Текст книги "Помни, что ты смертный"
Автор книги: Энн Грэнджер
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 10
– Что же вас сюда привело, Алан? – спросил доктор Фуллер. – Дела об убийствах на столе не лежат.
Маркби мрачно подумал, что патологоанатом имел в виду «стол» в прямом профессиональном смысле. Отстраненный интерес Фуллера к вскрытию трупов внушает одновременно восхищение и отвращение. Так обычно относишься к тем, кто делает дело, которое ты сам не сделаешь ни при каких обстоятельствах. Нельзя сказать, что он брезгливый. Давно уже преодолел щепетильность. Просто люди для него остаются людьми, даже мертвые. Не превращаются в анатомические объекты.
Возможно – он часто размышляет об этом, – его твердая вера в изначальную человечность трупа подтверждается твердой верой в принципиальную человечность человечества, несмотря на все людские пороки. Любой человек представляет собой нечто большее, чем искусный плод биологической инженерии. Для него это самоочевидно. В конце концов, рассуждая с точки зрения полицейского, зачем иначе было бы расследовать случаи смерти, если завершение жизни подобно выключению машины?
Сам Фуллер не обременяет себя метафизикой и неизменно весел. Иначе нельзя, решил Маркби. Если патологоанатом задумается, то бросит работу.
Он ответил на приветствие и добавил:
– Может быть, не убийство, но труп пожилого мужчины, Гектора Бодикота. Думаю, вскрытие уже окончено.
– Ах, травма головы, верно? – Фуллер взглянул на него поверх очков. – Хотите посмотреть?
– Нет, спасибо.
Не хочется видеть тело в том состоянии, в каком оно осталось после вскрытия. В свое время перед выдачей родственникам его залатают, чтоб Бодикот прилично выглядел в гробу.
– Речь не об убийстве, – пояснил Маркби. – Пока, по крайней мере. И дело в строгом смысле меня не касается. Старик был косвенным свидетелем событий, которыми я занимаюсь. Какова причина смерти? Предположительно, он поскользнулся, ударился головой при падении. Вы согласны?
Фуллер с радостной улыбкой цокнул языком.
– Разве я когда-нибудь полностью соглашался с какой-то версией?
– Не припоминаю, – подтвердил Маркби.
– Я не детектив, – объявил патологоанатом. – Я врач, пациенты которого умерли. Могу определить повреждение, приведшее к смертельному исходу, но не обстоятельства, в которых оно было получено. Не имею возможности расспросить о симптомах, о том, где и как набиты синяки и шишки. Разумеется, если кто-то любезно не оставил нож в спине. Но даже тогда надо быть осторожным, чтобы не впасть в заблуждение! Сами знаете. – Фуллер шутливо залопотал, старательно имитируя акцент кокни: [11]11
Кокни – жаргон жителей Лондона, уроженцев Ист-Энда, представителей низших слоев общества.
[Закрыть] – Придушили, шеф, зуб даю! Хряпнули тупым предметом по башке, перо в бок, маслину в лоб! – Он бросил на суперинтендента извиняющийся взгляд. – Если, конечно, вы понимаете, что я имею в виду. Его не отравили, не задушили, не застрелили.
– А что? – Маркби позволил себе проявить нетерпение.
Фуллер невозмутимо махнул рукой:
– Пойдемте.
Маркби последовал за ним по коридору. Все кругом пропитано запахом смерти, смешанным с запахами разнообразных химикатов и дезинфекции. Ненавистное место.
Кабинет Фуллера тесный, теплый, даже приятный. По крайней мере, в нем благословенно отсутствует атмосфера склепа.
– Слышали о нашей вере? – весело спросил патологоанатом.
Маркби замялся. Давненько не виделся с Фуллером, возможно, за это время они с женой пережили духовное возрождение, о чем он не слышал.
– Помните Веру? – Фуллер указывал на фото в рамке с изображением трех своих выдающихся дочерей. – Крайняя слева.
