Текст книги "Ритуальные грехи"
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Глава вторая
Собрания Старейшин проходили тайно, они являлись на них с торжественными лицами и держались с большим достоинством. Как женщины, так и мужчины сидели на голом полу, скрестив ноги и раскинув руки ладонями вверх. Все они ожидали, когда на них снизойдет озарение. Даже чужак, который при обычных обстоятельствах ни за что бы не присоединился к этой группе экзальтированных чудаков, тоже сидел, соблюдая почтительную тишину.
Если бы кто-нибудь приложил достаточно стараний, он смог бы стать очевидцем этих собраний. Вот только вряд ли он что-нибудь услышал. Старейшины встречались часто, чтобы обсудить финансовые вопросы, будущие перспективы, а также те чудесные перемены в их жизнях, которые произошли благодаря Люку Берделлу.
Именно этим они занялись и сегодня. Альфред Уотерстон с уверенной решимостью посмотрел на сидевшего поблизости Старейшину.
– Как нам организовать смерть Люка?
И чужак вежливо и осторожно поднял руку.
Значит, первую схватку он выиграл, подумала Рэйчел, глядя на прочную дубовую дверь. Какая разница? Если на то пошло, ей вообще не следовало приезжать в Санта Долорес. Но были вещи, которые она не могла оставить без внимания, тайны, которые она должна была раскрыть, поэтому временная неудача не могла охладить ее решимости. Кроме того, среди этих счастливых улыбающихся лиц у нее был союзник.
Конечно, он оказался прав, замок в двери отсутствовал. Поэтому Рэйчел подперла дверную ручку стулом с прямой спинкой, закрыла жалюзи и начала раздеваться. Если взглянуть на все объективно, это даже нельзя было считать поражением. Например, в отличие от большинства людей она не подпала под гипнотические чары Люка Берделла. Больше того, у нее даже не возникло такого желания. Она встретилась с врагом лицом к лицу и выстояла. И это было большой победой. Ванна оказалась крошечной и очень практичной – кабинка с душем, туалет и небольшой умывальник. Зато горячей воды хватало с избытком, и Рэйчел долго млела под струями душа, позволяя им омывать ее тело и уносить с собой напряжение долгого утомительного дня. Она не стремилась к тому, чтобы потоки воды растворили в ней гнев и решимость, но спокойное состояние духа помогло бы ей держать себя в руках. Люк Берделл и Братство Бытия были грозными противниками. В борьбе с ними нужно было использовать даже самое незначительное преимущество.
Пока она совершала вылазку в стан врага, просторное одеяние из хлопка, очень похожее на пижаму, странным образом исчезло из ее комнаты. Впрочем, светло-зеленый цвет ей никогда не шел, поэтому Рэйчел из духа противоречия натянула джинсы и футболку и пригладила рукой коротко остриженные волосы. В комнатах Санта Долорес отсутствовали зеркала, наверное, чтобы не поощрять излишнее тщеславие, но Рэйчел и без них прекрасно знала, как выглядит. Она носила одежду большего размера, которая висела на ее тощей фигуре, словно на вешалке; на бледном лице не было и намека на косметику; глаза подозрительно и недоверчиво взирали на окружающий мир. Ничто не способно было вызвать в них интереса и желания, кроме чего-нибудь крайне ужасного и порочного.
В нереальном мире Санта Долорес она была чужой. Но и в этом тоже не было ничего нового. На всей земле не осталось уголка, где бы она чувствовала себя как дома. Рэйчел выросла со знанием того, что она – нежеланная гостья в многочисленных домах и апартаментах ее матери, а закрытые школы, которые она посещала, не смогли изменить ее жизнь к лучшему. Она не владела даром заводить друзей, потому что никому не доверяла настолько, чтобы делиться своими тайнами и надеждами, а значит, не было и семей, которые она могла бы посещать с дружескими визитами. С тех пор, как Рэйчел окончила колледж, она сменила несколько квартир, одинаково больших и безликих, пока не осела в просторной пустой квартире в районе восточного Манхэттена.
Меньше года назад ей казалось, что положение дел изменилось. Рэйчел окончила Гарвард с неплохим результатом, что позволило ей без особого труда находить хорошую работу, которую она выполняла с холодной педантичностью и прилежанием. Совсем недавно она уволилась с последней работы, пополнив солидной суммой банковские сбережения, после чего позволила себе небольшую роскошь. Упаковав чемоданчик предметами первой необходимости, она заплатила уйму денег и полетела в Испанию.
