Текст книги "Моя и только моя (СИ)"
Автор книги: Эмма Уотсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Глава 33
Прихожу в себя в кромешной темноте. Нет ни единого источника света. Глаза никак не могут перестроиться.
Я… умерла? Или еще нет? Щипаю руку, но пальцы проваливаются, натыкаясь (это я могу судить только по ощущениям) на бесформенную дымку. Я либо в коме, либо уже на том свете. Только какой-то он мрачный – этот «тот свет».
– Здесь кто-нибудь есть? Эй! Ау! – кричу изо всех сил.
– Наша, – шепчет кто-то рядом, отчего я вздрагиваю.
– Она наша. Наконец-то ты пришла! – начинают вторить другие голоса.
Противные. Они окружают. Отчего-то невыносимо страшно. Меня касается что-то ужасное, холодное. Потом еще и еще. И вот уже со всех сторон ко мне тянется что-то мерзкое, разрывая на части.
– Наша! Наша! – вопят вокруг.
– Отпустите! – кричу, хотя где-то в глубине понимаю – не отпустят. Отчаяние наполняет, словно кто-то вылил его из ведра.
– Живая, – слышится недовольное шипение.
– Не трогайте ее! – звучит откуда-то сверху, и меня мгновенно освобождают. – Не бойся! – голос вроде и строгий, но какой-то… мягкий. Не злой.
– Послушай…
Почему-то я понимаю, что это обращено ко мне. Сразу становится спокойно. На душе штиль. Такого Вселенского умиротворения я еще никогда не испытывала. Как хорошо…
– …видишь нить? Она соединяет тебя с телом. Как только связь оборвется, ты уже не сможешь вернуться.
Действительно, рядом вьется серебристо-голубая ниточка. Осторожно касаюсь ее: ленточка исчезает, затем появляется вновь.
– Сейчас ты не жива, но еще не умерла. Поторопись. Не успеешь – останешься здесь навсегда.
Что-то преграждает дорогу, опрокидывая вниз. Ужасная боль пронзает всю мою сущность, задерживаясь в ней, словно за что-то зацепившись. Она еще сильнее, чем когда я… умирала.
– Вставай, – кто-то осторожно поднимает меня. – Пойдем. Я помогу.
– Кто ты?
– Это неважно.
– Почему я тебя не вижу?
– Сможешь увидеть, только если нить оборвется.
При каждом шаге как будто раскаленные гвозди пронзают стопы. Почему так больно…
– Так всегда, – отвечает «спаситель», словно прочитав мои мысли.
– Останься с нами, – шипит отовсюду. Какие-то голоса змеиные, какие-то визгливые – от всех них веет могильным холодом. Судя по всему – в прямом смысле…
– С нами тебе будет хорошо. Мы тебя так долго ждали. Останься!
– Не слушай их. Иди, не останавливайся. Останешься с ними – разорвут.
Нить уже не растворяется в темноте, а сливается с ярким шариком, которым постепенно приближается, увеличиваясь.
– Это ты к нему идешь.
Где-то очень далеко слышится суета. С каждым шагом голоса становятся различимее, и вот я уже могу понять, о чем они говорят:
– Подключайте искусственную вентиляцию.
– Пульс в шесть раз ниже нормы.
– Пробуй еще.
– Не дышит.
Нить становится менее яркой.
– Осталось мало времени.
Шар резко сузился, забившись в судорожной пульсации, и я кидаюсь к нему, боясь опоздать.
– Доченька, ты должна жить, – слышится родной голос. – Давай, котенок, я в тебя верю.
– Мама! Мамочка, подожди, не уходи! Я иду! Я сейчас!
– Послушай, я знаю, ты меня слышишь, – звучит, как из громкоговорителя, – Тебе рано умирать, девочка. Ты должна жить!
Пытаюсь разобрать растущую преграду.
– Подождите! Я здесь! Я живая! Постойте! – кричу внутрь угасающего ореола.
Что-то с той стороны хватает пальцы и дергает к себе, протаскивая сквозь стену. Титаническая тяжесть придавливает многотонными плитами.
