Текст книги "Осколки тебя (ЛП)"
Автор книги: Энн Малком
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Энн Малком
Осколки тебя
Серия: Грешники в отставке – 1
Перевод: Анастасия Мауль
Редактура, вычитка и обложка: Алина Семёнова
ГЛАВА 1
«Ее кровь подобна вину. Выдержанному. Насыщенному. Редкому. Никто, кроме меня, не прольет ее»
Я поняла, что совершила ошибку, как только съехала с автострады на извилистую дорогу, плохо асфальтированную, полную выбоин, окаймленную густым лесом.
Несмотря на то, что ехала по этой дороге всего несколько минут, и по-прежнему видела в зеркале заднего вида автостраду, ощущение удушья было непреодолимо. Лес душил меня. Природа душила меня.
Мне пришлось вцепиться в руль, чтобы не дать себе затормозить, развернуться и поехать обратно в свою квартиру в Нью-Йорке. Город никогда не казался мне удушливым несмотря на то, что плотность населения в нем была одной из самых высоких в стране.
В Нью-Йорке отсутствовало такое понятие, как уединение. Люди испражнялись на улицах, трахались в парках, рожали детей в такси и умирали, где придется, но именно это мне и нравилось. Жизнь там проживалась в открытую. Начиналась в открытую и так же заканчивалась. Уродливая правда, питавшая мою такую же уродливую душу.
Конечно, у меня была роскошная, просторная квартира с видом на парк, но даже с учетом ее стоимости в миллионы, она не была огромной. Примерно неделю назад я делила ее с моим теперь уже бывшим женихом.
Я подумала, что если сейчас развернусь, проглочу всю свою гордость и откажусь от достоинства, то смогу лишить бывшего этого титула. Нет, не смогу. Провалиться, даже не начав по-настоящему. В любом случае, это был не вариант. Вышеупомянутая квартира уже была в залоге – спасибо нью-йоркскому рынку недвижимости, а все мои вещи, кроме тех, что лежали на заднем сиденье машины (а их собралось немало, машина была забита до отказа) – хранились на складе.
Мои друзья (люди, притворявшиеся что я им нравлюсь по собственным эгоистичным причинам, пока я притворялась, что нравлюсь им по своим) устроили прощальную вечеринку с фотографиями и прощаниями. Моя лучшая подруга подумывала о том, чтобы отправить меня в психиатрическую клинику, поскольку считала, что я сошла с ума, когда объявила, что покидаю некогда любимый мною шумный, грязный, суетливый город и переезжаю в крошечный городок в штате Вашингтон.
Конечно, я была сумасшедшей. Все писатели сумасшедшие, не так ли? Если я еще могла называть себя писателем. Я не писала уже несколько месяцев, и мой чрезмерный аванс за последнюю книгу быстро истощался в одном из самых дорогих городов мира. В том городе, о котором я всегда мечтала. В той жизни, о которой всегда мечтала.
У меня есть деньги. Я могла вернуть аванс и уйти на заслуженный отдых, если бы хотела вести тихую, спокойную жизнь. Но дело не в деньгах. Дело в пустой странице. Несмотря на меркантильность и поверхностность мышления, я все равно променяла бы пустую страницу на пустой счет в банке.
У меня никогда не было проблем с деньгами. С тех пор, как начала писать. С тех пор, как моя дебютная книга потрясла мир. Но в последнее время я чувствовала себя потерянной. Беспокойной, несмотря на свой литературный успех, огромный счет в банке и бешеных, если не сказать одержимых, читателей. Мне нравилась их одержимость. Чем темнее, тем лучше. Письма, содержание которых граничило с психозом и которые, возможно, следовало бы передать правоохранительным органам… да, мне это нравилось.
Я жила жизнью, которую большинство настоящих творцов так и не смогли прожить пока создавали свои шедевры. Генри Дэвид Торо, Герман Мелвилл, Эмили Дикинсон и многие другие. Они прожили безрадостную, убогую жизнь, а их книги сделали их миллионерами только после смерти.
