Текст книги "Осколки тебя (ЛП)"

Автор книги: Энн Малком

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Впрочем, этот мужчина вряд ли вообще был способен споткнуться обо что-либо. Он почти не запинался, неся через лес взрослую женщину. Справедливости ради надо сказать, что эта женщина определенно имела недостаточный вес, а у этого парня руки были как стволы деревьев.

Я видела только его шею. Подбородок. И небо.

В глазах ощущение, словно в них насыпали песок. Разум затуманен болью, дезориентация. Меня расстраивало то, что я находилась на руках у сильного мужчины, но не могла рассмотреть его лица. Еще больше расстраивало происходящее. Вот она я, жившая в соответствии со всеми гребаными стереотипами. Женщина, заблудившаяся в лесу, которую мужчина несет на руках в безопасное место. С таким же успехом на мне мог быть ярко-красный капюшон. Может, под ним действительно был волк?

– Сент, – резко произнес мужчина.

– Что?

– Мое имя.

– Сент*, – повторила я. – Ты выглядишь скорее грешником (анг. Saint* в переводе на русский – святой)

Он хмыкнул как мне показалось в знак согласия.

Мы шли в тишине еще некоторое время. Я не знала, сколько времени потребуется, чтобы добраться до места назначения. Не знала, куда мы идем.

– Ты назвал мне свое имя, – выпалила я.

И снова он не посмотрел вниз. И снова не ответил.

– Значит ты собираешься убить меня?

В моем голосе не было ни паники, ни мольбы. Только любопытство. Я уже смирилась с тем фактом, что Мать-природа собиралась убить меня, так какая разница, если сделает это руками мужчины?

~ ~ ~

Я не помню, как потеряла сознание. Этого никто никогда не помнит.

Слабый сюжетный прием, который я использовала много раз, говоря что-то вроде «а потом я потеряла сознание». Занавес. Новая глава. Новая сцена. Новая точка зрения.

На самом деле все не так.

Вы не помните точного момента. Все вокруг – мешанина звуков, образов, путаница, где непонятно что реально, а что нет. Это похоже на то, когда ты ложишься вздремнуть в два часа дня и просыпаешься посреди ночи, задаваясь вопросом, какой сейчас год и не проспал ли ты апокалипсис, оставшись последним человеком на Земле.

Именно об этом я сейчас и думала.

Я лежала. В комнате, где пахло чистящими средствами и духами.

Сент не убил меня.

Кажется, он принес меня в кабинет врача, а врачом была женщина.

Я чувствовала себя дерьмово, ну а как иначе?

И я находилась там, где хранят наркотики. Тогда где было ощущение парения, которое должен был дать мне морфий?

– Вы проснулись.

Я вздрогнула от звука. Мир перед глазами по-прежнему расплывался, инстинкты, за которые можно было бы ухватиться, спали. Я не знала, что в комнате кто-то есть и не знала где нахожусь. Но, используя логику, я бы предположила, что нахожусь в каком-то медицинском учреждении. Эту мысль подтвердила женщина в белом халате и с дружелюбной улыбкой, когда подошла и встала рядом с моей кушеткой.

Всякий раз, когда я впервые встречала человека, мне приходило на ум какое-то слово. Для каждого человека оно было разным. Мое первое впечатление о ком-то, упакованное в одно слово. Их внешний вид, их одежда, отражалась ли улыбка на их губах и в их глазах, шли ли они медленно или быстро, пожимали ли мне руку или просто кивали. Слово в моей голове было кульминацией всего этого.

Сейчас, будучи писателем, я принимала эту причуду, как часть своего странного творческого мозга, но я делала это с тех пор, как себя помню.

Слово этого врача – «побег». Вот что я о ней думала. Искала ли она спасения или предлагала побег, я не знала. Слово не всегда имело смысл, и, конечно же, я никогда не произносила его вслух. Оно просто было рядом, всегда, пока я не узнавала человека получше, после чего-либо исчезало в безвестности, либо подтверждалось.

