Текст книги "Вне поля зрения"

Автор книги: Элмор Джон Леонард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

20

Она молчала в лифте, молчала, когда они вошли в апартаменты, молчала, когда Фоули позвонил в обслуживание номеров, сделал заказ и узнал, что доставка займет минут пятнадцать. Он сообщил ей об этом, она ответила: «О!» – и как-то неуверенно оглядела номер, как будто соображала, где им лучше сесть. Включив свет, она подошла к окну и сказала Фоули, что снег все еще идет. После чего ушла в спальню, пообещав, что сейчас вернется, но он-то знал, что, пока не подадут заказ, она не появится.

Официант доставил бутылку «Уайлд Терки», ведерко со льдом, кувшин с водой, два бокала и миску арахиса, поставив поднос на журнальный столик. Фоули расплатился. Он сидел на диване и наливал виски в бокалы, когда из спальни вышла Карен, все еще в черном костюме и с сигаретой.

– О, уже принесли, надеюсь, ты подписал счет?

Он ничего не ответил – рот был полон арахиса. Поднявшись с бокалами в обеих руках, Фоули подошел к ней.

– Спасибо, – поблагодарила она, забирая бокал.

Пригубив, Карен в блаженстве закатила глаза и простонала: «М-м-м-м», как будто никогда раньше не пробовала бурбон.

– По-моему, у тебя появились сомнения.

Она подняла сигарету и внимательно рассмотрела дымящийся конец.

– Я знаю, что тебя беспокоит, и могу понять, как ты себя чувствуешь.

Он подождал, пока она глубоко затянется и, отвернувшись, выпустит струю в сторону от его лица. А когда она снова повернулась, сказал:

– Ты считаешь меня слишком старым.

Пауза.

На этот раз она выглядела несколько удивленной.

Он ждал, лицо его ничего не выражало.

Улыбка тронула ее губы. Отлично. Не слишком заметная, но правильная, немного заговорщическая. Карен смотрела ему в глаза и словно опять говорила, что знает нечто такое, не известное другим. Затем она приняла серьезный вид и кивнула:

– Или это я чересчур молода. Как думаешь, мы с этим справимся?

Они сидели на диване с виски и арахисом в руках. Особого плана действий не было, они решили, что события должны развиваться своим чередом, и уже начинали чувствовать приближение любовного волнения. Карен скинула туфли и поджала под себя ноги. Фоули снял пиджак, но оставил галстук, потому что в нем чувствовал себя хорошо. Вспомнил о вырезке, о снимке Карен с ружьем, и положил ее на столик.

– Значит, встреча не была случайной? Ты знал, что я здесь, – заметила она.

Он признался, что звонил ей из холла.

– А что бы ты сказал, если бы я сняла трубку?

Он ответил, что представился бы и спросил, помнит ли она его, предложил бы встретиться и выпить.

– Если помню, значит, искала, – продолжила за него Карен. – И я сказала бы: «Конечно, давай выпьем». Но откуда такая уверенность, что я не заявилась бы на свиданье с антитеррористической группой? Почему ты хотел мне поверить?

Он промолвил, что ради этого готов был рискнуть.

– Ты любишь рисковать… – Она прикоснулась пальцами к его лицу, потом поцеловала, очень нежно. – И я люблю. От тебя пахнет арахисом.

Она провела пальцами по его волосам и снова поцеловала Фоули, все так же нежно. Он с трудом сдержался, чтобы не съесть ее, снова почувствовав ее запах, вспомнив его. Обняв ее, он провел руками по стройному телу Карен, а она прикоснулась своими губами к его и прошептала:

– Что за спешка, Джек? Куда-нибудь опаздываешь?

