Текст книги "Любить того, кто рядом"

Автор книги: Эмили Гиффин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 40 страниц)

Глава 32

Такси поворачивает на Ньютон-авеню. Вспоминаю, как мы в последний раз были здесь с Лео, и не могу понять, вчера это было или невесть как давно. Мы тогда прилетели из Калифорнии, и мне казалось, у наших отношений нет будущего. В памяти возникает то утро, мои переживания, предчувствие неминуемого. До сих пор не верится, что я и впрямь думала, что больше никогда не увижу Лео. Пытаюсь понять, почему же я все-таки решила возобновить наши отношения. Связано ли это с моим переездом в Атланту и всем, что за этим последовало? Или все потому, что я узнала о попытке Лео вернуться ко мне в тот далекий декабрьский вечер? Или дело в том глубоком необъяснимом чувстве, которое навсегда связало меня с Лео? Мы подъезжаем к дому, я расплачиваюсь. Сегодня я надеюсь услышать ответы на вопросы. Сегодня все решится.

– Вам чек нужен? – спрашивает водитель, вылезая из машины и открывая багажник.

– Нет, спасибо, – отвечаю я, хотя и понимаю, что вообще-то следовало бы сохранять все чеки и записывать расходы, я ведь как-никак в командировке.

Выбираясь из такси, я краем глаза замечаю Лео. Он стоит босиком на крыльце, опершись на чугунные перила, и прищурившись, смотрит на небо, словно пытается понять, пойдет дождь или нет. На нем джинсы и темно-серый джемпер. У меня сердце уходит в пятки, но я стараюсь успокоиться и делаю вид, что поглощена осмотром своего багажа. Поверить не могу, что стою здесь, у дома Лео. Наконец, набравшись храбрости, встречаюсь с ним взглядом. Он приветливо машет рукой и одаривает меня улыбкой абсолютно уверенного в себе мужчины.

– Привет! – Мой голос тонет в порыве ветра и шуме отъезжающего автомобиля. Я на секунду замираю, глядя ислед удаляющемуся такси. Что называется, вот и приехала.

Через мгновение Лео уже рядом со мной.

– Ты все-таки смогла выбраться! – говорит он, явно давая понять, что имеет в виду совсем не сложности с покупкой авиабилетов.

«Да уж, смогла», – думаю я, и вспоминаю оставленную на кухонном столе записку мужа. Утром Энди вернется и найдет ее на прежнем месте, нетронутую. А потом поймет, что жена все-таки от него уехала.

– Да, спасибо. – Меня захлестывает волна раскаяния.

– Давай я тебе помогу, – говорит он, окидывая взглядом мои сумки.

– Спасибо, – киваю я, а потом, чтобы заполнить неловкую паузу, добавляю: – Ты не волнуйся, я тебя не стесню. У меня забронирована комната в отеле.

– Я и не думал волноваться из-за этого, – говорит Лео так, что можно подумать, будто он все-таки волновался, но совсем по другому поводу.

Он поднимает мой чемодан, хотя мог бы катить, а потом закидывает на плечо сумку с фотоаппаратурой. Подавляю все возникшие чувства и поднимаюсь вслед за ним на крыльцо. В квартире витает аромат кофе и до боли знакомый запах старого-престарого дома. В гостиной меня буквально накрывает волной воспоминаний, в основном приятных. Переживания столь сильны, что я невольно снова чувствую себя слабой, сентиментальной, двадцатитрехлетней.

– Ну, как тебе? – спрашивает Лео.

Я не совсем понимаю, о чем именно он спрашивает, поэтому решаю держаться нейтральных тем и на всякий случай избегать любых разговоров о прошлом.

– Новая мебель? – замечаю я.

– Ну да, – говорит он, жестом указывая на кожаный диван цвета корицы, над которым висит какое-то абстрактное произведение искусства в черно-синих тонах. – Я кое-что поменял. Нравится?

Лео смотрит на меня теплым и радостным взглядом.

– Очень, – отвечаю я, и стараюсь расслабиться.