Конечно! Едва не оплошав, Маркби воскликнул:
– Разумеется! Она на скрипке играет.
– На кларнете, старина. На скрипке играет Миранда. Вы сто лет не бывали на наших музыкальных вечерах. Сообщу, когда очередной состоится.
Маркби пробормотал благодарность с упавшим сердцем. Бог не наградил его музыкальным слухом. Слышит только визг и скрежет. Особенно когда Миранда играет на скрипке…
– Вера решила изучать медицину и поступила в Оксфорд. Жалко, что не посвятила себя музыке, хотя музыкой не проживешь. Конечно, и с любой медицинской специальностью в наше время нелегко прожить. Но Вера чувствует склонность к медицинским исследованиям.
Как Лайам Касвелл. Эта мысль вернула суперинтендента к делу.
– Насчет Бодикота… – напомнил он.
– Понял. – Фуллер полез в картотеку и вытащил папку. – Только что сюда поставил. Тут мои предварительные заметки. Их кто-то перепечатывает и в самом чистом аккуратном виде посылает копию в Бамфорд. Я думал, уже получили.
– Наверняка. У меня нет доступа. Хотелось бы для себя лично иметь окончательное заключение.
– Ради бога. Пришлю. Так о чем мы… а! В любом случае помню. Вчера это было последнее вскрытие. Приходилось спешить перед ужином. Впрочем, проблем не возникло. Отличное состояние для его возраста. Никаких признаков сердечной недостаточности. Неподвижность суставов в начальной стадии. Он получил сильный удар по голове, и от этого умер. Могу привести технические термины, но достаточно сказать: серьезные переломы, шок, внутренние повреждения, обширное внутримозговое кровотечение.
– Значит, вы согласны, что он ударился головой при падении?
– Нет причин для сомнений. Мои заключения более или менее совпадают с вашими предположениями. Как я понял, когда его обнаружили, у него под головой был кусок бетона?
– Камень, которым он подпирал дверь сарая с козами. Успели сопоставить рану с формой камня?
– Конечно, – кивнул Фуллер. – Полное совпадение.
– Он мгновенно умер?
Патологоанатом выпятил губы.
– Мгновенно? Возможно. Если нет, то очень скоро. Травма определенно смертельная. Он был без сознания, лежал во дворе рано утром, гипотермия сыграла роль. Судя по гипостазу в момент вскрытия, тело какое-то время после падения пролежало нетронутым, а красноватый цвет поврежденной области указывает на холодную погоду.
– Значит, упал и довольно долго пролежал на мерзлой земле.
– Без опасений можно утверждать. Не могу точно назвать время смерти. Никогда не могу, как вы знаете. По внешним признакам сказал бы, вчера рано утром.
Маркби обдумал.
– Он завтракал?
– Нет. В последний раз ел за несколько часов до смерти. В желудке небольшое количество молока. Чашку чаю выпил.
– Я его за руку трогал. Она не была полностью окоченевшей. Мне казалось, если старик умер не один час назад, трупное окоченение должно было сильней продвинуться, особенно в конечностях.
– Окоченение… – Фуллер покачал головой. – На холоде вполне могло замедлиться. Пару недель назад у меня был труп, два дня пролежавший в мороз на улице и по-прежнему гибкий, как рыба.
– Больше ничего не скажете?
Патологоанатом просмотрел заметки.
– Предположительно, покойный перед смертью возился с животными. На ладонях животный кожный жир, под ногтями шерсть. Я отправил соскобы в лабораторию, жду подтверждения. Понимаете, запах. Я особенно чуток к козьему запаху. Одна моя тетка держала коз. Делала из молока на редкость мерзкий сыр. Впрочем, говорят, последняя мода приказывает потреблять жиры, и люди за него платят бешеные деньги. Но как только этот сыр приносят, я про себя говорю: «Привет, козы!»
Маркби вздохнул.
– Вполне справедливо. – И вспомнил о Джаспере. – Какого цвета козья шерсть, если это она?
Фуллер удивился.
