Текст книги "Вне поля зрения"

Автор книги: Элмор Джон Леонард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Обойдусь.

– Пора разворачиваться. – Бадди повернул «олдс» к бензозаправке, выкрутил рулевое колесо и покатил в сторону центра. – Если снег не прекратится, скоро на улицы выйдут грузовики с солью. Знаешь, чем я занимался на заводе? Подсоединял коробки передач к двигателям.

Фоули вырезал фотографию Карен из газеты. С ружьем и в черном костюме, который показался ему знакомым. Он нащупал вырезку во внутреннем кармане пиджака. Вот если бы он ей дозвонился… Она бы сказала «алло», он бы сказал…

– По конвейеру идут двигатели, скажем, для машин с автоматической коробкой. Я беру скобу в левую руку – вообще она болтается сверху, – нажимаю на кнопку подъемника правой рукой, так чтобы шпильки в скобе совпали с отверстиями на коробке передач, все подгоняю…

Первым делом он бы представился. «Привет, это Джек Фоули, как поживаете?» Вот так, чем проще, тем лучше. Она поинтересуется, где он и как узнал, что она здесь. Нет, нет, скорее, скажет, что удивлена – или еще что-нибудь, совсем неожиданное. Во всяком случае, он бы хоть голос ее послушал…

– Потом снова давишь на кнопку подъемника, перекидываешь коробку через линию, подправляешь и соединяешь с двигателем. Выпускаешь из руки пульт подъемника, хватаешь пневматический пистолет и загоняешь четыре болта в верхнюю крышку корпуса. Вжж, вжж, вжж, вжж. Как будто выстреливаешь.

Может быть, пойти в «Уэстин» и позвонить ей в номер? Если ее там не окажется, можно будет подождать в холле, пока она вернется. Она же наверняка еще появится в отеле, чем там ни занималась. Если, конечно, не закончила дела и не улетела…

– А если, скажем, коробка висит на подъемнике, а двигатель уже проскочил и его не достать, тогда ты должен хватать коробку в руки, честно говорю, хватать эту железяку весом больше двухсот фунтов и мчаться догонять двигатель.

Вот она входит в холл, идет к нему. Замечает его и останавливается, они смотрят друг на друга, и ей предстоит решить, можно ли разговаривать в подобной ситуации, можно ли взять тайм-аут. Он-то все равно покажет ей букву «Т», положив ладонь одной руки на вытянутые пальцы другой. Вдруг она поймет его?

– Когда я здесь работал, с конвейера сошел миллионный автомобиль – «крайслер-ньюпорт». Стоил тогда сорок одну сотню. Вроде бы немного, а тогда были большие деньги.

Фоули прислушался, как скользят по стеклу дворники.

– О-о, дружище, кажется, началось, – ухмыльнулся Бадди, – от «Ренсена» осталась только нижняя часть, все остальное – снег.

– Там есть магазины?

– Самые разные.

– Думаю, надо зайти, купить ботинки по погоде, что-нибудь повыше.

– Там легко заблудиться. Нужно смотреть внимательно, куда идешь, иначе будешь бродить кругами.

– Отель в центре?

– Да, самый высокий дом. С коктейль-баром наверху, да я тебе рассказывал. Постоянно крутится. Можешь там поесть или перекусишь наскоро в магазине. Голоден?

– Может быть, просто выпью.

– Мне нужно позвонить Реджине. О заблудших душах она уже не так часто молится, потому что разговоры о чистилище сами собой стихли. Но все равно перебирает четки, чтобы я не облажался. Двадцать семь дней нижайшей мольбы, двадцать семь дней благодарения – без разницы, получаешь ты, о чем молишься, или нет. Я звоню, значит, меня не арестовали. Однажды я позвонил ей на двадцать седьмой день, и она сказала: «Вот видишь?» Так она думает. Если меня не арестовали, значит, я не ограбил ни одного банка. Другими словами, Бог услышал ее молитвы, и в ад я не попаду. А если она знает, что я на свободе, значит, у нее есть цель в жизни. Хотя как сказать… Может, то, что она делает, спасает мою задницу – или, если правильнее, душу. Я даже не уверен, есть ли ад. А ты?