Еще я изо всех сил стараюсь не смотреть в сторону спальни, чтобы отогнать воспоминания, которыми все здесь дышит. Нельзя сдаваться. По крайней мере, вот так сразу.

– Все течет, все изменяется, – шутит Лео. – Ты вышла замуж и переехала в Джорджию, а я вот решил хотя бы диван сменить.

– Знаешь, мне кажется, ты успел куда больше, – иронизирую я, намекая, конечно, в большей степени на его работу, ну и немножко на Кэрол.

Еще раз внимательно оглядываю комнату, на этот раз в поисках артефактов семейной жизни. И ничего не нахожу. Ни снимков Кэрол, ни цветов. Никаких фотографий.

– Что-то потеряла? – ехидно спрашивает Лео, словно знает, что творится в моей голове.

– Да, свой портрет.

Он картинно всплескивает руками, роется в папках на старой этажерке и торжественно извлекает оттуда мой детский снимок с бантом и без зубов.

– Этот портрет имеешь в виду?

– Иди ты!

Он самодовольно и в то же время как-то смущенно пожимает плечами.

– Ты сохранил мое детское фото! – восклицаю я, радуясь по этому поводу гораздо больше, чем следовало бы.

– Так ведь отличный снимок, – говорит Лео, ставя портрет на полку, между стопками каких-то бумаг. Как и раньше, в квартире царит минимализм, исключение делается только для печатной продукции. Книги, журналы, газеты, записные книжки лежат буквально всюду, аккуратными стопками и в художественном беспорядке, на кофейном столике, на стульях, на полках и даже на полу.

– Ты есть хочешь? Что-нибудь приготовить? – предлагает он, направляясь в кухню, единственную комнату, интерьер которой совершенно не изменился: все тот же зеленый линолеум, положенный еще в семидесятых…

– Нет, спасибо, ничего не хочется, – отвечаю я.

Сейчас я при всем желании не смогла бы ничего в себя впихнуть.

– Может, кофе? – спрашивает он, беря розовую кружку.

«А-а, – думаю я, – вот и привет от Кэрол».

– Ну давай, только полчашки, если можно.

– Полчашки? Ты в мои бабушки, что ли, записалась?

– Как сказать, – говорю я и тут же вспоминаю его взбалмошную бабулю.

Я видела ее всего лишь раз, на дне рождения племянника Лео, но вряд ли когда-либо забуду эту яркую, эксцентричную даму, которой все прощается в силу ее возраста и которая всегда режет правду-матку.

– Кстати, как бабушка? – спрашиваю я, осознавая, что мы вообще не говорили о наших родных во время того бессонного перелета.

– В порядке, даже в боулинг все еще играет, – говорит он, доставая для меня белую кружку, на которой что-то написано, но что именно, я не могу разглядеть.

– Здорово! – радуюсь я и тут же вспоминаю маму – как обычно, когда речь заходит о престарелых здравствующих родственниках.

Гоню грустные мысли прочь, и без них голова вот-вот лопнет.

– Тебе точно полчашки, бабуля?

– Ладно, так и быть, наливай полную, – соглашаюсь я с улыбкой. – Просто мне кажется…

– Что тебе кажется?

– Нам пора.

– Нас что, кто-то гонит?

– А вдруг начнется дождь?

– Ну и что?

– Я же приехала фотографировать.

– Знаю.

– Ну и?.. – спрашиваю я, словно из всего сказанного он должен сам сделать выводы.

– А что, в дождь фотографировать нельзя?

– Можно!

– Ну и?.. – передразнивает меня Лео.

Мы оба явно слегка не в себе, что в принципе довольно рискованно, особенно если учесть, что по дороге сюда я решила не делать того, о чем потом придется сожалеть.

– Просто мне подумалось… – Это выражение у меня одно из излюбленных в сложных ситуациях. Еще со школы я использую его, когда мне нужно потянуть время и подумать.

– А мне подумалось, что в дождь Кони-Айленд будет выглядеть не так уж плохо.

– Да, наверно, – мямлю я, точно зная, что в пасмурную погоду фотографии этого места, скорее всего, получатся даже лучше. А уж побродить с Лео под дождем я и подавно не прочь.