В мою же честь устраивали вечеринки – несмотря на то, что я презирала всех гостей и самих организаторов вечеринок. Меня приглашали в ток-шоу, я ездила в писательские туры. Опять же, я их ненавидела и значительно сократила их количество за последние два года, а также отменила все предстоящие. Причиной тому была не столько ненависть, сколько ложь, которой я кормила себя, чтобы не лишаться всего этого.
В моей карьере, несмотря на мрачные тени, у меня было всё.
В личном плане – на поверхностном уровне, конечно, – у меня тоже было всё.
У меня был мужчина, вставший передо мной на одно колено с темно-красной коробочкой в руках, окаймленной золотом и обещаниями. Он носил костюмы за десять тысяч долларов, его называли одним из самых завидных холостяков города. Его семья была богатой, чванливой и все еще имела домашний персонал. Все, что было плохого в обществе и плохого в нас как в людях, все еще было желанным. Мы все жаждали стать частью клуба, который систематически уничтожал сочувствие и человечность.
Даже я – паршивая овца в своей семье и в литературном мире.
Я наслаждалась тем, что была изгоем, но купалась в роскошном, богатом и фанатичном мире моего жениха и парней, что были до него.
Потом были гостиничные номера. Номера, которые я когда-то любила за их отсутствие индивидуальности и богатство, возможно, только дразнили меня моей пустой страницей и поврежденным мозгом. Зияющая пустота только усиливалась, когда я не писала.
Писательский ступор превратил меня в… нечто.
В кого-то еще неустойчивее и невменяемее, чем до этого, а до этого я была чертовски невменяема. Я стала вести себя как параноик, стала замкнутой, угрюмой и, если быть честной, даже злой. И еще я словно прозрела. Слишком четко увидела, как много я себе врала. В какую ужасную и пустую жизнь себя втянула. Начиная с мужчины, который купил мне дорогое, безвкусное кольцо с огромным бриллиантом, которое я сняла с пальца в то же утро, когда купила домик в Вашингтоне. Да, купила. В месте, настолько сильно отличающемся от Нью-Йорка, насколько это вообще было возможно. Я не умела делать что-то наполовину, поэтому полностью перестраивала свою жизнь.
План состоял в том, чтобы запереться вдали от цивилизации – если Нью-Йорк вообще можно назвать цивилизованным – и написать книгу, которую я обещала своему издателю. Ведь именно так поступали все великие писатели, да? Избавлялись от всех внешних отвлекающих факторов, заставляли себя смотреть вперед, на историю, на свое безумие. План казался таким простым, таким заманчивым. Но в реальности идея, пришедшая мне в голову, походила скорее на пластырь на пулевом ранении. Я думала, что это поможет мне продержаться хотя бы до тех пор, пока не напишу обещанную книгу. Но сейчас, глядя на дорогу, чувствуя, как деревья душат меня… план уже не казался таким заманчивым.
Я совершила ошибку.
Огромную.
Но я должна была довести дело до конца.
И я продолжала ехать по дороге.
Паника и ощущение удушья преследовали меня, как и воспоминания, оставленные позади.
– Ты не серьезно, – сказал он, с усмешкой глядя на маленькую фотографию, открытую на моем ноутбуке.
Я не планировала показывать ему домик перед покупкой. На самом деле, я вообще не собиралась говорить ему, что покупаю его. Я планировала совершить злой, эгоистичный и трусливый поступок: ускользнуть ночью, продать квартиру прямо у него под носом – она все равно была оформлена на мое имя, потому что, несмотря на трастовый фонд, он был мелочным – и заблокировать его номер.
Но все пошло не по плану, когда он подкрался ко мне сзади, увидел фотографию на экране и потребовал ответов.
Я не любила уступать требованиям мужчин вообще и этого мужчины в частности, но должна была вроде как любить его. Только вот поняла, что на самом деле я его презираю.
В качестве примера можно привести его насмешливый тон. Одна из многих, многих вещей, которые я ненавидела в нем. И то, что он не заметил, что я уже два дня не ношу обручальное кольцо.
