Текст книги "Лики женщин"

Автор книги: Эмма Буяльская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

–Тараканов, видите ли, выводить нельзя, а то денег в доме не будет. Да если б у вас было столько денег, сколько насекомых в доме, первое место в Америке по богатству было бы у вас. Вот садись и пиши диссертацию, как успешно разводить тараканов, в надежде от этого разбогатеть. Инсектологи, – уничтожающе бросила она только что пришедшее на ум слово, не зная существует ли оно на самом деле в русском языке.

В квартире было старых кресел, диванов, подушечек, картин, ковров на полу и на стенах ни проехать, ни пройти, всё это, по большому счёту надо было просто выбрасывать. А пока Зинаида не могла придумать, на чём же ей спать.

Потом Зинаида обожглась и по привычке сразу позвонила тёте, можно ли ожог смазать маслом.

–Ни в коем случае, срочно под холодную воду, а потом уже будешь рассказывать.

Оказывается, Зинаида кипятила бельё в тазике, и когда перемешивала его, струя раствора с моющим средством плеснула её на руку, на грудь и несколько капель на лицо. Боль была невыносимая и успокоилась, действительно, под холодной водой. Зинаида от души всплакнула, жалея себя. А тётушка, когда убедилась, что ожог не столько опасный, сколько болезненный, воскликнула:

–Да за что ж ты себя так наказываешь?

–И не говори, – откликнулась Зинаида. – Я ночами перебрала уже всю свою жизнь, вспомнила всех, кого я вольно или невольно обидела. Я только одного не могу понять. Чтобы никого не обижать, я должна делать то, что от меня хотят другие?

–Нет, конечно. Это называется манипуляция, и, в конечном счёте, ни манипулятор, ни его жертва счастливыми не могут быть. Это две стороны одной медали. Отношения между людьми бывают только тогда совершенными, когда они строятся на-равных. Это очень трудно – удержаться от манипуляций, когда есть возможность безнаказанно манипулировать, используя свою власть, или деньги, или любовь, или обаяние. Это очень трудно – без обиды поставить на место желающего манипулировать тобой, и при этом не почувствовать себя виноватым. И, к сожалению, этому нигде не учат. Раньше об этом в церкви, в мечети, в синагоге можно было услышать, а сейчас ведь большинство людей ходят в храмы от случая к случаю, а замены этой функции религии нет.

Ты мне лучше расскажи, как тебя угораздило кипятить бельё в тазике? Где вы стираете бельё?

Бельё стирали в прачечной на первом техническом этаже, и Зина должна была просто поставить режим стиральной машины градусов на 70-80, а потом для верности ещё прогладить бельё. В общем, наказывала себя Зинаида по полной программе.

Неожиданную поддержку она получила от свекрови. Зина стояла у окна и думала, какой выход она должна найти, и вдруг свекровь сказала ей:

–Ида, ты такая красивая, и волосы у тебя красивые. Оставайся здесь жить. Ромуальд, конечно, тебя и ребёнка любит, но он такой же, как его отец. Всю жизнь меня мучил.

Зинаида, Ида, как называла её свекровь, невесело засмеялась, не стала ни о чём с ней разговаривать:

–Как Ромуальд решит, так и будет. А за комплимент спасибо, а то я уже забыла, какая я.

Отец Ромуальда жил с какой-то женщиной в чистенькой квартире, в которой раньше почти год жила Зинаида с ребенком, но он при переезде взял свою кровать и, конечно, всех клопов при ней. Его «аллергия» поэтому не проходила. Ромуальд вызвал бригаду дезинфекторов и туда, а папа пока целый день сидел у мамы. Вообще-то он навещал её каждый день. Церемонию визита Зинаида имела счастье видеть в свои выходные дни: крепенький папа бодро проходил в комнату жены, они троекратно целовались, Лена подавала им чай и уходила. Они чинно сидели, беседовали о новостях их многочисленных родственников и периодически пукали и рыгали. Обязательно по ритуалу нужно было извиниться, правда, только за отрыжку.