– Садись, пожалуйста.

Приглашение Лео нарушает ход моих сумбурных размышлений.

Он показывает на диван, смотрит мне в глаза и говорит:

– Побудь со мной немного.

Я выдерживаю этот взгляд, со страхом и надеждой ожидая, чем обернется для нас это «немного». Сажусь на краешек дивана, кладу руку на подлокотник и жду кофе. А еще я жду Лео. Он наполняет мою кружку почти до самого верха, добавляет немного молока и две ложки сахара.

– Некрепкий и сладкий?

– Откуда ты знаешь, что я до сих пор пью именно такой кофе? – интересуюсь смущенно.

– Знаю, и все тут, – заявляет Лео многозначительно.

– И все-таки? – не отстаю я.

– Помнишь, мы виделись в кафе, в январе? Тогда ты пила именно такой кофе, – говорит он, передавая мне кружку и усаживаясь на диван на достаточном расстоянии от меня.

– Ты обратил внимание на мой кофе?

– Я обратил внимание на все.

– На что именно? – расспрашиваю я, погружаясь в то знакомое состояние полунеги, которое всегда накатывает на меня в присутствии Лео.

– Ты была в синем свитере. Когда я вошел, помню, ты слегка повернула голову. И еще помню твое выражение лица, когда ты сообщила мне, что вышла замуж.

– И что это было за выражение? – перебиваю я, мысленно желая, чтобы он не упоминал о моем замужестве.

– Ну, такое…

– Какое «такое»?

– Дескать, терпеть-тебя-ненавижу.

– Я никогда тебя не ненавидела.

– Врешь.

– Ну да, было дело, но недолго и совсем чуть-чуть.

– Допустим.

– А сейчас? Думаешь, я тебя все еще ненавижу? – спрашиваю я, осмелев, и смотрю в его карие глаза.

Лео, прищурившись, смотрит на меня, словно пытается найти ответ на вопрос в выражении моего лица, затем говорит:

– Нет, вроде нет. Ненависти не было и тогда, когда мы с тобой летели из Лос-Анджелеса. Помнишь, я спас тебя от того придурка?

– Кошмарный тип, – посмеиваюсь я, притворно вздрагивая.

– Да уж. Иначе, думаю, ты не была бы тогда так рада меня видеть.

Я киваю – не то что бы соглашаюсь с ним, просто предпочитаю воздержаться от комментариев.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Да просто странно все это, – говорю я и замолкаю.

Прошло всего десять минут моего так называемого делового визита, а у меня уже почва уходит из-под ног.

– Что именно? Расскажи.

– Нет уж, лучше ты расскажи мне о себе, – прошу, отхлебнув кофе – пожалуй, немного более горячий, чем нужно, но в целом то, что надо.

– Ну… что тебе сказать… Я рад, что ты приехала… рад снова видеть тебя… очень рад, – говорит Лео, задумчиво уставившись в потолок, что дает мне возможность любоваться его ухоженной оливкового цвета кожей и аккуратно подстриженными баками.

– Я тоже рада тебя видеть, – отвечаю смущенно.

– Значит, хорошо, что мы встретились – говорит Лео, потягивая кофе, потом откидывается на спинку дивана и кладет ноги на столик.

– Да, хорошо, – признаю я.

Некоторое время мы сидим, уставившись в пол.

Через несколько секунд наши взгляды встречаются, улыбки сходят с лиц, и я точно знаю, что в этот момент его сердце бьется так же сильно, как и мое, хотя откуда во мне эта уверенность, объяснить не могу. И тут я вспоминаю про Энди. От осознания того, что волна моего раскаяния и вины так быстро схлынула, уступив место странному и очень сильному чувству к Лео, меня тут же накрывает новой, еще большей волной. Как раз в этот миг Лео вслух произносит имя моего мужа.

– Энди знает, что ты здесь?

Вопрос, с одной стороны, очевидный, с другой – довольно прямой. Задавая его, Лео явно хочет понять, нахожусь ли я в его доме исключительно в силу профессиональных интересов.