Я ненавидела его и определенно не хотела ему что-то объяснять, но единственным способом избежать этого разговора было ударить его по голове тупым предметом. Как бы я ни была одержима насилием, мне не очень хотелось совершать потенциальное уголовное преступление из-за этого ублюдка.
Итак, я ему все рассказала.
Рассказала, что хочу купить домик в Вашингтоне и что буду жить там, пока не закончу книгу, и что, черт возьми, понятия не имею, сколько мне понадобится времени.
– Не жди, что я поеду с тобой.
Я посмотрела на него. Посмотрела на него по-настоящему. Красив во всех отношениях классической красотой. Черты его лица были настолько симметричными, что у меня началась мигрень. Почему я раньше не замечала этого или того, что у него отсутствовали странные или уникальные черты. Нет, всего лишь стандартный красивый мужчина. Загорелый. Мускулистый. Стрижка за триста долларов. Футболка, стоившая столько же. Мокасины, сшитые из кожи какого-то вымирающего вида животного и определенно на восемь процентов гейские. Я, конечно, знала обо всем этом, когда надевала кольцо на палец и привела его в свою квартиру. Осознавала, насколько он не подходит мне, но мною двигала определенная цель. Он служил определенной цели.
А теперь он исчерпал себя.
– Я не жду, что ты пойдешь со мной, – сказала я, закрывая ноутбук и вставая со стула. – Вообще-то я даже требую, чтобы ты не ехал.
Я посмотрела на свой телефон, вибрирующий на пассажирском сиденье. Помяни черта… Он часто звонил мне с того дня, но я не отвечала.
Он звонил не потому, что любил меня. Он звонил, потому что я ушла от него. От его идеальной версии отношений. Что не дала ему жениться на секс-символе, известной писательнице. На умной и красивой женщине, каких можно увидеть в порно, но он все равно привел меня в свой дом и познакомил со своей семьей.
Они притворялись, что я им нравлюсь из-за моего социального статуса. На самом же деле его семья ненавидела меня. Впрочем, они ненавидели и друг друга, так что всех все устраивало.
Тодд, возможно, тоже ненавидел меня. Но ему нравились возможные последствия нашего брака. Он не хотел, чтобы я преуспела в чем-то большем, ему хватало тех моих достижений, которыми он мог прихвастнуть на званом ужине. Ему просто хотелось иметь красивую жену, умную, но не умнее его, преданность и поддержку, на которые он не отвечал бы взаимностью. Ему хотелось, чтобы его воспринимали как мужчину, который женился на знаменитой, развратной, красивой и явно извращенной Магнолии Грейс.
Возможно, я бы не осознала всего этого, если бы продолжала писать и стремиться к успеху. Успех делает вас слепым к правде. Как бы то ни было, писательский кризис и неуверенность в себе остановили меня на полпути, вызвав странную версию депрессии, благодаря которой я увидела вещи такими, какими они являлись.
Испорченными.
Поэтому я и оказалась здесь, размышляя, что не нахожусь в свободном падении, когда бросилась в новый омут с головой.
Я определенно не падала.
Я уже приземлилась. Прямо здесь, посреди леса. И у меня не было уверенности хорошо это или плохо.
GPS указал повернуть направо, и я взвизгнула от чужого голоса, прервавшего ревущую музыку в салоне. Я так долго ехала прямо, что забыла о постоянных «поверните направо», «съезд на пятьдесят четвертую». Хотя была уверена, что задохнусь от вида всех этих деревьев, они умудрились расслабить меня настолько, что я испугалась GPS. Магнолия Грейс была не из тех, кто пугается. Она сама умела пугать.
Я достаточно пришла в себя, чтобы заехать на маленькую заправку, какие можно увидеть в фильмах ужасов. Надеюсь, что моя история не закончится тем, что моя машина будет храниться на штрафстоянке, а тело будет разорвано на куски местными жителями-каннибалами.