– Она смогла!
– Слава Богу!
– Получилось!
Нос обжигает холод силиконовой насадки, дышать намного легче. По мере возвращения сознания к реальности физические чувства не заставляют себя ждать: тело ломит и жжет, будто во мне проснулся Везувий.
Комната пускается в жуткий пляс: окружающие предметы сливаются в светло-серое пятно, сквозь которое невозможно что-либо разглядеть. Сознание ускользает так же неожиданно, как вернулось…
Прихожу в сознание в уже знакомой темноте. Неужели я все-таки не успела, но… нога! И не только она! Раны начинают рьяно пульсировать, как будто пытаясь нагнать то время, когда я ничего не чувствовала. И этой жуткой, невыносимой боли я сейчас рада больше всего на свете, потому что… я живу! Два заветных и таких простых слова. Я. Живу.
Ощущение возвращается медленно, как ползущая вверх улитка. Распахнуть глаза невыносимо трудно, словно кто-то веки свинцом накачал.
Едва приподняв ресницы, пытаюсь разглядеть очертания комнаты. Сердце замирает, а затем испуганно мечется в груди, бросаясь из стороны в сторону, от одной мысли, что я опять у НЕГО.
Спустя немереное количество времени все же удается полностью сбросить оковы послеоперационного сна, и с облегчением понять, что окружающее пространство – больничная палата, а не «тот свет» или, что еще хуже, Звериная тюрьма. Сколько, интересно, я спала после того, как пришла в себя?
Хлопает дверь – в палату входит пухленький, как пирожок, мужчина лет сорока с маленькими морщинками около губ и в уголках глаз.
– Я твой лечащий врач, Евгений Михайлович, – расплывается в добродушной улыбке, присаживаясь около меня. – Повтори, как меня зовут?
– Евгений Михайволич, – шепчу пересохшим губами, и только потом понимаю, что что-то не то… – Мивай… Ми-хай-ло-вич – произношу наконец по слогам. Говорить вроде не трудно, но язык заплетается, как во сне.
Снова улыбка.
– Молодец. Ну, я представился, а как зовут нашу прекрасную барышню?
– Майская Анна Константиновна, – говорю по привычке, оставшейся от многочисленных соревнований. Свои «данные» произношу без запинки. К общему удивлению.
– Анна, я Вам сейчас задам несколько вопросов, а Вы постараетесь мне на них ответить хорошо?
Киваю.
– Только можно на «ты»? – уточняю робко.
– Без проблем. Помнишь, где живешь?
Хоть я и понимаю, что это больница, что тут не знают про меня ничего, кроме того, какие у меня раны, и, возможно, откуда они взялись, но подозрение закрадывается незамедлительно. Сказать незнакомому человеку, пусть и врачу, где живу – для меня слишком. Хватило и того, что я настоящее имя с фамилией ляпнула.
Таки переборов не к месту взявшуюся паранойю, называю свой город.
– А кто твои родственники? – спрашивает снова. При этом вопросе сразу же вспоминаю о мамочке. – Если не помнишь, то так и говори – в этом нет ничего страшного, – успокаивает Евгений Михайлович. Про себя его отчество проговаривается легче…
– У меня мама в больнице. На Виноградной. Майская Вера Александровна. Она… как? – наивно задаю вопрос, хоть и понимаю, что этот человек меня-то видит второй или третий раз, откуда уж ему знать.
– Не знаю, Анечка, но уверен, что с твоей мамой все хорошо, – улыбается мне, и то ли от слов, то ли от такого простого жеста и на душе становится чуть спокойнее. – Я обязательно свяжусь с куратором больницы на Виноградной, и мы узнаем, как себя чувствует твоя мама, хорошо? – спрашивает по-доброму, и, получив утвердительный кивок, продолжает. – Ну вот, а теперь отдыхай и набирайся сил, – встает, собираясь уходить, но я вдруг решаюсь спросить.
