Текст книги "Слуги милосердия"

Автор книги: Энн Леки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Вход в шлюзовое пространство через пять секунд, – сказал корабль мне в ухо.

И через пять секунд мы исчезли из вселенной.

Мы могли бы атаковать более традиционными способами: «Милосердие Калра» имел вооружение, хотя и не столь тяжелое, как «Меч» или даже «Справедливость». Мы могли бы выйти из шлюза в опасной близости от каждого из кораблей Анаандер из Тстура, выстрелить ракетой или выпустить мины и тут же убраться из космоса. Вполне возможно, хоть и не наверняка, что мы причинили бы таким путем серьезный ущерб.

По «Милосердие Калра» был в единственном числе, и мы могли бы причинить ущерб лишь одному кораблю. Как только другие суда Анаандер узнали бы, что мы атаковали, они начали бы двигаться, чем затруднили бы нам прицеливание. Конечно, это не стало бы вовсе невозможным. Перемещение в шлюзовом пространстве происходит но определенным правилам, и корабль мог бы сообщить, куда они, вероятно, отправились. Но то же самое относилось и к нам – и тогда соотношение сил в лучшем случае стало бы три против одного.

Наиболее простым способом защиты было бы открыть собственный шлюз, чтобы все, что они выпустили в нас, попало туда, а затем закрыть его, оставив все ракеты запертыми навеки в шлюзовом пространстве. Но «Милосердие Калра» не смог бы уловить все, что выпустят в нас три военных корабля.

А если бы они решили открыть огонь по базе Атхоек или по планете? Опять–таки мы смогли бы закрыть систему от нескольких таких атак, но не справились бы со всеми.

Нули пистолета Пресгер маленькие, и внутри радчаайского военного корабля не так уж много опасно уязвимого находится на глубине один и одиннадцать сотых метра. Но многочисленные пробоины корпуса могли причинить серьезное беспокойство, и всегда существовала возможность, что они поразят нечто опасно уязвимое. Например, герметичные цистерны, которые могли взорваться. Двигатель… На самом деле все, что мне было нужно, – пробить тепловой щит двигателя.

– Тринадцать минут, – сказал корабль мне в ухо.

С первым все было очень просто. Мы обладали преимуществом неожиданности. Вполне вероятно, что оно по-прежнему будет на нашей стороне, когда мы выйдем из шлюзового пространства во второй раз и я открою огонь. Но к тому времени, когда мы выйдем, чтобы стрелять но третьему из этих четырех кораблей, они будут нас ждать. Они все еще не поймут, что мы делаем. Пули, которые я по ним выпускала, были так малы, что, даже если, бы какие–нибудь корабельные сенсоры могли их заметить – а они не могли, – то не определили бы их как угрозу. Любой возможный урон первому «Мечу», по которому я стреляла, будет причинен лишь через час. С их точки зрения, мы просто появились, а затем менее чем через минуту исчезли. Странно, но никакого повода для немедленных действий. Никакого повода для внезапного изменения курса.

Но размышлять над этим они будут и, несомненно, забеспокоятся. И много времени не понадобится, чтобы рассчитать, куда мы, с наибольшей вероятностью, направимся дальше и где, скорее всего, выйдем в космос. И если они не выяснят этого вовремя, чтобы предвидеть нашу атаку на третий корабль, то, несомненно, к нашему выходу на четвертый корабль они будут готовы. Каждое последующее появление в реальном пространстве будет более опасным, чем предыдущие. Особенно для меня, уязвимой снаружи «Милосердия Калра», несмотря на броню.

