Текст книги "Лики женщин"

Автор книги: Эмма Буяльская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Такого поворота в своей жизни Зинаида никак не ожидала. Как бы ни складывались их отношения, она знала, что у неё будет крыша над головой, полный холодильник, документы без её забот и участия будут проходить все инстанции. Что бы ни устраивал Ромуальд, она точно знала, что он их не бросит. Всю ночь она не спала, представляя себе, что будет с ней в том или другом случае, молилась и говорила сама себе, что Бог её не оставит. Она так привыкла, что всегда кто-то за неё решает все её дела, а она только выбирает из того, что ей предлагают, что даже не представляла себе, как это она сама должна будет что-то делать и решать.

Конечно, она позвонила в Москву и рассказала всё тётушке.

–Рак? Правое лёгкое? Селезёнка? Шишки? Боли в спине и пояснице? Ты ещё про геморрой забыла. Ещё три года назад ты про всех своих поклонников говорила: «Ну, не этот же!» Да-а, героя-любовника с таким букетом надо было долго искать! Да ещё который читать-писать не умеет, – невесело посмеялась она. – Ты вот что попробуй мне объяснить: да что же такого вы, дуры ненормальные, находите в нём?

–Да я сама сколько об этом думала! Наверное, его уверенность. Для него само собой разумеется, что все женщины его любят. Никаких сомнений! Мне кажется, что даже если какая-нибудь женщина скажет ему, что не любит его, он просто ей не поверит. «Так не бывает, – скажет он ей, – ты просто ошибаешься!»

–А какие у него отношения с матерью? – спросила тётя.

–Мать любит его без ума. У неё четверо детей – два сына и две дочери; старший сын и дочери очень благополучные, состоятельные, живут тоже в Нью-Йорке, навещают её со своими детьми раз в неделю. Она сразу просит у них денег. «Мы же тебе давали, где они, куда ты их тратишь, у тебя же всё есть?» – спрашивают они. И она не скрывает, что отдаёт деньги младшему любимому. Все они не понимают, что ему нужно помогать, что вот все они счастливые, один он несчастный. А Ромуальд бывает у неё каждый день, деньги берёт как само собой разумеещееся и принимает её любовь, как дыхание, как смену дня и ночи – это просто есть и не может быть иначе. Я сама видела, когда жила у неё, как она его боготворит. Однажды он зашёл домой с холода, подошёл к ней и, как всегда, небрежно поцеловал, а она дотронулась пальцами до его лица и с таким счастьем и благоговением поднесла потом свои пальцы к губам и поцеловала их. Как будто к святыне какой прикоснулась. Уж на что я люблю своего Ромика, но мне в голову бы не пришло свои чувства выражать таким образом.

–Вот тебе и объяснение, почему женщины его так любят и всё прощают. Ещё Зигмунд Фрейд писал: «Тот, кто был безусловно любим своей матерью, сохраняет на всю жизнь дух победителя, ту уверенность в успехе, которая часто порождает реальный успех». Замечательный подарок сделала Ромуальду мама – успех у женщин.

–Так что же мне теперь делать?

–Ждать результатов анализов. Если выявится действительно рак, он сделает всё, что он него зависит, чтобы благоустроить вас с Ромиком. Если ответ будет отрицательным, он мгновенно станет прежним. Лёгкий испуг пройдёт мгновенно, и от его благородных намерений следа не останется. Квартиру он, конечно, получит для вас, но только чтобы от тебя освободиться.

События вдруг стали развиваться стремительно. Аиду уволили с работы. Она не особенно расстраивалась, потому что была к этому готова, и потом муж ведь её поддержал, что такая рабская работа не для неё. Она стала искать новую работу. Лучше бы, конечно, сначала переехать, чтобы работа была рядом с домом, но теперь выбирать не приходилось. Решение о квартире они могли получить через месяц, а пока Аида узнала, что ассистентов зубных врачей не хватает, объявлений в газетах и в интернете полно, и она даже может выбирать.