– Евгений Михайлович. Я буду ходить? – заглядываю ему в глаза с надеждой увидеть там хоть крохотную искорку утверждения, и с удивлением замечаю, как разглаживаются на лице маленькие морщинки.
– Конечно, будешь!
– А с такой ногой разве ходят?
– Даже бегают!
– Правда?
– Ко мне, знаешь, какие приезжали, ой! Все им говорили, что они не будут ходить, а они брали и ходили!
Надежда возрождается. Из едва заметной искорки уже вырисовывается яркое пламя. Теплое. Согревающее душу.
– И прыгать, и бегать – все будешь!
***
– Где? – бросает отчим без приветствий, только появившись на пороге.
– Что?
– Где он тебя…
– Поранил, – заканчивает Стас.
– Много где, – бурчу, нахмурившись. – Как мама?
Оба мрачнеют.
– Мама… как? – повторяю, чувствуя, как немеет язык – Влад? – сердце заходится в истерическом стуке.
– Уме…
– Ушла, – перебивает Стас и, сглотнув тяжелый взгляд отчима, продолжает, – Из больницы. Ей лучше стало, – добавляет торопливо, напоровшись теперь на мой взгляд.
Врет. Или показалось? Да что я себя накручиваю, с мамой все хорошо! Ведь правда? Конечно, как же иначе!
– Вот вещи. Пригодятся, пока будешь здесь. Самое необходимое, – бубнит брат, ставя около кровати сумку.
– Сама разложит, не маленькая, – прерывает грубо отчим, когда брат начинает вытаскивать содержимое, – Пошли.
– Позвони мне, если что-то надо будет, – тараторит шепотом Стас и выходит следом.
Секунда – я остаюсь наедине со своими шмотками, которые, вздохнув, принимаюсь их разбирать.
Из одежды только два комплекта – пижама и «повседневка». Положили все, что могли вплоть до зубной щетки. На дне сумки нахожу свой любимый роман. В бумажном варианте!
Прижимаю книгу к груди, мысленно ликуя. Мое сокровище! Моя драгоценность!
Я давно хотела именно дорожный вариант, в мягком переплете, чтоб было удобно везде с собой носить и… да! Моя мечта исполнилась!
Незамедлительно открываю первую страницу, мгновенно переносясь в события начала двадцатого века.
Глава 34
Прочитав на одном дыхании страниц, наверно, сорок, чуть отстраняюсь от книги, растирая глаза. Рядом – на соседней кровати – девушка примерно моего возраста, что-то уверенно строчащая в телефоне, то хмурясь, то улыбаясь. Насколько зачиталась – даже не заметила, в какой момент она зашла.
Так, а вот встать мне все равно придется, как бы ни хотелось отсрочить этот… гхм… неприятный момент. Одно дело – не хочу, другое – надо. И именно это доказывает мой организм прямо сейчас.
Упираясь правой рукой в металлическую спинку кровати, помогая себе встать. Плавно опускаю стопу, пытаясь абстрагироваться от ноющей боли, разливающейся по телу с каждым микродвижением.
– Давай помогу, – подходит соседка по палате. Не успеваю даже пикнуть, как она по-боевому запрокидывает мой левый локоть себе на шею.
– Ффф…
– Что с тобой?
– Давай с другой стороны, – цежу сквозь стиснутые зубы.
– Ой, да, конечно, – тараторит, осторожно беря другую ладонь и подхватывая сбоку. – Прости, я не знала.
Ведет терпеливо. По крайней мере, мне так кажется. Стараюсь наступать мягко, но полностью заглушить боль все равно не удается.
А если она не будет ждать меня? Конечно, самое время об этом думать! Сейчас мне главное добраться, а там посмотрим. Да хоть в одну сторону довела и на том спасибо. Кому такая обуза нужна…
Тем не менее,
Когда я выхожу, девушка стоит около стены, листая что-то в телефоне.
– О, ты уже? Давай сюда, – подходит, заметив меня, с зубным скрежетом опирающуюся на стену.
– Катя, – протягивает руку, заботливо укрыв одеялом, когда мы добрались.
