Текст книги "Обольстительная герцогиня"
Автор книги: Эмили Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Глава 12
Тревелин протиснулся через толпу, вежливо приветствуя тех представителей высшего света, которых ему удавалось узнать, несмотря на маскарадные костюмы. Он никогда особенно не увлекался маскарадами, но отец просил его посетить этот бал. Граф мог делать все, что угодно, но он не заставит его танцевать с глупенькой девушкой, наряженной павлином.
Лорд Уорр бесчисленное количество раз пытался найти ему жену с хорошим положением в обществе. Пока что Треву удавалось избегать плена, но за эти годы несколько раз он чуть не потерпел неудачу. Тревелин был достаточно осторожен, чтобы не скомпрометировать какую-нибудь невинную красавицу, и в обозримом будущем планировал наслаждаться жизнью холостяка. В конце концов, ему не было суждено унаследовать титул графа и он не нуждался в сыне, который бы его унаследовал.
Работа в тайной службе ее величества, о которой ни в коем случае не должен был узнать его отец, также требовала от него отсутствия семьи. Особенно когда его перевели в Дели. Мужчина не может затеряться среди племен на долгие месяцы и полностью посвятить себя своему делу, если в Англии у него жена и дюжина детей, зависящих от него.
Кроме того, жеманницы, которых подыскивал ему отец – он даже не мог заставить себя думать об этих глупо улыбающихся существах как о женщинах, – казались еще более пустыми с тех пор, как он встретил такую необычную герцогиню Саутвик. Ее личность была многогранной, в ней было больше слоев, больше удивительных тайн, чем нижних юбок. Как он хотел бы снимать их одну за другой! Но он не желал быть с ней в качестве ее игрушки. Как Тревелин Деверидж, он бы не возражал сделать герцогиню своей любовницей, но, как Томас Доверспайк, он все еще был в бешенстве: она посмела подумать, что он будет принадлежать ей, как один из ее котов, черт возьми!
Разумом он отчасти понимал, что его точка зрения слегка непоследовательна. Однако Тревелин был не готов размышлять об этом более подробно. Если бы не срочность, с которой необходимо выяснить местонахождение Беддингтона, он бы постарался совсем избегать подобных мыслей.
Ангус Далримпл не мог помочь даже себе. Герцогиня отличалась скрытностью и подозрительностью, если речь заходила о ее попечителе.
Мистер Беддингтон же проявил почти невероятную способность буквально растворяться в воздухе. Тревелин чуть не повстречал леди Саутвик, когда та выходила из конторы, но в тот момент он был в образе Терренса Динуидди. Когда он приехал в контору «Дж. X. Беддингтон, эсквайр», единственным человеком в великолепно обставленной комнате был сутулый Джеймс Шипуош в очках. Леди Саутвик, конечно же, не могла провести большую часть дня, закрывшись с ассистентом Беддингтона. Он оказался еще в одном тупике.
Подозрительный тупик.
Беддингтон хранит ключ. Поскольку Ангус Далримпл доверил ему эту тайну, он, конечно же, понимал крайнюю важность сложившейся ситуации. Если ключ вскоре не найдется…
Чтобы избежать толкотни, Тревелин проскользнул в темную студию герцогини. Он закрыл щеколду, чтобы обеспечить себе хотя бы несколько минут спокойствия. С его удачливостью одна из дебютанток непременно последует за ним и заявит, что он позволил себе вольности. А прежде чем он поймет, что произошло, его уже поведут к алтарю.
Напевы струнного оркестра и бормотание ведущих светскую беседу гостей стихли за закрытой дверью. Запах масляной краски и мела, а также сладкий шлейф олеандра, аромат, который всегда сопровождал герцогиню, приветствовали его. Ему казалось, будто бы она была где-то там, в темноте. Он попытался отмахнуться от невольно нахлынувшего чувства тоски и сильного желания, которые вызвала в нем эта мысль.
В свете луны, проникающем через огромные окна, комната была погружена в различные оттенки серого цвета. Все пространство было наполнено занавешенными холстами, которые напоминали лишенные телесной оболочки души. Любопытство съедало его изнутри. Возможно, это его единственный шанс увидеть, наконец, Марса. Он прошел через всю комнату к закрытому материей холсту, стоящему у окна, снял чехол и посмотрел на свой портрет в образе бога войны.
