Текст книги "Осколки тебя (ЛП)"
Автор книги: Энн Малком
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 20
«Он не знал, сколько времени у него есть. Они были все ближе, потому что оказались умнее, чем он думал. Но разве он ждал что это сойдет ему с рук? Нет. Подобные истории всегда заканчивались за решеткой. Но не раньше, чем он добавит еще одну главу. Еще одну девушку»
Плохие вещи всегда случаются, когда ты меньше всего этого ждешь. Ну, если только вы – не я. Я всегда ждала плохого, особенно с тех пор, как мой… с тех пор, как Сент решил схлестнуться с одним из худших мотоциклетных банд в стране.
Он пытался заставить меня вернуться в Нью-Йорк.
Пытался заставить меня бежать.
Потому что не хотел, чтобы я пострадала.
– Малыш, я видела, как у меня на глазах умирал мой брат. Я видела его мозги. Меня пытали. Кто-то вломился в мой дом, и мне пришлось убить его. Серийный убийца похитил меня, и я буду носить оставленный им шрам всю жизнь. И, наконец, я полюбила тебя. Жизнь и так причинила мне много боли. Если хочешь уберечь меня, то ты опоздал, – сказала я со сталью в голосе, не оставляя места для спора даже ему.
Сент несколько раз моргнул. Я ждала, что он попытается возразить или начнет нести чушь про мачо-мужчин. Найдет хлороформ и накачает меня наркотиками, чтобы отвести от «опасности». Но ничего из перечисленного он не сделал.
– Ты полюбила меня?
Я закатила глаза, испытывая дискомфорт от тембра его голоса и эмоций, заключенных в нем.
– Ведешь себя так, будто это тебя удивило, – сказала я.
Сент шагнул вперед, не позволяя мне уйти, или, скорее, лишая возможности выбора, поскольку на ближайшее время у меня не было никаких планов.
Я закончила, сбросила все свои карты, проиграла, впрочем, любая аналогия, пришедшая мне в голову, оказалась забыта, когда Сент продолжил говорить.
– Меня не удивляет то, что ты любишь меня. Я знаю это с тех пор, как ты позвала меня на помощь, истекая кровью в номере отеля. С тех пор, как рассказала мне о своем отце и о чувстве вины, которое несешь. Об изнасиловании.
Он не вздрогнул, произнося это слово, как сделали бы многие мужчины на его месте. Не заменил его другим, чтобы еще больше не ранить мой травмированный разум.
– Меня удивляет то, что ты призналась в этом не под пыткой водой.
Я вскинула бровь. Несмотря на тяжелую тему, Сент пытался шутить. Я признавалась в своих чувствах, а он пытался шутить. Наверное, ад замерз, и я не смогу попасть туда, когда придет время.
– Ну, уверена, что ты не прочь попытать меня водой чтобы заставить сбежать, когда опасная уличная банда, членом которой ты раньше был, явится, чтобы убить тебя, – ответила я. – Но я не уйду. Тебе придется с этим смириться. Я не предлагаю тебе помощь в самой битве, потому что, несмотря на то, что мне удалось убить человека, который ворвался в мой дом, мне кажется, что на этот раз все будет иначе. Тот парень был толстым, ненормальным и совсем не обученным искусству убивать. Я не знаю, в форме ли эти парни или нет, но судя по тебе и Рокко, вероятность того, что они толстые или неподготовленные, довольно мала. И хотя я не сомневаюсь в том, что эти парни ненормальные, мне кажется, им хорошо известна наука убивать.
Я замолчала, переводя дух.
Рокко – имя приехавшего парня. И каким-то образом мне удалось произнести его без ненависти. Потому что оно ему подходило. Сента раздражало, что Рокко мне нравился, но трудно было не испытывать к нему расположение. Убийца, предающий Клуб, которому он посвятил свою жизнь, чтобы в итоге уничтожить его? Мой типаж.
У Рокко и Сента было мало времени, чтобы разработать план, но, судя по их голосам, Клуб уже был заведомо разгромлен. История Сента меркла по сравнению с тем, что произошло в Клубе после его ухода. Только худшие из людей, или те, кто не знал ничего другого, остались верны. Рокко организовал мятеж, и битва должна была состояться сегодня вечером. В лесу. Там, где никто не услышит песню войны.
