Текст книги "Помни, что ты смертный"

Автор книги: Энн Грэнджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Больше нет, отказалась. Знаете, из-за варикоза.

– Гм… ну да.

Маркби попытался мысленно представить ноги дальней родственницы, которые видел только в плотных коричневых чулках. В памяти сохранились крепкие уличные ботинки и твид. Все в кошачьей шерсти. Когда б он ни бывал в ее доме, обязательно выходил в белых клочьях. Впрочем, Бел добродушная, добросердечная женщина. Любит джин с тоником и длинные тонкие сигары.

– Она три-четыре раза в год ездит в Лондон. Мы встречаемся за ланчем. Сообщила, что вы весьма здравомыслящий мальчик, поэтому, надеюсь, мы поймем друг друга.

– Вот письмо! – энергично воскликнул суперинтендент, предъявив упомянутый документ выразительным жестом. Необходимо прекратить дерзкие манипуляции, с помощью которых его хотят поймать в сети.

И снова был вынужден прерваться.

Дверь открылась, вошел молодой человек, худощавый, довольно высокий, с длинными, светлыми, вьющимися волосами, обрамлявшими узкое лицо с орлиным носом и маленькими пухлыми губами. Женственный облик нейтрализовали драные джинсы, тяжелые ботинки, черная футболка с логотипом группы хеви-метал и короткая, не совсем чистая замшевая куртка. Ему могло быть и двадцать с небольшим, и под тридцать. Порой люди с возрастом моложе выглядят. Возможно, это относится и к матери. Первоначальная оценка в пятьдесят пять может не дотянуть лет на пять.

– Мой сын Тристан, – представила Ивонна.

– Здрасте, – бросил Тристан и плюхнулся в кресло.

– Он протягивает мне руку помощи, – любовно добавила мать.

– Вот как?

По мнению Маркби, у парня сил не хватит поднять руку, не то что протянуть.

– Руководит пресс-службой нашего маленького комитета, – продолжала миссис Гудхазбенд. – А я член правления. Секретарь – Верил Линнакот. Страшно жалеет, что не смогла сегодня присутствовать на встрече с вами. Уехала в Норвич к дочери. Она недавно близнецов родила.

Надо думать, дочь, а не Верил. Маркби задумался о мистере Гудхазбенде. Никаких признаков, даже моментального снимка. Возможно, удрал из-за страсти жены к добрым делам.

– Так что насчет письма? – снова начал он с легким отчаянием.

– Конечно. – Ивонна благосклонно признала, что пора переходить от светской болтовни к делу. – Касвеллы сравнительно недавно приехали в нашу деревню. Салли, кажется, славная девочка. А ее мужа, признаюсь, я всегда считала угрюмым и замкнутым. Во время наших редких встреч в деревне он отвергает любые попытки завязать беседу. Стараешься дружелюбно встречать новоселов, а они не хотят – насильно мил не будешь. Салли ко мне приходила на кофе. Рассказала, что муж занимается какой-то научно-исследовательской работой. Но ничто…

Голос Ивонны отвердел.

– Ничто не подготовило нас – я имею в виду комитет – к шокирующему открытию, что прежде доктор Касвелл экспериментировал на животных! Комитет был очень расстроен, мы собрали экстренное заседание, правда, Тристан?

Тристан, вынужденный ответить, буркнул:

– Угу.

Маркби бросил на него беглый взгляд, мысленно добавив еще несколько лет к первоначальной оценке. Невзирая на молодежный наряд и манеры, не говоря уже о длинных волосах, это мужчина тридцати или тридцати пяти лет. Из тех, кто до сорока готов оставаться подростком. А что потом?

В памяти возник Дэнис, дядя Либби. Суждено ли Тристану стать таким же пропащим, с волосами, которые удлиняются сзади и отступают спереди, в чересчур тесных джинсах, старательно осваивающим молодежный жаргон и последнюю моду? Этакой морской звездой, выброшенной на берег, когда волна отступила от ног его поколения?..

– Вы знали о деятельности доктора Касвелла? – спросил его суперинтендент. – Я имею в виду, до инцидента с бомбой?

Тристан встретился с ним взглядом.

– Не помню. По-моему, нет.

Ивонна снова взяла беседу в свои руки.

– Наш комитет категорически протестует против лабораторных экспериментов с животными. Надеюсь, вы тоже?