– Да, – говорю я, понимая, что мой ответ ничего особенно не проясняет.

Мое «да» может означать, что для меня эта поездка – сугубо деловая, так что я мужу рассказала только о работе. Или что я все рассказала Энди. Или что я рассказала только то, что считала нужным, и мы поскандалили, и Энди оставил мне глупую записку на самоклеящейся бумажке.

– И? Как он к этому относится? – интересуется Лео довольно взволнованным тоном.

Я смотрю на чашку и молчу, надеясь, что это предотвратит дальнейшие расспросы.

Должно быть, выражение лица меня выдает, потому что Лео вдруг говорит:

– Извини.

Киваю в ответ, удивляясь, как легко мы понимаем друг друга без слов – и всегда понимали. Мы читаем друг друга как книгу, с ходу интерпретируя самый сложный подтекст.

– А как твоя девушка? – спрашиваю я, переводя стрелки на Лео.

Он пожимает плечами, поднимает руку и щелкает пальцами.

– Мы расстались.

– В смысле, навсегда?

– Да.

– Когда? – спрашиваю я, хотя на самом деле хочу знать, почему и кто от кого ушел.

– Несколько недель назад, – неопределенно отвечает он.

– Ты хочешь… поговорить об этом?

– А ты разве не хочешь?

– Только если тебе не слишком больно, – осторожно отвечаю я.

Лео вздрагивает, а потом начинает говорить короткими рублеными фразами:

– Я рассказал ей, что звонил тебе. Она вышла из себя. Я хотел ей объяснить, что это не то, что она думает. Ну, что ты замужняя женщина и все такое. Она спросила меня, зачем мне тогда все это. Я ответил, что не вижу в этом ничего особенного. А она обвинила меня в том, что я по-прежнему не равнодушен к тебе.

Лео многозначительно смотрит на меня. Я тут же опускаю взгляд – смотрю не в глаза, а куда-то на подбородок, на его губы.

– И что было потом?

– Потом я не смог сказать ей то, что она хотела от меня услышать. И тогда она ушла.

Я представляю себе этот ужасный, тяжелый разговор, и у меня начинает сосать под ложечкой. Мне искренне жаль девушку Лео.

– И ты отпустил ее? Позволил ей просто так уйти? – спрашиваю я, отчасти восхищаясь прямолинейностью Лео, которая, однако, иногда сродни жестокости. Это самая прекрасная и самая ужасная черта его характера.

Лео медленно кивает, потом отставляет в сторону кружку и, глядя мне прямо в глаза, говорит:

– А что мне оставалось делать? Видишь ли, Элли, проблема в том, что она права. Я все еще неравнодушен к тебе.

У меня в горле застревает огромный ком, а сердце того и гляди выскочит из груди прямо на кофейный столик. Слова Лео эхом отдаются где-то внутри. Вопреки здравому смыслу я все-таки спрашиваю:

– Неравнодушен? Что ты имеешь в виду?

– То, о чем давно должен был тебе сказать. – Лео ловит мой взгляд, а потом отводит глаза в сторону. – О тех чувствах, которые я снова испытал, когда увидел тебя… о тех чувствах, которые нельзя испытывать… к замужней женщине.

Вот опять.

Ну да, я замужем.

Не нахожу, что сказать. В голову не приходит ничего, что можно было бы произнести вслух.

– Такие дела, – говорит Лео, решив на этот раз обойтись без иронии. Своим любимым жестом он разминает руки, слегка потрескивая суставами, а потом произносит свой коронный, слегка бессмысленный афоризм: – Такова жизнь.

Я киваю в ответ.

– А ты что будешь дальше делать? – спрашивает Лео.

Это вопрос пока риторический, но я решаю все-таки ответить на него, причем абсолютно искренне:

– Просто не представляю.

Лео смотрит на меня, удивленно приподняв брови, словно понимает, что я сейчас переживаю, что именно хочу этим сказать. Ведь, в конце концов, мы с ним оба сейчас находимся почти в одинаковой ситуации.