Текст книги "Священный меч Будды"

Автор книги: Эмилио Сальгари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

XIV. Продолжение предыдущей

Все четверо, еще не пришедшие в себя от неожиданного нападения, поспешили к палатке, которую грабители опустошили почти полностью. О преследовании похитителей нечего было и думать, так как ночь мешала определить точное число разбойников, к тому же они были в густом лесу среди совершенно незнакомой для них местности, где опасности грозили на каждом шагу. Неистовствовал только один американец, который казалось, готов был лопнуть от бешенства. Дать себя одурачить и ограбить каким-то китайским разбойникам – это было слишком для его самолюбия.

– Если бы мне попалась в руки одна из этих собак, я бы ее задушил, – повторял он вне себя.

– Успокойся, Джеймс, – сказал капитан. – Они ведь лишили нас очень немногого, потому что, собственно говоря, у нас почти ничего и не было.

– Но ведь эти разбойники – китайцы.

– А не все ли вам равно кто они – китайцы, тонкинцы или малайцы?

– Но я, во всяком случае, не могу оставить этого так. Что вы намерены предпринять?

– Остаться здесь и быть готовым к новому нападению.

– Разве вы опасаетесь их возвращения?

– Во всяком случае, это меня не очень бы удивило.

– Разве вы предполагаете, что они сыграют с нами еще какую-нибудь штуку?

– Это вполне вероятно.

– Где же могли они спрятаться?

– В лесу, и может быть, даже сейчас следят за нами.

– Не пойти ли нам прогуляться поближе к лесу?

– Для того, чтобы им легче было нас убить?

– Тише!

В отдалении послышался глухой шум, похожий на галоп нескольких лошадей, который сопровождался звяканьем колокольчиков.

– Заряжайте ружья, – сказал капитан, – бандиты опять вернулись!

На опушке леса показалось несколько всадников, которые пустились в карьер по лугу. Капитан и его спутники поднялись, как один человек, и выстрелили в самую середину шайки.

Один из всадников взмахнул руками и неловко повалился из седла. Остальные после нескольких выстрелов показали свои спины и пустились галопом в обратный путь. В продолжение нескольких минут слышались лошадиный топот и крики бандитов, потом все смолкло.

– Э-э! – обрадовался американец, весело потирая руки. – Мне кажется, что у этих мошенников не очень-то много храбрости. О! Вон я вижу там желтую рожу, которая точно мучается в корчах. Может быть, это умирающий?

– Мы можем к нему подойти, потому что после нашего приема миао-цзи едва ли рискнут вернуться скоро.

– Пойдемте, Джорджио!

– Потише, Джеймс! Может быть, этот бандит еще не умирает и даже не опасно ранен.

– Мы добьем его прикладом карабина.

Капитан и Корсан, поручив своим спутникам смотреть в оба, направились к берегу ручейка, посреди которого бултыхался бандит.

Американец приблизился к нему. Все лицо разбойника было залито кровью, а лоб рассечен пулей.

– Ступай в ад, каналья! – сказал Корсан и толкнул его глубже в воду. – Надеюсь, что завтра ночью тигры сдерут с тебя шкуру.

После этого они вернулись к палатке, перед которой взад и вперед ходил поляк, ругаясь на десяти языках.

– Ну, мой мальчик, какая муха тебя укусила, что ты так ругаешься? – спросил американец.

– Эти собаки нас совсем ограбили, – отвечал Казимир.

– По крайней мере, горшочек-то у нас остался?

– По счастью, да.

– Тогда мы можем еще считать себя богачами. Завтра утром мы в нем сварим мясо.

– А что же мы будем есть сегодня?

– Нам удалось убить двух лошадей, которых мы и съедим. Надеюсь, что и ты окажешь нам честь и отведаешь конины.

– Что вы, сэр Джеймс! Конины!

– Превкусное мясо, мой мальчик. Я готов даже съесть техасского тарантула, только бы не лишиться мяса. Что может быть лучше мяса, в каком бы виде оно ни было.

– Браво, сэр Джеймс; значит, до завтра.

– До завтра.

