![](/files/books/160/oblozhka-knigi-zdes-i-seychas-157958.jpg)
Текст книги "Здесь и сейчас"
Автор книги: Энн Брешерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава 18
В следующий раз останавливаемся на Парквей, чтобы отдохнуть и перекусить чипсами и гамбургерами, между прочим совершенно отвратительными. Хотя Итан уписывает свою жратву за милую душу и снова пристает с игрой в «черви». Пара минут – и гамбургера больше нет, Итан со вздохом сожаления откладывает салфетку. А мне кусок в горло не лезет.
– В жизни не ел худших гамбургеров с ветчиной, но все же лучше, чем ничего.
До роковой встречи у нас остается шесть часов. Картежная наука дается мне сегодня с трудом. Ловлю себя на том, что не могу оторвать взгляда от Итана, от его губ, подбородка, его пальцев, его ладони.
– С чего пойдем на этот раз? – плотоядно спрашивает он.
Карты у меня в руке сливаются в одно неразличимое пятно.
– Ммм… С десятки?
– Бубен? Да ты что! Я ж тебя сразу побью валетом. Подумай.
Я киваю. Господи, так и язву нажить можно. Надо сосредоточиться.
– Так пойдет? – выкладываю я четверку треф.
– Можно было бы, если бы мы играли втроем. Ну, попробуй.
Хотела бы я знать, о чем это он. Хожу с несчастной четверки, и Итан тут же сбрасывает семерку червей.
Гляжу на его ресницы: таким позавидует любая девчонка.
– Плохой ход, да?
– Да. Черви ведь – это очки. А тебе очков не надо. Очков надо стараться набрать как можно меньше.
– Как можно меньше. Понятно.
Гляжу на свою руку. Гляжу на его ухо. Изучаю веснушки на его носу.
– Черви – это всегда плохо, – повторяет Итан. – Дама пик – совсем плохо. Очки – тоже плохо. Надо набрать как можно меньше очков. Понятно?
Уныло киваю:
– Мне больше нравятся игры, где нужно что-то набирать, а не наоборот.
Итан одаряет меня ослепительной улыбкой:
– Ах, девочка ты моя! Вот почему «черви» – лучшая игра в мире.
Для меня это звучит как-то неубедительно.
– В «черви» выигрывать надо, стараясь вообще не набирать очков, вообще не брать взяток, играть как можно тише, скромненько так, незаметненько. Обычно люди так и выигрывают, в девяноста девяти процентах случаев.
– Хорошо, – соглашаюсь я.
Итан вскидывает брови:
– Правда, есть и другой способ выиграть, более смелый, я бы сказал, наглый способ, к которому мало кто прибегает – рискованно. Но если выиграешь таким способом, то всем докажешь, что ты – настоящий мастер.
Боже, как я люблю, когда он улыбается. Пытаюсь изобразить на лице энтузиазм.
– Этот способ называется «прокрутить динамо». Потом я тебя научу.
– А почему потом? Почему не сейчас?
– Я, конечно, понимаю, тут, скорей всего, виновата моя неотразимая внешность, но ты сегодня что-то к игре не очень расположена.
* * *
Останавливаемся в 17:55 в Тинеке, штат Нью-Джерси, возле кондитерской. План таков: Итан входит и заказывает торт, а я сижу в машине и дрожу от страха. Советую ему не просить, чтобы сверху сахарной глазурью или там кремом писали имя Моны – это уж слишком.
Но мне еще и поручено тем временем кое-что разузнать, сделать пару звонков… О, как не хочется спускать с Итана глаз, даже пока он заказывает торт. А если с ним там что-то случится? Вдруг смерть должна настигнуть его именно в кондитерской? Неужели судьба так жестока и отвратительна?
Я уже начинаю жалеть, что не сказала Итану про заметку в газете. Ужасно ощущать, что он не рядом. Но нет, говорить ему об этом нельзя. Снова болит живот. Настроение поганое, едва могу держать себя в руках.