В битвах Тревелину приходилось выполнять свой долг, и его не раз восхваляли за бесстрашие. Среди огня пушек, дыма и крови невозможно размышлять, нужно действовать. Но он так и не смог привыкнуть к страданиям раненых и умирающих, и именно это побудило его оставить службу. Сведения о его успехах были закрыты для доступа, иначе многочисленные награды привлекли бы к нему излишнее внимание, а ведь он решил вступить в тайную службу. Если нужная информация попадет в нужные руки, он сумеет предотвратить кровопролитие в будущем.
Задний план на картине был нечетким и расплывчатым, но казалось, что фигура Марса вот-вот сойдет с холста. Каким-то образом герцогине удалось передать его ощущение бесполезных утрат и отчаяния в нескольких тысячах мазков краски. На лице бога войны было мрачное выражение. Мускулы напряжены, длинные ноги вытянуты, будто бы в агонии. Все казалось тщательно прорисованным ее умелой рукой. Он уже практически собирался объявить незаконченную картину шедевром, когда его взгляд скользнул ниже торса.
Герцогиня изобразила его мужское достоинство меньше окурка сигары. Очень короткого окурка.
– Что-то в моей картине вас смущает?
Она вышла из тени в серебристый островок лунного света. Да, следовало бы довериться своим инстинктам и обонянию, когда он только зашел в эту темную комнату.
Хотя он искренне надеялся избежать встречи с ней в этот вечер, приходилось признать, что она просто ослепительна. Драгоценный камень на лбу словно подмигивал ему. И – о Боже! – неужели еще один сверкнул в ее пупке? Его руки горели от желания притронуться к бледной, коже на обнаженной талии, чтобы почувствовать шелковистую мягкость ее живота.
Она была очаровательна и экзотична, как восточная принцесса в сладострастных письмах из Адена путешественника и писателя Ричарда Ф. Бертона. Вероятнее всего, на ней не было корсета, и ее грудь четко прорисовывалась под легким шелком, но Тревелин решил не позволять себе дальнейших размышлений в этом направлении. Он не мог отвести глаз от герцогини, и во рту у него внезапно пересохло.
– Бон суар. – В соответствии с костюмом Тревелин изобразил сильный французский акцент. Французское произношение «н» может замаскировать обычный тембр его голоса. Он очень быстро узнал ее в маскарадном костюме, впрочем, весьма откровенном. Однако он искренне надеялся, что ей не придет в голову связать мушкетера со своим бывшим натурщиком. – Почему вы полагаете, меня что-то тревожит?
– Возможно, потому, что вы презрительно фыркнули несколько минут назад, – произнесла она с ядовитой любезностью, подойдя к нему и встав рядом, а затем начала рассматривать полотно с таким же интересом, как только что рассматривал он. – Обычно я не разрешаю смотреть на свои работы, пока они не будут готовы. Но мой натурщик для этой картины исчез, и скорее всего она останется в этом состоянии навсегда.
Мысль о том, что его образ будет увековечен с таким крошечным мужским достоинством, беспокоила его больше, чем он мог предположить.
– А вы уверены, что это точное сходство, мадам? Кажется, натурщик слегка… непропорционален.
– Вы думаете? – спросила герцогиня недоверчиво. Она подошла на шаг и, прищурив глаза, поглядела на привлекшую его внимание часть картины. – Именно таким я его и запомнила.
– В самом деле?
– В самом деле, – подтвердила Артемизия. Она выпрямилась в полный рост и откинула полупрозрачную вуаль, закрывавшую нижнюю часть ее прелестного личика, а затем протянула ему руку царственным жестом. – Кажется, вы знаете, кто я такая, мой милый Д'Артаньян. И я могу ответить вам тем же, хотя мы еще не были должным образом представлены. Вы, сдается мне, достопочтенный мистер Тревелин Деверидж, сын графа Уорра, я права?
– Ваша светлость делает мне честь. – Он наклонился над кончиками ее пальцев и запечатлел быстрый поцелуй. Тревелин едва мог скрыть разочарование – слишком быстро герцогиня разгадала его личность. Очевидно, она ужасно злится на его второе «я» за внезапный уход. Если бы между ними все было по-другому, он бы перевернул ее руку и прижался губами к мягкой ладони. – Полагаю, младший сын не стоит вашего внимания.
– О, здесь вы ошибаетесь. Слишком много ваших поступков привлекли мое внимание. Мало того что вы являетесь мистером Девериджем, вы также носите имя Терренса Динуидди, сутулого переписчика, нуждающегося в работе.
