Текст книги "Лики женщин"

Автор книги: Эмма Буяльская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Я не могу взять на себя такую большую ответственность. Я уважаю твоё решение стать главой партии и правительства, и пока ты на этом посту, ты для меня – руководитель республики. Лучше ты, чем те, кто развращал слепых детей. Но лично для меня ты останешься навсегда тем пионервожатым, и работать с тобой я никогда не буду.

– Это неправильная позиция. Вы, самые толковые и честные, знаете, что я просто пешка, марионетка, но вы-то не захотели такой ответственности и не хотите помочь, не мне, а своему народу.

Наверное, он тоже был прав, но Исмаил на данный момент не видел оснований изменять свои решения. Даже после развала Союза не наступили ещё времена для радикальных перемен. Вот-вот уже должны созреть программы, решения для нового уровня жизни народа, но это будет только после победы над преступными группировками, которые обязательно всплывают в периоды неразберихи и поиска обществом нового пути своего развития. Эти группировки будут рваться к власти и богатству по трупам, и от результатов борьбы с ними зависит, пойдёт дальнейшее развитие страны по цивилизованному пути парламентский преобразований (а к демократии страна совершенно не готова) или придётся несчастному народу пережить времена религиозного мракобесия, разрушения экономики и, может быть, войны. Об этом они часто разговаривали с Андреем, и они знали, что им самим придётся определять свой путь и своё место в новом обществе.

А пока Хамида должна была выбрать для себя специальность. Сначала она хотела быть учительницей и преподавать в школе биологию, географию или историю. Но тут случилось страшное по своей бессмысленности происшествие.

Неподалеку от них, за три улицы, жила странная семья – женщина, которая была второй женой постоянно живущего в другом городе с первой женой человека и две их дочери. Брак был религиозный. Так называемый муж приезжал в эту семью несколько раз в год, привозил мешок муки, мешок риса, 10-литровый бидон хлопкового масла, лук, морковь. На время его кратковременных присутствий в семье – на 3-4 дня – покупалось мясо. На этом его заботы заканчивались. Ну, может быть, он оставлял немного денег. Детей, слава Богу, было только двое. Она могла бы, наверное, рожать каждый год, как многие женщины в этом регионе, или раз в три года, как обычно рожают женщины – пока идут процессы беременности и кормления ребёнка грудью, яйцеклетка обычно не созревает. Но у них было только двое детей: одной девочке было 12, другой – 9.

Чтобы прокормиться, мать подторговывала семечками; в базарный день она покупала мешок подсолнечных семян, завозимых из соседней республики, прокаливала их в казане и стаканами продавала на рынке. Дело это было достаточно прибыльное, её соседка, многодетная мать, на такой доход выучила всех своих детей. Это она в своё время подсказала бедствующей женщине такой выход из положения. Но, видно, такая она была то ли нерадивая, то ли невезучая, что жили они в крайней бедности. Жили они в глиняном доме из одной комнаты с глинобитным же полом, застеленным старым ковром; еду готовили на мангале в крошечном дворике на 12 квадратных метров, и там же пекли лепёшки в тандыре; спали на полу без всякого белья, ватные подушки и одеяла подкидывали жалостливые соседи.

В тот день мать купила старшей дочери маленькие серёжки – алюминиевые, с красными стекляшками, под рубин, наверное. Видимо, они приглянулись ей самой, но такую «роскошь» себе она не могла позволить, и поэтому отдала их старшей. Для младшей это была такая трагедия! Она расплакалась и стала просить, чтобы ей тоже подарили серьги, но ей быстро объяснили, что она ещё никто, чтобы носить украшения. В отчаянии девочка выскочила во дворик, облила себя керосином из банки, которая стояла около мангала, и подожгла подол платья. Это была традиционная для восточных женшин форма выражения протеста, когда только такая дикая физическая боль могла побороть невыносимую боль душевную, боль от горя, обид, безысходности, унижений и издевательств.