–Пагдон, пагдон, – то и дело доносилось из их комнаты; все в семье картавили, поэтому извинения звучали почти по-французски.

Дышать в доме было невозможно, окна открывать не разрешали, чтобы не простудилась больная мама. Зинаида хватала сына и уходила на весь день гулять.

Муж срочно нашёл квартиру – чистенькую студию, контракт был подписан на год, но квартира освобождалась только через месяц. Денег на первоначальный гарантийный взнос у него не было, и как потом выяснилось, деньги на квартиру дала Стелла. Она оказалась в совершенно непонятном положении – каждый день больную маму приходили навещать близкие и дальние родственники, которые видели Ромика и Аиду, и никто не мог толком объяснить, кто есть кто.

Однажды Зинаиду попросили на день уйти из дома, потому что к маме должна для контроля прийти медсестра, и дома должна быть Стелла, которая никак не хочет приходить сюда, пока здесь живёт Аида. Зинаида ничего не могла понять, и они вынуждены были снова ввести её в курс домашней политики. У мамы оформлена инвалидность, она числится одинокой, потому что папа по делам фирмы расторг юридический брак с ней. Папу к тому времени тоже оформили как инвалида, поэтому он и получил ту социальную квартиру, в которой раньше жила Зинаида. Раньше они её сдавали – кому помешают лишние деньги? А больной одинокой маме-инвалиду по статусу было положено прикрепить обслуживающий персонал. Этим обслуживающим персоналом была оформлена Стелла, которая по делам фирмы тоже была в юридическом разводе с Ромуальдом и не могла считаться членом семьи. Она при разводе тоже получила большую социальную квартиру для себя, сына и дочери. В этой-то квартире и жил Ромуальд с ней и её детьми.

-Как же она может считаться одинокой, когда она жила с сыном, с Ромуальдом? – не поняла Лена.

И снова пришлось ей кое-что объяснить. Когда Ромуальд второй раз чуть не попал в тюрьму за то, что он избил женщину, адвокат срочно нашёл ему возможность лечь в психиатрическую лечебницу на полгода, где его научили, как получить инвалидность, чтобы избежать наказания, а заодно и получить пенсию и другие льготы по инвалидности. Так что с таким «диагнозом» он не мог обеспечить ухода за мамой. Ну, а позже сообразительный Ромуальд провёл через эти процедуры папу и не только его. Нужно же помогать людям, да и лишние деньги за услуги кому помешают?

Зинаида освободила квартиру для контроля, всё прошло как всегда благополучно – ведь недаром их родственнице, которая работала в этой службе, отстёгивали каждый месяц её процент, чтобы она вовремя предупреждала о проверках. Ходиче из этих денег давали 300 долларов, остальные были в распоряжении Ромуальда. Позже Зинаиде случайно попали под руку документы, по которым она узнала, что Стелла получает за свою «работу» больше пятидесяти тысяч долларов в год, поэтому Ромуальд делал её спонсором своей молодой жены.

Но пока приходилось ждать квартиру, документы, спать в детской кроватке, срочно приспосабливаться к новым условиям, в которых надо было выживать. Укусы стали проходить, и Ромуальд повёл сына в другой садик, к своей троюродной тёте, которая обещала помочь через месяц сделать детсад бесплатным за счёт государственной субсидии. Это позволило бы Аиде иметь хоть немного свободных денег, чтобы прикупить кое– что из одежды. Она хоть и скинула лишний вес, набранный во время беременности, и смогла влезть в некоторые старые брючки и маечки, но так хотелось купить новые туфли, хоть недорогие, хоть на какой-нибудь распродаже.