Он похолодел.
– Однако не понимаю, зачем вам понадобилось искать работу в конторе моего доверенного лица. Неужели вы получаете недостаточно большое содержание от графа?
– Ваша светлость, я…
– Или, возможно, вас не устраивала оплата ваших услуг в моем доме. Правда, мистер Доверспайк?
Артемизия улыбнулась, открыв ослепительно белые зубы. Эта улыбка напоминала кошку, которая намерена сначала поиграть с мышью, а затем съесть ее.
– Есть еще какие-то воплощения, о которых я до сих пор не знаю, или я все перечислила?
Он выпрямился и повстречал ее гневный взгляд.
– Существуют и другие, ваша светлость. – Некоторые его прикрытия были намного менее приятными, нежели Доверспайк и Динуидди. Несколько шантажистов и один мерзавец, избивающий жену, дрожали от страха при встречах с безжалостным Тобиасом Дансуортом. Он шагнул по направлению к ней. – Однако у вас не было причин с ними встречаться. Во всяком случае, пока.
– А вы не слишком-то хороши в искусстве переодевания, – заявила герцогиня. – Если я с такой легкостью вас узнала, вряд ли можно считать ваши уловки эффективными.
– До того как я увидел злополучные пропорции, которыми вы наградили Марса, я был более высокого мнения о вашей наблюдательности, ваша светлость, – сказал он ровно. – Хотя на самом деле вам первой удалось связать меня с моими разными сущностями.
– Вы преступник, мистер Деверидж? Или же просто пытаетесь больше узнать о семье, в которую вам предстоит войти?
Тревелин сглотнул.
– Что?
– Пожалуйста, к чему такая осмотрительность? Мама заверяла меня, что все приготовления уже почти окончены.
– Приготовления к чему?
– Конечно же, к вашей помолвке с моей сестрой Флориндой. Полагаю, мне следует вас поблагодарить. Должна сказать, теперь я понимаю ваше нежелание стать моим любовником, ведь вам вскоре придется быть моим зятем. Но картина с Марсом кажется мне не вполне пристойной. Я никогда не хотела рисовать члена семьи обнаженным.
– Голым, – поправил он, подходя к герцогине еще на шаг ближе. Ее аромат туманил его мозг и заставлял отбросить всякое благоразумие. – Я был голым. И вы тоже, мадам. Ослепительно и божественно голая.
Ему показалось, что жилка у основания ее шеи начала слегка пульсировать.
– Ну да, при сложившихся обстоятельствах мне остается лишь надеяться на ваше благородное молчание относительно этого щекотливого вопроса. – Уверенная манера держаться постепенно начинала покидать ее. – Прошу вас стереть из памяти происшествие в студии, как это сделала я.
– Лгунишка, – прошептал он. Глаза герцогини сверкнули.
– Вы не смеете оскорблять меня в моем же собственном доме.
– Правда не может стать оскорблением. – Он обнял ее и притянул к себе. Она пыталась бороться, но не могла освободиться из его крепких рук. – А это правда о том, что происходит между нами, ваша светлость.
Он накрыл ее губы своими губами. Сначала они были жесткими и неподатливыми, а Артемизия колотила его в грудь кулачками. Ей почти удалось убедить его в истинности своего протеста. Но когда он был уже почти готов признать поражение и освободить ее, то почувствовал, как напряжение покидает ее тело и она расслабляется в его объятиях.
Ее губы приоткрылись в немом приветствии, и он проник в ее рот языком, сначала нежно исследуя его, а затем дерзко нажимая и толкая. Она разжала кулаки и схватила его за наплечные нашивки на костюме, привлекая ближе к себе.
Его руки нащупали ее талию, и он крепко прижал ее к себе. Пальцы его пробегали по ее позвоночнику, лаская обнаженную полоску тела. Прикасаясь к ней, он чувствовал жар ее кожи.
«Благослови, Господь, индусов за то, что придумали сари», – думал он, вынимая драгоценный камень из пупка. А когда он начал исследовать это тайное место большим пальцем, ее стон раздался у него во рту.
Он стал снимать с Артемизии сари, взявшись за тот конец, которым была задрапирована ее грудь.
– Нет, пожалуйста! – прошептала она.
– За этой дверью собралась сотня людей. – Он продолжил снимать скользящий шелк с ее плеча. – Единственная возможность доказать мне, что не хотите продолжения, – это закричать.