Неожиданно Ромуальд стал разводиться со Стеллой. Дело дошло даже до раздела нажитого добра. Он предложил Лене какие-то кресла и диваны из совместного со Стеллой имущества, но она со страхом отказалась. Вещи перевезли к маме, а Ромуальд спросил Аиду, как она смотрит на то, что он переедет к ней. Она ведь так умоляла его раньше. Нет, если она передумала, потому что он теперь такой смертельно больной, то он пойдёт жить к маме. Все женщины одинаковые, даже Стелла бросила его в такой ситуации.

Действительно, ведь прошёл всего год с того времени, когда она всех богов молила, чтоб он оставил Стеллу и пришёл жить к ним. А сейчас она уже давно этого не хочет, и, конечно, не его болезни тому причина.

–Нет, а Стелла как позволяет себе так вести себя,– с возмущением думала она, и не только думала, но и спросила об этом Ромуальда.

–Да куда она денется! – как всегда небрежно ответил он. – Любит она меня до гроба, хоть и не время сейчас так говорить. И сейчас уже звонит сорок раз в день. Не устраивает её, видите ли, что я о вас забочусь. Думала, что дала деньги, чтобы тебе снять квартиру, и на этом всё кончится. Каждый день скандалы закатывала, терпение, видите ли, у неё лопнуло. Так куда же мне переезжать? – снова спросил он её.

Хорошо, что Зинаида и этот вопрос обговорила с тётей. Не задумываясь, она ответила:

–Как ты хочешь. Сейчас для нас самое главное – это твоё здоровье, и не время устраивать разборки. Любое твоё решение я принимаю.

Он, может быть, хотел увидеть другую реакцию и услышать другие слова, но придраться было не к чему.

–Ох, и хитрая ты! – только и сказал он, но через день привёз свои чемоданы и остался у них. К её великому огорчению.

Сразу начались обычные проблемы совместного проживания в одной комнате-студии трех людей, разных по возрасту, по привычкам, по здоровью и т.д. и т.п. Все трое были по-своему избалованы, никто не умел уступать, считаться с другими, терпеть, наконец. Даже необыкновенная любовь Ромуальда к сыну не выдержала такого испытания. Измученный болями Ромуальд засыпал поздно, а Ромик просыпался ни свет, ни заря, и донельзя обрадованный тем, что любимый папочка живёт с ними вместе, сразу требовал общения и любви. В садик он не ходил – платить было нечем, и Аида, которая сама с трудом просыпалась так рано, быстро умывала-одевала-кормила и уводила его гулять, благо погода стояла прекрасная. Вслед им Ромуальд звонил ей по телефону, и говорил, что она не может даже завтрак нормальный приготовить, а её кофе – это не кофе, а настоящая бурда.

Через пару дней совместной жизни нетерпеливый Ромуальд поменял свои планы на будущее и снова стал говорить, что они не могут жить вместе, что это его просто убьёт. А тут ещё подошло время платить за квартиру, а денег, конечно, не было.

–Хочешь – не хочешь, нужно возвращаться к маме и там ждать квартиру. Я там выброшу всё, что можно, все стены, плинтуса обдеру и паяльной лампой обработаю. Пару раз всё продезинфицируем, заново побелим, покрасим, и от клопов и прочей нечисти избавимся.

–А как же Стелла? – спросила Аида.

После того, как Ромуальд переселился к Аиде, Стелла вдруг вспомнила о своей работе по уходу за мамой, стала каждый день приходить к ней, и по двадцать раз звонила Ромуальду по телефону, чтобы согласовывать с ним все свои действия. Она готовила там обеды, и при ежедневных посещениях мамы Ромуальд давал себя уговорить поесть там.

–Ну, она будет приходить, когда ты будешь гулять с Ромиком.

