Текст книги "Гимн крови"

Автор книги: Энн Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Предатель! – сказала мне Мона.

– Бедная малышка, – сказала Долли Джин, которая была уже пьяной и задремала. – Нарожала этих ходячих детей, которые разорвали ей матку.

При этих словах Ровен затаила дыхание. Она убрала руку, а ее плечи сжались, как будто в попытке спрятаться в себя.

Михаэль был сильно встревожен, как и Стирлинг.

– Долли Джин, эта тема не обсуждается, – сказал Михаэль.

– Ровен, ты можешь продолжить? – попросил я. – Я понимаю все, что ты говоришь. Ты как раз объясняла, как и по какой причине ты готова хранить наш секрет.

– Верно, – сказал Квинн. – Ровен объяснила, почему она готова мириться с тем, что мы есть.

В глазах Михаэля отразилась сильнейшая боль, нечто глубоко личное, с чем он оказался почти один на один с собой.

– Да, это и есть правда, – сказал он вполголоса.

– Я родила двоих, – сказала Ровен. – Я дала волю злу двенадцать поколений спустя. Вот, что хочет услышать Мона. Вот секрет, которым мы можем с вами обменяться.

– О да! – саркастически вскричала Мона. – Продолжим выслушивать сагу о Ровен! Я желаю услышать о собственном ребенке! И человеке, который ее забрал.

– Сколько раз я должна говорить тебе, что не могу их найти. Я вновь и вновь предпринимала поиски.

Я рассердился на Мону. Мне пришлось глубоко вздохнуть. Я придвинулся к ней, вырвал ее из оберегающих объятий Квинна и повернул лицом к себе.

– Теперь послушай меня, – тихо сказал я. – Перестань оскорблять свою силу. Перестань забывать, что она у тебя есть. Не забывай о неизбежных ограничениях, когда ты с родными! Теперь у тебя есть такие возможности для поисков дочери, о которых Ровен и Михаэль не могли и мечтать! Мы с Квинном здесь, чтобы выяснить, кто такие Талтосы, потому что ты не могла нам толком рассказать о них! (Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, в которых промелькнула тень ужаса). Как только мы спрашивали тебя о них, ты начинала заливаться слезами! На самом деле, за последние тридцать шесть часов ты рыдала больше, чем любой новорожденный вампир, с которым мне приходилось иметь дело! И это уже становится онтологическим, экзистенциональным эпистемологичеким интерпретационным занудством.

– Как ты смеешь высмеивать меня?! – прошипела она. Она сделала глубокий вдох, чтобы совладать с собой. – Отпусти меня сейчас же! Ты вообразил, что я буду подчиняться тебе в каждой мысли, слове и деле! Размечтался! Я не какая-то жалкая шлюшка, за которую ты меня держишь! Я была гордостью и наследницей всей семьи Мэйфейров! Я знаю, что значит самообладание и сила! И ты не выглядишь для меня, как ангел, и разрази меня гром, если я вижу в тебе хотя бы толику обаяния настоящего гангстера!

Я оторопел. И отпустил ее.

– Я сдаюсь, – сказал я с отвращением. – Ты просто наглая маленькая невежа! Делай, что хочешь.

Квинн схватил ее, развернул и заглянул ей в глаза.

– Пожалуйста, успокойся, – сказал. – Пусть Ровен говорит так, как ей удобнее. Если ты хочешь снова стать Моной Мэйфейр, нужно мириться с этим.

– Мона, это действительно так, – сказал Стирлинг. – Помни. Перед тобой раскрывают душу, идет обмен исключительной откровенностью.

– О! Давайте начистоту, – сказала Мона. – Я победила смерть, а мы собрались здесь, чтобы выслушивать личные переживания Ровен Мэйфейр?

Долли Джин, дремавшая в обнимку с бутылкой, внезапно обнаружила признаки жизни, стала раскачиваться, наклонилась вперед, ее маленькие, окруженные морщинками глаза тяжело уставились на Мону.