Никто ведь сначала не знал, почему произошла эта трагедия. Да и эти серёжки, конечно, – только внешняя причина, только спусковой крючок для выстрела. Будь эта девочка счастлива, она эту безделушку просто бы не заметила. Все женщины в городе, а, может и во всей республике, прочувствовали и вспомнили свои ситуации, когда они тоже были на грани этого, и только чудо удержало их от расправы над собой. Поэтому их плач и крики были не только по девочке, а больше по себе, по своей несчастливой жизни. Хамида тоже сразу ощутила себя той Рваной Галошей, которая до того была размазана, забита, уничтожена, что даже на такой протест не была способна. Эта девочка ещё х о т е л а чего-то, а Рваная Галоша не хотела ничего.

Девочка прожила ещё несколько дней. Она так не хотела умирать! Но в областной больнице не было ещё ни ожогового отделения, ни специалистов, ни оборудования и медикаментов, а у неё был слишком большой процент ожога.

Потрясённая Хамида стала неотступно думать только об одном: что можно сделать, чтобы не было условий для таких случаев? Что нужно делать, чтобы обеспечить защиту и безопасность детей и женщин? Рабыни рожают только рабов. Может быть, в этом корень проблем. Как же сделать, чтобы женщины были просвещёнными, самодостаточными, имели не только возможности, но и желание стать самим счастливыми и сделать счастливыми своих детей?

Когда она поделилась своими мыслями с мужем, он с уважением отнёсся к её желанию посвятить свою жизнь такой цели.

– Кызым, девочка моя, ты выбрала для себя благородную цель. Но как же это трудно! Это просвещение, это юридическая защита, это психологическая грамотность и поддержка, это новый уровень экономики. Над этими проблемами работают и социологи, и политики, и юристы, и экономисты. Пока эта проблема не решена ни в одном государстве. И как показатель этого – статистика. В развитых благополучных странах основная причина смерти людей от 25 до 45 лет – самоубийства. Не физические болезни, не несчастные случаи, а самоубийства.

– Что же тогда делать? – растерялась Хамида.

– Пока учиться. Потом работать и учиться. Потом работать, учиться и организовывать свою команду, потому что одна ты можешь организовать только индивидуальную помощь, а коренное решение проблемы может быть найдено только на государственном уровне. Это может быть какое-то объединение, часть программы партии, которая может победить на выборах, это может быть программа главы государства. Вот через 20-30 лет, когда ты будешь юристом, или педагогом, или психологом, когда у тебя будет опыт, когда будет команда, может, ты захочешь стать первой женщиной-президентом. Дети будут уже взрослые – ты ведь захочешь родить ещё сына. Мне будет уже 70-80 лет, но я буду крепкий, обеспечу тебе поддержку и материальное обеспечение. Я ведь состоятельный человек, и моё состояние – это не 50-тидесятирублёвые новенькие купюры, которые наводнили республику. В каждом доме стоит сундук, полный этих денег, на случай свадьбы или других национальных традиционных мероприятий. Моё состояние, как в древние времена – стада, шерсть, каракуль. Я был и останусь хозяином этого достояния.

Реакция Хамиды на такие перспективы была интересной. Она долго думала над словами мужа, потом спокойно ответила ему:

– Наверное, я не захочу быть президентом. Политика и экономика меня не интересует. А вот работать в правительстве я, наверное, буду. Я сделаю всё, чтобы записанные в законах права женщин и детей не остались на бумаге. Я хочу, чтобы во всех отраслях, на всех уровнях по-настоящему работали женщины, с мужчинами на-равных, а не так, как сейчас сидят местные красавицы в райкомах и исполкомах, – на третьестепенных должностях, когда они ничего не могут решить, потому что остаются безграмотными. Красивые куклы, как свидетельство того, что в республике женщины имеют равные права. И при этом нужно будет сохранить национальный менталитет, чтобы не получилась смешная карикатура на европейскую демократию.