–Там тоже мало места: папа вернулся, Хадича ухаживает за мамой с условием проживания…

–Папа уже вернулся в свою квартиру, терпения у него не хватило. А Хадичу я устрою на такое же место в другую семью. Ты будешь ухаживать за мамой, деньги, которые Стелла платила Хадиче, будем получать мы.

–По-моему, ты получил хороший ответ по своим анализам.

–Да, – ликовал Ромуальд, – рака у меня нет. Мне сделают операцию, Стелла поухаживает за мной, может, после больницы я снова поживу у неё. Потом я смогу работать, мы быстро соберём тысяч десять и я куплю другую машину. Я уже присмотрел, она почти новая, дорогая, а продают её после аварии совсем задаром. Немного денег вложить, и у меня будет шикарная машина.

Как Зинаида ни печалилась, а другого выхода у неё не было. Слава Богу, конечно, что у Ромуальда хорошие анализы. Благородство его тут же испарилось. И он тихо-тихо всё-таки добился, чего хотел: Стелла хочешь-не хочешь смирилась с существованием Аиды и даже через Ромуальда извинения у неё попросила за своё вторжение; Аиду он всё-таки вынудил, пользуясь её безвыходностью, занять место умственно-отсталой Хадичи. Все его мечты реализуются: Аида будет в полной изоляции сидеть с мамой, которую ни на минуту нельзя оставить одну, потому что она боится. Заработанные Аидой деньги будет получать он. Она будет в полной его власти, во всём будет зависеть от него. Зинаида даже знала, что он мечтает сам получить разрешение на её пребывание в стране и до крайнего случая не отдавать ей документы . Доступа к почтовому ящику у неё нет, ключи от него у Ромуальда, который открыто заявил ей, что её корреспонденция, как и всё остальное, должна быть под его контролем. Он и квартиру хочет получить и сдать её в аренду без ведома Аиды.

Но… Её уже вызвали на отпечатки пальцев – необходимую процедуру перед интервью в иммиграционной службе и получением разрешения на пребывание в стране. А сами документы придут через полтора – два месяца. Она поулыбалась почтальону, и он с радостью обещал ей звонить по телефону, когда будет приходить ей почта. К этому времени, надеялась она, решится вопрос с получением социальной квартиры, она знала, что контракт они должны подписывать вместе, так что Ромуальду придётся что-то новое придумывать, чтобы лишить её этой квартиры.

–Видит Бог, она хотела всё решить мирно, он вынудил её защищаться.

Это – не моё. Я должна была всё это пережить, отработать, научиться принимать всё и всех. Теперь мой принцип – не мешать никому жить, но и не позволять, чтобы мне кто-то мешал жить. А Ромуальд сам разведётся со мной: такая, какая я есть на самом деле, я ему не нужна, а такой, какой он мечтает меня сделать, я никогда не буду. Только дай мне, Бог, терпения! – думала она.

Она настолько была уверена, что у неё и у её сына всё будет хорошо, что никогда не унывала, принимала всё фокусы Ромуальда, только посмеиваясь, чем часто ставила его в тупик. Чтобы без проблем засыпать, она читала молитву за себя и своего сына, за всех своих близких – папу, маму, тётю и остальных родных, за Ромуальда, Стеллу и их родственников…

Да будет угодно, тебе, Создатель,

смилостивиться надо мной и моими близкими

и дать всем нам дни долгой и хорошей жизни,

и помнить о нас ради нашего благополучия,

ниспослать нам спасение и милосердие,

поддержать мир в домах наших,

и любовь, и радость,

здоровье и процветание,

скромность и адекватность,

сохранить своё присутствие в среде нашей

и удостоить нас того, чтобы мы воспитали детей и внуков наших

людьми умными и мудрыми,

любящими Всевышнего и боящимися Его,

людьми честными, святым семенем,

людьми, верными Всевышнему

и освещающими весь мир добрыми делами

в своём служении Творцу.

Услышь мою мольбу, ради праматерей наших,

И да не погаснет свеча наша во веки веков,

И обрати к нам свой лик,

И будем мы спасены. Аминь.

