Текст книги "Последний защитник"
Автор книги: Эндрю Тэйлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
– Не я сама. Это Феррус.
Элизабет бросила на нее непонимающий взгляд:
– Кто?
– Очень высокий худой мужчина. Помнишь? Работник золотаря Ривса, или как его там.
Элизабет поежилась:
– А, да. Этот. И что же он нашел?
– Какой-то сверток. Он сунул мне его в понедельник днем, когда я уходила. Не знаю, что там. Полагаю, это то, что вы искали, но не уверена. Видишь ли, Феррус не мог сказать мне, где он его нашел. Он ведь немой, как ты знаешь.
Элизабет облизала губы:
– А эта находка… она здесь?
– Сейчас принесу.
– Подожди. Где господин Хэксби?
– Все в порядке. Он наверху, работает. Служанка вышла. Нас никто не потревожит.
Кэт поднялась и прошла в спальню, закрыв за собой дверь, чтобы избавиться от любопытного взгляда Элизабет. Сверток был там, куда она его положила, в шкафу с летним пологом и занавесками. Она достала его.
На другой стороне улицы часы собора Святого Павла пробили три четверти седьмого. Она и не заметила, что уже так поздно. Надо как можно скорее отделаться от Элизабет и ее проклятого свертка. Встреча с Марвудом назначена в семь. Он придет, и придет вовремя. Кэтрин нисколько в этом не сомневалась. Она уже заплатила мальчику привратника, чтобы он оставил открытой калитку в сад.
Она вернулась в гостиную, где Элизабет нетерпеливо барабанила пальцами по столу. Кэт положила сверток перед ней на стол.
Элизабет потрогала его. Уголки губ опустились.
– Это все?
– Это все, что дал мне Феррус.
Элизабет взвесила сверток на руке. На нем все еще оставалась грязь, и она нахмурилась, увидев темные пятна у себя на пальцах. Теперь, получив сверток, дочь Ричарда Кромвеля, казалось, не спешила его вскрыть. Она осмотрела швы и медленно проговорила:
– Не сомневаюсь, что это шила моя бабушка. Она всегда делала больше стежков, чем требовалось, когда что-то чинила. Знаешь, она… она очень любила шить.
– Прости, но я спешу. Не могла бы ты забрать его и открыть позже?
– Но я должна вскрыть его прямо сейчас. Немедленно.
– Тогда я помогу тебе разрезать швы.
Элизабет бросила на нее взгляд: глаза широко раскрыты и затуманены. Она положила сверток на стол и пододвинула его к Кэт:
– Вряд ли это золото, да? Золото было бы тяжелее.
Кэтрин вынула из кармана нож и стала разрезать швы. Она действовала уверенно, зная, что Элизабет смотрит на нее, и слыша ее дыхание, учащенное и отрывистое. Однако, когда с последним швом было покончено, сверток не развернулся. После стольких лет жированная парусина не желала отпускать то, что хранила.
– Дай мне! – попросила Элизабет и протянула руку.
Она развернула сверток, сдирая парусину. Под ней оказалась другая упаковка, из толстой бумаги, которую дочь Кромвеля порвала жадными пальцами. Показался слой толстого черного сукна. Элизабет развернула его.
– О! – воскликнула она, и ее губы сложились в идеальную букву «о».
Элизабет достала шкатулку, обитую темно-зеленой кожей, с золотым замочком, закругленными углами и куполообразной крышкой. В центре крышки был маленький щит, видимо из чистого золота, которое не потускнело. Девушка подула на него, и проступил рисунок.
– Не узнаю герб, – тихо сказала она самой себе. – Пять кружков… и сверху один большой. Посмотрим, что внутри.
У Элизабет дрожали пальцы, как у господина Хэксби, когда она открывала замочек. Кэт невольно наклонилась, желая рассмотреть, что спрятано в шкатулке. Сначала Элизабет извлекла сложенный лист бумаги, который нетерпеливо отбросила в сторону. А потом…
– Жемчуг, – выдохнула она. – И какой…
Элизабет взяла в руки ожерелье. Оно свисало блестящим каскадом. Жемчужины были крупные, каждая не меньше половины дюйма в диаметре, абсолютно одинаковые и идеально подогнанные друг к другу.
