Текст книги "Вор с Рутленд-плейс"
Автор книги: Энн Перри
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Питт видел подлинное горе, а не профессиональное сожаление потерявшего пациента врача. Видел боль личной утраты, потерю чего-то светлого и радостного. Смущенный, он не знал, как продолжать. Инспектор не ожидал встретить здесь эмоции и готовился к обычному, академичному расследованию. Тайна убийства эфемерна и малозначима; реальны же – чувства, обжигающая боль и долгая безжизненная пустыня.
Рука Томаса нашла теплое тельце на коленях, и он погладил его бережно, заботливо, успокаиваясь сам и делая приятное котенку.
– Что было причиной смерти?
Малгру поднял голову.
– Не знаю. Она не здесь умерла. Где-то в деревне… в Хертфордшире.
– Но вы же семейный доктор. Разве вам не сказали, что с ней?
– Нет. Они мало что сказали. Вроде как не хотели об этом говорить. Ничего необычного, на мой взгляд. Такое горе… Оно на каждого действует по-своему.
– Я так понимаю, все случилось неожиданно?
Малгру отвел глаза и смотрел теперь в камин, словно видел там то, чем не хотел делиться.
– Да. Ничто не предвещало.
– И они не сказали вам, что это было?
– Нет.
– А вы спрашивали?
– Должно быть, да. Помню не очень хорошо. Все потрясены, никто ничего не говорит… Как будто если не говорить, то все пройдет. Как сон. Я особенно и не нажимал. Да и как я мог?
– Но перед отъездом с Рутленд-плейс она была совершенно здорова?
Малгру посмотрел наконец на инспектора.
– Здоровее некуда. А что? Похоже, вас что-то зацепило, иначе бы не расспрашивали… Думаете, есть связь с миссис Спенсер-Браун?
– Не знаю. Это одна из версий.
– Каких версий? – Малгру поморщился от боли. – Отилия была эксцентричная девушка; некоторые даже считали, что чересчур, но зла она никому не причиняла. Очень щедрая. Я имею в виду, щедрая со временем – всегда была готова выслушать, если думала, что человеку надо выговориться. И щедрая на похвалу – никогда не скупилась дать высокую оценку и не завидовала чужим успехам.
Значит, Малгру любил ее так или иначе. Больше Питту и не требовалось: теплый голос доктора говорил и о потере, все еще отдающейся болью, и о коробящей душу пустоте внутри.
И от этого самому Питту было еще больнее. И было очень трудно говорить неправду. Вот если можно было бы обдумать, с чего и как начать… Но мысли, еще больше растревоженные Шарлоттой, подгоняли его.
– По нашим сведениям, – начал он неторопливо, не глядя на Малгру, – Мина Спенсер-Браун проявляла нездоровое любопытство к частной жизни других людей, подслушивала и подглядывала. По-вашему, такое возможно?
Глаза у Малгру округлились, какое-то время он просто смотрел на инспектора и ничего не говорил. В камине потрескивал огонь. Котенок на коленях у Питта проснулся и начал тихонько скрести коготками. Инспектор рассеянно переложил его повыше, на пальто.
– Да, – сказал наконец Малгру. – Мне как-то и в голову не приходило, но она и впрямь была такая. Ничего не пропускала. Иногда с людьми такое бывает. Наверное, знание дает им иллюзию власти. Потом это становится чем-то вроде мании. Мина могла быть одной из них. Умная женщина, но ведущая пустую жизнь – приемы, вечера, балы… И как же глупо умереть из-за никому не нужной и совершенно никчемной информации, добытой благодаря идиотскому любопытству! – Он отвернулся от камина. – Думаете, это как-то связано с Отилией Чаррингтон?
– Не знаю. Вероятно, Мина сочла ее смерть загадочной и в разговорах намекала, что дело нечистое и что она знает правду.
– Глупая и жестокая женщина, – негромко сказал Малгру. – И что она навоображала?
– Не знаю. Предположений много. – Томас не хотел оглашать все, причиняя боль этому человеку, но по крайней мере одно назвать был должен – хотя бы для того, чтобы сбросить его со счетов. – Например, неудачный аборт.
Малгру не шевельнулся.
– Полагаю, что нет, – взвешенно сказал он. – Поклясться не могу, но не верю. Будете расследовать?
– Мне нужно по крайней мере убедиться, что это не так.