Самое интересное для неё кино – её жизнь – продолжается, а впереди – обязательно HAPPY END.

С О Б А Ч И Й Р О М А Н

Старому Ицхаку очень не нравилось семейство, которое снимало квартиру на первом этаже его небольшого трёхэтажного дома. Точнее говоря, ему не нравился Ян, глава семьи. Вроде бы взрослый уже, а реализует себя как трудновоспитуемый подросток: крутой рокер с до блеска выбритой головой и крошечной косичкой, в основании, наверное, размером в квадратный сантиметр; весь покрыт татуировкой; с кольцами и какими-то побрякушками в ушах, на бровях и других частях тела; в кожаном жилете с килограммами металлических заклёпок, значков и других украшений; в здоровенных подкованных ботинках и, конечно, на неописуемом мотоцикле, который стоил подороже среднего автомобиля. Он никогда не улыбался, вернее, он не умел улыбаться.

-От кого, интересно, он защищается этой своей смешной суровостью? – с насмешкой думал Ицхак. – Сам-то он думает, что он такой грозный!

А его жена Эва была само совершенство, полностью во вкусе Ицхака. Это из-за неё он сделал себе контору на третьем этаже этого дома. В прошлом году летом было жарко, Ян раскинул во дворике пластиковый бассейн для дочки, и в нём с удовольствием плескались и взрослые. Ицхак, который пришёл ещё раз посмотреть только что освобождённую квартиру на третьем этаже, вышел на балкончик и был просто ослеплён, когда увидел пышную, но с идеальной фигурой Эву, которая загорала, лёжа на шезлонге.

Старый Ицхак с удовольствием бы повторил «подвиг» царя Давида, который тоже увидел купающуюся Батшеву (или Вирсавию – в другой транскрипции), когда он вышел прогуляться по крыше своего дворца. Понять царя Давида можно: настоящий мужчина не может устоять перед такой женщиной, не в его власти отказаться от неё, поэтому он и послал на смерть её мужа Урию. Но, увы… Ицхак понимает: то, что для Давида подвиг, для простого смертного – преступление. Ицхак – не царь, и ему уже больше 70, и муж этой Батшевы рядом с ней делает шашлык, а не воюет за интересы Ицхака, как Урия. Что оставалось делать бедному домовладельцу?

Ещё раньше он принял решение продать этот дом по квартирам. При этом он получал доход в 4 раза больше, чем он вложил в строительство дома первоначально, сразу после приезда в страну. Люди, конечно, преувеличивают, когда говорят, что у него больше ста домов, до сотни он не дотянул, их всего 98. Он с сыновьями сделал хорошее вложение в недвижимость, а сейчас они решили всё старьё продать и построить дорогие дома с учётом современных требований и технологий.

В этом доме выставлены на продажу уже 3 квартиры, и по мере освобождения все остальные тоже будут проданы. А в этой квартире будет пока его офис или контора, что для него звучало привычнее. Почему бы не порадовать себе глаз, тем более бесплатно?

Лето и осень почти до конца октября были тёплыми, и Ицхак имел возможность понаблюдать за жизнью своей Батшевы. Утром они уезжали на автомобиле, по-видимому, на работу и возвращались только вечером. Дома на весь день оставался только пёс. В прошлом году он был ещё молодой и оставался в доме, а в этом году он весь день был во дворике. Ицхак никогда не интересовался собаками, но этот пёс ему тоже явно не нравился, как и его хозяин. Бывают ведь красивые собаки – овчарки, например, или пудели, или болонки… На этом, пожалуй, его познания о породах собак исчерпывались. Ну, ещё, может быть, таксы, которые ему не нравились, или противные слюнявые бульдоги. Этот же пёс был непонятной для него породы: тёмно-бежевого цвета, невысокий, с кривыми передними лапами, которыми он перекопал весь дворик. От скуки за целый день он умудрялся истрепать и порвать всё, что хозяева забывали или не успевали убрать: обувь, игрушки дочки хозяев, бельё с сушилки, одеяла или старые диванные подушки, которые оставляли ему как подстилки. Плюс к этому хаосу дворик к приходу семьи был загажен неимоверным количеством собачьего дерьма.

