Текст книги "Лики женщин"

Автор книги: Эмма Буяльская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Миша уже закончил обучение в театральной студии, что давало ему право работать актёром, но полностью реализовать себя в ТЮЗе он не мог, не задевая ничьих интересов в уже давно сложившемся актёрском коллективе, и он от этого начал было страдать, потому что не видел выхода. Как зачастую бывает, творчески одарённые люди не могут преодолевать реальные трудности, особенно связанные с административными, чиновничьими кругами, которые иногда даже бывают более неразрешимыми, чем отсутствие талантов. А с такими проблемами шутя разделывался Наум, гениальный администратор. Не в том смысле, что он сам что-то организовывал. Он просто знал, как, когда и чем можно воздействовать на эти пресловутые административные органы, чтобы заставить их эффективно работать, и не просто функционировать, а работать выгодно для заинтересованных лиц.

-Нужно для Миши новый театр открыть, – сказал Наум. Но в городе практически не было для этого необходимого пространства: три академических театра, ТЮЗ, кукольный, в каждом районе театральные коллективы при Домах культуры и Домах пионеров... А каждый театр – это государственное финансирование. И всё-таки театр открыли. Всё придумал и рассчитал Наум. Бестолковая организация, придаток коммунистических комитетов, ЦК комсомола имел свои средства от членских взносов. Комсомол выступит с инициативой открыть молодежный театр. Правительство инициативу поддержит и даст задание городу выделить необходимое помещение. Финансирование за счёт ЦК комсомола. Остальное – дело техники.

Театр открыли, он сразу стал заметным и знаменитым не только в республике, но и во всей стране. Это стало престижным в определенных кругах – попасть на спектакть этого театра, но не всем это было доступно – на кассе висело постоянное объявление: билетов нет.

Миша уже имел звание Заслуженного артиста, преподавал в театральной студии и часто при приеме абитуриентов вспоминал свою попытку поступить в театральный ВУЗ; теперь уже он должен был решать судьбы без сомнения талантливых претендентов на эту профессию, теперь уже он отвергал притязания красавицы-девочки под предлогом того, что у неё плоское лицо, хотя кроме него этого никто не видел.

У Оли было единственное серьёзное увлечение – биология. Но после окончания Университета она не стала работать по специальности. Преподавание биологии в школе не привлекало её, а по поводу серьёзной научной работы она говорила, что в её жизни на первом месте муж и дети, поэтому она не имеет возможности заняться своей любимой биологией так, как ей хотелось бы, но чтобы это не было в ущерб семье. Дома у неё была прекрасная библиотека по биологии, со всеми новинками, статьями, рефератами, Оля всё это жадно прочитывала, восхищалась удивительнейшими открытиями в своей любимой науке и по-хорошему завидовала тем, кто целью своей жизни выбрал служение этой Великой Богине Биологии, как она называла эту науку о жизни.

Зато у неё была масса других интересных дел, может быть, более прозаических, но тем не менее увлекательных. Домашнее хозяйство вести ей было несложно, потому что ей постоянно продолжали помогать две женщины. Одна поддерживала в доме идеальный порядок, другая работала с детьми – играла с ними, провожала в детский сад, потом в школу, оставалась с ними дома, когда Наум с Олей выходили из дома на такие мероприятия, где не было детей. Готовить еду она любила сами. Помощницы Оли долго у них не задерживались, потому что она разбиралась с ними как со своими родственниками, которые по каким-причинам попали в полосу невезения. Она таких и подбирала, в прямом и переносном смысле.