Итан заглушает двигатель, смотрит на меня.
– С тобой все в порядке, Прен?
– Ммм… – мямлю я. – Просто все думаю про… ну, сам понимаешь про кого.
– Про бедную Мону Гали.
– Ну да, – киваю я, – она и не подозревает, что ее ждет.
Ошеломленно, почти с ужасом гляжу на Итана. Не могу с собой ничего поделать. А он?
– Думаешь, надо сообщить ей?
– Если считаешь, что это ее защитит.
– Не знаю, может быть, нет. Но ведь это ужасно, знать про нее что-то такое, чего она сама не знает. Она, вероятно, могла бы передать важную информацию людям, которых любит. Так, на всякий случай.
– Хотел бы я, чтобы было так, – соглашается Итан.
– Правда?
– Да. Но я сомневаюсь. Не думаю, что Гали поверит. Убеждать ее займет много времени, даже если получится, а если не получится, она просто перестанет нам доверять, и мы тогда ничем не поможем ей. Она заявит в полицию или еще что-нибудь выкинет.
Стискиваю ладони, чтобы незаметно было, как они дрожат. Говорить стараюсь ровным, спокойным голосом.
– А что бы ты сделал на ее месте?
– Я? – Вижу, Итану очень хочется сказать что-нибудь умное, но он смотрит на мое напряженное лицо, и, похоже, охота у него отпадает. – Серьезно?
– Вполне.
– Если бы знал, что могу погибнуть?
– Да.
Он молчит, думает, смотрит на меня внимательно.
– Ты уверена, что хочешь услышать правду?
Плотно сжав губы, я киваю.
Похоже, Итан принимает мои усилия все вытерпеть за искренность.
– Ладно, раз ты настаиваешь… Если бы я знал, что могу в любой момент погибнуть, то во что бы то ни стало постарался сделать так, чтобы ты была моей, полностью, вся, и никакие твои доводы не убедили бы меня в том, что этого делать нельзя. – (Я стою перед ним, не двигаясь, гляжу на него во все глаза.) – Вот так. И все тут. Если бы я мог провести хоть одну еще ночь так, как мы провели ее с тобой, но чтобы никаких запретов, думаю, я умер бы счастливым человеком.
Глаза мои наполняются слезами, горячая кровь ударяет в голову.
– Честное слово, хреново умирать, когда у нас с тобой ничего не было, – пожимает он плечами. – Я так часто представлял себе, как все произойдет, что для меня это была бы совершенная трагедия. – Теперь он улыбается. – Но тебе повезло, умирать я еще не собираюсь.
* * *
В 18:10 Итан благополучно возвращается в машину с шоколадным тортом в коробке, а у меня уже крыша едет.
– Послушай, Итан…
– Да?
– Покажи, что значит «прокрутить динамо». Хочу научиться.
– Прямо сейчас? – Он смотрит время на экранчике мобильника.
– Да. Обещаю, буду слушать внимательно.
Итан выпрямляется, открывает бардачок, достает колоду. Тасует. Потом раздает.
– Отлично, – говорит он. – Самое время.
Я беру свои карты, он берет свои.
– В общем, помнишь, что надо делать, играя в «черви»?
Я киваю и рапортую:
– Не брать взяток, не зарабатывать очков и вести себя тише воды ниже травы. Не беспокойся, для меня это нормально, я здесь привыкла к такому.
– Ну а если хочешь «прокрутить динамо», то должна делать все с точностью до наоборот. Но только тогда, когда видишь, что у тебя на руках полно червей, особенно червовых картинок. И ты должна забрать все очки, какие только есть. Взять все взятки. И особенно даму пик. В общем, собрать все, что только можно.
– Поняла. – Гляжу на него и пытаюсь изобразить на лице такой же энтузиазм.
– И конечно, действовать нужно хитро. Забирая черви, ты должна стонать, ворчать, жаловаться на плохие карты и так далее.