Я навела справки о Терроре, штат Вашингтон. Из того, что нашла, выяснила, что местные жители не ели туристов или заблудившихся путешественников. А я была чертовски хороша в том, чтобы не заблудиться. Террор должен был быть причудливым, тихим и непритязательным местом. До недавнего времени о нем не упоминалось в заголовках газет, потому что городок считался слишком скучным. Но я выбрала его не поэтому, а потому что он назывался «Террор», в прошлом году там зверски убили женщину, и если это не знак свыше для известного писателя ужасов, переживающего экзистенциальный кризис, то я не знаю, что это.
Сама заправка была чистой, захламленной и устаревшей примерно лет на десять. На вид не такая жуткая, как казалось поначалу, но близко к этому. Особенно когда из небольшого здания, где, судя по всему, находился крошечный магазинчик, отсутствовал туалет, а на полках лежали пакеты с едой, скорее всего содержащей кукурузный сироп и покрытые пылью, вышел мужчина. Он был одет именно так, как и следовало ожидать. Клетчатая рубашка, слегка помятая, в пятнах и сильно изношенная. Джинсы были такими же. Его рабочие ботинки тоже поношенные, но хорошего качества.
Увиденное меня немного успокоило. Мужчина с разумным вкусом в обуви точно не потащит меня в свой маленький магазинчик, чтобы убить, правда же?
Даже если мужчина и решится на это, выглядел он лет на сто, так что я вполне смогу с ним справиться. Я ежедневно тренировалась, чтобы быть уверенной, что неплохо смогу противостоять любому, кто захочет попытаться мне навредить. А небольшой пистолет поможет, если сама не смогу справиться.
Мужчина смотрел на меня, когда я вышла из машины и направилась к нему. Не разглядывал, как я ждала, потому что привыкла, что на меня смотрят. Большинство красивых женщин привыкали. Несмотря на успехи, достигнутые в защите наших прав, взгляды мужчин оставались досадной вещью, как тараканы после ядерного взрыва. Большинство женщин скрепя зубами терпели множество косых взглядов и колких замечаний… если им везло.
Если везло.
Я проглотила это слово, оно провалилось в горло, как наполовину разжеванный картофельный чипс, и сосредоточилась. Этот мужчина оценивал меня, я была уверена. На первый взгляд, оценить меня не так уж сложно. Темные длинные волосы, которые я так и не удосужилась постричь – несмотря на то, что моя лучшая подруга угрожала нанять парикмахера, чтобы он проник ночью в мою квартиру и постриг меня спящую – струились до поясницы. Я собрала их с виду в беспорядочный пучок, хотя на самом деле потратила на его создание целых двадцать минут.
Макияж занял чуть больше времени, хотя для неподготовленных глаз казалось, что я вообще не накрашена. Большинство женщин знали, что на естественный макияж требуется больше всего времени, чтобы довести его до совершенства. Бледная кожа казалась безупречной благодаря слоям тонального крема, идеально подобранного под тон кожи. Губы достаточно красные, чтобы выглядеть очаровательно и естественно одновременно, хотя для подобного эффекта мне в свое время потребовались филлеры. То же самое с моим ботоксом.
У меня была семиступенчатая косметическая программа. Утром и вечером. Мои средства по уходу за кожей в совокупности приравнивались к стоимости недорогого автомобиля.
Я выглядела хорошо. И дорого. Всегда дорого.
Но все равно казалось, что ничего из того, что я делала, чтобы перевести себя с твердой восьмерки на девять целых пять десятых, не отодвигало визит Отца Времени1.
– Это ваша машина? – спросил мужчина вместо приветствия.
Я остановилась, в основном от неожиданности приветствия, а также потому, что мои туфли были от «Маноло» и путь мне преграждала лужа, заполненная грязью.
Я оглянулась на BMW, черный, гладкий и дорогой. Я не видела в нем ничего особенного, потому что не разбиралась в машинах и купила его ради создания образа, который хотела создать. Показать, что у меня есть деньги, связи и что при случае я могу быстро скрыться.
