Текст книги "Певчая (ЛП)"

Автор книги: Эми Батлер Гринфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Что понять?

– Могу ли я еще использовать магию, – это ощущалось как признание.

Повисла долгая пауза.

– Что заставило тебя думать, что ты не можешь? – спросил он.

– Не важно.

Он скрестил руки на груди.

– Что? – было ясно, что он не отстанет, пока не получит ответ.

– У меня не получалось, – призналась я. – Как бы я ни старалась, я не могу освоить магию леди Илейн.

Он вскинул бровь.

– И ты решила обратиться к Дикой магии, несмотря на риск?

– Это не опасно. Это не как чтение разума. Я лишь зажгла свечу, – я отпрянула и задула огонек. – Видишь? Она потухла.

Я хотела на этом закончить, но песня огня задержалась в воздухе, желание творить музыку и магию оставалось сильным.

Нат шагнул вперед, голос был напряженным.

– Ты ведь не будешь зажигать ее снова?

– Это не опасно. Увидишь, – песня слетала с моих губ, она хотела показать ему, что безобидна. Но гнев во мне, оставшийся от спора, вес недовольного взгляда с Натом питали музыку. Я смягчила голос и попыталась совладать с песней. Да, так было лучше. Песня была сильной, но я управляла ею…

Кто-то подбежал ко мне, вмешиваясь в мою концентрацию.

– Что ты делаешь? – завизжала леди Илейн. – Прекрати! Прекрати немедленно!

Песня во мне взорвалась, и огонь вырвался в воздух.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

ОТКРОВЕНИЯ

Огонь вспыхнул на свече и зашипел, потухая. Леди Илейн ревела:

– Что ты творишь?

Я в панике надела кулон на цепочке через голову. Музыка в комнате пропала, и огонь превратился в точку света на свече. Во внезапной тишине я слышала только злое рычание леди Илейн, она стояла передо мной с яростью во взгляде.

– Считаешь меня дурой, которая не узнает звуки Дикой магии, услышав их?

Мое желание защититься омрачилось тенями сомнения, но я держала голову высоко.

– Я подумала, что вы со мной закончили.

– Не когда ты ведешь себя так, – леди Илейн повернулась к Нату. – Ты, – выдавила она. – Как ты ее заставил?

– Он ничего не сделал, – сказала я раньше него. – Он злится на меня так же, как и вы.

– Можешь идти, – сказала леди Илейн Нату. Он не сдвинулся, она повысила голос. – Я сказала тебе уходить!

Нат посмотрел на меня, но, к моему удивлению, на его лице была не злость, а тревога.

– Хочешь, чтобы я остался? – тихо спросил он.

Я покачала головой. Это моя битва, а не его.

– Прошу, иди.

Он ушел, и леди Илейн сказала низким каменным голосом.

– Ты расстраиваешь меня, крестница. Ты отбросила все, чему я тебя учила, и начала практиковать Дикую магию за моей спиной…

– Только раз! И только потому, что вы сказали, что у меня не осталось сил…

– Я не хочу слушать твои оправдания, – сказала крестная жестким голосом. – Я знаю правду: что-то в тебе противится мне. Что-то в тебе хочет идти по неверному пути.

– Но я…

– Ты такая же, как твоя мать, – голос леди Илейн перебил мой, как хлыст.

Я лишилась дыхания. Как это связано с моей мамой?

– Ее силы хватило бы на нас двоих, она была сильнее меня. Но она не слушала, – леди Илейн прожигала меня взглядом, словно смотрела на призрака. – Я говорила ей, что она должна быть аккуратной. Осторожной. Нужно практиковаться и практиковаться. Она была моей подопечной и ученицей, она была обязана слушать меня. Но она перечила мне на каждом шагу, как ты. И все мои дары она отвергала.

Это так? Это не было похоже на добрую маму, которую я помнила. Но Норри сказала, что моя мама и леди Илейн не ладили, может, причина была в этом…

– Ее интересовала только Дикая магия, – сказала леди Илейн. – Я просила ее прекратить это. Я говорила ей, что не потерплю этого под моей крышей, – она скривила губы. – Я не думала, что она сбежит.

Я не знала, что сказать. Леди Илейн будто говорила с кем-то еще в комнате, не со мной.

Через миг она посмотрела на меня, словно вдруг вспомнила, что я здесь.