– Мне это не нравится. – Маркби вытащил конверт из кармана. – Но я здесь из-за вашего письма. Вернее, потому, что доктор Касвелл получил несколько оскорбительных писем.

Ивонна вздернула брови.

– Вы считаете мое письмо оскорбительным?

– Нет, конечно. Не поймите превратно. Скажем так: меня интересуют все письма на данную тему, адресованные доктору Касвеллу.

Тристан неожиданно выпалил:

– Больше от нас он ничего не получал! – Он выпрямился в кресле. – И мы никого не собираемся размазывать по полу. Так что не приставайте к нам с этой бомбой.

– Как говорит Тристан, мы не прибегаем к насилию, – сообщила мать в качестве переводчицы.

– А что делаете? – прямо спросил Маркби.

– Лоббируем. По-моему, в конечном счете это наиболее эффективный способ. Доходит до самых верхов. – Миссис Гудхазбенд скупо улыбнулась. – Голосуем. Политики сильно заботятся о голосах. Сельскохозяйственное лобби само по себе чрезвычайно сильное, мы понимаем. А простые избиратели на свою беду об этом забывают! Супермаркеты помнят о покупателях, продают то, чего те хотят. Если нам, например, удастся убедить людей требовать яйца домашней птицы, то магазины будут ими торговать.

– И как же вы лоббируете и убеждаете? Только письмами? Вроде этого?

Маркби помахал письмом, полученным Лайамом.

– Печатаем разнообразные компетентные иллюстрированные брошюры. Я регулярно пишу членам парламента от всех партий и нашим членам Европарламента. Верил обращается к фармацевтическим компаниям, к производителям косметики и средств для волос. Шампуни иногда испытывают на кроликах, страшно сказать! Иногда мы устраиваем пикеты, но никогда… – она устремила на суперинтендента стальной взгляд, – никогда не устраиваем беспорядков. Хулиганство отпугивает людей. Мы хотим завоевать их сердца.

– Миссис Гудхазбенд, – сказал Маркби. – Ваши цели и методы выглядят безупречно. Однако вам наверняка известно, что некоторые группировки с аналогичными целями прибегают совсем к иным способам.

– Мы с ними ничего общего не имеем! – отрезала Ивонна. – А некоторые из них, суперинтендент, возможно, не совсем откровенно формулируют свои цели.

Неглупая женщина. Фактически из той породы, с которой ему приходилось встречаться: образованная, красноречивая, организованная и предельно решительная. Не станет посылать грязные анонимки с вырезками из газеты и бомбы в посылках. Равно как миссис Линнакот, недавно ставшая бабушкой двойняшек. Про Тристана точно не скажешь. Парень (сколько бы лет ему ни было) явно свет материнских очей, поэтому не стоит даже намекать.

Маркби поднялся, поблагодарил.

– Рада, что вы меня исключили. – Ивонна разгладила голубое платье на бедрах. – Я намерена вскоре встретиться с доктором Касвеллом, разъяснить, почему мы возражаем против использования животных. Надеюсь – возможно, тщетно, – что он будет так же вежлив, как вы. Я не сдамся! Уже знаю, если проявить здравый смысл и настойчивость, можно со временем убедить почти каждого.

Пока он размышлял о том, что будет, если миссис Гудхазбенд без предупреждения загонит Лайама Касвелла в угол, Тристан внезапно ожил. Сорвался с кресла, направился к ближайшему письменному столу, вытащил пачку листовок.

– Возьмите.

Алан взял с таким же чувством, с каким берет на улице подобные вещи от представителей религиозных культов. Увидел, что верхняя посвящена птицефабрикам и идентична буклету, присланному Касвеллам.

Наблюдая за ним, Тристан с некоторым самодовольством добавил:

– Моя работа. Все мои. – И тряхнул длинными белокурыми локонами.

– Правда? – Маркби перевернул страничку. – Фотографии как раздобыли?

Пухлые губы скривились то ли в иронической усмешке, то ли в презрительной ухмылке.

– Ждете признания в проникновении со взломом? Раздобыл более или менее законно. Без труда. Надо просто соображать… и быстро бегать.

Мать забеспокоилась, явно недовольная поворотом беседы. Взглядом велела сыну молчать и величественно посмотрела на суперинтендента. Украшенная бриллиантами рука указала на листовку.