– О! – снова воскликнула Элизабет. – Только взгляни, Кэтти! Игра действительно стоила свеч. Однажды моя тетушка Фоконберг показала мне нитку жемчуга, которая, по ее словам, оценивалась в двадцать тысяч фунтов. А тот жемчуг не был и вполовину так же хорош.
– А что за бумага?
Элизабет опустила ожерелье в шкатулку. Развернула листок.
– Это бабушкин почерк. «Подарок госпоже Кромвель, супруге лорд-протектора Англии, от великого герцога Тосканского; апрель тысяча шестьсот пятьдесят пятого года». Ну вот, все и прояснилось. Это бабушкино украшение, ее личная вещь. Ожерелье принадлежит ей, и больше никому.
Кэт не была уверена, что король и его министры согласились бы с подобным заявлением. Она протянула руку и, помимо своей воли, дотронулась до одной из жемчужин. Она была холодная и какая-то одинокая.
– Нет, прошу, не трогай! – Элизабет забрала шкатулку и закрыла крышку. – Я от всего сердца благодарю тебя за то, что ты сделала. – Она улыбнулась, уже без всякой теплоты. – Но я не должна злоупотреблять твоим временем. – Ее лицо изменилось. – Сама не знаю, зачем я это говорю, но как ты думаешь, не может там, в Кокпите, быть что-нибудь еще?
Кэт нахмурилась:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… быть может, этот человек, как его?
– Феррус? – В Кэт закипал гнев.
– Да, Феррус. Вдруг он отдал тебе это ожерелье, но оставил себе что-то другое. Кто знает? Думаешь, этому парню вообще можно доверять? А если он…
– Нет! – отрезала Кэт. – Нет! Прекрати выдумывать! И вообще, с меня хватит.
– Но, любовь моя… – На лестнице послышались тяжелые шаги. – Это господин Хэксби?
– Нет. Кто-то идет вверх, а не вниз.
Шаги стихли на лестничной площадке. Посетитель остановился, не стал подниматься выше, в чертежное бюро. Дверь в гостиную распахнулась.
Дородная фигура Роджера Даррела заполнила дверной проем. Он смотрел на них во все глаза:
– Так-так. К вашим услугам, леди.
Он медленно прошел в комнату, оглядываясь по сторонам. Ножны его шпаги зацепились за ножку кресла. Запах пива и табака смешался с ароматом духов Элизабет.
– Ну и дела… Разве это не благословение Божие? – протянул Даррел. – Да будет восхвален Господь во всей славе Его. Я убил двух птичек одним большим камнем. – Он поднял глаза к небу. – Хотя, по правде говоря, мне нужна только одна.
Этим вечером я отправился на встречу один. Я подумывал, не взять ли Сэма: он мог бы стоять на карауле, да и вообще на него можно положиться в трудной ситуации. Но увечье делало его заметным и мешало быстро передвигаться. И потом, эта история не имела к Сэму никакого отношения. Она касалась только меня и Кэт. После того что случилось утром с Хлорис, я не хотел подвергать опасности еще одного невинного человека.
Мейден-лейн находился совсем рядом. Я вышел из Савоя через боковые ворота. Без оружия, прихватив только тяжелую трость. После утренних событий с меня было достаточно кровопролития.
Шел дождь, небеса безжалостно извергали невидимую влагу. Может, погода охладит пыл бунтовщиков? У таверны «Черный бык» я перешел на другую сторону Стрэнда и зашагал по переулку Халф-Мун. Через несколько ярдов переулок превратился в Бедфорд-стрит. Мейден-лейн брал свое начало здесь, с правой стороны, и шел на восток. Переулок был тупиковым, поскольку упирался в высокую стену сада Бедфорд-хауса.
Темнело, и я ступал осторожно, опасаясь свалиться в канаву из-за сгущающихся теней. Справа, на южной стороне, тянулся ряд разномастных домов средней руки, жильцы которых не были достаточно богатыми, чтобы следовать моде. Между зданиями проходили узкие дорожки, выводящие на Стрэнд. В ночное время туда было лучше не заходить. С левой стороны располагались хозяйственные службы и ворота. Они относились к более солидным домам на северной части Генриетта-стрит, от которой их отделяли сады и дворы.