В ее затее не было никакого смысла – она никогда не интересовалась Испанией. И все же она прибыла туда солнечным, горячим до одури днем, взяла напрокат автомобиль и пустилась в путь. Рэйчел ехала целый день, пока совсем не выдохлась, и остановилась в глухой деревушке, расположенной на самом краю небольшого полуострова. Она сняла домик, укрывшись в нем как от всего мира в целом, так и своей матери, в частности. Целые дни она проводила в абсолютном безделье, валяясь на пляже, питаясь свежими фруктами, хлебом и сыром, пока горячее солнце выжигало из нее страх и горечь, копившиеся в ней долгими годами. После трех месяцев блаженного ничегонеделания ей даже показалось, что она почти обрела счастье.
Дом принадлежал древней старушке из Андалузии и был выставлен на продажу. Окрыленная внезапной надеждой, Рэйчел вернулась в Нью-Йорк. Она помирится со своей вечно недовольной матерью. Потом обналичит немного акций, купит домик в Испании и, собрав нехитрые пожитки, вернется в свой первый настоящий дом, к своим новым друзьям.
Однако ее мать уже покинула Нью-Йорк и уединилась в стенах Санта Доминго, отказавшись от общения с единственной дочерью. И у нее были на то веские причины. Трастовый фонд, основанный третьим мужем Стеллы, был полностью исчерпан. Роскошные апартаменты на Парк Авеню, напичканные дорогим антиквариатом, были проданы, даже несколько ценных вещиц, подаренных некогда матерью, таинственным образом исчезли из квартиры Рэйчел.
Ненависть, клокотавшая в душе Рэйчел, помогла ей продержаться несколько месяцев, чтобы найти новую высокооплачиваемую работу, подлатать пошатнувшиеся финансовые дела, а заодно придумать план мести своей легкомысленной матери.
Все изменилось одним поздним вечером, когда в ее квартире раздался телефонный звонок из Санта Доминго. Слова и голос, их произнесший, навсегда запечатлелись в памяти Рэйчел.
– Твоя мать отправилась в последний путь, – пробормотала в трубку женщина, назвавшаяся Кэтрин. – Господь благослови, дитя мое.
Рэйчел швырнула трубку и осталась стоять посреди большой пустой квартире, дрожа от холодного вечернего воздуха.
– Господь благослови мою задницу! – громко сказала она и разрыдалась.
Насколько помнила Рэйчел, это был последний раз, когда она залилась слезами. За всю свою жизнь она так редко плакала, что могла с легкостью вспомнить каждый печальный, болезненный повод для слез. Она оплакивала окончательную, бесповоротную утрату своей матери. К тому времени, как она узнала о распродаже огромного состояния матери, включая и воровство ее трастового фонда, слезы сменились слепой яростью.
Эта ярость и сейчас поддерживала ее силы. Но чтобы ее питать, требовалось горючее, а Рэйчел даже не помнила, когда ела в последний раз. Время близилось к шести, когда должны были подать ужин, и Рэйчел была настолько слаба, что согласилась бы проглотить все, что угодно, даже вышеупомянутых дохлых крыс. К сожалению, последователи Люка Берделла оказались вегетарианцами. Может статься, что через несколько дней жареная крыса покажется Рэйчел очень аппетитным блюдом.
Она не ожидала тихого стука в дверь. Девушка убрала стул и открыла дверь, ожидая увидеть вернувшегося врага, но человек, стоявший на пороге, был далек от той ядовитой, смертельно опасной ауры, которая окружала Люка Берделла.
Женщина воплощала собой образ матери, о которой всегда тайно мечтала Рэйчел. Пухлая, седовласая, с добрыми глазами и радушным выражением на морщинистом лице, она всем своим видом излучала душевность и теплоту. То есть именно те черты характера, к которым Рэйчел всегда относилась с подозрением.
Но оказалось, что гнев отнял у нее слишком много сил. Она посмотрела на пожилую женщину, и в ее душе шевельнулось нечто похожее на доверие.
– Меня зовут Кэтрин Биддл, – сказала женщина мягким, ласковым голосом. – Я говорила с тобой в ту ночь, когда умерла твоя мать. Милая, мне так жаль, что я не смогла уделить тебе должного внимания в столь печальный час.
Рэйчел хотела дать волю своему острому язычку, но передумала.
– В то время я не нуждалась в участии, – сказала она.
– И сейчас оно тебе тоже пока не нужно, – проницательно заметила Кэтрин. – Ничего страшного, милая. Все должно идти своим чередом. Я надеюсь, ты присоединишься ко мне за ужином.
– Здесь? – с сомнением спросила Рэйчел.
