить, что Князь Тьмы в сем поединке весьма достойно себя держал и подножку мне ни разу не подставил. Несколько часов боролись мы на равных. И пыхтели, и кряхтели, уж спотыкаться начали, а все друг друга одолеть не можем. Меж тем мои болельщицы подбадривали меня поощрительными возгласами.

Поскольку борьбе нашей конца не видно было, решили мы устроить перерыв и мирно уселись рядом на лужайке, вроде бы и не противники. Однако обоим было ясно, что ничья невозможна.

И когда вновь сошлись мы, я решил бесплодную сию схватку в свою пользу закончить. Хоть и совестно мне было, пробормотал я волшебной шапке соответствующие слова и тут же стал так быстро расти, что аж суставы захрустели. Обхватив Рогатого поперек живота, я шмякнул его оземь, да так крепко, что он и шевелиться перестал.

Девы ликовали. С радостным визгом кинулись они к поверженному и принялись плеваться и пинать его каблуками.

– И ты, Бруута! – вздохнул Рогатый, поглядев на младшую из сестер.

После сих укорительных слов Князь Тьмы к дьявольскому чародейству прибегнул: вдруг стал сокращаться, съеживаться, таять, пока с тихим хлюпаньем не всосался в пол. Осталась лишь маленькая лужица синеватой жижи да тонкая струйка дыма над ней.

Тогда девы повели меня в сокровищницу. Я захватил там пару-другую мешков с золотом, перекинул через плечо, посадил на них дев и скомандовал волшебной шапке подбросить нас быстренько к устью пещеры.

Столкнувшись с Рогатым, понял я, что лучше с сим крутым фруктом не связываться, а топать из Ада не мешкая, ибо на земле нечистая сила только тем и опасна, что может в грех ввести, а сие не так уж страшно.

Мгновенно очутились мы у входа в пещеру.

Узрел я с радостью вновь дневное светило, девы же взирали на пылающий диск со страхом и изумлением. Спросили, где я достал такую роскошь. Скромно, без излишней похвальбы, сказал я, что здесь у всякого даже самого захудалого короля такая игрушка имеется. Сестры безмерно удивились и почтением к земному существованию прониклись.

Варильщики афродизиаки куда-то запропастились, однако под котлом дотлевало несколько головешек. Я раздул огонь и, повинуясь внезапному порыву, швырнул в костер волшебную шапку. Повалил густой дым, запахло горящим рогом, и вскорости шапка сгорела дотла. Девы жутко расстроились, рыдая, вопрошали они, почто загубил я чудесный сей предмет. Сказать по правде, и мне было жалко расставаться с магическим трансформатором, но что-то словно толкнуло меня – изничтожь, и я повиновался.

Теперь тому уж много лет, и по зрелом размышлении убежден я, что поступил разумно: оставшись владельцем волшебной шапки, был бы я всемогущ и всесилен, а раз так, то не о чем было бы и эпос сочинять. Но ведь тогда эстонцы не имели бы героической истории, а сие любой народ может к комплексу неполноценности привести.

Вот так, в таком примерно разрезе…

Девам же я сказал, что любой уважающий себя земнородный король плевать хотел на всякие шапки, кепки и прочие волшебные штучки Рогатого.

Прикусив языки, сестры с опаской вокруг оглядывались, но, как полагается молодым девицам, быстро оклемались, особливо когда напомнил я о своем обещании познакомить их с Алевипоэгом и Сулевипоэгом. Вскорости девы совсем оправились и, восседая у меня на закорках, запели песенку, в коей свои тайные помыслы и чаяния излагали:

 
Теперь, свободные девицы,
Желаем мы повеселиться,
И экстренно по сей причине
Необходимы нам мужчины.
 

XIII

Итак, первое мое сошествие в Преисподнюю закончилось благополучно.

Настроение у меня было недурственное – жив-здоров, золото в мешках позвякивает. Правда, одна заноза в сердце сидела: куда дев девать? Уместно ли сегодня же просить руки или с этим делом обождать следует? И вообще как это руки просят – дайте-ка, дескать, ручку, что ли?