Однажды, например, они с Наумом ехали по узенькой улочке старого города в два часа ночи. Наум сидел рядом с шофёром, она почти засыпала на заднем сидении. Вдруг на очередном повороте шофёр резко затормозил: крошечную улицу, где могла проехать только одна машина, запрудила толпа мужчин разного возраста, разъярённых, орущих, и, как Оля сразу поняла, с кем-то расправляющихся. Автомобиль, сигналя, медленно продирался сквозь толпу, и Оля вдруг увидела, что избивают двух мододеньких девчушек, лет по 17-18. Ни секунды не раздумывая, она открыла дверцу машины, которая проезжала как раз около девочек, затащила одну в машину за руку, вторую затянула подружка, и шофёр, мгновенно сориентировавшись, рванул автомобиль вперёд, за следующий поворот, благо толпа рассеялась и расступилась от непрерывного сигнала клаксона.

Через 10 минут они были дома, и Наум только спросил их:

– Вы понимаете, что вас чуть не убили?

Перепуганные, избитые девчонки молчали. Утром они рассказали Оле свою историю. Жили в деревне в России. Закончили школу. Оставаться в деревне не хотели, да и работы в деревне не было. О дальнейшей учёбе даже не думали – где им после деревенской школы куда-то поступить, когда во все ВУЗы бешеный конкурс. А тут в деревню заявилась девушка из райкома комсомола с предложениями поехать на работу по комсомольским путёвкам – своего рода организованный набор рабочей силы для неквалифицированной, плохо оплачиваемой, непрестижной тяжёлой работы, которой пренебрегали местные жители. Но это была возможность вырваться из колхоза, где был принудительный труд с горе-натуроплатой за трудодни. По комсомольской путёвке оплачивалась дорога, давались подъёмные, гарантировалось общежитие и возможность получения специальности. А самое главное – они получали паспорта, которые колхозникам обычно не выдавали, чтоб не разбежались все.

Девочки выбрали текстильный комбинат, понятия не имея о работе, которую им предложат. Поезд прибыл к месту назначения вечером в пятницу, назавтра и послезавтра в комитетах комсомола, городских и районных, выходные дни, никто их не ждал и не встречал. Они стояли на вокзале со своими чемоданами в незнакомом огромном городе и не знали, куда им податься. На них сразу обратили внимание местные парни, которые подрабатывали на вокзале, чем придётся. Таких северянок с России, натуральных блондинок, красивых доверчивых дурочек, они называли мясом.

Девочки мужским вниманием избалованы не были: почти все парни после армии старались в деревню не возвращаться, а тем, кому пришлось в деревне остаться, пили по-чёрному от тупой безысходности, едва доживая до сорока лет. Поэтому девчонки просто остатков разума лишились, когда к ним подошли два парня, тёмноволосых, с чёрными усиками – ну, просто предел девичьих мечтаний. По предельно простенькой модели поведения с такими девицами они вроде бы заботливо поинтересовались:

– Девочки, у вас какие-то проблемы? Может, мы сможем вам помочь?

Они доверчиво всё рассказали и спросили, как доехать до райкома комсомола. Парни были просто в восторге. Местные девушки без всякого сомнения оставили бы их без внимания – в лучшем случае, а то и послали бы, куда подальше. А тут они могут изобразить из себя героев-спасителей. Девочкам предложили до понедельника переждать у их мамы, и они заполночь оказались в старом городе, где с ними безнаказанно могли делать, что угодно. Их сразу увидела бабушка, которая вышла подышать свежим воздухом во двор – ночи были такие душные, что не уснуть. Она стала истошно вопить:

– Вайдод! Вайдод! Убили! – это традиционный местный призыв на помощь. Сбежались сразу все сыновья, которые по обычаю жили с родителями в одном дворе, внуки, родственники, соседи, и, не разбираясь ни в чём, стали расправляться с девушками. В общем-то, они спасали своих придурков, готовых на преступление. Ну, и агрессию свою безнаказанно реализовывали. Безнаказанно, потому что даже если бы насмерть забили этих искательниц приключений и в речку сбросили, никто искать бы их не стал. А знаменитое восточное гостеприимство – это не для этого случая. Одним словом, восток – дело тонкое.