Она слышала его голос тогда в багажнике, видела его глаза – чуть раньше, в свете фар, – помнила спокойный взгляд, когда он пробормотал: «Ты же еще совсем девчонка…», и чуть позже: «От меня воняет, да?» Ему тогда хотелось поговорить, хотя он был весь заляпан грязью после побега. Если действительно в жизни есть судьбоносные моменты, все случилось именно тогда, в свете фар. Сейчас он чист, гладко выбрит, лицо – правильное, с жесткими чертами. Она прикоснулась кончиками пальцев к его щеке, провела по челюсти, по крошечному шраму на переносице.

– Рано или поздно… – начала было она, но замолчала, увидев его взгляд поверх бокала. Ей нравились его глаза. – У тебя добрый взгляд, доверчивый.

– Ты не это собиралась сказать.

Она пожала плечами, промолчав. Но рано или поздно ей придется спросить его… Рано или поздно она начнет говорить и не сможет остановиться.

– Помнишь, каким ты был разговорчивым?

– Я нервничал, – признался он, прикуривая сигарету ей, потом себе.

– Да, но это было почти незаметно. Ты вел себя очень спокойно, но когда залез в багажник…

– Что?

– Я думала, ты сорвешь с меня одежду.

– Даже в голову не пришло. Правда, потом… Помнишь, мы говорили о Фей Данауэй?

– Я знаю, на что ты намекаешь…

– Я еще сказал тебе, что мне нравится этот фильм, «Три дня Кондора», а ты ответила, что тебе в нем особенно нравятся диалоги. Помнишь? Они просыпаются на следующее утро, он говорит, что ему нужна помощь, а она отвечает…

– «Я тебе хоть в чем-нибудь отказывала?»

– Мне тогда показалось, буквально на мгновение, что ты набросишься на меня – так ты это произнесла.

– Наверное, у меня мелькнула подобная мыслишка, хотя я ее даже не заметила. А Редфорд сказал, что она не обязана ему помогать, и она ответила… Ну, что она ответила?

– Не помню.

– Она ответила: «На старую подстилку для шпионов всегда можно положиться».

– А почему она назвала себя старой?

– Видимо, хотела себя унизить.

– А ты бы смогла назвать себя подстилкой для шпионов?

– По-моему, она все еще была напугана до смерти, но пыталась не подавать виду, пыталась шутить. Ведь прежде чем лечь с ним в постель, она обвинила его в грубости. Он удивился: «Что я сделал? Изнасиловал тебя?» А она ему: «Ночь только началась». Я еще подумала: «Что же такое она говорит? Сама нарывается…» Нет, я бы себя так не назвала. Никогда не была подстилкой – ни для шпионов, ни для кого бы то ни было еще. А ты продолжал меня трогать, гладить по бедру.

– Да, но нежно.

– И назвал меня своей компенсацией.

– Это было несколько грубо… – Он улыбнулся и прикоснулся к ее руке. – Ты была моим наслаждением.

В досье говорилось, что видимых шрамов у Фоули нет, тогда как по трем пальцам его правой руки шел белый разрез, а половины безымянного не было совсем.

– Ты спросил, боюсь ли я. Я ответила, что конечно, а на самом деле никакого страха не испытывала, и это меня поразило.

– От меня воняло, словно я только что вылез из канализации, но, признай, вел я себя, как настоящий джентльмен. Говорят, Джон Диллинджер тоже был приятным парнем.

– Он убил офицера полиции.

– Я слышал, это случилось не по его вине, неумышленно. Легавый упал, и пуля пробила сердце, хотя Диллинджер целился в ногу.

– Ты в это веришь?

– Почему нет?

– Ты еще интересовался, что бы произошло, встреться мы при других обстоятельствах.

– И ты мне солгала, верно? Сказала, что ничего бы не произошло.

– Возможно, именно тогда я об этом и задумалась. А правда, неужели произошло бы?

– Тогда почему ты пыталась меня убить?

– А ты как считаешь? Ты мог бросить машину где-нибудь, спрятать ее, а я заперта в багажнике. Кроме того, я же предупредила тебя. Велела поднять руки.

