Текст книги "Певчая (ЛП)"

Автор книги: Эми Батлер Гринфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Не люблю оставаться в неведении.

– Я тоже, – вдруг сказал Нат. – Терпеть не могу это.

Наши взгляды пересеклись, я ощутила искру, словно касание магии или начало песни.

Или это было мое воображение? Искра коснулась моей спины, а Нат отвел взгляд и заговорил все тем же холодным голосом.

– Я бы сказал больше, если бы мог. Но я не могу. Подожди доктора Пенебригга.

– Но…

– Я все сказал, – Нат склонился к работе. Но что-то беспокоило его. Его лицо покраснело, и я увидела, как он ослабил воротник.

Я заговорила и замолчала, потрясенная тем, что заметила, когда воротник опустился. Шрам на его горле был таким же белым, как моя метка Певчей.

– Привет, привет! – дверь распахнулась, и вошел Пенебригг, его щеки были розовыми от спешки в пути и волнения. – Вот ты где! – он улыбнулся мне. – Мы возьмем тебя с собой на встречу Невидимого колледжа сегодня. Что думаешь?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ЛУННЫЙ ШИПОВНИК

– Что такое Невидимый колледж? – спросила я.

– Не что, а кто, – Пенебригг сел у камина, его бархатная кепка съехала. – Мы – группа математиков, инженеров, философов и алхимиков, решивших свергнуть Скаргрейва. Не сказать, что мы достигли успехов. Но это наша цель.

– И вы становитесь невидимыми? – спросила я осторожно, сев рядом с ним.

– Нет. Невидимость нам не подвластна. Хотя юный Рук надеется…

– Можно использовать имена? – перебил Нат, сев напротив нас. Его воротник снова был закрыт, я не видела его шрам.

– Сэр Барнаби решил, что можно, пока мы делаем это осторожно, ничего не записывая, как обычно, – Пенебригг оглянулся. – Я запер каждую дверь по пути. И окна закрыты, да?

– Да, – сказал Нат, – но…

– Люси теперь часть нашего круга. Так решил Совет. А пока она в нашем круге, мы должны быть открытыми с ней, – Пенебригг повернулся ко мне. – Это наше правило. Мы знали друг друга до появления Скаргрейва, так что скрываться не пришло. Есть, конечно, определенные меры предосторожности. Если бы мы одевались в плащи и маски, то среди нас легко мог завестись предатель. А без них мы знаем друга. Наши лица – не секрет друг для друга, как и наши характеры.

– Обещаю, что я не предам вас, – сказала я.

– А если ее поймают? – спросил у Пенебригга Нат.

Нат всегда мог заговорить о худшем. И это помогало расти моим тревогам.

– Если Люси поймают, мы лишимся надежды, – сказал Пенебригг. – Потому и нужно рассказать ей все, что мы знаем. Тогда она может и не совершить ошибок. И если она окажется в беде, то поймет, как выпутаться. Ее безопасность, а не наша, важнее.

Нат медленно кивнул.

– Точно.

Я уже не хотела насмехаться. Я посерьезнела, понимая, как отчаянно они рассчитывают на меня, они даже готовы были жертвовать ради моей безопасности.

– Совет согласился, что мы должны сделать все, чтобы найти твою опекуншу, – сказал мне Пенебригг. – Мы не можем позволить шпионам Скаргрейва найти ее. Ради нее и ради нас. Утром мы начали передавать ее описание союзникам, мы будем ее искать.

– Спасибо, – сказала я, слова плохо выражали благодарность, что я ощущала.

– Ты спрашивала, почему мы называем себя Невидимым колледжем, – кивнул мне Пенебригг. – Название придумал основатель, сэр Барнаби Гэддинг во времена короля Чарльза. У нас не было здания, факультета, всего, что присуще обычной школе. Мы просто переписывались и разговаривали. Но у нас была незримая связь: глубокий интерес в познании мира вокруг нас, в обсуждении того, что мы узнали. И сэр Барнаби шутил, что мы – члены Невидимого колледжа, – он добавил. – Думаю, ему понравилось и сокращение.

Я плохо понимала его.

– НК или «IC», – сказал Пенебригг, вскинув брови. – «I see» – я вижу.

– Сэр Барнаби любит игру слов, – сухо сказал Нат.

– Игра или нет, но слова подходят для людей, которые верят в то, что видели своими глазами, а не полагаются на слухи и суеверия, – сказал Пенебригг. – Но так было тогда. А когда Скаргрейв пришел к власти, Невидимый колледж испытал тяжелые времена.