Американец вернулся к своей постели, а спутники его растянулись на открытом воздухе с карабинами под рукой, но ни одного бандита больше не появилось. Без сомнения, напутанные дружным отпором европейцев, они окончательно решили больше не показываться.

На заре горшочек, туго набитый кониной, весело шипел и булькал, распространяя приятный запах. Закусив как следует, путешественники в десять часов утра тронулись в путь.

– Бодрей, Джеймс! – сказал капитан.

– Я не нуждаюсь в подбадриваниях, – отвечал американец. – Я чувствую в себе столько силы, что мог бы донести вас на плечах до истоков Сицзяна.

– А ноги?

– Что ноги? Ноги у меня в полной исправности и неутомимы по-прежнему. Вперед! Я первый подам пример.

Они покинули луг и вступили в середину густейшей плантации бамбука bатbиtulda – растения, имеющего высокий, до пятидесяти футов, крепкий и гибкий ствол и широчайшие листья.

Пробраться через эти гигантские заросли было делом далеко не легким. Приходилось идти в какой-то полутьме, все время работая ножом; кроме того, они то и дело попадали головой в огромные сети паутины, сотканные отвратительными пауками.

Американец, еще не совсем оправившийся после болезни, устал первым.

– Уф! – воскликнул он, в сотый раз останавливаясь, чтобы высвободить свою голову из ослепившей его паутины. – Это целое царство пауков! Что же, этому несчастному бамбуку никакого конца не будет? Черт бы его побрал!

– Ола! – сказал с упреком капитан. – Не относитесь так пренебрежительно к растениям, подобным этому.

– А почему?

– Если бы вы знали, на что они годны, вы не стали бы говорить о них так дурно.

– Они годны на то, чтобы довести до отчаяния джентльменов, которым приходится пробираться сквозь такую чащу.

– Какой вы ворчун, Джеймс!

– Я говорю одну только горькую истину.

– Китаец стал бы благословлять то, что вы проклинаете.

– Слово «китаец» – синоним животного. Любопытно было бы знать, для чего они могут использовать эти палки, способные вывести из терпения самого флегматичного англичанина.

– Для тысячи и тысячи вещей. Выделывают из него прелестный напиток, едят сердцевину, которая имеет прекрасный вкус, молодые побеги едят, как спаржу, – впрочем, они имеют совершенно одинаковый с ней вкус, – из листьев делают отличные шторы и циновки, из веток – элегантные корзины, трельяжи, предметы роскоши, легчайшие стулья, великолепную бумагу и некоторые тяжелые материи, музыкальные инструменты и прочее и прочее. А из стволов делают лестницы, посуду, трубы для воды, лодки, плоты, и, наконец, хижины. Можно ли извлекать больше пользы из какого-нибудь другого растения?

– Но в таком случае эти растения просто чудодейственны?

– Да, Джеймс.

– Что ж, дадите вы попробовать мне вашей спаржи, а?

– Когда пожелаете. Стоит только срезать молодые побеги и сварить их.

– Сегодня вечером мы наедимся спаржи до отвала. Ура бамбуку!

– И спарже также ура! – крикнул им в ответ поляк.

– Тише! – вдруг сказал капитан, пригибаясь до земли.

– О! – заинтересовался американец. – Что нового? Бандиты, что ли, вернулись?

– Мне показалось, что я слышу выстрел из аркебузы.

– Если только это бандиты, я один их всех уничтожу.

– Будет вам шутить, Джеймс. Ружья под мышку и вперед! Выполнив эту команду, что придало им воинственный вид, они

продолжали идти с удвоенной быстротой, срезая направо и налево огромные стволы бамбука, которые со скрипом падали наземь. Два часа спустя путешественники подошли к подножию горной цепи, тянувшейся с севера на юг.

Американец совсем изнемогал. Еще не до конца затянувшиеся раны причиняли ему жестокую боль; тем не менее он не смел жаловаться. Сознаться в том, что он, чистокровнейший янки, едва сдерживает стоны, казалось ему постыдным. Он скорее готов был терпеть самые ужасные муки, чем признать себя ослабевшим.

