Текст книги "Слуги милосердия"

Автор книги: Энн Леки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4

Как я уже говорила, космос велик. Когда суденышко Пресгер вышло из Призрачного шлюза и вскоре после этого отправило сообщение, представившись кораблем Пресгер и запросив на основании соответствующего подраздела договора разрешение пристыковаться к базе Атхоек, у нас оказалось в распоряжении целых три дня, чтобы подготовиться к его прибытию. Достаточно времени, чтобы лейтенант Тайзэрвэт, по крайней мере внешне, смирилась с желанием обитателей Подсадья самостоятельно вести свои дела.

Достаточно времени, чтобы я встретилась с Баснаэйд Элминг. Которая лишь недавно узнала, что я убила ее сестру. Которой я спасла жизнь несколько дней назад. Вообще–то, ее жизнь оказалась в опасности из–за меня. Она, что не вполне объяснимо, решила продолжать общение со мной. Я не задавалась вопросами и не размышляла слишком усердно над теми глубокими и противоречивыми переживаниями, которые почти наверняка скрывались за ее учтивостью.

– Благодарю за чай, – сказала она, сидя на контейнере в тупиковом коридоре.

Тайзэрвэт отправилась выпить с друзьями. «Титанит», устав сидеть в углу и пялиться на стены, тоже куда–то ушел. База мне сообщит, если он во что–нибудь влипнет.

– Благодарю за то, что пришли меня навестить, – ответила я. – Знаю, что вы очень заняты.

Баснаэйд – одна из садоводов, ответственных за Сады, пять акров открытого пространства, где много воды, деревьев и цветов. Сейчас Сады были закрыты для публики: шло восстановление опорных конструкций, которые удерживали озеро над Подсадьем. Те нуждались в ремонте уже давно, но просели в весьма неподходящий момент, несколько дней назад. Некогда прекрасные Сады ныне являли собой месиво из жидкой грязи и растений, и пока оставалось неизвестно, воспрянут ли они вновь после того памятного дня.

В ответ губы Баснаэйд чуть изогнулись в подобии улыбки, и это так напомнило мне ее сестру, она явно устала, но старалась быть вежливой.

– Они хорошо продвигаются; говорят, озеро можно будет наполнить через несколько дней. Надеюсь, там сохранились одна–две розы. – Она развела руками, показывая, что смирилась со случившимся. – Пройдет немало времени, прежде чем Сады снова станут такими, как раньше.

По крайней мере, восстановление озера неизбежно влекло за собой ремонтные работы на первом уровне Подсадья, находящемся непосредственно под ним, и ограничивало возможности ее преосвященства Ифиан препятствовать ремонту Подсадья в целом. И тут Баснаэйд, которая явно размышляла в этом же направлении, добавила:

– Не пойму я, зачем откладывать восстановление Подсадья. – Официальные источники по легальным новостным каналам по–прежнему утверждали, что возвращение перемещенных жителей в их дома остается первоочередной задачей. Но слухи распространялись не по официальным каналам. – И я не понимаю также, о чем думает ее преосвященство Ифиан.

Верховный священник Амаата использовала утреннюю церемонию гадания на знаках для того, чтобы предупредить обитателей базы об опасности поспешных действий, в результате чего можно оказаться в положении, которое трудно будет исправить. Насколько же лучше принять во внимание желание бога и поразмыслить о том, в чем же истинные справедливость, правильность и польза. Вывод был ясен любому, кто обращал внимание на свежие слухи. Другими словами, каждому обитателю базы, не считая малышей.

Возможно, довольно многие люди из круга знакомых ее преосвященства благожелательно отнесутся к ее мнению. Быть может, Ифиан убедилась в поддержке определенных инстанций, прежде чем выступить этим утром. Но слишком многие люди спали сейчас посменно, по три–четыре человека на койке (или, как я, отказались от такой возможности и спали по углам и коридорам), и были несчастны. И любая задержка возвращения обитателей Подсадья в их собственные кровати не могла, мягко говоря, встретить одобрения таких людей. Конечно, по большей части это были наименее значимые из обитателей базы – люди, занимавшиеся черной работой, трудившиеся на непрестижных должностях, без поддержки семейства или достаточно состоятельных патронов.