Женщина-врач не была хорошенькой. И не старалась быть таковой. Макияж отсутствовал. Кожа бледная, как и у многих здешних людей – мало солнца и все такое. Черты ее лица были слишком нечеткими, даже если оно было слегка морщинистым, как сейчас.

– Мы мало о вас знаем, – сказала она хриплым, страстным голосом.

Каким-то образом он связал все воедино: ее бледное лицо, странные черты, темные волосы. Женщина все еще была некрасивой, но уже интересной. Наверное, странно замечать что-то в незнакомом человеке на данном этапе моей жизни, но в этом была вся я – странная и одержимая внешностью.

– Мы?

Она кивнула в угол комнаты, и я проследила за ее кивком. Медленно. Даже движение глазных яблок казалось усилием. Как я не заметила его первой, ума не приложу. Но опять же, каким бы большим он ни был, если он не хотел, чтобы его видели, значит, его не видели. Или, может быть, меня накачали какими-то странными наркотиками.

Сент не заговорил, не спросил меня, как я себя чувствую, не потребовал платы за мое спасение, ничего. Он просто смотрел.

Многих испугала бы подобная реакция. Особенно когда они приходили в себя после того, как едва не умерли. Но я была не из таких. Даже при том, что мои инстинкты заржавели, я не собиралась бледнеть под его пристальным взглядом. Неважно, насколько он был проницательным.

Его глаза были ярко-зелеными. Цвета лесной зелени. Вполне уместно, поскольку этот лес, черт возьми, почти убил меня, а этот мужчина выглядел так, словно мог сделать то же самое.

– Ваша лодыжка не сломана, – сказала врач, появляясь в поле моего зрения. – Но у вас довольно серьезное растяжение связок. У вас легкое переохлаждение, но я не вижу никаких осложнений у молодой, в целом здоровой женщины.

– Ну, к счастью, я нездорова только психически, – ответила я хрипло.

Я попыталась приподняться на кушетке, испытывая дискомфорт оттого, что лежала здесь. Чувствовала себя слишком уязвимой. Привстать оказалось непросто. И, бросив острый взгляд на женщину, поспешившей мне на помощь, я справилась в одиночку. Я не привыкла к слабости в теле. Единственная причина, почему я так усердно тренировалась в спортзале пять раз в неделю, заключалась в том, чтобы превратить свое тело во что-то другое, а не в объект, на который мужчины могли бы смотреть и брать, если считают себя достаточно сильными. Конечно, безумная диета и одержимость своим весом привели к тому, что мои силы были ограничены, но я и не была слабой.

До этого момента.

Желудок скрутило от этого факта. Вдобавок мое состояние видели посторонние люди.

– Меня зовут Кэрри.

Женщина заговорила как раз в тот момент, когда я размышляла стошнит меня или нет.

Кэрри. Веселое, смешное имя, прославившееся благодаря шоу, которое мы с Кэти презирали и которое ничего не делало для женщин Нью-Йорка или женщин в целом.

– Городской врач, – продолжила она, когда я ничего не сказала.

– Вы городской врач? – уточнила я.

Она улыбнулась.

– Родилась здесь и выросла. Далеко не уезжала, чтобы получить медицинскую степень, и вернулась после окончания ординатуры.

В ее голосе было столько радости, что я сразу же ей не поверила. Что-то было не так. Счастливые люди меня пугали. Все они лгали. Мне нравились несчастные, подавленные люди. Именно они были самыми честными и разумными. Счастливые люди глупы, у них не было связи ни с миром, ни с самими собой, потому что иначе они были бы несчастны.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Кэрри.

– Я чувствую, а значит принимаю недостаточно лекарств, – ответила я, взглянув на капельницу, прикрепленную к моей руке.

Еще одна дружелюбная, теплая улыбка.

– В капельнице физраствор, безрецептурный препарат от отека лодыжки и боли. Я не занимаюсь назначением сильных опиатов, когда пациенты в них не нуждаются. В долгосрочной перспективе от них больше вреда, чем пользы.

Тьфу. Конечно же Кэрри являлась единственным врачом в Америке, не подкупленным «Биг Фарм» и желавшей по-настоящему помогать людям, а не делать деньги. Кроме того, она упрямо вытянула подбородок, сообщая, что не отступит от своей замечательной, но раздражающей моральной позиции. А пытаться переубедить ее у меня не было сил.