Исмаил был доволен, он гладил её по голове, по плечам и шутил:

– Я надеюсь, что ты к тому времени передумаешь, и я буду мужем первой в истории республики женщины-президента.

Она стала юристом, родила ещё одного ребёнка за время учёбы – сына, конечно, и началась опять новая жизнь, счастливая и интересная. С прошлым её крепко связывало одно: она неотступно думала о своих трёх сыновьях, которых она потеряла до своих ещё 17 лет. Это было как сон, у неё не было каких-то страданий по этому поводу, как будто это происходило не с ней. Но она хотела знать, где они, как живут, не нужно ли её вмешательство, её помощь. Информация об усыновлении была секретной, она уже это знала, и пока доступа к этим документам она не имела.

Только тогда, когда она стала возглавлять республиканскую службу по социально-правовой охране несовершеннолетних, которую она реанимировала вместе с Ниной, её главным советником и консультантом, она попросила её узнать о судьбе детей. Сама она не могла это сделать, чтобы не вносить какие-то личные интересы в свою службу, и давать повод для пересудов.

Юрист, которая когда-то занималась судьбой Рваной Галоши и её сыновей, была давней приятельницей Нины и коллегой по работе с женсоветами. Она ещё работала, документы у неё были в идеальном порядке, и Нина, командированная с проверкой из Министерства, где она снова работала, без всяких трудов получила информацию о новых родителях из журнала регистрации решений Исполкома об усыновлениях.

Уже неофициально она съездила по двум адресам, увидела детей в школах . Всё было благополучно, они были здоровы, успешно учились. Более обширную информацию она получить не могла, не раскрывая тайны своих посещений. Из документов об усыновлении она знала, что в обоих случаях женщины имитировали беременность, и у всех родственников и знакомых вопросов о происхождении детей не возникало.

С Хамидой они долго разговаривали на эту тему, после того как Нина доложила ей о результатах. Хамида уже знала, что это именно Нина разбиралась с её первыми родами. Она доверилась ей, когда рассказала о второй беременности и рождении близнецов, о чём Нина, кажется, не знала. Нина была единственным человеком, с которым она могла говорить о потерянных сыновьях.

-Что же делать? – спрашивала она Нину.

– Думай об интересах детей и тех людей, которые спасли их, вырастили в любви такими здоровыми и красивыми. Видно, так Бог распорядился: бездетные семьи получили детей, ты получила возможность стать другой – счастливой, любящей и любимой. Нет уже той несчастной, забитой Рваной Галоши; есть много пережившая, много знающая, ответственная женщина, которая имеет возможность создавать условия для полноценной жизни женщин и детей, нуждающихся в поддержке. Относись ко всем людям так, как будто это дети, которых у тебя забрали, и ты не знаешь их. Каждый мог быть твоим ребёнком. И будь уверена – они в хороших семьях, их любят, они получают образование, и я думаю: если бы кто-нибудь спросил их, счастливы ли они, они ответили бы: «Да»!

Больше я тебе ничего не скажу на эту тему, так лучше для всех. Не я это запрограммировала, и не мне что-то менять. Я на себя такую ответственность взять не могу. Если тебя это не устраивает, сейчас у тебя есть возможность самой всё узнать и принять любые решения. И вот ещё что я хотела бы тебе сказать. Я долго думала о тебе и твоих детях, о твоей жизни. Если бы нам дана бы была возможность выбирать себе судьбу, я не отказалась бы от такой, как твоя. Ты счастливая, у тебя пять детей, которые делают тебя бессмертной. В каком-то поколении родится новая девочка, твоя копия, которая проживёт свою жизнь, такую же интересную и счастливую, как твоя. А я пустоцвет, я безнадёжно и бесполезно уйду из жизни, и никогда не повторюсь. Наше бессмертие в детях, и ты бессмертна. Ты счастливая, и помни об этом всегда.