В голову пришла мысль, а не по этой ли причине Сент выбрал поселиться здесь, ведь он знал, что этот день рано или поздно настанет.
– Я справлюсь, – сказала я ему. – Я не собираюсь блевать, кричать или плакать от страха. Я очень люблю жизнь и очень хочу, чтобы ты тоже жил. И знаю, что несмотря на то, что ты не считаешь себя рыцарем в сверкающих доспехах, впрочем, как и я не считаю тебя таковым, ты определенно попытаешься повести себя как он и совершить какую-нибудь глупость, например, позволить убить себя в попытке не дать им убить меня. Я пытаюсь сказать тебе, что не возьму в руки оружие и не пойду на передовую, но и не убегу.
Я шагнула вперед, неожиданно для себя обхватив его лицо руками.
– Ты здесь. В своем доме. Вокруг все твое. И хотя я этого не ждала, это теперь и мой дом тоже. Мне здесь нравится, и я не хочу, чтобы его сожгла какая-то банда байкеров-изгоев. Так что мы будем вместе. – Я вскинула бровь. – Потому что, если ты не заметил, я довольно хорошо подготовилась. Теоретически, по крайней мере. Ты будешь выходить на связь со мной в зависимости от обстоятельств. Но если я не услышу твой голос спустя пятнадцать минут после нашего последнего разговора, я вызову полицию. Мне все равно.
Я замолчала только потому, что Сент положил палец на мои губы в жесте молчания, который должен был меня оттолкнуть, но был чертовски привлекательным.
– Во-первых, это чертовски сексуально, когда ты становишься напористой, – пробормотал он. – Во-вторых, никогда не слышал, чтобы ты так долго говорила о заботе о ком-то другом. Обо мне.
Я нахмурилась.
– Ну, не забивай себе этим голову. Просто не хочу, чтобы ты умер.
– Ну, я тоже не хочу умирать, так что постараюсь сделать для этого все возможное. Хотя, ничего не могу обещать.
– Не можешь, – согласилась я.
Я не призналась ему насколько сильно это меня пугало.
~ ~ ~
Конечно, Сент был недоволен тем, что я останусь, но, учитывая его прошлое, я решила, что нам давно пора попытать счастье. И он ни за что не отправит меня в гостиничный номер, расположенный за много миль от всего происходящего. Слишком изолированно.
Я останусь здесь. Я не лгала, когда сказала ему, что это место – мой дом и что планирую стоять на своем. Несмотря на всю мою уверенность в том, что мне нужен город и его суета и на ненависть к дружелюбию маленького городка, сейчас я была на своем месте. Почти.
А почти для такой, как я – это чертовски много.
Конечно, Сент сыграл в этом свою роль. Но не он был причиной. Я могла нарушить множество своих личных обещаний насчет того, что отношения – это не только секс и навсегда закрыть свое черное сердце, но не собиралась ломать всю себя ради мужчины. Нет, этого я никогда не сделаю. Если бы я не хотела быть здесь, меня бы здесь не было. Сент навечно остался бы жить только в книге, в моих кошмарах да мало ли где еще.
Я находилась здесь, потому что хотела этого. Потому что темный, холодный, неумолимый и слегка смертоносный лес успокаивал меня. Потому что по вторникам я играла в покер с Эрни. Потому что Марго была интересной, чокнутой и черствой, но при этом пекла отличные кексы. Потому что Дикон был хорошим барменом и сносной компанией. И, очевидно, он составит мне компанию в обозримом будущем. Потому что когда он приехал, Сент не свернул ему шею, подстегиваемый тестостероном.
Потом Сент уехал.
Никаких прощаний. Никаких признаний в любви. Ничего такого. Просто крепкий поцелуй, долгий взгляд, и все.
Я не нервничала.
А должна была.
Должна была нервничать. Паниковать.
Это же клише сюжета.
Писатель во мне должен был придумывать сюжеты, представлять себе худший сценарий. Самый жестокий, самый кровавый. Я ведь была лучшей в этом.
Но я ничего не придумывала.
Потому что не могла контролировать происходящее. Сент справится. Или же нет.