– О, стонать, ворчать и жаловаться – это я умею.
– Отлично. А твои противники с радостью будут сплавлять тебе все свои черви, пока наконец до них не дойдет, на что ты нацелилась.
– И тогда попытаются помешать…
– Если получится. Но, к счастью, бывает уже слишком поздно.
– А если не выйдет?
– То есть ты «прокрутишь динамо» не до конца, что ли? Скажем, заберешь почти все очки, кроме одного или двух?
– Да.
– Тогда с треском проиграешь. Набрала, скажем, двадцать пять очков, а дальше все, не катит. Кранты.
– А если получится?
– Чистая победа. Каждому из твоих противников записывается по двадцать шесть очков.
– Мне это нравится.
– Еще бы!
– То есть надо нарушать не какие-то отдельные правила, а сразу все?
– Точно. Смелость города берет. А удача любит смелых.
– Правда?
Итан наклоняется ко мне и целует в шею, прямо у ключицы. По спине у меня бегут мурашки.
* * *
Сейчас 18:40. Итан вышел из машины, звонит матери, потом сестре, проверяет, не догадались ли они, что он насочинял им, где он и что делает. Приятно видеть, как он разговаривает со своей мамой: куда менее сдержанно, чем я.
Меня вдруг охватывает порыв вдохновения, и я хватаю свой мобильник. Нахожу номера, по которым звонила раньше, хотя очень сомневаюсь, что дозвонюсь. Первый звонок делаю на домашний телефон незнакомцев из Монтклера, штат Нью-Джерси. Включается автоответчик, и я делаю вид, что звоню из офиса пожарного инспектора округа. Сообщаю, что между пятью и семью вечера кто-нибудь обязательно должен остаться дома, проверить, хорошо ли работает датчик пожарной сигнализации, и убедиться в том, что на каждом этаже есть огнетушитель.
– Загляните на сайт округа, там вывесили шкалу штрафов за бездействующие или неисправные приборы, и если наш инспектор найдет нарушения, вам придется заплатить приличную сумму, – говорю я противным голосом.
Вообще-то, я не собираюсь стучать на них инспектору, но надо хотя бы напугать их, чтобы проверили противопожарное оборудование.
– И заранее спасибо вам за участие в мероприятиях недели пожарной безопасности! – бодрым голосом заканчиваю я.
Следующий звонок в полицейский участок Оссининга. Сообщаю дежурной, что угнали машину моей матери, называю номер и приметы машины, которая послужила причиной катастрофы со смертельным исходом в Таконике. Называю имена владельцев домов на роковом перекрестке и сообщаю, что в последний раз машину видели в этом районе.
– Прошу вас, позвоните на мобильник мамы, если сможете найти ее, – говорю я и даю вымышленное имя и телефон моей мамы, назвав фамилию водителя, чтобы совсем их запутать.
Сердце снова стучит, я даю отбой. Чувствую, конечно, себя виноватой, представляю, как полиция нагрянет в дом этого человека, конфискует на пару суток его машину… но на что только не пойдешь ради благого дела.
Нарушаю ли я какие-то заповеди? Да. Направо и налево. Вмешиваюсь ли я в ход событий? Напропалую. Жульничаю? Вопиюще. По локоть влезаю ручищами в самое нутро времени. Лгу, как закоренелая преступница. Это ужасно, это удивительно, это просто великолепно!
* * *
– Что ж, приступим, – бормочет Итан, когда в 7:09 мы выходим из машины на стоянке, расположенной через дом от здания лаборатории.
Он ковыряется с замками на дверцах: вверх – вниз, вверх – вниз, наконец добивается своего. Старается скрыть волнение, может, меня жалеет, но я ясно вижу: он нервничает.
Мы все с ним обсудили, прорепетировали, но сейчас, когда приступили к действиям, все время кажется: что-то мы недосмотрели. К месту убийства являемся с шоколадным тортом и надувными шариками.