Так были поставлены все точки над i в этой судьбе, Хамида получила возможность и шансы жить по своему выбору, всё мягче и мягче вспоминая и оценивая прошлые события в своей жизни. «Видимо, надо было так перестрадать, всё потерять, чтобы научиться ценить эту Волшебницу Жизнь», – думала она. Она была счастлива, и, как любой счастливый человек, от души любила, понимала и принимала всё и всех.

П О М О Й К А

Женщины не могут понять, почему только одну-двух из их подруг, знакомых, родственниц мужчины выделяют и не только выделяют, а сразу предлагают руку и сердце. Бог их поймёт, этих мужчин, почему им нравится эта, по общему женскому мнению, недалёкая, неумная, непорядочная, не эталон красоты. В реакции мужчин полностью отсутствуют разум и сознание, иначе почему бы могли происходить такие ситуации, как, например, с Александром, которого друзья звали коротко Алекс. Он – высокообразаванный (со всеми дипломами и званиями) специалист, интеллигентный человек, общительный настолько, что его знает полреспублики. Он собирался жениться, был влюблён в свою избранницу. Они вместе развозили родственникам и друзьям приглашения на свадьбу, и в одном доме он увидел такую Елену Прекрасную. Он вдруг понял, что его выбор невесты – ошибка, что его женой может быть только вот эта.

Свадьба не состоялась, Алекс стоял на коленях перед бывшей невестой, молил о прощении и говорил:

–Я знаю, что она дура, что она переспала с десятками мужиков; я знаю, что у неё сахарный диабет и проблемы с сердцем, что она будет инвалидом и я буду на руках передвигать её по дому. Она даже не будет меня обманывать и в открытую будет изменять мне с теми, кто будет её добиваться. Но я ничего не могу поделать. Я хочу только её, и больше никого.

А она и не обманывала никого. Да, я такая: курю, люблю выпить, да покрепче, а секс для меня, как для мужика – отлил и всё. Никаких бабьих нежностей, поцелуйчиков. Получила оргазм – и можно даже не спрашивать, как звали партнёра.

Среди этих Прекрасных Елен (или Прекрасных Дам, или Муз, или Богинь – с ума сошедшие мужчины по разному их называют) бывают такие экстравагантные, как избранница Алекса, бывают тихие и спокойные, семейные и рассудительные. Дело не в их статусе или характере. Это что-то глубоко подсознательное и объяснению не подлежит. Сами эти Елены Прекрасные зачастую удивляются, что же в них такого находят мужчины, что сразу хотят дом купить, счёт открыть, стихи написать или как-то по-другому запечатлеть образ своей Дульсинеи Тобосской – у кого какие возможности есть, и обязательно жениться. Самое главное, что у женщин такого статуса все эти предложения интереса не вызывают и ценности никакой не представляют, к ним само собой идёт всё необходимое, и по-настоящему их может заинтересовать только совершенно неординарный человек, зачастую такой же далёкий, как и они сами, от драки за какие-то эфемерные ценности.

Одна из таких Елен Прекрасных, звали её Наташа, отмечала свой день рождения в ресторане, где её муж работал барменом. Ей исполнилось 40 лет, у неё было двое уже достаточно взрослых детей, она в 17 лет вышла замуж и без всяких приключений прожила с ним уже 23 года в доме очень строгой свекрови, т.е. по всем показателям была полной противоположностью женщине Алекса. Но она была той же породы; когда она выходила из ресторана, вошли в холл шведы из туристической группы и, чтобы дать ей пройти, они встали вдоль стен, образуя коридор-проход, и устроили ей овацию, выражая тем самым своё восхищение.

Почему? Что в них такого есть, в этих женщинах, что толкает мужчин на подвиги, на преступления, на нарушение всяких правил и собственных принципов? В чём это волшебство? Непонятно.