– Претенциозный кусок дерьма, – сказал он, доставая и прикуривая сигарету из пачки в переднем кармане.
Я улыбнулась. Обычно я не улыбалась незнакомцам, потому что у них создавалось неправлялась целую вечность. В Нью-Йорке моя машина стояла на парковке, которая обходилась мне в ту же сумму, что и аренда однокомнатной квартиры.
Мужчина, кажется, не собирался помогать мне, что тоже мне нравилось.
– Почему вы решили, что я заблудилась?
Он поднял бровь, не ответив, и посмотрел сначала на мою машину, а затем на меня, когда я начала наливать бензин.
– Вполне логично, – пробормотала я.
В то время как мы ждали, пока заполнится бак, мужчина не горел желанием поддерживать разговор. Он просто стоял и курил, явно слишком близко от бензоколонки, но его это, кажется, не волновало. Впрочем, он не выглядел и так, словно собирался тут все взорвать.
– Я купила здесь дом, – сказала я, когда бак наполнился примерно на три четверти.
Я впервые за последнее время выдала незнакомцу информацию, в которой он не нуждался и на которую не имел права. Всегда считала, что незнакомые люди или даже родственники не имели никакого права на то, чтобы я что-то им рассказывала.
Не то чтобы мне было некомфортно молчать с незнакомцем. Мне нравилось молчание. Но теперь, когда поняла, что этот незнакомец не угрожал моей жизни, я решила опустить щит грубости и жестокости. Немного.
Мужчина глубоко вздохнул.
– А, дом Эмили, – сказал он наконец.
В его хриплом голосе была какая-то изюминка. Знакомая мне грань. Грань смерти. Тьмы. Я догадалась, что история моего нового дома не была здесь секретом. Но секреты все равно ждали меня.
Они всегда ждали меня.
Я взглянула на табло, чтобы узнать цену на бензин, затем посмотрела на маленький магазинчик позади мужчины. Закрепив сопло на шаткой подставке, взяла из машины пачку двадцаток, подошла к мужчине и протянула ему. Он взял ее испачканными в масле руками.
– Ты здесь долго не протянешь, Нью-Йорк, – сказал он наконец.
В его голосе не было враждебности или угрозы. Просто констатация факта.
Я улыбнулась.
– Ну, я вас удивлю.
Уголок его рта слегка дрогнул.
– Что ж, женщины и правда склонны удивлять.
~ ~ ~
– Вот черт.
Я смотрела на стоящий передо мной коттедж, который нашла благодаря удивительно подробным указаниям «Зови меня просто Эрни». GPS никогда бы не нашел этот дом, потому что адрес был привязан к неправильному, мать его, местоположению на карте. Я планировала написать очень гневное письмо своему риэлтору. Даже набросала примерное содержание, пока ехала сюда. Дорога была ужасной. Неасфальтированная, с выбоинами грунтовая дорога, заросшая настолько, что корявые ветки по обочинам со скрипом сообщали мне, что портят краску на моей машине.
Мысленно проклинала Салли, решив, что ее любезное отношение по электронной почте и телефону было не более чем уловкой, чтобы продать мне кусок дерьма в глуши, где якобы обитает призрак викторианского подростка, который овладеет мной и в конце концов убьет меня.
Впрочем, винить Салли было не совсем корректно. Я ведь повела себя как тупая идиотка и купила эту чертову хижину, даже не взглянув на нее. К тому же, будет очень иронично, если автора ужасов убьет призрак, когда она зарабатывала на жизнь тем, что писала о них.
Я полагала, что здание окажется лачугой, что мне придется либо выяснить, как сделать умеренно сложный ремонт, либо бежать обратно в Нью-Йорк, поджав хвост. У меня даже были примерные планы на оба сценария. И меня бы совершенно не удивило, окажись я персонажем ситкома, и что в один прекрасный момент из леса выскочит лесоруб, чтобы либо убить меня, либо спасти от самой себя и дикой природы. Клише. Но это не значит, что гневное письмо риелтору-обманщице отменялось.