Девочки до понедельника прожили у Оли с Наумом. Оля времени не теряла и, как могла, рассказывала им, что реально их ожидает, всё время подчеркивая, что вся их дальнейшая жизнь зависит от того, что они для себя выберут и как твёрдо будут этого выбора держаться. Наум уже в субботу нашёл нужных людей, которые позвонили в местное отделение милиции и твёрдо пообещали разогнать всю их «контору», если в тот же день девочкам не вернут их вещи. Вернули, правда, только документы, а, в общем-то, всё остальное их колхозное добро было и не нужно. О пропавших деньгах никто даже не вспомнил, настолько мизерная сумма была у них на двоих. Раны зализали, испачканную и разорванную одежду выбросили, одели-обули и в понедельник отправили в райком комсомола.

Девочек приняли ученицами на текстилькомбинат, дали общежитие – две койки в шестиместной комнате, где они могли поселиться через неделю, и подъёмные – слава Богу, что райком комсомола при выезде выдавал только проездные и суточные. Выжить при таких условиях можно было только при очень крепком характере: ученической стипендии хватало только на хлеб, на подъёмные они смогли приобрести только самое необходимое, и это необходимое у них сразу украли. Даже не украли – просто взяли; такие нравы царили в общежитии: все могли в открытую взять, одеть, использовать всё, что угодно, всё, что нужно. Это было, наверное, одним из условий выживания.

Но над ними взяла шефство Ольга, причём обращалась она с ними, как со своими детьми: полная самостоятельность, никаких жалоб и надежд, что кто-то поможет. Начала она с того, что сказала им:

– Вы, конечно, любите и знаете сказки. В сказках часто золотая рыбка или джин, или ещё какое-то волшебное существо предлагает исполнить три желания. Я вам предлагаю определить шесть своих желаний. И не думайте, что это так просто. Жизнь такая волшебница, что все желания исполняет. Ой-ой, как точно нужно знать, что ты хочешь на самом деле.

К этой её работе с девочками подключились дети, с которыми она постоянно упражнялась

в этой игре . Сын, прыгая от нетерпения, просил:

– Мамочка, ну можно я расскажу им анекдот?

И, наконец, получив разрешение, быстро, как хорошо заученное стихотворение рассказал:

В пустыне умирает от жажды чернокожий мужчина. Он из последних сил ползёт по песку, и вдруг ему под руку попадает кувшин. Он открывает его, чтобы найти в нем воду, а оттуда появляется джин, который за своё освобождение предлагает исполнить три желания. Мужчина сказал, что он хочет, чтобы было много воды, чтоб он стал белым и чтоб было много женщин. Джин исполнил все его желания: он сделал его белым унитазом в женском туалете. Он белый, воды и женщин много.

– Чтобы помочь вам, дочка даст вам схему для определения желаний: какой вы хотите быть на физическом уровне, каким вы хотите своё «Я», как вы хотите построить отношения с близкими людьми, какой социальный статус хотите вы иметь, какие жизненные принципы вы выбираете и какой вы хотите чувствовать, ощущать, воспринимать жизнь. Хорошо подумайте, чего на самом деле вы хотите получить от жизни в ближайшее время и лет так через пять, и на двух листочках это напишите – чётко, кратко, точно, чтоб не получить белый унитаз.

Девочкам сначала показалось, что это легко и просто – написать, что они хотят. Свои желания они сформулировали почти одинаково:

– хочу быть молодой и красивой;

– хочу иметь богатого мужа, и чтоб он был любящий и щедрый;

– хочу помогать людям;

– хочу два раза в год по месяцу отдыхать на Чёрном море и в Прибалтике … и т.д.