Вот такой женщиной была Зинаида, Зинка-корзинка, как дразнили её в школе, Зизи, как она называла себя в детстве, или Зинуля, как называл её отец. До 23 лет жила она спокойно: училась в школе и в институте иностранных языков, была любимицей отца, который готовил ей любимые завтраки и кормил её до сих пор чуть ли не с ложки (мама так же любила сына, который был младше Зины на 3 года), проверял каждое утро её кошелёк, чтоб там было достаточно денег; она благополучно пережила первую любовь, а по поводу бесчисленных поклонников, жертв неразделённой любви, легко отмахивалась:

–Ну, не этот же!

После института она стала преподавать в школе английский язык, и тут у неё возникла проблема, которая и раньше существовала, но была не замечена: оказалось, что Зина была ярко выраженная сова. Она никак не могла проснуться рано, потому что активная часть суток начиналась у неё только после 12 часов дня. Она с самого детства знала, что продуктивнее всего она может учиться только ночью, спать ложилась в 3 часа, просыпалась в 11, благо, что почти всё время она училась во вторую смену, даже в институте. Работа в школе стала для неё каторгой: она поднималась с постели, но не просыпалась, пила кофе, который тоже не мог её разбудить, ехала в школу на такси, за папины, конечно, деньги, но всё равно опаздывала. Когда она приходила в класс, детей занимали до прихода учительницы директриса или завуч.

Любая проблема перестаёт быть проблемой, когда она осознана, обозначена, описана. А здесь все с радостью и злорадством рассчитались с Зиной за то, что она не такая, как все: обвинили её в безответственности, лени, нежелании честно зарабатывать кусок хлеба. Она была центром обсуждения на всех совещаниях и педсоветах, а за глаза коллектив учителей, состоящий в основном из одиноких женщин, сплетничал по её поводу совсем уж зло: непорядочная, шляется с мужиками по ресторанам до утра, а потом, не проспавшись, прикатывает на работу на такси. Ну никак не могут обычные дамы простить Прекрасных Дам – не имеют права они отличаться от среднестатистических.

Зину уволили, вместо того, чтобы предложить ей вакантные часы английского языка в вечерней школе, которая функционировала в этом же помещении – её коллеги дали ей такую характеристику, что об этом даже речи не могло быть.

Она сама восприняла это увольнение неоднозначно: с одной стороны, вроде бы обидно, а с другой стороны, она почувствовала такую радость освобождения от этой казни, что даже самой стало стыдно.

После такого трудового опыта она почувствовала такое отвращение к работе, что решила выйти замуж и сидеть дома, и спать в такое время, которое её устраивает. В качестве жениха, но еще не мужа, она выбрала футболиста Эдварда. Он с командой прилетел на игру, увидел Зиночку, которую он называл её детским именем Зизи, влюбился, и всё в его жизни изменилось. Постольку поскольку Зина сразу заявила, что она от папы и мамы никогда никуда не уедет, он уволился со скандалом из своей команды, и его с удовольствием приняли в республиканскую команду в качестве играющего тренера. Команда была слабая, никогда не выступала даже в первой лиге, зато он получил возможность быть с Зиной. Они подали заявление на вступление в брак, процедура и свадьба должна была состояться через месяц. По оформлении брака местные власти согласно контракта должны были предоставить ему, тренеру республиканской команды, квартиру.

Но до этого не дошло. Неожиданно для всех, мама Зины, казалось, переполненная любовью только к сыну, начала яростную борьбу против этого брака. Квартиру Зинаиде подарили родители, и, конечно, она была на одной лестничной площадке с квартирой родителей. Едва дожидаясь, когда дочь проснётся, мама вторгалась к молодым и, нимало не смущаясь, обоих ставила в стойло, как она выражалась. Зине она говорила:

–Я вас родила не для кого-то, а для себя. Ты должна жить со мной, а не с ним. Я не знаю, как я буду без тебя, я просто умру. И что это за муж – футболист?