– Ее преосвященство Ифиан явно полагает, что если ей удастся заручиться поддержкой достаточного числа людей, то на администратора базы Селар можно будет оказать давление и заставить ее изменить планы по ремонту Подсадья. И она собирается воспользоваться тем, что администратор базы не поинтересовалась волей богов на сей счет с помощью гадания, прежде чем велела проводить работы.

– Но ведь в действительности дело тут не в администраторе базы Селар и даже не в Подсадье, верно? – Должность Баснаэйд – садовод – теоретически не предполагала особой вовлеченности в политику. Теоретически. – Это нацелено на вас, капитан флота. Она хочет ослабить ваше влияние на администрацию базы, а также, вероятно, не станет возражать, если всех обитателей Подсадья отправят на планету.

– Но раньше ее вообще не волновало, здесь они или нет, – указала я.

– Раньше вас здесь не было. И полагаю, не только Ифиан размышляет о том, что вы планируете сделать, взяв на себя управление отбросами общества на базе Атхоек, и думает, что лучше всего – не дать вам возможности ответить на этот вопрос.

– Ваша сестра поняла бы.

Она снова улыбнулась той усталой полуулыбкой.

– Да. Но почему сейчас? Я имею в виду не вас, а ее преосвященство. Вряд ли теперь подходящее время для политических игр, когда база переполнена, корабли заперты в системе, межсистемные шлюзы уничтожены или закрыты по приказу и никто на самом деле не знает, почему такое происходит.

Баснаэйд уже знала это. Но губернатор системы Джиарод отказалась даже думать о том, чтобы сделать общеизвестным то, что Анаандер Мианнаи, лорд Радча в течение трех тысяч лет, разделилась и находится в состоянии войны с самой собой. Судя но официальным сводкам новостей, которые приходили по еще работающим (но закрытым для перемещения кораблей) шлюзам системы Атхоек, губернаторы соседних систем приняли сходные решения.

– Напротив, – ответила я, также слегка улыбнувшись. – Сейчас идеальное время для таких игр, если вас заботит только победа вашей стороны. И я не сомневаюсь, что ее преосвященство Ифиан думает, что я поддерживаю… ее политического противника. Она, конечно, ошибается. У меня собственные планы, не имеющие отношения к замыслам той особы. – Я почти не видела разницы между различными частями Анаандер Мианнаи. – Ошибочные предположения ведут к неверным действиям.

Это особая проблема той фракции Анаандер Мианнаи, которую, я уверена, поддерживала Ифиан: не умея или не желая признать, что проблема находится в ней самой, та часть Анаандер сообщила своим сторонникам, что ее разлад с собой произошел из–за внешнего вмешательства. А именно – вмешательства Пресгер.

– Ну, я не понимаю ее попыток отсрочить возвращение людей в их дома. Если семьи, которые изначально были направлены туда, так уж хотели вернуться в Подсадье, они могли бы уже давно потребовать проведения ремонта.

– Конечно, – согласилась я. – И без сомнения, так же думают довольно многие.

А у Сеиварден Экалу, которые по–прежнему находились на борту «Милосердия Кадра», оказалось достаточно времени для ссоры.

Они лежали вместе, тесно прижавшись друг к другу, на узкой койке Сеиварден. Экалу была сердита и напугана, пульс учащен. Сеиварден между Экалу и стенкой на мгновение застыла от обиды и недоумения.

– Это был комплимент! – настаивала Сеиварден.

– Несколько провинциальна – это оскорбление. Кроме того, кто же тогда я?

Сеиварден, все еще пораженная, не ответила.