Он сжал ладонями ее груди и снова прильнул к губам. Ее вкус был слаще тростникового сахара.
– Что же вы сделаете, мадам?
Она подняла на него глаза, казавшиеся в лунном свете удивительно огромными.
– Я не закричу.
– Обещаю, вы не пожалеете.
Глава 13
Артемизия не могла заставить себя пошевелиться. Она дрожала, пока Тревелин продолжал стягивать шелковую драпировку с плеч. Ткань ласкала кожу, но это было несравнимо с лаской его взгляда. Он потянул длинный конец сари, вынимая его из пояса тонкой нижней юбки. Шелк поддался, и она почувствовала, как ткань снова заскользила по ее телу. Артемизия стояла без движения, едва осмеливаясь дышать. Огонь бежал по ее жилам. Разум говорил, что это приведет ее к погибели, но даже ценой жизни она не желала останавливать Тревелина.
– Что мы делаем? – пробормотала она с недоверием.
– То, что мне хотелось сделать с первого мига нашей встречи, – сказал он, быстро прикоснувшись губами к ее виску, – когда я вошел и увидел перед глазами вашу прелестную попку.
Жаркая волна окрасила ее щеки. Он лишил ее спокойствия с первого мига их встречи, и даже зная, что они совершают величайшую глупость, она все равно была готова броситься в омут с головой.
Он продолжал разворачивать сари, а она поворачивалась, чтобы ускорить процесс снятия одежды.
– Если вы были готовы сделать меня своим любовником, то хотели испытать и это, – сказал он мягко.
Она остановилась, став к нему спиной.
– С того дня, когда вы первый раз сказали мне, что стеснительность вам несвойственна, – признала она.
Последний слой шелка был снят, и теперь она стояла только лишь в узкой блузке и прямой нижней юбке. Он наклонился и прижался губами к ее шее. Волна удовольствия пробежала по ее телу, когда его пальцы нащупали шнуровку на блузке. Необычайно осторожно он расслабил ее и снял с нее блузку. Она покорно подняла руки, и ее грудь освободилась от плена. Тревелин накрыл ее ладонями, на этот раз больше не дразня. Он теребил соски большими пальцами, пока они не набухли от желания. Артемизия застонала, почувствовав жаркую волну, которая охватила ее от груди до низа живота. Ей до боли хотелось, чтобы он вечно прижимал ее к себе так. Вынести радость от его прикосновения было выше ее сил.
Он разомкнул свои объятия, и его сильные руки начали скользить по ее ребрам. Подушечки длинных аристократических пальцев щекотали ее кожу, оставляя за собой приятное покалывание. Он схватил ее за бедра и притянул к себе так крепко, что она почувствовала его твердость. Артемизия удивила и его, и себя, изогнув спину и прижавшись к нему.
Он застонал.
Волнующее ощущение власти охватило ее и наполнило все ее существо. Она была объектом его желания. У нее была возможность подарить ему наслаждение или разрушить надежды. Она упивалась данной ей силой над ним, но потом он поцеловал ее плечо и покрыл поцелуями шею, чтобы прижаться к впадинке за ухом. И тогда ее контроль улетучился.
Она никогда не чувствовала себя более живой. Каждая клеточка ее тела была наполнена ожиданием. Она жаждала его прикосновения, умелых ласк его пальцев, влажности губ, тепла ладоней, которые пробегали по ее телу.
Он стянул с ее бедер нижнюю юбку, и она упала к ее ногам. Сейчас Артемизия была рада, что под костюм не требовалось надевать панталоны. Тревелин нашел ее попку, дразня извилину между двумя половинками, а затем сжал нежную плоть. Сердце Артемизии забилось, и она почувствовала пульсацию между ног.
Медленно он повернул герцогиню к себе лицом. Его взгляд перемещался от лица, все ниже к залитой лунным светом груди, по ребрам и тонкой талии, к сияющим в темноте бедрам. Ей стало трудно дышать, когда он взглянул на темный треугольник волос внизу ее живота, но лицо Тревелина озарила счастливая улыбка.
– Вы действительно само совершенство! – В голосе его слышалось благоговение. А потом он опустил голову и отдал должное ее прекрасным грудям.
Его дыхание согревало ее соски, дразня близостью губ, а язык описывал круги вокруг светло-розовых ореолов. Когда он, наконец, заключил один из них в плен своего рта, у нее чуть не подкосились колени.