– Скаргрейв не любит правду, – сказал Нат. – Или сомнения и вопросы. А это основа того, что мы делаем.

Пенебригг кивнул.

– Потому он закрыл университеты. Он называл их рассадником предателей. Печально, ведь он сделал большой вклад в библиотеку Кембриджа. Но все вот так, и наш Невидимый колледж продолжил встречаться в тайне.

– И Скаргрейв никого из вас не ловил? – спросила я.

– Никого, – сказал Пенебригг. – И за это нужно благодарить сэра Барнаби. Его семья в родстве со Скаргрейвом и королем, он дружит с ними, так что его последним будут подозревать в измене. Его позиция позволяет нам встречаться и продумывать разрушение Скаргрейва, – он подвинул очки ниже и посмотрел на меня. – И ты пришла к нам, милая, когда наши планы достигли пика. Наши исследования показали, что Скаргрейв пытается разводить своих воронов.

Я нахмурилась.

– Он пытается сделать больше тенегримов?

– Именно так, – сказал Пенебригг. – Если он найдет способ, их будет сотни, а то и тысячи. И чем больше их будет, тем больше страха он посеет. Сейчас они рассеяны, далеко не добираются в королевстве, и это нам помогает. Но если Скаргрейв найдет способ наполнить небеса ими, каждая улица этой страны будет под их надзором.

Это было ужасно.

– Нам повезло, что разводить их сложно, – сказал Нат. – Нужна правильная фаза луны, и их нужно снимать с патруля на недели, чтобы они растолстели.

– А потом их нужно особенным образом кормить, – сказал Пенебригг. – Им нужно скармливать листья с дерева лунного шиповника – селенантус селенеи – иначе ни одно яйцо вылупится. Потому Невидимый колледж уничтожил три единственных известных дерева лунного шиповника.

– Значит, больше тенегримов он сделать не может, – с облегчением сказала я.

– Пока что, – сказал Нат. – Но всегда есть возможность, что обнаружится новое дерево лунного шиповника. Или что Скаргрейв обнаружит семена и вырастит дерево сам.

– И его никак нельзя остановить? – сказала я. – Найти деревья, уничтожить семена или… или что-то еще?

– Мы это и делаем, милая, – убедил меня Пенебригг. – Пока мы можем только это. И во многом заслуга юного Ната, что мы остаемся на шаг впереди Скаргрейва. Я уже потерял счет миссиям, что он провел для НК.

– Потому ты забрал книгу из библиотеки? – спросила я у Ната, надеясь, что он ответит хоть в этот раз.

Он посмотрел на Пенебригга.

– Совет разрешил рассказывать ей?

Пенебригг кивнул.

– Да, – сказал мне Нат. – Один из наших шпионов сказал, что ее стоит рассмотреть.

– Шпионы? – сеть НК была шире, чем я ожидала.

– Да, милая. У нас, как и у Скаргрейва, есть шпионы, – сказал Пенебригг. – Этот агент смог только увидеть книгу, он боялся, что если проявит больше внимания, то Скаргрейв заметит. Потому лучшим выходом было украсть ее.

– Повезло, что мы знаем дом лучше Скаргрейва, – сказал Нат.

Это меня удивило.

– Но это его дом.

– Только после Опустошения, – сказал Пенебригг. – Веками до этого он принадлежал другой семье, наполнившей его многими скрытыми лестницами и проходами. О многих уже забыли.

– Но вы о них знаете?

– Сэр Барнаби знает, – сказал Пенебригг. – Он знал дом хорошо с детства. Но он не самый здоровый человек, так что сам украсть не может. Для этого нам нужен Нат.

– Надеюсь, книга стоила проблем, – сказал Нат. – Это палимпсест, они сложные.

– Пал… что?

– Палимпсест, – сказал Пенебригг. – Это страницы старой книги, которые очистили, и сверху написали новую книгу. Если хочешь прочитать то, что там было раньше, нужен острый взгляд.

– Покажешь? – спросила я у Ната.

Он замешкался.

– Думаю, взглянуть можно.

Я прошла за ним к столу.

– Смотри на тени, – он осторожно провел пальцем по странице, и я увидела слабые линии слов под и вокруг черных букв нового текста.

