Текст книги "Лики женщин"

Автор книги: Эмма Буяльская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Всем было не до веселья, но кто-то из детей, пробегая мимо, сфотографировал их, и эта фотография потом долго висела у них дома: Оля сидит на пенёчке, опустив глаза, Аркадий сидит на траве, смотрит на неё снизу вверх и целует её пальчики.

– Это может быть по разным причинам, – отвечая ей и себе, сказал Аркадий. – Ты сейчас пару дней здесь отдохни, а в понедельник я заберу тебя, сделаю в клинике полное обследование и причину найду.

По возвращении в город он позвонил своим друзям – нейрохирургу и офтальмологу, обрисовал им ситуацию и сказал нейрохирургу:

– По-моему, это твоя пациентка.

Они обследовали Олю вместе, нейрохирург подтвердил предположения Аркадия. Для дальнейшего обследования её отвезли в нейрохирургию и после всевозможных обследований предложили Науму срочно её госпитализировать. Состояние Оли резко ухудшилось, и она уже не сопротивлялась, только просила принести ей собаку и чтоб с ней всё время был Аркадий. Через несколько дней Аркадий сообщил Науму точный диагноз: опухоль мозга. Прогноз был неутешительный: опухоль развивалась давно, процесс был необратимый, только операция давала мизерный шанс на выздоровление.

Нейрохирург говорил Науму, что можно надеяться только на чудо. Мозг настолько мало изучен, что зачастую сами лечащие врачи иногда не могут понять и объяснить процессы выздоровления или, наоборот, ухудшения.

Такие случаи были и в его практике. Он был уже профессором, когда его вызвали в приёмный покой клиники для консультации. У пациентки было такое же состояние как у Оли – непрекращающаяся головная боль, резкое сужение поля зрения. Врач приёмного покоя поставил диагноз – опухоль мозга, и нужно было согласовать с профессором вопрос о госпитализации. Свободных мест в отделении не было, но женщина нуждалась в срочном обследовании. Она сама попросила отсрочку до завтра – нужно было решить какие-то домашние дела, пристроить сына.

– Как же вас отпускать в таком состоянии? – спросил врач приёмного покоя.

– Пришла же я сюда сегодня, и завтра приду, даст Бог.

Завтра её не могли принять, потому что произошла крупная авария – автобус с пассажирами упал с моста в реку, и всех пострадавших с черепно-мозговыми травмами везли в нейрохирургию. Больной снова предложили прийти завтра. Она вышла из клиники в полной растерянности – даже домой не могла вернуться, потому что ключи от дома отдала родственникам, которым оставила ребёнка. Ехать к ним с двумя пересадками она была уже не в состоянии: голова болела, почти полностью была потеряна ориентация… Она позвонила по телефону своей приятельнице.

– Где ты находишься? – спросила подруга.

–Около входа в клинику.

– Стой там, я сейчас подъеду.

Приехала она быстро, и. поскольку было уже обеденное время, твёрдо сказала:

– Сначала едем обедать, а потом что-нибудь придумаем.

Они зашли в ресторанчик, который недавно открыла их общая знакомая со своим мужем. Здесь вкусно готовили, быстро обслуживали, и зачастую можно было встретить нужных людей, решить во время обеда какие-то проблемы. К их столику подсела хозяйка ресторана с бутылкой коньяка, потом подошёл её муж.

– Выпьем-ка по глоточку за встречу! – предложила она.– Чисто символически, – предупредила она протесты совершенно непьющих подружек.– А ты можешь просто пригубить, – участливо сказала она совершенно уже никакой больной подружке.

Это было последнее, что она помнила. Проснулась она в полном сознании. Открыла глаза и сразу захлопнула их от неожиданности. Лёжа неподвижно с закрытыми глазами, она соображала, где она и что произошло. Приоткрыв глаза, она разглядела, что находится в спальне подруги, на её кровати, что наступило утро, и она всё видит! И не болит голова! И она может свободно двигаться!

– Как я здесь оказалась? Я ничего не помню! Этого же не может быть от полглотка коньяка?

Наступила очередь удивляться подруге.