Как оказалось, письмо мне все же не понадобилось. Или какие-либо знания о строительстве. Или возвращение в Нью-Йорк с поджатым хвостом.
По крайней мере, пока.
Потому что я стояла перед одноэтажным коттеджем, который нельзя было назвать иначе как идиллическим. И, в отличие от многих подобных в анкетах людей в Tinder, этот дом был именно таким, как на картинке.
Здание было небольшим, приютившимся среди деревьев леса, к которому примыкало. Приветливая мощеная дорожка отделяла его от неухоженной подъездной аллеи, окаймленной яркими цветами и листвой незнакомых мне растений. К дому примыкало небольшое крыльцо с качелями. Свет был включен, как и обещала Салли, когда я позвонила ей пару часов назад, чтобы сообщить, что приеду сегодня поздно вечером.
Ключ лежал под ковриком – только живя посреди леса можно было смело оставить его так. Запахи грязи и природы вытеснил прискорбно неадекватный освежитель воздуха с ароматом «свежей сосны» в моей машине.
Ключ немного заело в замке, и я решила не думать об этом как о каком-то предзнаменовании. Хотя это было трудно. Я была писателем, и по роду своей деятельности придумывала всевозможные символы, призраков, демонов, проклятия, духов-убийц. Неудивительно что мои же творения невольно просочились в мою реальную жизнь.
Нет, неправильно. Я сделала карьеру не на придуманном. Я была девушкой, которая просыпалась каждую ночь ровно в 3:33 с уверенностью, что меня преследует демон. Что мои сны рисовали картины будущего. Что смерть преследовала меня и будет преследовать, если я не обману ее.
Все мрачные мысли вернулись на свои почетные места, когда я открыла дверь.
Интерьер хижины был не таким как на фотографии.
Он был лучше.
Поскольку помещение было маленьким, я прошла прямо в гостиную. У дальней стены стоял камин, не зажженный, но с возможностью это исправить. Из огромного окна открывался вид на озеро, мерцающее в лунном свете. Чертовски мерцающее.
В домике было тепло.
Гостеприимно.
Уютно.
А ведь я даже не была человеком, в лексиконе которого есть слово «уют», не говоря уже о том, что мне хотелось бы оказаться в месте, олицетворявшем его. В прежней жизни я предпочитала шик, функциональность и высокую стоимость.
Стоило мне сделать шаг внутрь коттеджа, и я уже думала о Нью-Йорке как о своей прежней жизни. Что, как я полагала, было правильным. Я чувствовала себя так, словно стояла перед выбором: уехать с шансом на выживание или остаться и умереть. Внутренне, конечно. Но для такого человека, как я, внутренняя смерть была так же непоправима, как и «настоящая».
Полы из твердой древесины покрывали мешанины ковров, которые не должны были сочетаться, но каким-то образом сочетались. Вокруг камина стояли белые диваны, а журнальный столик, похоже, был сделан из старой корабельной двери. Кухня пряталась в углу; вполне симпатичная, хотя и не слишком меня интересовала. Я была дерьмовым поваром. Пока жила в Нью-Йорке, не считала нужным учиться готовить. А с моей работой и имиджем, который я создала в социальных сетях, еда не казалась мне чем-то важным, если не считать того, что я была одержима ею.
Я знала, что спальня находится справа от гостиной открытой планировки, поэтому пошла в ту сторону, отмечая все, что было сделано в этом доме. Или, точнее, все, что осталось.
Коттедж продавался полностью меблированным, так как предыдущего владельца убили. Женщина, ненамного старше меня. Жила одна. Жертва неизвестных сил, обнаруженная возле своего причудливого маленького коттеджа у черта на куличках. Дело оставалось нераскрытым, никаких зацепок у полиции не было.