– Ты уверен, что хочешь здесь находиться? – спросила я Дикона, оторвавшись от ноутбука.
Оказалось, что вся эта ситуация стала чертовски полезной для моей писательской деятельности. Может поэтому я так спокойно ко всему относилась. Я полностью погрузилась в ужас собственного изготовления. Точнее, в ужас, который могла контролировать.
Дикон сидел на диване, поджав под себя ноги, с пивом в руке, и делал вид, что читает книгу Стивена Кинга. Впрочем, я знала, что он ее не читает по тому, как он ее держал. Вежливо. Не повреждая корешок, хотя мы с Эмили его уже итак достаточно потрепали. Он был нежен с книгой. Значит, не читал. И мое пиво не пил. Ну, точнее, пиво Эрни.
Я знала, что Дикон был начеку. Была уверена в этом. Его пистолет лежал на столе. Мой лежал рядом со мной. Он был напряжен, прислушивался. Поглядывал на двери и окна. Ждал.
Дикон сосредоточился на мне, когда я заговорила.
– Да, я уверен, что хочу быть здесь, – ответил он.
– Не думала, что ты захочешь поиграть в няньку, пока Сент отправится на какую-то миссию, чтобы окончательно покончить со своим прошлым. – Я сделала паузу. – Скорее думала, что ты будешь в команде, желающей убить его.
Он усмехнулся. Улыбка была настоящей, искренней, хотя сам Дикон оставался таким же напряженным.
– Ах, это было бы слишком предсказуемо. А ты слишком умна, чтобы думать, что я могу быть настолько предсказуемым.
Я усмехнулась в ответ.
– Что ж, твоя правда. Так почему тогда ты помогаешь ему? Потому что ты хороший человек?
Дикон отпил пива. На этот раз сделав настоящий хороший глоток.
– Мы оба знаем, что я не хороший человек. Хорошие люди давно вымерли как динозавры, если они вообще когда-либо существовали. Я здесь не ради Сента, а потому что мне нравится стервозная писательница, которая часто бывает в моем баре. Которая чертовски хорошо пишет. Мне хочется прочитать еще больше ее книг. Хочется, чтобы она осталась жива и написала их.
Он посмотрел на пистолет, потом в сторону моей спальни, туда, где когда-то лежало мертвое тело.
Я забыла об этом, о том, что оборвала в своей спальне чью-то жизнь. Тот факт, что я не вытатуировала в памяти точное место совершенного мною убийства – явный признак того, что во мне что-то не так. То, что не постелила коврик над еле заметным пятном крови, запятнавшем светлый деревянный пол. Сейчас я даже не замечала его. Я смотрела на него, смотрела достаточно долго, чтобы вызвать в памяти лицо, кровь, смерть, запах, только тогда, когда мне нужно было проникнуть в сознание убийцы.
Потому что именно убийцей я и была.
Я никогда не хотела заходить так далеко ради истории. Никогда. Боль и смерть не возбуждали меня. Конечно, мне были интересны мысли тех, кто совершил эти мерзкие поступки. Но самой убивать мне не хотелось.
Пока не пришлось.
И что самое ужасное?
Это сделало меня лучшим автором.
И худшим человеком.
– Ты и сама можешь о себе позаботиться, – продолжал Дикон. – Я здесь только для того, чтобы оживить свою ночь.
Я вскинула бровь.
И тогда ночь стала совсем живой.
Или мертвой, в случае Дикона.
~ ~ ~
Можно подумать, что я помню детали.
В моих книгах все было продумано до мелочей. Половина причины, почему их можно было использовать в качестве инструкций, если бы кто-то захотел.
Мои редакторы пытались вдолбить мне что внимание к деталям и подробное описание обыденных скучных вещей лишнее. Но я не слушала их. Мне не хотелось, чтобы мои книги были наполнены только монстрами и ужасами. Мне нужны были и люди. Их повседневная реальность. Это делало все гораздо страшнее.
Так что да, детали были важны для ужаса.
Но когда я сама оказалась в ужасе, то не уловила ни одной детали.
На лицо брызнули капли теплой крови. Выстрела не было. Скорее всего использовали оружие с глушителем или снайперскую винтовку. Хороший выстрел.
