Текст книги "В тени красных жасминов"

Автор книги: Энн Мэтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Убирайтесь! – закричала она в слепой ярости. – Убирайтесь! Я не хочу с вами говорить! Я не стану с вами говорить.

Она бросила полоску визитки ему в лицо и хотела захлопнуть дверь.

– Мисс Линдсей, подождите, вы не поняли…

– О да, я поняла. Убирайтесь! Убирайтесь, пока я не вызвала полицию и вас не забрали отсюда!

Сильным рывком она захлопнула дверь перед его лицом и закрыла ее на засов и цепочку, а затем повернула ключ в замке. Она слышала, как он стучал в дверь, прося ее открыть, говоря, что ему просто надо было ей что-то сказать, что-то срочное, но она не слушала. Она оставила дверь и прошла в комнату, усилив звук телевизора, чтобы он его услышал и понял: что бы он ни говорил – это было пустой тратой времени.

Через некоторое время он ушел, и она снова уменьшила звук телевизора и обнаружила, что дрожит. Она чувствовала негодование и была несчастной. Как мог Пьер так с ней поступить? Чего он боялся? Какие тайны пытался он раскопать? Наверное, он понимал, что Пол должен был, почти обязан был устать от отношений с женщиной, которая могла дать ему так мало. Или он этого не знал? Она уже ничего не понимала…

Она ссутулила плечи и попыталась отвлечься на пьесу, которую смотрела по телевизору, но мысли не давали ей покоя, и она вообще не могла понять, что происходило. Если Пьер зашел так далеко, что прислал к ней частного сыщика, то к этому времени он должен был все знать о ней. Он должен был знать о Шейле и Питере Фельдмане, например, если ему еще не была предоставлена искаженная версия Адель, то казалось очевидным, что Шейла была доверенным лицом другой женщины, и было что-то, что они могли легко представить на свой лад. Может быть, это была еще одна причина того, за что он, похоже, так ее презирал.

Она, шатаясь, поднялась. Если она продолжит так думать, то сойдет с ума. Она вышла на кухню и начала готовить кофе. Завтра она пойдет, и повстречается со смотрительницей, и спросит её, как скоро сможет вернуться в госпиталь. Только в работе, утомляя свое тело до изнеможения, сможет она получить хоть какое-то душевное облегчение.

Глава 6

Когда на следующий день Ребекка пришла поговорить со смотрительницей, она испытала еще одно разочарование. Смотрительница была доброй и вежливой, но вместе с тем строгой.

– Моя дорогая девочка, – сказала она, положив локти на стол и наклонившись вперед к Ребекке, – ты только что выздоровела от особого вирулентного приступа пневмонии. Я могла бы, вероятно, снова взять тебя сюда, пока ты полностью не восстановишься. Мой лучший тебе совет – подождать до Нового года, сделай перерыв, приходи и снова поговоришь со мной в конце января.

Ребекка недоуменно смотрела на нее.

– В конце января? – тихо повторила она.

– Да, самое раннее. Если бы был рал ар лета, то я предложила бы тебе провести месяц на море и затем постепенно вернуться к работе, но такая погода для тебя очень плоха, и если честно, то я боюсь, что ты, если перенапряжешь свои силы сейчас, сляжешь. – Она вздохнула, увидев угнетенное лицо Ребекки. – Моя дорогая девочка, я не делаю этого со зла, Я просто хочу, чтобы ты до возвращения была в полном порядке.

Ребекка вышла из кабинета смотрительницы, чувствуя себя совершенно разбитой. Все ее надежды были связаны с возвращением к ежедневной работе, отложив все остальное на будущее и вернувшись к нормальной жизни. Но оказалось, что даже в этом ей было отказано, по крайней мере, сейчас, и впереди ее ждали тянущиеся недели и недели, от которых не ожидалось ничего, кроме раздумий…

Вернувшись домой, она дала волю слезам. Лежа на кровати, глядя в потолок спальни невидящими глазами, она вопрошала, будет ли она снова себя нормально чувствовать.

Анет Флеминг пришла повидать ее в этот вечер и она была искренне поражена внешностью своей подруги.