– Как не помнишь? И от какого полглотка? Мы сидели у них до шести вечера и выпили весь коньяк. И ты была абсолютно нормальная: разговаривала, смеялась, когда рассказывали анекдоты, и пила коньяк наравне со всеми.

Как бы то ни было, в сумочке лежало направление на госпитализацию в нейрохирургии, и она дисциплинированно снова пришла в клинику. В приёмном покое врач посмотрел на неё, весёлую и жизнерадостную, поизучал направление и спросил:

– Кто вам поставил диагноз?

– Я не знаю, кто у вас здесь принимал больных два дня назад.

Вызвали того врача, потом попросили прийти профессора, все её снова и снова осматривали и даже дважды спросили, точно ли она сама действительно была на осмотре два дня назад. Видя их недоумение, она честно рассказала им, что произошло вчера.

– На данный момент вы практически здоровы и не нуждаетесь в нашей помощи. Благодарите ваших подруг и понаблюдайтесь какое-то время у невропатолога в районной поликлинике. Я честно скажу, что мы не можем точно объяснить, как произошло такое выздоровление. Скорее всего, по какой-то причине произошёл спазм сосудов и отёк мозга, а коньяк – сосудорасширяющее средство, что-то сработало как мочегонное, и отёк прошёл, – и после её ухода ещё пошутил: – Моя бабушка поставила бы такой диагноз – моча в голову ударила.

Аркадий тоже не один раз рассказывал случай, который он не мог объяснить. Однажды его радостно окликнул респектабельный молодой человек. Видя недоумение Аркадия, спросил:

– Вы меня не помните? Вы же у нас в школе в комиссии работали.

Аркадий, как психиатр, когда-то работал в комиссии по отбору в спецшколы детей с дефектами умственного развития. В таких восьмилетних школах умственноотсталых детей учили читать и писать и давали какие-то несложные профессии, что помогало им потом адаптироваться и найти своё место в жизни. Вспомнить его Аркадий не смог, и его имя ничего ему не говорило.

– Я понимаю ваше удивление, на выпускника спецшколы я не похож. Это чудо, что со мной произошло. Я закончил спецшколу, год проработал в теплице. Однажды утром я проснулся какой-то другой – как будто с моих мозгов сняли чёрное покрывало. Я стал всё понимать! Я пошел учиться в вечернюю школу в шестой класс общеобразовательной вечерней школя – ниже класса не было, успешно получил среднее образование, поступил в университет и получил красный диплом, закончил аспирантуру, защитил диссертацию. Сейчас я кандидат биологических наук, работаю Главным лесничим области, и мы делаем огромную работу по моей диссертации – сажаем в горах ореховые леса.

– Может быть, была ошибка в диагнозе при определении тебя в спецшколу? Иногда трудно различить задержку умственного развития и дебильность…

– Не знаю, я сам это пережил, но помню себя только с того момента, как с моего мозга была снята чёрная пелена.

Все эти истории не приносили утешения, не давали надежды. Олю обследовали очень тщательно, диагноз был точный, это показала и последующая операция.

Чуда не произошло. Оля всё реже и реже приходила в себя. Наум всё время был с ней. В последний раз, когда она ясно посмотрела на него и было видно, что она в сознании и его видит, она жалобно попросила его:

– Спаси меня, любовь моя! Ведь ты всё можешь…

Но он не смог. Оля умерла через несколько дней после операции, не приходя в сознание. Умирала она, как говорится, на руках Наума, и он долго, разрывая всем сердце, говорил:

– У неё уже после смерти слеза выкатилась из глаз. Она так не хотела умирать. А я ничего не мог сделать. Это я виноват, это я просмотрел, когда она заболела. И я ещё мог обижаться на неё, – не мог он простить себя в том, в чём не был виноват.