Восхождение по горной цепи они начали около полудня, но довольно медленно – из-за чрезвычайной крутизны подъема. И притом там не было ни прохода, ни малейшего следа тропинки – все только одни утесы, на которые надо было взбираться с большим трудом и риском; путь еще больше затрудняли кусты колючек и группы драконова глаза.

Время от времени путешественники должны были останавливаться, чтобы дать вздохнуть бедному Корсану. Эти остановки, впрочем, использовались ими для осмотра страны, расстилавшейся у подошвы гор. К великому своему удивлению, они повсюду видели ужасные следы разрушения: ни одной уцелевшей деревушки – все они были или разграблены, или сожжены.

– Война, что ли, здесь вспыхнула? – проговорил капитан, останавливаясь у подножия огромного утеса, на который им еще предстояло взобраться.

– Надо думать, что так, – отвечал Мин Си. – Я много раз проходил по этим местам и всегда видел здесь многолюдные селения.

– Кто же это здесь воевал? – спросил американец.

– Кто знает! Может быть, Тонкий, который не очень далеко отсюда. А может быть, тут похозяйничали шайки грабителей, которыми кишит весь юг.

– А было бы недурно, если бы мы случайно встретились с одной из этих шаек.

– Да сохранит вас от этого Будда, сэр Джеймс!

– Уж не трусишь ли ты, канонир-трубач? Всего только четыре выстрела – и вся шайка пускается в бегство. Разве ты не видел, как удирали те, которые напали на нас прошлой ночью?

– Тише! – проговорил капитан, невольно вздрогнув. По горам раскатился выстрел.

– Разбойники! – воскликнул американец.

Вдали послышались резкие крики; казалось, несколько человек звали на помощь.

– Казимир, – сказал капитан, – вскарабкайся на этот утес и посмотри, что происходит на противоположном склоне горы.

Поляк, подгоняемый криками, далеко разносимыми эхом гор, помогая себе руками и ногами, цепляясь за выступы и коряги, взобрался на крутую скалу до самой ее вершины и стал оттуда смотреть.

Среди небольшой долины, как сноп соломы, горела деревня. Вокруг нее поляк увидал человек пятьдесят пестро одетых и отлично вооруженных людей; одни из них угоняли стада быков и лошадей, а другие ловили крестьян, которые, навьючив на себя свои самые ценные пожитки, старались убежать в горы.

– Эй, дьяволенок! – зарычал на него американец, выйдя из терпения. – Что же ты там видишь?

– Поразительное зрелище, сэр Джеймс. Сначала деревню, горящую как спичка, а потом… потом… Тысяча чертей! Это ведь разбойники!

– Разбойники! – воскликнул янки.

– Да, разбойники, отлично поживившиеся. Они нагружены добычей и уже отступают.

– Куда они направляются? Много их? Отвечай же, мальчик, отвечай скорей!

– Они едут на запад; там более пятидесяти хорошо вооруженных всадников. Я вижу пики и аркебузы.

– Это бандиты, напавшие на нас прошлой ночью, – сказал американец. – Пойдем убьем их.

– Успокойтесь, Джеймс, – сказал капитан. – Оставьте их в покое.

– Но ведь их только пятьдесят.

– А вам этого кажется мало?

– Да разве вы хотите остаться здесь?

– Совсем нет, мы пойдем вперед, но без сражений. А теперь давайте карабкаться на этот утес, а там увидим, как нам поступить.

Помогая один другому, двадцать раз рискуя сломать себе шею, они наконец добрались до вершины утеса, которая оказалась в то же время вершиной всей горной цепи, и остановились посмотреть на страшное зрелище, представившееся их глазам.

Там, почти у самого подножия горы, пылала большая деревня. Огромные огненные языки, то желтые, то красные, поднимались в вихре дыма над прогоревшими и рушившимися крышами с глухим и продолжительным гулом. На каждом шагу то с треском рушилась стена, то проваливалась крыша, то срывалась терраса, то с грохотом валилась башенка, и из-под груды этих развалин вздымались к небу новые облака дыма и искр, доносимых ветром до вершин соседних гор.

Капитан и его спутники поспешно спустились вниз и вошли в деревню.