– После этого я видела ее лишь дважды, – добавила она уже спокойнее. – Первый раз, когда она принесла тебя, малышку на руках. Она знала, что по закону Певчих я была твоей крестной, старшей из ближайших родственников, и она пришла, чтобы сделать камень. Хоть она и любила Дикую магию, но знала, что у тебя должен быть камень. Юные Певчие без него слишком уязвимы, их может сбить коварная магия на пути. Я думала, что мы помиримся, но, когда я узнала, что она все еще играет с Дикой магией, я была в ярости. Я пыталась показать ей, что она рискует не только своей жизнью, но и твоей. Мы поссорились, и она ушла. Восемь лет она пряталась от меня, Дикой магией скрывала свои следы. И вас не получилось бы найти, не использовав Дикую магию самой, а я этого не хотела. И я не видела ее, пока она не пришла ко мне с новостями о Скаргрейве и гримуаре, – голос леди Илейн дрожал. – Она не сказала мне, что сделала с тобой, хоть я и просила. Это мне сложно простить даже сейчас.

Я все еще думала о том, что она сказала раньше.

– Она использовала Дикую магию восемь лет?

Это показывало, что Дикая магия не всегда вела к катастрофе и смерти.

– Она была неисправима, – процедила леди Илейн. – И она не раскаивалась.

– Но вы сказали, что Певчие, использующие Дикую магию, долго не живут.

– У нее были способности, – проворчала леди Илейн. – У некоторых такое бывает, но большинство отказывалось использовать это.

– А она – нет. Почему?

Леди Илейн поджала губы.

– Потому что ее соблазнили. Так делает Дикая магия. Она манит. Соблазняет. Дает огромную силу. Конечно, это ее манило. Она говорила, что ей нравится ее свобода, радость, хотя я не понимала, что она под этим подразумевала.

Зато я понимала. Я вспомнила об ощущении целостности, когда услышала снова дикую музыку, о горячем огне во мне, когда я пела разжигающую песню. Мама тоже так чувствовала?

Леди Илейн помрачнела.

– Это ей не помогло в конце. Когда тенегримы напали на нас, Дикая магия подвела ее. Такая эта магия. Она дает силу, но она обманчива. Она предает, когда этого ожидаешь меньше всего. А у нее больше ничего не было, ни дисциплины, ни выученных песен, ни долгих годов практики Проверенной магии. Она использовала Дикую магию так, как не смогла бы работать с Проверенной, даже если бы помнила ее. Ее камень треснул.

– Треснул?

– Дикая магия может вредить нашим камням так же сильно, как тенегримы, но рисунок трещин разный. Если учесть, какую сильную магию использовала твоя мать, удивительно, что ее камень протянул так долго.

Рука невольно потянулась к рубину.

– Почему вы меня не предупредили?

– Я думала, что нет необходимости. Ты пообещала, что будешь меня слушаться.

Я поднесла рубин к свету, мы с ней искали повреждения.

– Все еще целый, – сказала крестная, чуть склонившись.

– И чтение разума Скаргрейва не навредило ему?

– Нет. Я рассмотрела камень в ночь, когда мы встретились, и я бы увидела повреждения, если бы они были. Твой камень сильный, как и у твоей матери, он уцелел. Но так не будет всегда, если ты продолжишь применять Дикую магию. Еще одна попытка разжечь огонь, прочитать мысли. Что угодно может быть последней соломинкой, и появится трещина, или камень разобьется полностью. И ты, как своя мать, окажешься против тенегримов без защиты. Ты знаешь, что с ней произошло.

Я слышала обвинения в голосе леди Илейн, и это меня разозлило.

– Но вы были там. Вы знали правильные песни. Почему вы ее не спасли?

– Думаешь, это так просто? Пару песен, и все хорошо? – леди Илейн скривилась. – Пойми: мои песни были самыми сложными из тех, что я знала. Они требовали мастерства, хитрости и многих лет практики. Даже я со своими умениями едва смогла спастись. Твою маму поглотили так быстро, что я не успела ничего сделать, – она отвернулась от меня, будто воспоминание было невыносимым. – И если ты думаешь, что это не причиняет мне боль каждый день, крестница, то ты ошибаешься.

Я уязвлено молчала. Крестная могла быть резкой, но ее боль была настоящей. Леди Илейн расправила плечи и повернулась ко мне.