– Ли… Аня, – мысленно махнув, слегка пожимаю ее пальцы. Все равно здесь уже знают мое настоящее имя. – Спасибо тебе.
– Если хочешь… я… буду помогать, – предлагает смущенно. – Ну, там, дойти куда-то…
– Спасибо.
– Мне не сложно, а тебе это… ну…
– Важно, – подсказываю.
– Угу.
Дальше каждый отвлекается на свое. Катя утыкается в смартфон, я – в книгу.
– Кошмар! – возглас вырывает из атмосферы чтения.
– Что такое? – отвлекаюсь сразу же.
– Да вот, по всем новостям:
«Стало известно местонахождения одного из крупнейших работорговцев нашего века. Базу накрыли. Тем не менее, самому главному преступнику удалось скрыться. Освобождено пятьдесят семь человек, трое ранено, один находится в тяжелом состоянии, остальные пострадавшие отделались испугом. Сейчас с ними работают психологи»
Предчувствие противным червячком закрадывается внутрь, но я усердно отгоняю навязчивые мысли.
– О, вот следующая:
«Несколько дней назад была обнаружена база…» тра-ля-ля, это мы все знаем… «…бандиту удалось скрыться…» так, понятно, – комментирует, пролистывая. – О, вот, новое! ««Состояние двоих пострадавших удовлетворительное», – сообщают врачи. Одна из жертв «черного бизнесмена» – девушка, находившаяся в тяжелом состоянии, пришла в себя. Сейчас ее жизни также ничего не угрожает. По некоторым данным, она вспомнила свое имя и адрес, однако эта информация пока не подтверждена. У пострадавшей пулевые и ножевые ранения».
Подозрения с каждым словом лишь подтверждаются. Вцепляюсь в простыню, словно этот жалкий лоскут способен удержать ускользающее сознание.
– Капец, блин, что делается! Бедняжка! «…бандит по прозвищу «Зверь»».
– З-зверь?
Страх… нет, больше!.. животный ужас пронзает током с ног до головы.
– Мгм. Так, удалось скрыться… блин, из пустого в порожнее, друг за другом копируют! Ань, с тобой все хорошо? – обеспокоенно поворачивается ко мне. – Ты бледная какая-то.
– Да нет, все… все нормально. Ты с чем лежишь? – меняю тему, чтобы не вдаваться в еще не отступившие воспоминания.
– Ай, там со спиной. Сто лет назад еще было. Компрессионный и пару ушибов, – отмахивается, как будто это пару синяков, а не переломы. – Я на реабилитации. В том корпусе мест не хватило, вот меня сюда и перевели. А ты с чем? – задает аналогичный вопрос.
– Да, неважно. Долго рассказывать, – отвечаю уклончиво.
– Как хочешь, – пожимает плечами.
Горло словно веревками перетянуло, не получается выдавить ни звука: сделаю хотя бы вдох – обязательно разревусь.
Я уснула. Точнее, сейчас-то уже проснулась, однако успела основательно задремать.
Кто-то осторожно трогает за плечо.
– Ты спишь?
– М-м.
– Тут ужин принесли, – шепотом осведомляет Катя. – Где твои тарелки?
– В тумбочке стоят.
Скрипит выдвигаемый ящик, легонько звенит посуда – шаги удаляются.
– Можешь кушать, – доносится вместе тихим «дзиньк».
Приподнимаюсь, стараясь не сделать лишнего движения. Аккуратно сажусь, бросаю взгляд вбок. На ужин пюре и какое-то подобие салата – кажется, винегрета.
– Сидишь, носом ворочаешь! Не нравится – не ешь! – отчитывает внутренний голос.
Пересиливая себя, впихиваю в желудок порцию затвердевшей картошки и совершенно безвкусного ватного салата.
Надо бы переодеться. Катюша как раз ушла. Не хочу, чтобы кто-то еще знал о шрамах… даже она.
«Помогла, да, спасибо. Но это знать ей совершенно необязательно», – думаю, с горем пополам стягивая футболку. И уже, когда собираюсь напялить свежую, оглядываюсь на приглушенное «ой».