– Тогда расспросите ее брата, Иниго Чаррингтона. Они были очень близки. Не спрашивайте Лоуэлла. Напыщенный идиот. Кроме качества печати на визитной карточке, больше ничего и не замечает. Отилия его с ума сводила. Распевала песенки из мюзик-холлов – одному богу ведомо, где она их выучила. Помню, пела однажды в воскресенье что-то про пиво – даже не про кларет! Амброзина за мной послала, думала, у Лоуэлла приступ случился. Чуть не лопнул от злости, побагровел до волос… идиот несчастный.
В других обстоятельствах Питт, наверно, посмеялся бы, но весь юмор рассказа мерк перед фактом смерти – или убийства – Отилии.
– Жаль, – тихо сказал он. – У всех нас есть так много ложных приоритетов, а мы не догадываемся об их ложности до самого конца, до тех пор, когда это уже не имеет значения… Спасибо. Я поговорю с Иниго. – Он поднялся и положил котенка на теплое местечко, где только что сам и сидел. Тот потянулся и, довольный, свернулся.
Малгру тоже вскочил.
– Не может быть, чтобы это было все. Если Мина, эта несчастная, и впрямь была тем самым Любопытным Томом, она должна была знать и что-то другое… Бог знает что. О каких-то интрижках хотя бы… Здесь ведь есть такое, из-за чего не один дворецкий в округе потерял бы работу; и не одной горничной пришлось бы уйти, будь ее хозяйка повнимательнее.
– Да уж, – поморщился Питт. – Придется поговорить со всеми. Кстати, вы знаете, что на Рутленд-плейс завелся вор?
– Только этого и не хватало… Нет, не знал, но нисколько не удивлен. Такое постоянно случается.
– Не слуга. Кто-то из жильцов.
– Господи! – расстроился доктор. – А вы уверены?
– Сомневаться не приходится.
– Отвратительно! Полагаю, это не Мина?
– Может быть. Или ее убийца.
– Я порой думаю, какая гадкая у меня работа, но теперь скажу так: на вашу не променяю.
– Жаль, но скакать туда-сюда не получится. Я бы при всем желании вашу работу делать не мог. Спасибо за помощь.
– Если понадоблюсь, заходите. – Малгру протянул руку, и Питт крепко ее пожал. А через пару минут он уже вышел на улицу, под дождь.
На поиски Иниго Чаррингтона ушло два с половиной часа, и только за полдень Питт нашел его наконец в столовой клуба. Дожидаться молодого человека пришлось в курительной комнате под бдительным присмотром страдающего диспепсией стюарда, с раздражающим упорством прочищавшего горло. В какой-то момент инспектор поймал себя на том, что отсчитывает секунды между покашливаниями.
Иниго наконец вышел и приглушенным тоном был уведомлен о присутствии Питта. К инспектору он приблизился со смешанным выражением любопытства и настороженности.
– Инспектор Питт? – Иниго опустился – чтобы не сказать упал – на стул напротив. – Из полиции?
– Да, сэр. – Томас с интересом посмотрел на молодого человека – стройный, не больше тридцати, с живым, необычайно подвижным лицом и каштановыми, с рыжими искорками, волосами.
– Что-то еще случилось? – с беспокойством спросил он.
– Нет, сэр. – Питт уже пожалел, что потревожил его. Представить Иниго убийцей сестры или Мины не получилось – слишком уж комичное лицо. – Абсолютно ничего. По крайней мере, насколько мне известно. Но мы так и не смогли найти удовлетворительного ответа на вопрос, как именно миссис Спенсер-Браун встретила смерть. Пока что у нас нет объяснения, которое позволяло бы определить случившееся как несчастный случай или самоубийство.
– О… – Иниго слегка подался назад. – Если я правильно понимаю, это означает, что остается только убийство. Бедняжка…
– Да. Смею предположить, это дело доставит еще немало неприятностей.
– Наверное. – Иниго уже серьезно посмотрел на инспектора. – И зачем я вам нужен? Не думаю, что мне что-то известно. И Мину знал не очень хорошо. – Его губы сложились в кислую улыбку. – Никаких причин убивать ее у меня не было. Хотя вы, конечно, на слово не верите. Будь я убийцей, так бы не сказал.
Питт невольно улыбнулся.
– Вряд ли. Но я надеялся получить у вас кое-какую информацию…
Задать вопрос напрямик? Нет. Иниго слишком быстр и, зная, что его могут подозревать, легко замаскирует любые следы.