– Хватит. Прошлое в прошлом, – гнев покинул ее голос, оставив только боль и решимость. – Я зря отвернулась от тебя. Ты медленно, очень медленно, обучаешься Проверенной магии, но сила у тебя есть, это ясно. Я подозреваю, что у тебя есть талант, как у твоей матери, и у тебя есть дисциплина, чего я никогда не видела у нее. Если будешь слушаться, ты сможешь стать великой Певчей.

Я нахмурилась. Леди Илейн помнила лишь горстку чаропесен, так? Как же тут стать великой?

Но когда я высказала это, леди Илейн покачала головой.

– Не думай об этом. Если так должно быть, так будет, но ты должна погрузиться сердцем, телом и разумом в то, чему я тебя учу. И больше не использовать Дикую магию.

– Я и не собиралась больше так делать, – сказала я, но знала, что это лишь отчасти правда. Когда я сняла рубин, и музыка очаровала меня, было сложно сопротивляться.

– Никто не может сразу делать все. Так возможно только с Дикой магией.

– Я же сказала, я больше не сниму камень, – я не хотела погибнуть, как мама, которую предала Дикая магия, пока ее окружали тенегримы. Может, Проверенная магия была не такой сильной, но она была безопасной. И после того, как я побывала в сознании Скаргрейва, я хотела этого больше всего.

Я посмотрела на свечу перед собой.

– Позвольте мне попробовать еще раз.

– Что попробовать?

Я задула свечу.

– Зажечь ее вашим способом.

– Ты достаточно сделала для одного вечера, – начала леди Илейн.

Но я уже начала петь, дыша так, как она меня учила.

Я смогу.

Чаропесня все еще казалась чужой, обжигала и причиняла боль голове, но в этот раз было проще. Я поняла от Дикой магии, как применить разжигающую песню, и как она должна работать. И с каждой нотой мой голос поднимался с силой и непреклонностью.

Но свеча не горела.

Я направила все мысли на это и пела, сосредоточившись на каждой ноте, фразе, на каждом изгибе.

Последние ноты срывались с губ, фитилек оставался холодным и черным.

Я расстроилась и допела финальную ноту, низкую и длинную.

Песня закончилась. Все. И я провалилась. Я отвернулась, руки дрожали.

Леди Илейн потрясенно вдохнула.

Я развернулась. На фитильке подрагивал огонь, слабый, но он там был.

Я заставила чаропесню работать.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

МАСТЕРСТВО

Следующие недели прошли в пении и магии. Каждый день я изучала что-то новое, порой мне казалось, что я развиваются почти с каждым часом.

Но не все было так просто.

– Еще раз! – продолжала рявкать леди Илейн день за днем, час за часом. Она была требовательнее обычного, она ругала меня за то, что я пела слишком громко, слишком тихо, слишком пронзительно, слишком низко, слишком страстно, слишком бойко, слишком беспечно. Некоторые дни проходили только в постоянных повторениях. – Еще раз! И в этот раз пой правильно! – я слышала приказы даже во снах.

Но критика леди Илейн жалила не так сильно, как раньше. Медленно, с ошибками и болью я училась нужным чаропесням, и это было важно.

И хотя на это уходило больше времени, чем нам бы с леди Илейн хотелось, я быстрее продвигалась с другим магическим заданием: чтением манускрипта Певчей с песней, разрушающей гримуар.

Страницы были покрыты зачеркиваниями и потертостями, казались нечитаемыми сперва, но я слушала объяснения леди Илейн и начинала понимать связь между символами на каждой странице и звуками чаропесни, которые они обозначали.

Леди Илейн хлопнула в ладоши от радости.

– К этому у тебя талант.

Я смотрела на страницы, поглощенная их загадками.

– Прекрасный дар, – говорила леди Илейн, но теперь рассудительно. – И очень полезный. Он тебе пригодится.

Я отвела взгляд от пергамента.

– Я думала, что манускрипты Певчих редко записывали, и что Скаргрейв все их сжег.

– Он сжег мою библиотеку, – голос леди Илейн подернулся гневом и сожалением. – Но он не сжег все, я уверена. Что-нибудь еще осталось, – она указала на строку на странице. – Хватит разговоров. Пропой это мне. И держи голову именно так, как я тебя учила.