Дикон не ожидал этого.
Но, опять же, ведь никто не ожидает получить пулю в грудь, не так ли?
Мне хотелось думать, что я быстро среагировала, но это все равно бы ему не помогло. Я не могла вспомнить все настолько четко, чтобы сказать, что не вошла в ступор. Но я помнила, как встала, лицо все в крови, рука сжимала пистолет. Он был холодным. Тяжелым. Он приземлял меня.
Дикон смотрел на меня с ужасом или мертвым взглядом?
Разве я мало знала о смерти? Разве не должна была знать умер кто-то или нет?
Но все же у меня имелось разумное оправдание.
В меня тоже выстрелили.
Но не пулей, которая убила бы меня, как убила Дикона. Дротиком с транквилизатором. Неприятно, словно ужалила пчела. Я даже смогла дотянуться до него и дотронуться, схватить онемевшими руками.
А потом наступила темнота.
Или я уже рассказывала эту историю?
Видите, детали. Неправильные. Обрывочные. Выдуманные.
Но ситуация была очень реальной. Меня привязали к стулу в месте, похожим на чей-то гараж. Внутри пахло газом. Должно быть. Двигателями. Металлом.
Человеком.
Запах исходил от мужчины в кожаной куртке, который смотрел на меня и улыбался.
Мое предыдущее предположение оказалось неверным. Мужчина не походил ни на Рокко, ни на Сента. Полный. Бледный. Потеющий, хотя в помещении было холодно. Лысеющий. Покрытый дерьмовыми татуировками. Он совсем не впечатлял, если не считать пистолета в руке и того факта, что он смог похитить и связать меня.
– Сучка очнулась, – сказал он кому-то.
Раздался грохот, и в поле зрения появился кто-то еще.
Моложе.
Татуировки гораздо лучше.
Больше мышц.
Больше волос.
Меньше жира.
Привлекательнее. Высокий. Нордическая внешность. Сильная челюсть, хорошая щетина, которая скоро станет бородой. Загорелый. Голубые глаза. Холодные, но не пустые. Его слово было «пытка», что не сулило мне ничего хорошего.
– Это она, – прокомментировал он, медленно вышагивая рядом со своим другом.
Я промолчала. Они, вероятно, ждали, что я стану задавать вопросы. Умолять. Он хотел этого, этот толстяк. Жадность. Его слово было «жадность». Он был жаден до моего страха, его глаза были хищными, выжидающими. Бегающими.
Тело охватила судорога.
Никто не посмеет меня насиловать. Я уже поняла, что они плохо примотали меня скотчем, а кольца на моих пальцах могли создать достаточное трение, чтобы прорезать его. Рано или поздно.
Конечно, я бы попыталась бороться. Гараж был полон возможного оружия. На стене висели инструменты, ржавые, но все еще пригодные для работы. Два пистолета на поясе у толстого мужчины. Один нож у Норда.
Да, мне этого было достаточно. И им тоже.
Так что, если они решат меня изнасиловать, а я не смогу с ними бороться, я позабочусь о том, чтобы у них не осталось другого выбора, кроме как убить меня.
Не самая лучшая ситуация, конечно.
Жадность разозлился, когда я промолчала.
– Сент думал, что поступил умно. Отсеял предателей. Настроил некоторых против нас. Думал, что победит. Особенно с этим мудаком Рокко, дважды обманувшим нас. Но През был умен. Он знал, что Сент хитрый. Слишком умный для своего собственного блага. Он долгое время наблюдал. Только за Сентом, не за Клубом. През видел, как он трахает горячую сучку в хижине. Видел, как он нашел ее мертвой. Не он ее убил, кто-то успел раньше. Жаль. Я бы не отказался от такого шанса. Не обижайся, детка, но твои сиськи не такие впечатляющие, как у нее.
– Я обязательно поплачу об этом позже, – сказала я ему спокойно.
Ему это не понравилось. Он показал это, ударив меня. Боль была сильной и резкой, хотя удар позволил мне подергать рукой, чтобы почувствовать небольшое натяжение скотча. Так что он оказал мне услугу.