– Мона Мэйфейр, прикуси язычок, – сказала она. – Тебе хорошо известно, не важно, как ты была слаба, что Ровен очень редко говорит, а уж если говорит, то у нее имеется, что сказать. Ты и твои восхитительные друзья узнают о семье Мэйфейр, и каким образом, скажи, это может причинить тебе боль? Как твоим красивым спутникам понять тебя? Замолчи.

– О! Ты просто присоединилась к общему хору! – резко ответила Мона. – Пей свой Амаретто и не трогай меня!

– Мона, – сказал Квинн, как мог любезно. – Есть вещи, которые нам необходимо выяснить ради твоего же блага. Неужели так тяжело слушать Ровен?

– Ну хорошо, – несчастным голосом ответила Мона и уселась обратно на стул. Она вытерла лицо одним из тысячи своих платков. Уставилась на меня. Я уставился на нее, потом перевел взгляд на Ровен.

Ровен наблюдала всю сцену с отстраненным выражением, ее лицо было еще больше расслабленным, чем за весь вечер.

Долли Джин сделала еще глоток Амаретто, уселась обратно и закрыла глаза. Михаэль изучал нас троих. Стирлинг ждал, но наши резкие слова его зачаровали.

– Ровен, – сказал я. – Ты можешь нам рассказать, кто же такие Талтосы? Мы ничего о них толком не знаем. Можешь объяснить подробнее?

– Да, – ответила она послушно. – Я могу рассказать не больше, чем любой другой.

Глава 18

Выражение ее лица оставалось безучастным. Но, даже глядя в сторону, она собиралась с мыслями.

– Это млекопитающие, – сказала она. – На вулканическом острове в Северном море они выделились в отдельный вид, не имевший ничего общего с человеком разумным, за тысячи лет до того, как человек разумный появился. Возможно, процентов на сорок пять мы имеем общие гены. Существа выглядят так же, как мы, только, обычно, выше, а их конечности длиннее.

Их костная структура в основном представляет собой то, что у нас принято называть хрящами. Когда они достигают зрелости, у самок самопроизвольно происходит овуляция, и плод развивается в какие-нибудь минуты или часы – я пока не знаю точно, но как бы там ни было, это оказывается ужасающим стрессом для матери. Рождение сопровождается жестокой болью, а новорожденный выглядит, как маленький взрослый и тут же начинает расти.

Мона вся переменилась при этих словах. Она придвинулась к Квинну, и тот обнял ее рукой и тихонько поцеловал.

– Талтосы нуждаются в материнском молоке, чтобы расти, – сказала Ровен. – А без этого молока они не разовьются, как следует. Если в течение часа после рождения они не получают молоко, для них возникает риск остаться низкорослыми. Вот благодаря этому молоку и телепатической природе матери дитя достигает своих взрослых размеров в течение этого часа. Обычно это шесть с половиной футов. Мужские особи могут иметь рост в семь футов. Детеныш будет пить молоко матери так долго, как сможет – недели, месяцы, годы. Жертва, приносимая матерью, огромна.

Ровен остановилась. Она склонила голову и прижала руку ко лбу. У нее вырвался глубокий вздох.

– Молоко, – сказала она. – У молока целебные свойства. Его можно использовать как лекарство для людей. – Ее голос надломился. – Так до конца и не выявлены все свойства этого молока.

Она намеренно продемонстрировала череду образов. Спальня с кроватью, предназначенной для проведения опытов. На этой кровати сидит Ровен и берет у юной женщины молоко из груди. Преграда. Вспышка. Несколько выстрелов. Нечеткая картинка с Ровен, копающей в этом самом саду. С ней Михаэль. Ровен вцепилась в лопату. Тело молодой женщины, расслабленное, лежит на грязной земле. Горе.

Ровен продолжала сильным, механически звучащим голосом.

– О продолжительности их жизни ничего не известно. Это могут быть тысячи лет. Очевидно, женские особи время от времени могут становиться бесплодными. Я видела одну, чьи лучшие годы прошли. Она была глуповата. Ее нашли в деревне Индии. Мужчины? Я знаю о существовании только одного, который и забрал Морриган. Они могут сохранять потенцию до смерти. По своей натуре Талтосы экстремально наивны, ребячливы. В древние времена многие из них погибли из-за неосторожности и случайностей. – На момент она замолчала, потом продолжила:

– Талтосы – телепаты, от природы они любопытны и загружены безграничными базовыми знаниями. Они рождаются "знающими", как они говорят. Они знают о своем племени, о континенте, с которого пришли, и о тех местах на Британских островах, куда они мигрировали, когда их остров был разрушен тем же вулканом, который их породил. В узкой горной долине Доннелэйф в Шотландии находится одна из их крепостей. Возможно, одна из последних.