Лейтенант Экалу с несвойственной ей смелостью выступала против третьей и четвертой атаки. Если я не отказываюсь от третьей, сказала Экалу в конце концов, то она просит меня отказаться от четвертой. Я не стала. Я напомнила ей, что эта Мианнаи – та самая, что продолжала считать верным свое злобное, мстительное решение уничтожить гарседдиан, истребить население целой системы за непростительный грех – слишком активное сопротивление аннексии. Другая часть Анаандер – другая со часть, о которой мы знали, по крайней мере, казалось, сожалела о том, что сотворила такое, и, похоже, решила избегать подобного в будущем. Но сражаться с этой нужно любой ценой. И кроме того, я рисковала главным образом только собой. Я бы никому не отдала пистолет Пресгер, и, даже если бы я была к этому готова, никто на борту «Милосердия Калра» не мог стрелять так хорошо, как я. И Экалу прекрасно понимала, что помощи ждать неоткуда. Я отправила капитану флота Уэми сообщение о том, что Анаандер из Тстура прибыла с крупными силами, но мы обе осознавали, что, скорее всего, как только Уэми об этом узнает, она возьмет большую часть флота системы Храд в Тстур, чтобы воспользоваться там возможным преимуществом. Как бы то ни было, мы не получили никакого ответа к тому времени, как ушли в шлюзовое пространство от базы Атхоек.

Снаружи «Милосердия Калра», пристегнутая к его корпусу, окруженная абсолютным ничто, я вытащила из пистолета пустой магазин, прицепила его к своей привязи. Отстегнула полный магазин, вставила его. Все же лучше, чем просто ждать десять минут. И думать.

Похоже, я не только полагала, что буду любимицей корабля, но, даже не осознавая, считала, что это само собой подразумевает добровольное и старательное подчинение с его стороны. В противном случае отчего же я испытала такое смятение, что утратила на мгновение ориентацию в пространстве, когда он напомнил мои слова: он мог бы стать сам себе капитаном? Словно, если бы он смог этого добиться, я чего–то лишилась бы? Будто исчезло нечто такое, что прежде делало мир для меня осмысленным? И оказалось ли это неприятным сюрпризом для «Милосердия Кадра», который вполне обоснованно мог ожидать, что именно я из всех людей пойму и поддержу его желание?

Я настаивала на том, чтобы Сеиварден приняла ответственность за себя и не надеялась, что я приведу в порядок ее жизнь, не рассчитывала, что я всегда буду рядом, чтобы обеспечить ее существованию ту основательность, которой его лишила тысяча лет в анабиозе. Разумно с моей стороны. Я сама, в конце концов, утратила столько же, возможно и больше, и не расклеилась так, как она. Но с другой стороны, я никогда не заглядывала в будущее дальше того, чтобы застрелить Анаандер Мианнаи, если бы мне даже удалось это сделать. У меня не было никаких представлений о жизни, которые стоило бы воплотить, я могла лишь непрестанно двигаться вперед, пока смогу. Понадобится ли мне что–то еще, могу ли я захотеть чего–то другого – этот вопрос был неуместным. Хотя я и не умерла, как предполагала, все равно он вовсе не имел значения. Он бессмысленен, да, поскольку я никогда не смогу получить то, что мне нужно или хочется.

– Десять секунд, – сказал корабль мне в ухо.

Я уперлась в корпус. Подняла пистолет.

Свет. Солнце, сейчас оно дальше. «Справедливость» в пяти тысячах километров. Корабль показал мне другие данные, и я выстрелила четырнадцать раз, размеренно, тщательно рассчитав.

– Пять секунд, – сказал корабль мне в ухо.

Темнота. Я удалила второй пустой магазин. В том перечне смертей, который составлял мою историю как «Справедливости Торена», эти четыре корабля и их экипажи – ничтожно малая величина.

– Хотела бы я знать: тот корабль, любой из тех кораблей или кто–то из людей на них, – желали ли они на самом деле оказаться здесь.

Или быть может, я этого не хотела. Возможно, этакое знание отнюдь не помогло бы.

– Это вис нашей власти, – ответил спокойно корабль. – Они – боевые суда и солдаты. Так же как и мы. Лорд Радча появилась здесь не потому, что это на пользу ее большой битве с самой собой. Она пришла из–за своей ярости, из–за стремления навредить вам. Она выберет любую доступную мишень, если вы будете вне ее досягаемости. Если бы мы ничего не делали, то жизни всех, кто был связан с вами, оказались бы в опасности. Не говоря уже о ваших союзниках. Садовод Баснаэйд. Администратор базы Селар. Ее дочь Пайэт. Обитатели Подсадья. Полевые рабочие в горах, на самом Атхоеке. База Атхоек.