– Читайте! – приказала Ивонна.

– Читайте! – Маркби бросил листовки на стол Пирса. – Вряд ли нам вновь придется беспокоить миссис Гудхазбенд. Хотя надо проверить ее сына Тристана. Слишком уж голубоглазый маменькин сынок!

Пирс взял листок с душераздирающим снимком несушек в клетке.

– Бедняги, – пробормотал он. – Когда я был маленький, мы кур держали. Они разгуливали по двору, клевали жуков, червяков и всякое такое, знаете. В клетки их никогда не сажали. – Он поднял глаза. – Что собой представляет миссис Гудхазбенд?

– Валькирия в парадном наряде.

– Кто?

– Не важно. Но поверьте мне, когда такие женщины посвящают чему-то свой ум и силу, то, как правило, уже к концу дня одерживают победу. И не нуждаются для этого в бомбах.

Глава 8

Было около семи, когда Маркби подъехал к скромному коттеджу Мередит, последнему на Стейшн-роуд.

Вышел из машины с пиццей в коробке, с пакетом из супермаркета. Увидел, как дрогнула штора в ее окне. Дверь открылась, она стояла на пороге, обхватив себя руками.

– Простудишься, – сказал он. – Зайди.

– Все в порядке. Нечего шум поднимать.

Очевидно, ей лучше! Неподвижно стоит в проеме, вглядываясь мимо него в темноту.

– Кота тут нигде не заметил? Уже пару дней не является. Поскольку я снова слегла, не смогла поискать. Наверно, обиделся и ушел. По ночам очень холодно. Корм принес?

– Упаковку, десять банок. Так дешевле. Теперь, когда я ее доставил, ты мне сообщаешь, что кот исчез. Не подумай, что я удивлен. Должно быть, простой бродячий кот, бегает где попало. Вот, еще мороженое прихватил. – Он передал ей пакет. – Лучше сразу в морозилку сунь. Твое любимое, ромовое с изюмом.

– Кот может вернуться, – настаивала Мередит, принимая пакет. – Ромовое с изюмом? Прелестно, спасибо.

– Пицца с морепродуктами. Пойдет?

– Отлично. Я просила без колбасы, потому что она острая. Помню, как опозорилась у Ахмета в тот вечер.

– Надеюсь, от этой хуже не станет, – сказал Алан.

Мередит тряхнула головой:

– Нет. По мнению Прингла, у меня низкая сопротивляемость из-за гриппа, поэтому я слишком чувствительна к любой заразе. Что бы это ни было, действительно пару дней провалялась.

Они направились по узкому коридору на кухню.

– Честно сказать, я здорово проголодалась, – бросила Мередит через плечо. – Жду не дождусь ужина. Вино откроем?

– Совсем ничего не ела? – строго спросил Маркби, возясь со штопором.

Мередит сунула в морозильник мороженое.

– Ты прямо как заботливая тетушка!

Она со вздохом поставила банки с кормом в шкафчик, надеясь, что несчастное животное найдет убежище в холодную ночь.

– Я была на аукционе у «Бейли и Бейли». Рассказывала про викторианские бокалы?

– Да. Купила?

– Нет. Оставила предложение в запечатанном конверте, а в день торгов кто-то меня перебил. То есть предложил больше, а меня уже не было, чтобы повысить ставку. Перед выходом из дому чувствовала себя не на все сто процентов, а там стало гораздо хуже. Салли дала мне своего травяного чаю, и это было последней каплей – никого не хочу упрекать. Потом начался полный кошмар, я уже не могла дожидаться, когда Остин дойдет до бокалов. Дотащилась до дому, залезла в постель. Но теперь уже все хорошо.

Пока пицца разогревалась, они вернулись в маленькую гостиную с бокалами вина. Мередит свернулась в клубок на диване перед электрокамином. Алан расположился в ближайшем кресле вытянув ноги, с удовольствием оглядывая комнату, радуясь, что он снова здесь, рядом с любимой женщиной. Мередит в джинсах и широком белом вязаном свитере, который не скрывает, как она похудела. И в парикмахерской не смогла побывать, волосы отросли почти до плеч. Ему так больше нравится, о чем он не преминул сообщить.

– Чувствую себя хиппи. – Она почесала макушку. – Пока можно и так походить, но, пожалуй, все-таки надо будет подстричься.