Некоторые китайцы толпились вокруг пламеневших хижин, храбро бросаясь в огонь и дым, чтобы спасти последние остатки своего имущества. При виде вновь прибывших они разбежались по долине, но, ободренные дружескими словами Мин Си и миролюбивым видом капитана, не замедлили вернуться, рассказывая, что грабители принадлежат к шайке тонкинца Теон Каи. Услышав, что капитан намеревается продолжать путь, они ему отсоветовали.

– Если вы пойдете вперед, – сказал один из этих несчастных, – вы обязательно попадете в руки лютого бандита, который все у вас отнимет. Послушайте меня – или вернитесь, или обойдите его стороной.

– Это невозможно, – возразил капитан, – кроме того, нас ведь четверо; все мы храбры и хорошо вооружены.

– Притом, надо полагать, они будут пьяны, – добавил американец. – Мы их перебьем и выпустим из них столько крови, сколько они выпили водки.

– Сколько было бандитов? – спросил капитан.

– Человек пятьдесят или шестьдесят, все вооруженные пиками, саблями и мушкетами.

Американец сделал недовольную гримасу. Даже он находил, что их было слишком много для четверых.

– Что нам делать, Джорджио? – спросил он.

– Пойдемте вперед. Нам нельзя отступать.

– А если они на нас нападут?

– Мы дадим себя взять, если их будет много. Вы увидите, что мы сумеем от них отделаться, не платя за себя слишком большого выкупа.

– Итак, вперед! – сказал поляк.

Подарив несчастным погорельцам горсть таэлей, путники отправились дальше на запад той же тропинкой, по которой уехали и свирепые бандиты.

На каждом шагу виднелись следы визита разбойников. Земля была утоптана следами лошадей и быков, похищенных в деревне; валялись предметы, которые они теряли, сами того не замечая. Между ними было множество скорлуп кокосового ореха, закрытых пробкой и наполненных довольно крепким напитком, добытым из перебродившего риса.

Американец и поляк, заметив, что напиток этот немногим отличается от водки, поспешили их подобрать.

– Бандиты воруют, а мы подбираем, – сказал янки. – Это животное, Теон Каи, должен был оставить нам бычка. Скажите мне, Джорджио, тонкинцы очень храбры?

– Совсем нет.

– Так что мы могли бы напасть на бандитов, не встретив серьезного сопротивления.

– Но неужели вы думаете, что вся шайка состоит только из одних тонкинцев? Среди них есть жители Лаоса, сиамцы, а может быть даже и раджпуты2424
  Раджпуты – коренное население индийского штата Раджахстана (прежнее название – Раджпутана).


[Закрыть]; эти последние – настоящие воины.

– Что вы говорите, Джорджио? Воины-раджпуты в Тонкине!

– Почему же нет?

– Но ведь раджпуты живут в Индии?

– Их много также и в Индокитае. Сиамский король держит при своем дворе два отряда воинов-раджпутов и человек двадцать татар. Некоторые из них вполне могли пристать к шайке Теон Каи, и если мы очутимся перед такими бравыми вояками, то я советую вам сложить оружие.

– Это значит, что нам придется прибавить еще новый позор к прежним: к преследованию с палками, к бегству… Уф! Этот священный меч Будды стоит немалых жертв.

Уже темнело, когда они подошли к опушке леса. Капитан, видя, что это место достаточно удобное, скомандовал остановку. Палатка, какая-то несчастная дырявая покрышка, купленная ими в погоревшей деревне, была установлена, и затем все улеглись под нее, не рискуя развести огонь из боязни привлечь внимание бандитов.

Ни один из грабителей не показался среди ночи, и не было слышно ни одного выстрела.

– Наше счастье, – сказал на следующее утро американец.

– Больше того, – отвечал капитан. – По-видимому, разбойники изменили место жительства.

– Между тем мне не было бы неприятно познакомиться с Теон Каи. О! Какое симпатичное имя!

– От которого воняет бандитом за целую милю. Вперед, друзья! Сегодня мы хорошо выспались, а потому постараемся пройти как можно больше.

Они часто отдыхали, продвигаясь вперед лесом, который был так густ, что не всегда можно было пробраться через него, и весь усеян плодами, упавшими с деревьев.