Я стал считать. Восьмой дом, сказала Кэт, в семь часов. Я нашел нужные ворота где-то посередине улицы. Они оказались более основательными, чем я ожидал, и снабженными калиткой. Рядом находилась какая-то хозяйственная постройка, возможно каретный сарай или конюшня с жилым этажом наверху. Из переулка был виден только верхний этаж дома, где помещалось чертежное бюро. В больших окнах горел свет. Я не стал долго ждать. Поднял щеколду на калитке и легонько потянул ее на себя. Калитка отворилась. Я вошел в сад. Что-то прошуршало позади меня.
Кошка, подумал я, или крыса.
Феррус наблюдал, как какой-то мужчина открывает ворота в доме леди. Вот он входит. И закрывает калитку за собой.
Ни одна собака не залаяла.
За все то время, что Феррус стоит в этой пропахшей мочой арке, он ни разу не слышал лая собаки. Он скучает по Пустобреху. Его вот-вот переполнит тоска. Феррус привык к псу, не помнит, когда он спал, не чувствуя рядом тепло Пустобреха.
Идти ли Феррусу в ворота? Пустобреха здесь нет, но и другой собаки, чтобы на него залаять, тоже нет. Быть может, он найдет, где спать.
Рядом с леди.
Элизабет Кромвель встала и взяла с кресла свой плащ.
– Оставляю тебя заниматься своими делами, Кэтрин. – Она метнула взгляд на Даррела. – Экипаж ждет внизу, и отец начнет беспокоиться, куда я подевалась.
Даррел стоял на месте, загораживая проход. Он глянул на Кэтрин:
– Его светлость велел привести вас к нему.
– Передайте его светлости мое почтение. Скажите ему, что я занята.
– Нет, госпожа. Он хочет вас видеть. Прямо сейчас.
– Зачем?
– Этого я не ведаю. Полагаю, герцог сам объяснит, когда вы приедете.
– Мне сейчас неудобно. Так ему и передайте.
Элизабет прочистила горло.
– Позвольте пройти, – дрожащим голосом обратилась она к Даррелу.
Но тот не обращал на нее внимания.
– Нас ждет на улице экипаж, – сказал он Кэт. – По крайней мере, не промокнете и не замараетесь.
– Покиньте мой дом! – Кэт охватил гнев, но еще более сильным был страх. – Вас не должны были сюда впускать.
– Госпожа… – произнес Даррел своим низким голосом и замолчал. – Либо вы отправитесь со мной и все обойдется: вы вернетесь обратно через час или около того. Или же старик тоже поедет с нами.
– Мой муж занят и никуда не поедет. Он работает.
– Поедет, если заставят.
Кэт посмотрела ему прямо в глаза:
– Убирайтесь!
– У меня в карете ждет пара мужчин. «Если молодая леди вдруг заупрямится, – сказал герцог, – везите и старого олуха тоже. Негоже позволять жене быть такой строптивой». Его светлость просил напомнить, что уже говорил с вами на эту тему в Уоллингфорд-хаусе недавно вечером. – Даррел покачал своей тяжелой головой, явно выражая неодобрение. – Когда вы в очередной раз заартачились.
– Кэтти, – начала Элизабет, пытаясь обойти Даррела, – Кэтти, дорогая, ну не упрямься: подумай, какой от этого вред, в самом деле. Герцог – джентльмен, и он чтит память твоего отца. Уверена, ты нужна ему по какому-то неотложному серьезному делу.
Даррел по-прежнему не двигался с места.
Кэт молчала и стояла неподвижно.
Похоже, этот головорез из Уоллингфорд-хауса считал себя выше закона. Хотя по большому счету так оно в действительности и было.
– Ну же, Кэтрин! – продолжала увещевать Элизабет. – Будь умницей. Вспомни о своих интересах. Герцог – наш друг. Он будет покровителем твоего мужа, если ты этого захочешь.
– Ну, хватит! – воскликнула Кэт. – Замолчи! Прекрати уже свою тупую болтовню!
Она видела, как на лице Элизабет отразилось изумление, – столь грубое заявление Кэтрин было подобно землетрясению. В этот миг хрупкое сооружение их так называемой дружбы зашаталось и рухнуло.
– Ну так что, госпожа Хэксби? – спросил Даррел, неумолимый, как рок, но более пристрастный и менее терпимый.
Церковные часы пробили семь.
Войдя в калитку, я пересек мощеный двор и подошел к другим воротам, тоже незапертым. Я напугал кошку, которая зашипела на меня и исчезла в темноте.