Но эти желания очень быстро стали им самим казаться тем самым унитазом под градом вопросов Ольги и детей. А сделает ли вас счастливыми молодость и красота, которыми вы не обделены, если будут при этом какие-то болезни? Что такое богатый муж? У него состояние, или огромная зарплата? А если он богатый, любящий и щедрый, но садист, или от него нельзя родить, или он преступник и убивает людей? Чтобы исполнить ваше желание помогать людям, сколько таких людей, бедных, больных, немощных, должен создать Господь Бог, потому что нормальные, здоровые люди в вашей помощи не нуждаются? Не затошнит ли вас от Черного и Балтийского морей, если вы по месяцу будете отдыхать неизвестно от чего?

Только через два дня непрерывной работы они смогли более или менее определить, чего же на самом деле они хотели: быть и чувствовать себя здоровыми, молодыми и красивыми; принимать и любить себя, быть уверенными в себе, спокойными, цельными (это слово им подсказала Ольга); обе хотели иметь счастливую семью и детей; на-равных общаться со всеми; одна хотела стать технологом швейного производства (они с мамой обшивали всю деревню), а другая – экономистом (эта просто «видела» потоки перемещающихся денег) – оба факультета были в текстильном институте, куда они могли поступить без конкурса согласно комсомольским путёвкам. Жизненными принципами они выбрали честность, полную ответственность за себя и свои поступки, за свой выбор во всём, принятие всех людей такими, какие они есть; и, конечно, Любовь, без которой никто из этой компании не представлял себе жизни. Если они всё это претворят в жизнь, жизнь будет любить их, а они будут счастливы в этой жизни.

– Просите – и вы всё получите. Об этом написано ещё в Евангелии от Луки, – такими словами завершила эту работу Ольга.

Девочки всё получили. Через три месяца, когда они уже работали ткачихами, они сняли квартиру и ушли из общежития, которое для всего города было символом почти дарового борделя, где в любое время дня и ночи можно было снять девочку. Обе учились в вечернем институте, что было далеко не просто после целого дня работы в цеху, где стоял ужасающий грохот от громадных станков и где приходилось дышать без всяких респираторов воздухом с микроскопическими частицами хлопка и других производственных материалов. У всех ткачих слезились глаза, не проходили воспалительные процессы дыхательных систем и ушей.

Но через два года, когда кончился обязательный срок отработки комсомольской путёвки, Наум пристроил Сашеньку к своему родственнику, гениальному экономисту, который дал настоящие знания этому самородку, как он называл Сашеньку. Для неё они уже готовили место, где она могла принести пользу и государству и их семейным делам.

А Анюта всё свободное время работала с Еленой Алексеевной, женщиной интеллигентной, умной, со вкусом к жизни. Ей было уже больше семидесяти лет, мать её была модисткой, как говорится, от Бога, а в годы НЭПа сама была владелицей очень модного в Москве ателье. Елена выросла в швейной мастерской и могла шить всё. Она была когда-то очень красивая и стильная, дважды выходила замуж за очень богатых мужчин, но Бог не дал ей детей, мужей она похоронила и под старость лет оказалась в Средней Азии, одинокой, с крошечной пенсией. Спасением и просто чудом для неё оказалась её соседка Оля. Однажды она попросила у неё разрешения позвонить по телефону, а Ольга как раз была занята переделкой какого-платьица для дочки, что делала она, прямо сказать, не очень умело. Это было настоящей проблемой – просто и со вкусом одеться самой и одеть семью: магазины были забиты так называемым ширпотребом, импортные вещи были доступны для Ольги, но и из них не всегда можно было подобрать всё по размеру, цвету и вкусу. После портнихи тоже постоянно приходилось что-то переделывать.