Наум надолго потерял всякий интерес к жизни, и Ицхак очень хорошо понимал его состояние. А если бы он потерял свою Цилю? Ведь даже вопроса не было – любит он её или нет. Она есть его часть, его жизнь, и как невозможно разорвать себя на две части, так же невозможно потерять её. Их поженили, когда им было по семнадцать, они увидели друг друга только при сватовстве, и у обоих сразу появилось это драгоценное ощущение – это моё, это для меня! Правда, иногда, когда её что-то не устраивало (например, неудовольствие не лице мужа, когда она была готова к выходу из дома не в 6 часов, как они договаривались, а в 8), Циля говорила:

– Если бы я знала, что ты будешь делать такое недовольное лицо, я бы вышла замуж не за тебя, а за Яшу, он тоже тогда сватался.

А их старшая внучка, которая уже полдня помогала бабушке собираться – натирала её благовонными маслами, делала ей маникюр и педикюр, причёсывала, – смеясь, предлагала с любовью:

– Бабуля, хочешь, я его буду держать, а ты его побьешь туфелькой, раз он делает такое лицо?

И все были довольны, принимали участие в этих бесхитростных семейных играх и учились на их отношениях строить свои семьи, как в сказках говорится: они жили долго и счастливо и умерли в один день. Они жили уже долго и счастливо – больше 50 лет, и они умрут в один день, не переживя потери другого. Он знал это.

Вот эту историю вспомнил Ицхак, невольно наблюдая жизнь семьи на первом этаже. Жена рокера потеряла всякий интерес для Ицхака, и он теперь выходил на балкон только подышать свежим воздухом и отдохнуть от компьютера. Он видел только, что пёс столько беспокойства стал приносить своим хозяевам, что они решили построить для него клетку в углу двора. Видимо, дома его держать стало совсем невозможно, а землю во дворике он за день так переворачивал своими короткими кривыми лапами, что приходилось каждый день убирать и чистить за ним.

Рокер с парой друзей поставили на бетон трубы, обтянули их сеткой и накрыли шифером – и дом для пса – 2м на 3м – был готов. В клетку поставили диван, который за один день был разодран на кусочки. Избалованная собака, которая до сих пор была живой любимой игрушкой, не желала жить в такой изоляции и протестовала, как только могла. Босс, как звали пса, сразу переворачивал свою миску с водой и целый день до вечера не мог попить. Одеяла и подушки, которые помещали в клетку заботливые хозяева, через час превращались в клочья, а когда рвать и переворачивать было нечего, псу ничего не оставалось, как только выть. Хозяева были целый день на работе, а те соседи, которые оставались дома, должны были жить под аккомпанемент собачьего воя. У Наума были сорваны две продажи квартир – как только покупатели становились свидетелями такого концерта, они сразу отказывались от совсем готовых сделок. Наум уже строил неподалёку два шикарных 18-тиквартирных дома, в старом доме осталось продать 4 квартиры, в том числе и ту, в которой он сейчас работал.

Вечером рокер первым делом выпускал пса, и он своим поведением, лаем, рычанием умудрялся одновременно объяснить хозяину, как он рад, как он его любит и как негодует по поводу того, что тот осмелился его, любимого, в клетку закрыть и на весь день оставить одного. Эва в огромных резиновых сапогах и перчатках чистила клетку от разгромленных, разорванных остатков подстилок и от собачьего дерьма.

–Как я мог подумать, что это Батшеба? – негодовал на себя Ицхак. – Она не Батшеба, она не Мерилин Монро, она не богиня, не фея, она даже не Женщина. Она женщина, собирающая собачье дерьмо, – сердился Ицхак сам на себя, что он так ошибся и поэтому так разочарован сейчас.

Через несколько дней заключения в клетке пёс получил сожительницу. Это была сучка-щенок по кличке Леди. У Ицхака язык не поворачивался даже про себя называть собаку девочкой, как определяли пол своих питомцев собачатники. Девочками он ласково называл свою семидесятилетнюю жену Цилю и внучек. Дочерей у него не было, только три сына, а снох он недолюбливал за их вздорность и стремление всеми манипулировать. Они очень от этого проигрывали, но не понимали этого. Циля их всё время защищала, но Ицхак чувствовал, что ей тоже не нравится манера поведения современных молодых женщин, Как, скажите, пожалуйста, он должен был реагировать на свою младшую сноху, когда он направился в сад, увидел её и спросил о чём-то, просто так, уделяя ей по-светски внимание? А она вышла, по-видимому, тайком покурить и крепко затянулась, задержав табачный дым в лёгких. Но ответить-то она должна была! С первым же её словом из рта и ноздрей –и, как показалось Ицхаку, даже из ушей– этой изящной молодой женщины повалили такие клубы дыма, что бедный Ицхак остолбенел от неожиданности – ведь он не видел, как она затягивалась сигаретой. Фильм ужасов – да и только.