За вторыми воротами был небольшой садик, отгороженный забором от другого двора, поменьше. Слава богу, поблизости не было видно сторожевой собаки.
Впрочем, и Кэт тоже нигде не было.
Несколько минут я постоял в тени куста. Мой плащ намок. Я поднял голову и взглянул на дом. Вода сбежала с полей шляпы и скатилась по шее.
За спиной послышался какой-то звук, и у меня ёкнуло сердце. На миг мне показалось, что кто-то стоит в воротах, ведущих во двор. Но нет, там никого не было.
На всех этажах в некоторых окнах горел свет. Я знал, что в доме снимают жилье несколько постояльцев, которые пользуются садом, дворовыми постройками, а также услугами привратника и мальчика, который состоит у него на побегушках. Супруги Хэксби занимали два верхних этажа и были главными жильцами. Я предположил, что существовало два задних входа в дом – один со двора сбоку, где, вероятно, находилась выгребная яма, а другой из сада. Если Кэт собиралась прийти на встречу, она бы, скорее всего, вышла через дверь в сад.
Время тянулось медленно. Дождь не переставал, и к тому же похолодало. После трудного дня я очень устал и был не в духе. Чем дольше я ждал, тем сильнее росло мое недовольство. Я пытался оказать Кэт услугу, но она даже не соизволила прийти на встречу, которую сама же и назначила.
Пока я взращивал свое раздражение так же прилежно, как мудрые люди взращивают сад, кое-что случилось.
Сначала внезапно послышался оглушающе громкий звук разбивающегося стекла.
А потом раздался женский крик.
Лестница была достаточно широкой для троих.
Даррел шел в центре, удерживая за руки Кэт и Элизабет. Элизабет перекинула свой плащ через руку, чтобы спрятать шкатулку с жемчугом. Они спускались медленно – прислужник Бекингема тяжело дышал и слегка покачивался, но Кэт отдавала себе отчет в том, что с человеком подобных габаритов тягаться бесполезно. Обе женщины едва доходили ему до плеча, а рука здоровяка напоминала ствол дерева.
Как назло, он шел справа от Кэтрин, а потому у нее не было возможности дотянуться до разреза в юбке, где находился карман с ножом. Но даже если бы она и могла это сделать, какой толк от маленького ножика? Он не способен защитить от Бекингема.
Один лишь король мог бы справиться с этим мерзавцем. Кэт вдруг поняла, что Марвуд с самого начала был прав: ей следовало обменять сведения о Бекингеме и Кромвеле на безопасность свою и мужа.
Господин Хэксби понятия не имел о происходящем беспределе. Даррел не позволил Кэт поговорить с мужем.
– Лучше сразу пойти со мной, госпожа, – возразил он, – и покончить с этим. Если старый джентльмен вас хватится, привратник скажет, где вы. А так вы только понапрасну растревожите супруга, если станете объяснять.
Может, в этом и был резон, но в любом случае Даррел не дал ей никакого шанса. Он даже не разрешил Кэт взять плащ и шляпу.
– В карете тепло, сами увидите. А если вдруг замерзнете, я одолжу вам плащ.
Однако на следующем этаже она услышала, как открылась дверь чертежного бюро, а затем раздалось знакомое шарканье.
– Сэр! – крикнула она, задрав голову. – Даррел увозит меня…
Здоровяк отпустил руку Кэтрин и зажал ей рот своей огромной ладонью.
– А ну заткнись! – пробухтел он. – Своевольная сука.
Они спустились с последнего пролета на площадку второго этажа. Кэтрин пыталась нащупать карман, но Даррел прижал ее к себе. Эфес его шпаги впился ей в талию.
Она глянула на холл внизу. Фибса не было видно.
Сверху послышалось какое-то быстрое движение. Должно быть, Бреннан спускается, подумала Кэт. По крайней мере, увидит, что тут творится.
Даррел остановился на площадке второго этажа. Он тяжело дышал, но было не понятно, по какой причине: то ли от усилий, то ли от злобы. Он обернулся к Бреннану.
Но это оказался вовсе не Бреннан.
Из-за поворота лестницы с верхнего этажа появился Хэксби.
– Что вы делаете? – спросил он голосом молодого человека; у него в руке была чернильница, и он потряс ею в сторону Даррела, разбрызгав чернила по ступеням. – Куда вы ведете этих леди?