Именно по этой причине цена на дом и прилегающие земли сильно, очень сильно упала. Никто не хотел покупать дом, где произошло убийство. Разве что писатель ужасов, увлекающийся мрачными вещами. Именно убийство владелицы и подтолкнуло меня к покупке, хотя я не сказала об этом своей лучшей подруге. Кэти была довольно сумасшедшей во многих отношениях. По крайней мере, в очень приятном смысле. Например, она отказалась от многомиллионного контракта в клинике косметической хирургии, чтобы стать нейрохирургом. Так что я не сказала ей: «о, я купила дом, в котором по неизвестным причинам была убита женщина, а ее убийца до сих пор на свободе».
Моя мать все еще оставалась курицей, клевавшей своего единственного ребенка, потому что не могла клевать своего мужа. Потому что он не был ее мужем, не совсем, так же как больше не был моим отцом.
Я выкинула эту мысль из головы и сосредоточилась на чем-то менее мрачном. Например, на мрачном убийстве Эмили Эндрюс, тридцати четырех лет, графического дизайнера с прекрасным вкусом, если судить по спальне. Все в природных тонах. Белое пуховое одеяло, недорогое стеганое покрывало, простые, мощные и аккуратно расставленные произведения искусства. Очень даже приличный шкаф, учитывая размеры коттеджа. Ее одежда, к счастью, была убрана. Даже я не стала бы носить одежду мертвой женщины.
Я заглянула в ванную.
В самом коттедже был проведен минимальный ремонт, за исключением необходимой современной техники. О, и дорогой мебели. Стены были отполированы, тщательно ухожены.
Но ванная комната.
Она была разобрана и выпотрошена.
Я поморщилась, вспомнив, что случилось с бедной Эмили.
С Эмили, которая, очевидно, как и я, любила хорошую ванну. И не просто хорошую ванну, а великолепную. Перед огромным окном на всю стену, из которого открывался вид на прекрасное озеро – большая часть причины почему я купила этот коттедж, не считая оставшейся части об убийстве, питающим мою темную душу – стояла старинная ванна на когтистых ножках.
Конечно, я видела фотографии ванной комнаты. Качественные, с хорошим освещением, но не отражавшие истинного облика ванной. А в реальности была плитка в греческом стиле по всему полу и на половину стены. Старинная раковина и зеркало.
Я некоторое время осматривалась, мысленно помечая, что нужно понежиться в ванне с бутылкой вина, ожидающей меня в машине. Мне следовало добавить виски, который я пила в отелях, где останавливалась на отдых по пути сюда. Чтобы отложить поездку в этот дом. Чтобы отложить путь к цели и задержаться в промежутке между. Напиться в ванной казалось хорошим способом оставаться в промежуточном состоянии. Мне нужно было мыться, не так ли? А алкоголь был неотъемлемой частью моего творческого процесса.
Вернувшись в гостиную, я осмотрела небольшое, хорошо обставленное помещение с прекрасным видом, и прислушалась к тишине, о существовании которой даже не подозревала.
Вот оно. Именно здесь я наконец-то обрету покой и тишину и смогу написать книгу, которую ждал мой издатель.
Которую ждала я.
Потому что не написать эту книгу – преступление большее, чем не уложиться в срок, потерять лицо, вернуть аванс. Даже большее, чем разочарование моих преданных и отчаянно увлеченных читателей. Об этом глупо говорить, даже думать, но мне было плевать на все вышеперечисленное.
Я писала книги не ради денег, хотя мне нравилось, сколько я зарабатывала. Мне чертовски нравилось быть богатой.
Писала я и не ради признания – хороший эвфемизм для обозначения славы. Хотя мне чертовски нравилось, что люди знают меня по всему миру.
И я писала не ради писем, электронных писем или сообщений в социальных сетях. Хотя они значили для меня больше, чем я когда-либо признавалась вслух.
Нет, я писала всегда с одной целью.
Для себя.
Ради своего здравомыслия.
В конце концов, именно поэтому я и начала писать. Моя последняя попытка спасти свой все более развращающийся разум. Писательство не было «призванием» или «мечтой», или что там я говорила различным интервьюерам. Оно было моим «Аве Мария» по иронии судьбы, поскольку я регулярно пишу об антихристе и демонах.