– През скрыл это от всех, кроме нас двоих. – Толстяк кивнул в сторону молчащего «Норда». – Он не говорил нам до последнего момента. Параноик хренов. И не зря, судя по всему. Никто из этих ублюдков не воспринимает нашивки всерьез. Это позор. През, конечно, принял меры на этот случай. Не ради себя. Ради Клуба. Чтобы Сент знал, что Клуб победит независимо от того, кто идет на встречу со жнецом. Ну а я собираюсь немного повеселиться с тобой.
Он усмехнулся пожелтевшими зубами, поднимая молоток.
Норд не сводил с меня глаз. Даже не дышал во время разглагольствований своего подельника. Он был снайпером. Крутым. Спокойным. Собранным. В нем чувствовалось армейское прошлое.
Жадность был небрежным. Старым.
– Ты правда собираешься использовать свой Клуб в качестве оправдания? – спросила я его. – Серьезно? Ты просто отморозок в кожаной куртке. Клуб для тебя ни черта не значит. Тебе просто нравится причинять боль людям. Нравится убивать их. Тебе нравится, когда люди боятся и уважают тебя.
Толстяк снова ударил меня. Слишком предсказуемо. Болезненно. Я не поняла сильнее или нет чем в предыдущий раз. Я сплюнула кровь на пол, и она упала с брызгами. Скотч натянулся, но не сильно. Я по-прежнему была уверена в том, что его создал какой-то больной ублюдок, решивший, то обычная веревка не способна удержать его заложников.
Сколько убийств было совершено с помощью скотча? Сколько людей было бы спасено, если бы эта лента была чуть менее эффективной? Хотя, многие люди были бы в безопасности, если бы некоторые из нас не получали удовольствие от убийства друг друга.
– Хватит.
Это единственное слово прозвучало из уст Норда. Тихо, но властно. Ему явно не нравилось происходящее и «Жадность» остановился, отступив назад. Норд был главным, и Жадности это не нравилось, поскольку он был явно старше, был в Клубе дольше. Возможно, он был одним из первых в его составе. Его возмущало то, что пришлось привлечь к делу молодых красивых психопатов с властным тоном, кого гораздо эффективнее было бы использовать для рекламы. Если бы все в клубе были похожи на этого парня – насильника и убийцу, они не были бы так популярны.
– У нас есть инструкции, – продолжил Норд, кивнув на молоток.
Я судорожно сглотнула, услышав его холодный, деловой тон. Для него я ассоциировалась с писательницей перед ноутбуком. Кем-то нормальным. Кем-то нужным.
Да, умоляя, я точно ничего не добьюсь.
Жадность усмехнулся, подняв молоток, его взгляд стал диким и неприятным. Он облизнул губы.
Скотч ослабился еще чуть-чуть.
Мне бы хотелось сказать, что я успела вовремя. Что клейкая лента порвалась вовремя, и я смогла двигаться и бороться. Что смогла спастись и не стать жертвой еще одной чертовой истории.
Мне бы хотелось сказать, что я справилась с этим с неистовой храбростью.
Я ведь думала, что справлюсь.
До тех пор, пока молоток не опустился на мое запястье.
Да, тогда мои храбрость, хладнокровие и достоинство полетели к чертям.
Моя личность, мое прошлое, мое будущее – все это треснуло и рассыпалось, вместе с тем, что, как мне показалось, составляло большую часть моей руки.
После этого во мне не осталось ничего, кроме боли.
ГЛАВА 21
«Боль вызывает привыкание. Это желание ощущать ее. Бороться с ней. Можно сделать людей счастливыми с относительной легкостью, пусть даже на время. Но причинить им боль, настоящую боль – задача посложнее. Требующая больше времени. Больше умений»
Наверное, я потеряла сознание. Надолго ли, не знаю. Но не настолько, чтобы что-то изменилось, чтобы кто-то услышал мои крики. Чтобы Сент ворвался в этот гараж и спас положение.
Нет, этого не случилось.
Норд разговаривал по телефону, когда я смогла сфокусироваться, и все вокруг перестало быть размытым нескончаемой дымкой боли. Конечно, боль еще была. В руке двадцать семь костей. Я знала об этом, как знала и о том, что перед тем, как потерять сознание, человек может потерять около четырнадцати процентов крови в своем организме. Несмотря на то, что мне нравилось писать о вымышленных монстрах, подробности о смерти и крови всегда были достоверными.