Верно. И та, другая Анаандер, которая послала меня сюда, знала себя достаточно хорошо, чтобы догадаться, что ее противник – она сама – сделает это. Возможно, она и направила меня сюда по этой самой причине. Среди прочих.

– Двадцать три минуты, – сказал «Милосердие Кадра». – И врач закончила с лейтенантом Сеиварден. Она говорит, что лейтенант скоро проснется и через час или около того будет более или менее здраво мыслить.

– Спасибо, корабль.

Через двадцать три минуты мы вышли в реальный космос. Еще один «Меч». Интересно, что же оставила эта Анаандер во Дворце Тстур, чтобы удержать его за собой. Но узнать я никак не могла, к тому же это была не моя проблема. Я сделала свои четырнадцать выстрелов на «Милосердии Калра» у меня лежала целая коробка магазинов. Я могла опустошить по одному на каждый корабль Анаандер из Тстура, и у меня еще останется несколько на будущее. Допуская, что у меня было будущее.

И снова – в шлюзовое пространство.

– Двенадцать минут, – сказал мне корабль.

– Лейтенант Экалу.

– Да, сэр.

– Вы готовы?

Если они не вычислили, когда и где мы выйдем из шлюзового пространства на сей раз, им уже ничто не поможет. Единственный настоящий вопрос заключался в том, приняли ли они решение по этому поводу: надо ли им что–то делать и что именно.

– Как и буду всегда, сэр.

Хорошо.

– Если со мной что–нибудь случится, вы будете командовать «Милосердием Калра». Сделайте все, что необходимо, чтобы обеспечить безопасность корабля. Обо мне не беспокойтесь.

– Есть, сэр.

Я не хотела висеть здесь в раздумьях еще десять минут.

– «Титанит».

– Кузина? – прозвучал его голос в моем ухе.

– Спасибо за то, что развлек переводчика.

– Пожалуйста, кузина. – Пауза. – Я совершенно уверен, что знаю, что ты делаешь, но мне интересно, чем это ты стреляешь в корабли Узурпатора. Не ожидаю, что ты расскажешь мне прямо сейчас, но, если ты выживешь – честно говоря, кузина, мне не нравятся твои шансы, – мне хотелось бы спросить тебя об этом.

– Мне тоже не нравятся мои шансы, кузен, – ответила я. – Но я никогда не останавливалась из–за этого прежде.

Молчание почти семнадцать секунд.

– Твоя догадка была неверна. Мои двигатели в порядке. Я просто не могу больше создавать шлюзы. – Итак, «Титанит» мог двигаться, но фактически оказался заперт в той системе – единственной возможностью выйти оттуда для него был Призрачный шлюз. – Около ста пятидесяти лет назад твоя кузина – Узурпатор – попыталась создать что–то вроде базы в моей системе. Но она встретилась со всевозможными необъяснимыми трудностями. Оборудование неожиданно выходило из строя или исчезало, случались внезапные разгерметизации: и все в таком духе. Полагаю, это принесло больше проблем, чем дело того стоило.

– Все будет так, как возжелает Амаат, – ответила я.

– Честно говоря, – продолжал «Титанит», словно я ничего не сказала, – похоже было на то, что она хотела построить верфь. Что на самом деле довольно глупо, поскольку люди с Атхоека время от времени ходили через этот шлюз и определенно обратили бы внимание на что–то столь заметное.

Конечно. Если только она не была вполне уверена в том, что может держать под контролем, кто именно пользовался тем шлюзом. Я подумала об Айми, более двадцати лет назад, когда эта самая Анаандер катастрофически переоценила свои силы и ее раскрыли. Там, где она складировала вспомогательные компоненты. Быть может, она намеревалась строить корабли и на Айми, но об этом так и не стало известно? И конечно же, она складировала тела для использования в качестве вспомогательных компонентов здесь, на Атхоеке. Как на Айми.

– Она покупала мигрантов–самирендов, не так ли, кузен? Что с ними случилось?

– Я старался не повредить их, – ответил «Титанит». – Я хотел их для себя. Но не успел я что–то взять, как кто–то пришел и забрал их. И очень старательно искал меня, я в этом уверен, потому что они понимали, что у них не возникло бы никаких проблем без чьей–то помощи.