Елена Алексеевна очень деликатно предложила свою помощь, и Ольга была просто заворожена тем, с каким искусством Елена Алексеевна сделала из этой тряпки, как называла Ольга детское платье, просто чудо. Вот как раз такую мастерицу искала и не могла найти Оля. Елена Алексеевна оказалась к тому же такой благородной дамой, а их сотрудничество оказалось взаимовыгодным – Оля дала ей возможность спокойно зарабатывать значительную добавку к пенсии, и вскоре они стали друг для друга как родные. Елена Алексеевна впервые спокойно стала думать о конце своей жизни: она теперь знала, что Оля её не бросит, позаботится о её старости и похоронах, и ей это не будет в тягость. А всё, что у неё есть, она оставит внучке, как она про себя называла Олину дочку. Теперь она была нужна, занята, востребована: контролировала работу домработниц Оли, которые заодно делали уборку и в её квартире, следила за одеждой – шила, подгоняла, отправляла в химчистку. На время отсутствия Оли она оставалась домоправительницей, и Ольга была счастлива, что в любое время она могла отлучиться из дома.

Оля организовала для неё кружок кройки и шитья в школе, где учились дети. Все были довольны – ученицы и их мамы получили возможность учиться шить у настоящего мастера, а Елена Алексеевна просто расцвела от внимания и благодарности своих курсисток. Она была для них живым примером воспитанности, элегантности, женственности и безупречного вкуса. Когда-то в молодости один её поклонник в какой-то компании, желая порисоваться и поставить всех присутствующих там дам на место, сказал:

– Да все вы, женщины, одинаковые!

На это Елена Алексеевна, которая тогда была ещё просто Леночкой, ответила:

– Ну, не скажи! Если позволишь, я расскажу тебе одну притчу. Господь Бог не сразу сделал Еву из ребра Адама. Он создавал и создавал женские фигурки, но они ему не нравились. Наконец, очередное его творение безусловно соответствовало его замыслу. Господь Бог увидел, что э т о хорошо. Такими словами Всевышний давал оценку всем своим созданиям. Видимо, сотворение первой женщины – нелёгкое дело, и второй этап созидания – вдохнуть жизнь – Господь отложил на завтра. А чтобы не ошибиться, он вложил в последнюю модель изюминку. В деяния Всевышнего, как всегда, вмешался нечистый. Он позавидовал искусству Создателя, и, чтобы напакостить, вложил изюминки во все фигурки. На утро Господь не мог определить, в какую же он вложил изюминку – все были хороши, ведь он их сам создавал, а он мог сделать только само совершенство. И решил он во все свои создания жизнь вдохнуть и всех на Землю отправить. Вот и ищут теперь мужчины свою пару, а везёт только тем, кому попадёт женщина с Божественной изюминкой.

На эту притчу поклонник Леночки под общий смех и аплодисменты среагировал немедленно:

–Да в тебе же не одна, а целый килограмм Божественных изюминок.

Так и чувствовала себя Леночка, а потом Елена Алексеевна, и это её ощущение себя Божественным созданием ко многому её обязывало и передавалось всем окружающим: при ней не мог нецензурно выразиться даже самый отъявленный матерщинник, женщины сразу прекращали всякие сплетни, а поклонники немедленно предлагали руку и сердце.

Вот у этой Елены Алексеевны Анюта научилась всем тонкостям и секретам швейного дела, которые по-настоящему делали это ремесло искусством. Никакой институт не мог этому научить никого. А по получении диплома она стала работать технологом в так называемом экспериментальном цехе швейной фабрики. Этот цех был открыт с подсказки Наума, здесь разрабатывались новые модели, но основная цель была другая – пошив экслюзивной одежды для избранных, и изделия этого цеха могли на-равных оцениваться с моделями самых известных мировых фирм.

Самой Елене Алексеевне Анюта была еще одним подарком под конец жизни. Квартиру, картины, драгоценности она хотела по завещанию оставить дочке Ольги, а самое большое своё сокровище – коллекцию журналов мод и уникальные лекала, по которым можно было шить без всяких примерок, только сняв размеры, она теперь передаст этой талантливой девушке, и она по достоинству этот подарок оценит.

Вот таким было окружение Оли, так она строила отношения со всеми людьми. Никакой благотворительности, только взаимовыгодное сотрудничество, которое даёт по-настоящему отношения на-равных. А когда все на-равных, появляются доверие, дружба и любовь.