– У вас есть телефон, которым я могу воспользоваться?

Я не взяла с собой мобильный в свой злополучный поход с идиотским намерением отвлечься от копания в соцсетях. Больше никогда не буду пытаться наладить здоровые отношения с природой и с самой собой без технологий. Ничего хорошего из этого не вышло.

– У вас есть родственники, которым вы хотите позвонить? – спросила Кэрри, доставая телефон из кармана.

Я фыркнула.

– Нет, у меня нет родственников, чтобы им позвонить.

Год назад у меня была семья, которой я могла бы позвонить. Отец, которому можно позвонить, но его болезнь быстро прогрессировала. Безжалостно. Так что, даже если бы я позвонила ему и сказала, что едва не умерла посреди леса, первое, о чем бы он спросил: «А вы кто?»

– У меня есть подруга, – продолжила я. – Она врач. Ну, точнее нейрохирург. Но я уверена, что она поймет основы строения лодыжки.

Я не стала говорить, что Кэти не придерживалась тех же моральных принципов, что и Кэрри, и была щедрее на список лекарств в рецепте.

– Я позвоню ей.

– Она в городе? – спросила Кэрри, держа сотовый телефон, но не вкладывая его в мою протянутую руку.

Я стиснула зубы.

– Она в Нью-Йорке.

Кэрри взглянула на часы.

– Она сможет добраться сюда не раньше завтрашнего дня. У вас есть кто-нибудь, кто живет поближе?

Я уставилась на телефон, который Кэрри держала в заложниках. Даже если это был ее телефон. Даже заключенные имели право на один звонок.

– Нет.

Кэрри посмотрела на меня на удивление жестким взглядом.

– Ну, уже поздно. Я все равно живу наверху, и хочу, чтобы с вами был кто-нибудь рядом, просто на всякий случай. После подобной травмы вы все равно не сможете много двигаться в течение трех недель.

Прежде чем я успела возразить на все, что она только что сказала, Кэрри посмотрела на мужчину, все еще молча сидевшего в углу.

Я подумывала о том, чтобы попросить Кэти отпроситься с работы на три недели, но это примерно то же самое, что предложить ей снять с себя скальпель. Она смогла бы приехать только в том случае если бы мне отгрызла ногу, к примеру, горная пума. Вот тогда бы Кэти посчитала это достаточно веским поводом. А вот вывихнутая, и даже не сломанная лодыжка? Нет. Никто другой тоже не захочет приехать. Кроме того, я сама не хотела видеть кого-то еще. Меня пробирала дрожь от одной только мысли об этом.

– Я справлюсь, – выдавила я сквозь стиснутые зубы.

Кэрри нахмурилась.

– Нет, вы живете в коттедже Эмили, а он достаточно изолирован. Плюс приближается зима. Вы не справитесь, неважно, насколько крутой вы себя считаете.

Беспокойство этой женщины чертовски раздражало. Я задумалась, как нагрубить ей за короткое время так, чтобы она возненавидела меня настолько, чтобы отправить умирать в мой домик, потому что я не смогла бы достать бутылку с водой даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Но нет, то, что тебя ненавидит городской врач, было почти так же ужасно, как то, что тебя ненавидит городской бармен.

– Уверяю вас, моя способность справляться с болью, не полагаясь на других, удивит вас, – сказала я ей.

Кэрри вскинула бровь.

– У вас нет друзей поблизости?

Я покачала головой. Полное одиночество в моей ситуации напугало бы многих людей. Но не меня. Мне все нравилось. Не считая того, что споткнуться в лесу означало верную смерть, если поблизости не бродили дьяволы-бродяги.

– Ну, Сент может присмотреть за тобой, – наконец сказала Кэрри.

Желудок необъяснимо сжался при одной мысли об этом. И дело было не в том, что мне придется полагаться на другого человека, если уж на то пошло. Дело было в нем и только в нем. В его молчании, его присутствии, в том факте, что именно он спас мне жизнь. Мне не нравилось то, что я теперь была у него в долгу и мне определенно не нравилось то, что Сент, казалось, околдовал меня.