– Так не пойдет! – сказала она, отступив назад. Он взглянул на нее в недоумении.
– Ты больше нравишься мне голым.
– Никто не сможет сказать, что я не исполнил желание леди, – сказал он с усмешкой. С ее помощью, иногда являющейся и препятствием, когда она начинала целовать его вместо того, чтобы снимать одежду, он освободился от костюма.
Ее мистер Доверспайк уже не был просто эстетически приятной совокупностью линий и плоскостей, загадкой тени и света. Теперь он был полностью раздет, обнажив перед ней душу и тело. Артемизия наслаждалась, глядя на него, крепкого, сильного и, без сомнения, мужественного.
– О, Томас, ты прекрасен, а я никогда тебе этого не говорила.
– Твои глаза всегда говорили это, пусть даже без слов. И я Тревелин, ваша светлость, – сказал он, заключив ее в объятия. Теплота и дрожь его обнаженною тела, прикасающегося к ней, сами по себе были раем. – Зови меня Тревелин. Или Трев, если тебе так больше нравится.
– О да, Трев, мне действительно нравится. – Артемизия была удивлена тем, как хрипло прозвучал ее голос. – Мне кажется, что в данной ситуации обращаться ко мне «ваша светлость» смешно. Думаю, тебе стоит звать меня Артемизией.
– Нет, если ты позволишь мне, я бы лучше звал тебя Ларла, – сказал он с нежностью. – Это твое тайное имя, а я надеюсь в ближайшее время открыть все твои секреты.
Он приподнял Артемизию и понес к кушетке в углу комнаты, а затем нежно положил ее. Потом встал рядом е ней, ощупывая горячим взглядом каждую точечку ее тела.
Артемизия томно раскинулась на кушетке, словно приглашая его рассмотреть ее всю. Бархат, к которому прикасалось ее нагое тело, доставлял ей удовольствие. Она чувствовала себя желанной, дикой и безрассудной. Все ее существо трепетало, а напряжение между ног оказалось столь сильным, что она чуть не раскинула их перед ним, словно умоляя взять ее прямо здесь и сейчас.
Ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать свой порыв.
Тревелин опустился перед ней на колени.
– Знаешь, ты моя, – пробормотал он, – сегодня вечером я предъявляю на тебя права.
– Сегодня вечером я твоя, – согласилась Артемизия и сглотнула. Она недоумевала, что же он делает с ней, и в то же время дрожала от предвкушения.
Он снова поцеловал ее, мягко, почти невесомо. А потом оторвался от ее губ и начал покрывать поцелуями все тело – шею, нежный изгиб подмышки, локоток, а затем, словно поддразнивая, принялся ласкать языком пупок.
Артемизия извивалась под его ласками.
Он слегка прикусил ее сосок, не слишком сильно, но так, что она вздрогнула от желания. Ее лоно сжалось одновременно с грудью.
Его рука проскользнула по ее животу и опустилась ниже, и бугорок пульсировал под его ладонью, а лоно ее увлажнилось. Кончики его пальцев нащупали чувствительную точку, и она вскрикнула от неожиданно сильной волны удовольствия, которая прокатилась по ее телу.
Дыхание ее стало прерывистым.
– Тише, Ларла, – прошептал он. – Все будет хорошо, вот увидишь.
Она успокоилась, как ребенок, которого утешили после дурного сна. Хотя она и не желала это признавать, ее уединенная жизнь была кошмаром. Артемизия отдалилась, и не столько от других людей, сколько от самой себя. Она даже не подозревала, что ее можно увлечь в стремительное, полное опасностей приключение по холмам и долинам ее тела.
Трев играл на ее чувственности, как виртуозный виолончелист мог бы играть на Страдивари. Он был ее умелым проводником в странствиях по стране наслаждений. Глядя в глаза, потемневшие от желания, Артемизия наконец-то доверилась ему. Доверилась полностью.
Когда рука его начала двигаться, она закрыла глаза и позволила ему вести ее в темноте к неизведанному. Она чувствовала приближение опасности, как слепец чувствует пропасть впереди, но не стала сдерживаться. Возможно, ей суждено упасть, но она инстинктивно понимала, что Тревелин поймает ее.
Возможно, в падении как раз и был весь смысл.
Она услышала вскрик и не сразу поняла, что этот звук доносился из ее рта. Умелые пальцы начали дарить ей обещанное облегчение, но внезапно он быстро убрал руку.