– Э-э-э… В основном белая.
Значит, козочки. Помнится, они белые. Надо будет проверить в лаборатории, хотя Фуллер, всегда скрупулезно старающийся не ошибиться, не сказал бы, если б не был уверен.
Он предъявил фотографию, раздобытую перед приходом.
– Это место происшествия, тело в том положении, в каком было обнаружено. Возможно, вы уже видели.
Фуллер рассмотрел снимок.
– Ах да. Так я и ожидал. Честно сказать, не вижу проблемы. Если у вас нет особых соображений. – Он взглянул на суперинтендента поверх очков. – Я старался помочь вам чем мог.
– Ценю. Как я уже сказал, дело не мое, просто кое-что проверяю. Наверно, здесь был уже кто-то из Бамфорда?
– Сержант Джонс. Показала эту самую фотографию. Похоже, ее вполне устраивает разбитый при падении череп. Я не обнаружил никаких загадочных, необъяснимых кровоподтеков, ушибов и прочее. На коже нет следов от инъекций, в организме отсутствуют посторонние вещества. Ушиб головы всегда опасен, а в его возрасте зачастую смертелен. Только в кино люди колотят друг друга бутылками по макушке, а потом поднимаются и спокойно уходят.
Фуллер фыркнул.
– Спасибо, Малькольм, я вам очень обязан.
Маркби поднялся.
– Позвоню насчет музыкального вечера, – пообещал патологоанатом.
Остается надеяться, что позабудет.
Вернувшись в региональное управление, Маркби обнаружил там Пирса, только что прибывшего после встречи с фотографом из «Бамфорд газетт». Коротко осведомился:
– Все прошло успешно?
– Только время потратил ко всем чертям, – с отвращением сообщил Пирс. – Фотограф явился, выпил кофе, щелкнул нас перед дверью и смылся. Тесс ужасно расстроена. Из последних сил наводила порядок.
– Пресса есть пресса, – постарался утешить его суперинтендент. – Может, когда напечатают, хорошо получится.
Утешение не убедило инспектора. Вошел Прескотт:
– Сейчас развеселитесь. Я получил распечатку на Тристана Гудхазбенда длиной с мою собственную руку. Парень профессиональный скандалист. Насколько известно, никогда не имел постоянной работы, просто ходит с одной демонстрации на другую. Между демонстрациями сочиняет и распространяет листовки, как от имени безобидной группировки своей матери, так и от имени других, не столь мирных. Знаком всем судам магистратов [12]12
Суды магистратов рассматривают дела о мелких уголовных и гражданских правонарушениях.
[Закрыть] в стране. Нарушение общественного порядка, сопротивление представителям правоохранительных органов и тому подобное. Его штрафуют, он регулярно оплачивает. У мамаши куча бабок. Полицейских не любит, вечно обвиняет в превышении полномочий. Вместе с другими ложится на дорогу перед транспортом со скотом. Их приходится разгонять, чтобы не пострадали. Потом обвиняет полицию в грубых методах.
Прескотт обиженно насупился.
– Думаю, все зависит от того, с какой стороны тонкой синей линии ты находишься, – указал ему Маркби.
Замечание откровенно шокировало Прескотта, посчитавшего его ересью.
Кивнув возмущенному сержанту, Маркби постарался его умилостивить:
– Хорошо поработали. Посмотрите, что можно накопать на его друзей и знакомых.
Прескотт ретировался, а Пирс заметил с сожалением:
– Пожалуй, тип, который без конца нарывается на скандалы и судебные разбирательства, вряд ли станет заниматься тайным изготовлением бомб.
Маркби отложил вопрос о Тристане до лучших времен.
– Меня интересует смерть старика, – сказал он. – Даже если это просто несчастный, но, увы, нередкий случай, я счел необходимым заглянуть в морг. Фуллер согласен с версией падения и удара головой о камень.
Пирс на него покосился.
– Но вас это не радует, сэр?
Маркби взглянул на часы на стене. Почти двенадцать.