Я продолжала работать с манускриптом, порой замечала, как леди Илейн смотрит на меня с гордостью, а порой и со сдержанным уважением. И уважение усилилось, когда, после часов болезненных упражнений, я заставила чаропесню скрытности работать.

– Отлично, отлично, – прошептала леди Илейн. – Я едва тебя вижу, хотя тебя озаряют свечи. И ты невидима в тенях.

Было поразительно видеть, как пропадает мое тело, и я чуть не упустила песню в некоторых моментах. Но постоянные упражнения помогали мне. Хотя голова ужасно болела, я дышала правильно четверть часа, и магия песни оставалась со мной, пока я не закашлялась.

– Это начало, – сказала леди Илейн, когда я снова стала видимой. – Но мы должны повысить твою выносливость.

Наши уроки стали длиннее и напряженнее, и я становилась все лучше, а леди Илейн поддавалась и начинала рассказывать мне истории. Сначала это были кусочки о ее приключениях как Певчей, но потом она рассказывала и истории тихим голос о том, как женщины из нашего рода скрывали свою магию от своих мужей («Мужчинам нельзя доверять. Ни мужьям, ни отцам, ни сыновьям»), как ее муж считал неслыханным ее тягу к чтению («Повезло, что я умела отпирать замки»), и как она так и не родила детей, но хотела их («Если бы я могла выбирать, все они были бы дочерями»).

Она рассказывала мне и о проблемах моих предшественниц, о их победах. Вместо острова теперь мне снились Ниниан и Мелузина, а еще Элеанор Аквитанская. Я знала их истории – их победы, трудности и поражения – и от этого хотела еще сильнее показать себя достойной Певчей.

Но, даже рассказывая истории, крестная оставалась отчужденной. Если я задавала вопрос, на который она не хотела отвечать, она просто пропускала его. Если я повторяла вопрос, она замыкалась.

Но и у меня были секреты.

† † †

Один из секретов касался Ната.

Я видела его всего три раза после того, как он застал меня, исполняющей Дикую магию. Два его визита прошли под надзором леди Илейн, и я думала, что она была причиной неловкости между нами. Но во время его третьего визита, в начале марта, леди Илейн позволила нам немного прогуляться по дому Гэддинга, и неловкость осталась.

Мы шли в галерею менестрелей над большим залом, и я ощущала напряжение между нами. Я осознавала все движения Ната, и он тоже был насторожен, хотя, может, потому что меня было сложно увидеть. Я дошла до того, что могла удерживать эффект песни скрытия целый час, если дышала правильно и держала песню в голове. Если бы Нат присмотрелся, он бы заметил мерцание воздуха там, где я была, но только и всего.

Когда он впервые врезался в меня, я услышала, как он резко вдохнул.

– Больно? – спросила я.

– Нет.

– Тогда что не так?

Нат ответил не сразу.

– Мне не нравится, что я не понимаю, где ты.

– Но таков план, да? – я пыталась говорить и правильно дышать. – Только так я достигну успеха, если меня никто не увидит.

– Конечно, – он отпрянул. – Но опасно быть рядом с незаметным чтецом мыслей.

– Ты это никогда не забудешь, да? – тихо сказала я.

Он развернулся.

– Что?

Он не рассчитал расстояние и подошел так близко, что его губы почти задели мою щеку. От испуга я перестала дышать и мгновенно стала видимой.

И в этот миг я увидела страх в его глазах. Но не только это, а кое-что еще, от чего у меня перехватило дыхание.

Наверное, об этом взгляде говорила леди Илейн.

– Люси, – сказал он.

Но кто-то шел, и сказать больше он не успел. Мы скрылись в тени, в этот раз он держался на расстоянии вытянутой руки от меня. После этого он молчал, а я была напряжена еще сильнее.

Может, я бы попыталась сказать что-то, если бы знала, что грядет. Ведь когда мы вернулись к леди Илейн, Нат сообщил, что его не будет месяц или больше. Невидимый колледж отправлял его на север, где могла оказаться роща лунного шиповника. И хотя между нами возникла неловкость, я знала, что буду ужасно скучать.

Но это, конечно, я не обсуждала с леди Илейн.

† † †

Что еще я скрывала от крестной? Многое, от моих вылазок в дом Гэддинга, пока она спала, до моих тревог о Нате. И я скрывала страхи и сомнения насчет моего развития как Певчей. Леди Илейн говорила, что магия и сомнения не уживаются. Но сомнения не отпускали меня.