– Давай, Ребекка, – беспокойно воскликнула она, – не будь такой удрученной только потому, что не можешь вернуться на работу! О Боже, я думала, что ты бы оценила перерыв в работе. Особенно когда погода такая холодная и леденящим утром никому не хочется вылезать из постели.

Ребекка жалко пожала плечами.

– Но что мне делать? – отчаянно вскричала она, – У меня нет семьи, как у тебя. Нет… нет парня.

Анет нахмурилась.

– Хорошо, почему тебе не поступить так, как сказала смотрительница, и не отдохнуть? Ты же не нуждаешься в деньгах, не так ли? Ты могла бы поехать за границу. Это было бы интересно.

Ребекка поднялась в своем кресле и задумалась. Это была вполне приемлемая мысль, если обдумать ее серьезно. И, наконец, как сказала Анет, на некоторое время она бы покинула Англию. В каком-нибудь иностранном государстве она была бы никому не известным туристом…

– В таком случае куда бы ты поехала? – спросила она Анет.

Анет недолго подумала.

– В это время года лучше поехать подальше, где наверняка много солнца. Северная Африка или даже Карибы. Твои финансы эго позволят?

Ребекка подперла подбородок ладонью.

– Почему нет? Я не так уж много где бываю. Я, похоже, не трачу денег, за исключением, конечно, на одежду.

– Счастливая ты! – Анет лениво потянула над головой руки. – Честно говоря, ты теперь серьезно об этом думаешь, и я чувствую, как зеленею от зависти.

Ребекка заметила, что улыбается.

– Тогда жаль, что ты тоже не можешь поехать.

Анет сделала гримасу сожаления.

– В отличие от тебя, я часто бываю в разных местах, и мои финансы почти на нуле. Кроме того, Берри бы это не понравилось.

Ребекка откинулась назад в своем кресле, и ее глаза вдруг стали задумчивыми. Чем больше она думала об отъезде, тем более привлекательной становилась идея. Если она поедет куда-нибудь далеко отсюда, как, например, на Карибы, то маловероятно, что она встретит там кого-нибудь из знакомых. Тут же она вспомнила, что Том Бриант говорил, что у Пьера есть дом на Ямайке, и она для себя отметила, что туда ехать не следует.

В течение нескольких следующих дней она вплотную занялась вопросом об отдыхе и обновила свой паспорт. Было так много заманчивых возможностей выбора, и она проводила вечера, внимательно изучая брошюры о путешествиях. Теперь ей было чем занять свои мысли, это было уже нетрудно, и у нее появился интерес к себе, она постригла волосы, сделала прическу и покупала себе новую одежду.

В конце этой недели пришло письмо. Оно было из адвокатской конторы в Линкольн-Инн и сообщало, что она была в числе наследников в соответствии с последней волей в завещании, оставленном мисс Адель Маргарет Сент-Клауд.

Ребекка была совершенно ошеломлена этой новостью. Она никогда и представить не могла, что Адель могла умереть так скоро, и хотя она ее не любила и, по правде говоря, временами почти ненавидела, но не желала бы ее смерти. Казалось невероятным, что истеричный деспот, который причинил ей столько несчастья в жизни, мог быть сейчас мертв. Хотя, как сама не раз слышала от доктора на Фиджи, приступы, которые ее мучили, могли оказаться в один день фатальными, и она, таким образом, должна следить за тем, чтобы не перевозбуждаться. Ребекка не могла отрицать некоторого чувства жалости, которое овладело ею, хотя она и понимала, что Адель бы ее за это не поблагодарила.

Она перечитала письмо еще раз, ей с трудом верилось, что Адель могла ей оставить хоть что-нибудь. В конце концов, она ее не любила, она старалась причинять ей боль, и во время ее визита в Сан-Суси – этого ужасного визита! – она явно показывала, что презирает ее.

И еще было удивительно то, что ее вызывали в контору господ Китченера-Фрэнсиса с тем, чтобы услышать что-то в свою пользу.