– Вот что я скажу, Дэйв: угощу вас пинтой. У меня в ноздрях застрял запах морга.
В пабе неподалеку подавали печеную картошку. Было как раз время ланча, поэтому суперинтендент с инспектором заказали ее и уселись с пивом в подвернувшемся уголке. Заведение старое. В камине рядом весело гудит огонь, отражаясь в начищенных лошадиных подковах, развешанных на сияющих дубовых балках. Тепло и уютно. Маркби удобно устроился и расслабился, слушая продолжение повествования Пирса об огорчении Тессы из-за газетчиков и предчувствуя, что эта тема будет какое-то время доминировать в разговорах с коллегой.
– Одна с креветками, одна с сыром и ветчиной!
Перед ними появились две порции печеной картошки.
– Спасибо, Дженни, – поблагодарил Маркби официантку за быстрое обслуживание, хотя она перепутала заказы.
Он обменял креветки на поданный Пирсу сыр с ветчиной. Вообще-то он любит морепродукты, но только не с печеной картошкой. По его мнению, это не совсем естественно. Печеная картошка – простое блюдо, горячий обед рабочего человека в былые времена. Где сыны этой земли достали бы креветки?
– Ну, сэр, – сказал со временем Пирс, почти умяв свою порцию, – что вас беспокоит? Старик Бодикот?
– Ох да, – вздохнул Маркби. – Еще по одной?
– Теперь я угощаю, – сказал Пирс и сходил за новыми пинтами.
Когда принес и поставил на стол, Маркби начал:
– Мы просто беседуем за кружкой пива, Дэйв. Судя по всему, дальше копать незачем. Только я чувствую, что меня это не удовлетворяет. Вам знакомо подобное чувство?
Пирс кивнул. Порой каждый полицейский чувствует, что надо копать дальше, инстинкт подсказывает, что не все в порядке. При этом опытный коп редко сдается. Раз босса не устраивает версия смерти Бодикота, то Дэйв приготовился слушать внимательно.
– Всему можно найти идеальное объяснение, – говорил суперинтендент. – Можно сказать, я к мелочам придираюсь. Ищу маленькие нестыковки. Ведь когда все полностью сходится, это само по себе подозрительно, правда? Я хочу сказать, мир несовершенен. У каждого доказательства есть свое слабое место. На этом адвокаты зарабатывают заоблачные гонорары. Если детали слишком точно согласуются, я начинаю чуять другую крысу. Внимательного гада, позаботившегося о каждой мелочи.
– Я тоже об этом думаю, – неожиданно признался Пирс. – И тоже не люблю совпадений. Почему старик выбрал именно этот момент, чтобы упасть во дворе? Сколько раз он вставал по утрам и шел к козам? Сотни! Каждый день, бог знает сколько лет. И вдруг…
Дэйв вздохнул.
– Каждый день, как часы… – пробормотал Маркби. – Привычка, которая никогда не менялась.
Из дальнего конца бара долетел взрыв смеха. Там сидели бледные молодые люди в строгих костюмах, что-то отмечали.
– Кое-кто вот-вот лимит превысит, – заметил Пирс, зорко присматривая за компанией.
– Кепка, – вымолвил Маркби.
– Что?
– Кепка старика. – Он сжал кулак. – Смотрите, это голова. Правильно? – На кулак легла открытая ладонь. – А вот это кепка. Напрягите воображение. Бодикот падает лицом вниз на землю, ударяется головой. Кепка отлетает сюда… – Изображавшая кепку рука шлепнулась на стол. – Понимаете, что я имею в виду? По-моему, свалившаяся кепка должна была перевернуться и упасть вверх подкладкой. А она лежала на земле подкладкой вниз.
– А-а-а… – с сомнением протянул Пирс.
– Конечно, вы можете сказать, и будете совершенно правы, что это всего-навсего предположение. Она могла упасть иначе. Как на самом деле и вышло.
Пирс задумался, потягивая пиво.
– А еще что? Я хочу сказать, этого мало.