– Не выйдет. – Он произнес эти слова хрипловато, но твердо, таким тоном, с которым мало кто стал бы спорить.

Я собиралась возразить, но Кэрри заговорила первой, вздернув подбородок и заострив взгляд.

– Ты – ее ближайший сосед, – сказала она.

Ах, неуловимый ближайший сосед. Марго была права. Этот парень никогда бы не испек мне кексы.

Мужчина не смотрел на нее. Вместо этого он смотрел на меня, сложив руки, и выглядел так, будто изо всех сил старался, чтобы я упала замертво. Сам виноват, он был единственным, кто не дал этому случиться.

– Ты должен ей помочь. Присмотреть за ней и убедиться, что у нее есть запас дров.

– В этом нет необходимости, – быстро сказала я. – Я сама что-нибудь организую. Я вполне способна на это.

Наверняка на Amazon есть опция Prime для дров. Или я бы нашла, что сжечь. Не книги. Я скорее отрублю собственные конечности и зажарю их, чем сожгу книги.

Кэрри перевела взгляд на меня.

– Как я уже говорила, ваша лодыжка не сломана, но у вас довольно серьезное растяжение связок. Вам нужно восстановиться после легкой гипотермии. Вы останетесь здесь на ночь, без протеста.

Последнюю часть она произнесла твердо, как будто чувствовала, что я собираюсь снова запротестовать.

– Не вижу смысла оставаться, если я не умерла, – съязвила я. – И когда мне не дают сильные и действенные препараты.

Кэрри подняла бровь, глядя на меня, но повернулась к Сенту.

– Я прожила здесь всю свою жизнь и знаю, что люди приезжают сюда либо за тишиной, либо за уединением. Я знаю, что ты приехал сюда за последним. Но ты выбрал избавиться от изоляции, когда решил помочь своему собрату-человеку. Так что, либо соглашайся помочь ей, либо каждая любопытная сплетница в этом городе потеряет страх перед твоей репутацией отшельника в лесу, начнет печь пироги и приносить их тебе на порог. Лично.

Хотя на меня эта угроза не произвела никакого впечатления, но подача, тон и сила, стоявшие за ней – были достойны внимания. У меня сложилось представление что Кэрри была тихой сиделкой с образом мыслей и характером женщины из маленького городка. Марго была такой же. Женщины этого города удивляли меня.

Сент встал, злобно сверкнув глазами. Не на Кэрри, отдавшей приказ, который он наверняка не привык слышать ни от кого, не говоря уже о женщине. Кэрри не получила от него ни толики враждебности. Это я оказалась достаточно везучей, чтобы стать единственным получателем его недовольства. Я поняла это даже в своем ослабленном состоянии и съежилась, лежа на кушетке. К горлу подступил страх. Этот мужчина ненавидел меня. Его ненависть ощущалась в воздухе, липла к моей коже.

Он ничего не сказал. В этом и не было нужды. Он бросил на Кэрри быстрый взгляд, его подбородок слегка приподнялся, затем вышел из комнаты.

– Хотелось бы мне сказать про него что он только громко лает, но не кусает, но врать я не хочу, – произнесла Кэрри, переводя свой взгляд с двери на меня.

– Да, скорее он не столько кусает, сколько разрывает на части, – ответила я, все еще не в состоянии отвести взгляд от дверного проема, каким бы пустым он ни был.

Она рассмеялась.

– Может и так, но он не оставил тебя умирать в лесу, так что это уже кое-что.

– Правда? – спросила я скорее себя, чем Кэрри.

ГЛАВА 6

«Он меня не видел. Человек, что зарегистрировал меня в мотеле. Этот мотель был самым чистым среди остальных в радиусе пятидесяти миль. Вот почему я выбрал его. Чистота – это хорошо. Этот мужчина следил за тем, чтобы в его мотеле было чисто, но меня он не видел. Не видел кровь на моих ботинках и тьму в душе. Он меня не видел. Как и все остальные»

– Что вы здесь делаете? – потребовала я от привлекательного мужчины.