Зато пёс встречал хозяина так радостно, что ему прощалось всё. Он с разбега кидался ему на грудь, неистово лаял и визжал, с какими-то рыданиями облизывал его лицо, бритую голову, плечи – всё, что мог достать. Это было так красноречиво, что и без слов можно было понять, что он хотел выразить: как же ты мог меня оставить на целый день, когда я тебя так преданно люблю? Кто ещё любит тебя, как я? Ты же мой Бог и Царь. Наша любовь – это единственное, что нужно ценить. Что может быть замечательнее собачьей преданности?

Ицхак подозревал, что рокера Яна давно никто не любит. Про родителей ничего не было слышно, с друзьями отношения другие, а жена явно им пренебрегала. Видно, надоел он ей со своими мотоциклами, собаками, да и смотреть на постоянно недовольную физиономию было не очень приятно. По-другому он не умел показать хоть какую-то свою значимость.

Иногда он по какому-то поводу (а, может, и без повода) начинал орать и швырять во что попало всё, что попадало ему под руку. Пёс при этом лаял и с яростным рычанием кидался на кастрюли, стулья, одежду и всё остальное, что метал его хозяин, его бог. Он помогал ему реализовывать гнев и агрессию.

На Эву эти художества уже не производили никакого впечатления. Это было хорошо видно, что она его не боялась, и была уверена, что она для него неприкосновенна. Он мог по кирпичику весь дом разнести, но её пальцем не трогал. И все ругательства, которые вылетали из него, тоже были адресованы этим самым кастрюлям и стульям, которые попадали ему под руки, но не задевали её. Обычно она брала дочку и уходила. Ян ещё некоторое время бесчинствовал, грозно поглядывая на окна второго и третьего этажей, где за занавесками могли наблюдать за ним соседи, но потом приводил в порядок всё, что мог, и отправлялся за женой и дочкой.

Эва совершенно разочаровала Ицхака, когда он увидел, как она убирала дворик, чтобы иметь возможность выпустить дочку. Это неважно, что она делала чистку двора после собаки в перчатках и специальной обуви. Но она сразу из Батшевы превратилась в Женщину, Подбирающую Собачье Дерьмо. Его даже подташнивало от одной мысли, что он мог представить себе, даже чисто гипотетически, какие-то отношения с Женщиной, Подбирающей Собачье Дерьмо. Нет, он совсем не против животных, но заводить их нужно не в ущерб людям, не в ущерб собственным детям и семьям. И это уже просто издевательство над всеми – и над людьми, и над собаками, – когда животных заводят в маленьких квартирках и двориках, где людям самим-то тесно, где нет хотя бы минимального жизненного пространства ни для тех, ни для других. Так и получается, что ребенку нет чистого уголка для игр и занятий, и собаку нещадно колотят за то, что она хоть как-то реализует присущие ей инстинкты и модели поведения.

За свою долгую жизнь, интересную и, в общем, очень счастливую, он научился всё принимать, не создавать себе и другим проблем там, где их нет. Но он никак не мог понять людей, которые подменили человеческие отношения, дружеские, родственные или любовные, на общение с животными и поставили это общение на первое место.

Он невольно вспомнил своего старшего брата, Наума, с которым у него всегда были доверительные отношения и который зачастую был для него как отец. Первый его брак, заключённый традиционно, когда невесту выбирали родители, точнее мама, был очень неудачным. Для мамы определяющим критерием было обязательное условие, чтобы будущая жена сына была богатая девственница, и Наум такую жену получил. Богатство – понятие относительное, и Наума не очень-то интересовало количество «золотых» магазинов у любимого дяди жены в Антверпене, тем более Антверпен был ой как далеко от их социалистической родины. А вот к девственности прилагалось такое количество совершенно необоснованных амбиций, что это было на грани психушки. Наум с утра ещё не успевал уйти на работу, как молодая жена начинала звонить по телефону своим родственникам и рассказывать во всех подробностях о своей жизни с мужем, нимало не смущаясь тем, что он ещё дома и всё слышит. Основной и неизменной темой разговоров был её неблагодарный муж, который по своей тупости не может оценить, что она вышла за него девственницей.