– Касательно Мины? Тогда вам лучше поговорить с женщинами… даже с моей матерью. Она бывает рассеянной временами и сплетни воспринимает с небольшим искажением, но людей видит насквозь. Она может путаться в фактах, но ее ощущения всегда верны.
– Я поговорю с ней. Но, думаю, она будет откровеннее, если я сначала поговорю с вами. В обычных обстоятельствах такие дамы, как миссис Чаррингтон, не станут делиться с полицейским своим мнением о соседях.
Лицо Иниго смягчилось, он коротко рассмеялся, но уже в следующее мгновение перестроился на прежний, серьезный лад.
– Вы очень тактично выразились, инспектор. Пожалуй что да, не станут. Хотя мама определенно питает слабость ко всему эксцентричному. Я поговорю с ней вечером. Возможно, она преподнесет вам сюрприз и наговорит кучу всякой всячины. Хотя, если уж начистоту, сплетница из нее не ахти какая. Злобы маловато. Вот в молодости, бывало, могла и фокус выкинуть. Когда надоедало вечер за вечером одну и ту же чушь слушать. Дома разные, платья разные, а разговоры все одни. В общем, она немножко как Тили.
– Тили?
– Отилия. Моя сестра… Вам лучше этого не повторять. У отца едва удар не случался, когда я в детстве называл ее Тили.
– И ей нравилось выкидывать фокусы? – быстро спросил Питт.
– Она это обожала. Никто не смеялся так, как Тили. У нее был чудесный смех, звонкий, заразительный. Услышишь такой и ловишь себя на том, что и сам уже хохочешь, а над чем – не знаешь.
– Похоже, приятная особа. Жаль, я с ней не встречусь. – Банальные слова, но Питт произнес их с удовольствием и не кривя душой. В случае с Отилией он действительно упустил кое-что хорошее.
Иниго моргнул, как будто чего-то не понял, и тут же вздохнул.
– Да. Она бы вам понравилась. Без нее все вокруг как будто похолодело. И цвета уже не те… Но вы же не затем пришли. О чем хотели узнать?
– Я так понимаю, она умерла внезапно?
– Да, а что?
– Должно быть, это сильно потрясло вас… Сочувствую.
– Спасибо.
– Эта лихорадка… как гром среди ясного неба, – закинул удочку Питт.
– Что? А, да, да. Но мы только зря тратим ваше время. Так что там насчет Мины Спенсер-Браун? Она ведь точно не от лихорадки умерла. И, уверяю вас, сестре белладонну для лечения не выписывали. К тому же мы тогда были в деревне, а не здесь.
– У вас загородный дом?
– Эбботс-Лэнгли, Хертфордшир. – Иниго улыбнулся. – Но белладонну вы там не найдете. У всех нас отличное пищеварение – да и как иначе, с такими-то поварами! Если бы выбирал папа – мы получали бы только супы да соусы, если мама – пироги да пирожные.
Ну разве может такой человек быть Любопытным Томом?
– Вообще-то я думал не о белладонне, – признался Питт. – Я ищу причины. Должно быть, миссис Спенсер-Браун дала кому-то причину желать ее смерти. Кому и какую? Найти белладонну не так уж и важно.
– Вот как? – вскинул брови Иниго. – А разве «кто» не важнее «почему»? Разве вы это не хотите узнать?
– Конечно, хочу. Но получить белладонну из паслена может каждый, а паслена в здешних старых садах предостаточно. Собрать могли где угодно. Это же не стрихнин и не цианид, за которые надо платить.
Иниго поежился.
– Какая ужасная мысль – собирать что-то, чтобы убивать людей… – Он помолчал. – Но я, честно говоря, понятия не имею, зачем кому-то убивать Мину. Она мне особенно и не нравилась. Я всегда считал ее слишком… – он остановился, подыскивая подходящее слово, – слишком расчетливой, слишком умной. Голова без сердца. Все время думала, думала… Ничего не упускала. Мне по душе другие: либо поглупее, либо не такие любопытные. Такие, чтобы, если я выкину какую-то глупость, могли легко меня простить. – Он чуть криво улыбнулся. – Но вы же не станете варить яд только для того, чтобы отравить кого-то, кто вам не нравится. Я даже не могу сказать, что недолюбливал ее; просто чувствовал себя некомфортно, когда она была рядом, что случалось не слишком часто.