За спиной стоит Катя, перепугано разглядывающая рубцы на моем теле.
– Отвернись! Пожалуйста, – прошу уже мягче.
Торопливо кивает и отводит взгляд.
– Тебе… помочь? – все же отзывается на продолжительную возню.
– Не надо, я почти все, – поправляю одежду снизу, откидываясь назад. – Все, Катюш.
Соседка проходит к кровати, уставившись в пол. Словно боится посмотреть на меня.
– Я на тебя накричала. Прости… Я…
– Ничего, не переживай, – наконец-то отрывает взгляд от колен.
Молчит, но я вижу, как хочется ей спросить, откуда это.
И я молчу, ибо не знаю, как об этом сказать. Рассказывать все? Снова вспоминать. Частично?..
Только пока я размышляла, с языка слетели совершенно другие слова:
– Там в статье… которую ты читала. Это… про меня.
Катины глаза мигом расширяются до размера двух блюдец.
– Про… тебя??
– Да. Только, пожалуйста, ничего не спрашивай про него. Я имею в виду про… вообще про все это. Пожалуйста. Я, когда смогу… если смогу… сама расскажу. Ладно? – добавляю, чувствуя, как противный ком в горле нарастает.
– Хорошо, – быстро кивает.
Глава 35
– Как чувствуют себя выздоравливающие?
– Все отлично, Евгень Михалыч! – бодро заявляет Катюша.
– А у нас как дела? – обращается главврач ко мне.
– Уже получше.
Именно таким я и представляла себе доктора в детстве: круглый, как пончик, слегка неуклюжий и очень-очень веселый, постоянно рассказывающий анекдоты и отпускающий бесконечный поток смешных до коликов шуток. И как он их все только помнит!
– Улыбаемся, значит, действительно хо-ро-шо, – проговаривает по слогам, садясь около меня. – Так, что у нас здесь, – немного оттягивает лямку футболки, – ага. Сиди, сиди, я сам посмотрю. О, да ты молодец, на поправку идешь!
Тщательно, в то же время осторожно и быстро осмотрев меня в буквальном смысле со всех сторон, врач выносит вердикт:
– Нужно потихоньку начинать гулять, только по лестнице лучше не спускаться – пока еще тяжело будет.
Время до обеда проходить, как обычно. Катюша уходит на свои процедуры и не возвращается около часа, а я спокойненько читаю «Капитанов».
– Обед, кажись, катят, – Катя вышмыгивает в коридор и тут же возвращается с довольной мордашкой. – Макароны с сосисками, ммм. Хоть что-то они тут готовят нормально, – хихикает, беря посуду. В три «захода» тарелки оказываются на столе, и девушка подходит ко мне.
Спускаю ноги.
– Да ты тут уже и без меня хозяйничаешь! – улыбается, увидев, что я приготовилась встать без помощи.
– Ага.
– Так, давай, – одевает мне на ноги резиновые тапки и помогает встать. – Ага, вот, молодец! – подбадривает после каждого сделанного мною шага.
Помогает опуститься на табуретку. Стол моя «однопалатница» заранее отодвинула так, чтобы мы сидели друг напротив друга.
– Приятного аппетита!
– Спасибо, и тебе.
– Суп, кстати, вкусный, – резюмирую, доев свои порции. – И макарошки тоже.
– Ага, согласна! Так, я сейчас тут быстренько все помою, и мы с тобой сходим погуляем. И не спорь, – добавляет торопливо, наткнувшись на мой вопросительный взгляд. – Я сама слышала, как глав тебе гулять сказал.
– Совершенно не отрицаю, просто сама не дойду.
– А я тебе для чего?
– Ты и так со мной возишься, как с…
– Ой, перестань, а? Вожусь я с ней. Да если б не ты, я б тут совсем скисла от скуки! Две недели сидеть безвылазно, чокнешься!
Берет тарелки и убегает в к раковине, прихватив губку. Покорно остаюсь ждать на табуретке.
– Тэк-с, ну вот. Это ваше, это наше, – расставляет посуду на тумбочки. – Тебе книгу взять или телефон?