– Мало, – согласился Маркби. – Обратите внимание вот на что. Дверь сарая была открыта. Тогда почему он лежал к ней головой и ногами к коттеджу? Это означает, что старик упал по дороге от дома к сараю. Однако все свидетельствует о том, что в сарае он уже побывал. Если б упал, когда вышел оттуда, лежал бы головой к дому.
– Сходил за чем-то на кухню и вернулся, – возразил Пирс, играя роль адвоката дьявола.
– По мнению Фуллера, которое наверняка подтвердит лаборатория, – решительно объявил Маркби, – старик возился с козами перед самой смертью. Кожный жир на ладонях и шерсть под ногтями. Он был в сарае. Коз надо доить. Почему вдруг прервался?
– Он ведь сначала Джаспера выпустил, – напомнил Дэйв. – От него и грязь на руках.
– Под ногтями белая козья шерсть.
– Джаспер не сплошь коричневый, есть и белые пятна. – Пирс помолчал и добавил: – Забавно, вы все время говорите об этом козле как о человеке.
Маркби поставил кружку с такой силой, что пиво выплеснулось.
– Я разговаривал с Бодикотом. Согласен, у него были причуды, но не надуманные, а естественные, и, что бы ни говорил Касвелл, он был проницательным и начитанным человеком. Любил Конан-Дойля, шапка не успела б упасть, как он распознавал цитату.
– Любопытно, – усмехнулся Дэйв. – Вас кепка озадачила, и поэтому вы упомянули про шапку… ох, простите. – Он поспешно продолжил: – А что скажете о крепышке миссис Саттон? Что она унаследует? Я имею в виду, что после старика осталось?
– Земля, может быть, чего-то стоит. По-моему, коттедж после обновления пользовался бы немалым спросом. Хотя в данный момент он почти обречен. Держится на одной вековой грязи. Что еще? Сколько козы стоят на рынке?
– Старики вроде Бодикота, – рассудительно сказал Пирс, – держат деньги под матрасом или под половицей. Не доверяют банкам. – Он вдруг побледнел. – Эй! Гвинет осматривала коттедж, там все цело?
– Пожалуй… – Маркби огорченно взглянул на пролитое пиво, кивнул официантке, чтобы принесла тряпку. – Съезжу в Бамфорд, переговорю с сержантом Джонс. Кстати, вы хорошо знаете Шерлока Холмса?
– Смотрел по телевизору.
– Помните любопытный эпизод с собакой ночью? Собака ночью не лаяла… Интересно.
Маркби вздернул брови.
Пирс качнул головой.
– Кажется, помню, а из какого рассказа, не знаю.
– «Серебряный Гром». Так звали беговую лошадь. А у нас козы. Пейте! Налогоплательщики платят.
– Лошади, собаки, козы… – пробормотал Пирс в кружку. – Прямо Ноев ковчег, черт возьми!
Одно дело – сказать Пирсу о намерении неофициально побеседовать с сержантом Джонс и совсем другое – осуществить это довольно простое намерение. Так думал Алан Маркби, подъезжая на другой день к бамфордскому полицейскому участку.
Будучи членом региональной бригады, он – пока, по крайней мере, – не принимает участия в следствии по делу о скоропостижной смерти Гектора Бодикота. Пока это лишь случай, произошедший рядом с местом происшествия, которое он расследует. Джонс возражать не будет, с радостью с ним поболтает. Но она не главная в бамфордском участке. Главный – инспектор Винтер.
Маркби с Винтером никогда не встречался. Знает только, что тот назначен на место, которое он сам занимал долгие годы, и потому чувствует некоторую обиду, которая наверняка близко даже не сравнится с обидой Винтера на Маркби. Необходимо соблюдать предельную осторожность, не то Винтер подумает, что бывший шеф вернулся к старым пенатам, чтобы показать всем, как надо работать. Если бы он был новым начальником, ему это тоже не понравилось бы.