– У него будет пистолет, – напоминаю я Итану, будто ему еще нужно напоминать.
– Знаю.
Я трясу шариками.
– Вместо этих дурацких шариков нам бы пистолет не помешал.
– Ага, каждому по пистолету, да еще если бы оба умели стрелять… Когда такие, как мы, балуются пистолетами, вместо одного трупа бывает четыре.
Итан, как всегда, прав, железная логика, аж противно.
– Ну хорошо, хорошо…
– Все будет нормально, Прен. У нас есть преимущество, громадное преимущество.
– Какое?
– Мы знаем, что́ должно случиться.
Держась за руки, пересекаем стоянку, шагаем медленно, словно в трансе – будто, если замедлить движение, замедлится и ход времени и изменить его будет легче.
Сейчас я вижу, насколько мы с ним стали другие. Трудно сказать точно, когда это произошло, но мне кажется, что поцелуй в шею возле ключицы заразен, как и укус комара, только передает не страшную инфекцию, а сладкую, бодрящую, возбуждающую, но вместе с тем и лишающую сил энергию. Нет, нам больше нельзя изображать из себя двух беззаботных, сбежавших из дома юнцов. Мы с ним повязаны серьезным и опасным делом. Давно повязаны, но не так, как сейчас. Возможно, лишь ступив на эту скользкую дорожку, мы оба ощутили внутреннюю связь. И дело не столько в том, что нынешняя ситуация делает нас другими людьми, сколько в страхе потерять друг друга.
Гораздо легче было думать, что можно пожертвовать всем, когда прошлое казалось призрачным и бледным по сравнению с настоящим.
Настало время показать, насколько ты можешь быть смелым, но я ощущаю вспотевшую руку Итана, сжимающую мою вспотевшую руку, и смелости в груди не чувствуется. Хочется увести Итана обратно, куда-нибудь в безопасное место, на пустую игровую площадку например, покрепче обнять и держать так до тех пор, пока роковое 17514 не закончится и не станет прошлым.
Сердце сжимается, я начинаю понимать таких людей, как моя мама, кто не хочет рисковать, не хочет исправлять будущее, но хочет жить тише воды ниже травы, по принципу «день и ночь – сутки прочь», «день прошел, и слава богу». Возможно, трусом человека делает вовсе не алчность или развращенность. Возможно, трусость проявляется не в результате слабости, боли или даже страха. Может быть, причина ее – любовь.
* * *
Я делаю глубокий вдох:
– Хорошо.
– Готова?
– Готова.
– Я все время буду рядом. Глаз с него не спущу.
Я киваю. Правда, не уверена, что мне от этих слов стало легче.
Итан целует меня в макушку: еще одна доза энергии – или инфекции, – и я прохожу сквозь стеклянную дверь. Бросаю последний взгляд через плечо.
– Все будет отлично, – говорит он.
Я не столько слышу его, сколько читаю слова сквозь стекло по губам.
Глава 19
Про Мону Гали и ее жизнь я заучила все, что можно, сидя за компьютером Итана. У Моны две сестры, одна в Кембридже, штат Массачусетс, а другая в Каире, это Египет.
Ее младшая сестра Майя недавно окончила Бостонский университет и уехала в Египет, так что она не намного старше меня.
Поднимаюсь на этаж Моны где-то в 19:10, может, чуть позже. Секретарша в приемной собирается уходить: рабочий день закончился. Я сообщаю, что мне надо видеть Мону.
– Как вас представить?
– Мм… Петра. – Странно, но мне почему-то трудно выговорить это имя. – Я подруга ее сестры, – продолжаю я. – Мне надо ей кое-что передать.
Собираюсь еще что-то добавить, но вижу, что секретарша торопится уйти домой и слушает меня неохотно, вполуха. Она звонит в кабинет Моны и называет мое имя.