Но хотела ли она чего-нибудь от Адель? Могла ли она принять, что бы это ни было, без постоянного напоминания о прошлом? Или это был замысел Адель? Было ли ее сознание настолько испорченным, что она и после смерти старалась причинить ей боль?

Ребекка с беспокойством ходила по комнате. Любопытство было мощным оружием, и Адель знала, что делала, когда вложила это оружие в руки Ребекки.

Наконец она решила, что должна повидаться с адвокатами. В конце концов, что бы Адель ей ни оставила, это не могло перейти в руки кому-то еще без ее в этом участия. И так как она надеялась вскоре покинуть Англию, то это следовало сделать сразу же.

Она позвонила адвокатам и договорилась о встрече с мистером Брумом на следующее утро в одиннадцать часов. Когда она вышла из такси у конторы, она немного волновалась, так как было вполне возможно, что один или несколько членов семьи Адель могли оказаться здесь в это же время. Но когда она была приглашена в контору мистера Брума, то с облегчением заметила, что в данный момент была единственным клиентом.

Мистер Брум оказался довольно молодым мужчиной и объяснил, что на самом деле его отец был адвокатом мисс Сент-Клауд, но это дело вел он. Ребекка поблагодарила его и затем терпеливо подождала, чтобы он продолжил.

– Как вам известно, у мисс Сент-Клауд была вилла недалеко от Сувы на главном острове Фиджи, Вити-Леву. Я думаю, что вы там когда-то работали в качестве сиделки мисс Сент-Клауд, это правильно?

Ребекка кивнула.

– Да, в течение двух лет.

Мистер Брум кивнул самому себе.

– Хорошо. – Он просмотрел бумаги на столе. – У меня здесь копия последней воли мисс Сент-Клауд, и в ней она заявляет, что хотела бы, чтобы вы стали владелицей виллы и каждый год получали достаточные суммы для ее поддержания. – Не обратив внимания на возглас удивления Ребекки, он продолжал: – Если вы решите продать виллу, то ежегодное пособие будет прекращено. – Он пробежал по другой странице документа. – Я думаю, что в этом случае деньги будут посланы на какие-то благотворительные нужды.

– Вы шутите! – Ребекка уставилась на него с недоверием. – Не можете же вы сказать, что она оставила виллу мне!

Мистер Брум, нахмурившись, рассматривал ее.

– Почему вы так говорите, мисс Линдсей? Здесь черным по белому написано. Я не стану беспокоить вас ненужными деталями вступления, но будьте уверены, что вилла – ваша.

Ребекка смущенно провела рукой по лбу.

– Но я думала… я имею в виду, что она жила в Англии уже так долго… я решила, что вилла уже была продана.

– О нет, мисс Линдсей. Там женщина, жительница Фиджи, я думаю, которая следит за ней.

– Роза! – У Ребекки непроизвольно вырвалось имя. – Это, наверное. Роза. – Она схватилась рукой за горло. – Но… но там сказано почему? Я хотела сказать, что я просто не могу в это поверить.

Мистер Брум улыбнулся. Он был очень сдержанным молодым человеком, и Ребекка не могла представить, что бы могло его расшевелить.

– Моя дорогая мисс Линдсей, насколько я понимаю, Фиджи – это другая сторона земного шара. Не каждый пожелал бы там жить, за тысячу миль от западной цивилизации.

Ребекка сжала губы.

– О, но вы не правы! – воскликнула она – Это сказочное место. Вы когда-нибудь были на Меланезийских островах, мистер Брум?

– Боюсь, что нет. – Губы мистера Брума вытянулись. Он снова вернулся к бумагам. – Я понимаю, что вам потребуется время, чтобы принять решение, обдумать все, как это было, поэтому я предлагаю вам пойти сейчас домой и прийти сюда завтра или послезавтра и сообщить о том, что делать дальше.

Ребекка безучастно кивнула, встала с такой нервной поспешностью, что уронила перчатки и чуть не уронила сумочку. Неловко она подняла их и пошла к двери. Мистер Брум плавно открыл ее, и, когда она вышла, ей стало интересно, пробудил ли кто-нибудь из его клиентов в нем большее ощущение того, что он им предлагал.