– Ага, после того как я предложил тебе вылезти из багажника. Могла бы догадаться, что я не оставлю тебя в машине, а ты принялась в нас палить.

Она подумала о пистолете:

– Я так любила тот «ЗИГ» тридцать восьмого калибра.

Он наполнил бокалы, зажав сигарету в уголке рта. Такое впечатление, он словно пришел из другого времени…

– Я тогда думала о том, как вы со мной поступите.

– Этого я и сам не знал, не придумал. Знал только, что ты мне нравишься и я не хочу оставлять тебя там. Знал, что хочу увидеть тебя снова.

– Ты помахал мне из лифта.

– А я думал, ты этого не заметила.

– Я даже глазам своим не поверила. Я думала о тебе тогда, много думала – о том, что произойдет, если мы опять встретимся. Как будто мы можем взять тайм-аут…

– Правда? И я думал о том же. Вот бы объявить перерыв и побыть вместе.

Она хотела сказать: «Да, но что потом?», а на самом деле спросила:

– Ты узнал меня, когда увидел на улице?

– Шутишь? Чуть не остолбенел.

– Но не остановился.

– Я хотел, но чувствовал себя неловко в том придурочном костюме туриста. А вдруг ты решишь, что я всегда так одеваюсь?

– Черные носки и сандалии.

– Атрибуты маскировки.

– Я следила за тобой до самого перекрестка.

– Я чувствовал.

– Ты хотел повидаться с Адель, верно?

– Пожалуй, не стоит это обсуждать.

– Верно, ты прав. И Бадди тоже. Я даже не буду спрашивать, здесь ли он и что вы намерены предпринять. И о том, встретились ли вы с Гленом Майклсом.

– Не говори так, о’кей? Ты меня пугаешь. Я пытаюсь вспомнить… Фей Данауэй и Роберт Редфорд начали целоваться…

Карен кивнула:

– Он стал ее развязывать.

– А как они оказались в постели?

Она встала с дивана и протянула ему руку:

– Пойдем, я покажу.

Они вошли в спальню. Он сел на кровать, чтобы скинуть туфли, потом встал, чтобы избавиться от брюк. Стянул носки.

– Галстук что, оставишь? – спросила она, раздеваясь.

Увидев ее в черном бюстгальтере и трусиках, он сказал, что не уверен, выдержит ли его старый мотор. А когда она сняла белье и подошла к нему, чтобы помочь развязать галстук, он решил, что умер и уже на небесах. Раздевшись догола, он повязал галстук обратно на шею. И смотрел на нее, пока она не выключила свет:

– Господи, наконец-то ты со мной.

Он никогда не видел такого тела. В журналах – возможно, но не в реальной жизни. Через несколько минут он понял, что никогда не занимался любовью с подобной женщиной – она была везде, целовала, ласкала, произносила его имя каким-то печальным шепотом: «О, Джек…» И ее родной запах… Он спросил, хорошо ли ей, посмотрел на ее лицо, освещенное лучиком из гостиной, на ее улыбку. Но даже улыбка была печальной. Они занимались любовью, и она не промолвила ни слова, не издала ни звука, пока вдруг не начала снова и снова повторять его имя: «Джек? Джек?..» Он спросил, в чем дело. А она лишь повторяла и повторяла его имя, все громче и громче. А потом замолчала. Ни одна женщина не произносила так его имя.

– Кто я теперь?

Они лежали обнявшись на огромной кровати, свет из гостиной почти доходил до них.

– Все еще мое наслаждение.

Она отодвинулась и села, спустив ноги на пол.

– Ты вернешься?

– Можешь положиться на старую подстилку для грабителя.

Он обнял ее, прежде чем она успела встать, коснулся груди, крепко прижал к себе.

– Решила пошутить?

– Мне надо в ванную.

– В самом деле?

– Не знаю.