– Проходите в эту дверь, – кивает секретарша, даже не дождавшись, когда Мона поднимет трубку, – два поворота налево, потом направо и по коридору до середины.
Да, с безопасностью тут у них полный либерализм.
– У нее сегодня день рождения… – выходя в коридор, лепечу я, сама не знаю зачем.
Вот и дверь, на ней табличка с ее именем: Мона Гали. Дверь нараспашку. Вхожу в кабинет, стараясь войти в образ совсем другого человека.
– Здравствуйте, Мона!
Гали сидит за рабочим столом. Поднимает голову от экрана компьютера. У нее длинные черные вьющиеся волосы и крупные черты лица. Мона встает, и я вижу, что ростом она почти с меня.
– Меня зовут Петра Джексон, я университетская подруга Майи. – Протягиваю торт с шариками. – Она попросила доставить это вам лично и поздравить от ее имени с днем рождения.
Лицо у Моны умное, взгляд проницательный.
– Вот это да! Шоколадный! Как приятно. Спасибо.
Мона берет протянутую коробку с тортом и шарики тоже. Шарики тут же отпускает, и они взвиваются под невысокий потолок. Заглядывает в коробку. Ставит ее на стол.
– Наверно, Майя сказала вам, что шоколад я обожаю до безумия.
Я киваю, мысленно благодаря фортуну за такое везение.
– Сестры вечно устраивают что-нибудь такое на дни рождения, – с усмешкой говорит она. – А в школе вы тоже вместе учились?
– В разных классах. Я на год ее старше, – бесстыдно лгу я.
– Что ж, благодарю вас, что вы взяли на себя труд…
– Послушайте, Мона, – говорю я, – а что, если я уговорю вас куда-нибудь выйти со мной, выпить бокал вина или чашечку кофе? Доставьте мне удовольствие. К тому же я обещала Майе, что попробую вас уговорить.
Это один из ходов, которые мы придумали с Итаном. С одной стороны, безопасней будет, если вытащить ее куда-нибудь, где много народу, да и вообще, подальше от места убийства. Но с другой – чем раньше и радикальней мы сменим обстановку, тем меньше у нас будет шансов вообще узнать будущее. А если, выманив Гали из этого здания, мы лишь добьемся того, что поменяется место и время убийства, и мы больше не будем знать, где и когда оно случится?
Интересно, насколько прочна цепочка будущих событий? И насколько решителен в своих намерениях Эндрю Болтос?
Мона смотрит на меня слегка удивленно:
– Неужели Майя опасается, что я проведу свой день рождения в одиночестве?
– Да нет, вообще-то. Она об этом не говорила.
– Тогда передайте ей, что у меня на сегодня назначена встреча с одним человеком.
В груди поднимается волна тревоги. Скорей всего, это с Болтосом. Так, значит, визит его не будет неожиданным. Гали его ждет. Как раз над этим мы с Итаном ломали голову.
– Не то чтобы я жажду видеть этого человека, но все же… Пусть Майя не беспокоится, я не засохну в своем кабинете от одиночества.
Что бы это значило? Какие у них отношения? Гляжу в лицо Моны, она ждет моих дальнейших действий. А мне нужно в лепешку разбиться, но остаться здесь с ней.
– Не думаю… – начинаю я. Моих дипломатических талантов здесь явно не хватает. – Не думаю, что она это имела в виду. Просто хотела бы быть сейчас с вами, пойти куда-нибудь, развлечься, поболтать, вот и попросила меня заменить ее…
Мона жестом прерывает меня:
– Благодарю вас… мм… Петра, кажется, я не ошиблась? Поверьте, я ценю вашу настойчивость. Я знаю, у Майи всегда хватало верных друзей, но, увы, мне придется торчать сейчас здесь. Срочная работа: надо загрузить кучу материала на новый сервер. У нас в компании, в системе безопасности, образовалась какая-то брешь, что ли… А поскольку работа моя сверхсекретна и пользуется большим спросом… – Она снова насмешливо улыбается.