Итак, двадцать семь костей в руке. Уверена, что по крайней мере половина из них была сломана. Раздроблена. И пусть мне не хотелось смотреть вниз, я все же посмотрела. Плохое зрелище. О этом я могла бы написать, но точно не страдать от подобного сама.
«Страдать» – слишком мягкое слово для описания моего состояния, но другого не нашлось. У меня не хватало сил на более образные и яркие прилагательные.
Рука была изуродована. Красная. Распухшая. На запястье большая шишка. Интересно это хорошо, что сломанная кость не оказалась достаточно острой, чтобы прорвать кожу? Я не знала.
Жадность начал насвистывать. Высоко, не в такт. Может, я бредила от боли, но звучало как «Twinkle, Twinkle, Little Star».
Продолжая насвистывать, мужчина посмотрел мне в глаза, но не сделал шаг вперед, сжимая молоток. Я знала, что он снова опустится. Может быть, на другую мою руку. Или на ногу. Или на голову.
Если молоток опустится еще раз, мне конец. Я едва соображала от боли, а от легких движений, когда пыталась порвать скотч кольцом, перед глазами мелькали маленькие белые пятна. Я с трудом сопротивлялась чудовищной боли, но ничтожный шанс выбраться по сравнению с его отсутствием если меня ударят еще раз – это все, что у меня было.
К тому же Сент поручил мне бороться.
Но сейчас я боролась не ради него.
Я делала это ради себя. Потому что не могла умереть вот так, когда моя величайшая работа хранилась на ноутбуке в полуреализованном виде.
– Похоже, твоему парню повезло, – усмехнулся Жадность.
Он был зол. Можно сказать даже в ярости. Это хорошо. По крайней мере, для Сента, который явно выигрывал свою битву.
А вот для меня, похоже, все было не очень хорошо.
– Теперь он, наверное, будет искать нас. Возможно, даже найдет, – продолжал Жадность. – Впрочем я, пожалуй, сделаю так, чтобы он сначала нашел тебя. Я позабочусь о том, чтобы Клуб одержал еще хотя бы одну победу.
Я прикусила губу. По языку разлился медный привкус крови. Моя рука выскользнула из скотча. Жадность не обращал внимания на детали, поэтому не заметил этого. Норд заметил бы, если бы не стоял ко мне спиной, что-то бормоча по телефону.
Я получила свой шанс.
Случившее дальше не стало кульминацией.
Все вышло неловко. Небрежно. Я вскрикнула от боли, когда свободной рукой смогла схватить пистолет, спрятанный в переднем кармане джинсов Жадности.
– Не самое лучшее место для хранения, – пробормотала я, прежде чем слегка наклонить пистолет и нажать на курок.
Я замечала детали. Поэтому заметила, что у него в джинсах запрятан Вальтер P99. У этого пистолета не было внешнего предохранителя. А поскольку Жадность не был умным, а только кровожадным, пистолет должен был быть заряжен.
Его крик эхом разнесся по комнате. Я успела схватиться за пистолет, когда мужчина отступил назад и кровь быстро окрасила переднюю часть джинсов. Я сделала удачный выстрел, прямо по яйцам. Молоток с грохотом выпал из его рук на пол. Звук получился не слишком громким, учитывая то, что он сделал со мной. Что он отнял. Но неважно, мне хватило его громких криков.
Достаточно громких, чтобы привлечь внимание Норда.
Обернувшись, он увидел, что его «брат» катается по грязному полу, сжимая промежность и плача. Норд не удивился и не испугался. Я уже заметила ранее, что от отношений этих парней сквозило ледяным холодом.
Норда, похоже, нисколько не волновало, что я направила на него дрожащей рукой заряженный пистолет. Тот самый, которым я кастрировала его «брата». А может он так отреагировал, потому что моя рука дрожала и по лицу струился пот. Моя искалеченная рука по-прежнему была обмотана скотчем.
– О, ты избавила меня от этого, – Норд кивнул вниз на Жадность.