– Вот, что представляли собой Талтосы, когда они жили своим народом, до того, как они узнали о людях, и не произошло смешение. Популяция сокращалась из-за несчастных случаев, случайных эпидемий, а женщины умирали от частых родов.

– Что значит "загружены"? – спросил я. – Я хочу быть уверен, что понимаю правильно.

– Мы не "загружены". Мы приходим в этот мир, не зная как построить дом, не зная языка. А вот птица загружена знаниями о том, как свить гнездо, как позвать партнера, какой исполнить танец. Кот загружен знаниями, как охотиться, чтобы добывать пищу, заботиться о котятах, а если они слабы или недоразвиты – даже поедать их.

– Да, понимаю, – сказал я.

– Талтосы – высокоинтеллектуальные приматы, в мозг которых зашиты обширнейшие знания, – сказала она. – Это и их экстраординальная репродуктивность – вот что делает их такими опасными. Их наивность, простоватость и отсутствие агрессии – их слабые стороны. Также они очень восприимчивы к ритму и музыке. Талтоса можно почти парализовать, если напеть ему ритмичную песню.

– Понимаю, – сказал я. – Но как случилось, что они стали смешиваться с людьми? – спросил я.

Кажется, она растерялась.

– С медицинской точки зрения, – сказала она. – Я не знаю, как ответить. Только знаю, что это случилось.

– Люди, что было неизбежно, пришли на Британские острова, – сказал Михаэль. – И у нас полно историй о высоких людях и об их стычках с более агрессивными оккупантами. Произошло кровосмешение. Для человеческих женщин это практически всегда заканчивалось смертью. Женщины беременели, имели выкидышей и умирали от кровотечений. Можете представить ужас и ненависть, сопровождавшие это. С другой стороны человеческий мужчина мог вызвать незначительные кровотечения у женщин Талтосов. Ничего серьезного, кроме того, что это повторяется периодически годами и нужно для созревания женской яйцеклетки.

Он остановился, чтобы глотнуть воздуха, и продолжил:

– И все же несколько совокуплений оказались удачными, и от этого потомства пошли плохо сформированные "маленькие люди", у Талтосов появились человеческие гены, а у людей – гены Талтосов. Со временем все это стало темой для суеверий и легенд.

– Не надо так осторожничать, – сказала Ровен. Ее голос стал тверже, хотя ее глаза по-прежнему лихорадочно блуждали. – Все это сопровождалось кошмарными войнами, резней и непередаваемым кровопролитием. Талтосы, менее агрессивные по своей природе, затерялись среди людей. Они разбились на группки. И принялись искать укрытия. Они стали изображать людей. Их рождаемость увеличилась. Но, как уже сказал Михаэль, произошло кровосмешение. Первые поселенцы Британских островов всего этого не знали, и в итоге появились люди, у которых генетическая спираль содержала вдвое больше, чем у нормального человека, хромосом. Они были способны в любой момент дать рождение Талтосу или же плохо сформированному эльфоподобному существу, стремящемуся Талтосом стать. Если случалось, что такие люди встречались, то с наибольшей вероятностью у них рождались Талтосы.

Ровен замолчала. Михаэль поколебался, но так как она закрыла лицо руками, продолжал:

– Секретные гены передавались из поколения в поколение у графов Доннелэйфских из Шотландии, а также у их соседей и родни. Это мы знаем наверняка. Ходили исполненные суеверия легенды о каждом рожденном в их семействе Талтосе. Время от времени в Майский день случались оргии и графские отпрыски вступали в связь с простолюдинками из долины. Гены таким образом передались тем, кто в дальнейшем стал основой великого колониального клана. Сначала на территории Карибского острова Санто-Доминго, а потом здесь, в Луизиане. Но еще до того, как зазвучало имя Мэйфейров, Таламаска уже посредством уникальных записей оказалась замешана в их историю о ведьме Сузанне, которая случайно вызвала духа, оказавшегося мужчиной с коричневыми бровями. Он отзывался на имя Лешер. Это был дух, преследующий семью вплоть до поколения Ровен. Он зародился в долине Доннелэйф, как и Мэйфейры.