Все так легко сходилось с тем, что говорила Шарлотта, вписывалось в модель, срасталось: наблюдатель, слушатель, складывающий все мысленно, понимающий самые интимные вещи.
Но как и для кого «некомфортно» превратилось в «невыносимо»?
Питт попытался придумать такой вопрос, чтобы Иниго решил, будто его спрашивают о Мине, а не об Отилии.
– Я не видел ее живой. Она была привлекательная? На мужской вкус?
Иниго прыснул со смеху.
– Ей недоставало изысканности, инспектор. Нет, она не была привлекательной – по крайней мере, на мой вкус. Мне нравятся более раскованные и с юмором. Поспрашивайте на Рутленд-плейс, и вам наверняка скажут, что я предпочитаю женщин сердечных, немножко эксцентричных. А если говорить о браке… даже не знаю. Наверное, я женился бы на ком-то, кто мне нравится. Но определенно не на Мине.
– Вы меня не поняли. – Питт сухо улыбнулся. – Я имел в виду возможного любовника, даже отверженного. Как говорится, нет ведьмы яростней, чем брошенная женщина. Но, знаете, мужчины в этом отношении ничуть не лучше, особенно тщеславные и успешные. Многие полагают, что одного любовь ставит в положение должника, а другому дает некие права. Известно немало случаев, когда мужчина убивал женщину с твердым убеждением, что она растрачивает себя на кого-то недостойного ее – то есть не на него самого. Мне встречались мужчины, убежденные в том, что они в некотором смысле владеют женской добродетелью, и если женщина замарала себя, то не только опорочила себя и оскорбила Бога, но и бросила пятно на мужчину.
Иниго задумчиво улыбнулся каким-то своим мыслям, словно вспомнил о чем-то забавном и одновременно горьком.
– О да, вы правы, – сказал он, не поднимая головы и не отрывая глаз от полированной поверхности стола. – В феодальные времена женщина, утратившая невинность, выплачивала штраф помещику, потому что теряла часть своей цены, ведь пожелавший жениться на ней платил помещику за эту привилегию. Не так уж сильно мы и изменились… Да, мы не расплачиваемся деньгами, но все равно платим.
Питт и хотел бы узнать, что имел в виду собеседник, но спрашивать напрямик было бы неприлично, да и кто знает, ответили бы ему или нет.
– У нее мог быть любовник? – вернулся он к изначальному вопросу. – Или поклонник?
Иниго ненадолго задумался.
– У Мины? Никогда об этом не думал. Вполне возможно. И не такое ведь бывает.
– Почему вы так говорите? По-моему, она была если не красива, то уж по меньшей мере довольно миловидна.
Иниго как будто и сам удивился.
– Дело не в красоте. В ней не чувствовалось огня… женской мягкости. Но вы ведь говорили о поклоннике, да? Мина была хрупкой и изящной; возможно, кого-то это и могло привлечь, эдакая строгая чистота. И одевалась она соответственно. – Он немного виновато улыбнулся. – Меня расспрашивать бессмысленно – я не знаю.
– Спасибо. – Питт поднялся. – Больше вроде и спросить не о чем. Вы оказали мне любезность, согласившись поговорить, тем более приняв здесь.
– Это вряд ли. – Иниго тоже встал. – Вы и выбора мне не оставили: либо принять вас, либо выставить себя напыщенным глупцом. Или, что еще хуже, человеком, которому есть что скрывать.
Сказано это было умышленно, и Томас не стал обижать его отрицанием.
На следующий день Питт не отправился к Амброзине Чаррингтон, а достал своей саквояж «гладстон», положил чистую рубашку и носки и сел на поезд на вокзале Юстон. Целью его был Эбботс-Лэнгли, где инспектор рассчитывал выяснить обстоятельства смерти Отилии Чаррингтон.
Он провел там два дня, и чем больше узнавал, тем меньше понимал.
Найти дом Чаррингтонов труда не составляло – их здесь знали и уважали. Питт подкрепился в местной гостинице и посетил приходское кладбище, но могил Чаррингтонов не обнаружил – ни Отилии, ни кого-либо еще.
– Они здесь всего лет двадцать, живут наездами, – объяснил церковный сторож. – Новенькие. И на этом кладбище вы их не найдете. Хоронят где-нибудь в Лондоне.
– А дочь? – спросил Питт. – Она умерла здесь чуть более года назад.
– Может быть, но хоронили не здесь, – заверил его сторож. – Посмотрите сами. За последние двадцать пять лет я видел все здешние похороны. Но Чаррингтонов – ни одного.