В углу мерцал телевизор с выключенным звуком, шли новости четвертого канала.

– Бодикот был в тот день на торгах, – сообщила Мередит. – Салли объяснила про коз и репу, почему было столько шуму.

– Да, она мне звонила после вашего разговора. По-моему, старик просто неправильно понял.

На телеэкране возникли новые кадры. Вокруг грузовика со скотом мельтешили фигуры с плакатами против экспорта живого товара. Похоже, действие происходило в каком-то порту. Маркби вскочил, бросился к телевизору, включил звук.

Репортер орал во все горло, голос гулко загремел в гостиной, информируя зрителей, что данная сцена имела место ранним утром. Алан взволнованно ткнул в экран пальцем.

– Видишь? Парень с длинными волосами, с плакатом… Вот этот!

– Вижу. Кто это? Обязательно надо так громко? – жалобно простонала Мередит.

– Прости. – Алан убавил звук и вернулся в кресло. – Я с этим парнем сегодня беседовал. Это Тристан Гудхазбенд. Живет в Касл-Дарси. Собственно, я пришел к его мамочке, замечательной леди, которая организует деятельность группы защитников животных. Юный Тристан казался совсем замотанным. Неудивительно, если он ранним утром скандалил на набережной. Должно быть, только вернулся к моему приходу.

– Ну, его, по крайней мере, не задержали.

– Нет. Там было много народу, могли предупредить. – Взгляд стал задумчивым. – Отправлю Прескотта наладить контакт с местной полицией. Где это? В Дувре… На случай, если им известны детали.

Звоночек на кухне просигнализировал о готовности пиццы.

Позже, когда они поели и допили вино, Мередит спросила:

– Этот самый Гудхазбенд имеет какое-то отношение к случившемуся с Салли и Лайамом?

– Неизвестно, хотя Лайам получил письмо от Ивонны Гудхазбенд с предложением встретиться и обсудить проблему использования в экспериментах животных. Вместе с ним пришла очередная анонимка. Никому не рассказывай. Хотя Салли, возможно, сама уведомит тебя при встрече. Лайам здорово перепугался.

Алан не смог скрыть удовлетворения при этом воспоминании.

– Что касается миссис Гудхазбенд, оказывается, она знакома с одной моей дальней родственницей. Подобные люди знают всех в округе вместе с подробностями их жизни. Впрочем, это было некстати. – Он сморщился. – Теперь мне позвонит Аннабел, начнет расспрашивать, зачем я ворвался в полицейских башмаках к ее драгоценной подруге.

– Дернут за ниточки? – усмехнулась Мередит.

– Не совсем. Ивонна дернула бы, если бы знала, что это ей что-нибудь даст. Догадываюсь, это ее излюбленный modus operandi. Лоббирование, по ее выражению. Ладно, не хочу говорить о деле. Обычно ты не позволяешь.

Мередит серьезно на него взглянула:

– На этот раз дело касается Салли, а я за нее беспокоюсь. После аукциона не видела, поэтому не знала о последних письмах. Думала позвонить, да не хотела нарваться на Лайама, а телефон у него в кабинете. – Она помолчала. – Наверное, и о нем надо побеспокоиться. За ним охотится отправитель посылки. Кем бы он ни был, может снова попробовать. Как думаешь?

Алан покачал бокал с остатками вина.

– По-моему, попробует. Только что-то другое, поскольку уже все следят за посылками. Может машину заминировать, это у них любимый прием. Обоих Касвеллов проинструктировали, как по утрам проверять машины. Они всю ночь стоят в гараже, на улице не остаются, уже хорошо. На дверях гаража новый замок.

Он допил вино.

– Правда, это не совсем гараж. Бывший амбар. Ты была там?

Мередит качнула головой.

– Полно места для обеих машин и кучи старой мебели.

– Мебель тетушки Эмили. – Она повернулась в кресле. – Принести еще бутылку?

– Я тебя умоляю! Мне еще домой ехать.

Она пожала плечами:

– Не обязательно.

Он улыбнулся:

– Обязательно, дорогая моя. Не хочется, но с утра надо быть на работе с трезвой головой и ясными глазами.

Она устремила на него пристальный взгляд.

– Ты тоже беспокоишься, правда?