– Эту я никуда не веду. – Даррел кивнул на Элизабет, которая вдруг любезно улыбнулась толстяку, словно он оказал ей услугу. – Просто предложил руку, чтобы помочь спуститься по лестнице. Но герцог хочет поговорить с вашей супругой, и именно к нему мы сейчас направляемся.
– В таком случае его светлость должен был спросить у меня разрешения, – сказал Хэксби, с трудом преодолевая последнюю ступень и пересекая площадку. – И если герцог человек чести, то должен был сделать это сам, а не посылать слугу. Но я бы в любом случае ему отказал. Оставьте даму в покое, грубиян! Я ее муж! Немедленно отпустите! Слышите? Или я заставлю вас это сделать.
Даррел послушался и отпустил Кэтрин. Он протянул руку, ловко отнял у господина Хэксби чернильницу и метнул ее в окно в конце площадки.
Старик весь побелел и затрясся, истощив запас внезапной энергии:
– Вы… вы…
Даррел одной рукой схватил его за ворот, а другой за пояс. Он швырнул Хэксби вниз по последнему пролету лестницы в холл.
Элизабет закричала. Кэт ринулась вниз к мужу.
– Похоже, бедный старый джентльмен оступился, – сообщил Даррел.
Звуки проникали в душный чулан под лестницей. Фибс хранил здесь свои пожитки, включая соломенный тюфяк, на котором спал. Сейчас он сидел на стуле и ковырял в зубах зубочисткой из слоновой кости, которую стащил у молодого человека, который раньше жил на втором этаже.
Звуки стали громче. Крики. Вопли. Кто-то побежал. Что-то упало.
Привратник догадался: что-то явно пошло наперекосяк. Они с этим типом так не договаривались. Даррел заплатил ему десять шиллингов. Взамен Фибс впустил Даррела в дом и разрешил подняться без доклада. Даррел пояснил, ему нужна госпожа Хэксби. «Ничего предосудительного, но будет лучше, если сделать все по-тихому. Отошли куда-нибудь посыльного, – добавил толстяк. – И скажи, чтобы в ближайшие два часа не возвращался».
Фибс сообщил ему, что в гостях у Хэксби сейчас госпожа Кромвель. Даррел ткнул привратника в ребра и ответил, что это не имеет значения. «Эта леди – наш друг, но все равно спасибо, что предупредил. Я могу спуститься с дамами, – сказал он с ухмылкой. – Мне нравится, когда дам две. Можешь запереть дверь, когда мы уйдем».
Однако кавардак в холле выходил за все мыслимые рамки, за такое даже десять шиллингов мало. Кто-нибудь обязательно спросит: а где был привратник, когда творилось все это безобразие? Ну ничего, можно будет сказать, что ему приспичило по большой нужде и он был в отхожем месте позади дома.
Фибс осторожно открыл дверь чулана и выглянул. Боже правый! Старик Хэксби лежал в холле ничком. Его жена стояла рядом на коленях. Даррел спускался по ступеням с лицом, почерневшим от гнева и похожим на маринованный каштан. Он волок за собой другую девку, ту, у которой славные сиськи. Лицо у нее было красное, словно у пьяной шлюхи, она визжала как резаная и больше не выглядела благородной леди.
Еще шаги наверху. Кто-то закричал.
Потом за спиной привратника со скрипом открылась дверь в сад.
Черт их всех побери! Фибс вернулся в чулан и плотно закрыл за собой дверь. Он как можно тише задвинул засов и заткнул уши.
Кэт?
Ничего толком не понимая, я как дурак ринулся к двери в сад. Мои башмаки хрустели на осколках стекла из разбитого окна наверху. Дверь была не заперта. Я нажал на нее, и она открылась. Я замер на пороге.
Две свечи горели рядом с парадной дверью в дальнем конце холла и еще пара свечей в смежном с ним коридоре. Я никого не видел, но слышал голоса.
Снова кто-то закричал, а затем раздался рокочущий мужской голос.
Чувствуя себя еще большим глупцом, я поднял трость и двинулся в холл. Там была Кэт. Я почувствовал облегчение, увидев, что она жива. Она стояла на коленях рядом с господином Хэксби, который лежал на боку у подножия лестницы. Халат, в котором старик ходил дома, распахнулся и расстелился по полу вокруг него. Тапки соскочили с ног. Я открыл рот, но ничего говорить не стал, ибо было уже поздно.