Питта вдруг осенило:
– А католики – или кто еще? Другие церкви поблизости есть?
– Я про все в округе похороны знаю. Такая у меня работа. И Чаррингтоны не какие-то пришлые, не чужаки. Они – джентри, значит, принадлежат к англиканской церкви, как и все остальные, как и должно быть. Когда жили в деревне, в церковь ходили каждое воскресенье. Если бы ее хоронили здесь, то только на этом кладбище. Должно быть, вы ошиблись и она умерла в Лондоне. Или, что маловероятно, умерла здесь и они отвезли ее в Лондон. Положили, наверное, в семейный склеп. Ложись со своими, я всегда так говорю. Вечность – время долгое.
– Вы не верите в Воскрешение? – с любопытством спросил Питт.
Смотрителю вопрос не понравился – как можно быть настолько бестолковым, чтобы вносить абстрактные вопросы доктрины в практические дела жизни и смерти.
– Как можно такое спрашивать? Разве вам ведомо, когда это случится? Могила – это надолго, очень надолго. Здесь подход нужен основательный. В могиле вам лежать столько, сколько никакой дом здесь не простоит.
Спорить было не о чем. Питт поблагодарил сторожа и отправился к местному доктору. Тот знал Чаррингтонов, но Отилию в ее последней болезни не посещал и свидетельство о смерти не выписывал.
На следующий день, повидав слуг, соседей и начальницу почтового отделения, инспектор вернулся поездом в Лондон, убежденный в том, что Отилия Чаррингтон действительно провела в Эбботс-Лэнгли последнюю неделю жизни, но умерла не там. Кассир на станции вспомнил, что видел ее пару раз, но не помнил, когда именно. Да, она покупала билет до Лондона, но вернулась ли – он не знал.
Вывод напрашивался сам собой – Отилия умерла не в Эбботс-Лэнгли, а где-то еще и по неведомой причине.
Откладывать визит к Амброзине и Лоуэллу Чаррингтонам Питт больше не мог. И даже суперинтендант Этелстан, при всем нерасположении к такой мере, не нашел аргументов против. Обращение было сделано – вежливо, как будто речь шла об одолжении, согласие получено, время назначено. Однако устроена встреча была не так, как планировал Питт, – он хотел встретиться с супругами порознь и неофициально. Но когда инспектор доложил Этелстану о своих намерениях, тот взял дело в свои руки.
Лоуэлл принял Питта в гостиной. Амброзина отсутствовала.
– Да, инспектор? – холодно сказал он. – Не представляю, что еще могу сказать об этом прискорбном случае. Я уже исполнил свой долг и сообщил вам все, что мне известно. Бедная миссис Спенсер-Браун была женщиной с неустойчивой психикой, как ни печально об этом говорить. Лично я частной жизнью других не интересуюсь. И, следовательно, не имею ни малейшего представления о том, что могло предопределить сию трагедию.
– Нет, конечно, сэр. – Они все еще стояли, и Лоуэлл, похоже, не намеревался облегчать Питту его нелегкую задачу. – Но сейчас уже установлено, и в этом нет сомнений, что миссис Спенсер-Браун не покончила с собой. Ее убили.
– Неужели? – Лоуэлл побледнел и потянулся вдруг к стоявшему за ним стулу. – Полагаю, вы абсолютно уверены? Не поторопились с выводами? Зачем кому-то ее убивать? Это же нелепо! Она была почтенной женщиной!
Питт тоже сел.
– У меня нет в этом ни малейших сомнений. – Он уже решил, что без маленькой лжи не обойтись, другого подступа к интересовавшему его предмету Томас не придумал. – Иногда убивают даже самых невинных.
– Какой-нибудь сумасшедший? – Лоуэлл ухватился за простейшее объяснение. Безумие подобно болезни – оно не разбирает. Разве сам принц Альберт не умер от тифа? – Конечно. Вот и ответ. Боюсь, я не видел здесь каких-то чужаков, а слуг мы отбираем самым тщательным образом. И только по рекомендациям.
– Очень разумно, – услышал Питт собственный голос. От такого лицемерия у него даже во рту пересохло. – Вы ведь, сэр, тоже трагически потеряли дочь?
Лоуэлл замкнулся, готовясь защищаться, и посмотрел на полицейского почти враждебно.