Я стиснула зубы. Пистолет уже должен был выстрелить. Я должна была нажать на курок. Нет смысла вести себя сейчас как глупая девчонка, придерживаясь моральных принципов насчет убийства другого человека. Я чертовски ненавидела, когда в фильмах так поступали – заставляли кого-то переживать кризис в середине сцены, когда он мог бы завалить плохого парня. Хотя, как правило, я всегда была на стороне плохого парня. Они не притворялись, что колеблются. Не притворялись благородными. Я тоже. Так почему же я делала этого сейчас?
Норд не выхватил пистолет. Не стал подходить ко мне. Он ждал, наблюдая, что я буду делать. Играл со своей жизнью. К тому же понимал, что был быстрее писательницы, привязанной к стулу и имеющей только одну рабочую руку.
Это имело смысл.
Значит, я должна была нажать на курок.
Но я не нажала. Мне было слишком интересно. Видимо писательницу ужаса убьет ее же любопытство.
– Собираешься отстрелить яйца и мне? – спросил Норд с любопытством. – Потому что мне кажется, что ты выстрелила туда случайно.
Он посмотрел на лежавшего в луже крови человека, который больше не кричал. Интересно там все четырнадцать процентов крови Жадности? Или лишь сто процентов его мужского достоинства?
– Нет, мне просто нужно было больше возможности для маневра, – ответила я холодным, но слегка дрожащим голосом.
Скорее всего, у меня был шок. Когда все кости в руке переломаны ржавым молотком, это нормально.
– Они идут, – сказал Норд.
– Кто?
– Сент. То, что осталось от Клуба. Хотя с этой главой, я думаю, покончено. – Он замолчал на пару секунд. – Если только кто-то еще не захочет взять молоток.
Я нахмурилась, пистолет в моей руке потяжелел, но я держала его крепко. Пока что. Я могла танцевать этот танец еще очень долго, но в конце концов, мне придется нажать на курок.
– Ты? – спросила я. – Хочешь президентскую нашивку?
Норд улыбнулся. Хотя на его красивом лице улыбка должна была смотреться великолепно, меня затошнило.
– Нет. У меня нет этого в планах. Я всего лишь возвращаю долг.
Я стиснула зубы.
– Долг, который означает не убивать меня?
Он кивнул.
– А ты не мог убить эту свинью до того, как она раздробила мне половину руки? – спросила я с яростью, что просачивалась в мои слова, как кислота.
– Нет.
Я ждала пояснений, хотя прекрасно знала, что Норд не тот человек, который будет объясняться, если сам того не захочет.
– Ты собираешься меня убивать? – спросил он.
Я задумалась. С юридической точки зрения я была в своем праве. Он вполне мог застрелить меня в любой момент. Самооборона. К тому же Норд был членом мотоциклетной группировки, похитил видного американского литератора и наблюдал за тем, как ее пытают. Да, меня бы даже не стали допрашивать.
Нажать на курок – так просто. Норд был нехорошим человеком и точно заслуживал смерти. Если бы за ним не оставался «должок», он бы убил меня без зазрения совести. Но я все равно опустила пистолет. Потому что была просто помешана на злодеях.
Норд выглядел удивленным. Заинтересованным. Не совсем радостным.
– Как хочешь.
Он посмотрел в сторону грязного, покрытого пятнами окна.
– Они скоро будут здесь, потому что несутся сюда в надежде спасти положение. Но ты справилась сама.
Он посмотрел вниз.
– По крайней мере, настолько, насколько это возможно.
Норд наклонил воображаемую шляпу и ушел.
Я позволила ему.
По какой-то причине.
Потому что мы, злодеи, должны были присматривать друг за другом.
~ ~ ~
– Я ухожу, – первое, что он сказал мне, когда я очнулась после операции.
Не то, что он меня любит и рад, что со мной все в порядке, или что он больше никогда не оставит меня без присмотра.
Хотя подобные признания были не совсем в его стиле. Или в моем.
Тяжесть его слов смыли всю вялость после наркоза и тупую боль в костях, которую не могло развеять лекарство в моей капельнице.
Мне не нужно было спрашивать, что он имел в виду, потому что я знала, что это значит.
Сент бросал меня.