– А где же еще? Ответы на все вопросы находятся здесь, среди Людей Люка. Мы все делим трапезу между собой – Санта Долорес представляет собой общинную жизнь в чистом виде. Но мы будем рады, если ты захочешь присоединиться к нам за общим столом.
– Все едят вместе? – осторожно спросила она. Несмотря на то, что ее таиственный союзник тоже мог присутствовать на ужине, Рэйчел не хотелось встречаться со всеми счастливыми обитателями Санта Долорес, особенно с их предводителем.
– От нового последователя до самого Люка.
– Я вовсе не последователь, – резко возразила она.
– Конечно, нет, милая, – спокойно ответила Кэтрин. – Я вовсе не это имела в виду. Но ведь ты приехала, чтобы узнать наш образ жизни, не так ли? Чтобы убедиться, что щедрый дар твоей матери помогает тем, кому не очень повезло в жизни? Ты пришла с открытым умом и желанием приобщиться к миру и гармонии, которые может даровать лишь путь, начертанный Люком?
От одной этой мысли сердце Рэйчел наполнилось ужасом. Но Кэтрин Биддл выглядела настолько открытой и полной надежд, настолько милой, что Рэйчел сдержалась и не сказала ей всей правды.
– Я пришла, чтобы познать истину, – честно сказала она. И она узнает все, что только возможно. Конечно, она хотела воспользоваться вновь обретенными сведениями, чтобы отобрать у Братства деньги матери, и вообще все, что только возможно. А еще она горела желанием увидеть, как Люк Берделл отправится прямиком в ад.
– Конечно, ты должна это сделать, – одобрительно сказала Кэтрин. – Ты будешь учиться, и все Старейшины с радостью тебе помогут.
– Мне не хочется проводить время со Старейшинами, – призналась Рэйчел, выйдя следом за Кэтрин в коридор. – Я стараюсь проводить как можно меньше времени со стариками в строгих костюмах.
– Старейшины – это не совсем точное определение наших руководителей. Большинство из них старики, но среди них есть и женщины, – Кэтрин улыбнулась. – Старейшины одеваются, как все остальные. По цвету одежды можно определить, чем занимется тот или иной человек. Новоприбывшие носят одежду зеленого цвета, а Старейшины – серого.
Кэтрин была одета в тунику и штаны светло-серого цвета.
– Ох, – сказала Рэйчел.
– Рэйчел, нас не нужно бояться, – продолжала Кэтрин мягким дружелюбным голосом. – Старейшины такие же, как и все остальные, они используют свой опыт на благо общины. Мы с радостью поделимся с собой своими знаниями, расскажем о наших путях.
По какой-то причине едкое замечание, готовое сорваться с губ Рэйчел, так и осталось невысказанным. Она могла отчаянно сопротивляться подавляющей силе Люка, но материнское участие Кэтрин казалось куда опасней.
Поэтому она решила не спорить.
– Мне кажется, что это будет очень интересно, – осторожно сказала она.
Пока они шли по коридору, Рэйчел старалась не обращать внимания на скудную обстановку помещений. Кэтрин остановилась возле массивных деревянных дверей и посмотрела на Рэйчел, из небрежного пучка волос на затылке выбились несколько седых прядей.
– Ты нам не доверяешь, – сказала она бодрым тоном. – Моя дорогая, я тебя не обвиняю. В твои годы я была такой же ранимой и тоже никому не верила. Но мы завоюем твое сердце. Я уверена, что так и будет.
Она взяла Рэйчел под руку, и та почувствовала, что свободная одежда скрывает на удивление сильное тело.
– Добро пожаловать, – сказала Кэтрин и открыла дверь.
Его выбор пал на Кэтрин чисто интуитивно, подумал Люк, наблюдая за двумя женщинами. Все тянулись к Кэтрин за материнским теплом, и молодая девушка, обделенная материнской лаской, казалась легкой добычей. Тем более что Кэтрин действовала из добрых побуждений. Ее материнские инстинкты, ранее никем не востребованные, были совершенно естественными, и вот поглядите-ка, уголки губ у Рэйчел Коннери немного смягчились.
Интересно, сможет ли он так же легко с ней совладать? Может быть, ей тоже захочется увидеть в нем некую замену своей матери. Эта мысль показалась ему забавной. Как правило, ему удавалось быть для своих учеников всем, кем угодно – отцом, матерью, чадом, возлюбленным – но при этом он всегда сохранял некую душевную отстраненность. Он даже мог бы заключить пари с Кальвином, единственным из присутствующих, кто знал о нем всю правду, на то, сколько времени ему потребуется, чтобы подчинить себе эту мегеру.