Едва они успели пройти около полумили, как вдруг капитан неожиданно остановился. Он увидел человека, спрыгнувшего с дерева и спрятавшегося за кустом.

– Тише, дети мои, – сказал он, заряжая карабин.

Капитан еще не успел кончить, как возле него раздался выстрел, окутав его целым облаком дыма.

– Бандиты! – крикнул янки, стреляя.

Шесть человек, странно одетых, вооруженных пиками, луками и мушкетами, выскочили из кустов.

Четверо путешественников выпалили наугад из ружей и, повернувшись спиной к неприятелю, пустились бежать. За ними погналось несколько всадников, бешено пришпоривая своих коней.

– Бегите! Бегите! – кричал Мин Си, удирая во все лопатки.

Но не пробежали они и ста шагов, как были уже окружены пятьюдесятью всадниками, целившимися в них из своих аркебуз.

Американец и его товарищи, успевшие вовремя спрятать под, одеждой револьверы, отдали бандитам карабины и ножи и дали увести себя в плен.

Пять минут спустя, окруженные всей шайкой, они пришли в лагерь Теон Каи.

XV. Бандит Теон Каи

Становище разбойников, расположенное среди самой чащи леса колоссальных камфорных деревьев, состояло из тридцати хижинок, увенчанных флагами всех цветов и размеров. Снаружи домики были украшены старинными мушкетами с фитилем, луками, колчанами, туго набитыми стрелами, саблями и ножами всех видов и сортов со следами еще не смытой крови жертв, павших от разбойничьих рук.

Повсюду бродили награбленные быки, лошади, гуси, утки и куры, производя адский шум, в котором немалое участие принимали и до полтораста бандитов всех рас и национальностей. Одни из них лежали врастяжку на земле, другие стояли, прислонясь к деревьям, иные, сидя на земле, были заняты игрой, а большинство пьянствовало. И кого только тут не было! Низкорослые тонкинцы с лицами бронзового цвета, переходившего у некоторых в оливковый, хохотавшие как сумасшедшие, обнажая при этом свои зубы, разрисованные черной краской; косоглазые китайцы с головами, украшенными шапками ience, и одетые в длинные симары; кохинхинцы2525
  Кохинхинцы – жители Кохинхины, как называли в европейской литературе Южный Вьетнам в период господства французских колонизаторов.


[Закрыть], богато одетые в желтые камзолы, отделанные красным атласом, в шляпах с разноцветными плюмажами; свирепые, мрачного вида малайцы, вооруженные страшными крисами2626
  Крис – стальной кинжал со змеевидным изгибом лезвия, оружие народов Малайзии и Индонезии.


[Закрыть] ядовитым острием, и, наконец, сиамцы с ромбовидными головами, землистым цветом лица, толстыми бесцветными губами и золочеными зубами.

При появлении пленников все эти люди вскочили на ноги и побежали навстречу, осматривая их с любопытством, указывая один другому пальцами на глаза американца и двоих европейцев и приправляя свои замечания взрывами громкого хохота. Им, вероятно, в первый раз пришлось видеть белых людей, да еще не с раскосыми глазами.

Американец ощетинился и кончил тем, что дал несколько подзатыльников чересчур любопытным, но потерпевшие не выказывали ни малейшей обиды.

– Они смотрят на нас, как на диких зверей, – бормотал янки. – Нечего сказать, благовоспитанные люди: смеются в лицо и тычут пальцами чуть не в глаза.

Пленники прошли через весь лагерь, потом по едва заметной тропинке углубились в лес.

– Куда вы ведете нас? – спросил Джорджио окружавших его бандитов.

– К начальнику, – отвечал один китаец.

– Разве он живет в лесу?

– Да, но в княжеском дворце… Иди и молчи!

Минут десять шли они под деревьями, а потом вышли на прелестную лужайку, окруженную холмами, по которой бежало множество ручейков, впадавших в живописные озерки.

Посередине лужайки возвышалась роскошная постройка, разрисованная яркими красками, аляповато украшенная желтыми и голубыми кусками фарфора, опоясанная лентой великолепных веранд, изобилующих цветами и поддерживаемых стройными колоннами.