Босс полностью проигнорировал появление щенка, только обнюхал небрежно, и вёл себя так же, как раньше. А Леди стала приставать к нему: она была ещё маленькая, короткошерстной породы и ей было холодно на влажном бетонном полу клетки, ведь была уже осень, и ночью было очень прохладно. Она не могла найти себе места, моталась за Боссом по клетке с жалобным подвыванием, и как только он укладывался отдохнуть, она с радостью старалась приткнуться к его жаркому телу. Наверное, она искала в нём совсем недавно потерянную мать. Но Босс матерью не желал быть, и когда она совсем уж донимала его своими прижиманиями, он вскакивал и с дикой яростью кидался на неё, так что она летела в другой край клетки. Неизвестно, что останавливало его, чтоб не разорвать её, как он разрывал и раздирал в клетке всё, что туда попадало. Леди же с завидным постоянством снова лезла к нему за теплом, как только он отходил от своей ярости и устраивался полежать. У него не хватало терпения снова и снова её отпихивать, а она упорно искала места поуютнее под его шеей или норовила пристроиться между лап.

Весной всё изменилось. Леди выросла в стройную красавицу в два раза выше кривоногого Босса. У неё подошёл период течки, и началась такая любовь! Они играли, вылизывали друг друга, дружно спали, и все жители дома с облегчением вздохнули, отдыхая от всех децибелов лая, воя, визга. Но ненадолго. Как только Леди понесла, ей хотелось больше полежать, особенно если была хорошая погода и к ним в клетку попадало солнце. Теперь уже Босс донимал её своей любовью, а ей надо было выращивать в своём быстро растущем животе щенков. Как потом оказалось, их было одиннадцать! Нелёгкое это дело, и Босс только мешал ей со своими нежностями. Теперь уже она в ярости кидалась на него, когда он донимал её своими притязаниями. Было понятно без слов, что она хотела ему сказать:

– Скотина безрогая, бестолочь, оставь меня в покое!

А он, ничего не понимая, кроме своих желаний, настойчиво, как она когда-то, пристраивался к спящей на солнышке Леди, и начинал вылизывать ей разбухшие соски. Так и пришлось Леди терпеть его, пока она не ощенилась.

Хозяева сделали из этого процесса праздник. Были приглашены на шашлык друзья, которые пришли с жёнами, мужьями и детьми, так что в маленьком дворике повернуться не было места. Роды снимали на видео, после рождения каждого щенка устраивали фейерверк. Босса из клетки выкинули, а он всё лез и лез туда, пока его снова не вышвыривали. Возилась с Леди Эва, которая уже второй час, так сказать, принимала роды. На другой день, случайно встретив Ицхака, она доверительно доложила ему, что их было одиннадцать, а оставили четверых – столько друзей пожелали обзавестись потомством Леди. Ицхак ужаснулся про себя, что из всех интереснейших явлений жизни Эва выбрала утопить, наверное, в ведре с водой семерых новорожденных щенят. Да, такая женщина заслуживала только такого мужа, как её рокер. Нет, нет, Ицхак не осуждал их, но это была не его компания.