Ровен вмешалась.

– Видите ли, мы думали, что это дух человека, – сказала она. – Или некого астрального существа без истории человеческой жизни. Я в это верила, несмотря на то, что он добивался меня. Я пыталась его контролировать.

– А это оказался дух Талтоса, – сказал я.

– Да, – сказала она. – И он выжидал время, поколение за поколением, когда родится ведьма, способная выносить дитя Талтоса. Ведьму, чьих физических сил оказалось бы достаточно, чтобы выносить плод Талтоса и дать ему рождение.

Михаэль перебил.

– Я же не знал, что у меня в крови гены Мэйфейров. Я даже не мечтал об этом. Оказывается, у дядюшки Джулиана была интрижка с ирландской девушкой, жившей на берегу реки. Ребенка отдали в ирландский католический приют. И это был один из моих предков.

– О, этот Лешер был умным духом, – с горькой улыбкой покачав головой, сказала Ровен. – Как мог он старался привнести в семью благополучие и силу. В разных поколениях появлялись сильные ведьмы, которые знали, как его использовать. Если же на его пути вставали мужчины, которых он презирал или они ему не нравились, он всячески их преследовал. Но только не Джулиана. Джулиан оказался достаточно силен, чтобы управлять Лешером. Джулиан воспринимал Лешера, как злое существо, но даже он думал, что когда-то Лешер был человеком.

– Лешер и сам так думал, – сказал Михаэль. – Дух не понимал до конца, кто он и чего на самом деле хочет, кроме того, чтобы возродиться. Он все направлял к этой цели: вернуться к жизни. Вновь обрести кровь и плоть. Еще маленьким ребенком я увидел духа, когда шел вдоль ограды. Я увидел, как он стоит в саду. Я не мог и мечтать, что буду когда-нибудь жить в этом доме. Не мог и мечтать, что когда-нибудь…

Он остановился, действительно оказавшись не в силах продолжить.

– Ты рано узнал свое наследное имя, – сказала Мона. – Тебе следовало сохранить фамилию Мэйфейр, неважно женат ты или нет, если ты собирался стать частью семьи, если ты хотел быть причастным к наследию.

– Таким образом, представители клана стали держаться вместе, – сказала Ровен, – что спровоцировало близкородственные связи.

– Но в каждом поколении есть только одна Наследница, – сказала Мона, утирая себе нос. – И Наследница живет в этом доме и должна быть в состоянии выносить дитя.

– Это был матриархат, поддерживаемый и законом, и моралью, – мягко сказала Ровен. – И я, и Михаэль… мы идеально подходили для осуществления планов Лешера. Конечно же, мой ребенок не был полностью Талтосом. Это был наполовину Талтос, наполовину человек. Я его вынашивала месяцев пять. И в ночь его рождения явился Лешер и со всей своей мощью вторгся в тельце новорожденного, заставив его расти и кричать, чтобы воспользоваться всей моей силой. Ровен, безумный ученый, знала схемы и отправные точки. Ровен, безумный ученый, знала, как управляться с потомством монстров.

Ровен закрыла глаза, отвернувшись, будто воспоминание давило на нее.

Яркая вспышка памяти: ребенок – мужчина. Длинный, скользкий, на лице читается изумление, неуклюжий, с розоватыми конечностями. Ровен одевает существо, пока оно счастливо смеется. Вспышка – он берет ее за грудь и пьет. Ровен падает на пол без сознания. Существо как ни в чем ни бывало жадно сосет другую ее грудь. Моя дорогая, вот, какие ты хранишь секреты, что тут скажешь?

Тишина.

Лицо Михаэля исказилось, словно от настоящей пытки. Как хорошо теперь я понимал его боль, что он может давать жизнь только подобным существам и никаким другим.