Ему она говорила:

–Ты глазеешь на её круглые коленки. А ты посмотри на меня – и Зинка такая же будет после родов: вся круглая, как бочка, с варикозным расширением вен и с предменструальным синдромом.

Каждый день она звонила по телефону его матери:

–У вас такой прекрасный сын, он заслужил хорошую жену, не такую, как моя дочь. Она грязнуля, ленивая, спит до 12, дома не готовит.

Зина и сама-то была не в восторге от предстоящих перемен в её жизни, и слова матери только подлили масла в огонь. Через две недели совместной жизни под аккомпанемент маминых скандалов она сказала, что не готова выходить замуж. Её жених никак не хотел принимать это её решение; он клялся, обещал, уговаривал, плакал и был таким жалким, что это только придавало ей решимости порвать с ним.

–Ну не этот же, – разочарованно думала она.

Отвязаться от него по-хорошему не удавалось, и она просто уехала к тётушке в Москву. Там она неожиданно нашла себе подходящую для себя работу. Приятельница предложила ей подработать в ресторане, а через 2 дня хозяин предложил ей должность завзалом. Зина смеялась и говорила, что она совсем не знает эту работу, и что в ресторане она может квалифицированно только посуду мыть. Хозяин, старый еврей, отвечал:

–Зинаида-Аида, ты себе цены не знаешь. Тебе не надо что-то уметь. Тебе надо только присутствовать. Я тебе буду платить достаточно, все твои чаевые будут твои, а если будешь умница, сумеешь судьбу свою устроить. Если бы я был моложе, я бы предложил тебе не работу, а руку и сердце и в приданое подарил бы тебе этот ресторан. Увы, моё время уже прошло, но если я каждый день буду видеть такую женщину, как ты, это будет праздник для моих глаз. У нас бывает богатая публика, иностранцы. Мои девочки, которые здесь работали, повыходили замуж и разъехались по всему свету.

Зина, которую с лёгкой руки хозяина все стали называть Аидой, дала себя уговорить и не пожалела. Она, наконец-то нашла работу по своему ритму времени: спать до 12, а вечером работать хоть до утра. Хозяин её только похваливал, называл не иначе как Золотая и пылинки с неё сдувал; денег было достаточно, работа ей нравилась, и она быстро её освоила. Ресторан называли уже только её именем – мы обедали у Аиды, встретимся у Аиды…

Она никогда не использовала косметику, красивые волосы носила узлом на затылке, строго одевалась; когда она проходила по залу, взгляды всех мужчин были только на ней, но пока никто не мог похвастать её вниманием. Если кто и осмеливался подойти к ней с предложением встретиться, она спрашивала:

–Зачем?

И почему-то этот вопрос вызывал у её поклонников чуть ли не шок.

–То есть как это зачем? А что бы Вы хотели?

Зина-Аида смеялась:

–Это что – я подошла к Вам и предложила встретиться? По-моему, это была Ваша инициатива, а я только спрашиваю, зачем. Я готова рассмотреть Ваши предложения, только сразу предупреждаю: деньги, дом, машину я имею от своего отца, секс Вы не осмелитесь мне предложить; так зачем мы встретимся? Это, во-первых. Во-вторых, меня папа с детства учил, что на работе должны быть только деловые отношения. Я сейчас на работе, и готова услышать от Вас слова благодарности за обслуживание или претензии по поводу цвета салфеток, например. А все личные вопросы вне работы.

Такой диалог желающих с ней встретиться отрезвлял от грёз и мечтаний, одни сразу приносили извинения, другие не сразу принимали такую реальность: ах, вот ты какая! Аида же смеялась и чувствовала себя в безопасности. С работы возил её ночью, точнее под утро, её двоюродный брат, с которым у неё всегда были дружеские отношения, а чтоб его жена эти отношения с охотой приняла, Аида платила ему приличную зарплату.