– Беспокоюсь, притворяться не стану. Нигде больше в стране таких случаев не было. Возможно, отправителя смутило, что взрыв оказался сильнее, чем было задумано. По правде сказать, я надеялся на другие посылки. Часто их рассылают партиями. Потом письма. Мы даже не знаем, есть ли тут какая-то связь, а этот чертов Касвелл не хочет помочь. Хотя очередная анонимка нынче утром заставила его струхнуть, напомнив, что враги не сдаются.

– Пока кто-нибудь не погибнет? – спросила Мередит.

Непривычно длинная прядь упала ей на лицо.

– Да, кто-нибудь может погибнуть. – Алан выпрямился и сурово добавил: – Но не погибнет, если это от меня зависит. Это моя обязанность.

– Я рада, что ты ведешь дело, – сказала она. – По-моему, так лучше для Салли… и для Лайама тоже, конечно. – Взглянула на часы. – Почти десять. Хочешь еще раз посмотреть тот кусок в новостях Ай-ти-ви?

На этот раз репортаж был короче, кадры с Тристаном вырезали. Общенациональные новости кончились, пошли местные.

– Уилвер-парк, – узнала Мередит.

Уилвер-парк – старинная музейная усадьба второстепенного исторического и художественного значения – располагался милях в пятнадцати вниз по дороге. Камера мельком окинула палладианский интерьер и проследовала в библиотеку с дубовыми шкафами, где стоял мрачный мужчина, демонстрируя зловещие пустоты на полках.

«Почти все первые издания! – доложил он. Его голос дышал возмущением. – Для сокрытия кражи проявлена немалая изобретательность. На одних полках оставшиеся книги свободней расставлены, на других раритеты заменены старыми, но не имеющими ценности книгами. Вот, к примеру… – Он вытащил том. – Это ничего не стоящее издание восемнадцатого века – не из нашей библиотеки, – воры, видимо, принесли и хитроумно поставили вместо украденного раннего английского перевода «Жизнеописаний» Плутарха».

Камера на мгновение задержалась на книге, и Мередит рванулась к экрану.

– Удивительно…

– Я бы сказал, находчиво.

– Да я не о том. – Она села на место. – Книга, которую он показал, подставная, очень похожа на ту, что я видела на выставке лотов аукциона «Бейли и Бейли». Она называлась «Служебник».

– Такие издавались сотнями между семисотыми и девятисотыми годами. В те времена совершались долгие торжественные службы. Добрые прихожане заполняли храмы. Священнослужителя в определенном смысле можно было сравнить с солистом. Не слишком одаренные время от времени заглядывали в справочник.

– Конечно, таких книг сотни, – без особой убежденности согласилась Мередит.

Камера повернулась к журналистке, серьезной энергичной молодой женщине.

«– Точно неизвестно, сколько книг похищено, – сообщила она зрителям. – Уилвер-парк закрылся на зиму в конце прошлой недели после массового наплыва туристов и откроется только весной. В это время проводится уборка, необходимые ремонтные работы, общая инвентаризация. Ежегодная проверка началась с библиотеки…»

Камера проехалась по книжным полкам, задержалась на мраморном бюсте Шекспира на письменном столе и вернулась к женщине с микрофоном.

«– …в результате чего вчера обнаружились пропажи. Это означает, что книги могли быть украдены в любое время за последние месяцы! Неизвестно даже, крали их по одной или сразу и сколько было похитителей».

Она вновь передала слово мрачному мужчине.

«– Охрану необходимо усилить, но у нас средств не хватит на дополнительный персонал. Возможно, помогут камеры наблюдения. Или будет ограничен доступ в некоторые помещения в определенные дни.

– Заказные кражи, – серьезно продолжила корреспондентка, – проблема нашего времени в мире антиквариата, который никогда еще не был таким беззащитным». – Она назойливо напомнила зрителям свое имя, фамилию и повторила, что репортаж велся из поместья Уилвер-парк.

Последние кадры, запечатлевшие библиотеку, интерьер, нотный лист, заполненный рукой Моцарта, померкли, уступив место другому сюжету.

– Я и не знал, что мир антиквариата стал таким беззащитным, – хмыкнул Маркби. – Он уже был беззащитным, когда в гробницы пирамид вломился Картер <sup>[8]8
  Картер Говард (1874–1939) – английский археолог, открывший в 1922 г. гробницу Тутанхамона.


[Закрыть]</sup> и прочие, правда? Впрочем, действительно, воры, специализирующиеся на художественных ценностях, не сидят сложа руки.