Инда взопрел, вот до чего тяжкая забота! Тут силенкой не возьмешь, тут башкой работать надобно…

Решил снести дев на хутор Алевипоэга, он малый бывалый, может, какой дельный совет подаст.

Вскорости стоял я со своей ношей перед воротами Алевипоэгова хутора, и выскочивший из подворотни славный пестрый пес эстонской породы с радостным визгом обнюхивал мои лапти.

Навстречу мне вышел сам хозяин, а с ним Сулевипоэг, вот удача! Оказывается, он ненароком в гости зашел.

 
Ты возьми, мой брат любимый,
Трех тетерочек домашних,
Уток посади на гнезда —
Пусть охотничков покличут!
Пусть приходит сват из Виру,
Молодец из края Харью,
Парень с выкупом из Ляне! —
 

сказал я другу. Ну, думаю, Алевипоэг меня выручит, он обхождение знает, сперва о погоде поговорит, об урожайности зерновых, приусадебный участок девам покажет, потом закусить пригласит и ловко разговор в нужное русло направит.

Как бы не так! Стоило сему мужу узреть старшую из адских дев, его словно скипидаром помазали: подскочил с прыткостью, помог девице с моей спины слезть, за ручку подхватил, да и не отпускал ту ручку больше. А дева пылала, словно маков цвет. И никто уж ни слова от сих двоих не слыхал, они друг на дружку только и смотрели.

А Сулевипоэг с младшей девой тоже не больно-то во внимании да советах нуждались – они, взявшись за руки, в полном единодушии отправились по окрестностям прогуляться. Все бы оно ничего, да вот то худо, что хозяин еще двоих гостей самим себе предоставил, и сия парочка, баран да ярочка, ниоткуда поддержки и помощи получить не могли.

– Это самое… мне теперича… как его… недосуг… – пробормотал я. – Вот ужо завтра…

– Завтра? – В голосе моей зазнобы слышалась обида.

– Ну да, ясное дело, завтра… Куда я денусь-то?

– А нельзя ли мне сейчас с тобой вместе пойти? – спросила она робко.

– Да ты что, балбешка несмышленая… У меня эти… как их… мужские дела.

– Мужские дела? Что сие означает – мужские дела? – И закончила грустно: – Впрочем, то королю лучше знать…

Стояла зазноба моя под яблонькой, мне вослед смотрела. Жалко ее, да только не привык я на попятный идти. «Успеется… успеется… подумать толком надобно прежде», – успокаивал я себя.

Мужские дела не больно далеко меня завели, всего лишь в тенек на пенек поразмыслить.

«Да, слабоват ты, победитель Рогатого, слабоват оказался», – зудел у меня в голове один голос. А второй тут же приводил возражение: «Правильно поступаешь, правильно! Кто ее знает, чего она там творила и как себя вела, в подземном-то царстве!»

«Да стоит ли герою в брак вступать? Ведь он себя народу своему целиком посвятить должен. А супружеские радости короля от государственных дел отвлекут, – не сдавался первый голос. – И вообще много ли в ней проку, в плотской-то любви? Вспомни, Калевипоэг, как над тобой островитяночка измывалась! А ты? Ты до того с ней изнурился, не хуже мартовского кота, что чуть во вшивой луже, морем именуемой, с жизнью не расстался».

«Нет, нельзя островитянку с адской девой равнять, одна другой не чета!» – возмущалось второе «я».

«А вот возьму и посватаюсь завтра же!..»

Раздираемый тезами и антитезами, преклонил я главу свою на мшистую кочку. Может, небеса мудрости мне пошлют во сне.

 
Наконец дыханье ночи,
Вея холодом росистым,
Сладким сном его сковало…
 

Хотел бы я знать, почему историографы ни словом о моих сомнениях и сердечных терзаниях не обмолвились? Утверждают единоустно, словно в черепушку ко мне заглядывали, что полон я был мыслями о войнах, Эстонской земле грозивших, о бедствиях Виру и так далее и тому подобное. Вообще-то верно, государственные дела у меня всегда на первом плане были, но в тот вечер одолевали меня иные печали.

Однако под утро задремал я все же.