Я улучшала свои умения, да. Но, несмотря на постоянные уроки, ни одна из чаропесен не давалась легко. Когда я уставала, тревожилась или плохо себя чувствовала, они становились почти невозможными. Неделю я болела, и голос был таким хриплым, что я не могла колдовать им. Но меня тревожило больше не это, а то, что, если песни и работали, они казались неправильными.

Я пыталась обсудить это с крестной.

– Я будто пою, запертая в ящике, – возмутилась я. – Это не естественно.

– Конечно, нет, – холодно ответила леди Илейн. – Ты меняешь природу, крестница. Это не должно быть просто.

И мне приходилось считать это ощущение успехом. Может, так и было. Но мне часто казалось, что меняю я себя, а не природу. Когда я пела, я словно толкала свой голос в чужое горло. Даже правильно дышать все еще было трудно, и в худшие дни я задыхалась, будто тонула.

Из-за этого даже простые чаропесни превращались в испытание. Сложные чары, как скрытность, требовали правильного дыхания все время, которое я хотела оставаться невидимой. И это было пыткой.

И все же я боролась с каждым заклинанием, что давала мне леди Илейн. И постепенно мрак марта отступал, и я начинала ощущать тепло весны, когда проникала наверх, а мои навыки стали лучше. В начале апреля я уже могла оставаться скрытой три часа.

Еще две недели я работала над другой важной песней. Песней, которая уничтожит гримуар. Пока я делала это, я старалась отогнать тревоги о Нате. Я напоминала себе, много раз, что он был умным и смелым, умел избегать опасности. Конечно, он был в порядке. Но шли недели, он не возвращался, а мои страхи усиливались.

† † †

– Признаюсь, я тоже беспокоюсь, – сказал мне Пенебригг, когда наступила его неделя визитов ко мне. Я была рада видеть его, как и посылку, что он передал от Норри с ее любовью, но когда он рассказал о своих страхах, мне стало не по себе. Если тревожился Пенебригг, то был настоящий повод для беспокойства. – Мы получали вести от них через нашу цепь союзников до прошлой недели, – сказал он. – Там ходят солдаты, как они и ожидали, и много дозорных, потому они не могут добраться до места. А потом вести пропали. И уже неделю не приходит ни слова.

Я напомнила себе, что кузен Дипса, Иосия Квик, пропадал, но вернулся в Лондон невредимым.

И Пенебригг вспомнил о том же.

– Такое случалось и раньше, конечно. Они где-то спрятались, и мы скоро их услышим. Скажи лучше: как там твоя магия?

– Неплохо, – осторожно сказала я, леди Илейн могла нас слышать. Она продолжала верить, что мое обучение магии – священный секрет. Когда посетитель из Невидимого колледжа проявлял нетерпение, она напоминала о своей позиции и выгоняла их.

– Ты скоро будешь готова? – спросил он.

– Думаю, очень скоро.

Леди Илейн подошл к нам, как порыв холодного ветра.

– Доктор Пенебригг, уверена, вам есть, чем заняться. И нам тоже. Люси не станет лучше без уроков.

– Конечно, конечно, – Пенебригг встал и обхватил мою руку. – Береги себя, милая. И старайся не беспокоиться из-за Ната.

Он мог с таким же успехом просить звезды не сиять.

Чтобы сдерживать страхи, я заставляла себя работать усерднее, чем раньше, всю неделю. Глаза крестной сияли, когда она смотрела, как я учусь.

– Песни разрушения среди самых сложных, – сказала она. – Особенно, эта. Но ты хорошо справляешься.

Когда Невидимый колледж попросил меня показать свои результаты, леди Илейн разозлилась.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ДЕЛЕГАЦИЯ

Когда пришла делегация из Невидимого колледжа, я спала. Обычно я не спала днем, но я работала ночью до этого над песней разрушения, и мне хотелось отдохнуть. Я проснулась, услышав возмущения леди Илейн:

– Вы хотите, чтобы моя крестница выступила, как обычная чародейка?

– Сейчас, если можно, – я тут же узнала голос Ната. Он вернулся! Узел во мне ослаб, а потом затянулся, когда я попыталась спрятать даже от себя, как я рада его возвращению.