– Давай книгу.
– Окей. Давай выдвигаться.
– Какая ж я улитка! – восклицаю, когда мы уже сидим на ближайшей лавочке в больничном парке. – Сколько времени?
– Без двадцати два.
– За двадцать минут я прошла от силы сто метров. М-да уж.
– Как можешь, так и идешь, – подбадривает Катюша.
– Да тебя задерживаю…
– Ань, ну опять ты за свое! Куда ты меня задерживаешь? На кровать? Я и так до дыр ее протру, не волнуйся, – смеется. – Все в полном порядке! Ой, смотри, кино снимают! – почти взвизгивает, указывая пальцем на главный заезд в поликлинику.
– Камер сколько!
– И народу!
– Слушай, а, может, это журналисты? – пропускаю догадку.
– Пфф, делать им нечего, по всяким захолустьям разъезжать, – фыркает она.
– Я б не сказала, что наш город – захолустье, – возражаю, вглядываясь в шумную толпу.
– Ну, это я могла и перегнуть. Суть ты поняла.
– Суть-то поняла, только зачем им микрофоны, если они фильм снимают? – продолжаю настаивать на своем.
Кто-то из медперсонала проходит мимо группы режиссеров-журналистов. Его (или ее, издалека не разглядеть) тут же облепляют со всех сторон, практически загораживая проход.
– Интересно, чего они у нее спрашивают, – с интересом шепчет Катя.
Опрашиваемый «кто-то» поворачивается, словно ища кого-то взглядом, и затем как-то неопределенно машет рукой. Сзади никого нет, на кого она могла бы указать…
– В нашу сторону, что ли, махнула? – удивляется новая знакомая.
– Мне тоже показалось, что сюда.
Надеюсь, это не по мою душу…
Однако опасения лишь подтверждаются, когда все двенадцать или пятнадцать, сколько их там, человек наперегонки пускаются к нам. Я понимаю, что это могут быть ЕГО люди, которые представились журналистами только ради получения «пропуска». Они приехали, чтобы забрать меня…
Внутри что-то надламывается, разделяя внутренний голос на две части: Надежду, утверждающую, что это обычные люди, и вторую – параноидальный Здравый Смысл, подсказывающий, что нужно «делать ноги».
– Было б куда их делать! – тут же влезает еще одна неопознанная составляющая.
Разнообразные мысли обрушиваются на сознание ледяным потоком похлеще ливня.
– Почему их так много?
– Чтобы не вызывать подозрения.
– Им бы не составило труда просто окружить больницу, выставив какой-нибудь ультиматум, к чему весь этот театр? – продолжает Надежда.
– Может, он лишился поддержки, и теперь вынужден брать хитростью? – настаивает Разум.
– Как они узнали, что я здесь?
Сейчас жалею только о том, что все старания при возвращении были напрасными…
– Здравствуйте, мы журналисты из проекта… – начинает представляться первый, но второй его опережает.
– Добрый день, значит, это Вы стали жертвой небезызвестного «черного бизнесмена»? – обращаются сначала к Кате.
– Ну… эээ, – косится на меня.
– Это я, – разрешаю немой вопрос.
Голова идет кругом от количества камер, микрофонов, в одно мгновение направленных в мою сторону. И заодно людей, обернувшихся сюда же. Когда-то в детстве я хотела стать знаменитой (покажите мне человека, у которого не было такой мечты!), вот, пожалуйста: получите и распишитесь.
– Как Ваше самочувствие?
– Уже получше, спасибо, – вежливость все-таки никто не отменял.
– У нас есть неподтвержденная информация, что Вы вспомнили свое имя и имена родственников.
– Да.
– Как Вас зовут?
– Анна, – ограничиваюсь на этот раз лишь полным именем.
– Сколько дней Вы находитесь на лечении?
– Два.
Вопросы градом сыплются со всех сторон, приходится отвечать чуть ли не междометиями. Им как будто важнее побыстрее все свои вопросы позадавать, а не получить на них ответы.