Стирлинга же переполнял страх и бесстыдный восторг. Мона, чьи глаза были закрыты, прижалась к Квинну, когда он смотрел на Ровен. Над всем этим заколыхались звуки сада, ласковые, неизбежные, сладостные.

– Ходячие младенцы – ужасные существа, – сказала Долли Джин сквозь сон. – Если бы я только знала, что этот дух – ходячий младенец, но такая мысль не приходила мне в голову.

– Не моя девочка, – прошептала Мона. – Моя девочка не была ужасным существом. Ее отец был демоном, но не она.

Михаэль сражается с существом, названным Лешер. Снег и лед. Существо необычайно скользкое, увертливое, податливое и неуязвимое для ударов. Существо смеется и подразнивает Михаэля. Оно сталкивает Михаэля в ледяной бассейн. Михаэль погружается на дно. Сирены, грузовики. Ровен и существо бегут к машине.

– Я убежала с ним, – прошептала Ровен. – С этим мужчиной-ребенком, у которого не было другого имени, кроме имени духа. Я забрала его. Я ушла от Михаэля. Безумный ученый в первую очередь думала о том, как защитить его от тех, кто мог его уничтожить, и у него было тело ребенка Михаэля, а настоящую душу того ребенка существо отправило на небеса. И я знала, что Михаэль не остановится, пока не убьет его. Итак, я сбежала с ним. Это было ужасной ошибкой.

Тишина. Ровен так и оставалась сидеть, повернувшись в сторону, будто хотела отвернуться от собственных слов. Ее глаза были закрыты, а ладони безжизненно лежали на столе. Мне хотелось укрыть ее в своих объятиях. Но я ничего не сделал. Михаэль остался неподвижным. Отец этого чудовища. Нет, настоящую душу того ребенка существо отправило на небеса. Отец только тела мистического создания, переносчик тайны.

– Талтос, – сказал я Ровен. – У тебя же еще была дочь? Ты дала жизнь двум таким существам.

Ровен кивнула. Она открыла глаза и посмотрела на меня твердым взглядом. Как было бы хорошо, если бы мы остались наедине.

– Мужская особь оказалась очень жестокой, – сказала она. – Спиритический монстр. У него было две цели: вспомнить все то, что накопилось в общей памяти Талтосов и стать отцом женской особи, чтобы с ней продолжать род. Я почти сразу потеряла над ним контроль. У меня был выкидыш за выкидышем, а оно досуха высасывало мои груди. Только в самом начале я могла пробираться в лаборатории при больницах, где, пользуясь своим авторитетом, смогла провести некоторые тесты, и потихоньку отослала материал для исследований в лабораторию в Сант Франциско.

– Как главная наследница я могла снимать с наших зарубежных счетов столько денег, сколько мне требовалось. Это могло длиться, пока я опережала семью, разыскивающую меня повсюду. Так что у существа была возможность совершить со мной нечто вроде Одиссеи. В долине в Доннелэйф память вернулась к нему. Но вскоре он отчаянно захотел перебраться обратно в Штаты. Я выбрала Хьюстон, как местечко, где мы могли бы поселиться, а я заняться его изучением. Там были больницы и медицинские центры, и я решила, что смогу раздобыть необходимое оборудование так, чтобы не раскрывать себя. Мне не пришло в голову, что мой план окажется на руку этому дьяволу. Потерпев со мной неудачу, он скоро оставил меня, измотанную, умирающую от голода и близкую к помешательству.

Только значительное время спустя я узнала, что он совершил маленькое путешествие в Новый Орлеан, чтобы познакомится там с какой-нибудь молодой Мэйфейр. Конечно же, все его жертвы заканчивали роковыми выкидышами, и умирали, истекая кровью.

– Семья была в панике. Женщины Мэйфейр умирали одна за другой. А Ровен им было не выследить, Ровен, покинувшую Михаэля ради дьявола. И Ровен стала пленницей. Вскоре все женщины Мэйфейр были защищены вооруженной охраной. Существо направилось на Первую улицу, и ему почти повезло с Моной. Но Мона, за время моего отсутствия, успела переспать с Михаэлем и уже вынашивала Талтоса. Хотя и не знала еще об этом.