Она была готова умолять его о продолжении, чтобы он снова ласкал ее пальцами, отправляя ли на погибель или же вознося на небеса, она сама не могла решить. Это страстное желание ощущалось ею столь остро, что ей было почти все равно, что находится в конце долгого пути. Главное, чтобы ее жажда была утолена.
Но потом она почувствовала на себе его губы, и все связные мысли унеслись прочь.
– Ларла, – услышала она голос откуда-то издалека. – Ларла, где ты, девочка моя?
«Я здесь», – хотела сказать Артемизия, но ей не удавалось произнести ни слова. Мир вокруг кружился в благословенном танце.
– Артемизия, мама тебя ищет, – произнес голос уже ближе, возможно даже, из-за закрытой двери студии.
«Господи! Мама!» А этот бесплотный голос принадлежит ее отцу.
– Остановись! Пожалуйста, остановись! – взмолилась Артемизия, сделав над собой гигантское усилие. Она схватила Тревелина за волосы и отодвинула его голову от тайного местечка между ее ног. – Кто-то идет!
Тревелин непонимающе посмотрел на нее, а затем мигнул, будто бы очнулся от гипноза.
Ее физические желания отошли на второй план перед приближающейся паникой. Она оттолкнула. Тревелина и поднялась на ноги.
– Как же я была глупа! За этой дверью вечер в самом разгаре, кто угодно мог заглянуть в студию, – сказала она, натянув нижнюю юбку и надев через голову узкую блузку. Так и не удовлетворенное желание вызывало пульсацию между ног, совпадающую с ударами сердца. Руки ее дрожали.
– Я запер дверь, когда вошел, – произнес Трев.
– Но что, если кто-то все равно услышал бы, чем мы здесь занимаемся? – Лицо ее пылало при мысли о звуках, которые она издавала в порыве страсти. – И о чем я только думала?
– Ты не думала. – Трев провел рукой по своему лицу и растрепавшимся волосам. – И я, впрочем, тоже. Прошу прощения, Ларла. Позволь мне помочь тебе.
Он повернул ее от себя и туго зашнуровал блузку, а затем нагнулся и помог обернуть сари вокруг тела, чтобы оно снова спадало чувственными складками.
Каждое быстрое прикосновение его пальцев вызывало дрожь, потому что больше всего на свете ей хотелось, чтобы он снова раздел ее.
Смущение окрасило ее щеки, она не могла заставить себя посмотреть на него.
– Ларла! Медведь уже уходит, – позвал ее отец. – Давай запрем за ним дверь. Где ты, милая моя?
Ее сердце упало. Ангус Далримпл опять говорит ерунду в обществе, а если он продолжит так поступать, Констанс снова будет настаивать на его изоляции.
Только несколько минут назад Артемизия была в эйфории, ныряя в пучину новых ощущений, а теперь она чувствовала лишь растерянность.
– Ларла? – Ручка двери повернулась, но отец не смог открыть ее. – Ты там, дитя мое?
Тревелин приподнял ее подбородок и, глядя в глаза, легко прикоснулся губами к кончику носа.
– В следующий раз мы доведем дело до конца. Могу я заглянуть к вам завтра, ваша светлость?
«В следующий раз…» Эта благословенная мысль нашла место в ее сознании.
– Да, пожалуйста. Если же вы не придете, я буду вынуждена сама заглянуть к вам.
– Мне прийти в образе Томаса Доверспайка или самому?
Она одарила его озорной улыбкой, думая о крошечном мужском достоинстве нарисованного ею Марса.
– Пошлите Томаса. Теперь я начинаю вспоминать, что в картине есть небольшая проблема, кажется, пропорции не совсем соответствуют модели.
– Ух! – Трев шутливо провел рукой по лбу, словно испытав чувство облегчения. – Мне так приятно слышать это от вас.
Было слышно, как отец пытается открыть дверь, но, к счастью, Тревелин закрыл за собой щеколду. Однако дверь грозила долго не продержаться, если отец продолжит целенаправленно колотить по ней.
– Пора, – сказал Трев.
Артемизия немного помучилась с вуалью, потом ей удалось наконец закрепить ее за ушами.
– А как же ты?
– Я оденусь и присоединюсь к остальным через несколько минут. Если ваше отсутствие заметили, будет лучше для вашей репутации, если мы не станем возвращаться в зал вместе. – Он поднес ее руку к губам. – Приберегите для меня вальс.
– Они все ваши, – пообещала герцогиня.