Он забрал у нее мать, забрал ее деньги – и все это он проделал с ангельской невинностью праведника. И Рэйчел он тоже возьмет.
Она еще его не заметила, хотя судя по всему, ей очень этого хотелось. Кэтрин повела ее к столу Старейшин, и остальные бросали на Рэйчел недоверчивые взгляды, пряча их под добродушными улыбками. Его последователи отличались какой-то патологической заботой, когда дело касалось его персоны. Они даже не догадывались, что Рэйчел почти у него в руках.
Сегодня вечером он сидел среди кающихся, его белая туника затерялась среди их бледно-желтых одеяний. Он всегда столовался со своими учениками, ел мало, но сам факт его присутствия оказывал на них мощное воздействие. Кающиеся почти трепетали от возбуждения, не подозревая о том, что все его внимание сосредоточено на упрямой чужачке.
– Люк, неужели я когда-нибудь обрету истинное понимание? – Мелисса Андервуд, тощая блондинка с проблемами в области секса, придвинулась ближе к нему. Весь прошедший год она провела в попытках пустить свою неуемную сексуальную энергию на поиски мира и спокойствия, и Люк посмотрел на нее с добродушной улыбкой. Он был не из тех, кто тратит свою энергию на нечто столь аморфное, как совесть, но если бы он снова предстал перед судом – в этом мире или каком-нибудь другом – случай с Мелиссой был очком в его пользу. Здесь ей не угрожали ни смерть, ни болезни, ей не нужно было беспрестанно менять мужчин и женщин в надежде утолить ненасытное сексуальное желание. В Санта Долорес она жила в спокойном уединении, щедро оплаченном алиментами ее бывшего мужа.
Или взять, к примеру, Бобби Рэя Шатни, который сидел скрестив ноги в конце стола и усердно разглядывал свои руки. Мало кто знал, что Бобби Рэй, будучи тринадцати лет от роду, совершил серию убийств, жертвой которых стали его семья, трое соседей, сотрудник ФБР и коккер-спаниель. У него был разум невинного ребенка, а тяга к насилию дремала в нем до тех пор, пока он жил вне общества, которое предъявляло к парню слишком суровые требования.
Он поднял глаза и, встретив задумчивый взгляд Люка, послал ему счастливую улыбку человека, мозги которого полностью затуманены лекарствами. Если у него и было желание убивать, то хорошая доза транквилизаторов держала его кровожадные инстинкты в железной узде.
С уходом Люка наступят большие перемены. Когда здесь все развалится, и у Люка не будет другого выхода, кроме как быстро смотать удочки, ему придется оставить Бобби Рэя и других, таких же заблудших душ, на произвол судьбы, – вот тогда они зададут жару всему миру и остальным невинным обитателям Санта Долорес. А все потому, что не будет никого, кто бы даровал им чувство успокоения. Кто держал бы под жестким контролем их детскую веру в спустившихся с небес пророков и надежду на вечное спасение.
Люк Берделл хорошо знал, что значит убить человека. Не было ни дня на этой земле, когда бы он не вспоминал ощущение того, как нож глубоко вонзается в плоть. Как обильно течет почти черная артериальная кровь, как хрипит смерть, стремительно унося с собой еще живую душу. А еще запах убийства – он всегда следовал по его пятам. Ему говорили, что потом будет легче. Чем больше ты будешь убивать, тем больше тебе захочется повторения этого действа. Снова и снова. Может статься, ты даже войдешь во вкус.
Но ему не хотелось продолжения, не хотелось узнать, полегчает ему потом или нет. Он предпочитал жить с ночными кошмарами. Это было своего рода покаяние, и окружающие понимали его без слов и еще больше сплачивали вокруг него свои ряды.
И все же до того, как он покинет Братство, ему надо решить, как поступить с Бобби Рэем Шатни и другими, такими же как он психопатами.
Рэйчел сидела между Кэтрин и Альфредом Уотерстоуном, которые обладали хорошими манерами старой закваски. Кэтрин принадлежала к одной из благороднейших семей Филадельфии и вела себя с достоинством настоящей леди. Она была последним отпрыском безобидных аристократов, предъявлявших высокие требования к хорошему воспитанию, что вызывало неподдельный ужас у богатых выскочек, которые пытались подражать их изысканным манерам. Альфред имел такой же внушительный вид, в его натуре деловая хватка опытного администратора прекрасно уживалась с острым умом финансового гения.