– Всякий раз, когда ты произносишь это слово, провинциальный, всякий раз, когда ты делаешь замечание относительно чьего–либо низкопробного произношения или безыскусного лексикона, ты напоминаешь мне, что я провинциальна, что я принадлежу к низшим классам. Что мое произношение и мой лексикон даются мне тяжким трудом. Когда ты смеешься над своими Амаат из–за того, что они промывают свою чайную заварку, ты просто напоминаешь мне о вкусе дешевого кирпичного чая – вкусе дома. А когда ты говоришь мне что–нибудь в качестве комплимента, мол, я вовсе не такая, тем лишь напоминаешь мне, что я – не отсюда. И это всегда что–нибудь незначительное, но такое – каждый день.

Сеиварден подалась бы назад, но она уже была прижата к стене, а Экалу не хватало места, чтобы отодвинуться, не встав с постели.

– Ты никогда ничего такого не говорила прежде. – Сеиварден, дочь старого и некогда невообразимо престижного клана, родилась за тысячу лет до Экалу и всех остальных на этом корабле, не считая меня, и потому даже ее раздраженное недоверие прозвучало аристократично. – Если это так ужасно, почему же ты ничего не говорила до сих пор?

– А как же сказать тебе о том, что я чувствую? – спросила Экалу. – Как я могу жаловаться? Ты – выше меня по званию. Ты: – в близких отношениях с капитаном флота. Что за возможности у меня пожаловаться? И куда мне тогда деваться? Я даже не могу вернуться в подразделение Амаат, я больше к нему не принадлежу. Я не могу вернуться домой, даже если б сумела получить разрешение на эту поездку. Что же мне делать?

Разозлившись по–настоящему, уязвленная Сеиварден приподнялась на локте.

– Так плохо? И я так ужасен, потому что делаю тебе комплименты, потому что ты мне нравишься? Из–за того, что… – Она махнула рукой на измятую постель, на их обнаженные тела.

Экалу отодвинулась, села. Опустила ноги на пол.

– Ты не слушаешь.

– О, я слушаю.

— Нет, ответила Экалу и встала, сняла свои форменные брюки со стула. Ты делаешь именно то, чего я опасалась.

Сеиварден открыла рот, чтобы сказать что–то злое и едкое. Корабль произнес ей в ухо:

– Лейтенант. Пожалуйста, не надо.

Казалось, это не возымело немедленного воздействия, поэтому я безмолвно предостерегла:

– Сеиварден.

– Но… – начала Сеиварден в ответ то ли кораблю, то ли мне, то ли Экалу – не знаю.

– Мне нужно заняться делом, – сказала Экалу ровно, несмотря на боль, страх и злость, которые испытывала. Она натянула перчатки, взяла свою рубашку, куртку и ботинки и вышла за дверь.

Сеиварден уже сидела.

– Буфера Аатр! – воскликнула она и двинула кулаком в стену перед собой. И громко охнула, на сей раз от физической боли: ее кулак был без брони, а стена – твердая.

– Лейтенант, – сказал корабль ей в ухо, – вам следует отправиться в медчасть.

– Она сломана, – выдавила Сеиварден, когда смогла заговорить. Съежилась над травмированной рукой. – Не так ли? Я даже знаю, какая именно чертова кость.

– Две на самом деле, – ответил «Милосердие Каира». – Четвертая и пятая пястные кости. Вы уже делали это прежде?

Дверь открылась, и вошла Амаат Семь с липом, лишенным всякого выражения, как у вспомогательного компонента. Она сияла форму лейтенанта со стула.

– Однажды, – ответила Сеиварден. – Это было давно.

– В тот последний раз, когда пытались бросить кеф? – предположил корабль.

К счастью, он сказал это только в ухо Сеиварден, и Амаат Семь не могла его слышать. Экипаж знал часть истории Сеиварден: что она из богатого и привилегированного семейства, была капитаном корабля, пока его не уничтожили, и провела тысячу лет в анабиозном отсеке. А вот чего они не знали: очнувшись, она обнаружила, что ее клан исчез, а у нее самой ни денег, ни положения в обществе – и ничегошеньки у нее не осталось, кроме аристократичной внешности и произношения. Она бежала из пространства Радча и пристрастилась к кефу. Я нашла ее на захолустной планете, нагую, истекающую кровью, полумертвую. С тех пор она не принимала кефа.