– Ужас, – вздохнула Мередит. – Интересно, что стало с книгами. На торгах у Бейли полно старых изданий. Хотя не таких интересных, как пропавшие из Уилвер-парка.

– Надо попросить букинистов и аукционеров посматривать, – пробормотал Алан. – Конечно, книги, возможно, украдены по заказу, как предполагает репортерша. Для какого-нибудь коллекционера. – Он взглянул на часы. – Надо идти.

– Как скажешь.

Мередит вопросительно подняла бровь.

– Надо. Хотя и не сию минуту. Пожалуй, еще на часок задержусь.

***

Тристан не знал, что попал в вечерние новости. Когда их показывали по всей стране, он стоял у ворот «Тайт-Барна» с девушкой по имени Дебби Ли.

В кустах под разросшимися деревьями было темно, горел единственный слабый уличный фонарь, время от времени глухо жужжавший. Лампа раскачивалась на ветру, мимолетно бросая на парочку желтый свет. Поэтому лица казались размытыми и молодые люди в темной одежде смахивали на привидения.

Шестнадцатилетняя местная девушка Дебби была не особо хорошенькая, не особо умная. Тристан не понимал, то ли он ее жалеет, то ли она довела его до отчаяния. Он старательно скрывал свои чувства, обращаясь с ней со сдержанной страстью.

Со своей стороны Дебби видела в нем мужчину своей мечты. Она работала на птицефабрике в отделе укладки яиц рядом с производственными помещениями для несушек.

Ежась на холодном ветру, Дебби отыскала в карманах теплой куртки конверт.

– Все готово, Трис.

Тристан терпеть не мог подобное сокращение его имени, даже во время секса, но сказал:

– Молодец, Дебс.

Дебби против сокращения не возражала. Ей достаточно было слышать из его уст свое имя. А уж слово «молодец» и вовсе возносило ее на вершины блаженства.

– Риск жуткий, Трис. Если б меня застукали, прогнали бы с работы. Я хочу сказать, мне здорово повезло работать рядом с домом. В деревне никуда не пойдешь, кроме птицефабрики. Папа с меня три шкуры спустит, если я оттуда вылечу.

Тристан знал ее отца, хозяина местного паба, поэтому поверил.

– Никто тебя не застукает, Дебс. Ты ведь умная девочка. К тому же это необходимо для дела.

– Я старалась не для дела, – простодушно сказала она. – Для тебя.

Тристан смутился. Он использовал ее без зазрения совести, но безыскусное выражение преданности и верности всегда заставало его врасплох. К счастью, девушка в темноте ничего не заметила.

Впрочем, сегодня у нее на уме было еще кое-что.

– Трис… я тебе хочу помогать, только не хочу, чтобы из-за этого закрыли фабрику.

– Не закроют, – коротко бросил он.

– Надеюсь.

– Я тебе говорю, не закроют! Начальство будет строже следить, соблюдать правила, вот и все.

– Тогда ладно. Понимаешь, когда такие, как ты и твоя мама, ходят вокруг и подсовывают письма под двери, фабрику могут закрыть. А таким, как я, работа нужна. А куры – просто птицы.

– Все равно их надо содержать в человеческих условиях! – отрезал Тристан. – Не превращать в автоматы для производства яиц.

– Согласна, Трис. Когда я туда поступила, то спрашивала, что будет со всеми этими курами, когда они станут ненужными. Кто-то объяснил, что они пойдут на корма для домашних животных. На консервы для собак и кошек. Эти куры быстро приходят в негодность. Они яйца несут. Их на мясо не выращивают. Хотя подумывают открыть отделение бройлеров. Босс говорит, надо расширяться, подавать заявку на перепланировку. Значит, будет больше рабочих мест для деревни.

– Вот как? – оживился Тристан. – Если еще что услышишь об этом, сразу мне сообщи.

Про себя он задумался, знает ли мать кого-нибудь в плановом комитете. Мысленно возник набросок новой листовки, на этот раз против разведения бройлеров. Шум, лишние машины на сельских дорогах, запах, гибель зеленого пояса… Надо составить петицию. Вслух же он сказал:

– И не беспокойся насчет закрытия. Мы этого добиваться не будем, обещаю.

– Значит, это тебе не надо?