Гораздо более привлекательного, теперь, когда я чувствовала себя почти человеком. Если я вообще им была. Утро выдалось морозным, воздух резал легкие на маленькие кусочки. Личность Сента ощущалась острее, что было бы иначе, если бы я не потратила вчера столько времени на наше с ним знакомство. Сейчас, когда у меня не было галлюцинаций от последствий необдуманного похода в лес или затуманенного зрения от лекарств, я видела его во всем его благородстве.

Вот его слово.

Благородный.

И я не имею ввиду аристократов.

Прошлой ночью Кэрри почти привязала меня к кровати, предупредив, что через какое-то время мне не будет так жарко. Я догадалась, что это был побочный эффект близкого переохлаждения. Еще мне придется ходить на костылях до тех пор, пока не заживет лодыжка. Минимум две недели, настолько растяжение было сильным. Я отвергла все предложения о помощи от Кэрри, как только этим утром собрала все мысли в кучу. Я ждала, что она будет гораздо усерднее спорить со мной, когда я собралась домой, без машины, с костылями, которыми едва могла пользоваться, и с недостаточным количеством обезболивающих в организме. К счастью, меня дома ждала аптечка. Проблема заключалась лишь в том, чтобы туда добраться. Увидев ее бесчувственные, незаинтересованные и холодные глаза, я поняла, почему Кэрри так легко сдалась. Эти двое были в сговоре.

Вместо того, чтобы ответить мне, мужчина, – высокий, мускулистый, одетый в ту же кожаную куртку, с линией подбородка, которой можно было бы резать сталь, – слегка кивнул в сторону улицы. Я вытянула шею и увидела свою машину, припаркованную на обочине. Мой взгляд вернулся к нему. Сент. Грешник. Угонщик автомобилей.

– Ты угнал мою машину.

– Я не угонял ее, так как планирую оставить ее у твоего дома, когда высажу тебя.

Сент слегка приподнял бровь, показывая, что его раздражала необходимость разговаривать. Я бы поспорила, что он был раздражен даже тем, что просто был здесь.

Зачем он приехал? Ему явно не хотелось здесь находиться, и он не казался человеком, делающим то, чего не хочет. Мой взгляд метнулся в сторону маленького кабинета врача. У него была интрижка с необычным, дерзким доктором? Кэрри не выглядела так, будто была в его вкусе. Но, может, я ошибалась и ему нравились ее необычные черты лица, прокуренный голос и характер. И почему меня это вообще волновало?

– Дай мне ключи, – потребовала я.

Очевидно же, что они у него были. Меня бы не удивило, если бы Сент вломился в мой дом и забрал их со стола в столовой. Я сделала такой вывод не потому, что мужчина выглядел как преступник, хотя в его поведении явно чувствовалось что-то вроде «я знаю, как убить тебя, не оставив никаких улик». Сам акт кражи его, конечно же, не беспокоил. Но я решила, что кража – самый логичный выбор, не требующий особых усилий. Да, этот мужчина определенно не любил хлопоты.

А я определенно доставляла ему много хлопот, и Сент ясно дал это понять. Но, отдав мне ключи и пренебрежительно махнув на прощание, он избавился бы от них.

Он не отдал мне ключей.

Мужчина просто направился к машине. К моей машине. Сел на водительское сиденье и оставил меня стоять на обочине с двумя костылями, без слов и особых вариантов.

Какое-то мгновение я боролась сама с собой. Инстинкты вопили, чтобы я не садилась в машину и добралась домой другим способом. Любым другим способом. Даже если это означало проползти на гребаных четвереньках пять миль до своего дома.

А был ли этот дом мой?

По мере того, как нарастала злость на этого человека, на эту ситуацию, на пульсацию в лодыжке, на стыд в душе и разочарование в сердце, я обратила ее наружу, уставившись на этот город. На людей на улице.

Что я здесь делала? Неужели я приехала сюда, чтобы едва не умереть в лесу? Чтобы какой-то странный мужчина сел в мою машину и лишил меня всех возможностей?