– Корабль, – безмолвно сказала я, – пожалуйста, спроси об этом лейтенанта Тайзэрвэт. – А затем вслух обратилась к «Титаниту»: – Спасибо за то, что доверился мне, кузен.

Можно спросить, почему ты выбрал для признания именно эту минуту?

– Любой, кто стреляет в Узурпатора, хорош для меня.

– Знай я это, прояснила бы свои намерения раньше, кузен, – заметила я.

– Что ж, а когда Калр Пять убеждалась в том, что я надежно пристегнут, она извинилась и попросила меня помочь собрать чайный сервиз. И на самом деле я думал, что ты уже знала насчет той попытки соорудить верфь или подозревала это. Нет смысла строить корабли и привозить вспомогательные компоненты, если нет процессорных ядер ИИ, которые должны быть в основе.

Я не знала, где или как производятся процессорные ядра ИИ, хотя мне было известно, что некоторые из них содержались где–то в строго охраняемом хранилище. Мое неведение, несомненно, было предрешенным.

В течение нескольких столетий не строили никаких военных кораблей, и вряд ли они будут строиться. Если бы я вообще думала о том, что будет с имеющимися неиспользуемыми процессорными ядрами, я бы предположила, что их применят на новых больших базах.

– То, что у них было, – продолжал «Титанит», – то, вокруг которого они начинали строить, перед тем как оказались вынуждены покинуть свою базу, привезли через шлюз из системы Атхоек. Я предположил, что там, откуда появилось это, были и другие, а еще я подумал, что у тебя имелась причина взяться за Подсадье, как только ты приехала.

Подсадье, которое столь долго пребывало в забвении, – любые попытки изменить положение терпели неудачу или пресекались. Ее преосвященство Ифиан, сидящая на главной площади, намеренная остановить ремонт Подсадья, невзирая на то что это осложнит жизнь немалому числу обитателей базы. Процессорное ядро ИИ до начала строительства – лишь немногим больше анабиозного отсека. Его довольно легко спрятать внутри стены или в пол. Но зачем привозить процессорное ядро ИИ через шлюз? Почему не доставить его на корабле, который сам может прокладывать себе путь сквозь шлюзовое пространство?

– «Титанит», – сказала я, – пожалуйста, продолжи этот разговор в ближайшем будущем с одним из моих лейтенантов или с «Милосердием Калра».

– Я подумаю над этим, кузина.

– Десять секунд, – сказал корабль мне в ухо.

Я подняла пистолет. Уперлась в корпус. Голос «Титанита» произнес в моем ухе:

– Я просто хотел сказать, кузина, то, что ты делаешь, – невероятно глупо. Хотя я не думаю, что ты глупа, поэтому я подозреваю, что ты совсем сошла с ума. Что заставляет меня сожалеть, что я не узнал тебя получше.

Свет. Никакого корабля, но полдюжины мин (других я не могла видеть, но ощутила, как завибрировал корпус «Милосердия Калра», когда одна из них взорвалась от его приближения). Одна мина взорвалась в нескольких метрах от меня, привязанной к корпусу корабля, и, прежде чем я осознала это, произошла вспышка, а затем – белизна и боль. И больше ничего, даже голоса корабля в ухе.

Боль не стихала, но слепота, вызванная вспышкой, прошла. Я по–прежнему была привязана, но – лишь к опаленной пластине корпуса. Больше ничего. Я не видела никаких мим, только несколько обломков. Капитан того четвертого корабля оказалась умна, как я и опасалась, – она рассчитала, где с наибольшей вероятностью мы выйдем из шлюзового пространства, и выпустила достаточно мин, чтобы наверняка нанести ущерб. Она никак не могла догадаться, что я пользовалась пистолетом Пресгер, и, вероятно, была озадачена тем, что мы делали, появляясь, а затем – вновь исчезая, но не хотела рисковать. И конечно, из всех капитанов у нее было больше всего времени подумать о том, чем мы могли заниматься, и больше всего времени, чтобы решить, как поступить.