Крыша с изогнутыми краями была испещрена фронтонами и фронтончиками, острыми шпилями с чудовищными драконами, которые вертелись по ветру с резким визгом, и массой флюгеров с развевавшимися разноцветными флагами.

Пленники на мгновение остановились, чтобы полюбоваться образцом искусства китайской архитектуры.

– С какого рода бандитом приходится нам иметь дело? – спрашивал себя ничего не понимавший американец.

– Вперед, нечего смотреть! – послышался сердитый оклик конвойных, и пленники получили по изрядному удару тупым концом пики.

Через дверь, украшенную тремя драконовыми головами, они вошли внутрь здания и затем продолжали путь по длинным коридорам, стены которых были искусно расписаны. Американец все смотрел себе под ноги из боязни провалиться в западню.

– Куда же ведут нас эти люди? – спросил он, начиная беспокоиться.

– Они ведь сказали вам, к их предводителю, – отвечал капитан. Через несколько минут пленников ввели в небольшую, элегантную залу, оклеенную расписной бумагой танг-поа, свет в которую проникал через четыре небольших окошка, где стекла были заменены листами промасленной бумаги. Мебель, стоявшая здесь и отражавшаяся, как в зеркале, в блестящем полу из голубого мрамора, была чрезвычайно проста, но вместе с тем необычна. Тут были легкие, низенькие бамбуковые столики, заставленные всевозможными вазочками, графинчиками прозрачного фарфора с букетами пионов красивого огненного цвета, чашечками минга цвета неба после дождя, фигурками и уродцами из разноцветного фарфора и, наконец, шарами и шариками из слоновой кости.

По углам залы стояли мраморные кресла и какие-то предметы, названные Казимиром плевательницами. С потолка спускался тальковый фонарь и пеука, которая, размахивая крыльями из расписной материи, распространяла в комнате приятную прохладу.

К своему великому удивлению, пленники были оставлены одни в этой комнате.

– Я больше уже ничего не понимаю, – сказал американец, точно спустившийся с облаков. – С какого рода бандитом имеем мы здесь дело? Это жилище князя, а не разбойника, грабящего путешественников и поджигающего деревни. Может быть, он колдун?

– Я начинаю сам это думать, Джеймс, – отвечал капитан. – Со мной никогда еще не случалось ничего подобного.

– Как бы там ни было, а все-таки это великолепное приключение.

– Лишь бы только бандиту не пришла в голову скверная мысль перерезать нам горло.

– Разбойник, утопающий в такой роскоши…

– Тише! – прошептал Мин Си. – Вон сам Теон Каи.

Часть одной из стен неожиданно открылась, и на пороге этой потайной двери появился человек в голубой шелковой одежде, стянутой поясом с массой торчащих за ним пистолетов и малайских крисов; на голове у него была надета коническая войлочная шляпа, украшенная большим плюмажем. Это был человек небольшого роста, но могучего сложения и, судя по наружности, обладавший необычайной силой. Довольно умное плоское лицо, сильно выдающиеся скулы, большой лоб с широким шрамом и косые, быстрые глаза производили сильное впечатление при первом же взгляде на бандита.

Он остановился на пороге, внимательно рассматривая своих новых пленников, а потом направился к ним с самой обворожительной улыбкой, когда-либо появлявшейся на устах тонкинца; скрестив на груди руки и медленно разводя их, он произнес обычное приветствие:

– Изин! Изин!

Капитан и его спутники, весьма удивленные таким приемом, которого они никак не ожидали, поспешили отвечать на его приветствие. Теон Каи сделал им знак сесть в каменные кресла и, подумав несколько минут, спросил мелодичным голосом:

– Каким ветром занесло вас сюда, так далеко от вашей родины? Ведь, если я не ошибаюсь, вы принадлежите к народам, обитающим далеко на Западе.

– Заключенное нами пари, – отвечал капитан, с любопытством рассматривавший этого странного бандита.

– Вы европейцы?

– Ты угадал.

– Куда же вы держите путь? – спросил бандит.

– Мы хотим проникнуть в Юаньян.

– Что вам там понадобилось?

– Мы разыскиваем священный меч Будды.

Теон Каи широко раскрыл глаза, и на лице его изобразилось глубокое удивление.