Неожиданно Ромик запротестовал против нового садика. Через 2-3 дня он категорически отказался туда идти, плакал, цеплялся за отца. Это было тем более удивительно, что раньше в детсад он бежал, отмахиваясь от прощальных объятий и поцелуев папы и мамы. Объяснить он ещё ничего не умел, понять что-то было невозможно, пока Зинаида сама не пошла и не посмотрела. Систему работы испанского садика она знала. Когда она отдавала туда ребёнка, воспитатели просили её, чтобы первые пару дней она сама была с ним там несколько часов, пока он не привыкнет к новой обстановке; потом она оставляла его там на один час без неё, потом – на два часа. Справедливости ради надо сказать, что это нужно было больше для самой Зины, которая первый раз в жизни оставляла ребёнка кому-то. Ей даже было как-то обидно, что Ромик тут же забыл про неё, изучал с любопытством всё, что он мог увидеть, достать, потрогать, радостно общался с детьми, особенно с девочками.

В другом детсаду взрослых к детям не допускали, а как Зинаида смогла увидеть через огромное, во всю стену окно, детей сразу приводили к порядку: все должны сидеть на стульчиках, не бегать, не трогать, не толкать, не шуметь. После свободы испанского садика Ромик такие порядки принять не мог.

Ромуальд сначала не хотел слушать доводов Аиды: прежний садик совсем рядом с их новой студией и её работой, Ромик с удовольствием бежит туда, и самое главное, с каким дальним прицелом отдала его туда Аида, что через два года ребёнок будет разговаривать по-испански. Английский он неизбежно выучит в школе, на русском разговаривали дома, а знание ещё одного языка в многоязычной Америке – это просто неоценимый подарок для мальчика. Аида уж не говорила мужу, что в дальнейшем она мечтает еще о двух восточных языках для сына, тем более, что Ромуальду самому ничего не стоило начать разговаривать на новом языке при общении с людьми из другой языковой группы. Читать и писать он, правда, не умел, но сам говорил со смехом:

–Мне бы только знать, как на любом языке «привет!», и я уже готов беседовать об особенностях выращивания кукуруза в этом регионе.

Дай Бог, чтобы эти способности передались Ромику, как передались его другим детям. Борьбу за детский садик чадолюбивый папа проиграл, не выдержав истерик Ромика; который снова с раннего утра начинал собираться в выбранный им детсад. Ему шёл только второй годик, он ещё не разобрался в мешанине трёх языков: дома – русский, в садике – испанский, на прогулках в парке, на улицах, в магазинах – английский, и он выражал свою радость только одним словом: дети!

Самое трудное в жизни – ждать да догонять; Зинаида считала дни и часы, когда она, наконец, сможет переселиться в свою студию и сможет хотя бы выспаться спокойно, не думая, что во сне её и её сына кто-то с аппетитом будет есть. Но счастье не даётся так просто, его надо заслужить

.

Ромуальд разговаривал с Аидой по настроению: то бешено её ревновал к врачам, с которыми она работала, или просто к незнакомым мужчинам и даже к женщинам, которые останавливались и долго смотрели ей вслед, даже когда они гуляли втроём; то просил её ещё потерпеть, и он всё сделает для них с сыном; то находил какую-нибудь причину, чтобы обвинить её во всех грехах, устроить ей скандал и объявить, что она сама должна решать свои проблемы и оставить его в покое, раз она отказывает ему в сексуальных отношениях.

Потом они со Стеллой улетели в Казахстан, чтобы открыть новый бизнес, а Зинаиде пришлось опять окунуться с головой в прошлое и не в очень прошлое Ромуальда.

Во-первых, ей стала звонить по телефону бывшая квартирантка. Она, видите ли, отдала Ромуальду деньги за квартиру за два месяца вперёд, а не прожила там и одного месяца, и она хочет получить свои деньги обратно.

–Ну, и получите их обратно. А что вы от меня хотите? – спросила Зинаида.

–Я хочу деньги.

–Вы мне деньги давали? Договор о квартире со мной заключали? Я там была почти на таких же правах, как Вы. Помочь я ничем не могу. Вам это понятно?

–Понятно, – после некоторого молчания ответила тихая алкоголичка.

Она ещё раз позвонила, и они снова пообщались в таком же духе. Потом от безвыходности она решила, видно, пошантажировать Аиду:

–Я не могу найти Ромуальда. Если ты мне не поможешь, я заявлю на него в полицию.