Почему Ицхак вспомнил своего брата Наума и его Олечку? Потому что всё рухнуло через шестнадцать лет. Разрушилась интересная и счастливая жизнь семьи, которую все считали идеальной. И началось это всё с собаки. Ицхак был умный человек, и он, конечно, понимал, что дело не в собаке. Но с неё всё началось.

Попала под машину и погибла соседкина болонка, которая ощенилась неделю назад, и безутешная хозяйка предложила одного щенка Оле. Оля и все остальные сразу очаровались этим трогательным беззащитным комочком, щеночка взяли, выходили, выкормили, и он превратилась в жизнерадостное существо, с которым все играли и развлекались. Все, кроме Наума. Сначала он отнёсся с пониманием, что Оля, выхаживая щенка, возилась с ним ночами в соседней комнате. Но когда Оля вернулась на своё супружеское ложе, щенок повёл себя, как ребёнок, которого оставила мама. Он скулил и плакал, никто в доме не мог уснуть, и Оля, чтобы его утомонить, взяла его к ним в постель. Не успели все уснуть, как щенок замочил и испачкал постель. Ольга стала менять бельё, а раздражённый Наум ушёл в кабинет досыпать на диване. Так он начал терять свою жену.

У Наума началась аллергия на собаку, и он стал просить Олю, чтобы собака спала отдельно, предложил пригласить на обслуживание собаки днём и ночью кинолога. Он, полушутя, предложил сначала для этой цели 200 долларов в месяц, что было по тем временам просто фантастической суммой, несоизмеримой ни с какой зарплатой, потом повысил ставку до 500, потом до1000 долларов. Ольга неожиданно отреагировала на это совершенно неадекватно: она долго горько плакала, а когда он попытался поговорить с ней, Ольга обвинила его в том, что он погубил всю её жизнь, он просто украл у неё жизнь и прожил её жизнь сам. Он лишил её материнства, она даже не могла вставать ночью к своим детям, с ними всю радость получали только няньки.

Опешивший от неожиданности Наум не знал, как реагировать на эти обвинения. На капризы это не похоже, у Оли, к счастью, никогда не было никаких женских прибабахов, она никак не реагировала ни на менструации, ни на луну, ни на приливы-отливы.

– Что ты хочешь, Олечка? – мягко спросил он.

– Я хочу, чтоб ты оставил меня с моим сыночком в покое, я хочу уйти от тебя и самой зарабатывать на хлеб себе и ему. Отпусти меня, – рыдала она.

– Сыночек – это щенок, – с ужасом думал Наум.

Уставшая от слёз Ольга уснула, а утром проснулась как ни в чём ни бывало, только с головной болью, как это часто бывает после слёз. Несправедливо обиженный Наум не показал своего настроения и ушёл на работу. Все домашние Ольгу оберегали, но она сразу это заметила и пресекла:

– Что вы со мной как с больной разговариваете? Всё окей!

Вскоре произошла ещё одна неприятная сцена из-за собаки. Наум был дома, просматривал какие-то свои бумаги и вдруг увидел, как щенок елозит своим задком по ковру – характерные действия собаки, когда у неё появляются глисты. Он брезгливо поморщился и подумал, что надо сказать об этом Оле. А Чарлик начал следующее действие в своём самолечении от глистов – стал тщательно и увлечённо вылизывать под хвостом. Тут пришла Оля, и щенок бросился к ней, неистово демонстрируя радость и счастье всеми доступными ему способами. Ольга бросила сумку, схватила собачку и стала её целовать, гладить, трепать. Наум при этом был просто проигнорирован, хотя раньше, целых 16 лет, первым делом она бежала к нему и с поцелуями и объятиями докладывала очевидное:

– Я уже дома!

– Оля! – рявкнул Наум. Она даже выронила собаку из рук от неожиданности. Он никогда – ни в какой ситуации – не повышал голоса дома. Да и ситуаций таких не было – настолько ладно протекало их житьё-бытьё.