– Что говорят врачи по поводу Вашего выздоровления?
Нашли у кого спрашивать!
– Это лучше уточнить у них, так как навыками телепатии я не обладаю, – перевожу в шутку.
– Сколько дней Вы пробыли в плену?
– Анна, Вы пытались бежать? – тараторят, перебивая друг друга.
– Очень важный вопрос, который беспокоит, пожалуй, нас всех, – набрасываются, словно сорвавшиеся с цепи собаки. – Что Вы чувствовали, когда Вас в буквальном смысле вернули с «того» света?
Они вообще понимают «границы»?! Похоже, что нет!
Уже собираюсь обозначить правила приличия, когда… следует удар под дых:
– Скажите, а вы видели самого Зверя лично?
В глазах темнеет. Упираюсь обеими руками в скамью, не чувствуя боли.
– Аня! Аня, тебе плохо?
– Анна, с Вами все в порядке?
– Вы так и не ответили на мой вопрос!
– Кать, отведи меня обратно. Отведи, Кать, – прошу, чуть не плача.
– Хорошо, пошли. Дайте пройти!
– Вы так и не ответили…
– Человеку плохо, не видите, что ли?! – зло бросает моя защитница.
Журналюги немного расступаются.
– Так все-таки, вы видели «черного бизнесмена»? Может, Вам даже удалось с ним поговорить? – самый настырный не отстает ни на шаг.
Могут ли жалкие несколько букв со всей стегануть по нервам? Оказывается, да. Крепче сжимаю Катину ладонь, и ускоряю шаг. Боль ужасная, но слышать все, что творится позади – еще хуже.
– Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы! – голос дрожит, почти срываясь на крик.
«Тем более на этот», – добавляю про себя.
– И все же…
– Если Вы прямо сейчас не оставите нас в покое, я не успею ее довести, она может умереть прямо здесь, а Вы, – тыкает пальцем прямо на этого идиота, плюнув на приличия, – отправитесь за решетку, перед этим продав последнюю камеру для оплаты морального ущерба!
В другой ситуации я бы расхохоталась, насколько серьезно и угрожающе Катя это произнесла. В другой ситуации… Не сейчас.
Сейчас я боролась. С болью, тошнотой, с собственной персоной – чтобы дойти, а самое главное – отогнать упорно всплывающий в перед глазами образ.
– Не слушай их, – горячий шепот щекочет ухо. – Всякую чушь несут, не слушай.
То ли Катины слова подействовали, то ли я сумела абстрагироваться, но возгласов сзади больше не последовало.
Более-менее прийти в себя удается только в палате.
– Как ты? Водички принести?
– Не, нормально.
Врушка. Какая же я врушка…
– Спать чего-то хоч-чется, – не удерживаюсь от зевка. Несчастное сознание, выдержавшее эмоциональный штурм, сигнализирует красной лампочкой: с него хватит.
– Так ляг поспи.
– День ведь, – тяну скептически.
– И че теперь? Хочется – значит, надо. Ложись.
Принимаю горизонтальное положение, не без труда затащив ноги на кровать. После характерного звука задергивающихся штор в палате темнеет:
– Спасибо… – последнее, что слетает с губ, прежде чем я проваливаюсь в приятное забытье с оттенком горечи всплывших воспоминаний.
– Где она? Я спрашиваю. Где. Она? – кричит кто-то, вырывая из сонного царства.
– Чего ж так орать, – сонно бормочет Катя, накрываясь с головой одеялом.
Глухие шаги эхом разносятся по коридору, становясь все громче. Дверь резко распахивается, и я зажмуриваю глаза, потому что это лучший способ не видеть… Зверя.
– Берите.
Слегка приподнимаю веки, чтобы контролировать ситуацию, хотя… чем мне это поможет?
– Стой! – приказывает кому-то и подходит. Касается плеча…
Сердце ухает в пятки, подскакивает к горлу, и вновь проваливается, забиваясь в какой-то дальний угол.
– Пойдем со мной, мелкая. Я ведь знаю, что ты не спишь, – тихо, спокойно и даже… ласково.