– В итоге, когда я почти совсем потеряла волю к жизни, я зачала свое собственное дитя. И оно стало говорить со мной. Оно и назвало это слово: Талтос. Оно назвало свое имя: Эмалеф. Она говорила о временах, которые ее отец не мог помнить. Я сказала ей телепатически, что пусть, когда она родится, ступает в Новый Орлеан, к Михаэлю. Я описала ей дом на Первой улице. Если я умру, она должна была сказать об этом Михаэлю. Мы разговаривали друг с другом в тишине. Лешер ликовал, когда услышал голос. У него скоро появится невеста. Из-за своей радости он смягчился ко мне, и мне удалось бежать. В грязной одежде, я вышла на Хайвэй. Но мне не удалось добраться до дома. Меня нашли в коматозном состоянии в придорожном парке, истекавшую кровью, потому что у меня случился выкидыш. Никто и представить не мог, что я дала жизнь Эмалеф, а она, бедная сирота, оказавшись не в состоянии ни поднять меня, ни выпить моего молока, отправилась пешком в Новый Орлеан.

– Я торопилась домой. В больнице мне вырезали матку, чтобы остановить кровотечение. Возможно, именно это спасло меня от потери сил, что практически оказалось смертельным для Моны. Но мой мозг был варварски истерзан. Я оставалась в глубокой коме. Я лежала внизу, без сознания, а тем временем Лешер, переодетый священником, явился в этот дом и апеллировал к Таламаске и Михаэлю, чтобы ему позволили жить. Разве, в конечном счете, он не ценный экземпляр? Он рассчитывал, что Таламаска вступится за него. Он придумал историю о прошлой жизни. Восхитительно изучать невинность Талтосов. Но Лешер не был невинен. Лешер приносил смерть. Михаэль стал бороться с ним и убил. Так его затянувшееся влияние на семью Мэйфейров подошло к концу.

Я все еще была в коме, когда пришла Эмалеф и дала мне свое целебное молоко.

– Когда я очнулась и увидела дочь Талтоса, которую я родила, и поняла что пью из ее груди, я испытала шок. Это неловкое создание с детским личиком пугало меня. На какой-то момент у меня в голове произошло смещение всяких ориентиров. И вот она я, с которой нянчится существо, будто я беспомощный младенец. Я взяла ружье у кровати. Я убила ее. Я это сделала. Я уничтожила ее. Быстро. И ее не стало.

Она тряхнула головой. Отвернулась, как обычно делают, когда погружаются в прошлое. Вина, потеря… Ее боль не вмещалась в эти слова.

– Этого не должно было случиться, – пробормотала она. – Она же ничего не сделала, только нашла дорогу домой, как я ее научила. Ничего не сделала, кроме того, что вернула меня к сознанию, напоив своим обильным молоком. Еще одна одинокая женщина-Талтос. Какой вред могла она мне причинить? Это была ненависть к Лешеру, затопившая мое сознание. Это было отвращение к чуждому виду и к собственному атавистическому поведению.

– Итак, она умерла, моя девочка. А вот там было две могилы, вот под тем дубом. И я вышла из комы, став сама монстром, и закапала ее. – Она вздохнула. – Моя потерянная девочка, сказала она. – Я предала ее.

Тишина. Даже сад притих. Отдаленный гул проезжавших машин казался таким же естественным, как шорок ветра в ветвях.

Я тонул в грусти Ровен. Глаза Стирлинга были влажными и покраснели, прячась в полутьме, когда он рассматривал Ровен.

Михаэль не произнес ни слова.

Затем очень нежно заговорила Мона.

– Это была проблема Таламаски, – сказала она. – Они должны были разобраться с Талтосами. Некоторые из них пытались взять под контроль Лешера. Они чуть не совершили убийство. Михаэль и Ровен отправились в Европу, чтобы расследовать случаи коррупции в ордене. Они ощущали фамильную связь с Таламаской. Как и все мы. И в это время я поняла, что беременна. Мое дитя вышло из-под контроля. Оно стало разговаривать со мной. Оно сказала, что его зовут Морриган. – Ее голос прервался. – Я была очарована и будто помешалась.