На улице она остановилась, понимая, что для нее невозможно было завершить что бы ни было, пока у нее не будет времени, чтобы реально обдумать те возможности, которые ей предлагала Адель. Это был как некий сумасшедший сон, и она не могла в это поверить. Даже отодвинув в сторону то, что Адель ее никогда не любила, все равно еще оставалось невероятным, что теперь она является владелицей виллы на Фиджи. И что она собирается с этим делать?

У нее было несколько возможностей. Она могла бы вернуться к адвокату и сказать ему, что не хотела ни виллы, ни денег на ее содержание, и пусть он ее продаст и отправит деньги на какие-нибудь благотворительные нужды, как он сказал. Или она могла согласиться на виллу, поддерживать ее и пользоваться при случае. Или она могла поступить так, как Адель за много лет до нее, и покинуть Англию вообще, и осесть там. Ей, конечно, потребовалось бы работать, но это ее не беспокоило, так как казалось очевидным, что деньги, которые оставила бы ей Адель, предназначались лишь на поддержание виллы, а не на нее. Но она легко могла получить там работу, или частно, или в госпитале; доктор Мэнсон помог бы ей, и она могла бы начать совсем новую жизнь.

Только одна мысль беспокоила ее, но она ее решительно отбрасывала: осознание того, что Пьер будет за тысячи миль оттуда, в Англии, и не будет ни малейшей возможности увидеть его еще когда-нибудь…

Но тем не менее была ли у нее иная возможность? Он презирал ее, он даже вел за ней слежку, если она встретится с ним еще когда-нибудь, то это только приведет к еще большим унижениям, и она не была уверена, что это выдержит.

Она в эту ночь плохо спала. Ей хотелось с кем-нибудь поделиться, но не было никого, кому она могла бы довериться. Она подумала о Поле, но потом отбросила эту мысль. Он сам начинал новую жизнь. Ей не следовало тянуть его назад, в ее прошлое, только из-за эгоистичного желания довериться ему. Конечно, была Анет, но она знала так мало о том, что происходило, что Ребекка не могла иметь намерения посвятить ее в свое прошлое.

Так она лежала в одинокой нерешительности, ей стало любопытно, почему она была такой дурой, что решила отказаться от денег Адель, чтобы отомстить ей после смерти. Но к тому моменту, когда лучики рассвета проникли в комнату, ей пришлось признать, что никак уже не изменить того, что было в прошлом, и что она была бы дурой, отказавшись от того, что предлагалось. Какими бы ни были побуждения Адель, она никогда наверняка не узнает, что именно она намеревалась сделать.

Мистер Брум казался особенно довольным ее решением согласиться, и она сказала ему, что намерена вылететь на Фиджи в конце следующей недели, всего за три дня до Рождества. Казалось приемлемым, что она собиралась встретить Рождество в своем новом доме, хотя она и не совсем еще решила, будет там жить или нет. Может быть, была возможность какого-нибудь компромисса, но в любом случае ей требовалось больше времени, чтобы все окончательно решить.

Она вышла из адвокатской конторы, чувствуя, что у нее почти полегчало на сердце. Через десять дней она будет в пути, и ей уже не предстояло в одиночестве встретить Рождество в этой квартире…

Ребекка перевернулась на живот, закапываясь пальцами глубоко в песок, радуясь возрождающему к жизни теплу солнца, которое она ощущала на спине и плечах. Она только что поплавала в теплой глубине Тихого океана и теперь ничком лежала на своем собственном пляже, впитывая лучи солнца. Ее волосы представляли лежащий на ней страшный беспорядок золотистого шелка, но ей было все равно. Не было никого, кто мог бы ее увидеть. Кроме Розы, конечно, но той не было дела до внешности Ребекки.