Что ж, это действительно больше не моя проблема. Я сделала все, что могла. Корабль и лейтенант Экалу, очевидно, повиновались моему приказу. Через час – чуть больше – те первые четырнадцать пуль должны долететь до «Меча», в который я стреляла, правда я никогда не увижу результатов, если только мне не повезло в невероятной степени пробить тепловой щит корабля. Хотя даже тогда я могу не увидеть их. У меня оставалось воздуха на несколько часов, ныло все тело, а левая нога и бедро жутко болели. Я сама загнала себя в такое положение, понимая, что это весьма вероятно. Том не менее умирать я не хотела.

Но особого выбора, казалось, у меня не было. «Милосердие Калра», как я надеялась, благополучно убрался отсюда. Я находилась на значительном удалении от посещаемых зон системы. Возможно, не так далеко, как самые дальние внешние базы, но они были сейчас с другой стороны от солнца. У меня по–прежнему имелся пистолет и некоторый боезапас. Я могла использовать его, чтобы оттолкнуться в том или другом направлении, могла отпихнуть от себя пластину корпуса. Но потребовались бы годы, чтобы добраться таким образом до чего–нибудь стоящего.

Оставалась одна надежда – призрачный шанс, что за мной вернется «Милосердие Калра». Но каждая уходящая секунда – я чувствовала, как они одна за другой уносятся из настоящего в неизменное прошлое, – каждое мгновение, в котором корабль не появлялся, делало его возвращение все менее вероятным.

Или нет? Наверняка найдется подходящее мгновение для того, чтобы корабль вернулся, если он собирался это сделать. Я смогу рассчитать – где и когда.

Я попыталась дышать спокойнее. Я должна суметь сделать это легко – более или менее, но не получалось. Вероятно, у меня кровотечение в ноге, возможно довольно сильное, и у меня наступает шоковое состояние.

Ничего. Я ничего не могла сделать. Я ничего никогда не могла сделать, тем все и должно было закончиться. Я избегала этого так долго, зашла так далеко благодаря крайней решимости, но это мгновение всегда было передо мной, всегда поджидало меня. Никакого смысла в том, чтобы пытаться рассчитать, когда корабль сможет вернуться за мной и вернется ли вообще, я не могла этого сделать, не смогла бы, даже будучи в состоянии думать ясно, если б в моих ушах звучало что–нибудь другое, помимо собственных отчаянных вдохов и яростного барабанного боя пульса.

Это шок от потери крови, я почти уверена. И на самом деле, может, и хорошо, уж лучше потерять сознание через минуту или две, чем провести часы в ожидании, когда закончится воздух, и думая, вернутся ли они за мной, когда ото было глупо, ведь я приказала Экалу заботиться о безопасности корабля и экипажа, а не о моей. Мне пришлось бы сделать ей выговор, если б она пренебрегла этим.

Делать нечего, кроме как подумать о песне. Короткая ли, длинная, не важно. Закончится, когда закончится.

Что–то врезалось мне в спину, сотрясло все тело, подбросило поврежденную левую ногу, боль пронзила и оглушила меня на мгновение, а затем все погрузилось во тьму. Я подумала, что это побочный эффект боли, но затем увидела внутренности воздушного шлюза, почувствовала силу тяжести и чуть не рухнула на пол, но кто–то или что–то удержало меня. Голос в моем ухе сказал:

Буфера Аатр, она пытается петь? Двенадцать. Это был голос Калр Двенадцать.

И я оказалась вне шлюза, в коридоре, лежа на спине, шлем стянули, скафандр сняли.

– Иначе я бы забеспокоилась. – Врач. Хотя в ее голосе звучала тревога.

– Экалу, – сказала я. Или попыталась, я все еще хватала ртом воздух. – Я приказывала…

– Прошу прощения, сэр, – прозвучал голос лейтенанта Экалу в моем ухе, пока с меня срезали одежду, пока врач и Двенадцать быстро накладывали восстановители на мое тело, по мере того как оно открывалось, – вы сказали, что, если с вами что–нибудь случится, командовать буду я и мне следует делать то, что нужно, сэр.

Я закрыла глаза. Боль стала отступать, и мне показалось, что я начала управлять своим дыханием.