– Да, конечно, я понимаю… – сразу соглашаюсь я, хотя говорить, наверное, нужно совсем не это.
В компьютере что-то пикает, и Мона снова смотрит на экран:
– Ну вот, одна папка с файлами загрузилась, осталось еще четыре.
Лихорадочно пытаюсь найти предлог, чтобы остаться с ней, лишь бы все не выглядело навязчивым или странным.
– Послушайте, – начинаю я, – вам, конечно, не хочется в свой день рождения сидеть с чужим человеком…
– Какой же вы чужой, – говорит Мона. – Вы близкая подруга Майи.
– Пусть так, и я понимаю, предложение мое звучит странно, а у вас работа и все такое. Но вы не возражаете, если я посижу тут с вами недолго, минуток двадцать… Понимаете, за мной должен заехать один мой друг, он едет из города.
– Отлично, – быстро откликается Мона. – Но это лишь то немногое, что я могу вам предложить, раз уж вы проделали такой путь. Тем более что сидеть и ждать, пока это все загрузится, довольно скучно. К семи часам лаборатория уже пуста, даже страшновато становится, так что я даже рада. Вот, садитесь, пожалуйста. – Она придвигает мне стул, стоявший в углу. Неприязни на лице ее не заметно, но мне кажется, что много болтать она тоже не расположена. – У меня вот тут есть свободный компьютер, можете воспользоваться.
– Прекрасно. Спасибо, – отвечаю я, но не двигаюсь с места, бросаю быстрый взгляд на мобильник. – Но если вам нужно будет уйти…
– Человек, с которым у меня назначена встреча, явится не раньше половины восьмого.
– Хорошо, – бормочу я.
Сердце мое бьется в бешеном темпе. Все будет происходить, скорей всего, очень быстро. Трудно представить, как, казалось бы, обычная ситуация может превратиться в кошмар, несущий с собой гибель человека.
– Как вам понравился Бостон?
Я ни разу в жизни не была в Бостоне.
– Очень понравился.
– Мне тоже он очень нравится. У вас здесь летний отпуск?
– Да-да, вот именно, отпуск.
Я так и зыркаю глазами вокруг, каждую секунду жду, что будет дальше. На глаза попадается картотека. Похоже, закрыта на ключ. Нервы напряжены до предела.
Хочется продолжить беседу, несмотря на то что приходится то и дело врать, но хочется и замолчать тоже, просто ждать.
Верчу в руках мобильник, поглядываю на Мону, как она работает… вдруг звонит телефон, и от неожиданности я подпрыгиваю на месте.
Мона, напротив, совершенно спокойна.
– Наверное, это он, – бросает она на меня из-за компьютера рассеянный взгляд.
Нажимает на кнопку, переключающую ее на внутреннюю связь.
– Эндрю, это ты?
«Не пускай его сюда! Знаешь, что́ он собирается с тобой сделать?»
Приказываю внутреннему голосу замолчать. Эту пьесу надо доиграть до конца.
– Привет… Да, это я, – слышу в трубке мужской голос.
В ушах стучит кровь. Стараюсь успокоить дыхание и спокойно продумать, что делать в случае непредвиденных обстоятельств: мы с Итаном это тоже обсуждали. «Если случится так, мы поступим этак. Если случится этак, сделаем так».
Мона нажимает еще одну кнопку. Чтобы открыть дверь на входе, догадываюсь я.
Страстно надеюсь, что Итан ухитрится проскочить вслед за ним. Мона выходит в коридор встретить гостя, а я в это время, помедлив секунду, еще раз, на всякий случай, жму ту же кнопку.
С трудом заставляю себя подойти к двери и посмотреть на фигуру Эндрю Болтоса, шагающего по коридору. И меня словно током бьет. Среднего роста, плотный, короткая стрижка, прикрытая бейсболкой. Где я видела этот силуэт? Мозг лихорадочно работает: надо, надо вспомнить. Бог знает какие безумные выражения сменяют одно другое на моем лице.