– Я отправилась на юг на плантацию Фонтевро в дом, где жила Долли Джин, и она, а также Мэри Мэйфейр, – моя кузина, моя подруга, впоследствии сбежавшая, – она и Долли Джин помогли мне родить Морриган. Это было действительно, действительно очень больно. Никто, глядя на Морриган, не мог не сказать, что она прекрасна. Она была сияющей, свежей и полной магии.

Долли Джин издала смешок в полусне.

– Она знала о людях абсолютно все, – сказала она. – Настоящая бестия.

– Временами ты любила ее, – сказала Мона. – Ты знаешь.

– Я не говорила, что я ее не любила, – покосившись на Мону, сказала Долли Джин. – Но что бы ты стала делать с тем, кто заявляет, что желает собрать все семейство Мэйфейров и сделать их ходячими детьми? Мне следовало веселиться?

– Она еще только родилась, – мягко сказала Мона. – Она не понимала значения того, что говорила. У нее были мои амбиции, мои мечты.

– Я не знаю, где она, – сказала Ровен своим глубоким искренним голосом. – Я даже не знаю, жива она или мертва.

Мона была глубоко несчастна, но так как я высмеял ее плаксивость, то она с болезненным усилием сдерживала слезы. Я попытался взять ее за руку. Она отпрянула.

– Но ты знаешь Талтоса, который пришел и забрал ее, – сказала Мона Ровен. – Ты могла встретиться с ним в Европе. Он мог услышать историю о твоих скитаниях с Лешером. – Она повернулась ко мне. – Вот что случилось. Он нашел их. Кто-то еще из древних, уцелевших. Он был их другом. Конечно же, они не сказали мне и не сказали Морриган. О да, мы были детьми, они приберегли это для себя! Представь. Кто-то древний. Неужели я не достаточно страдала, что бы мне нельзя было рассказать? И когда он пришел сюда, они позволили ему забрать с собой Морриган.

– Как я могла их остановить? – спросила Ровен. – Ты была с нами, – сказала она Моне. – Морриган обезумела от мужского запаха на их одежде, от подарков, которые мы от них получали. Мы не знаем, почему он пришел. Мы знаем лишь то, что знаешь и ты. Он был в саду. Она выбралась в окно. Она побежала к нему. Их обоих было не остановить. И больше мы их не видели.

– Мона, мы разыскивали его всеми возможными способами, – сказал Михаэль. – На самом деле, ты должна нам верить.

– Мне нужны файлы, – сказала Мона. – Записи. Его имя. Имена его компаньонов в Нью Йорке. Он был богатым и влиятельным мужчиной, этот древний и мудрый. Ты сама говорила.

– Я бы с радостью дала тебе это, – сказала Ровен. – Но, прошу тебя, пойми, он уничтожил следы. Он исчез.

– Если бы вы как следует искали… – с горечью сказала Мона.

– Мона, ты иногда соглашалась с нами, – сказала Ровен. – Мы решили ждать, когда они сами с нами свяжутся. Мы с уважением отнеслись к их желанию быть вместе. Мы не предполагали, что они попросту исчезнут. Мы не могли вообразить себе такое.

– Мы боялись услышать что-нибудь о них, – сказал Михаэль. – Мы не представляли, как они собираются размножаться, или попросту выживать в современном мире. Как Эш сможет их контролировать.

– Эш – так звали мужчину, – сказал я.

– Да, – сказал Михаэль. Его боль становилась очевидной, когда он говорил. – Эш Тэмплетон. Он был древним. Прожил в одиночестве так долго, что невозможно себе представить. Он видел, как вымирало его племя. Это он рассказал нам историю Талтосов. Он считал, что в мире людей Талтосам не выжить. Впрочем, он же видел, как они были сметены с лица земли. Его история была трагичной. Конечно же, когда мы слушали его рассказы, мы не знали о существовании Морриган. Мы оставили Эша в Нью Йорке. Мы полюбили его. Мы расстались настоящими друзьями. А потом мы вернулись домой и обнаружили Морриган.

– Возможно, это способность к телепатии помогла ему разыскать Морриган, – предположил я.