В коридоре кромешная тьма. Его лицо освещает лишь бледно-голубой лунный свет, добавляя схожести с вампиром или оборотнем.
Громкое мычание и возня на соседней кровати заставляют распахнуть глаза, плюнув на предосторожность. Одной рукой ОН обхватывает Катю, стаскивая на пол, другой накрывает рот. Рывком поднимает на ноги, стискивает шею. Новая жертва брыкается, пытаясь вырваться. Силы не равны…
Зверь сильнее.
Слишком.
Катюша не казалась мне раньше слишком маленькой. По сравнению с НИМ она хрупкая куколка, от которой можно избавиться одним щелчком…
– Не трогай ее! – кричу, забывая про свою безопасность.
– Или ты идешь со мной, или я ее придушу, – выносит приговор ледяной тон.
Катя смотрит расширенными от ужаса глазами. Слезинки стекают по щекам, мягко капая на чужую руку.
– Отпусти ее, я… пойду, – шепчу, сглатывая комок слез. Потому что понимаю – Зверь не шутит. – Только отпусти.
Вцепилась тоненькими пальчиками в чужое запястье с крохотной искоркой надежды освободиться. Бесполезно – на собственном опыте понимаю.
– Вставай!
– Помоги мне. Я даже ходить не могу самостоятельно. Думаешь – смогу убежать?!
Катя взвизгивает и бьется, как птичка в силах.
– Ты, кажется, знаешь, что я по два раза не повторяю.
– Подожди, не надо! Я… сейчас встану.
Стиснув зубы, приподнимаюсь на локте. Что-то наваливается сверху, не давая даже сесть.
– Быстрее! – рычит он, отступая в темноту.
Делаю еще одну попытку – то же самое. Что-то мешает, и я не пойму – что.
– Ты опоздала, – доносится из тьмы.
– Не делайте этого! Прошу! Пожалуйста!
– Поздно.
– НЕТ!!!
Яркий отблеск слепит глаза, вынуждая зажмуриться. Против воли распахиваю веки и вижу перед собой… Катю.
– Ты чего верещишь-то, елки-палки?! Снотворного захотела?! – отчитывает меня громким шепотом.
– Катя?
– Нет, блин, дядя Ваня! Я тя спрашиваю, ты че орешь посреди ночи, как недорезанная?!
– Он… он… ничего тебе не сделал? Где он? – заглядываю в дальний угол палаты. Никого.
– Кто?
В душе поселяется спокойствие. Пусть она шипит на меня, ругает, на чем свет стоит, пусть! У меня нет ни капельки обиды или злости, потому что на ее месте я бы вела себя точно так же. С ней все хорошо – это самое главное. Весь ужас, за какие-то пару минут обрушившийся на сознание гигантской волной, сейчас отступает, унося остатки волнения.
– Катя… Катюша… – тянусь руками к ее лицу, привставая.
– Да лежи ты, блин! Что за силища в тебе ночью просыпается, не удержишь! – слегка толкает меня в грудь, отсекая попытку подняться. – Кто он-то?
– Приснилось мне. Приснилось, – выдыхаю облегченно.
Она кивает, ничего не расспрашивая. Отправляется к себе и вдруг останавливается, как будто в раздумье. Решительным шагом подходит к спинке кровати, дергая ее на себя.
– Ты что делаешь?
– Сейчас!
– У тебя спина! – испуганный шепот переходит в тихий визг.
– Да подожди ты! – шикает, продолжая отодвигать.
Снова подходит к изголовью и в освободившееся возле стены место проталкивает тумбочку, на которой – «яркая» вспышка, что меня разбудила, то бишь ночник.
Закончив двигать кровати, сооружив одно спальное место из двух, плюхается на подушку, придвигаясь ко мне.
– Давай руку, – берет мои пальцы, подкладывая их себе под щеку. Как ни странно, становится спокойнее.
– Только не выключай свет.
– Не буду. Спи.
Прикрываю глаза, чувствуя, как сладкий сон снова манит в свои объятья.