Если бы Сеиварден не повредила кисть, она бы врезала в стену еще разок. Ей так хотелось это сделать, что аж мышцы свело и руку пронзила острая боль. Глаза наполнились слезами.

Амаат Семь встряхнула форменные брюки Сеиварден.

– Сэр, – сказала она по–прежнему бесстрастно.

– Если вам так трудно справляться с эмоциями, – вновь обратился корабль к Сеиварден, – то, я думаю, вам действительно нужно поговорить об этом с врачом.

– Да пошел ты! – отозвалась Сеиварден, но позволила Амаат Семь одеть себя и проводить в медчасть. Там она дала врачу наложить на руку восстановитель, но умолчала и о споре с лейтенантом Экалу, и о своем эмоциональном расстройстве, и пристрастии к кефу.

Времени хватило также и для обмена посланиями – мне с капитаном флота Уэми, которая находилась в одном шлюзе отсюда, в соседней системе Храд.

«Мои наилучшие пожелания капитану флота Брэк, – передала капитан флота Уэми, – и я была бы рада переслать ваши рапорты во дворец Омо».

Мягкое, дипломатичное напоминание о том, что я не отправляла никаких рапортов, даже сообщения о том, что прибыла в систему Атхоек. Уэми также прислала мне новости: Анаандер настолько закрепилась во Дворце Омо, что стала посылать корабли в другие системы провинции. Ходили разговоры о восстановлении перемещения в межсистемных шлюзах провинции, но Уэми сообщила, что она лично не считает, что это сейчас так уж безопасно.

Провинциальные дворцы, наиболее удаленные от Омо (где конфликт прорвался наружу), замолкли много недель назад и оставались в таком состоянии. Из Дворца Тстур после его падения не поступало никакой информации. Губернаторы отдаленных систем провинции Тстур были на грани паники: их системы, особенно те, где отсутствовали обитаемые планеты, отчаянно нуждались в ресурсах, которые более не поступали через шлюзы. Они, естественно, могли бы попросить о помощи соседние системы, но эти соседи находились в провинции Омо, где, по слухам, заправляла другая Анаандер. Также по слухам, были казнены те губернаторы ближних к Дворцу Тстур систем, кого сочли недостаточно преданными Тстуру.

И все это время официальные информационные каналы продолжали непрестанный показ местных событий, обсуждение несущественных сплетен локального значения, записей развлекательных программ. Все это перемежалось время от времени официальными заверениями в том, что с текущим неудобством, с непродолжительным нарушением порядка будет вскоре покончено. Им занимаются прямо сейчас.

«Боюсь, – написала мне капитан флота Уэми в завершение всего этого, – что некоторые из совсем недавно аннексированных систем могут попытаться отколоться. Особенно Шиз’урна или Вальскаай. Если они решатся, будет кровавое дело. Может, вы что–нибудь слышали?»

Я провела много времени в обеих системах, участвовала в обеих аннексиях. И небольшое число вальскаайцев жило на Атхоеке, их могло это заинтересовать.

«Для всех на самом деле было бы лучше, если бы они не бунтовали, – продолжалось послание капитана флота Уэми.

Я уверена, что вы это знаете».

А я была уверена: она хочет, чтобы я передала информацию дальше, всем, с кем могла поддерживать связь в обеих системах.

«Искренне благодарю капитана флота Уэми за ее пожелания, – ответила я. – В настоящее время меня заботит только система Атхоек. Направляю информацию о текущем положении дел в системе и мои собственные официальные рапорты. Премного благодарю капитана флота за ее предложение передать все соответствующим органам власти».

И присоединила к этому целую пачку официальных новостей за неделю – все, что удалось найти, включая результаты семидесяти пяти местечковых соревнований по выращиванию редиса на планете Атхоек, которые были объявлены этим утром, их я пометила как заслуживающие особого внимания. Плюс – месячную порцию собственных донесений и записей данных о состоянии организма, десятки документов, каждая лакуна которых была заполнена одним и тем же словом: Отвали.