– Я не могу прочитать каждое слово, – сказал он, – но тут упоминание о селенантусе в середине страницы, стоит присмотреться. Может, тут написано о лунном шиповнике, который мы еще не нашли.

– Еще деревья лунного шиповника? – мой желудок сжался. – Думаешь, Скаргрейв знает о них?

– Может, нет, – сказал Нат. – Потому мы украли книгу, чтобы он не узнал. И если существуют другие деревья, мы постараемся выкопать их раньше, чем он о них узнает.

Он звучал уверенно, но мне было понятно, что ситуация отчаянная: игра в кошки-мышки, где у кота были все преимущества.

Но я посмотрела на Ната, а потом на Пенебригга, ощущая не отчаяние. Во мне расцветала надежда и желание быть полезной.

– Чем я могу помочь? – спросила я.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

СЛУШАТЬ

– Ах! Я надеялся, что ты спросишь, – Пенебригг широко улыбнулся мне и подвинул очки. – Мы хорошо справлялись, держась на шаг впереди Скаргрейва. Но теперь ты здесь, и мы, возможно, можем мечтать о большем, расправиться с ним. Зависит, конечно, от твоей магии.

– А я толком ничего не могу, – тихо сказала я. Хотелось помочь, но что я могла им предложить?

Добрые глаза Пенебригга посмотрели на меня.

– Не недооценивай себя, милая. Ты еще не знаешь свои силы, но это не значит, что их нет. Они глубоко в тебе, но они есть.

Его уверенность напоминала свет солнца в холодный день, и я невольно согрелась. Но от понимания, что он верит в меня, было не по себе, ведь я не знала, как оправдать эту веру.

– Может, стоит начать с рубина, – предложил Пенебригг. – По твоему эксперименту прошлой ночью мы знаем, что в нем есть магия, магия Певчей.

Это было логично. Я потянула за цепочку, пока не показался рубин. Он поймал лучи утреннего солнца и засиял, слепя. Мы замерли на миг, как и прошлой ночью, разглядывая его блеск.

– Необычно, – выдохнул Пенебригг. Даже Нат не остался равнодушен.

Пенебригг отвел взгляд от рубина и посмотрел на меня.

– Если снять камень, ты слышишь музыку?

Я с неохотой сняла рубин. Стало проще делать это, но я все еще ощущала от этого страх, пока не слышала пение.

– Еще здесь, – ответила я. – Слабое пение, но есть.

– Чудесно, – сказал Пенебригг.

– Но я понятии не имею, для чего эта музыка, – беспомощно сказала я. – Эта музыка может сжечь дом или… превратить нас всех в котов. Она слишком тихая и смешанная, чтобы что-то расслышать.

– У меня есть кое-что. Это может помочь, – Пенебригг вытащил плотно закупоренную склянку из черного одеяния.

Нат недовольно посмотрел на нее.

– Семена лунного шиповника? Вы носили их по Лондону?

– Лишь несколько. И я был осторожен.

Я уставилась на темное содержимое флакона.

– Я думала, Невидимый колледж хочет уничтожить семена лунного шиповника.

– Как правило, да, – сказал Пенебригг. – Но после споров мы решили немного оставить для экспериментов. Сэр Барнаби подумал, что мне стоит принести парочку и проверить твои силы. Насколько мы знаем, они могут оказаться полезными.

– Стоит ли это опасности? – резко спросил Нат.

– Увидим, – Пенебригг протянул флакон. – Милая, открой и скажи, слышишь ли ты что-нибудь.

Я очень осторожно вытащила пробку, отчасти боясь того, что я могу услышать.

– Да. Я слышу, – музыка была ясной, мелодия – сложной, но четкой.

Нат с тревогой посмотрел на меня, Пенебригг склонился, глаза горели за его очками.

– Так и думал сэр Барнаби. У него есть старый трактат о магии, где говорится, что многим Певчим сложно понимать музыку простых вещей. Песни предметов с магическими силами, как лунный шиповник, сильнее, их легче понять, – он уперся руками в колени. – Можешь сказать, о чем песня?

Боясь, что меня унесет музыкой, я осторожно слушала. К моему облегчению, песня лунного шиповника была не такой поглощающей, как та, которую я слышала на острове. Намеки значения вспыхивали в моей голове, пока я слушала, и я потрясенно подняла голову.

– Думаю, это песня для чтения разумов, – сказала я им.

Нат застыл.