– Священный меч Будды?! – переспросил он.

– Тебя это удивляет?

– Может быть…

Теон Каи замолчал и, казалось, погрузился в глубокие размышления. Несколько минут просидел он с опущенной на грудь головой, потом, быстро подняв ее, сказал:

– Итак, стало быть, ты ищешь священный меч Будды?

– Да, и я поклялся найти его, хотя бы мне для этого пришлось перевернуть вверх дном всю Юньнань и всю Бирму.

– Разве ты знаешь, где он находится?

– Мне сказали, что в Юаньяне.

– А место, в котором он был скрыт?

– Оно мне неизвестно.

– Послушай меня, чужестранец. И я также одно время интересовался этим оружием и не раз пытался напасть на Юаньян со своей шайкой. Знаешь ли ты, прежде всего, кто его похитил?

– Фанатик-буддист.

– Наоборот, говорят, что то был отважный разбойник; но был ли это фанатик или разбойник, а священный меч все равно украден. Насколько мне удалось узнать, это оружие было привезено в Юаньян, но там следы его теряются. Перед тобой открываются три пути; если ты хочешь его отыскать, то должен будешь исследовать один путь за другим.

– Дальность пути меня не пугает, а препятствия не останавливают.

– Я этому верю, – сказал бандит. – Будь внимателен и запечатлей в своей памяти то, что я тебе скажу.

– Говори.

– Одни говорят, что священный меч сокрыт в храме Будды в Юаньяне; другие – что он спрятан в Киум-Доджэ великого Jiredo в Амарапуре; третьи – что он замурован под железным Т пагоды Швемадо в Пегу.

– В пагоде Швемадо? – воскликнул капитан.

– Что же тебя здесь удивляет?

– Я в первый раз слышу об этом.

– Теперь уж ты этого не можешь сказать. Неужели у тебя хватит смелости добраться до самого Пегу?

– У меня хватит ее, даже если бы пришлось добираться до самой Индии.

Теон Каи посмотрел на него с еще большим удивлением.

– Вот это человек! – воскликнул он с неподдельным восторгом. – Не хочешь ли ты остаться со мной?

Капитан вздрогнул от такого неожиданного вопроса.

– Нет, – твердо ответил он. Чело бандита затуманилось.

– А если бы я стал принуждать тебя к этому? – спросил он.

– Я скорее дам себя убить, чем сделаюсь разбойником.

– Ты презираешь это ремесло?

– Я отказываюсь потому, что должен разыскать священный меч. Я поставил на карту свою честь.

Теон Каи поднялся, приблизился к капитану и, положив ему на плечи свои руки, сказал:

– Ты благородный человек! Завтра я тебя отпущу.

Затем он ударил два раза в гонг, висевший на пороге одной из дверей.

На этот зов явился роскошно одетый бандит, который принес целый ряд фарфоровых чашечек цвета зеленой морской води, установленных на подносе, и большой чайник, разрисованный картиной отступления Бодхидхармы, стоящего на легендарном плоту.

Чай, по китайскому обыкновению без молока и без сахара, был разлит в чашечки. Теон Каи первый подал пример, храбро опорожнив несколько чашек; американец, подражая ему, опорожнил их не менее полусотни и подсел поближе к чайнику, чтобы, если окажется возможным, выпить еще столько же.

Гостеприимный бандит еще несколько минут забавлялся разговором с пленниками, рассказывая про свою шайку и ее кровавые подвиги, а затем удалился, предупредив, что будет ждать их к обеду.

– Клянусь Бахусом! – воскликнул американец, кидаясь к чашечкам и опоражнивая их одну за другой. – Какой милый человек! Я никогда в жизни никого не встречал, кто походил бы на этого бандита. Клянусь вам, друзья мои, что я чувствую себя способным полюбить его, несмотря на его желтую рожу и глупые усы.

–А я чувствую себя в состоянии расцеловать его! – с энтузиазмом объявил поляк. – Честное слово, я поцелую его, если только он накормит нас еще и хорошим обедом.

– Этот человек способен угостить нас по-княжески, мой мальчик. Все зависит от того, какова у них стряпня.