Прошло два дня, как Ребекка приехала на Фиджи, и завтра был день Рождества. Казалось невероятным, что в Лондоне должно было быть так холодно, сырая погода, когда здесь было так тепло и множество красок. В течение двух дней она ничего не делала, только плавала и загорала на солнце, и уже слабый золотистый загар покрывал ее бледную кожу. Но была еще болезненно худа; но она знала, что несколько недель питания тем, что так вкусно готовила Роза, все приведут в порядок. Жительница Фиджи средних лет была необычайно рада видеть ее. Хотя они детально не обсуждали причины, по которым Адель оставила виллу Ребекке, это предстояло позже. В настоящее время достаточно было просто быть здесь, обмениваться случайными сплетнями и знать, что они друг друга понимают.

Теперь она посмотрела вверх и увидела Розу, идущую по песку к ней с белым конвертом. Приподнявшись на руках, она хотела встать, но потом снова легла на песок и сказала:

– Что это, Роза?

Роза остановилась около нее, протягивая ей конверт.

– Это письмо, мисс. Оно пришло всего несколько минут назад, и я подумала, что вам захотелось бы взглянуть на него.

Ребекка нахмурилась, взяла конверт и с любопытством повертела его в руках. Он был переправлен с ее лондонского адреса, поэтому тот, кто его посылал, еще не знал, что она уехала из страны. Она дала соседке по квартире свой новый адрес, и это явно она переправила его.

Роза улыбнулась и сказала что-то о том, что оставила духовку, и пошла назад, оставив Ребекку, которая открыла конверт немного неуверенными пальцами. Она не могла представить, кто это ей писал, и у нее возникло слабое предчувствие нависшей угрозы. Вытаскивая письмо, которое лежало внутри, она раздраженно подумала, что смешно было испытывать такое чувство, но все-таки она не могла избавиться от этого предчувствия. Кто это хотел с ней связаться и не знал, что она выехала из квартиры?

Письмо не было длинным, и когда она взглянула в низ листа, то у нее кольнуло внутри от беспокойства – потому что оно было подписано Шейлой Стифенс. Скрестив ноги, она начала читать, и, по мере того как она это делала, все ее ощущение удовлетворения начинало исчезать…

«Дорогая Ребекка! К тому моменту, когда ты прочитаешь это письмо, ты уже будешь знать, что унаследовала виллу Адель, но, как подруга, я считаю необходимым сообщить тебе, что Адель Сент-Клауд не оставляла тебе ничего. Наоборот, она умерла, не сделав никакого завещания».

Пальцы Ребекки дрожали, и, прежде чем продолжить читать дальше, она вынуждена была успокоить их. Писанина становилась слишком грязной.

«На самом деле вилла принадлежала не ей, а Пьеру Сент-Клеру. Он у нее ее купил, когда она вернулась в Англию, и с тех пор оставалась его собственностью. Причина, по которой она была тебе передана, очень проста. В силу некоторых обстоятельств Пьер чувствовал вину из-за того, как вел себя с тобой, и вследствие этого он выбрал такой способ успокоить свою совесть. Кроме того, может быть, он чувствовал, что это надежный способ вывезти тебя из страны – таким образом, подальше от него и Пола. В любом случае, как твоя старая подруга, я думаю, что ты заслуживаешь того, чтобы знать, во что ты, согласившись на это, ввязалась. Искренне твоя

Шейла».

Ребекка отложила письмо в сторону и сидела несколько минут, глядя невидящими глазами на море. В этот утренний час море было, как никогда, красиво, оно меняло свой оттенок от бледно-бирюзового до ярко-синего, с бахромой хрупких узоров кораллового песка. Вдоль линии берега нежный бриз шевелил пальмы, и их тонкие стволы создавали тень для улицы. До ее ушей дошел звук бурунов, разбивающихся о риф, и она подумала: как все это было невероятно прекрасно! Почти две недели она считала все это своим, но вдруг лишилась всего этого с появлением этого письма. То, что побудило написать Шейлу это письмо, не было дружественным жестом с ее стороны. Это была злобная попытка разрушить счастье Ребекки, и она удалась. Шейла, как никто другой, знала, что Ребекка никогда не сможет принять в подарок виллу от Пьера Сент-Клера, независимо от его побуждений, и предполагалось, что оно должно было дойти до ее отъезда, и, таким образом, помешать ей покинуть Лондон. Но из-за недостаточно хорошей работы почтовой службы, что было вызвано большим количеством почты в связи с Рождеством, оно опоздало, и, следовательно, она зря потратила все свои деньги, приехав сюда.