–Делайте, что хотите. Я Вам ничем помочь не могу. Дай мне Бог разобраться со своими делами.

–У нас с ним был секс, – после некоторого молчания заявила она. – Мужчины все меня хотят, ну, и он тоже.

–И что, секс был что ли плохой? – со смехом спросила Аида. Что ей оставалось делать в этой ситуации, если не посмеяться?

–Нет, нормальный, – озадаченно ответила она, не сразу приняв неожиданную реакцию Аиды. – Но я заявлю в полицию, что он меня изнасиловал.

–Слушайте, Неёла, – едва вспомнив, как её зовут, ответила Аида. – Делайте, что хотите. Это не моя проблема. Помочь Вам я не могу и не хочу. Мне больше не звоните, я не буду Вам отвечать.

Во-вторых, права на Ромуальда неожиданно предъявила Хадича, которая ухаживала за мамой. Воспользовавшись моментом, она стала рассказывать, что у них с Ромуальдом всё шло к совместной жизни, как только он разделается со своей Стеллой, которая держит его, обманом захватив их совместное дело. А вот она, Аида, и её сыночек совсем непонятно какое отношение к Ромуальду имеют. Наверное, по бизнесу, потому что она, Хадича, всё время дома и точно знает, что секса у них нет. Задав бесхитростной Хадиче два-три вопроса, Аида, кажется, поняла, каким «бизнесом» занимается её муж и его жена. На территории бывшего СССР они находят достаточно состоятельных людей, которые по тем или иным причинам хотят ( или вынуждены ) выехать в другую страну, и «помогают» им.

Они находят в Америке желающих подзаработать и сводят людей для оформления фиктивных браков. Все родственники-мужчины поразводились со своими жёнами и по паре раз завезли «невест». Ромуальд и его папа тоже проделывали эту операцию, видимо, не по одному разу.. Некоторых жен тоже привлекали к этому бизнесу. В их кругу настоящим считался религиозный брак, который оставался нерушимым, но при оформлении процедуры законного въезда в страну религиозный брак официальные органы не интересовал. Доход от этой работы был не ахти какой, но зато оплачивались поездки, встречи, гостиницы, рестораны. Было интересно, и считалось благородным помогать людям. Ромуальду работа эта нравилась, он пользовался у женщин безграничным доверием и иногда срывал значительные куши. Эти подробности Зинаида узнала уже потом от самого Ромуальда.

Оставил он своё семейство без контроля, и мамочка тоже кое-что порассказала, растроганная тем, что у её сына такая красавица-жена, и к тому же она чувствовала своим нутром, как она говорила, что Аида ей не соперница, что она не хочет, как Стелла, забрать у неё любимого сына насовсем

.

Зинаида знала, что Ромуальд попал в Америку в первый же год, как только люди получили возможность выезжать из СССР. Тогда в США с удовольствием принимали так называемых политических эмигрантов. По сдержанной информации, которую получила Зинаида от мужа, он боролся за равные права для своего народа, и за это тоталитарный режим расправился с ним, поместив его в тюрьму. А мамочка Ромуальда каждый вечер рассказывала понемногу, как безжалостно обращалась с её несовершеннолетним сыночком советская милиция. Взрослые бандиты сами покалечили пенсионера, а вину за нанесение тяжких телесных повреждений уговорили взять на себя семнадцатилетнего Ромуальда. Обещали заплатить, вытащить из тюрьмы, но ему пришлось от звонка до звонка три года отсидеть. Он, бедненький, вернулся весь больной, с геморроем. Пришлось через родственников найти адвоката в Нью-Йорке, который научил и помог представить уголовное преступление как расправу с инакомыслящим. Ромуальд такой прекрасный сын, за несколько лет он вытащил в Америку всю семью. Он и сейчас помогает людям.

– Мой сын, даже если он по голову в дерьме, – всё равно настоящий бриллиант, – часто повторяла мама.