Нет, я приехала сюда не за этим.

Но я все равно доковыляла до машины.

~ ~ ~

Поездка прошла в тишине. Я не нарушала ее. Тишину. Я также не смотрела на мужчину за рулем. Я относилась к нему как к водителю, которому заплатила, а не как к человеку, который, по сути, угнал мою машину.

Молчание было слишком комфортным.

Я предпочитала некомфортную тишину, когда люди корчились, панически боясь, что вокруг них не фильтруется всякая чушь. Мне нравилось, когда люди чувствовали себя неуютно рядом со мной. Вне своей стихии. Вне своей обыденности.

Этому мужчине – Сенту – должно было быть неловко со мной и от всей этой ситуации. Но он целеустремленно вел машину, превышая скорость, но не выпендриваясь. Его взгляд не отрывался от дороги, он так крепко вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев.

Многозначительно.

Я не стала об этом говорить и вздохнула с невероятным облегчением, когда мы остановились перед коттеджем. На подъездной дорожке не было машины.

– Как ты сюда попал? – спросила я, впервые заговорив.

– Пешком, – хмыкнул он.

Я не думала, что люди хмыкают вместо того, чтобы говорить, но передо мной были очевидные доказательства.

– Как далеко отсюда твой дом?

Я точно не знала, сколько акров было у моей земли, но знала, что участок был приличный. Именно поэтому в первую очередь я его и купила; его изолированное расположение означало, что соседи не могли просто войти в мой дом. Как в Мордоре. Туда просто так не дойти.

– Достаточно далеко.

Я поджала губы. Сент не давал развернутых ответов. Один из моих любимых инструментов, который я использовала против любопытных людей. Он использовал его против меня, и я чувствовала себя скучной и нормальной.

Сент не спросил, нужна ли мне помощь, чтобы выйти из машины; он просто вышел и стал ждать снаружи, скрестив руки. Конечно, я бы отмахнулась от его предложения, но меня раздражало, что он его не сделал. То, что он смотрел, как я с трудом опираюсь на костыли и неловко передвигаюсь на них по гравию, было просто унизительно.

Мои ключи все еще висели на одном из его пальцев.

– Отдай их мне, – резко сказала я, убедившись, что смотрю ему в глаза.

Слишком часто я замечала, что люди недостаточно храбры. Моя трусость принесла бы ему удовлетворение, я знала это, потому что получала такое же удовлетворение от той же реакции людей на меня.

– Ты уверена?

Мужчина посмотрел на мои костыли, и именно тогда я осознала, как сложно одновременно протянуть руку за ключами и удержать костыли. Лодыжка слабо, непрерывно пульсировала болью. Ничего такого, с чем бы я не справилась. Конечно, мне придется нагрузить ее пока буду протягивать руку за ключами, чтобы изгнать этого человека из своей жизни. Чистая, без примесей агония ожидала меня, как только я перенесла четверть своего веса на травмированную ногу. Чудо, что я вообще смогла удержаться на ногах и не блевануть на ботинки Сента.

Он смотрел, как я борюсь с болью, а я наблюдала за ним своим опьяненным агонией взглядом. Именно это придавало мне сил – его полное безразличие к моим страданиям.

Я выпрямилась, с усилием, но выпрямилась.

– Можешь оставить их в машине, – сказала я, отказываясь приглашать его внутрь, как бы грубо это ни было.

Этот коттедж был моим. Он принадлежал только мне и прежней мертвой хозяйке. Он давал мне ощущение безопасности, которого я никогда не испытывала и которое до этого самого момента я не считала важным. Этот мужчина ни за что не должен войти в дом и «загрязнить» его.

Но Сент не оставил мне выбора. Он перевел взгляд с машины на меня, затем повернулся и направился прямо в дом.

Я оставила дверь незапертой. Потому что не собиралась отсутствовать больше пары часов и потому что считала, если уж сумасшедший серийный убийца решит вернуться, чтобы убить нового владельца дома, его или ее вряд ли остановит запертая дверь. Если бы предвидела все, что со мной случится, перед уходом наглухо бы ее заперла.