Кэт подняла голову. Она смотрела на что-то или на кого-то, кого я не видел. А через мгновение вскочила на ноги, зажав в руке маленький ножик.
Появился Даррел. Он замахнулся на нее. Но Кэтрин ловко увернулась от его руки и вонзила нож ему в бок, чуть выше талии. Он зарычал от боли и ярости. А затем ударил ее тыльной стороной ладони, и она отлетела в сторону.
Падая, Кэт наступила на что-то на полу. Послышалось бряцанье металла. Она потеряла равновесие и рухнула, стукнувшись затылком о боковую стену коридора. Вскрикнула и выронила нож.
Тут появилась еще одна женщина. Она побежала к двери мимо Даррела. Он схватил плащ, который был у нее в руках, и потащил незнакомку назад. Она заорала как безумная и стала колотить его по руке свободной ладонью, как делает ребенок в припадке истерики. Он ударил ее, и женщина замолкла. Она присела на корточки, закрыла голову руками и завыла. Даррел обернулся к Кэт, которая пыталась подняться на ноги. Он ринулся к ней.
Я скрывался в тени. Когда здоровяк поравнялся со мной, я выскочил и огрел его по голове тростью. Шляпа смягчила удар, но он все равно оказался достаточно сильным, чтобы остановить Даррела. Я схватил трость двумя руками и ударил его снова, в этот раз в лицо. Послышался хруст сломанного носа.
Даррел качнулся, стукнулся о стену и свалился на пол. Закрыл лицо левой рукой, чтобы защититься еще от одного удара. Протянул правую руку к Кэт.
Кто-то пронесся мимо меня и бросился на Даррела. Тот зарычал и изогнулся, пытаясь столкнуть нового участника драки. Я не знал его. Это был высокий тощий мужчина, который дергался на теле Даррела, как огромный паук. Казалось, он состоял из одних только ног и рук, и от него исходила страшная вонь.
На полу лежал маленький топорик. Я хорошо видел его в свете свечей. Я не стал гадать, откуда он взялся и что там делает. К этому времени меня уже ничто не удивляло, да и вообще было не до размышлений.
Высокий мужчина схватил топорик и ловко, с немалой силой опустил его на правое запястье Даррела.
Прислужник Бекингема завопил.
Все произошло моментально. Только что Даррел протягивал руку к Кэтрин и его кисть находилась в нескольких дюймах от женщины. Один миг – и вот уже кисть эта лежала отдельно от руки на полу. А из раны в сторону Кэт хлестала кровь. При таком освещении она была черная, как чернила.
Высокий незнакомец выронил топорик.
Вторая женщина перестала кричать и поднялась на ноги. Она была уже возле двери, сражаясь с запорами и болтами. Ей удалось открыть дверь, и в холл ворвался уличный шум. Она обернулась, нахмурившись.
Элизабет Кромвель, подумал я. Ну конечно, кто же еще.
– Отдай мне его, Кэтти, – велела она голосом твердым и надменным. – Оно мое.
Она указала на что-то, лежавшее рядом с неподвижной головой Хэксби. Маленькая кожаная шкатулка.
– Ничего ты не получишь, – сказала Кэт. – Убирайся!
Незнакомый мужчина издал высокий чистый звук, похожий на трель птицы. Он замахал длинными пальцами, словно хотел пододвинуть шкатулку к Кэтрин. Пальцы его говорили так же понятно, как если бы он изъяснялся словами: «Да, я даю это тебе, это твое, это подарок».
Элизабет бросилась к шкатулке и подняла ее. Повернулась и побежала. Но в дверях высокий мужчина схватил ее за руку и вырвал шкатулку. Она стала царапать его. Незнакомец оттолкнул Элизабет и выбежал на улицу.
Кэт склонилась над мужем.
– Он мертв, – констатировала она и обнаружила, что по ее щекам текут слезы.
Она глянула на Марвуда, который стоял на коленях рядом с Даррелом. Он не смотрел на нее. Даррел лежал на брюхе, словно выброшенный на мель кит, и стонал, тихо и монотонно. Марвуд обеими руками зажимал конец его правой руки, пытаясь остановить кровотечение. Отрубленная кисть лежала в нескольких дюймах рядом, под таким углом, что казалось, будто пальцы все еще тянутся к тому месту, где была Кэтрин.
– Ремень! – выкрикнул Марвуд, не поднимая головы. – Дайте мне какой-нибудь ремень! Или веревку!