– Так мы с сэром Барнаби и думали, – Пенебригг взволнованно потер руки. – Певчая, что может читать мысли, какой это ужас для Скаргрейва!

– И для всех, – пробормотал Нат.

– Она на нашей стороне, Нат, – сказал Пенебригг. – Не забывай.

Это Ната не успокоило.

Пенебригг повернулся ко мне.

– Конечно, мы не знаем, работает ли песня. Скажи, милая, споешь ли ты ее?

– Не знаю, – воспоминание о потере Норри было еще свежим. – Если я ошибусь…

– Но если не рискнуть, ничего и не достигнешь, – сказал Пенебригг. – Постарайся. Мы просим только этого. Но пой тихо. Скаргрейв запретил всю музыку, боясь, что так сможет скрыться Певчая, и мы не хотим привлекать внимание его шпионов. А днем у него всюду люди-шпионы.

Пой, и тьма тебя найдет.

– Ну, ну, милая. Не нужно так бояться. Окна закрыты, на улицах шумно, а соседка наша почти глухая. Если будешь петь тихо, вреда не будет.

Я посмотрела на него, а потом на Ната, настороженно глядевшего на меня.

Если Нат опасался, то опасения возникали и у меня. Но что мне делать? Они рассчитывали на меня. Как я спасу их, не узнав свои силы?

Я закрыла глаза, чтобы лучше слышать музыку. Нежная мелодия плясала в моей голове. Глубоко вдохнув для смелости, я очень тихо запела ее.

Когда я закончила, мгновение я не шевелилась, пытаясь ощутить что-то, кроме своих опасений и рвения. Ничего.

Я открыла глаза.

– Ты можешь читать наши мысли? – спросил Пенебригг. Нат рядом с ним напрягся, словно готовился к бою.

Я покачала головой.

– Ничего не изменилось.

Пенебригг был разочарован, как и я, но Нат не скрывал облегчения.

– Не страшно, милая, – сказал Пенебригг. – Сэр Барнаби предупреждал, что одной песни может не хватить. Он предложил коснуться человека, чьи мысли ты хочешь увидеть, – он протянул сухую руку. – Вот. Скажи, видишь ли ты теперь мои мысли.

Я с надеждой взяла Пенебригга за руку, закрыла глаза и снова спела. В этот раз, когда я закончила, что-то было не так. Песня кружилась в моей голове в такт моему дыханию. Она звенела во мне, и мои мысли вытекли, как вода, я начала видеть что-то другое.

– Вижу мужчину, – сказала я, все еще слыша песню в голове. – У него длинный подбородок, не менее длинный нос, темные волосы падают ему на плечи. Он не улыбается, – мужчина подошел ко мне, словно находился в этой комнате. – Его глаза пылают, но… нет, он смотрит не на меня, а сквозь меня. Он стойкий и амбициозный. И… и…

Песня говорила, что он старый. Но мужчина выглядел молодо. У него была старой одежда? Обувь? Что это могло быть? Я крепче сжала пальцы Пенебригга.

– Ах, ясно, – я чуть не рассмеялась. – Его зовут Олдвилль.

Я услышала резкий вдох. Картинка замерцала и растаяла, а с ней и песня. Я открыла глаза.

– Я сказала что-то не так?

Пенебригг отпустил мою руку и глядел на меня потрясенно из-за блестящих очков.

– Небеса, сработало.

Я была потрясена не меньше.

– Я угадала?

– Угадала? Милая, да это чудо. Это был Исаак Олдвилль. Правда, Нат?

Нат кивнул с поджатыми губами.

Пенебригг принялся взволнованно расхаживать по комнате.

– О, что скажет Олдвилль, когда услышит? Что скажут все, когда увидят твое выступление?

Я подумала, что ослышалась.

– Выступление?

– Да. Днем, на встрече Невидимого колледжа. О, они будут в восторге!

– Но я делала так только раз, – сказала я. – Не знаю, смогу ли я снова.

– Тебе нужна тренировка, милая, – сказал Пенебригг. – Мы посвятим этому остаток дня. Но нам нужно восстановить силы. Нат, мальчик мой, принесешь нам больше булочек и сыра?

Он не смотрел на Ната, а я смотрела. С грозным видом Нат взглянул на меня, а потом развернулся и ушел.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

СОЛНЦЕ И ЛУНА

Я тренировалась остаток утра. Как я и подозревала, само заклинание было лишь половиной дела, было важно, чтобы песня осталась во мне после того, как я исполнила ее вслух. Если не удавалось, я ничего не видела. Если песня во мне угасала, то и картинки таяли, и мне снова приходилось слушать семена. Их мелодия была сложной, и я боялась, что не запомню ее правильно и совершу ужасную ошибку.