Дебби вновь протянула конверт. Тристан взял его. Внутри была кассета с пленкой.

– Мы высоко тебя ценим, Дебс. Я пробовал пролезть, поснимать, да это дьявольски трудно. На самом деле нужна настоящая съемка, не одни фотографии. Хорошо бы попасть туда с видеокамерой.

– Я не смогу! – испуганно заныла она. – Меня заметят. Да и с этой камерой не справлюсь. Ничего не получится.

Тристан снова поверил. В любом случае он не имел ни малейших намерений подпускать ее к дорогой новой аппаратуре.

– Не волнуйся, Дебс. Предоставь дело мне.

Она ждала с надеждой, обратив к нему лицо в лунном свете. Такова цена, думал Тристан. Дебби во всем этом видит роман.

Он глубоко вдохнул, стиснул ее в объятиях, поцеловал, «как опытный мужчина», о чем она с восторгом и гордостью рассказывала товаркам в отделе укладки яиц.

Обычно в упоительные моменты она обвисала в его руках, неразборчиво бормоча любовные признания. А сейчас неожиданно отскочила и взвизгнула.

– Что ты, черт побери?! – взорвался Тристан.

– Там… – Она ткнула пальцем ему за спину. – Кто-то смотрит!

– Боже мой, только не мама, – охнул он и круто развернулся.

Насколько можно видеть, в шуршащих на ветру кустах никого нет. Тристан нервно оглянулся на освещенные окна дома, но и там не обнаружил разгневанного лица матери.

Ивонна не одобряет его отношений с Дебби. «У девушки свои ожидания. Ты не должен ее поощрять. Попросил сделать снимки, в результате она может сильно осложнить нам жизнь».

В последнее время возникли подозрения, что мать права. Дебби поговаривает, что он должен прийти к ним домой, познакомиться с родителями. Мистер Ли много лет был сильнейшим в местной команде по перетягиванию каната. Миссис Ли – громогласная блондинка, которую хорошо слышно на другом конце Касл-Дарси, причем в возбуждении она использует ошеломляющий словарный запас.

– Никого там нет, – с облегчением вздохнул Тристан. – Тебе показалось. Ветер дунул.

– Нет! – настаивала девушка. – Деревья шевельнулись, туда упал свет, я видела глаза! И дыхание слышала! В кустах кто-то был и за нами подглядывал!

Тристан подобрался к тем самым кустам, раздвинул ветки, вгляделся в темноту. Где-то в глубине послышался шорох.

– Эй! – крикнул он. – А ну, выходи!

– Это ведь не папа, правда? – всхлипнула Дебби.

– Надеюсь… – Тристана с новой силой охватила паника, и он продолжил поиски. – Знаю, кто ты, – пошел он на блеф, – так что покажись!

От громкого шороха оба вздрогнули, выскочившая кошка метнулась дальше в темноту вдоль дорожки.

– Кошка… – с отвращением пробормотал Тристан. – По правде сказать, я на секунду… Это просто кошка.

Дебби не совсем убедилась.

– Я глаза видела. Высоко, не так, как у кошки. На уровне человеческого роста. Видела через твое плечо. А вдруг это… – внезапно предположила она и запнулась.

– Если так, – перебил Тристан, – то скажу пару слов при следующей встрече, припугну хорошенько. Хотя это кошка. Лучше иди домой, Дебс. Папа будет тебя искать.

– Трис, ты меня проводишь? До паба? Я боюсь.

Тристан сам боялся, но не темноты. Беспокоился, что его увидят с Дебби, подкрепятся романтические байки, которые она вешает подружкам на уши. С другой стороны, она принесла отснятую пленку, как обещала, служит его глазами и ушами на птицефабрике.

– Провожу до стоянки. Дальше безопасно, паб освещен. Кругом народ. Лучше, чтобы нас вместе не видели. Из-за твоей работы. Вдруг боссу кто-нибудь расскажет. Рухнет прикрытие, тебя могут уволить. Нам это ни к чему, правда?

Девушка благодарно и крепко взяла его под руку и не выпускала до самой стоянки. Он поспешно пожелал доброй ночи, гадая, не специально ли была разыграна предыдущая сцена, чтоб пройтись с ним под ручку по Касл-Дарси.

Однако перед расставанием Дебби шепнула:

– Я правда кого-то видела, Трис. Честно.