Она медленно встала на ноги, прошла по дерну и пришла на виллу. Глядя вокруг себя по-новому воспринимающими глазами, она пыталась говорить себе, что это не имело значения, но, конечно, это имело значение. Это была наиболее жестокая вещь, которую сделала Шейла, которая наконец убедила Ребекку, что девушка никогда так и не простила ей того, что она увлекла Питера Фельдмана. Что касается Пьера Сент-Клера и причин, по которым он подарил ей виллу, то она, возможно, не могла понять их. Разве только, что он, как намекала Шейла, хотел, чтобы она куда-нибудь убралась.

После душа, одетая в хлопковые шортики и блузку без рукавов, она вышла в комнату для отдыха и погрузилась в кресло, чтобы перечитать письмо еще раз. Когда пришла Роза, Ребекка дала ей письмо, сказав ей сильно удрученным голосом:

– Прочти это, Роза.

Роза вытерла руки о фартук и затем взяла письмо и начала его молча читать. Когда закончила, подняла глаза, и лицо ее выражало непонимание.

– Что это значит?

Ребекка встала из кресла.

– Это значит, что после всего вилла – не моя. Она принадлежит мсье Пьеру Сент-Клеру.

Роза неверящими глазами уставилась на нее.

– Вы имеете в виду, что не будете здесь жить?

– Это так. – Ребекка сжала губы, чтобы не дать им дрожать. – Я… я должна вернуться назад, в Лондон, как можно раньше.

– О, мисс Линдсей! – Роза сжала свои руки перед грудью, ее черное лицо выражало разочарование. – Но почему? Вилла была отдана вам. Важно ли кем?

Ребекка вздохнула.

– Я боюсь, да. Я… я могла бы принять такой подарок. Но не от… от мсье Сент-Клера.

Роза из стороны в сторону покачала головой.

– Но это ужасно! Завтра Рождество! Вы не можете уезжать в день Рождества!

Ребекка собралась с мыслями. Конечно, она забыла. Завтра – Рождество. Тогда она не должна уезжать. Она должна подождать, пока Праздник Побережья не закончится. Было смешно при осознании этого испытывать чувство облегчения. Она раньше не осознавала, насколько много стала значить вилла в качестве убежища. Для нее было проклятием знать, что она скоро ее покинет.

Эту ночь она плакала в кровати, и ее подушка пропиталась слезами. Это был единственный случай, когда она плакала, но величину горя нельзя было отрицать.

На Рождество утром она получила подарок от Розы, и когда открыла сверток, то обнаружила, что это была пара сережек, сделанных из раковин, длинных и свисающих и очень экзотичных по дизайну. Она тоже купила подарок Розе, и женщина осталась довольна блузкой, которую она привезла ей из Англии. Ребекка настояла на том, чтобы та надела ее сразу, и, чтобы доставить ей удовольствие, она надела сережки из раковин, чувствуя, как они качались и при этом слегка касались плеч. Они выглядели достаточно несоответственно белому купальнику, который был единственным предметом ее одежды. Но Розе было приятно, и больше тут никого не было, кто мог бы их видеть.

Они легко пообедали, рано вечером они поели жареной индюшки, которую специально Роза приготовила, чтобы доставить удовольствие Ребекке. Ребекка настояла на том, что они должны в такой особенный день есть вместе, и потом она вернулась на пляж, чтобы в конце дня поплавать.

Она ненадолго легла на теплый песок, и ей стало интересно, что она будет делать, когда вернется назад в Лондон. Она не могла вернуться на работу и извела все деньги, чтобы приехать сюда. Наиболее разумным было бы остаться здесь на пару недель и вернуться, как будто у нее действительно был отдых, но она не могла так поступить. Она не приняла бы ничего от Пьера Сент-Клера – ни деньги, ни жалость.