– Ты голодна, – сказал Пенебригг, когда я три раза подряд не смогла спеть правильно. – Дай ей булочку, Нат.

Нат безмолвно выполнил это.

Но только так он помогал. Хотя Пенебригг хотел, чтобы он участвовал в эксперименте с чтением мыслей, Нат отказался, сказав, что ему нужно работать над палимпсестом.

Пенебригг удивленно посмотрел на него.

– Упустить шанс эксперимента? Это на тебя не похоже, Нат. Подойди, Люси пора уже проверить навык на ком-то другом, а не на таком старике, как я.

– Поищите кого-то еще, – сказал Нат, сев за свой стол. – Я не хочу в этом участвовать, – он склонился над книгой.

– Боюсь, сегодня он нам не помощник, – сказал тихо и почти виновато Пенебригг. – Это не странно. Каждый раз, когда я просыпался этой ночью, он ходил по дому. Вряд ли он хоть три часа поспал. Позанимаемся еще немного, а потом я попробую уговорить его отдохнуть.

Мы работали, и я понемногу привыкала к магии. Вскоре я смогла удерживать музыку в голове достаточно долго, чтобы прочитать мысли Пенебригга несколько раз, а потом уже петь снова. Читать Пенебригга стало почти так же просто, как книгу, и я быстро узнавала картинки в его мыслях: часы, яблоко, река Темза.

– Еще разок, – Пенебригг протянул мне руку, и я закрыла глаза, так было проще сосредоточиться.

Картинка появилась почти сразу, и я начала описывать:

– Полный мужчина с длинным лицом и изящными манерами. Его тревожит правая нога, и он опирается на трость из слоновой кости, – Гэдабот? Так его звали? Нет, я ощутила другое имя. – Сэр Барнаби Гэддинг, лидер Невидимого колледжа.

– Да, – сказал Пенебригг, но я едва его слышала, была глубоко в музыку. Впервые я сама ощутила его радость моему прогрессу. Желая еще сильнее его впечатлить, я проникла глубже в его разум.

– Вам больно видеть, как его тревожит подагра. К счастью, ему стало лучше, – рассказывала я. – Вы с сэром Барнаби давно дружите, вы его цените. Но порой вам кажется, что его любопытство затмевает разум…

Пенебригг отдернул руку, поток мыслей растаял.

– Отлично, милая, отлично, – слова были добрыми, но я посмотрела на его лицо и начала подозревать, что что-то сделала не так.

– Не стоило этого говорить? – спросила я.

Пенебригг поправил очки.

– Ты все правильно сделала, милая. Просто то, сколько ты увидела,… потрясает. Но, конечно, для нас это хорошие новости. Невидимый колледж будет впечатлен.

Я не расстроила его. Это радовало.

Пенебригг взглянул на ближайшие часы.

– Ой, уже так поздно? Нам нужно подкрепиться, – он огляделся в поисках булочек. – Хмммм… похоже, мы все доели. Может, Нат…

Но Нат спал за столом, ручка осталась в его пальцах.

– Пусть отдыхает, – решил Пенебригг. – Я сам схожу вниз.

– Я вам помогу, – вызвалась я и встала.

– Нет, нет, милая. Не стоит. Ты тоже устала после этого. Отдохни, пока я буду ходить.

Пенебригг был прав, я чувствовала усталость. И было приятно откинуться на спинку кресла, когда он ушел. Когда Нат пробормотал что-то во сне, я села прямо и насторожилась.

Что он сказал? Что-то о Скаргрейве?

Я встала и подошла к столу, где он лежал, его хмурое лицо было отчасти скрыто в руках. Даже во сне он выглядел злым. И злился он точно на меня. Я не понравилась ему с самого начала, и мои способности читать мысли только все ухудшили.

Но почему это так его тревожило? Он словно что-то скрывал.

Он снова пробормотал, и я попыталась разобрать слова. Грим? Или… тенегримы?

Я посмотрела на Ната. Он что-то скрывал?

Вздор. Он не мог ничего скрывать. Пенебригг ведь доверял ему.

А если Нат был испорчен? А если он в тайне ото всех работал на Скаргрейва?