Он отпустил ее, проводил взглядом до ванной. Дверь закрылась за ней. Он почувствовал, что тайм-аут заканчивается, скоро он услышит свисток, такой, как у надзирателей, когда они приказывают закончить одно дело и перейти к другому. И он не знал, как вернуть ее, что нужно ей сказать для этого. Вряд ли он может поставить себя на ее место и понять, что она думает… Он лишь знал, как надо слушать и ждать, а ждать он умел особенно хорошо. И если он уже не сможет вернуть ее, хотя бы на время, хоть на чуть-чуть, неважно на сколько, то снова станет серьезным. Его желания тут ни при чем. Придется играть до конца.

Но когда она вернулась, по-прежнему обнаженная, и остановилась возле кровати, он искренне уверовал в то, что все-таки сможет ее вернуть.

– Хочу, чтобы ты кое-что понял, – сказала она. – Я с тобой вовсе не из-за того, что просто хотела потрахаться. Если ты вдруг так решил.

– Почему ты сердишься?

– И вовсе не из-за какого-то там извращенного желания. Не потому, что захотела переспать с грабителем. Я не из тех дам, что любят грубости в постели.

– А как насчет моего мотива? Теперь я могу хвастаться, что поимел федерального судебного исполнителя. Думаешь, я на каждом углу об этом растрезвоню?

Она замялась:

– Не знаю.

– Иди ко мне.

Он приподнял одеяло, она постояла в нерешительности, а потом скользнула в кровать, в его объятия.

– Я знавал одного парня, которого жена держала в ежовых рукавицах: не давала ему погулять с ребятами, лишала денег, а все потому, что он пил. Так вот, чтобы ей отомстить, он ограбил банк – причем банк, в котором все его знали, где его не могли не поймать. Жена была унижена, парень – счастлив. Отсидел пятьдесят четыре месяца, освободился, уладил ссору с женой и ограбил тот же самый банк. А еще один парень вошел в банк с бутылкой в руках, в которой, по его словам, плескался нитроглицерин. Взяв деньги у кассира, он уже направился к выходу, но уронил бутылку. Она разбилась, упав на плитки, содержимое растеклось, парень поскользнулся, ударился головой об пол, и его взяли. Нитроглицерин оказался рапсовым маслом. Я знаю куда больше облажавшихся грабителей, чем тех, кто знает свое дело. Сомневаюсь, что хотя бы один из десяти таких грабителей отличит пачку с краской от обычной. Помнишь кино, в котором Вуди Аллен грабил банк?

– «Хватай деньги и беги».

– Он передает кассиру записку. Та читает и спрашивает: «У вас есть ствол? А что это такое?» Это норма. В большинстве своем грабители – полные кретины. Слышала их клички? Вонючий, Пухлик, Бормотун, Лорел и Харди. Еще одного зовут мистер Складка. Есть еще Шейх, который носит что-то типа тюрбана. А есть Попрыгун, который все время через кассу прыгает – просто так, безо всякой на то причины. Робби Гуд…

– А тебя как звали?

– Такое впечатление, клички у меня никогда и не было. Здесь весь смысл в том, что если женщина ложится в постель с грабителем, чтобы всем потом рассказать об этом, значит, она так же тупа, как грабитель. Я знаю, что ты не глупа, знаю, что ты не страдаешь извращенными желаниями. Почему я должен был так подумать? Почему ты решила, что я могу подумать такое?

– Ты тоже совсем не глуп.

– После трех ходок несколько трудновато считать себя умником. – Он помолчал, крепко ее обнимая. – Если ты сейчас начнешь относиться ко мне серьезно, то все кончится. Нужно перестать думать.

На этот раз промолчала Карен, лишь сильнее прижалась к нему.

– Я не хочу тебя терять, – сказала она наконец.