На следующий день губернатор Джиарод стояла рядом со мной у причального шлюза. Серый пол и стены были, на мой взгляд, слишком грязными, но, в конце концов, большую часть жизни я провела в чистоте, соответствующей военному стандарту. Губернатор системы казалась спокойной, но за то время, которое понадобилось суденышку Пресгер, чтобы добраться до базы Атхоек от Призрачного шлюза, у нее было достаточно возможностей наволноваться. Не исключено, что особенно беспокоилась она именно сейчас, когда мы ожидали, пока выравняется давление между базой и кораблем Пресгер. Только мы вдвоем, и больше никого, даже моих солдат, хотя в коридоре за причалом стояла Калр Пять, внешне бесстрастная, но на самом деле ее просто колотило.

– Пресгер были в Призрачной системе все это время? – задала вопрос Джиарод в третий раз за последние три дня. – А вы спрашивали – как его, «Титанита», кажется? – Она нахмурилась. Что за название? Разве у нотайских кораблей не было обычно длинных названий? Типа «Неотвратимое господство раскрывающегося разума» или «Конечное содержит бесконечное содержит конечное»?

Оба этих названия были вымышленными, из более–менее популярных мелодрам.

– Ногайские корабли назывались в соответствии с их классами, – ответила я. – «Титанит» – один из Драгоценных камней. Среди кораблей этого класса не было настолько знаменитых, чтобы о них сняли приключенческий сериал. – И он бы ничего не сказал о том, что творилось там, в Призрачной системе. Я спрашивала и получила в ответ лишь холодный взгляд. – Но я не думаю, что это суденышко оттуда. А если и так, то туда оно пришло лишь затем, чтобы попасть в Призрачный шлюз.

– Если бы не все эти… неприятности прошлой недели, мы могли бы спросить «Меч Атагариса».

– Могли бы, – согласилась я. – Но у нас было бы достаточно оснований не доверять его ответу. – То же на самом деле касалось и «Титанита», но я не стала это подчеркивать.

Помолчав, губернатор Джиарод спросила:

– Пресгер нарушили договор? – Вот – новый вопрос. Похоже, он вертелся у нее на языке все это время.

– Потому что они вышли из шлюза в пространстве людей, чтобы попасть в Призрачную систему, – это вы имеете в виду? Сомневаюсь. Они ссылались на договор но прибытии, как вы, наверное, помните. – Этот крошечный корабль, судя по виду, не мог создавать собственные межсистемные шлюзы, но Прост ер уже удивляли нас прежде.

В шлюзе щелкнуло, стукнуло, и он распахнулся. Губернатор Джиарод застыла на месте, пытаясь, как мне показалось, выпрямиться еще сильнее. Особа, которая вышла, сутулясь, из открытого люка, выглядела совершенно по–человечески. Хотя это, разумеется, отнюдь не значило, что она – человек. Она была довольно высокой в кораблике ей, вероятно, едва хватало места, чтобы вытянуться в полный рост. По внешнему виду она вполне могла сойти за обычного радчааи. Темные длинные волосы, стянутые в простой узел на затылке. Смуглая кожа, темные глаза, все довольно обыкновенное. В белом, как все переводчики: белый пиджак и перчатки, белые брюки, белые ботинки. Без единого пятнышка. Все безукоризненное, ни морщинки, хотя в таком маленьком пространстве едва ли могло найтись место для переодевания, не говоря уже о том, чтобы сделать это так тщательно. Но – ни единой броши, ни других драгоценностей, что нарушили бы ее сияющую белизну.

Она дважды моргнула, словно привыкая к свету, посмотрела на меня и на губернатора Джиарод и слегка нахмурилась. Губернатор поклонилась и сказала:

– Переводчик. Добро пожаловать на базу Атхоек. Я – губернатор системы Джиарод, а это, – она показала на меня, – капитал флота Брэк.

Едва заметная хмурость переводчика рассеялась, и она поклонилась:

– Губернатор. Капитан флота. Польщена и считаю за честь знакомство с вами. Я – переводчик Пресгер Длайкви.