-Всё, что в жизни есть, существует по замыслу Всевышнего, – думал Ицхак.– Жизнь была бы, наверное, скучная и неинтересная, если бы все были среднестатистические, так называемые нормальные. Да и что такое нормальные? На проверку временем зачастую радикально менялась оценка того, что эти среднестатистически нормальные уничтожали огнём и мечом. И это касалось, в первую очередь, познания реального мира, это были прорывы во взглядах на построение общества, это были новые религии, новая музыка, новое искусство. Время сортировало всё; ненужное, негодное, невыгодное людям забывалось, классикой становились божественная музыка, удивительные открытия, философские озарения, уникальные фильмы. Кумирами этой среднестатистической нормальной толпы становились учёные, писатели, художники, артисты… Весь мир жадно ищет удивительного, необычного, интересного, а время или делает это вечным, или оставляет без наследия. Сам Ицхак никогда не стремился выделиться, привлечь внимание; он благословлял Бога за себя и свою семью: все здоровы, успешно учатся и работают, рожают и воспитывают детей, имеют всё, чтобы быть счастливыми. «Не создавай себе кумиров», – написано в древних книгах. «И не стремись сам стать кумиром», – добавлял для себя Ицхак.

И с этих его позиций он признавал право на существование всего, что в мире есть, старался не давать никаких оценок никому и ничему. Это не его дело. Вот и эта семья интересовала его теперь только потому, что ему надо было ждать конца контракта на сдачу этой квартиры, чтобы её продать.

Но не тут-то было. Жизнь собачьей семьи была настолько активной, что не замечать её было просто невозможно. Щенята подросли, троих забрали новые хозяева, а один, самый мелкий, который и не рос вроде, рыжий, весь в папу, пока оставался в клетке с Леди. Босс рвался в клетку к Леди, она стремилась вырваться во двор к Боссу, щенок приставал к матери, а она отшвыривала его – кончился биологический период кормления. Босс даже рыть землю перестал: Леди выставляла свой зад в ячейку сетки, которой была огорожена клетка, и Босс часами вылизывал его. Целомудренный Ицхак, которому довелось случайно увидеть эту сцену, был просто в шоке.

Потом всё стало стремительно развиваться, как в хорошо отрезиссированной трагедии. Ранее проданную квартиру на первом этаже отремонтировали, дворик выложили цветной плиткой, и там появились новая семья – молодая женщина с двумя детьми до 10 лет, новая хозяйка квартиры, её второй муж, не отец детей, и … болонка – молоденькая, хорошенькая, просто живая игрушка, любимица всей семьи.

Дворики были разгорожены деревянным крепким забором без единой щелочки, Босс её не мог увидеть, но он чувствовал её запах! И Леди была мгновенно забыта. Всеми доступными ему средствами он хотел пробиться к Новой сучке, и это затмило у него всё: любовь к хозяину и страх перед ним, желание есть и пить, просто видеть вокруг себя ещё что-то, кроме этого забора.

Ицхак вышел на балкон, потому что ему показалось, что плачет ребёнок. А это Леди таскала в зубах оставшегося щенка. Она металась по всей клетке, жалобно рыдала, не выпуская щенка из пасти, и это было так выразительно:

–Смотрите, люди добрые, на этого кобеля! Я тут с ребенком в клетке мотаюсь, а он новую сучку захотел!

При этом щенок совсем по-детски плакал, чётко выговаривая: Ой, ой-ёй, ой-ёй-ёй!

А Босс, не обращая ни малейшего внимания ни на них, ни на что другое, делал очередной подкоп под забором в соседний двор. Вечером приходил с работы хозяин, нещадно колотил Босса, который уже не кидался к нему, демонстрируя свою преданность и любовь, а продолжал копать. Рокеру, видно, надоело каждый день закапывать плоды трудов Босса, щенка куда-то дели, а Босса снова закрыли в клетке с Леди. Обрадованная Леди хотели позаигрывать с ним, но он, нехотя, без всяких любовных игр покрыл её, чтоб она от него отстала, и стоял неотступно перед дверью клетки, не отводя глаз от такого близкого забора, который безучастно отделял его от новой неизвестной ему сучки.

– Так ли уж далеко мы ушли от животных? – наблюдая поневоле за этим спектаклем, грустно думал Ицхак, вспоминая свою дальнюю родственницу Дору. Она второй раз вышла замуж по большой любви, родила вскоре дочку и жила-была с ней и с пятилетним сыном от первого брака и прекрасной квартире на 8-ом этаже. Дочка вдруг затемпературила, Дора позвонила мужу на работу. Он приехал немедленно с педиатром, купил выписанные лекарства и всё необходимое. Потом он сказал Доре, что у него срочная командировка, он не может от неё отказаться, его некем заменить. А если он не поедет, он просто потеряет прекрасную работу, поломает свою карьеру. Дора ходила по комнате, прижимая к груди уснувшую дочку, и повторяла только:

– Ну, что же делать, ну, что же делать?