У меня не было другого выбора, кроме как последовать за мужчиной внутрь, потратив на это гораздо больше времени чем раньше.

Сент стоял посреди маленькой гостиной, когда я, вспотевшая от усилий и боли, прихрамывая вошла внутрь. Я вдруг осознала, что за последние двадцать четыре часа мое тело покрылось грязью. Кэрри предлагала мне воспользоваться душем в клинике, но мне было комфортнее оставаться грязной, чем воспользоваться общественным душем. Только сейчас, когда его непреклонный взгляд был сфокусирован на мне, я осознала, какой должно быть у меня был вид.

– Ты оставила всю ее мебель, – сказал Сент. Его взгляд скользнул по полкам. – И ее книги.

– По-твоему это странно?

Понятия не имею, почему задала этот вопрос. Конечно, это было странно. Я была странной. Я знала об этом и с удовольствием делала странные вещи. То, что заставляло людей чувствовать себя неловко.

Так почему же я задала этот глупый вопрос? Почему меня так волновал его ответ?

Должно быть, он почувствовал мое отчаяние; возможно, потому что я не умела его чувствовать, а тем более скрывать. Или, может быть, он просто умел видеть слабости других людей. Итак, он позволил мне тушеваться. Мучил меня своим молчанием. Своим испытывающим, спокойным и непреклонным взглядом.

– Странно? – повторил он, продлевая мой дискомфорт. – Не думаю. Возможно, решил бы иначе если бы перед приходом сюда не познакомился с тобой. Зная тебя, нет, это не странно.

Я внутренне содрогнулась от этого, казалось бы, бессмысленного заявления.

– Ты меня не знаешь, – прошипела я, стараясь, чтобы мой голос звучал холодно и грубо.

Именно тогда Сент сдвинулся с места. Быстро. Плавно. Он оказался прямо передо мной так скоро, что я даже не успела сообразить, как отступить на своих костылях.

– Ох, но я знаю. Хотя и не хочу.

И затем он ушел.

~ ~ ~

Принять душ с травмированной лодыжкой, как оказалось, было практически невозможно. К счастью, глубокая ванна на когтистых ножках выполнила свое предназначение, избавив меня от большей части наружной грязи. А виски, который я прихватила с собой, неплохо смыл внутреннюю.

На столе рядом со мной лежал телефон, Кэти включила громкую связь.

Я позвонила ей не для того, чтобы она бросила все и сделала что-то безумное, например, приехала сюда, чтобы позаботиться обо мне. Мне просто нужен был фармацевтический рецепт, и чтобы она отправила его на электронную почту местной аптеки.

Как бы то ни было, ее первым побуждением было не делать ни того, ни другого, как только я объяснила ей, что произошло.

– Ты заблудилась в лесу? – уточнила она, не показавшись мне особо обеспокоенной.

Впрочем, она вообще не беспокоилась, скорее веселилась, а Кэти не часто веселится.

– Я не заблудилась, – прошипела я, глядя в окно на лес, о котором шла речь. – Я споткнулась и вывихнула лодыжку, из-за чего не смогла вернуться домой, местонахождения которого не знала.

– Не знала значит, – прервала Кэти мой блеф.

– Дело не в том, знала я или нет, где находится мой дом, – ответила я. Я правда совершенно не знала во время падения в какой стороне он находился. – Дело в человеке, который нашел меня.

На другом конце провода возникла пауза.

– Если ты решила рассказать о том, что пришел какой-то больной человек и…

– Дело было не в этом, – быстро перебила я.

Кэти выдохнула с облегчением. Она знала о моем прошлом, и у нее была профессиональная, черствая реакция на него, чего мне и хотелось. Но своим выдохом она выдала странное беспокойство. Было известно, что Кэти не волновали другие люди, потому что она слишком часто сталкивалась со смертью и болезнями.

– Он… – я запнулась.

Как вообще можно было описать Сента? Я не могла описать его словом «тлеющий», потому что Кэти безжалостно дразнила бы меня за него. Но я не виновата, потому что не было другого слова для описания энергетики этого мужчины. И дело было не в сексуальном подтексте. Скорее в равной степени пугающем и сексуальном. Ладно, больше в пугающем. Даже то, что я призналась себе в том, что испугалась его, что-то да говорило о нем.