Неспокоен сон мой был, виделся мне грустный взор адской девы, ее дружеская рука, доверчиво волшебную шапку мне в Преисподней протянувшая… Не скрою, что и прочие прелести девицы снились мне. Например, крепкая ножка, золотистыми волосиками покрытая, что мелькала пред моими глазами, когда мы сюда шли, а под коленкой кожа гладкая да тонкая, инда жилочки просвечивают. И еще шаловливая пятка, может, ненароком, а может, и намеренно по лбу меня в такт моим шагам постукивавшая. До чего же мягкая и розовая она была, ну ровно ягнячий носик!..

Видать, я вновь в поэзию ударился! Предоставляю слово летописцам, у них это лучше выходит:

 
В сновидениях игривых
Перед Калевовым сыном
Дева адская явилась
И его ласкала жарко,
Целовала, миловала…
 

И надо же, чтобы именно в оную ночь терзаний и сомнений, именно в оный час раздумий и мечтаний некая распутная бабенка, дочка какого-то местного знахаря, лучшего времени не найдя, надо мной надсмеялась: бесстыдно присела она на косогор… и вот уже солоноватая влага оросила мечущегося в беспокойном сне младого богатыря.

 
Не успел усталый витязь
На земле пристроить спину,
Как вода коснулась бока,
Бедра спящему смочила.
Тихо подступала влага:
Вот подобралась и к шее,
Щеку тронула легонько.
 

Пробудившись, никак разобрать не мог, что же случилось со мною.

Не успев опомниться, был я омочен сей мерзостной и непристойной жидкостью с ног до головы.

Я вскочил.

Сонным взорам моим мерзопакостнейшая картина представилась. На высоком холме восседала на корточках знахарева дочка, со смеху помирая. Бесстыдный хохот искривил узкую ее рожицу, с мордочкой горностая схожую.

А утро выдалось прекрасное, теплое, безветренное, и торжественно всходило за спиной мочеиспускательницы багряное солнце. Полагаю, что божественное светило немалую охоту имело обратно за горизонт сокрыться, ибо то, что оно ласковыми своими лучами освещало, паскудной гнусностью являлось. Страшное дело! Не то что рассказывать, вспоминать и то жутко!

Вскрикнул я и глаза руками закрыл.

Однако поток не иссякал. И еще того хуже. Та, что виновницей его являлась, писклявым мышиным голоском гнусное предложение произнесла: не поднимусь ли я, дескать, на бугор к ней, чтобы в приятных утехах время провести? Теперь, дескать, всем на свете ведомо, что не больно-то король к адской деве прикипел.

У меня не было слов…

Ошалев от стыда и гнева, схватил я под руку подвернувшийся валун и запустил его в негодницу.

Раздался вопль и зовы о помощи:

 
Ох, матушки, ох, батюшки,
Позовите лекарей,
Помогите мне скорей!
 

В первый миг сладостное злорадство овладело мною: не иначе как сам Уку удар мой направил, дабы безобразницу сию покарать! Так ей и надобно, сквернавке! Однако орала она все истошнее, и я забеспокоился.

А вдруг – десница-то у меня богатырская – изувечил я бабенку? Как-никак, а все же женский пол, да и гоже ли северной земли богатырю камнями баб по центру бомбить?

Взглянул я на холм. Знахарева дочка каталась по земле в корчах, словно с жизнью расставалась. Может, ваньку валяет? Да нет, вроде непохоже. Стоял я, руки опустив, чего делать, не зная. Она же меж тем стенать продолжала. Придется на помощь идти, а то как бы не окочурилась совсем.

И я полез на холм.

До чего же нескладно я карабкался! От громких призывов о помощи руки-ноги мои дрожали. Может, я с непривычным делом и управился бы, кабы вдруг из ольшаника не вышла… Кто? Да зазноба моя, адская дева, всю ночку мне снившаяся. И вот она въяве стояла недвижимо и смотрела на меня, над орущей знахаревой дочкой склоненного.

И огласил лучом денницы освещенные окрестности новый вопль:

– Мужские дела!.. Мужские дела!.. Так вот они какие, дела-то!..

И пала дева на землю, чувств лишившись.

Ну тут уж я совсем растерялся и бросился бежать в спасительную чащу леса, словно подлинный злодей, на месте преступления застигнутый.