Но обойти инспектора нельзя. Простая вежливость требует сначала заглянуть к нему, проинформировать о желании поговорить относительно инцидента, который расследуют его подчиненные.
Винтер оказался вылитым терьером. Не особенно высокий для полицейского, с головой в форме пули, увенчанной торчащей седой щетиной, с маленькими острыми глазками, утонувшими в глазницах, с постоянно припухшим лицом в шрамах, с плоским перебитым носом. Вдобавок абсолютно квадратный, с необычайно широкими плечами и мускулистыми руками, которые он отставлял на ходу, как стрелок. Предположительно, компенсировал относительно малый рост, накачивая мышцы и занимаясь силовыми видами спорта. Похож на футболиста, оставляющего на соперниках отметины своих бутс.
Сегодня он явно счел визитера из региональной бригады ключевым игроком команды противника и собрался от души попинать его ногами в метафорическом смысле.
– Какая честь! – Инспектор даже не пытался замаскировать сарказм. – Гость из регионального управления! Хотя вы все сильно заняты, отлавливая бумажки по двадцать пять фунтов…
Намек на недавнее дело о фальшивомонетчиках.
Маркби скупо улыбнулся.
– Мы сработали чисто… до суда, по крайней мере.
Винтер усмехнулся. Известно, в суде всякое может случиться.
– Я уже разговаривал с сержантом Джонс, – проворчал он. – Читал ее доклад. Сам был в морге после того, как вы интерес проявили. Труп видел, с патологом беседовал. Все указывает на несчастный случай. Холодное морозное утро, старик в старомодных ботинках… Не пойму, что вас не устраивает… сэр.
Маркби с грустью оглядел кабинет, некогда принадлежавший ему. С подоконников исчезли горшки с цветами, за которыми он старательно ухаживал. Новый начальник не принес сюда никаких личных вещей, даже фотографии своей собаки. Нет, стой, есть кое-что – диплом в рамочке, свидетельствующий об отличии юного Винтера в давнем чемпионате по боксу среди полицейских команд. Ох, боже.
Впрочем, можно перекинуть мостик. Маркби выразил завистливое восхищение по этому поводу.
Винтер еще шире расправил плечи, отчего создалось впечатление, будто он позабыл вытащить из пиджака вешалку.
– Бокс прекрасный спорт. Учит самозащите, пониманию противника. Быстрое соображение, быстрые ноги! Ищи слабое место!
Он автоматически взмахнул кулаками, пригнув голову.
Совсем плохо. Маркби мысленно занес его в одну категорию с дядей Дэнисом и, возможно, с будущим Тристаном Гудхазбендом, навсегда обреченными оставаться в плену собственной молодости.
Он принялся излагать причины своего желания поговорить с сержантом Джонс об обстоятельствах смерти Бодикота. В беседе с Пирсом доводы звучали слабовато, а теперь показались такими ничтожными, что их можно было принять лишь за надуманное оправдание его присутствия в этом кабинете.
Явно придерживаясь подобного мнения, Винтер обжег его взглядом.
– Хотите обсудить с сержантом Джонс, как лежала кепка старика?
– Ну… – Маркби взмахнул руками. – Я опрашивал Бодикота в связи с инцидентом у Касвеллов. Естественно, заинтересовался, когда старика нашли мертвым.
Винтер втянул голову в плечи, шея сложилась, как эдвардианский шапокляк.
– У вас есть основания предполагать, что Бодикот посылал анонимные письма или пакет с бомбой?
– Возможно, посылка отправлена из Лондона, – признал Маркби. – А в нашем распоряжении всего одна анонимка. Пока нет никаких свидетельств, что Бодикот ездил в Лондон. Ему за животными надо было ухаживать.
– Тогда в чем проблема? – агрессивно спросил Винтер.
– Мне надо лишь уточнить несколько деталей у сержанта Джонс, если не возражаете. – Маркби принял театрально-таинственный вид. – Поскольку старик долго прожил в деревне, я просто не могу обойти его в ходе следствия. У него были неприязненные отношения с соседями. Вдруг он что-то замыслил?