– Вы правы. И я предпочел бы не обсуждать сей предмет, не имеющий отношения к смерти миссис Спенсер-Браун.
– В таком случае вам известно о ее смерти больше, чем мне, сэр, – сдержанно ответил Питт. – В данный момент я не знаю ничего – ни что стало причиной смерти, ни почему миссис Спенсер-Браун убили.
Лоуэлл побледнел еще сильнее, кожа стянулась к глубоким морщинам, пролегшим у рта и на подбородке. На шее проступили бугры мышц.
– Мою дочь не убили, сэр, если вы это вообразили. Об этом не может быть и речи. Вот почему я не вижу никакой связи. И пусть ваши профессиональные амбиции не подталкивают вас видеть убийство там, где есть только трагедия.
– Что стало причиной ее смерти, сэр? – Питт понизил голос, понимая, какую боль причиняет своими расспросами; сознание этого было сильнее разделявших двух мужчин чувств и убеждений.
– Болезнь. Весьма нежданная. Но не яд. Если вы подумали об этом как о возможной связи, то ошиблись. И вам бы лучше заниматься делом миссис Спенсер-Браун, а не копаться в семейных трагедиях других людей. И я отказываю вам в разрешении досаждать подобными дурацкими расспросами моей жене. Она уже немало пострадала. Вы не представляете, что делаете!
– У меня есть дочь, сэр, – сказал Томас, напоминая об этом не только сидевшему напротив невысокому, напряженному человеку, но и себе самому. Что, если бы Джемайма умерла вдруг, неожиданно, превратившись в один день из живой, веселой девочки в мучительное воспоминание? Было бы для него так же, как сейчас для Лоуэлла, невыносимо обсуждение этого? Он не стал гадать. Такая трагедия уму непостижима.
Однако же Мина тоже была чьей-то дочерью…
– Где она умерла, сэр?
Лоуэлл посмотрел на него в упор.
– В нашем доме, в Хертфордшире. А какое вам до этого дело?
– И где она похоронена, сэр?
Лоуэлл вспыхнул.
– Я отказываюсь отвечать на дальнейшие вопросы! Это чудовищная наглость и оскорбление! Вам платят за расследование смерти Мины Спенсер-Браун, а не за удовлетворение вашего личного любопытства в отношении моей семьи и постигшей ее утраты! Если есть вопросы по делу, спрашивайте. Я отвечу на них, как должно. В противном случае прошу немедленно покинуть мой дом и не возвращаться, если только вас не приведет сюда служебная необходимость! Вам понятно, сэр?
– Да, мистер Чаррингтон, – мягко ответил Питт. – Я прекрасно вас понимаю. Ваша дочь дружила с миссис Спенсер-Браун?
– Не особенно. Думаю, между ними не было близких отношений. Разница в возрасте…
В голову Питту залетела вдруг совершенно случайная мысль.
– Ваша дочь была знакома с мистером Лагардом?
– Они знали друг друга какое-то время, – сдержанно ответил Лоуэлл. – Но никакой… – он заколебался, подбирая нужное слово, – никаких нежных чувств между ними не было. Очень жаль. Отличная получилась бы пара. Мы с женой пытались воздействовать на нее, но Отилии пришлось… – Он снова остановился и нахмурился. – Это вряд ли имеет отношение к вашему расследованию. А сейчас – и вообще к чему-либо. Извините, но мы только впустую тратим ваше и мое время. Мне нечего вам больше сказать. Доброго дня.
Упереться? Стоять на своем? Требовать? Нет, решил он. Лоуэлл все равно ничего больше не скажет.
Инспектор поднялся.
– Спасибо за помощь. Надеюсь, мне не придется больше беспокоить вас. Доброго дня, сэр.
– Я тоже надеюсь. – Лоуэлл встал. – Лакей вас проводит.
Над Рутленд-плейс висело водянистое солнце. Проклюнувшиеся в одном или двух садах зеленые листочки нарциссов напоминали выставленные штыки под желтыми стягами. Лучше бы их не сажали вот так, рядами, как армейские шеренги, подумал Питт.
Права ли была Мина Спенсер-Браун в своем отношении к смерти Отилии Чаррингтон, но в этом определенно была какая-то тайна. Девушка не умерла и не была похоронена в том месте, на которое указывала ее семья. Зачем им лгать? Кто на самом деле убил ее и где?
Ответ мог быть только один: это было что-то настолько болезненное или настолько ужасное, что они предпочитали не говорить правду.