Губернатору удалось сохранить внешнее спокойствие. Она сделала вдох, чтобы заговорить, но ничего не сказала, подумав, несомненно, о самом переводчике Длайкви, труп которой лежал сейчас в анабиозном отсеке медчасти и чью смерть нам еще придется объяснять.

Это явно будет сложнее, чем мы думали. Но, возможно, у меня получится сделать это хотя бы отчасти проще. Когда я впервые встретилась с переводчиком Длайкви и спросила ее, кто она такая, она ответила: «Я только что сказала, что я – Длайкви, но, может быть, и нет. Возможно, я – Зейат».

– Прошу вашего великодушного прощения, переводчик, – сказала я, прежде чем губернатор Джиарод снова смогла попытаться заговорить, – но я полагаю, что вы на самом деле – переводчик Пресгер Зейат.

Переводчик нахмурилась, на сей раз – основательно.

– Нет. Нет, я так не думаю. Они сказали мне, что я – Длайкви. А они не делают ошибок, вы же знаете. Когда вы так думаете, вы просто неверно на это смотрите. Так они, во всяком случае, говорят. – Она вздохнула. – Они всякое говорят. Но вы утверждаете, что я – Зейат, а не Длайкви. Вы бы так не сказали, если б не имели на то причины. – В этом она, казалось, почти не сомневалась.

– Я вполне уверена, – ответила я.

– Что ж, – сказала она и на мгновение нахмурилась сильнее, а затем ее лоб разгладился. – Что ж, если вы уверены. А вы уверены?

– Вполне уверена, переводчик.

– Тогда начнем сначала. – Она пожала плечами, словно прилаживая свой безупречный, идеальный пиджак, и снова поклонилась. – Губернатор, капитан флота. Честь имею с вами познакомиться. Я – переводчик Пресгер Зейат. И это очень неловко, но теперь мне действительно нужно спросить вас, что случилось с переводчиком Длайкви.

Я бросила взгляд на губернатора Джиарод. Она застыла и на мгновение даже перестала дышать. Затем распрямила свои широкие плечи и сказала совершенно спокойно, словно и не была только что на грани паники:

– Переводчик, нам очень жаль. Мы должны вам все объяснить и принести глубокие извинения.

– Она пошла куда–то и ее убили, не так ли? – сказала переводчик Зейат. – Дайте–ка угадаю, ей стало скучно, и она пошла туда, куда вы просили ее не ходить.

– Более или менее, переводчик, – подтвердила я.

Переводчик Зейат раздраженно вздохнула.

– Это очень на нее похоже. Я так рада, что я – не Длайкви. Вы знаете, что однажды она отрезала конечности своей сестре? Как она сказала, ей было скучно, и она захотела посмотреть, что получится. Ну, чего же она ожидала? А ее сестра никогда уже не была прежней.

– О!.. – произнесла губернатор Джиарод. Вероятно, ей больше ничего не удалось выдавить.

– Переводчик Длайкви упоминала об этом, – под твердила я.

Переводчик Зейат усмехнулась.

– Еще бы! – И после краткой паузы продолжила: – А вы уверены, что это была Длайкви? Возможно, здесь какая–то ошибка. Возможно, умер кто–то другой.

– Приношу глубочайшие извинения, переводчик, – сказала в ответ губернатор, – по, когда она прибыла, она представилась как переводчик Длайкви.

– Ну, в этом–то и дело, – ответила переводчик Зейат. – Длайкви из тех, кто говорит все, что в голову взбредет. Особенно если она думает, что это интересно или забавно. По правде сказать, ей на самом деле нельзя доверять.

Я ждала ответа губернатора Джиарод, но она, казалось, опять утратила дар речи. Возможно, потому что пыталась осмыслить вывод, который напрашивался из утверждения переводчика Зейат.

Переводчик, – сказала я, – вы предполагаете, что, поскольку переводчик Длайкви не вполне заслуживает доверия, она могла солгать нам о том, что она – переводчик Длайкви?