– Это чувство я разделяю. Оно помогло нам оказаться здесь. Но тут ничего не поделаешь, и тебе это известно. Ты с привычной жизнью не расстанешься, а мне отступать слишком поздно. Не смогу, даже если захочу. Что, сменить имя и искать работу? Заключенный, услышав слово «работа», выпрыгивает из окна, даже не потрудившись проверить, на каком он сейчас этаже. Послушай, мы же, когда встретились, понимали, что наше время подойдет к концу. Так вот, оно кончилось. Я говорю это, зная, что люблю тебя всем сердцем, искренне люблю.

Она подняла лицо, и они начали целовать друг друга, касаться друг друга. Подобного чувства нежности Фоули еще ни разу в жизни не испытывал. Посмотрев ей в глаза, он подумал, что она плачет или вот-вот расплачется.

– С тобой я пойти не могу, – сказала она и поцеловала его еще раз, а потом еле слышно добавила: – Я хочу знать, что случится дальше.

– Ты это уже знаешь, – ответил Фоули.

Проснувшись – она лежала на боку, лицом к ванной, – Карен не сразу открыла глаза. Хотя ей очень этого хотелось. Она хотела посмотреть на радио-часы на тумбочке, хотела повернуться, протянуть руку, дотронуться до него, если он еще здесь. Так вот, пока она не открыла глаза, он оставался рядом. Нет, она не станет торопиться, медленно повернется к нему, они займутся любовью, и она снова услышит, как ее губы повторяют в темноте его имя. Она лежала и чувствовала во рту затхлый привкус виски. Все, что осталось. А затем она выругалась про себя: «Когда ж ты наконец повзрослеешь, черт тебя побери!»

И открыла глаза.

Было десять часов пятнадцать минут. Дверь в ванную открыта, свет выключен. Она перекатилась на спину и повернула голову. Его половина кровати была пуста, в комнате тихо, за окнами темно. Она вспомнила, как смотрела на свое отражение в зеркале ванной комнаты, как потом вернулась в спальню, как наговорила всяких глупостей, вспомнила свой голос, свой тон, его вопрос: «Почему ты сердишься?» А потом он промолвил: «Если ты сейчас начнешь относиться ко мне серьезно, то все кончится». Так оно и случилось, она пошла на поводу у эмоций и все испортила, потому что слишком много думала и хотела знать, чем все закончится. «Что ж, теперь ты это знаешь», – подумала она и вылезла из постели.

Карен вышла в гостиную – словно ждала чего-то. Фоули ушел, но, быть может, оставил записку. Она проверила на письменном столе, на журнальном столике. Вырезка из газеты исчезла. Но рядом с полупустой бутылкой виски и ведерком из-подо льда что-то лежало. Нечто завернутое в салфетку. Она взяла сверток и сразу догадалась, что это такое.

Ее «ЗИГ-Зауер» тридцать восьмого калибра.

21

– Я высадил тебя, – рассказывал Бадди, – подъехал к гостинице, передал служащему стоянки машину. В холле нас поджидали Глен и какой-то черный по имени Кеннет. Три часа дня, на улице снег валит, а им захотелось прокатиться. Я сказал, что ты пошел купить себе ботинки, и пожелал им удачи, если они вознамерятся поискать тебя по магазинам. Мы вышли на улицу, Белый Бой ждал в машине. Ты когда вернулся?

– Около десяти.

– Семь часов покупал ботинки?

Утром в среду встревоженный Бадди зашел в номер Фоули, чтобы узнать, где он пропадал.

– Встретил Карен Сиско, – объяснил Фоули. – Она остановилась в «Уэстине».

Бадди сначала ничего не сказал, просто сел за стол и стал смотреть, как Фоули, в нижнем белье и носках, поглощает принесенный в номер на подносе «континентальный» завтрак. Рядом стояла бутылка виски «Джим Бим».

– Она тебя видела?

– Да.

– Ни хрена себе, – изрек Бадди. Фоули добавил «Джим Бим» в кофе. – И ты сообщаешь об этом так небрежно? Разговаривал с ней?

Фоули кивнул.

– Угостил?

– Выпили немного.