И, что удивительно, это сработало.
Излив на страницу свои самые развратные, тошнотворные и тревожные мысли, я написала книгу. Первую. Полную демонов и страданий. Я даже не стала ее перечитывать. Потому что не смогла. Я страстно желала, чтобы эта книга была как можно дальше от меня. Это был вирус. Смертельный. Заразный. Я не могла прикоснуться к нему, потому что заражала бы себя снова и снова.
После я погуглила лучших агентов в Нью-Йорке и разослала письма. Конечно, я ждала ответа, разве не все мы ждем? Мы знаем статистику о людях, которые «ждут чуда» в любой отрасли. Только один процент этих людей добивается успеха, но каждый все равно думает, что именно он и попадет в этот процент.
Во мне определенно присутствовала большая доза юношеской самонадеянности, но жизнь заставила меня развить мудрую долю цинизма. Поэтому я приготовилась к разочарованию. К отказу.
И я не получила его.
Вместо этого я получила письмо и приглашение в Нью-Йорк.
Мне повезло.
Невероятно.
В первый и, думаю, в последний раз в жизни.
Остальное – история. Ее можно с легкостью найти в Интернете.
Так что да, есть много причин, почему я здесь и почему мне нужно быть здесь. Но в основном потому, что я почувствовала, как сползаю в темную, колючую дыру Нью-Йорка и выбрала отправиться к черту на кулички.
Я была здесь, чтобы спасти себя. Со своим ноутбуком и поганым воображением.
~ ~ ~
Мой риэлтор оказалась достаточно любезна и заполнила холодильник самым необходимым. Ну, самым необходимым для человека, покупающего коттедж посреди леса. Сыр. Молоко. Хлеб. Мясная нарезка. Крупы. Не очень-то необходимые продукты для такого человека, как я, привыкшей к роскоши, о какой можно только мечтать. Я до одержимости следила за своим весом, плюс у меня была аллергия на молочные продукты и глютен.
Кроме того, мне тридцать семь лет, я жила в Нью-Йорке и всегда находилась в центре внимания. И хотя я уклонялась почти от всех клише, прилипших к знаменитым и богатым, пунктик о весе можно было исключить. Отсюда ботокс. Филлеры. Прически за семьсот долларов. Процедуры для лица. Диета из капусты, миндального молока, органических овощей и избегания углеводов, как носителей чумы. Я была строга в этом плане настолько, что это граничило с каким-то психическим расстройством. Конечно, у меня было как минимум три различных вида расстройств, но я сомневалась, есть ли у меня расстройство, связанное с питанием. Примерно девяносто один процент женщин недовольны своим телом. Так что в этом отношении я не была на задворках. Я была со стадом. Стадо сидело на диетах, морило себя голодом, занималось каждый день в спортзале, принимало добавки, делало операции, покупало одежду на один размер меньше для «мотивации».
Я искренне презирала себя за свою слабость, но была слишком тщеславна, чтобы что-то изменить. И я не делала для себя поблажек. Никакого кусочка торта, никакого гамбургера и без проблем следовала данному правилу. Несмотря на то, что предпочитала пропускать приемы пищи, я не была глупой и снабжала свое тело питательными веществами. Всем тем, что необходимо, чтобы оставаться сильной и способной защитить себя. Я приехала жить в хижину посреди леса, одна, и каким бы искренним человеком не казался Эрни, он знал, что кроме меня в этом коттедже никого нет. Если вдруг он окажется серийным убийцей или у него были друзья, любившие полакомиться человеческой плотью, мне не хотелось потерять сознание от голода, пока буду отбиваться от них. Поэтому я вернулась в машину, в которой провела несколько часов, и поехала обратно в город в поисках чего-нибудь, что не заставит меня ненавидеть себя.
И за виски.
Чего-то, что хотя бы подавит ненависть к себе и, надеюсь, поможет справиться с абсолютным отсутствием идей и страхом открыть ноутбук.