– Знаю только один – в округе Палм-Бич. Не думаю, что кто-нибудь произносит девятидневные молитвы по моей заблудшей душе, но туда я не вернусь, это точно.

– Не зарекайся.

– Единственное, в чем я уверен в жизни.

– Приставят пистолет к спине, пойдешь как миленький.

– Пистолет – это, конечно, круто, но выбор-то все равно остается, а?

18

Три часа дня, вьюга за окном, а ресторан на верхнем этаже отеля практически пуст, работает, кажется, только одна официантка. Карен была готова поспорить, что ей предложат столик рядом с тремя обедающими молодыми людьми в деловых костюмах, что и произошло. Молодые ребята, похоже администраторы, трепались, смеялись над какой-то шуткой, отпущенной одним из них, но, когда Карен прошла мимо, разом замолчали. Она повернулась, села за столик у стеклянной внешней стены и решила было попросить пересадить ее подальше от этих ребят, но вдруг передумала. Они уже пили кофе с коньяком, а она зашла сюда на минутку, только выпить.

– «Джек Дэниелс» и воду, пожалуйста.

Она посмотрела на свое отражение в стекле на фоне хмурого неба, на кружащийся под порывами ветра снег. Город был где-то внизу, в семистах футах под ней.

– Почему бы и нет? – воскликнул один из парней. – Селеста, нам повторить, и включи напиток леди в наш счет.

Карен почему-то вспомнилась книга, которую год назад читал отец: «Селеста, мадонна Золотого берега». Она обернулась, и ребята приветственно подняли бокалы, приятные, лет тридцати пяти, сорока, в темных деловых костюмах, двое в белых рубашках, один – в синей, такой же темной, как и костюм.

– И тем не менее спасибо, – промолвила она, покачав головой.

Официантка скользнула к столику Карен:

– Они хотят вас угостить.

– Я поняла. Но передайте, что я предпочитаю расплачиваться сама.

– Хорошие парни, – несколько заговорщически, как девушка девушке, произнесла официантка. – Празднуют удачную сделку.

– А я – нет. Да, Селеста, принесите двойную порцию и не забудьте воду.

Она понаблюдала, как официантка передает ребятам сообщение. Те разом повернулись к ней, Карен пожала плечами и уставилась в окно. Снег за окном, подумала она, похож на снег в стеклянном глобусе – потрясешь его, и снежинки долго летают в воздухе, только сейчас ты сидишь внутри глобуса. Через десять минут доставили виски. Она разбавила его водой из небольшого графинчика, сделала хороший глоток и вдруг заметила, что парень в рубашке под цвет костюма и с бледным галстуком цвета ржавчины стоит рядом с ее столиком.

– Простите… – начал он.

Ей понравился его галстук.

– Мы с коллегами поспорили, чем вы зарабатываете на жизнь.

Он улыбнулся.

Не с друзьями, не с приятелями – с коллегами.

– И я победил. Привет, меня зовут Филип. Не Фил, а Филип.

– Филип, если вы, конечно, не возражаете, я предпочла бы выпить в тишине и удалиться. О’кей?

– И вы даже не хотите узнать, что я предположил? Как догадался о вашей профессии?

– По правде говоря, меня это нисколечки не волнует. Честно, Филип, не хочу показаться грубой, но оставьте меня в покое.

Она снова погрузилась в созерцание пейзажа.

– У вас был неудачный день? Понимаю и сочувствую.

Она увидела в стекле, как он повернулся и ушел. Настоящий джентльмен – вежливый, заботливый, понимающий. От нее требуется лишь сказать: «Ладно, пошли», и все будет в порядке.

– Думаю, я знаю, почему вы расстроены, – заявил следующий, – если, конечно, вам интересно мое мнение.

Как он уверен в себе…

– Вы сегодня провели деловую встречу, предложили сделать заказ, а вам ответили, что «ну хорошо, мы подумаем».