В этом ресторане она встретила, наконец, своего героя. Мимо неё прошла парочка, и Зинаида обратила внимание на неё, а не на него: счастливая женщина, и счастлива она была от своего спутника, который вёл её под руку и что-то говорил ей, слегка склонясь в её сторону. Это было как-то необычно, но на него Аида не успела посмотреть – они зашли в кабинет, где у них был заказан столик.

Всё было разыграно как по нотам. Когда официант с ними рассчитывался, она зашла спросить, хорошо ли их обслужили, понравился ли им ужин. Этого было достаточно, чтоб он её увидел. На следующий день он пришёл ужинать один и, проходя около неё, коротко спросил, могут ли они встретиться. «Почему бы нет?» – смеясь, ответила она.

Роман развивался быстро, потому что Ромуальд был американец (правда, среднеазиатского происхождения), был в Москве по делам и через две недели должен был уезжать. Он поведал простодушной Аиде, как несчастлив был он всю свою почти 50-летнюю жизнь, и как забрезжил свет в окне, когда он встретил её, умницу и красавицу, двадцати пяти лет от роду, которая одна единственная может сделать его счастливым.

За полгода он приезжал три раза. Один раз он приехал со Стеллой, компаньонкой по бизнесу, и тогда он уделил больше внимания Стелле, жил в гостинице, а не в той квартире, которую он снимал для них с Аидой. Аиду и Стеллу даже не познакомил друг с другом. Стелла, по его словам, была к нему неравнодушна, и если бы она узнала об Аиде-Зинаиде, это могло бы негативно сказаться на бизнесе.

Аида забеременела первый раз в жизни, хотя никогда не предохранялась раньше и даже начала беспокоиться по этому поводу. Ромуальд приехал со своим папой, которому Зинаида очень понравилась, Было решено оформить брак, и после рождения ребёнка Аида должна была переехать в Нью-Йорк.

Они съездили к её родителям, и её мама немедленно начала войну против Ромуальда: он старше отца Зинки, он обманывает её, ни один нормальный человек не может иметь имя Ромуальд Ромеович, она родила детей, чтобы они жили с ней, а не где-то на другом конце света и т.д. и т.п. Ромуальд улетел в свою Америку, Аида готовила документы для бракосочетания и рождения ребенка, а мама настаивала сначала на аборте, потом на искусственных родах, потом начала искать какие-то совершенно уже фантастические возможности избавиться от ребёнка.

Но когда малыш родился, она мгновенно стала такой любящей бабушкой, что когда ей напоминали, как она мечтала от него избавиться, она совершенно искренне не верила, что это могло быть. Теперь она так же истово уговаривала дочь оставить ребёнка ей. Сама Зинка недотёпа и проспит всё на свете, в том числе и ребёнка. Мужа её и мужем назвать нельзя, так что только ей одной можно доверить воспитание внука. Она так активно занималась делами дочери, что упустила из-под контроля своего сына, тот немедленно воспользовался такой передышкой, влюбился и женился.

Вскоре все дела завершились: документы в американском посольстве были оформлены, Зинаида получила от родителей деньги за свою квартиру, которую она раньше получила в подарок от родителей же, а теперь, после отъезда Зины, эта квартира предназначалась её брату с женой.

Наконец, Аида, жена американца, мать американца, прилетела в Нью-Йорк. И на этом сказка кончилась.

Ромуальд встретил их в аэропорту, довольный и счастливый, привёз их в апартаменты, как на американский манер называлась такая же квартира, какая раньше была у Зины. Ромео, как назвали мальчика в честь американского деда, она покормила грудью и уложила спать, и только она приготовилась что-то рассказать, расспросить, послушать после секса и взаимных уверений, что они созданы друг для друга, как Ромуальд вдруг посерьёзнел и сказал:

–Мне надо с тобой поговорить.