И тут я поняла, что песня для чтения мыслей все еще звучала во мне. Если я коснусь Ната, я смогу увидеть достаточно, чтобы узнать правду. Его пальцы свисали передо мной, длинные и в мозолях от ручки.

Я коснулась его ладони.

Связь была мгновенной, это потрясало, ведь она была сильнее, чем с Пенебриггом. Но картинки меня запутали.

Сначала там были даже не картинки, а тьма, что мерцала кругом, словно чернила. А потом я ощутила свое движение, этого не было, когда я тренировалась с Пенебриггом. Я склонилась, ободранные локти и колени впивались в окружающие меня черные стены. Дым жалил горло, шея пылала.

Треск! Вспышка жара пронзила ноги. Вдруг я задрожала от страха так сильно, что колени начали подгибаться. Но я не могла упасть, нельзя было падать, ведь внизу была огненная яма…

– Хватит! – проревел Нат.

Я моргнула, картинки пропали, словно их и не было. Вместо этого я увидела перед собой Ната, он стоял и не скрывал гнева. Пенебригг был рядом с ним.

– Как ты посмела? – прокричал Нат.

Все еще растерянная от увиденного, я просто смотрела на него.

Пенебригг опустил ладонь на его плечо.

– Уверен, она не хотела…

Нат сбросил его плечо и посмотрел на меня с ненавистью.

– Может, ты и Певчая, – сказал он, – но ты ничем не лучше Скаргрейва и его воронов.

Он захлопнул за собой дверь чердака.

† † †

– Он не хотел так сказать, – сказал Пенебригг, когда Нат ушел. – Он просто разозлился. Он придет в себя, когда остынет.

Я дрожала, надела цепочку и коснулась камня.

– Он сказал, что я не лучше тенегримов!

– Ну что ты. Он знает, что глупо так говорить. Но он был в шоке, – я хотела заговорить, но Пенебригг вскинул руку. – Я не пытаюсь его оправдать, милая. Но, может, стоит объяснить мне, как ты дошла до чтения его мыслей.

Я не знала, как Пенебригг узнал, что я читала мысли.

– Ты говорила вслух, милая, – сказал он мне, когда я спросила. – Я услышал лишь конец, но все было ясно. Как же ты до этого дошла?

Мои подозрения, которые становились все сильнее, показались не такими важными, когда я озвучила их Пенебриггу.

– Выдаст нас Скаргрейву? Нат? – Пенебригг вскинул белые брови. – Даже странно так думать.

Я слышала неодобрение в его голосе и попыталась защититься.

– Но он что-то скрывает. Я знаю. Что-то, связанное с огнем. И тенегримами.

Пенебригг сцепил пальцы и нахмурился.

– У Ната, как и у любого человека, есть свои секреты. Но они не такие, как ты думаешь, – он покачал головой. – Не люблю лезть в личную жизнь Ната, еще и так жестоко. Но ты его не поняла, так что, думаю, нужно объяснить.

Я жестоко влезла в жизнь Ната?

Я хотела лишь обезопасить себя, так заговорил внутренний голос. Чтобы все были в безопасности. Но Пенебригг посеял во мне достаточно сомнений, и я была готова выслушать его.

– Нат пережил столько ужасов, что нам и не снилось, – начал Пенебригг.

Новый страх пронзил меня.

– Его ловил Скаргрейв?

Пенебригг нетерпеливо покачал головой.

– Думаешь, Скаргрейв – единственный источник зла в этом мире? Нет. Другие тоже вредят, как тот маг, что купил Ната, когда ему было шесть.

– Маг?

– Не настоящий, – сказал Пенебригг. – Лживый фокусник, путешествующий по городам, грабя жертв по пути. Ему нужен был мальчик на побегушках, и дядя Ната хотел избавиться от племянника. И Ната продали за пару шиллингов этому мерзавцу, который бил его и учил воровать из карманов, заставлял лазать по огненному туннелю, чтобы развлекать толпу. Ужасно, как ни смотри.

Мрак, дым, огонь. Мне стало не по себе, я вспоминала картинки из разума Ната. Даже пара мгновений, что я испытала, были ужасающими. А каково ему было переживать их лично?

– Он попытался сбежать, – сказал Пенебригг, – и его хозяин надел на него медный ошейник с кольцом, чтобы можно было просовывать цепь. Два года спустя, когда он снова попытался сбежать, ошейник остался на его шее.

Два года. Два года он провел в ошейнике. А был тогда мальчиком.