– Она тебя узнала?

Фоули снова кивнул, отхлебнул кофе и поднял чашку:

– Хочешь? Можешь взять стакан в ванной.

Бадди покачал головой:

– В общем, мило потрепались, и ты ушел?

Ответа он не дождался, потому что рот Фоули был занят печеньем.

– Вот это номер, сбежавший из тюрьмы преступник расслабляется в обществе федерального судебного исполнителя.

Фоули поставил чашку на стол:

– Ты же знаешь, как я к ней относился. Помнишь ночь побега, когда мы стояли в кустах рядом с шоссе, а она сидела в машине Глена? Ты постоянно спрашивал, зачем она мне нужна. Я ответил, что просто хочу с ней поговорить. Оказывается, она тоже хочет со мной поговорить, чем мы и занялись.

– Ты ее трахнул? Если да, то я хоть начну понимать, в каком месте находится твоя голова. Привлекательная телка много чего может сделать с мужчиной. Правда, я не представляю, зачем ради этого рисковать жизнью, хотя слышал, что и такое случалось.

– Секс здесь ни при чем. Ты сказал мне тогда на шоссе, что мне слишком поздно начинать нормальную жизнь. Я это понимаю. Просто хотелось узнать, как бы все стало, если бы жизнь пошла по-другому.

– Ну и? Узнал?

– Да, узнал, – подтвердил Фоули, но как-то невесело. Не поймешь, то ли он разочарован тем, что узнал, то ли сожалеет сейчас о том, что ограбил все эти банки.

«Только не спрашивай его об этом», – приказал себе Бадди.

– Что будем делать?

– То, за чем приехали.

– Смыться не хочешь?

Фоули сделал глоток кофе:

– Если ты уедешь, я пойму. Лично я остаюсь.

– Что за дерьмо? Если ты, разумный и взрослый парень, спокоен как танк… Хотя, по-моему, нам стоит переехать в другой отель, подальше отсюда.

– Согласен.

– Ей известно, что Глен тоже здесь?

– Думаю, да, но сомневаюсь, что ей удалось найти его.

– Похоже, Глен нервничает в обществе этих ребят. Белый Бой и этот Кеннет даже собственные имена написать не могут, но делают вид, будто знают все на свете. Отвезли меня к «Театру» – самый обычный кинотеатр, стоит на Вудворд-авеню… Если б не навалило снега по самую задницу, могли бы пройтись туда. Эти грузовики с солью, они сначала сгребают снег к середине улицы, а потом увозят. В реку сбрасывают, наверное.

– Во сколько начинаются бои?

– В восемь.

– Приедем к десяти. Они объяснили, почему с ними не было Снупи?

– Сказали, что он занят. Кстати, в разговоре с Гленом я случайно назвал его Снупи, так Глен сразу посмотрел на Белого Боя, а тот так на меня уставился: вот-вот сожрет. В общем, с этими задницами работаем только один раз – мне и этого раза на всю жизнь хватит.

– Да, отказываться уже поздно.

– Они провезли меня мимо «Атлетического клуба Детройта» и объяснили, что Рипли почти каждый день там обедает, а потом, примерно в середине дня, возвращается по Крайслер-фриуэй домой. Глен сообщил, что они следят за Рипли с ноября. Но самое интересное – до своего нынешнего приезда в Детройт Глен Снупи ничего не рассказывал, словом не обмолвился, что за куш поставлен на кон. Понимаешь?

– Не понимаю. Но теперь-то Снупи все известно, так зачем им Глен?

– Хороший вопрос.

– И зачем им мы?

– А этот вопрос еще лучше.

– Будем прикрывать друг друга.

А чем еще они занимались все эти годы? Бадди бросил взгляд на булочки в корзине:

– Ничего, если я?..

– Угощайся.

– У меня осталось ружье твоей подружки, но вынести его из отеля можно только в чемодане. Зато с твоим «Зауером» проблем не будет.