И поговорил. У него есть ещё одна жена – та самая Стелла, с которой он прилетал в Москву. С ней у него официальный развод, что позволило ему жениться на Аиде, но нет развода религиозного, что для них гораздо важнее, чем государственные процедуры. У них действительно совместный бизнес, и в целях безопасности он оформлен на Стеллу. Для безопасности бизнеса они и развелись. Если Стелла узнает про Аиду и ребёнка, она его без штанов оставит. Но он любит только их – Аиду и Ромео, и она должна для их дальнейшего счастья потерпеть, пока он всё расставит по своим местам. А сейчас он срочно едет домой, а то Стелла звонила по телефону уже двадцать раз.

Зинаида рыдала и умоляла его остаться, но он вырвался из её рук и оставил её перед захлопнувшейся дверью.

Месяца два Зина находилась в шоковом состоянии и не могла поверить в реальность происходящего. Она с сыном жила в квартире его отца, которую прежде сдавали чужим людям. Ромуальд каждый день приходил к ним, загружал холодильник, иногда вывозил их на прогулки, но в основном она находилась дома, потому что Ромуальд со Стеллой жили недалеко, и не дай Бог, чтобы Стелла узнала об Аиде и ребёнке. Самое первое, что делал Ромуальд, когда приходил, это он задёргивал шторы на окнах и просил Аиду к окнам не подходить, хотя окна были достаточно высоко, и увидеть что-то снизу было практически невозможно.

У Аиды был телефон, но переговоры с родителями были очень короткими: всё в порядке, новостей нет, сдали документы на разрешение на работу и на гринкарту, так в обиходе называли документ на легальное пребывание в США, ждём ответа. Не могла же она рассказывать своей маме, что происходит на самом деле, тем более, что она и сама не могла ничего понять. Да она просто ещё и не знала, что размер официальных доходов Ромуальда не позволяют ему быть спонсором-гарантом своей новой семьи, а без этого Зина не может получить разрешение на пребывание в стране. Хитроумный Ромуальд использовал документы о доходах Стеллы и, конечно без её ведома, сделал её гарантом Зинаиды.

Наступила весна, Аида вынуждена была выходить из дома, чтобы погулять с ребёнком, а Ромуальд говорил знакомым при случае, что это его дочка с внуком. После долгого перерыва она снова увидела, как мужчины реагируют на неё, а Ромуальд, пользуясь её полной беззащитностью и зависимостью от него, стал её оскорблять:

–Да они все чувствуют, что ты потенциальная проститутка.

Аида нашла, наконец, карточки для недорогих телефонных разговоров и позвонила в Москву тетушке, сестре отца, и долго, в течение двух часов, рассказывала ей о том, что с ней произошло. Тётушка недолюбливала мать Зинаиды за её вздорность, а Зину любила, тем более, что у неё было два сына, а она всю жизнь мечтала о дочке. Теперь уже все называли её любимицу Аидой, кроме её родственников.

Тётушка сразу поняла, что Зина ещё не разобралась в ситуации, что она ещё не отдаёт себе отчёта, что на самом деле происходит.

–Зин, что ты хочешь сейчас и чем я могу тебе помочь?

С удивлением она услышала в ответ:

–Я хочу, чтобы Ромуальд разобрался, наконец, со Стеллой и пришёл к нам насовсем, со всеми своими чемоданами. Я хочу всю жизнь посвятить тому, чтобы сделать его счастливым.

Тётушка помолчала, потом ответила:

–Ну если ты всё ещё хочешь это дерьмо, это твой выбор.

–Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила Зина.

–Твоего Ромуальда, конечно, – ответила тётушка. – Что тебе сейчас нужно в первую очередь?

–У меня жуткий страх, что ко мне придёт разбираться Стелла. Ромуальд меня так запугал, я первый раз в жизни выхожу на улицу из подъезда и оглядываюсь.