Позже Аида уже от самого Ромуальда узнала, что втроем они грабили пожилых людей, которые в почтовых отделениях получали свои пенсии. Началось это случайно, как простое хулиганство, а потом стало выгодным, лёгким и практически безопасным делом. Один вырывал сумку из рук старухи и убегал, а два другие вроде бы кидались помогать пострадавшей, давая возможность первому скрыться. Они уже третий год так развлекались, когда их всё-таки вычислила милиция. А за ними уже была расправа с одним пенсионером, который не захотел просто так свою пенсию отдать. Они его побили, а когда их поймали, он был в инвалидном кресле после тяжких телесных повреждений.

Начинали они свою деятельность будучи несовершеннолетними, а к моменту ареста, двум было уже по девятнадцать. Адвокату, видно, хорошо заплатили, и он уговорил Ромуальда взять ответственность на себя. Ему как несовершеннолетнему дали три года лишения свободы, из которых один год он отсидел в тюрьме, а два года был на поселении.

Всё это выложил ей Ромуальд, когда приехал из своей деловой поездки. Аида с невинным видом задала ему один-два вопроса с подковыркой, и он сразу понял, что мама что-то ей рассказала, и, конечно, предстоящий процесс развенчания, низвержения героя разъярил его не на шутку:

–Что ты всё выискиваешь, выкапываешь? Да, я такой! Я сидел в тюрьме за хулиганство в своей стране и здесь, в Америке, полицейские тебе об этом сказали. И мой сын сейчас в тюрьме, тоже за хулиганство. Это неправда, что я тебе раньше рассказывал, что меня изнасиловали, когда мне было шесть лет. Просто у соседского мальчишки, ему было тогда семь лет, была классная ашичка, я вымаливал её у него, хотел купить, предлагал обмен, а он сказал, что подарит мне её, если мы полежим вместе. Это было немного больно, но длилось всего 40 секунд, я досчитал до сорока, и ашичка была моя. И в тюрьме меня трахали все. Что ты хочешь ещё знать, спрашивай, я тебе всё расскажу сам. Хватит вынюхивать! Ты хотела меня сделать счастливым, для этого ты должна стать, как я, а не наоборот. Вместо благодарности за подарки ты мне истерику устраиваешь. Достали вы меня все!

Зинаида не успела даже рта раскрыть, как он хлопнул дверью и ушёл. Вот это да! Права была тётушка, что это криминальная среда, но не до такой же степени! Зинаида не знала, что это за ашичка, за которую её «богатый и гордый, из интеллигентной семьи» муж отдал свою девственность. Хадича, которая была тоже среднеазиатского происхождения, объяснила ей, что это небольшая, размером в половину спичечного коробка, один – на два – на три сантиметра, косточка с округлыми краями из овечьей ноги. Её использовали для игры в кости, которая когда-то была очень популярной в Азии среди детей и даже взрослых.

Зинаида невольно начала думать о стремлении людей к различным «ценностям», за которые они платили бешеные цены, шли на преступления, жертвовали честью, достоинством, рисковали своей и чужой жизнью. А на проверку временем, жизненным опытом, возрастом эти ценности оказывались такими вот ашичками. И каким же надо быть умным, чтобы не стать жертвой такого неадекватного желания в любви, в политике, в приобретении недвижимости, драгоценностей, во всём – во всём, к чему люди стремятся иногда, как бабочка на огонь свечи. И страшные уроки сгоревшей бабочки или повешенного Саддама Хусейна (и этот перечень наказанных за неадекватные желания нескончаемый!) никого ничему не учат! Так мало ведь для счастья нужно на самом деле. И никакие деньги, бриллианты, власть, большая или маленькая, форма носа или вес к этому никакого отношения не имеет. Иначе не повесилась бы на электрическом шнуре молодая, красивая девушка, единственная наследница миллиардов одной из крупнейших в мире компаний.

После такого выброса агрессии Ромуальд приходил спокойный, к сказанному не возвращался, как будто давал время переварить всё и сделать выбор. У Зинаиды был один выбор: ждать разрешения на пребывание в стране. Тем более, что Ромуальд безумно любил ребёнка и говорил Аиде, что он всё сделает для них. Он постоянно жаловался на боли в спине, ходил по каким-то врачам, но пока всё было бесполезно, лучше он себя не чувствовал и по этой причине не работал, как раньше, по– чёрному.