– Он мой сосед, – сказала я наконец.

– Да, ну, даже в дикой местности есть соседи, – раздраженно ответила подруга. – Тебе повезло, потому что в ином случае ты, скорее всего, до сих пор лежала бы в лесу и медленно умирала от обезвоживания.

– Твое беспокойство очень трогательно, – невозмутимо сказала я.

– Я бы беспокоилась, если бы ты все еще находилась в лесу, медленно умирая от обезвоживания, – возразила она. – Так что я не переживаю. Мне просто любопытно узнать об этом соседе, о котором ты не хочешь в подробностях рассказывать. А поскольку ты королева детализации, мне кажется, что на это у тебя имеются веские причины. Если Магнолия молчит, значит творится черт знает что.

– Ничего не творится, – солгала я.

Ее молчание указывало на то, что я выдала полную ерунду.

– Мне нужно, чтобы ты выписала мне лекарства.

– Ох, милая, для того, что у тебя есть, не придумано лекарств, – поддразнила она.

Кэти и поддразнила. За один разговор я получила от нее беспокойство, поддразнивание и веселье. Неужели наступил конец света?

– Как будто я не знаю, – пробормотала я, делая большой глоток виски.

– Ты в порядке? – внезапно спросила она. – Похоже на неудачную попытку самоубийства, но вместо того, чтобы привязывать камни к лодыжкам, ты забрела зимой в незнакомый лес.

Я рассмеялась.

– Нет, я слишком самовлюбленная, чтобы сделать что-то подобное. К тому же Вирджиния Вульф уже использовала метод с камнями и водоемом в фильме. Я бы постаралась найти что-то оригинальное. – Я сделала паузу. – Думаю, я просто испытывала себя на прочность и искала любое занятие лишь бы не писать. К тому же, ты сама посоветовала мне пойти в поход.

Переложить вину на другого сейчас казалось проще всего, чем сказать правду.

– Я не советовала тебе спотыкаться о собственные ноги и позволять горному мужчине нести тебя в безопасное место, – парировала Кэти.

Я закатила глаза.

– Ты ее любишь? – спросила она внезапно и резко, с долей агрессии.

– Что?

– Свою работу. Писательство.

И снова слова были наполнены враждебностью, которая таилась внутри нее уже некоторое время. Даже по телефону я чувствовала, насколько Кэти была черствой, насколько сильной.

Я обдумала вопрос, поскольку он требовал ответа, честного ответа.

Любила ли я свою работу?

Ну, во-первых, я не считала свое дело работой. Просто то, чем я занималась, каким-то образом приносило мне деньги. Писать – скорее было необходимо мне для выживания. Считалось ли дыхание работой?

Но я знала, что такой ответ граничит с клише, и не будет тем ответом, которого ждала от меня Кэти.

– Да, – ответила я. – Мне нравится, что такой человек, как я, может любить что-то настолько уродливое, извращенное и безумное.

– Я не знаю, что это такое, – сказала Кэти.

Резкая потеря столь острой агрессии в ее словах потрясла меня. Кэти словно сдулась. Стала слабее. Показалась мне чужой.

– Ты не знаешь, что такое любовь? Или безумие? – спросила я полушутя, чувствуя неловкость от такого поворота разговора.

– И то и другое, – ответила она. – Я не знаю, что значит переживать глубокие эмоции. Разве что усталость. Я так много работала и так мало спала, сколько себя помню, что превратила физическое проявление в эмоциональное чувство. Причем в мое единственное. Я сплю около четырех часов за ночь. Все, о чем думаю – это следующий пациент, следующая ступенька в карьерной лестнице, следующий вызов.

Это описание чертовски хорошо подходило моей подруге. Но вот самоанализ ей не шел. Я никогда не думала, что у нее в голове могут быть такие шаблонные мысли и потребности. Или, по крайней мере, никогда не думала, что она из тех людей, которые делятся такими вещами.