Это многое объясняло в Нате, от шрама на шее до его ярости.

– Во второй раз ему повезло больше, – сказал Пенебригг. – Он убежал ночью, ошейник было плохо видно, и он ворвался в кладовую за моим магазином. Худой, как гончая, и ужасно голодный. Но он искал не еду, а инструменты, чтобы сломать ошейник. Я помог ему, и с тех пор он – мой ученик.

Я пыталась все осознать.

– Он бывает едким, знаю, – сказал Пенебригг, – но у него хорошая голова на плечах, сильное сердце. И любит науку. Мне даже завидуют в Невидимом колледже из-за такого ученика, и это было до того, как мы обнаружили его таланты к шпионажу и воровству. Тайные туннели, скрытые лестницы и темные проходы его не страшат.

– Нет? – я вспомнила страх, который ощутила, пока была в сознании Ната, и я не была так уверена. Пенебригг, похоже, тоже сомневался.

– Он себя не выдает. Но меня беспокоит, что с той первой ночи он больше не говорил о старой жизни. И мне не дает говорить об этом. Он оставил все позади. Так он сказал. И то, что ты увидела правду, сильно потрясло его.

– Да, – и я не сдержалась и добавила. – Меня тоже.

– Конечно, милая. Прости, что все так произошло. Мне вас жаль. Но правда в том, что я тревожусь за Ната. Хотелось бы, чтобы он поговорил со мной об этом, но он вряд ли так сделает.

– Вряд ли он захочет меня видеть, – сказала я.

– О, он остынет. И скоро. Он – практик, наш Нат, и он знает, что если мы хотим победить, нам нужен каждый союзник, – Пенебригг успокаивающе улыбнулся мне. – И твоя попытка прочитать его разум в таком свете была большим успехом. Против врагов этот дар будет силен.

Я подумала об этом.

– У Скаргрейва есть вороны, у вас – я. Вы об этом, да?

– Можно и так сказать, – он посмотрел на меня сквозь очки. – Это тебя беспокоит?

Нат сказал, что я ничем не лучше Скаргрейва. И воронов. Я не могла прогнать эти слова из головы.

– То, что делает песня… – я пыталась подобрать слова, – что делаю я… напоминает немного тенегримов, да?

Было бы хорошо, если бы Пенебригг тут же опроверг мои слова. Но он сказал:

– Может, немного. Но так и солнце напоминает луну. Это небесные тела, но они отличаются в механике и эффектах.

Я поежилась. Я не хотела быть похожей на тенегримов.

Пенебригг положил ладонь поверх моей.

– Милая, ты делаешь это по верным причинам. Благодаря тебе, у нас появилась надежда на победу. Нат это знает. И когда он сможет это обдумать, он точно станет надеяться, как и я, что твои силы продолжат расти.

Я не была так уверена.

– Но…

Часы вокруг нас ожили, отбивая наступление нового часа.

– Уже полдень? – Пенебригг встал со скамьи. – Пора нам встретиться с Колледжем, – он поманил меня за собой. – Идем, милая, мне нужно показать тебе твой новый облик.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

АПТЕКА

Пенебригг поторопил меня спуститься в комнату, где я проснулась этим утром.

– Ты должна одеваться как настоящая леди. Но богатая одежда будет выделяться, потому мы с сэром Барнаби решили скрыть тебя, нарядив горничной, – он указал на кровать, где лежали юбки и платье. – Надеюсь, это тебя не обидит.

– Конечно, – убедила я его. Простое серое платье выглядело теплым, и оно точно было не таким потрепанным, как моя одежда. – Где встречается Колледж?

– В доме Гэддинга, – Пенебригг открыл шкаф в углу комнаты и дал мне чепец, фартук и плащ. – Боюсь, нам нужно спешить, милая. Одевайся, я мы подождем внизу, ладно?

Серые юбки казались коротковатыми, но верх с длинными рукавами скрывал рубин и мою метку Певчей, свободный чепец скрыл мои спутанные волосы. Укутавшись в плащ, я спустилась по лестнице. Я приближалась к последнему пролету, когда до меня донеслись голоса.

– Она сделала так от страха, – говорил Пенебригг. – Подумай, Нат, она ведь почти ничего о нас не знает.

– Она знает, что мы оберегаем ее. Но этого ей мало. Она полезла в мою голову, стоило вам уйти, и захватило мои тело и душу. Я чувствовал ее там…

– Да? – в голосе Пенебригга появился интерес. – Ты меня удивляешь, Нат. Я не смог ее почувствовать.