– Через три дня я вернусь, и всё будет прекрасно. Врач сказал, что нет ничего опасного, завтра он опять придёт.

На второй день Доре по телефону позвонила какая-то женщина и, как будто из самых добрых побуждений, довела до её сведения, что её муж ни в какой ни в командировке, а проводит время со своей любовницей по такому-то адресу. Не помня себя, Дора с двумя детьми помчалась туда. По закону пакости дверь была не заперта, и она с детьми зашла в комнату. Из соседней комнаты, по-видимому, спальни, доносились характерные звуки и поскрипывания кровати. Она посадила сына в кресло, сунула ему в руки дочку и ринулась в спальню, уже зная, что она увидит. В состоянии аффекта она стала оттаскивать мужа от женщины, а он, уже вот-вот достигая оргазма, оттолкнул её так, что она упала. Как она доехала до дома, она не помнила, очнулась только тогда, когда уже стояла в открытом окне на восьмом этаже с обоими детьми на руках, готовая броситься вниз, чтобы прекратить невыносимую боль и страдания.

История эта приобрела широкую огласку из-за мощного накала страстей. Дора потом долго терзала себя:

– Ну, зачем я туда поехала? Ну, зачем я вытаскивала его из неё? Убереги меня, Бог, от такой великой любви и страстей!

А собачий роман продолжался. Босса как-то оставили во дворе.Беременная Леди спала в клетке, выставив на солнце свой огромный живот с раздувшимися сосками. До Босса, видимо, как-то дошло, что подкопаться в другой дворик он не может, и он яростно, остервенело стал ломать забор. Всем телом, лапами, головой, зубами. Он сделал невозможное – прогрыз дыру, раздвинул доски. Он уже видел её, эту болоночку, он уже протистул голову в дыру! И в этот момент вошёл во двор рокер. Пес совершенно его проигнорировал, и оскорблённый хозяин стал оттаскивать Босса от забора. Это было безуспешно – пёс был сильный и упирался, как мог. Эту картину увидел хозяин болонки, когда вышел во двор на шум, ругань и визг. Он ринулся в сарай, выскочил оттуда с газовым пистолетом и выстрелил в морду Босса. Пёс завизжал, рокер сумел выдернуть его из поломанного забора. Леди выпустили во двор, а Босса за шиворот закинули в клетку, и доблестные победители-хозяева обсудили все моменты героической борьбы, выпили несколько бутылочек пива и с двух сторон стали заколачивать забор.

Бизнес у Ицхака шёл успешно, уже были проданы все квартиры в старом доме, включая квартиру рокера, контракт с которым заканчивался через полмесяца. В новых домах спрос на квартиры был такой высокий, что Ицхак начал строительство ещё двух домов. Он был доволен и уже выбросил из головы истории старого дома.

Через полмесяца он пошёл принимать квартиру рокера и встретил знакомую из соседнего дома. Они поприветствовали друг друга, поговорили, а когда она узнала, зачем он пришёл, шёпотом сказала, что рокер из какого-то оружия застрелил Босса. Связываться с ним никто не хотел, все знали, что они переезжают, поэтому в полицию никто не позвонил. Все жалели бедного Босса – не повезло ему с хозяином.

Квартиру сдавала ему Эва, всё уже было вывезено, клетку сломали – по условиям контракта квартира сдавалась хозяину в первоначальном виде. Во дворе спала ещё не вывезенная на новую квартиру Леди, выставив на солнышко свой живот. Во сне она подёргивалась, вздрагивала, повизгивала.

– Опять, наверное, не меньше одиннадцати, – подумал Ицхак. – Интересно, снится ли ей Босс? И помнят ли собаки свои приключения? И какая судьба будет у её новых щенков? И новых Боссов тоже кто-то будет отстреливать за любовь?