Эндрю Болтос смотрит мимо Моны прямо на меня, и мне становится ясно, что он тоже внимательно изучает мое лицо.
С противоречивыми чувствами гляжу, как Мона холодно обнимает его и делает шаг в сторону, чтобы представить нас друг другу.
– Эндрю, это…
Чувствую себя неуклюжей и ни на что не годной.
– Петра, – подсказываю я.
Впрочем, мне это полезно, не дай бог, забуду свое фальшивое имя.
– Подруга моей младшей сестры, – заканчивает Мона. – Петра, а это Эндрю.
Что-то не очень заметно, чтобы он был хладнокровен и собран. Неловко сует мне правую руку для пожатия.
Так, а теперь что? Я знаю, что должно случиться, но как будут развиваться события, в какой последовательности?
По глазам Эндрю вижу, он тоже пытается что-то сообразить.
– Петра? – повторяет он.
Ну да, конечно, тоже пытается меня вычислить.
И тут до меня доходит. Его фигура, ее очертания, этот рост, эта бейсбольная кепка на голове… я интуитивно сопоставляю все это с очертаниями темной фигуры человека, убегающего с места убийства моего отца. Но может ли это быть? Я плохо запомнила, было темно, и я еще не вполне уверена… Но что, если это он?
А если это так, то узнает ли он меня, запомнил ли он меня с того вечера? «Но сейчас ведь происходит уже совсем не то, что должно происходить!» Если он узнает меня, достаточно ли этого, чтобы все потекло по другому руслу? Мысли в голове перекатываются, как мраморные шарики, падают и разбегаются по всему полу. Никак не собрать их вместе.
Внутренним взором вижу скорчившегося на земле отца. Пытаюсь представить фигуру убегающего в бейсбольной кепке.
Я словно выпадаю из настоящего времени. Мыслями переношусь в недавнее прошлое. А когда возвращаюсь к действительности, то пропускаю критический момент, которого напряженно жду. Что бы я теперь ни сделала, все пропало.
Все происходит очень быстро. Они снова заходят в кабинет, Мона что-то говорит, возможно даже обращаясь ко мне, но я не слышу. Она подходит к компьютеру, чтобы начать последнюю загрузку. Я не отрываю глаз, которые теперь прекрасно все видят и без очков, от Эндрю Болтоса, но ситуация меняется в мгновение ока. Он вдруг резко толкает меня к Моне, но, честное слово, чего я еще ждала? Приятной светской беседы с убийцей?
Я падаю на Мону, безуспешно пытаясь удержать равновесие. Он с грохотом ногой захлопывает позади себя дверь. Мона изумленно поднимает голову, я слежу за ее взглядом и вижу перед собой наставленный на нас ствол пистолета.
Неужели это происходит наяву? Никак не могу поверить, хотя знаю, что все так и должно быть. Похоже, его совсем не волнует мое присутствие как свидетеля преступления. Но почему? Мы предполагали, что это как минимум испугает его, смутит, заставит изменить планы. Неужели Эндрю Болтос, не моргнув глазом, убьет нас обеих? Разве мы не рассчитывали хотя бы на каплю его совести?
Изо рта Моны вырывается какой-то звук. Я кладу ладонь на ее руку. Не знаю зачем. Наверное, чтобы как-то успокоить ее. Как бы приветствую ее на пороге новой судьбы.
Я все-таки пытаюсь собрать раскатившиеся мраморные шарики, и в голове возникает вопрос: «Что делать? Надо срочно это все прекратить».
– К стенке, обе, – указывает Болтос стволом пистолета. – Сесть на пол и не шалить.
Мона изумленно смотрит на него, словно глазам своим не верит. В них еще нет страха, она еще не осознала происходящего.
– Эндрю, брось свои дурацкие шутки. Что тут вообще происходит?
– Пошевеливайся!