Бреннан громко топал по ступеням последнего пролета лестницы. Он замер на месте, увидев сцену в холле.
– Быстрее! – велел Марвуд.
Кэт выдернула пояс из халата господина Хэксби. Он редко завязывал его, если только слишком мерз, и предпочитал носить халат свободным. Она протянула пояс Бреннану:
– Передай ему! – И снова повернулась к мужу.
– Закройте дверь на улицу! – скомандовал Марвуд, беря у чертежника пояс. – Заприте ее на засов.
Господин Хэксби лежал на боку. Рот открыт. Как и глаз, который был виден. Наверное, подумала Кэт, и второй глаз тоже открыт. Она дотронулась пальцами до века и опустила его. Когда Кэтрин убрала руку, веко тотчас поднялось, но не до конца, словно бы покойный супруг хотел подсматривать за миром, который покинул. Подглядывать за ней.
Кто-то барабанил во входную дверь.
– Мне нужно что-нибудь в качестве подложки, – сказал Марвуд. – Топорик подойдет.
Бреннан взял топорик и передал Марвуду. Марвуд велел ему зажать руку Даррела, пока он обматывал пояс вокруг обрубка, а рукоятка топорика позволяла обвязать руку плотнее.
«Пусть этот жирный дьявол истечет кровью и умрет», – подумала Кэт.
Через какое-то время Марвуд тронул ее за плечо:
– Нам нужно вывести Даррела наружу.
– У дома стоит карета. – Она подняла на него глаза. – Даррел сказал, там ждут двое мужчин. Это его помощники, наверное, стучались. Они могут забрать его в ад и там оставить. Если этот мерзавец останется здесь еще хоть на минуту, клянусь, я убью его.
Они гонятся за ним, как гончие за оленем в парке. Но Феррус бежит быстрее оленя.
В правой руке у него шкатулка. Его подарок леди. Он найдет ее. Леди улыбнется Феррусу, когда он снова отдаст ей шкатулку. Быть может, будет еще одна блестящая монетка и еще одна улыбка.
– Ого, вот так потеха!
Здесь мальчишки и подмастерья тоже, и хриплые ведьмы, и лающие собаки. Они загородили улицы, идущие от Ковент-Гарден, и Феррус вынужден бегать вокруг колоннады.
– У-у! – кричат они. – Ату его! Держите вора!
Феррус мчится как ветер вверх по ступеням церкви, за колонны крыльца. Он бежит вдоль длинной стены колоннады. сворачивает в аркады и ныряет между экипажами. Если быстро-быстро размахивать руками, они поднимут его с земли, и он полетит над крышами в Кокпит, где его ждут Пустобрех, конура и две монетки, два пенни.
– Хватайте его, ребята! Хватайте его!
Фонари и факелы освещают аркады. Внизу горят жаровни. В воздухе пахнет едой. Леди и джентльмены в ночи греют руки и смотрят. В центре колоннады открытый прямоугольник, огороженный цепями на низких белых столбах. Феррус перепрыгивает через цепь и бежит среди скоплений людей. Они расступаются перед ним. Они тычут в него тростями.
– Не хуже, чем в театре, – говорит какой-то мужчина, давясь от смеха.
В гонку вступает всадник. Он едет прямо на Ферруса, который виляет из стороны в сторону, чтобы не попасть под копыта. Его нога цепляется за цепь. Он спотыкается и ковыляет через мостовую к аркаде на другой стороне.
Бордюр возле арки – его погибель. Феррус спотыкается и падает. Шкатулка выскакивает у него из руки. И, стукнувшись о стенку арки, раскрывается. Из нее вываливается нитка с камешками.
Феррус ударяется о плитки под аркадой. Он перекатывается набок и вскакивает. Камешки светятся красным и оранжевым светом. Они рассыпаются. Камешки везде: под ногами, в канаве, под колесами проезжающей кареты. Некоторые угодили в жаровню. Кто-то кричит и пытается выудить их оттуда.
Феррус поднимает шкатулку. Она принадлежит леди.
– Ах ты, вор! – кричит мужчина. – Держите вора! Держи его, ребята!
Мальчик давит камешек каблуком и смеется. Мужчина хватает его за руку.
Феррус бежит. Машет руками. Он мчится все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее.
«Я лечу, как птица в ночи».