– Понимаю. – Театральное представление произвело впечатление. – Жалко, что умер, правда? Труп уже ничего не расскажет.
– Инспектор дышит мне в спину, – мрачно пожаловалась Гвинет Джонс. – С той самой минуты, как вы обещали заехать. Я ведь ничего не упустила, сэр?
– Не думаю. Просто мне не нравятся случайные смерти вокруг дела, которое я расследую. Вы говорили о Бодикоте с деревенскими жителями?
Гвинет просветлела.
– Со многими. Он в своих козах души не чаял. Возил на местные сельскохозяйственные выставки, демонстрировал, как их надо доить, как ухаживать. А больше вообще нигде не бывал, даже в паб не ходил по субботам. Если б не козы, жил бы затворником. По крайней мере, так все говорят.
– Он давно в деревне?
– Не то слово! – рассмеялась Гвинет. – Родился в Касл-Дарси, и родители его жили в том самом коттедже. Хотя ему было под восемьдесят к моменту смерти, я встречалась с парой стариков, которые вместе с ним в школе учились, если можете себе представить! Знаете, они помнят даже родителей мистера Бодикота. Не совсем обыкновенные люди. Одно время магазин держали. Отец был местным мирским проповедником, знал много длинных слов, язык был хорошо подвешен, поэтому его всякий раз приглашали, когда надо было толкнуть речь. Мать тоже была хорошо образована для того времени, а ее мать была первой учительницей в Касл-Дарси.
Речь шла о 1880-1890-х годах. Деревенская память долгая. Перед мысленным взором возникла викторианская сельская школа, учительница в длинной юбке, обучающая детей любого возраста, все классы в одной школьной комнате. Ей помогают лучшие старшие ученики, присматривают за младшими.
– Как только я разговорила стариков насчет Бодикота, остановить их было невозможно! Собственно, я и не останавливала, потому что заинтересовалась. – Гвинет пожала плечами. – Наверно, потратила лишнее время.
– Ничто не пропадает впустую, – одобрил ее Маркби.
Значит, родители Бодикота были грамотными, образованными, читали больше любого другого деревенского жителя. Поэтому стали некоей легендой своего времени, которую старожилы до сих пор помнят. Хотя у них вряд ли были лишние деньги, в доме наверняка были книги, когда Бодикот был ребенком. Поэтому он рано приобрел вкус к «хорошим рассказам».
Боже мой, подумал вдруг Маркби. Когда Бодикот начинал читать, Конан-Дойль был еще жив и писал! Возможно, его мать, блестящая молодая женщина с практическим складом ума, искала в книгах духовное прибежище от скучной и ограниченной сельской жизни. Сколько талантливых литературных произведений можно было купить за шиллинг!
Он вспомнил книжный шкаф в углу гостиной Бодикота, почтенные старые образцы популярной литературы на полках. По спине пробежали мурашки.
Гвинет продолжала рассказывать:
– Местные признают его чудаковатым, но уважают за «ученость». За то же и родителей уважали. Признаюсь, сэр, я с восхищением слушала тех стариков! Бодикот был одиночкой, в коттедж никого не впускал, разве только на кухню ближайших знакомых. В последнее время закрывал переднюю дверь на цепочку, допрашивал, кто там, прежде чем открыть. Никто в этом ничего особенного не видел, кроме того, что у него с возрастом возникали новые причуды.
– Видно, я получил привилегированный допуск, – заметил Маркби. Старик чего-то боялся? Или что-то тщательно оберегал? – Осмотрите книжный шкаф, Гвинет, – неожиданно сказал он. – В гостиной. Коллекционеры и скупщики охотятся за первыми изданиями, чистыми, в оригинальных переплетах. Возможно, каждый экземпляр в отдельности стоит немного, но целый шкаф может кого-нибудь соблазнить. Проверьте, не стерта ли где-нибудь пыль… Поговорите с миссис Саттон… Убедитесь, что ничего не пропало!