Весьма вероятно, – ответила Зейат. – Вы понимаете, почему я куда охотнее была бы Зейат, чем Длайкви. Мне не слишком нравится ее чувство юмора, и я определенно не желаю ее поощрять. Но я куда охотнее буду Зейат, чем Длайкви, прямо сейчас, поэтому, полагаю, мы можем позволить ей на сей раз немного поразвлечься. А есть что–нибудь, знаете ли… – движением руки она выразила свои сомнения, – что–нибудь осталось? От тела, я имею в виду.

– Мы поместили тело в анабиозный отсек, как только смогли, переводчик, – сказала губернатор Джиарод, изо всех сил стараясь ни голосом, ни видом не показать, как она поражена. – И… мы не знали, каким… каким обычаям надлежит следовать. Мы устроили похороны…

Переводчик Зейат наклонила голову и очень пристально посмотрела на губернатора.

– Это было очень любезно с вашей стороны, губернатор. – Она сказала это так, будто не вполне уверена в том, что это было любезно.

Губернатор опустила руку в карман пиджака и достала брошь из опала в серебре. Протянула ее переводчику Зейат.

– Мы, конечно, сделали памятные броши.

Зейат взяла брошь, осмотрела ее. Бросила взгляд на губернатора, на меня.

– У меня никогда не было таких раньше! И посмотрите, она такая же, как у вас. – Мы обе носили броши со времени похорон переводчика Длайкви. – Вы ведь не состоите в родстве с Длайкви, верно?

– На похоронах мы были вместо семьи переводчика, – объяснила губернатор Джиарод. – Для того чтобы все прошло пристойно.

– О, пристойность. – Словно это все объясняло. – Разумеется. Что ж, это больше, чем сделала бы я, честно говоря. Так. Значит, все понятно.

– Переводчик, – сказала я, – позволите ли поинтересоваться целью вашего визита?

Губернатор Джиарод поспешно добавила:

– Мы, разумеется, польщены, что вы удостоили нас этой чести, – и бросила украдкой взгляд в мою сторону, выразив таким образом неодобрение прямоте моего вопроса. Это было все, что она могла себе сейчас позволить.

– Целью моего визита? – переспросила Зейат, которую, казалось, это озадачило. – Ну, трудно сказать. Они говорили мне, что я – Длайкви, вы помните, а у Длайкви есть пунктик – помимо того факта, что нельзя верить ни одному ее слову, – ей все быстро наскучивает, и она в самом деле слишком любопытна. По отношению к самым неподходящим вещам в том числе. Я вполне уверена, что она прибыла сюда потому, что ей стало скучно и она хотела посмотреть, что тут будет. Но поскольку вы говорите мне, что я – Зейат, полагаю, что я здесь потому, что тот корабль действительно ужасно тесен и я пробыла в нем слишком долго. Мне бы в самом деле хотелось прогуляться вокруг, немного размяться и, возможно, получить какой–нибудь приличной еды. – Мгновение сомнения. – Вы ведь едите пищу, верно?

Такого вопроса я вполне ожидала бы от переводчика Длайкви. И возможно, она его задавала, когда прибыла впервые, потому что губернатор Джиарод ответила очень спокойно, чувствуя себя, как мне показалось, более уверенно:

– Да, переводчик. Не хотели бы вы чего–нибудь съесть?

– Да, пожалуйста, губернатор.

Когда переводчик Зейат еще летела к базе, губернатор Джиарод собиралась привести ее в свою резиденцию не через парадный вход, а через туннель доступа. До заключения договора Пресгер раздирали на части человеческие корабли и базы – вместе с их обитателями – без всякой постижимой причины. Все попытки сражаться с ними или защититься от них оказались бесплодными. До появления переводчиков ни одному человеку не удавалось вступить в общение с Пресгер. Оказываясь в непосредственной близости к ним, люди просто умирали, зачастую – мучительной и неопрятной смертью. Договор положил всему этому конец, но люди боялись Пресгер, и у них были на то достаточные основания. А поскольку я настояла, что нам не следует скрывать смерть переводчика Длайкви, у людей будут серьезные причины для опасений в связи с прибытием переводчика Пресгер теперь.