Наконец-то Зинаида смогла въехать в свою студию. На радостях она позвонила тёте:

–Я чувствую себя, как королева! Ромуальд купил новую диван-кровать, Я хоть выспалась по-настоящему.

Когда Ромуальд мог сделать что-то для своей молодой семьи, он чувствовал себя героем, делал попытки к близости, но Аида по-хорошему, без излишних эмоций говорила ему:

–Дай мне хоть привыкнуть к твоим новостям.

Но Ромуальд был неистощим на всякие неожиданности. Пока радостная от переезда Аида, закрыв глаза, пропускала мимо себя его «милые шалости», ему не жилось спокойно, опять адреналина не хватало, опять не видел он так нужного ему внимания, а Аида всё безразличнее и безразличнее смотрела на все эти игры. У неё просто другого выбора не было, как принимать всё, что происходит, хочешь – не хочешь. В день переезда, когда они ехали в супермаркет, просигналил телефон Ромуальда, и он так небрежно попросил ее посмотреть, что за сообщение пришло. Аида и посмотрела. А это были стихи! Посвященные её (её ли?) Ромуальду. Она молча прочитала, выключила телефон и, едва сдерживая смех, сказала:

–Нужен, пишет, ты ей. Как небу солнце, как морю волна.

–Да, это стюардесса, – попытался изобразить смущение радостный донельзя Ромуальд. – Не понимаю, что она ко мне привязалась.

–Не переживай! – уже откровенно со смехом сказала Аида. – Одной больше, одной меньше – какая разница? Только как ты её подцепил, ты же был со Стеллой?

–Это она меня подцепила, – засмеялся Ромуальд. – Как ты. Я ведь тоже тогда был не один, – подколол он её.

–Один-ноль в твою пользу. Я уже начинаю гордиться тобой, что ты ни одной женщине не отказал, ни одну не обидел. Всем помогаешь! Молодец!

–Да нет, – стал оправдываться он. – Только вы с Ромиком по-настоящему для меня что-то значите.

Через несколько дней Аида опять попалась на эту же удочку: снова в машине зазвонил телефон, и Ромуальд попросил её ответить

– Я слушаю, – ответила Аида.

Телефон отключили без ответа, а на повторный вызов и вопрос: «А вы кто»? – Аида со смехом сказала:

–Девушка, я Аида, жена Ромуальда. А вы, наверное, стюардесса, новая курочка в его курятнике, другие меня знают. И Вы, как все остальные, тоже хотите сделать его счастливым. Дерзайте! Вы не смущайтесь, что разговариваете со мной, перезвоните попозже, здесь такое сумасшедшее движение, он за рулём и не может сейчас разговаривать по телефону.

–Ну, зачем ты так? – разозлился Ромуальд.

–А как ты хочешь? Ты бы меня сначала проинструктировал, а потом телефон давал.

Ей было по-настоящему смешно, и она с облегчением думала, что когда она полностью порвёт с ним, совесть её мучить не будет; каждый день он что-нибудь преподносит ей, чтобы она, не дай Бог, не передумала, не забылась. От иллюзий по его поводу и по поводу своей любви она полностью избавилась, а такая она ему была не нужна. Вот когда она цеплялась за него в буквальном смысле слова, рыдала и умоляла не уходить к Стелле, а остаться с ней, – вот это было ДА!

А сейчас она перестала играть в эти игры, она ускользнула от него; он её потерял, стал смешным, а любовь этого не принимает. Он опять почувствовал себя старым рядом с ней, ему нечем было заинтересовать её по-настоящему, а такой, какой он есть, он был ей тоже не нужен. Он стал чувствовать себя не только отцом Ромика, но и её отцом. Она такая беспомощная, она никогда не справится сама со всем, что на неё свалилось, только он один может ей помочь. Он не может их бросить!