– У меня его уже нет.

Бадди намазал рогалик маслом.

– И куда ты его дел? – поинтересовался он, откусывая добрую половину.

– Вернул.

Бадди задумчиво пожевал рогалик, после чего с набитым ртом пробурчал:

– Если хочешь все забыть и вернуться в Калифорнию, я с удовольствием порулю для тебя.

– Карен, – Бердон, похоже, прикладывал все силы, чтобы не сорваться, – я только что разговаривал с людьми из Бюро в Детройте, и они сообщили, что не слышали от тебя ни слова. – Спокойно, но в голосе нотки удивления. – Как так получилось?

– Я была занята.

Карен плечом прижала трубку к уху, взяла газету и открыла страницу местных новостей:

– Дэниел? «Трое застрелены насмерть вломившимися в дом грабителями». Вчера вечером, когда снежная буря началась. Полиция Детройта считает, что одним из грабителей может быть Морис «Снупи» Миллер, это о нем я наводила здесь справки. Жертвы содержали наркопритон, и Миллер некогда поддерживал с ними деловые связи.

– Снупи… – повторил Бердон.

– Да, дружок Глена Майклса. Они познакомились в «Ломпоке», и ребятам из Агентства по борьбе с наркотиками Глен признался, что, будучи здесь в ноябре, останавливался у Мориса.

– Карен, ты пытаешься уйти от ответа. Почему ты не связалась с нашими людьми?

– Мне нечего было им сказать. Представь, вхожу я к ним в офис с пустыми руками и говорю: «Знаете, я очень хочу вам помочь». Что бы они мне ответили? «Отлично, свари нам кофейку».

– Я сообщил им, что ты приедешь.

– А они?

– Они заявили: помощи двухсот агентов в штате Мичиган, это не считая кучи судебных исполнителей, им более чем достаточно.

– Вот видишь? Так что я не хотела показываться у них, пока что-нибудь не найду, пока зарплату не отработаю, так сказать. Кстати, я почти вычислила Глена. Сегодня иду на бокс, и у меня есть все основания подозревать, что он там будет.

– «Все основания подозревать» – это примерно то же самое, что «по-моему». И считаю своим долгом предупредить тебя. Если найдешь Глена, непременно обращайся за помощью. А если не найдешь, возвращайся домой, мы здесь придумаем, чем тебе заняться. Ты обманула меня, воспользовалась моей слабостью.

– Как с твоей ставкой на Суперкубок?

– Все было в полном порядке, пока ты не пришла. Это все из-за тебя.

– А я выиграла у папы пару новых туфель.

– Так как насчет Фоули? Ничего не слышала?

– Я охочусь за Гленом, он и есть ключ к разгадке.

– Карен, если ты облажаешься, меня отправят прямиком в поселок Белый Клык, штат Аляска… И я до конца жизни буду ловить медведей.

– Я поеду с тобой.

– А как же иначе? Вместе поедем, можешь поставить на кон свою тощую задницу.

– Ну что ж… – протянула Карен.

«Ты небось надеешься, что я облажаюсь?» – вот что на самом деле нужно было сказать. Пока этого не произошло – проведя время с Фоули, она фактически никаких законов не нарушила, и формально ее могли обвинить только в нарушении норм поведения, а не в пособничестве и подстрекательстве. Что-что, а такое обвинение она как-нибудь переживет. Будучи помоложе, она постоянно ходила на исповедь и там каялась: «Милости прошу у Бога, святой отец, ибо я согрешила. Украла помаду из магазина „Бердайнс“ и позволила мальчику дотронуться до моей груди, но больше мы ничем не занимались». А если чувствовала необходимость сказать что-нибудь еще, то добавляла, что курила сигареты, хотя обещала матери этого не делать. Священник в наказание приказывал ей десять раз прочитать «Отче наш» и «Пресвятая Дева Мария», отпускал грехи, и она уходила – в ней оставалось лишь некоторое сожаление о свершенных грехах. Сама же вина бесследно исчезала. Но вот уже пятнадцать лет она не посещает исповеди, потому что теперь крайне редко испытывает чувство вины. Если возникают сомнения, она обращается за помощью к отцу. Или представляет, что говорит с ним, что для нее – одно и то же.