Я беру ее за руку, тяну к стенке. Сажаю на пол. Понимаю, что он не шутит, мне очень страшно. Поскорей бы все это кончилось. Не хочу, чтобы здесь появился еще и Итан.
Эндрю Болтос, не спуская с нас ствола, подходит к компьютеру. На рубахе, под мышками и на спине, большие пятна пота. Свободной рукой, глядя на экран, он пробегает по клавиатуре. Шевелит мышкой. Несколько минут поиска, и на лице проступает выражение злобной, отчаянной досады.
– Что ты наделала? – кричит он Моне. – Куда девались все файлы?
Мона, кажется, начинает кое-что понимать.
– Убрала, а что?.. – подозрительно глядя на него, отвечает она.
– Куда убрала?
– В безопасное место.
Болтос подходит к другому компьютеру, это ноутбук, и, торопясь, начинает поиск. Ствол пистолета все еще направлен на нас. Но ему, похоже, это уже надоело, и он его опускает.
Потом встает, идет к шкафу картотеки. Господи, хоть бы он был заперт. Дергает один за другим ящики, ругается. Одной рукой опрокидывает тяжелый шкаф на пол. Падая, он задевает кресло возле стола, оно тоже переворачивается. Два ящичка картотеки выскакивают, и из них высыпаются бумаги и папки.
Все это сопровождается страшным грохотом. Болтос стоит спиной к двери. Он наклоняется, чтобы подобрать папки, и в это мгновение в кабинет врывается Итан. Я делаю судорожный вдох, а Итан всем телом, используя плечо как таран, сшибает Болтоса с ног.
Мона кричит, я сжимаю ей руку. Падая, Болтос ударяется о письменный стол, и Итан с силой выбивает у него из руки оружие. Пистолет отлетает на ковер прямо передо мной, и я тут же хватаю его. В голове мелькает мысль, что Итан был прав, из пистолета стрелять я не умею, но что остается делать? Вскакиваю на ноги и дрожащей рукой направляю ствол на Болтоса.
– Встать! – кричу я ему, и самой не верится, как это у меня здорово получается.
Болтос нехотя повинуется, медленно встает, потирая ушибленную об угол стола руку. Итан на шаг отступает от него.
Совершенно сбитая с толку, Мона с изумлением смотрит на Итана.
– А ты что здесь делаешь? – недоверчиво спрашивает она.
– Стой смирно. – Это я снова Болтосу. – Подними руки.
Берусь за рукоятку пистолета и второй рукой, пытаясь успокоить дрожь. Бросаю быстрый взгляд на Итана. Наконец нащупываю указательным пальцем курок.
Итан подходит ко мне. Чувствую, хочет протянуть мне руку, но он этого не делает. Не хочет отвлекать моего внимания от Болтоса.
– Ты как? – спрашивает он, тяжело дыша.
– Нормально, – отвечаю я.
Хочется заглянуть ему в глаза, хочется заплакать, но я не смею оторвать глаз от Болтоса.
– Так вы Итана ждали? – спрашивает Мона.
Я киваю.
Итан снова подходит к Болтосу.
– Руки вперед, – приказывает он.
Вынимает у него из заднего кармана бумажник.
– Теперь вверх.
Лезет ему в карман на рубашке, достает мобильник.
Потом делает шаг назад, и я не могу удержаться, гляжу на него. Увидев его лицо, пугаюсь.
– В чем дело? – спрашиваю я. Он недоверчиво качает головой. – Итан, скажи, в чем дело.
– Да этот бандюга…
– Что?
– Он, похоже, из ваших, – тихо говорит он.
– Не может быть.
– Может.
– Да не может быть!
– А я говорю, может.
Руки мои страшно трясутся.
– Но про него же написано в газете.
И Мона, и Болтос таращат на нас глаза, ничего не понимая. Никто не двигается с места.
– Думаю, он и был вашим Моисеем, – тихо произносит Итан.