– Вы по–прежнему командуете, лейтенант, – заметила врач. Я не открыла глаза, чтобы видеть, что она делает. – Капитан флота направляется на операцию. Нота потеряна. – Кому было адресовано последнее – не знаю. Мои глаза все так же оставались закрыты, я сосредоточилась на дыхании, на отступающей боли. Я хотела сказать, что они, возможно, зря старались и не следовало за мной возвращаться, но не смогла. – Лежите спокойно, капитан флота, – изрекла врач, будто я пошевелилась или что–то сказала. – У Экалу все под контролем. – И больше я ничего не помнила.

Глава 9

Ногу я и в самом деле потеряла. Врач объясняла положение дел, пока я полулежала на койке и медчасти. Меня прикрывало одеяло, тем не менее отсутствие левой ноги почти до самого бедра было очевидным.

– Она будет отрастать несколько недель. Мы работаем над протезом, который поможет вам в течение следующего месяца или двух, но пока, боюсь, вам будут доступны только костыли. – Доктор умолкла, будто ожидая от меня каких–то слов. – И это самое плохое, капитан флота. Вправду. Вам повезло остаться в живых.

– Да, – согласилась я.

– Мы никого не потеряли. Веское доказательство важности правил техники безопасности, и я полагаю, парочка солдат Бо страстно надеется, что вы не станете их искать, чтобы сказать в лицо: «Я же вам говорила». Мы потеряли часть облицовки корпуса и получили пару пробоин, но все предохранители сработали как следовало. Солдаты Калр проводят сейчас снаружи посильные ремонтные работы. Мы находимся в шлюзовом пространстве. Экалу хотела проконсультироваться с вами, прежде чем принимать радикальные решения. – Она поколебалась, словно ожидала услышать от меня что–нибудь. Я молчала. – Пять принесет вам чаю через пару минут. А через несколько часов вам можно будет съесть что–нибудь посущественнее.

– Я не хочу чаю, – сказала я. – Только воду.

Врач помедлила.

– Хорошо, – согласилась она. – Я дам знать Калр Пять.

Она вышла, и я закрыла глаза. Это ранение должно было стать смертельным для вспомогательного компонента. Будь я все еще частью корабля, крошечным сегментом «Справедливости: Торена», от меня давно бы уже избавились. Эта мысль необъяснимо огорчила меня, – если бы я по–прежнему была лишь маленькой частицей корабля, я бы не обратила на это внимания. А я потеряла гораздо больше, чем одну–единственную, более или менее легко заменяемую ногу, навсегда – и жила, продолжала функционировать, или, по крайней мере, так это выглядело со стороны для того, кто не слишком присматривался.

В каюту зашла Пять с водой. В чашке с ручкой, покрытой зеленой глазурью, которая, как я знала, входила в сервиз, что так ей понравился в Ксхенанг Серит. Она сама пила из него каждый день, с тех пор как приобрела, но никогда не подавала мне в нем. Это ее личное имущество. Ее лицо было столь тщательно лишено всякого выражения, что я осознала: она испытывает очень сильные эмоции. И я не могла увидеть, какие именно, – не стала связываться с кораблем, спрашивать его. Из–за этого Пять казалась мне странно плоской, словно была лишь картинкой, которую я видела, а не настоящим человеком. Пять открыла ящик тумбы возле кровати, достала ткань и вытерла мне глаза. Поднесла чашку с водой к моим губам. Я отпила.

В дверь вошла Сеиварден, за ней – другая Калр. На лейтенанте были лишь нижнее белье и перчатки, она безмятежно прищурилась, глядя на меня.

– Я рад, что ты вернулась. – Спокойная и расслабленная, она находилась все еще под воздействием препаратов, поняла я, все еще приходила в себя после своего сеанса с врачом, который состоялся, пока я была снаружи корабля.

– А тебе можно вставать? – спросила я.

Пять даже не повернула головы, когда говорила Сеиварден, а только снова вытерла мне глаза.

– Нет, – ответила Сеиварден все так же абсолютно, неестественно спокойно. – Подвинься.

– Что? – До меня не сразу дошло, что она сказала.