Чуть спокойнее Наум продолжал:

– Ты же биолог, Оля, ты сама учила людей, что в каждом из нас живут до двух килограммов живых существ – от вирусов, бактерий и простейших до червей. У твоего Чарлика глисты, он только что вылизывал себе зад, а ты его в морду целуешь. Тьфу!

Ольга разрыдалась.

– Ты не любишь меня и мою собаку. Чарлик – мой сыночек, у него не может быть глистов, это у вас у всех глисты. Ты всё придумал, чтобы выгнать нас из дома. Ты меня замучил, ты специально доводишь меня до головной боли, чтобы я умерла.

Новый непонятный приступ случился у Ольги, когда в городе впервые вдоль дорог и на перекрёстках стали размещать рекламу. Первой появилась реклама сигарет Мальборо: лихие голливудские ковбои скачут на лошадях навстречу смотрящему на них. Ночью Ольга вышла из спальни, со щенком на руках, стала шёпотом будить детей и мужа, который из-за аллергии спал в кабинете.

– Они пришли всё уничтожить. Мы должны спасти весь мир, и Чарлик нам поможет. Нам всем нужно выйти на улицу, раздеться и облиться холодной водой, и мы будем спасены. Мы всех должны научить этому, и тогда они ускачут назад.

– Кто они? – спрашивал не проснувшийся Наум тоже шёпотом.

– Эти, которые на лошадях на всех дорогах…

Наум вспомнил, что вечером они все обсуждали эту городскую новинку – большие рекламные щиты на дорогах. Всю ночь семья не могла уснуть, снова Ольга горько рыдала, что её не могут понять, и из-за этого все погибнут. Только под утро, уставшая, измотанная слезами, она уснула, а проснулась снова как ни в чём ни бывало и не помнила, что было ночью. Никто об этом ни заикался, как просил Наум. И повторилась снова головная боль. Несмотря на неё, Оля как будто жила в прежнем ритме, а боль не проходила ни от каких таблеток уже шестнадцать дней. Обследоваться она категорически отказалась и даже обиделась, что её принимают за больную.

Наум попросил помочь разобраться с состоянием Оли Аркадия, своего дальнего родственника и друга, которому Наум в своё время тоже дал путёвку в жизнь, убедив заняться психиатрией, а после окончания Медицинского ВУЗа помог по распределению остаться работать в городском диспансере вместо направления в отдалённый райздрав к чёрту на кулички. Очень скоро Аркадий стал прекрасным специалистом, имел учёное звание и спокойно работал, зная, что он под защитой Наума от любого административного нажима, а сейчас уже и сам мог любого защитить от произвола.

Это была главная задумка Наума, которая дала возможность безбедного и безопасного существования всей семье, ближним и дальним родственникам, а позже – возможность почти всем переехать в Европу и Америку и сразу крепко встать на ноги. Идея была такая: выучиться и стать первоклассными специалистами в различных медицинских специальностях и через обслуживание местной элиты и правительства добиться влияния и реальной возможности делать свои дела. Наум, самый старший, первый стал добиваться поставленной цели. У единственного сына одного высокопоставленного чиновника из Генеральной Прокуратуры, как говорил сам Наум, каждые три имеющихся зуба росли в шесть рядов, что придавало ему вид существа вырождающегося. Друзей у него не было, дети дразнили и травили его, и взрослые, даже самые воспитанные, не могли скрыть свою негативную реакцию при виде этого уродства. Из-за этого у мальчика была масса психологических проблем. Но не это, на взгляд высокопоставленного папы, было самое главное. Больше всего его печалило то, что при таких внешних данных сын не сможет сделать юридическую карьеру.