Когда он был в таком состоянии своей души, он к обеденному получасовому перерыву звонил ей на работу и просил выйти к машине. Аида садилась в машину, а он предлагал ей обед: то самсу привезёт, то жареную рыбу. Она отказывалась есть, чтобы не набирать лишнего веса, и он сам кормил её, как капризного ребёнка, приговаривая при этом:

–В обед все люди обедают. А ты что, не человек что ли?

Однажды он также к обеду позвонил ей, и когда она села в машину, он ей сказал:

–Стелла такой обед вкусный приготовила, поешь!– Он ей предлагал это ну совсем так, как будто Аида была любимой дочкой не только его, но и Стеллы.

–Ты точно, как мой папа. Он до двадцати лет кормил меня с ложки: каждое утро готовил завтраки и заставлял перед институтом поесть.

–Да я же знаю, что ты готовишь еду только для Ромика, а сама не ешь! Откуда только у тебя такая круглая задница?

Потом это повторялось чаще и чаще: Стелла готовила ему обед, а он кормил этими обедами Аиду. Один раз, когда он сам буквально с ложки кормил её, мимо проехала машина и посигналила им. Они оба увидели Стеллу. Аида стала смеяться:

–Говорила же я тебе: « Не надо»! Что теперь будешь делать?

–Тебя же нельзя оставлять одну! Если не будут видеть меня, тут же найдутся желающие тебя кормить-поить. У тебя же на лице написано, что ты такая ленивая, что даже обедать не будешь. Опять она следит за мной, как будто я что-то скрываю, – перешёл он на Стеллу.

–Что же теперь будет? – спросила Аида, которую теперь совсем не устраивало, что Стелла может выставить Ромуальда, и он вдруг придет с чемоданами к ней, как она об этом раньше мечтала.

–Нет проблем, – спокойно ответил Ромуальд. – Через пару дней угомонится. Любит она меня.

И он, и она пришли к одному решению: ей нужно получить документы, устроиться на работу, чтобы она могла платить за квартиру (подразумевалось, что детский садик будет бесплатный), а потом они разведутся, и она получит социальную квартиру. Один и тот же сценарий, что со Стеллой, что с ней, что ещё неизвестно с кем до них. Как инвалид он имел права на первоочередное получение квартиры, и подал документы в соответствующие организации сразу по приезду Аиды. Она даже не знала об этом, и сообщил он ей об этом при очередном скандале, который он учинил ей, когда она гуляла с ребёнком в скверике, и он опять, ещё раз, увидел, к а к на неё обращают внимание, смотрят ей вслед. С её стороны не было никакой провокации, вольной или невольной: его она не видела, ни с кем не разговаривала, ни на кого не смотрела; просто гуляла с ребёнком и спокойно думала о чём-то своём.

Дома он стал на неё кричать ни с того ни с сего и толкнул её. Она стала вызывать полицию, а он на коленях умолял её не делать этого.

–Я бешусь оттого, что не могу дать тебе, что я хочу и что ты заслуживаешь. Я тебя пальцем не трону, я для вас с Ромиком сделаю всё, чтобы вы нормально жили со мной или без меня, как ты решишь. У тебя скоро будет квартира, за которую со всеми коммунальными услугами ты сможешь платить со своей зарплаты, детсад будет бесплатный, и ты спокойно будешь искать другую работу с нормальным доходом. Адвокат говорит, что ты скоро получишь документы. Я всё делаю для вас, а пока без меня ты просто пропадёшь здесь. Ты себе сразу найдёшь кого-нибудь. Но где гарантия, что он будет лучше меня? Кто будет любить Ромика, как я? У Стеллы нормальный сын, но я его иначе как придурком не называю. Не лишай ребёнка моей любви, это же важно для него.

То, что он безмерно любит сына, сомнений не вызывало. Московская тётушка тоже постоянно напоминала ей, что такой любви её сын больше ни от кого не получит, и лишать ребёнка этой любви жестоко и несправедливо. Зинаида старалась об этом не думать: время придёт, время покажет, время рассудит.