Карен.Я провела с Фоули почти семь часов.

Ее отец.Только без подробностей.

Карен.Не волнуйся. Понимаешь, мы взяли тайм-аут…

Отец.Понимаю.

Карен.Но продолжительность тайм-аута не оговаривали.

Отец.А сейчас ты снова в игре, значит, лимит тайм-аутов исчерпан?

Карен.Полагаю, что да.

Отец.Полагать недостаточно. Ты должна принять это как факт.

Карен.О’кей.

Отец.Твои возможные действия?

Карен.Если я его найду? Арестую.

Отец.А если он попытается убежать? Если наставит на тебя пистолет?

Карен.У него нет пистолета.

Отец.Тебе нужен этот разговор или нет?

Карен.Извини.

Отец.Что, если он окажет сопротивление при аресте, попытается убежать, поставит тебя в положение, когда ты обязана будешь применить оружие? Ты сможешь это сделать?

Карен.Думаю, что нет.

Отец.А если он захочет, чтобы ты поехала с ним?

Карен.Не соглашусь. Я уже сказала ему об этом.

Отец.И позволишь ему уйти?

Карен.Нет.

Отец.Тогда тебе придется стрелять.

Карен.Не знаю.

Отец.Он стал бы в тебя стрелять, если бы у него не было другого выхода?

Карен.Не знаю.

Отец.Он сказал, что не вернется в тюрьму.

Карен.Да.

Отец.Он сам вынудит тебя выстрелить.

Карен.От этого мне не легче.

Отец.Почему ты стала судебным исполнителем?

Карен.Уж никак не для того, чтобы стрелять в людей.

Отец.Да, но такую вероятность никогда нельзя списывать со счетов. Ты сможешь это сделать?

Карен осталась в номере и посмотрела по телевизору «Рипо Мэн». Этот фильм она уже не раз видела, но в нем играл Гарри Дин Стентон, который напоминал ей Фоули. Не внешне – внешне они были совсем не похожи, а своим поведением. Оба – настоящие мужчины, которым надоело то, чем они занимаются, и которые ничего не могут поделать со своей жизнью. Они просто завязли – так бывает, когда ходишь на работу, ходишь и вдруг понимаешь, что это не твое, а идти тебе уже некуда. Интересно, у Фоули хоть когда-нибудь была цель? Или он предпочитает валяться на диване и смотреть кино?

Бадди сказал, что пойдет на улицу, посмотрит, нет ли поблизости шлюх, может, притащит одну из них к себе в номер. Фоули было представил себе бедную девчонку с голыми ногами, в белых сапожках и жалкой меховой курточке, как она стоит на углу под снегом, а проезжающие машины обливают ее грязью из-под колес, но потом решил, что в реальной жизни такого не бывает, и пожелал Бадди удачи. Пощелкал кнопками на телевизионном пульте, пока не наткнулся на прекрасный фильм «Рипо Мэн», который уже смотрел до этого несколько раз. Старину Гарри Дина Стентона, как всегда, все накалывают, но смотреть весело. В этом фильме есть эпизод, когда показывают, как открывается багажник и оттуда исходит странное свечение. Этот прием потом использовали в «Смертельном поцелуе» – странное свечение из чемодана в камере хранения, – а затем в «Криминальном чтиве». Фильмы о загадочном свечении – видимо, это какой-то радиоактивный материал, но как он попал в чемодан, никогда не объясняют, а если объяснение и есть, наверное, Фоули каждый раз его пропускал. Ему нравились такие фильмы – о них можно было поразмыслить на досуге, подумать, о чем же, собственно, кино.