– Ни сейчас, ни потом, – заявила леди Илейн.

Я пришла в себя при звуке ее отказа. Но, когда я прошла в комнату, я удивилась, ведь пришел не только Нат. Рядом с ним у огня были Пенебригг, сэр Барнаби и Исаак Олдвилль.

Нат стоял, опустив голову, и не поприветствовав меня. Не зная, что делать, я посмотрела на леди Илейн.

– Я не против показать им…

– Нет, – леди Илейн была непреклонна. – Их просьба не обсуждается.

– Что? – потрясенно сказал Олдвилль, возвышаясь над нами. – Нет уж, мадам. Мы укрыли вас, кормили и оберегали месяцами, рискуя собой. Пора вам показать результат.

– Как вы смеете так со мной говорить? Моя крестница – не слуга, работающая по найму…

– Простите, миледи, – сказал Пенебригг леди Илейн. Он жестом попросил Олдвилля замолчать. – У нас беда, и нам сложно подбирать слова. Плохие новости.

Нат поднял голову, его лицо было изможденным.

– Вы не нашли рощу лунного шиповника? – догадалась я.

– Нашли, – сказал Нат. – Вот только Скаргрейв нас опередил.

Я прижала ладонь ко рту. Это была катастрофа.

Нат скривился. Только тогда я заметила то, что должна была увидеть сразу: его левая рука, наполовину скрытая плащом, была перемотана окровавленными бинтами.

– Ты ранен! – сказала я.

Он отдернул руку, чтобы спрятать.

– Выглядит хуже, чем есть.

– Что случилось?

– Вороновые охраняли лунный шиповник. Мы поздно заметили их.

– И потеряли двоих из лучших людей, – лицо сэра Барнаби не выражало эмоций, но его рука крепко сжимала трость.

– Их поймали? – спросила я.

– Схватили, – сказал сэр Барнаби. – И они застрелились.

– Застрелились? – испуганно повторила я, все еще глядя на повязку на руке Ната.

– Это лучше, чем оказаться у тенегримов, – сказал Пенебригг. – Иначе все пропало бы.

– Вы сказали, что защитите нас, – обвиняла уже всю делегацию леди Илейн. – Сказали…

– Мы старались, – вмешался сэр Барнаби, постучав тростью. – Но никто не идеален. Мы не можем тратить время, Скаргрейв получил рощу. Шпионы говорят, что он снова кормит тенегримов. В этот раз есть яйца.

Яйца? Ужас сдавил мое горло. Я неузнаваемым голосом спросила:

– И сколько их?

– Не меньше сотни, – сказал Олдвилль.

– И сколько осталось до их вылупления?

– Мы не уверены, – сказал сэр Барнаби, – ведь не знаем, когда точно яйца были отложены. Но обычно яйца воронов вылупляются спустя три недели.

– Уже скоро, – слабо сказала я.

– Еще есть время, – Пенебригг поправил очки, пытаясь все уладить. – Через пять или шесть недель птенцы покинут гнездо впервые, пройдут месяца, и они станут взрослыми. Мы думаем, что только тогда у них открываются все силы.

– Не скрывай правду, – сказал сухо Олдвилль. – Мы не знаем ничего о птенцах тенегримов. Может, они вылупятся с уже открытыми силами. Или у них окажется аппетит еще сильнее, чем у взрослых тенегримов. Это будет видно. Но каждый день теперь будет склонять весы в их пользу.

Он был жесток, но говорил честно.

– И я должна воспользоваться шансом сейчас.

Пенебригг посмотрел на меня поверх очков с тревогой.

– Только если ты готова.

– Потому мы и пришли, – сказал сэр Барнаби. – Чтобы понять, готовы ли вы. Если вы нам покажете…

– Конечно, – сказала я.

– Нет, – леди Илейн схватила меня за руку. Я ощущала, как ей не нравится отчитываться перед этими людьми, как она не хотела делиться подробностями с незнакомцами. И я немного ее понимала, ведь и мне было сложно делиться такими личными вещами.

Леди Илейн сказала поверх моей головы сэру Барнаби.

– Она переоценивает себя, бедняжка…

Мое сочувствие к ней пропало.

– Я покажу вам, что умею, – сказала я сэру Барнаби. Я стряхнула руку леди Илейн и запела.