– А я смог. От этого я дрожал всем телом.

– Понадеемся, что наши враги не такие восприимчивые.

– Боюсь, она и есть наш враг.

Я застыла. Я хотела извиниться перед Натом, но если он так думал, то зачем?

Пенебригг спокойно заговорил:

– Она нужна нам, Нат. Этого не изменить. Тебе придется работать с ней.

Долгая пауза.

– Ладно. Я сделаю так, если так нужно. Но если она попытается снова прочитать мое сознание, я…

Под моими ногами скрипнула ступенька. Они подняли головы и увидели меня.

Нат помрачнел от злости.

– Ты подслушивала?

– Ничего не поделать, – сказала я уязвлено. – Иначе по лестнице не спустишься.

– Тогда ты знаешь, что я работаю с тобой, потому что приходится. Если еще раз прочтешь мои мысли, я за себя не ручаюсь. Если запомнишь это, мы сможем работать вместе.

– Я не хочу снова посещать твое сознание, поверь, – сказала я.

До воцарения мира было далеко, но Пенебригг уже был рад.

– Мы же союзники?

– Да, – холодно сказала я.

Нат ответил таким же тоном:

– Да.

Теперь он вел себя довольно вежливо. Но мы пошли к двери, и я заметила, что он насторожен и держится вдали от меня. Я шагнула вперед, он отпрянул. Я оглядывалась на него, и он отводил взгляд.

Вспышка связи, что была этим утром, пропала окончательно. Если она вообще была.

Я сказала себе, что мне все равно.

† † †

– Быстрее, – прошептал мне Пенебригг, пока мы шли по улице. – Нат присмотрит за нами сзади, пока мы идем впереди.

Мы поспешили, а я задумалась, следил ли за нами Нат, или он просто пытался держаться подальше от меня. Но я знала, что оглядываться не стоит. Лучше делать вид, что я гуляю со стареньким господином, как и сказал Пенебригг. Хотя шагал Пенебригг не так, как подобало его возрасту. Он был таким быстрым, что мне было сложно поспевать за ним, еще и тяжело было дышать из-за едких запахов в воздухе. Водостоки города были полны отходов, грязи, воняло гнилым мясом и гнилыми яблоками.

А еще я вскоре поняла, что тут было и шумно. В ушах звенело от воя собак, визга свиней, стука и скрипа телег. А люди! Они звали, кричали, возмущались, ругались, словно здесь собралась огромная стая чаек и боролась за еду.

Но больше меня поражала не громкость криков, а страх на их лицах. Даже в свете дня они опасались Скаргрейва и тенегримов.

Вскоре и мне стало не по себе. Хотя я знала, что моя одежда делает меня скрытной, мне было тревожно идти открыто. А если меня кто-то схватит? А если найдут рубин… или метку Певчей?

А потом я заметила, что на меня смотрит женщина.

У нее были серебряные волосы, она стояла в переулке, и лицо ее было неподвижным, лишь сияли глаза, глядя на меня. Я поспешила за Пенебриггом, а она вернулась в тень.

Рассказать о ней Пенебриггу? Нет, не стоит так переживать из-за одного взгляда. И ее уже не было видно.

– Почти на месте, милая, – тихо сказал Пенебригг.

Несколько минут спустя – и я была рада, что мы были уже далеко от переулка – он повернул на узкую аллею, где было темнее и тише, чем на других улицах по пути. И здесь было безопаснее, хоть я и не знала, было ли так на самом деле.

Когда мы миновали около десятка домов, Пенебригг повел нас по еще более узкому переулку и кивнул на магазин слева, где потрепанный знак изображал ступку и пестик на сине-черной вывеске.

– Мы на месте.

Я растерянно посмотрела на магазин. Пенебригг говорил, что встреча будет в дом Гэддинга, но это место не было похоже на поместье важного человека. Но сейчас не стоило задавать вопросы, и я безмолвно пересекла порог следом за ним.

Я попала в комнату, что была забита не меньше чердака с диковинками Пенебригга. Ящики и склянки были всюду, выстроились на деревянной стойке и возвышались на маленьких шкафчиках с выдвижными ящиками. На полках были длинные ряды сине-белых китайских ваз, пестиков и ступок, а еще глиняных мисок. В воздухе пахло травами.