Здесь на песке было очень умиротворенно. Она слышала звуки музыки и догадалась, что на одной из других вилл была вечеринка на пляже. Без сомнения, там должно быть много людей, думала она, все пьют, и говорят, и смеются… и занимаются любовью… На ее глаза наворачивались слезы, но она им не поддалась. Жалость к себе никому не помогала, и она не будет такой глупой…

Хруст ветки сзади нее вынудил ее резко приподняться на руках. Позади нее было темно, размытая чернота качающихся пальм могла скрыть все. Она старалась убедить себя, что ошиблась, но ничего из этого не получалось. Ощущение оставалось, и когда она осмотрелась вокруг круглыми от страха глазами, то увидела, как из-за деревьев появился мужчина и начал спускаться к ней вниз по пляжу.

С восклицанием она вскочила на ноги, но затем остановилась, когда лунный свет полностью упал на лицо человека, освещая привлекательные черты Пьера Сент-Клера.

Сразу же она напряженно подумала, что недостаточно одета и что ее шелковистые волосы в беспорядке. Как и раньше, она опять была перед ним не в лучшей форме.

– Привет, Ребекка! – произнес он. Он посмотрел куда-то поверх ее головы. – Мне жаль, что я приехал так поздно, но у меня возникли некоторые трудности с вылетом из Канберры.

Ребекка уставилась на него неверящими глазами, почти как если бы она ожидала, что он исчезнет так же неожиданно, как и появился. Затем она собралась и сказала:

– Но сегодня Рождество! В Рождество нет полетов.

– Я знаю. Я заказал самолет. – Вдруг он оглянулся вокруг. – Как ты думаешь, можем мы подняться наверх, в дом? Роза знает, что я пошел к тебе, и откровенно неодобрительно отнеслась к этому по каким-то причинам. Я получил действительно достаточно холодный прием у этой леди.

Его слова напомнили Ребекке содержание письма, которое пришло в предыдущий день, и она поняла, почему Роза вела себя так странно.

– Я представляю, что Роза не в меньшей мере, чем я, была шокирована, увидев вас, – жестко сказала она. – Я что-то не припомню, чтобы я вас приглашала. Или это просто случай лишний раз напомнить, что вилла – ваша и я не могу вас выпроводить? – сердито закончила она, давая волю своему гневу.

Пьер довольно долго смотрел на нее и затем вздохнул.

– Итак, ты знаешь! – выразительно сказал он.

Ребекка отвернулась.

– Да, я знаю. – Ей удалось сохранить спокойствие в голосе. – Извините, я должна пойти и переодеться…

– Минутку!

Крепкие пальцы Пьера схватили ее за руку, без усилия помешав ей идти. Он повернул ее к себе лицом, и она увидела, что рассердила его. Выражение его лица было напряженным и твердым, по тому, как он на нее смотрел, она поняла, что он хотел отомстить ей.

– Я пришел сюда с намерением придерживаться строгих правил этикета, – сказал он резко. – Я намеревался говорить с тобой официально, на свету и в цивилизованной атмосфере на вилле, чтобы Роза была в пределах досягаемости, но когда ты так со мной говоришь, то заставляешь меня терять терпение!

Ребекка непонимающе смотрела на него.

– Почему именно ты пришел сюда? – спросила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Твоя… твоя ищейка приходила по поводу еще чего-нибудь ужасного, что я совершила? Или ты изменил свое решение относительно передачи мне виллы? Не следует беспокоиться. Я не намерена здесь оставаться. Я предпочитаю свою независимость, и – не благотворительная организация!

– Почему ты это делаешь? – сердито воскликнул он. Почему так со мной говоришь? Как будто ненавидишь меня! Я знаю, что это не так.

Ребекка попыталась вырваться от него.

– Откуда тебе знать? – съязвила она. – Это Халлидей сказал тебе?

– Ребекка, послушай меня! Мне не нужна твоя вилла, твое милосердие, ничего от тебя, понятно?