Целый год возился с ним Наум и сделал ему улыбку почти голливудскую. За это он имел всё, что было в возможностях Генеральной прокуратуры, а эти возможности были неограниченные. В первую очередь, Наум использовал это влияние, чтобы не мешали поступать его родственникам в медицинский, куда при огромном конкурсе принимали на учёбу преимущественно местные кадры. Помогать не надо было, просто не отбрасывать из конкурса, расчищая дорогу другим.

Аркадий стал психиатром, и через несколько лет имел в определённых кругах влияние, почти как у Наума. Ещё бы… Он анонимно лечил от алкоголизма, наркомании, психических проблем если не членов правительства, то членов их семей, причём делал это весьма успешно. Приходилось ему предрешать и формальное решение судов, выдавая при необходимости соответствующие заключения судмедэкспертизы. Он ушёл с этой работы и эмигрировал в Америку, когда через республику в другие государства пошли огромные потоки наркотиков. Это организовали те самые республиканские органы, которые должны были с этим бороться. Бывшие пациенты и клиенты Аркадия рвались к верховной власти, и его хотели привлечь к наркобизнесу, но их семья в такие опасные игры не играла, и Аркадий просто из республики исчез, выехав за границу через Россию.

Сам Ицхак был по специальности кожвенерологом и организовывал анонимное лечение той же чиновничьей элите от полного букета венерических заболеваний, которыми они награждали и своих жён после какой-нибудь очередной сауны с девочками. Такое развлечение у этих недоумков считалось верхом престижности, и стоило многим крушения семьи, карьеры, здоровья. А Ицхак от этой их слабости и зависимости тоже имел влияние, деньги и возможности делать свои дела. Он тоже уехал в своё время далеко не бедным, сумев перекинуть все деньги за границу через родственников.

Это всё уже было потом. А тогда, когда что-то непонятное стало твориться с Олей, Наум, предварительно переговорив с Аркадием, предложил Оле поездку в горы на выходные дни. Она и дети эти поездки любили, всех обзвонили, всё организовали, домики в зоне отдыха заказали и в пятницу вечером уехали на три дня, прихватив, конечно, и собаку.

Аркадию не пришлось придумывать, как поговорить с Ольгой. На другой день она сама предложила ему прогуляться. Они по крутой лужайке спускались к реке, которую ещё не было видно, но уже слышно. Оля присела на импровизированную скамейку – для отдыхающих кругом были разбросаны части распиленных древесных стволов. Аркадий присел на траву у её ног. Они посидели молча, Ольга даже не поднимала глаз, хотя раньше она так восхищалась необыкновенной голубизной неба в горах, восхитительными пейзажами и чистотой воздуха, от которого можно было опьянеть после городского смога.

– Аркаша, я схожу с ума? – тихо спросила она. – Ты посмотри, что я делаю с бедным Наумом…

Оля сидела на пенёчке, Аркадий смотрел на неё снизу вверх и гладил её ручки.

–Оленька, ты знаешь, как я тебя люблю: если бы ты не была женой Наума, я отбил бы тебя у любого другого и женился бы на тебе, – он часто говорил эту фразу во всех компаниях, и все – и его умница и красавица Рита, и Наум, и остальные родственники – знали, что это шутка, но что в каждой шутке есть доля шутки.– Нет, Оля, – помолчав, сказал он. – С ума ты не сходишь – это я тебе точно говорю. А что тебя беспокоит?

– У меня так болит голова, – почти простонала она. – Я ужасно устала от этого. И у меня начало сужаться поле зрения. А сегодня я вижу только кусочек земли, куда наступает моя нога. Остальное всё тёмное. Я не вижу неба, я не вижу гор. Твоё лицо я вижу кусочками – то глаз, то нос, то губы…Ты помнишь портрет Доры Маар? Мы все вместе смотрели фотографию этого портрета самой любимой женщины Пикассо, когда эту работу Пикассо продали на аукционе за 75 миллионов долларов. Теперь я понимаю, что он её тоже видел частями, как я сейчас, и не мог собрать её лицо, фигуру, одежду в целое...