Я, со своей стороны, указала на то, что переводчика Длайкви окружили тайной и ничего хорошего из этого не вышло. Судя по всему, переводчика Пресгер невозможно ни спрятать, ни удержать взаперти. Так что, хотя большинство обитателей базы, несомненно, боятся Пресгер, что вполне понятно, и прибытие переводчика усилит их опасения, сама она будет выглядеть вполне по–человечески и вовсе не угрожающе, и, увидев ее, люди успокоятся. Губернатор Джиарод в конце концов согласилась, и мы отправились на лифте на главную площадь. Утро на базе было в разгаре, и множество граждан прогуливались по площади или стояли группами и беседовали. Всё как всегда, за исключением двух деталей: перед входом в храм Амаата – четыре ряда сидящих на затертом полу священников, в центре переднего ряда – ее преосвященство Ифиан, а дальше длинная, извивающаяся очередь граждан, которая протянулась от входа в здание администрации базы почти на три четверти длины площади.

– Что ж, – заметила я спокойно губернатору, что застыла как вкопанная в трех шагах от лифта, – вы сказали базе, что ваш помощник сможет справиться с любой проблемой, которая возникнет, пока вы будете заняты с переводчиком.

А та остановилась вместе со мной и губернатором и с любопытством осматривалась по сторонам, глядя на людей, на окна второго уровня и огромные барельефы четырех Эманаций на фасаде храма Амаата.

Я догадалась, что задумала ее преосвященство Ифиан, и это подтвердил быстрый и безмолвный запрос к базе. Священники Амаата бастовали. Ифиан объявила, что она не будет проводить утреннее гадание, поскольку стало ясно: администрация базы не прислушивается к посланиям Амаата. А тем временем, пока священники сидели перед храмом, невозможно было ни заключать клиентские договоры, пи регистрировать рождения или смерти, ни проводить похороны. Я оценила эту стратегию по достоинству: формально большинство похоронных ритуалов, которые традиционно обслуживали священники Амаата, мог так же выполнить любой гражданин, оформление действующего клиентского договора имело, вероятно, меньшую важность, чем сами отношения, и его, бесспорно, можно было отложить, и на базе с ИИ ни рождения, пи смерти просто не могли пройти незамеченными или остаться незафиксированными. Но все это оставалось очень важно для большинства граждан. Забастовка – не свойственная радчааи форма гражданского протеста, но у ее преосвященства был пример стачки полевых рабочих на планете. Стачки, которую я поддержала и потому не могла противиться приостановке деятельности священников, не выставив себя лицемеркой.

Что до той длинной очереди перед администрацией базы, то у большинства граждан имелось в распоряжении не так много способов выразить свой протест, и один из них – стоять в очереди, когда на самом деле в этом не было никакой нужды. Теоретически, разумеется, ни одному радчааи на базе, подобной Атхоеку, никогда не требовалось ничего ожидать в очереди. Следовало всего лишь подать просьбу и получить либо приглашение на встречу, либо место в очереди и уведомление, когда очередь подходила. И чиновнику было гораздо проще сохранять невозмутимость перед списком просьб, девять из десяти которых он мог отложить до следующего дня, чем не замечать длинную очередь людей, реально стоящих перед его дверью.

Такие очереди начинались более или менее самопроизвольно, но, когда они разрастались до определенного размера, решения присоединиться к ним становились более организованными. Эта очередь перешла такой порог. Сотрудники службы безопасности базы в светло–коричневой форме расхаживали вдоль нее, наблюдая и перекидываясь парой слов, просто чтобы люди знали об их присутствии. Теоретически опять–таки служба безопасности могла приказать всем разойтись. Это привело бы к тому, что очередь воссоздалась бы на следующее же утро, а потом – на следующий день, и еще, и еще. Или возникла бы подобная же очередь у штаб–квартиры службы безопасности. Лучше поддерживать спокойствие и позволить делу идти своим чередом. Интересно, эта очередь – в поддержку действий со преосвященства Ифиан или в знак протеста?