Пьер и течение мучительной минуты смотрел вниз, на ее поднятое к нему лицо, и затем со стоном он покачал головой и, притянув ее сзади за шею, наклонился и прижался к ее губам. Губы были приоткрытые и призывающе страстные. Ребекка сопротивлялась лишь на мгновение, и затем давление его губ и ищущая сила ласк его рук разрушили всю ее защиту, еще нагляднее показывая ей, чем на словах, насколько безнадежно было с ее стороны сопротивляться его власти. Поцелуй был долгим, и когда он поднял голову, то только затем, чтобы искать теплые изгибы ее плеч и груди. Его пальцы нашли защитную застежку верха бикини, но она не предпринимала попыток остановить его, и его руки соскользнули по ее спине и охватили ее стройную талию.

– Ты видишь! – сказал он несколько хрипло. – Ты не ненавидишь меня, Ребекка.

Ребекка вырвалась, чувствуя унижение от демонстрации его силы над ней, и он схватил ее за запястье и снова плотно прижал к себе.

– Если это послужит тебе утешением, я тебя тоже хочу, – сказал он ей немного дрогнувшим голосом. – И поэтому я здесь.

У Ребекки подкашивались ноги, и она призывающе посмотрела на него вверх.

– Пьер, чего ты хочешь от меня? – прошептала она разбито.

Он смотрел в ее обеспокоенное лицо раздражающе пронзительными глазами.

– Твое лицо такое тонкое, – сухо заметил он, проводя пальцами от изгиба ее глаза до линии подбородка. – Ты должна верить мне, когда я говорю, что не знал, что ты была так больна.

Ребекка дрожала у него в руках.

– Это… это был грипп, вот и все, – сказала она, пытаясь прояснить это.

Он покачал головой.

– Пол сказал мне. Это было намного серьезней. Но прийти и увидеть тебя не было возможности по простой причине: моя рука была заражена. Ты помнишь тот случай, не так ли?

Ребекка в упор посмотрела на него.

– Конечно, я помню. Ты хочешь сказать, что… рана не зажила?

Пьер слегка улыбнулся.

– Я бы сказал, что это было английское преуменьшение, – сухо заметил он. – Но теперь это не важно. Есть другие предметы для обсуждения. Вилла, например.

Ребекка тяжело сглотнула, и теперь, когда она вырывалась, он ее отпустил.

– Почему ты это сделал? – воскликнула она, – Почему ты дал мне поверить, что она была моя, когда… – Она наклонила голову.

Пьер внимательно на нее смотрел.

– Это все твое. Передача тебе была произведена дне недели назад.

Ребекка быстро взглянула вверх.

– Но почему? Почему? Почему давать мне понять, что Адель завещала ее мне?

– Это был единственный способ, который я видел, как передать ее тебе. Я хотел, чтобы ты вернулась сюда и тебе снова стало хорошо.

Ребекка отвернулась.

– Но ты знал, что когда я узнаю…

Глаза Пьера сузились.

– Ты не должна была узнать, Ты бы никогда и не узнала, если бы кое-кто не вмешался! Но раз это случилось, то ты уже сказала мне, что не примешь ее. Что я могу сделать? Что я могу сказать, чтобы убедить тебя, что у меня не было – как это сказать? – скрытых мотивов? – Неожиданно он ударил кулаком по своей ладони. – Конечно, это не способ, я знаю. Приходить сюда, сердясь на тебя, пытаться заниматься с тобой любовью! Это не способ убедить тебя, что мои мотивы альтруистичны. – Он распрямил плечи и указал на огоньки виллы. – Пойдем! Тебе нельзя мерзнуть. Мы продолжим беседу, выпив чего-нибудь, если ты будешь так добра, предложив мне свое гостеприимство.

– Как я могу отказать? – Ребекка не могла удержать усмешки, которая была у нее на губах, и она была удивлена выражением боли, исказившей его лицо.

– Пожалуйста, – попросил он. – Пойдем.

Ребекка пожала плечами и, не говоря больше ни слова, побежала впереди него по траве на виллу. По пути в комнату она встретила Розу.

– Мсье Сент-Клер! – воскликнула она. – Ты его видела?

Ребекка остановилась и кивнула.

– Д-да, – неохотно ответила она. – Он… он идет сюда выпить.

Роза нахмурилась.

– Я понимаю. И вы все равно уезжаете завтра?