Прежде чем я успела еще как–то отреагировать, Пять поставила чашку с водой и с помощью другой Калр подвинула меня ближе к правому краю койки, и Сеиварден села слева, подняла свои обнаженные ноги и засунула их под одеяло. Откинулась назад, прижалась ко мне, одной ногой – в том месте, где должна была находиться моя левая нога, плечом к моему плечу.

– Вот так. Теперь доктору не на что жаловаться. – Она закрыла глаза. Я хочу спать, – сказала она, очевидно не обращаясь ни к кому.

– Капитан флота, – обратилась ко мне Пять. – Врач обеспокоена: вы бодрствуете почти час и почти все это время плачете. – Она дала мне отпить еще воды. – Врач хочет вам дать чего–нибудь, чтобы помочь, но боится даже предложить. – Нет, это явно говорит корабль.

– Мне не нужны препараты, – сказала я. – Мне они никогда не были нужны.

– Разумеется, вам они были не нужны. – Выражение лица Пять не изменилось. Ее голое тоже.

– Что мне меньше всего нравилось, – сказала я наконец, после того как выпила всю воду, – это когда офицер принимала меня как должное. Просто считала, что я всегда буду к ее услугам, когда бы они ни понадобились и что бы ни понадобилось, и никогда не задавалась вопросом, что я могу подумать. Или что я вообще о чем–то думаю, для начала. Ни Пять, ни корабль не ответили. – Но именно это я и делала. Я вообще ничего такого не осознавала, пока ты не сказал, что хотел бы быть кем–то, кто мог бы стать капитаном. – Это говорил корабль, а не Пять, но, разумеется, корабль слушал. – А я… Мне жаль, что я так отреагировала.

– Признаю, – сказала Пять – нет, сказал корабль, я уверена, – я почувствовал себя уязвленным и разочарованным, когда увидел, как вы это восприняли. Но в том, как ты реагируешь на что–то, есть две стороны, не так ли? Что ты чувствуешь и что делаешь. И важно то, что делаешь, верно? И, капитан флота, я должен перед вами извиниться. Мне следовало понимать, когда я отправил лейтенанта Сеиварден действовать от моего имени, что это вас расстроит. Но я думаю, что должен также объяснить вам кое–что. Одно дело – просить ваших Калр приобнять вас время от времени, но они на самом деле не способны дать вам большего. – Пять говорила спокойно и серьезно, по–прежнему стоя возле койки с чашкой зеленой глазури в руке. – К настоящему времени почти все Калр уяснили, что любая из них могла бы провести с вами в койке день и ночь напролет и в этом не было бы ни капли секса. Но тем не менее они такого не хотели бы. Одна из них могла бы согласиться прямо сейчас, если бы я попросил, но они не пожелали бы делать это регулярно. Даже без секса, полагаю, подобное кажется слишком интимным. Лейтенант Сеиварден, с другой стороны, просто счастлива делать это.

– Ты очень добр ко мне, корабль, – сказала я, помолчав. – И я знаю, что оба мы чувствуем, будто… будто нам не хватает части самих себя. И кажется, словно каждый из нас – та часть, которой недостает другому. Но это не то же самое, верно, когда я здесь, это не то же самое, как если бы вернулись твои вспомогательные компоненты. И даже будь так, корабли хотят иметь капитанов, которых они могут любить. Корабли не любят другие корабли. Они не любят своих вспомогательных компонентов. И я имела в виду именно то, что сказала. Было бы здорово, если б ты смог стать своим капитаном или, по крайней мере, выбрать его. Возможно, ты был бы счастливее с капитаном Сеиварден. Или с Экалу. Я чувствую, что могла бы просто безумно полюбить Экалу, будь я по–прежнему «Справедливостью Торена».

– Да оба вы глупости говорите, – сказала Сеиварден, которая лежала смирно после своего заявления о том, что она хочет спать. Голос спокойный, глаза по–прежнему закрыты. – Это очень по–брэковски глупо, и я думал, ото потому что Брэк – это Брэк, но теперь догадываюсь, что это по–корабельному.

– Что? – спросила я.

– Мне понадобилось всего лишь полдня, чтобы уяснить, что имел в виду корабль, говоря, что хочет быть кем–то, способным стать офицером.

– Я думал, что вы хотите спать, лейтенант, – сказала Пять.