Вообще, всё это семейство жило не скучно. Папе надоела его любовница, и он уже вернулся к жене. Папину квартиру снова сдали жильцам. Когда Стелла после истории с обедами всё-таки выставила Ромуальда за дверь, он 2-3 дня ездил с чемоданами в машине, ночевал у мамы: не мог же он прийти к Аиде – это означало бы полный разрыв со Стеллой, а это пока в его планы не входило. На третий день ему надо было ехать на очередное обследование по поводу болей в спине, которые отравляли ему жизнь; Стелла сама ему напомнила об этом, а он, отличный знаток женской психологии, грубо ответил ей, что никакого обследования ему не надо, что он вообще никому не нужен. Он не может из-за болей вести машину, все кругом инвалиды, и ждут заботы только от него. И Стелла, конечно, приехала и на своей машине отвезла его в клинику.

При обследовании выявилось, что у него проблемы с правым лёгким, втрое увеличена селезёнка, по всему телу уплотнения мягких тканей, попросту говоря, какие-то шишки. После полного сканирования у него взяли кровь на все анализы и сделали пункцию спинного мозга. В общем он прошёл полное обследование, и его отправили домой ждать результатов обследования с подозрением на канкер с метастазами. На данный момент ясно было одно: в любом случае придётся удалять часть правого лёгкого и селезёнку.

Такое положение вещей встряхнёт кого хочешь. Вся бравада слетела с Ромуальда. Он вдруг почувствовал себя смертельно больным, уставшим, и срочно стал делать ревизию своих дел, которые он должен завершить до скорой, как он думал, смерти.

Вечером он привёз Зинаиду и сына домой, в их новую квартиру. Раньше он сразу торопился к себе домой, а сейчас он прервал Аиду, которая рассказывала, что после того как она не выходила на работу в связи с «чесоткой» сына, врачи совершенно изменили к ней отношение. Они дали объявление о вакансии, и уже приходили две-три девушки наниматься на работу. Аида думает, что хозяева намерены её уволить, потому что она не соглашается работать сверхурочно, до последнего пациента, и без выходных. В стране полно нелегалов, которые готовы за гроши работать сутками на них, и держать на работе Аиду, у которой на первом месте ребёнок, им невыгодно.

-Мне надо с тобой поговорить, – прервал он её. – У меня, наверное, рак. Обследование я прошёл, теперь надо ждать результатов анализов. Через три недели будет точный ответ, а правое лёгкое нужно удалять в любом случае. Я тебе не говорил, что я уже один раз получал приглашение посмотреть квартиру. Я хотел тебе сделать сюрприз, но квартира мне не понравилась, и я отказался от неё. Два дня назад нам снова предложили квартиру в Бруклине, я хотел отказаться, потому что хотел для вас квартиру в Манхеттене. Там тоже есть социальные квартиры. Но сейчас не до Манхеттена. До операции я должен знать, что ты в своей квартире. Пенсию тебе, конечно, назначат, но ты даже эту студию не сможешь оплачивать. Я уже эту квартиру посмотрел. Квартира отличная: три комнаты, охраняемый район, вся резиденция загорожена, и внутри есть детские садики и масса работы для тебя, если ты хочешь работать ассистентом у стоматолога. Если ты захочешь получить диплом медсестры и пойдешь учиться, пенсии тебе не хватит, чтобы прожить. Наверное, придётся тебе оформляться на работу вместо Стеллы.

–Ты со мной так разговариваешь, как будто завтра умрёшь. У моего папы тоже был рак горла, после операции и химиотерапии он уже десять лет жив-здоров. А у тебя ещё результатов нет, а ты себя хоронишь.

–Я хочу, чтоб у тебя было всё в порядке, чтоб ты с ребёнком осталась в Америке. Только тогда я буду за вас спокоен. Завтра едем смотреть квартиру. На работу позвони и скажи, что завтра не выйдешь. Тебе всё равно надо уходить оттуда, за такую зарплату пусть работают сами. Завтра едем смотреть квартиру, – повторил он и ушёл.