Мне захотелось приподняться на кровати, чтобы не чувствовать себя такой же уязвимой, как и в первый день нашего знакомства. Только на этот раз у меня был не вывих лодыжки.
По трещине, по боли, по тому, как деформировалась моя рука, я знала, что она сломана. Мне, конечно, сделали операцию. Я не осматривала ее. Не хватало смелости. Я итак знала, что все плохо, как и знала то, что если посмотрю, то увиденное сломает мою душу так же легко, как молоток сломал мою кость. Это была не просто рука. Это было то, благодаря чему я выживала. Писала. Спасала себя. И она была сломана.
Так что да, у меня не хватало смелости посмотреть на нее.
Вместо этого я посмотрела на Сента, у которого был свой молоток, и он разбивал им другие вещи.
– Почему? – спросила я тихо и агрессивно.
В моем голосе не было ни силы, ни твердости. Сент играл нечестно. Он знал, что я сейчас слаба, но все равно наносил удары. Потому что он такой.
Он посмотрел вниз, туда, куда я не хотела смотреть. Не могла смотреть.
Он вздрогнул.
По-настоящему вздрогнул.
Человек, который видел и совершал многое, вздрогнул при виде того, что было моей изуродованной рукой.
Мне захотелось блевать от его неспособности сохранить маску и скрыть свое отвращение. Но я справилась с собой.
– Ты знаешь почему. Ты достаточно умна, чтобы понять, что все слишком неправильно, даже для нас.
Во рту разлилась горечь.
– Нет. – Я выплюнула это слово, надеясь, что оно расплавит его чертово лицо. – Ты ведешь себя сейчас как эгоист и слабак, и если ты на самом деле такой, то уходи.
Я сделала паузу, чтобы втянуть воздух, который резал, словно тысяча клинков.
– И не возвращайся.
Сент ждал. Ждал большего. Больше оскорблений, больше уродства. И я могла бы продолжить, потому что его слова открыли и сделали глубже колодец моей ненависти. Все равно любовь – лишь более мягкая форма ненависти.
Но я промолчала. Он не заслуживал большего. Особенно моей ненависти. И все же, несмотря на свое состояние, я ждала. Затаив дыхание, и ненавидя себя за это. Каким-то образом в душе еще оставался клочок надежды, который должен был быть уже давно похоронен и разложен. Но Сент взял дробовик и разнес его в клочья, когда повернулся и ушел, оставив меня разбитой и беспомощной на больничной койке.
~ ~ ~
Хотя один важный человек – которого теперь я ненавидела больше, чем саму себя – просто взял и покинул меня в момент, который мог стать самым худшим в моей жизни, другой человек вернулся.
Возможно, именно она и спасла меня. Любопытный факт, потому что по закону жанра спасать меня должен был мужчина.
Но появилась Кэти. Та, чьего появления я ждала меньше всего.
И она спасла меня, оставаясь все такой же бесчувственной и черствой.
Она не плакала над моей травмой, ведь она была врачом, и не такое видела. Я выживу. Вылечусь. Мое тело было создано для этого.
А вот сердце – нет.
Но Кэти не волновало и это.
Она не знала, насколько глубоким был разрыв, пока не пришла ко мне на третью ночь. Я выписалась из больницы в первый же день после операции, вопреки предписаниям врача и поехала домой.
Кэти не стала выговаривать мне за виски, которого я выпила достаточно, чтобы все ей рассказать. К счастью, я не раскисла настолько, чтобы рассказывать эту историю со слезами и истерикой. Кэти не выглядела удивленной или шокированной, но у нее всегда был лучший покер-фейс. К тому же ее нечасто трогали душевные переживания других.
– Сердечная боль во многих отношениях ужасна, – сказала она. – Во многих, многих смыслах. Но есть одна прекрасная вещь в этом конкретном виде боли. Она может подождать, потому что всегда будет рядом. И учитывая тот факт, что знаю тебя лучше, чем ты сама, я вижу, что этот мужчина значил для тебя больше, чем ты когда-либо признаешь. Не стану приукрашивать, дорогая, тебе ещё долго будет больно. Даже не знаю, переживешь ли ты это по-настоящему. Но рано или поздно ты с этим справишься. Сейчас же не время погрязать в страданиях. Пора работать, сучка.