Всему виной – этот ее черный костюм. Как им кажется, она занимается бизнесом, но не слишком успешно.

– Я интуитивно догадываюсь, что вас только что назначили на должность представителя, а клиент совсем не пришел в восторг от идеи, что такая молодая женщина, как вы, пусть даже потрясающе красивая, будет заниматься его заказом.

Да, чертов черный костюм…

– Я прав? Кстати, здравствуйте, меня зовут Энди.

Как в телевизионной рекламе. «Вы испытываете стыд от того, что часто мочитесь в штаны? Кстати, здравствуйте, меня зовут Джун Эллисон».

– Да, а вот лично мы – простые ребята, работаем в рекламе. Прилетели утром из Нью-Йорка, чтобы провернуть сногсшибательную сделку. – Энди наклонился ближе окну, чтобы посмотреть на снег, а может, чтобы что-то разглядеть. – «Хайрам Уокер Дистиллери», как раз на другом берегу реки, если, конечно, Канада в том направлении. Сейчас ни зги не видно, верно? Мы представляли им свою концепцию рекламной кампании. Новый напиток типа «Маргариты»… Показали парня, похожего на мексиканского бандита в огромной шляпе «чихуахуа» и с перекрещенными на груди пулеметными лентами. Подпись гласила: «Вонючий бармен теперь тебе не нужен!» Клиент чуть с ума не сошел от счастья. Мы решили немного отпраздновать удачу, а завтра вернуться домой.

Карен все это выслушала и сказала:

– Энди? Хочешь честно? Неужели ты думаешь, это дерьмо хоть кому-то интересно?

Он нахмурился – как-то даже сочувственно:

– Почему вы так злитесь? Не хотите поделиться, что произошло?

Для этих ребят существует только бизнес.

– Отвали, прошу тебя.

Карен не спускала с Энди глаз, пока тот не ушел. А ведь стоило уступить и присоединиться к ним, да только настроения не было. Сидеть и улыбаться? «Чем же вы занимаетесь, если не работаете в торговле?» – «Я – федеральный судебный исполнитель, и вы все арестованы, говнюки». Нет, это им понравится, говорить надо проще, сказать, что работаю федеральным исполнителем, охраняю закон. Они воскликнут: «Вау! Не шутите? – с искренним интересом. – А оружие есть?» А потом начнут обыгрывать каждое сказанное ею слово, дабы показать, какие умные и веселые парни работают в рекламе. В общем, все кончится вопросом: «Вы ведь в этом отеле остановились?»

Карен была уверена, что третий парень просто обязан что-то предпринять – а если он сам не решится подвалить, то его вынудят друзья. Рано или поздно он подойдет.

Карен выпивала с друзьями. Иногда позволяла угостить себя незнакомому парню, если он не очевидный подонок, разумеется. Так она познакомилась с Карлом Тиллманом. Он угостил ее, а потом оказался Грабителем. Тогда она рассказала о нем отцу, уже после того как Бердон сообщил, что за Тиллманом установлено наблюдение, и спросила, что ей делать, а отец ответил: «Заведи нового любовника». Рано или поздно она бы его все равно бросила – даже если бы он не грабил банки. Просто Тиллман был не в ее стиле. Куча мелочей в нем ее раздражала. Например, он говорил «чао» вместо «пока» или «до встречи», называл ее «леди»…

Да, если ее оставят в покое, будет совсем неплохо, новое ощущение – сидеть одной в тепле и смотреть на вьюгу за окном, потягивая виски. Она уже начала успокаиваться, входить в расслабленное состояние, но тут в стекле появилось отражение еще одного темного костюма. Третий парень решил испытать судьбу. Карен гадала, с чего он начнет.

– Можно я вас угощу?

Она не глядя поняла, кто это.