С рождением дочки это стало совершенно невыносимым. Подробности семейной жизни, даже самые интимные, стали предметом пересудов её родственников, которые жили не только рядом, но и в Европе, в Америке, в Израиле. Эти люди, от нечего делать что ли, находили его родственников и знакомых и «защищали» обиженную жену: она вышла за него девственницей, а он ей по случаю чего-то там такое кольцо подарил, которое и кольцом-то назвать нельзя.

Ну, а как дочкой шантажировали, спекулировали, ни в сказке сказать, ни пером описать. На фоне его любви к дочери, жена особенно чувствовала себя обделённой его вниманием, тем более, что из-за её фокусов во время беременности он вообще не имел с ней сексуальных отношений. Сначала она хотела этим поманипулировать, а потом он уже не мог себя заставить спать с ней. Вот уж она дала себе волю! Фашист, импотент, скотина, козёл вонючий – только так она называла его в телефонных разговорах и во время скандалов и разборок, которые она умудрялась устраивать каждый день. Это мягко сказано – называла. Она истерично кричала, объявляла об этом всем друзьям и знакомым, которые, кстати сказать, давно уже знали, что этот «импотент» не пропускает ни одной женщины, которая его добивается. Пока у него не было серьёзных отношений ни с кем, он терпел свою жену со всеми её скандалами ради дочери. Страшно было оставлять дочку в этом дурдоме – только так теперь воспринимал он свой дом, свою семью. Когда она исчерпала всё, что могла, чтобы поставить его на колени, и не добилась, чего хотела, она забрала дочку и ушла к маме. Сделано это было только для того, чтобы он прибежал, уговаривал, обещал, в общем, стал таким, каким, по её представлениям, должен быть муж, который оценил счастье получить в жёны девственницу.

А он даже не позвонил! Через два-три дня она стала доставать его. Сначала она пыталась объяснить, почему она ушла. Наум молча её выслушал, и, как ни болела его душа по дочери, спокойно сказал ей:

–Это твоё решение, мне ничего не остаётся, как принять его.

В другой раз она стала говорить, какой он подлец и негодяй, и стала требовать деньги на содержание дочери – в размере пяти среднемесячных официальных зарплат. Почему-то именно столько она сама определила. Наум только радовался, что она с самого начала совместной жизни повела себя так, что он не рискнул посвятить её в свои финансовые дела, поэтому сейчас она представления не имела, насколько он богат, и не могла использовать возможности шантажировать его этим. Он с назначенной ею суммой денег для дочери согласился, а когда спросил её, какого числа ежемесячно она хотела бы, чтобы его шофёр привозил ей деньги под расписку, она бросила трубку. «Телефон кусает от злости, наверное», – невесело подумал он.

Потом она стала доставать его придуманными болезнями и проблемами дочери. Она звонила целыми днями:

–У Беллочки температура.

–Беллочка три дня не писала и не какала ни дома, ни в детском саду.

–Беллочка так по тебе скучает, что уже несколько ночей не спит.

–В ванне кран поломался, мама не может её искупать.

Каждый раз Наум спрашивал, что он должен делать для решения этих проблем, и жена тут же переходила на обвинение его во всех смертных грехах, проклинала не только его, но и Бога, который дал ей такое несчастье – иметь неблагодарного мужа. Прошло достаточно много времени, пока она поняла, что и этим всем она его не достанет: он присылал педиатра, сантехника, своего брата, шофёра, но не являлся сам.