– Мы не знаем, – сказала Ровен. – Но он пришел сюда, вошел в боковой сад, увидел ее в окне. Она почувствовала его запах и выбежала к нему.

– Мы боялись годами, – сказал Михаэль. – Мы просматривали все сообщения в газетах, в поисках историй о Талтосах. Мы были начеку, как и Таламаска. Мона, подумай о времени, когда тебе еще не стало хуже. Ты должна вспомнить. Мы были напуганы, потому что знали, что это племя может причинить большой вред людям.

– Верное замечание, – сказала Долли Джин. – И Морриган все горела идеей переделать мир, настаивая, что ее видение пришло к ней от ее человеческих отца и матери. И она все зыркала то назад, то вперед, кружилась по саду и вечно принюхивалась. Она была дикой бестией.

– Ах, замолчи Долли Джин, пожалуйста, – прошептала Мона, кусая свою нижнюю губу. – Ты знаешь, что любила ее. И все вы – я хотела посмотреть на них еще задолго до вас. Годы вы скрывали от меня их название. О! Вы просто хотели оставить это для себя. Для Мэйфейр и Мэйфейр. А сейчас вы говорите об этом так, будто это не имеет значения. Эш Тэмплетон. Эш Тэмплетон, – она начала плакать.

– Это не правда, – сказал Михаэль. – Я относился к существу, как к своей дочери. Ты знаешь, что это так. Мы начали поиски до того, как сказали тебе о них. Мы не знали, насколько тебе может стать плохо.

Его голос был хриплым, но он сглотнул и облизал языком сухие губы, потом продолжил: – Мы не знали, насколько тебе будет необходимо молоко Талтосов. Мы только со временем это поняли. Но мы пытались связаться с Эшем и выяснили, что он продал все свои фирмы. Он исчез из всех банков, фондовых бирж и с мирового рынка.

– Что бы он к нам ни чувствовал, – сказала Ровен, – он предпочел исчезнуть. Он не хотел посвящать нас в свое будущее.

Мона всхлипывала, прижавшись к Квинну. Это разрывало Михаэлю сердце.

Заговорил Стирлинг авторитетным, но почтительным тоном:

– Мона, – сказал он, – Таламаска начала поиски Морриган и Эша почти немедленно. Мы пытались не афишировать наше расследование. Но мы искали. Напали на их след в Доннелэйф. Но потом их путь затерялся. И, пожалуйста, поверь мне наконец, и я повторю это снова: нигде о них даже не упоминается.

– Это действительно очень странно, – сказал я.

– Я не разговариваю с тобой! – закричала Мона, уставившись на меня, а потом снова прижалась к Квинну, будто испугалась.

– Но какие-то улики еще могут всплыть, – сказал я. – Не зависимо от того, что с ними случилось.

– Вот об этом-то я все время и думаю, – сказал Михаэль. – Два или три года мы жили, опасаясь услышать о них нечто ужасное. Не могу пересказать тебе все свои опасения. Я думал: что если самые юные из них вышли из-под контроля? Что если они восстанут против Эша? Что если они совершат убийства? А потом, когда страх отступил, и мы начали розыски – ничего.

Долли Джин снова хихикнула. Пожала плечами и покрутила головой.

– Ходячие дети могут убивать людей так же легко, как люди убивать ходячих детей. Они могут размножаться где-то, распространяясь, как пожар, расползаясь во всех направлениях. Могут прятаться в долинах и холмах, в горах и на равнинах, путешествовать по земле и по морю, чтобы заявиться где-то с колокольным звоном, и все они продвигаются по миру в одно и то же время. И они перестреляют всех людей до единого, бэнг, а потом захватят всю планету!

– Оставь это для Танте Оскар, – сказала вполголоса Ровен, прохладно приподняв брови. (Я подмигнул Долли Джин. Она кивнула и погрозила пальцем).

Михаэль подался вперед, обращаясь именно к Моне:

– Я надеюсь, что мы дали тебе все, что у нас было. Что касается файлов, то с них со всех сделаны копии, и ты получишь их, когда пожелаешь. Они служат доказательством того, что мы действительно искали. Мы дадим тебе все имеющиеся у нас о Эше Тэмплетоне бумаги.