Судя по всему, Рэйчел не устояла перед обаянием Кэтрин, казалось, еще немного, и она улыбнется. Люк догадывался, что улыбка чудесным образом изменит черты ее бледного, несчастного лица. Однако он сомневался, что хочет знать это наверняка. Вызов – это одно дело, а признак слабости – совсем другое. Не то, чтобы он рассматривал некоторые вещи, как потакание собственным слабостям. Ну разве что хорошо прожаренный бифштекс. Или женщина с аппетитными формами, не задающая лишних вопросов. И потом, это было вовсе не проявление слабости, а нечто такое, что он позволял себе время от времени. Когда остальные этого не видели.
Она повернулась в его сторону, но Люк уже отвел взгляд, следуя какому-то древнему истинкту самосохранения, который в прошлом не раз спасал ему шкуру. Он доброжелательно улыбнулся Бобби Рэю, в то же время раздумывая над тем, какую дозу успокаивающего вколоть парню, чтобы поддержать в нем мирное расположение духа. Может, когда придет время, придется несколько увеличить дозу. Убийство, как средство полного и окончательного контроля. Если возникнет необходимость, он это сделает, не моргнув глазом.
Время перемен близилось, и Люк об этом знал. Стелла Коннери оказалась предвестницей этих перемен, а Люк всегда уделял большое внимание приметам и знакам свыше.
Приезд ее дочери означал начало конца. Конца его спокойной и приятной жизни. И все произошло своевременно, ни минутой раньше, ни минутой позже.
Старейшинам это не понравится. Он прекрасно знал, что это люди неглупые и не пытался их недооценивать. Уж Альфред непременно заметил, что Люк чем-то всерьез озабочен. Наверняка они уже строят планы на будущее, чтобы Братство процветало и дальше, денежки поступали щедрой рекой, и вера продолжала жить и без их богоданного мессии.
Ему было интересно, как они решили с ним поступить.
Зло было повсюду в этой большой мирной комнате, полной добрых кротких людей. Зло было старым врагом, близким приятелем.
Быть может, настало время познакомить с ним испорченную, злобную Рэйчел Коннери, чтобы и она узнала его жадную хватку.
Джоржия Реджинальд закрыла глаза, улыбнулась и еще ближе скользнула в объятия смерти. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как ей поставили диагноз особо опасной формы заболевания. Слава Богу, что к тому времени она уже вступила в ряды последователей. Люк указал ей путь, и к тому времени, когда доктора в больнице Братства сообщили ей страшную новость, она поняла, что встретила это известие с радостью.
У нее никогда не было болей, и за это следовало благодарить вновь обретенную веру. Она никогда не думала, что болезнь может угнездиться и разрастись в здоровом теле шестидесятилетней женщины. Ведь у нее в роду никто не болел раком, и она всегда гордилась тем, что хорошо заботится о своем здоровье.
Ах, но ведь судьба порой бывает такой шутницей – об этом не раз предупреждали и Люк, и его ученики. Болезнь приходила незаметно, без предупреждения ко многим из ее друзей. Она получила все, что было положено в таком случае – и химиотерапию, и облучение, но ничто не помогло. Теперь она чувствовала слабость и была готова покинуть этот мир, но ей хотелось увидеться с Люком в последний раз.
За ним послали. Если ей удастся продержаться еще чуть-чуть, то она посмотрит на Люка и представит себе, что снова стала молодой. И его глаза смотрят лишь на нее одну.
Она должна была рассказать ему о деньгах. Старейшины, конечно, о них знали. Особенно Альфред, который за ней присматривал. Он помог ей уладить все дела, но она знала, что Люка не заботят финансовые проблемы Братства. Для этого у него были Старейшины, именно они занимались деловой стороной в Санта Долорес.
Ее наследство окажет существенную поддержку Братству, и от этой мысли душа ее возликовала. Она услышала скрип двери и собрала последние силы, чтобы открыть глаза. Люк стоял возле ее кровати, длинные волосы почти полностью скрывали его лицо, и ей захотелось протянуть руку и погладить их, хотя никому не разрешалось этого делать. Конечно, он не стал бы возражать. Она хотела поднять руку, но не смогла. В комнате были и другие люди – но ее это больше не беспокоило. Все ее мысли были заняты Люком. Она раскрыла рот, чтобы заговорить, но не смогла вымолвить ни слова. Она почувствовала, как теплая рука Люка коснулась ее холодной кожи, но это тепло уже не могло ее согреть.
– Пора в путь, Джорджия, – его низкий, глубокий голос ласковой волной отозвался в ее душе. Пока он держал ее руку, над ней склонился кто-то еще, в голубой одежде медперсонала. Холодная игла проткнула кожу и наполнила вены ядом смерти. Она широко раскрыла глаза, пытаясь в последний раз увидеть Люка. Но увидела лишь пустоту.