Наконец-то до неё дошло, что с ним нужно разговаривать по-другому. Она поняла, что ни папа, ни мама, никто другой мужа не заменит. Можно жить в любви, внимании, сочувствии огромного количества родственников, но это никак не компенсирует отношений со своим мужчиной, со своей половиной, со своим любимым. Они сделали попытку ради дочери снова начать семейную жизнь, но Наум не мог себя заставить захотеть её как женщину, а у неё не хватило терпения, а скорее всего ума, стать другой, желанной для него. Они снова разбежались. Он оставил ей квартиру, общался раз-два в неделю с дочерью, делал для них всё, что было необходимо, и на этом точка.

Зато у него было всё прекрасно на работе. Он стал заместителем главы стоматологической службы в республике, открывал клиники, в том числе и платные, завозил новое оборудование, внедрял новые технологии. Везде на ключевых должностях работали нужные люди, он прекрасно подбирал работу своим родственникам, которым нужно было по-настоящему помочь, имел глубочайшее удовлетворение от своей деятельности, хорошие деньги, авторитет среди своего круга деловых людей и широкие возможности для решения многих вопросов, иногда очень далёких от стоматологии. С шефом из местных кадров отношения были лучше некуда: он ценил Наума, учился у него работать и совмещать интересы республики с личным благополучием, что через несколько лет сделало из него прекрасного заместителя министра, а потом и министра. «Большому кораблю большое плавание», – часто говорил ему Наум, выращивая в нём здоровые амбиции. Самого Наума никакие административные должности не прельщали, он предпочитал быть не помпезным королём-куклой, которой двигал кукловод, а «серым кардиналом», который имеет реальную власть и использует её на благо всем. Он в шутку говорил, что только за один его гераклов подвиг Бог простит его грехи – это организация во всей республике стоматологического обслуживания детей – даже в самых отдалённых районах в школах были зубоврачебные кабинеты, дважды в год все школьники и дошкольники получали профилактический осмотр и при необходимости бесплатное, конечно же, лечение и коррекцию

Наум и Ицхаку помог определиться в жизни, предоставил ему прекрасные возможности реализовать себя. Ицхак в глубине души мечтал, что он тоже может стать таким же умным, как Наум. Он хотел чётко знать, чего он хочет, и уметь достигать своих целей, как старший брат. Во всём, кроме семьи. Столько замечательных женщин мечтали о жизни с Наумом, а ему пришла в голову совершенно безумная идея, которая часто становится неосуществимой мечтой несчастливых в семейной жизни мужиков, пусть простит его Наум за такую характеристику. Он надумал найти девушку-сироту, без родственников, воспитать из неё идеальную жену, и жить с ней в любви и согласии до конца жизни. Вот уж где посмеялся, наверное, Всемогущий Создатель. Даже он не смог справиться с Евой, своим собственным творением. Она, по замыслу Господа Бога должна была наслаждаться райской жизнью с Адамом, частью которого она, собственно, была. А её соблазнил какой-то змей, породив тем самым многовековые дискуссии и сомнения в могуществе Всевышнего.

Сироту Наум нашёл, как по заказу: к хорошей знакомой их семьи внезапно приехала племянница из России. После смерти матери она осталась одна. Отец исчез из семьи неизвестно куда, когда ей было два года, а сейчас ей было 16, и отца не могли найти после смерти бывшей жены, когда надо было решать судьбу девочки. Самой ближайшей родственницей оказалась эта тётя, которая, строго говоря, и тётей-то не была – вдова брата матери, которая жила уже с другим мужем. Понятно, что девочка пришлась не ко двору, но встретили её сердечно и от души хотели ей помочь.