***

На следующее утро после завтрака Мередит собралась к «Бейли и Бейли», почти уверенная, что Салли сегодня работает. Утро прекрасное, солнечное, относительно теплое. Приятно после холодов и сырости.

Подходя по узкой дорожке к передним дверям, она услышала, как ее кто-то окликнул, оглянулась, увидела Дэйва Пирса и удивленно проговорила:

– Привет! Что вы тут делаете, инспектор? Я думала, вас взяли в региональное управление.

Пирс ухмыльнулся.

– Выпускают время от времени на старую тропу. Иду в редакцию «Бамфорд газетт». – Он конспиративно понизил голос. – Мог своего сержанта послать, да решил воспользоваться возможностью заскочить домой. Мы с Тесс только что в новый дом переехали. Не совсем новый, только для нас. Она нынче утром хлопочет, наводит порядок.

– В любом случае рада вас видеть. Поздравляю с повышением!

– Никогда даже не думал, – чистосердечно признался Пирс.

– Почему? Вы заслуживаете.

– Спасибо. – Он вновь ухмыльнулся, залившись румянцем. – Да ведь знаете, сейчас у каждого университетский диплом. Даже в полиции. Времена меняются. Чувствую себя пережитком прошлого. – Ему было чуть за тридцать. – А вы как поживаете?

– Отлично. Гриппом переболела и выздоровела. Вы снова с Аланом. Знаю, он доволен.

Пирс еще сильнее покраснел.

– Правда? Ну, должен признаться, мне тоже приятно вернуться к нему. Не подумайте, шеф ничуточки не изменился… – Дэйв спохватился, придержал язык, и оба рассмеялись. – Хотя он самый лучший. Любого спросите. Все скажут. Нет лучше нашего суперинтендента.

Они разошлись: Мередит – к «Бейли и Бейли», Пирс – в редакцию газеты.

В переднем помещении никого не было. Ориентируясь на голоса, Мередит прошла к дальнему кабинету через зал, непривычно пустой после недавних торгов. Обнаружила Салли и Остина рядышком за компьютером, серьезно обсуждавших что-то; глядя на монитор. Они так сосредоточились, что не услышали ее шагов, и она деликатно прокашлялась.

Оба испуганно оглянулись. Остин протянул руку, стукнул по клавише, параллельные столбцы цифр исчезли с экрана. Мередит не знала, смеяться или сердиться. Она вовсе не собиралась шпионить. О чем бы они ни говорили, вряд ли это имеет для нее какое-нибудь значение. Может, даже и не взглянула бы на монитор. Теперь, естественно, принялась гадать, что от нее так торопливо скрыли.

– Мередит! – приветливо воскликнула Салли. – Как я рада! – Она протянула обе руки. – И страшно виновата. Надо было к тебе забежать, но мы с Остином были очень заняты, а надолго оставлять Лайама одного в коттедже не хочется.

– Ничего, не извиняйся. Я все равно не могла принимать посетителей. Теперь совсем здорова, и вижу, ты тоже. Ничего больше вас не тревожило?

– Ничего. – Салли покосилась на Остина. – Мы тут просто планируем наперед. Уже надо думать о следующих торгах.

– Я видела вчера репортаж в вечерних новостях, – сообщила Мередит им обоим. – О книгах, украденных из Уилвер-парка. Остин, вы наверняка следите за такими вещами?

Остин снял очки, вытащил носовой платок из кармана, начал тщательно протирать стекла.

– Мы получаем обычно списки краденого, которые распространяются среди антикваров. Но до сих пор нам ничего такого не попадалось. Постучу по дереву. – Он серьезно постучал себя по лбу. – Думаю, я распознаю редкое издание. У нас есть старые книги, только не особенно ценные. Настоящие раритеты несут к специалистам, если хотят продать. Когда кто-то ко мне обращается, так и советую. Здесь настоящей цены не получишь. И картины тоже. Все, представляющее особый интерес, рекомендую везти в Лондон на крупные аукционы – «Кристи», «Сотби», «Мессенджер» и так далее. Другое дело, – продолжал он, – карты или ботанические иллюстрации. Их иногда варварски выдирают из книг, стараются продать. Вечная трагедия. Порой среди них попадаются по-настоящему редкие, ценные. Я обязательно спрашиваю, кто продает, почему, имеет ли на это право. «Бейли и Бейли» надо беречь репутацию.