– Нет, – леди Илейн бросилась ко мне. – Ты не должна…

Но песня скрытности уже работала. Я становилась прозрачной и таяла.

– Боже правый, – пробормотал Пенебригг.

Даже Олдвилль был под впечатлением.

– Слабое мерцание… нет, упустил.

Сэр Барнаби сел и взволнованно схватился за трость.

– Нат пытался нас подготовить. Но это невероятно.

– Хватит уже, – сказала крестная.

– О, я еще не закончила, – сказала я, стараясь правильно дышать. Я спела остальные песни, которым она меня научила. Я открыла замки, которые Нат оставил мне для тренировки. Я повернула ключи, не касаясь их. Я разожгла огоньки на свечах, загорелся и факел, огонь вспыхнул ярче. Все, кроме леди Илейн, открыли рты от потрясения.

Олдвилль пришел в себя первым.

– Певчая? – тихо обратился он к воздуху.

– Здесь, – сказала я, стараясь не смеяться, когда Олдвилль попытался отыскать меня взглядом. – У огня.

– Ах, – он все еще не нашел меня, и это его расстроило. – Но ты не спела песню, разрушающую гримуар.

– Как она может петь ее без гримуара? – отметил Пенебригг.

Олдвилль повернулся к моей крестной.

– Песня не сработает на других книгах?

– Конечно, нет, – возмутилась леди Илейн. Ее гнев касался и меня, и Олдвилля. – Гримуар не похож на другие книги. Все это знают.

– А в теории? Вы даже не пробовали? – настаивал Олдвилль.

– Нет, – я отошла от огня с разочарованием. Было неудобно учить песню, не видя ее эффекта. – Но я могу попробовать.

Олдвилль вытащил из кармана книжечку и помахал ею.

– Нет, – рявкнула леди Илейн. – Плохая идея.

– Не вижу, почему, – сказал Олдвилль. – Это глупая книжка, все теории из нее я опроверг. Она идеально подходит.

– Нет, – повторила леди Илейн. – Ты не должна…

Если бы я ждала ее разрешения, то это тянулось бы вечность. Никто не видел меня, я могла делать все, что хочу. Я забрала книгу из руки Олдвилля, убежала от протянутой руки леди Илейн, и песня разрушения полилась из меня.

Она была невероятно сложной, близкой к Дикой магии, с яркими гласными, но я не понимала звуки. Я долго запоминала их и теперь хотела исполнить идеально.

К моему потрясению, чары сработали раньше, чем остальные. Я не успела допеть первую фразу, а книга рассыпалась в моих руках.

Я потрясенно замолчала.

Нат присвистнул.

– Она это сделала!

Леди Илейн широко улыбнулась.

Пенебригг и сэр Барнаби почти танцевали. Даже Олдвилль был рад.

Я слабо улыбнулась, но мыслями осталась с нотами спетой песни. Почему она так странно сработала?

Вопрос отвлек меня, и я забыла правильно дышать. Увидев тень своей руки, я спохватилась и попыталась вернуть магию. Но поздно, моя хватка на чарах скрытности уже ослабла. Вздохнув, я отпустила песню и стала видимой.

Крестная улыбалась, и остальные поздравляли меня.

– Потрясающее выступление, – взгляд Пенебригга за мерцающими очками был гордым.

– Впечатляет, – сказал Олдвилль. – Очень впечатляет.

– Точно, – согласился сэр Барнаби и стукнул тростью. – Если мы отправим вас завтра в Тауэр, у вас будут козыри.

– Завтра? – улыбка леди Илейн пропала. – Нет. Это не обсуждается.

– Чем скорее, тем лучше, миледи, – сказал сэр Барнаби. – Времени мало.

– Еще неделю, – потребовала леди Илейн. – Неделю, чтобы отточить ее навыки.

– Мы не можем ждать так долго, – осторожно сказал Пенебригг.

– Но мы сможем за это время сыграть свою роль, – согласился сэр Барнаби. – Мятеж организовать сложно, хоть мы и долго готовились.

Олдвилль не обрадовался, но кивнул.

– Хорошо. Но только неделю.

Леди Илейн склонила голову.

– Хорошо. А теперь идите, а мы займемся делом.

Она принялась прогонять их, Нат повернулся ко мне.

– Твоя рука, – начала я.

– Заживет, – сказал хрипло Нат. – Не переживай. Тебе есть о чем думать.