Когда знакомая рассказала о девушке его матери, мать спросила Наума, что можно сделать, как помочь. Наум сразу составил программу для неё. Она ещё несовершеннолетняя, её обязательно надо прописать к тёте и оформить опекунство. В комиссии по делам несовершеннолетних нужно взять разрешение на работу, он туда позвонит, и всё будет в порядке; она может учиться в вечерней школе, а работать санитаркой в стоматологии, он тоже туда позвонит. Всё в её руках, будет стараться – получит и образование и специальность, и устроит свою жизнь, как хочет. Квартиру матери надо закрепить за ней тоже через комиссию по делам несовершеннолетних в её городе. Через два года у неё будет выбор – или вернуться на родину, или сделать межреспубликанский обмен квартиры и жить рядом хоть с какой-то родственницей – двоюродной сестрой, дочкой маминого брата.

Наум помогал не этой девочке, которую он даже ни разу не видел, а хорошей знакомой матери, и сразу забыл об этой истории: мало ли кому он помогал. Встретил он её случайно на каком-то семейном празднике, куда забежал на минутку, чтобы уделить внимание, поздравить и с извинениями уйти к своим неотложным делам. Она сразу поразила его своей непохожестью на всех остальных: очень скромная и тихая. Она была здесь не в качестве гостьи, а просто помогала хозяйке. Наум даже задержался немного, чтобы разглядеть её.

Утром он позвонил её родственнице и узнал, что всё идёт так, как он им посоветовал и помог, Ольга очень воспитанная, никому не мешает, никого не обременяет. Ей сняли квартиру неподалёку, и её, в общем-то, не слышно и не видно: работает и учится, никому ни в обузу, зарплаты и пенсии, которую получает для неё тётя-опекун, на её содержание хватает. В этом учебном году школу заканчивает, потому что пошла учиться не в 7 лет, как тогда было принято, а в 6, и к 17 годам уже получит аттестат. «Это она!»– закрутилось у него в голове. То, что ему уже за тридцать, а ей только исполнится 17, его не смущало, он чувствовал себя молодым, а её молодость была гарантом того, что он сумеет сделать из неё такую жену, как он хочет.

Брак был заключён в день её семнадцатилетия, и они прожили счастливо 16 лет. Она родила сына, через три года дочку. За это время поступила в университет, успешно училась, с радостью устраивала семейный быт. Ей помогали две домработницы, которые работали у неё через сутки, и две няни – одна помогала днём, другая оставалась на ночь, чтобы Оля могла высыпаться.

Она получала от жизни всё, что хотела. Дети росли и развивались без всяких проблем, были очень способные и любое обучение схватывали, как говорится, с лёту; отношения с мужем тоже без проблем. Оля его любила, прекрасно понимала, что всё, что она имела в жизни, было от него, и не забывала благодарить Бога за своё счастье. Она была всегда жизнерадостная, весёлая, имела хороших подруг, с которыми вместе организовывала поездки в горы, путешествия, дружила с актёрами молодёжного театра. Театр тоже был открыт когда-то по инициативе и при мощной всесторонней поддержке Наума. У него был родственник Миша, с которым он вместе учился в школе и очень дружил. С самого детства Миша только, как говорится, лицедействовал: участвовал во всех детских представлениях, организовывал школьные концерты и спектакли, пропадал за кулисами местного ТЮЗа. После школы он, конечно, сделал попытку поступить в Театральный институт, но его не приняли: конкурс был невероятный, отбор жёсткий, а у него был неправильный прикус. Но… рождённый актёром будет только актёром. Он поступил на работу в свой любимый ТЮЗ работником сцены, но знал весь репертуар театра, а счастливый случай не преминул явиться: кто-то из актёров внезапно заболел, некем было заменить, и Миша попал на сцену. Реакция детской аудитории была настолько эмоциональной, все сразу так его приняли, что на всё время отсутствия профессионального актёра замену уже и не искали. Очень скоро в театр стали ходить «на Мишу» даже взрослые, и надо было только удивляться этому волшебству: он только появлялся на сцене – и сразу становился кумиром. Ничего при этом как будто не делая. Он только занимал своё место на сцене, стоял, ещё молча, без единого движения, а зал уже или хохотал до слёз, или готов был плакать от неразделённой любви – что требовалось по тому или другому сценарию.