– Не беспокойтесь, Джеймс, – сказал капитан, – здесь не будет недостатка ни в знаменитых гнездах саланганы, ни в трепанге, ни в обильных и вкусных напитках, которые я посоветую вам употреблять умеренно, если вы не хотите потешить Теон Каи видом пьяного иностранца.

– О! Вы меня обижаете! Я буду держать себя как истый американец, как настоящий джентльмен. А между тем чем мы займемся до обеденного часа?

– Я предлагаю хорошо отоспаться на террасе, – сказал поляк. Предложение было принято с удовольствием. Четверо пленников, если можно еще их так называть, направились к ближайшей террасе, растянулись на бамбуковых стульях, полускрытых между растениями, и скоро задремали, убаюкиваемые болтовней гоомеи, или монгольских певцов, порхавших по вазам.

Часов около четырех их разбудил бандит и, проведя через целый лабиринт ширм, ввел в другую залу, стены которой были покрыты белой материей, расшитой шелком, а посреди комнаты стоял накрытый стол, гнувшийся под тяжестью фарфоровых блюд, поставленных на скатерти из расписной бумаги.

Теон Каи уже ожидал их. Он сел в конце стола на хозяйском месте, поместив капитана по левую руку, – место, считающееся в Китае почетным, американца – по правую, а остальных напротив себя.

Обед начался обильным возлиянием белого вина, приторного и слегка подогретого, затем следовали одно за другим десять блюд, из которых восемь было горячих, а два холодных, являвшихся как бы отдыхом для приглашенных, так как китайцы обычно едят только горячие блюда.

Эти блюда состояли из первосортного риса, сваренного в воде, сахарных пирожков, корней кувшинчика в приправе, жареных кузнечиков, утиных яиц, сваренных всмятку, осетровых жабр, китовых усов под сладким соусом, рагу из раков и воробьиных горл.

Американец, совсем не умевший обращаться с палочками из слоновой кости, которые довольно плохо заменяют в Китае ложки, почувствовал себя в крайнем затруднении перед своей порцией риса, но для него нашлась огромных размеров ложка, и тогда нужно было видеть, какое количество риса умещалось зараз в этом ненасытном желудке! Достойный янки, не внемля знакам капитана, который советовал ему быть поумереннее, и глухой к словам Мин Си, пожирал за четверых, часто помогая себе пальцами, а то и прямо языком вылизывая тарелки. Едва он опоражнивал одно блюдо, как придвигал к себе второе, третье, четвертое и пятое. Он грыз кости, точно собака, не евшая целую неделю, засовывал свои пальцы во все рагу и подносил к губам соусники, заполненные черными, желтыми и красными напитками, которые и выпивал, как будто это было вино или виски. Казалось, он хотел продемонстрировать бандиту способность своего бездонного желудка поглощать гигантские количества пищи; впрочем, в этом от него мало отставал поляк, жадно поглощавший предлагаемые яства.

Прислужники поставили на стол штук сорок больших графинов, наполненных апельсиновым и ананасовым соком и сладкой водой. Американец и поляк, рассчитывавшие на полсотни бутылок вина, были разочарованы; тем не менее они оказали честь всем этим напиткам, и притом в такой степени, что в несколько минут добрая треть графинов была пуста.

После этого подали вторую часть обеда, тоже состоявшего из десяти блюд; тут были гнезда саланганы в желатине, которые оба обжоры объявили превосходными, лягушки, бараньи глаза с чесноком, осетровые жабры в собственном соку, рыбьи плавники, голубиные яйца, бамбуковые побеги под соусом и фрикасе из жинь-дзенга в сладкой подливке.

Все эти блюда прошли перед американцем, который возвратил их слугам совершенно пустыми и даже потихоньку вылизанными языком и пальцами.

Теон Каи казался чрезвычайно удивленным и не отрывал глаз от американца, который продолжал все больше и больше входить в азарт.

– Это настоящий слон, – повторял, смеясь, любезный бандит.

Третья часть этого лукуллова для иностранцев, но вполне обычного для тонкинца или китайца обеда, состояла опять из десяти новых блюд, исключительно горячих, поставленных на пылавших угольях. Самым последним был чай, сервированный в чашечках тончайшего голубого фарфора.