Словно она не была уверена в том, что хо тела произнести именно это, читая невидимые слова – в своем ноле зрения.

– Корабль, – сказала я, не вполне уверенная на сей раз, с кем я говорю и кто говорит со мной, – ты сделал все, о чем я тебя просила, а я подвергла тебя и твой экипаж страшной опасности. Тебе следует отправиться туда, куда ты хочешь. Можешь высадить меня где–нибудь. – Я представила себе, как прибываю в Тетрархию Итран, возможно – в компании с Сеиварден. Моя нота отрастет к тому времени, как я туда доберусь.

Представила, как покину Атхоек. Ремонтные работы в Подсадье не закончены, будущее его обитателей неясно. Оставлю Кветер без всякой помощи а она ей может понадобиться. Юран и Баснаэйд на базе, в страшной опасности, даже если мне удалось уничтожить все три военных корабля, в которые я стреляла. А каковы шансы, что я уничтожила хотя бы один из них? Они очень, очень малы. Почти нулевые. Но эти выстрелы, снаружи корабля, были моей единственной полуреальной возможностью, такой расплывчатой.

– Ты можешь оставить меня здесь и отправиться куда пожелаешь, корабль.

– И быть как «Титанит»? – сказала Пять. – Без капитана, прячась от всех? Нет, благодарю, капитан флота. Кроме того… – Пять на самом деле нахмурилась, вдохнула. – Поверить не могу, что действительно говорю это, но лейтенант Сеиварден права. И вы правы – корабли не любят другие корабли. Я думал об этом с тех пор, как встретил вас. Вы не знаете, потому что были тогда без сознания, но во Дворце Омо, несколько недель назад, лорд Радча пыталась назначить мне нового капитана, а я сказал ей, что не хочу никого, кроме вас. Совершенно глупо, поскольку она всегда могла заставить меня принять ее выбор. Мне не было никакого смысла протестовать; что бы я ни сказал, что бы я ни сделал, ничего бы это не изменило. Но я все равно поступил так, и она послала мне вас. И я продолжал думать. И может, дело не в том, что корабли не любят другие корабли. Может, дело в том, что корабли любят людей, которые могли бы стать капитанами. Просто прежде ни один корабль не мог стать капитаном. – Пять вытерла слезы с моего лица. Мне правится лейтенант Экалу. Она мне очень нравится. И мне правится лейтенант Сеиварден, но главным образом потому, что она любит вас.

Сеиварден лежала рядом со мной, расслабленная и неподвижная, ровно дыша, с закрытыми глазами. Она никак не ответила на это.

– Сеиварден меня не любит, – сказала я. – Она благодарна за то, что я спасла ей жизнь, и я – практически единственное, что связывает ее со всем, что она потеряла.

– Это не правда, – сказала по–прежнему спокойная Сеиварден. – Ну ладно, это похоже на правду.

– Это и то и другое, – заметила Пять. Или корабль, я была не вполне уверена. – И вы не привыкли к тому, чтобы вас любили. Вы привыкли к тому, чтобы люди к вам привязывались. Или испытывали теплые чувства. Или зависели от вас. Не любили, нет. Потому, думаю, вам не приходит в голову, что это может случиться, на самом деле.

– О! – произнесла я.

Сеиварден, такая теплая, был рядом со мной, хотя жесткая грань восстановителя на моей руке упиралась в ее нагое плечо. Не болезненно, не причиняя неудобства настолько, чтобы потревожить ее расположение духа, стабилизированное препаратами, но я слегка подвинулась, не осознав сразу, что сделала: я подвинулась, зная, что чувствует Сеиварден. Пять нахмурилась, глядя на меня, – это действительно отражало ее настроение, она была обеспокоена, раздражена, смущена. Устала – она мало спала в последние дни. Корабль опять снабжал меня информацией, а мне так ее не хватало. Врач направлялась сюда по коридору с препаратами для меня, решительная и встревоженная. Калр Двенадцать, отступив в дверной проем, чтобы дать пройти врачу, предлагала Калр Семь собрать еще четверых–пятерых из подразделения, чтобы попеть что–нибудь возле моей каюты. Мысль о том, чтобы спеть самой, ее просто устрашала.