Он был прав. Я должна была отрепетировать песни, пересмотреть карты и увидеть тысячу мелочей до похода в Тауэр.

Но я переживала, ведь Нат уходил и прятал руку. Я думала о его поражении и утомленно опущенных плечах. Он так и не посмотрел мне в глаза. И я думала о тех, кто сражался вместе с ним, кто застрелился, лишь бы не встретиться с тенегримами.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

ВОПРОС СИЛЫ

Они ушли, а я повернулась и увидела, как леди Илейн смотрит на огонь. Она снова улыбалась. Она словно лелеяла секрет, которым не хотела делиться.

– Что вы мне не рассказываете? – спросила я.

Она посмотрела на меня, ее улыбка стала шире, она выглядела так же, как когда я разрушила песней книгу Олдвилля.

– Та песня, – это был выстрел во тьму, но я была уверена, что права. – Почему она уничтожила книгу так быстро? Страницы рассыпались в моих руках.

Леди Илейн пожала плечами.

– Обычная книга не продержалась бы столько, сколько гримуар Певчей.

– Но дело не только в этом, мне кажется.

– Почему же?

– Потому что песня ощущалась неправильно.

Леди Илейн закатила глаза.

– Тебе все песни не нравятся.

– Эта была другой, – я попыталась объяснить. – Она ощущалась не как песня разрушения.

– Откуда тебе знать? У тебя нет навыка, чтобы сказать это.

Да, у меня не было глубокого понимания песен, как у великих Певчих. Но с каждым уроком я оттачивала слух и навыки, и теперь некоторые ноты для меня кое-что означали.

– В музыке столько жизни, – сказала я. – Разве это не странно для песни разрушения? И было еще кое-что странное, – я замолчала на миг, пытаясь подобрать слова. – Что-то звучало почти… притягивающе.

Я ждала, что крестная снова закатит глаза. Но она замерла, на ее лице застыло выражение гордости, смешанной с опаской.

– Очень проницательно, – сказала она.

– Проницательно?

– Сядь, – сказала она мне. – Я должна кое-что тебе рассказать.

И мне не хотелось этого слышать. Но я села.

– Что ты знаешь о гримуаре? – спросила леди Илейн.

– О гримуаре Скаргрейва?

– Не называй его так, – возмутилась леди Илейн. – Он никогда ему не принадлежал.

– Но…

– Он украл его, но гримуар не принадлежит ему. Он наш. Это собрание магии Певчих, сокровище Проверенной магии. Его создала одна из нас, Певчая, понимающая песни живых существ, использовавшая это знание, чтобы создать сильные чаропесни. Одной из них был чаропесня тенегримов. Там еще сотни, и все они в гримуаре, все проверены и безопасны для исполнителя. Книга была потеряна для нас веками.

– Но всего семь лет назад Скаргрейв…

Леди Илейн нетерпеливо тряхнула головой.

– Не Скаргрейв изначально забрал ее у нас.

– А кто?

– В некоторых историях говорится, что сама Певчая спрятала ее по своим причинам. Другие говорят, что совет Певчих украл ее. В любом случае, везде говорится, что гримуар закрыт сильной и редкой чаропесней, которая должна была продержаться хотя бы двадцать одно поколение, – леди Илейн печально покачала головой. – Конечно, никто из Певчих Золотой эпохи не мог знать, что будет потом. Когда время истекло, сковывающие чаропесни и другие знания оказались забыты. Сам гримуар казался лишь легендой. По моим подсчетам, я родилась в двадцать третьем поколении, а старые истории уже волновали только меня.

Я подумала о женщине, открывшей гримуар для Скаргрейв.

– А ваша кузина Агнес?

Леди Илейн замерла.

– Да, можно сказать, что у нее был интерес. Но она не говорила со мной об этом, и мне пришлось догадываться самой по кусочкам. Мне было двадцать пять, когда я узнала о гримуаре, и я решила отыскать его. Но найти не удалось, конечно. Как-то это умудрилась сделать Агнес. И она глупо открыла книгу, чтобы помочь Скаргрейву, и предала наши силы, – леди Илейн пересекла комнату и положила ладонь на мое плечо. – Ты это исправишь, крестница. Песня, которой я тебя научила, не разрушит гримуар. Все будет куда лучше. Она позволит тебе захватить его.