Даже ее внутренности отреагировали – какая-то мышца или еще что-то сжалась внутри, да так и застыла, не отпускала. То, что она себе представляла, обыгрывала в голове, происходило на самом деле. Она вдруг испугалась, что, если сейчас обернется и посмотрит, это окажется совсем не он, а один из тех парней. Она изучала отражение, пока не поборола свой страх и не набралась сил посмотреть ему прямо в глаза. Рядом со столиком – в темно-синем костюме, с чуть взъерошенными волосами – стоял Джек Фоули. Он выглядел превосходно.

– Можно. Я с удовольствием чего-нибудь выпью, – ответила она совершенно легко и непринужденно. – Не желаете ли присесть?

Не сводя с нее глаз, он отодвинул стул, потом сел напротив, положил руки на стол… Они просто сидели и молчали, не говорили ни слова – даже о погоде. Три рекламных агента смотрели на них, Карен чувствовала их недоуменные взгляды. Кого они видят? Мужчину – белый, сорок семь лет, шесть футов один дюйм, сто семьдесят фунтов, волосы светло-каштановые, глаза голубые, видимых шрамов нет… Нет, они видят мужчину, похожего на них самих, но немного другого. Что-то в нем есть… Она попыталась забыть о его прошлом, может быть, тогда хоть что-нибудь получится из того, что между ними происходит. Никакого прошлого, ничего, кроме настоящего. Но глаза у него действительно ярко-голубые – и неважно, узнала она это из его досье или увидела только сейчас. И зубы белые, достаточно белые, чтобы…

Он протянул ей руку и улыбнулся:

– Меня зовут Гари.

Она чуть помедлила, но тоже включилась в игру:

– А меня – Селеста.

Карен улыбнулась в ответ, причем совершенно непринужденно, потому что хотела, потому что они поделились тайной, неизвестной никому в мире.

Потом он накрыл ее ладонь своей, она протянула вторую руку и стала, не спуская с него глаз, наблюдая за выражением лица, легонько поглаживать его костяшки кончиками пальцев.

– Здесь выпить принесут не раньше, чем через час. Работает только одна официантка.

Он отвернулся на мгновение и начал было подниматься со стула.

– Я могу сходить в бар.

– Не оставляй меня.

Он опустился обратно.

– Те ребята тебе надоедали?

– Нет, нормальные парни. Просто ты очень вовремя пришел. – Она придвинула свой стакан к нему. – Угощайся.

Фоули выпил и с наслаждением причмокнул:

– Бурбон.

– Почти угадал.

– Хочешь сказать, что «Джек Дэниелс» – не бурбон?

Лишь легкая улыбка скользнула по ее губам.

– Да, наверное, ты права. Тебе нравится «Джим Бим», «Эрли Таймс»?

– Неплохие сорта.

– «Уайлд Терки»?

– Просто обожаю.

– Значит, здесь наши вкусы совпадают.

Он сделал еще глоток и поставил стакан перед ней.

– Ты видел фильм «Странный рай»?

Он повернулся к окну, чтобы взглянуть на снег, и она поняла, что фильм он смотрел.

– Ребята хотят показать девушке, только что приехавшей из Чехословакии, озеро Эри и везут ее в Кливленд? А там столько выпало снега, что озера не видно? Этот фильм?

Она улыбалась.

– Проверку решила устроить?

– Один из парней подарил ей платье, а она сорвала его с себя, бросила в мусорный бак и сказала: «Это платье меня раздражает».

– Любишь действовать непредсказуемо?

– Да, когда есть время.

– Чем зарабатываешь на жизнь?

– Работаю торговым представителем. Сюда приехала, чтобы встретиться с клиентом, а он меня завернул, потому что я – девушка.

– Вот кем ты себя считаешь.

– Торговым представителем?

– Девушкой.

– Не вижу никаких проблем.

– Мне нравятся твои волосы и твой костюм.

– У меня был еще один, очень похожий, но пришлось его выбросить.

– Да?

– От него воняло.

– Даже химчистка не помогла?

– Нет. А ты чем зарабатываешь на жизнь, Гари?

Ее взгляд изменился, стал почти серьезным.

– Интересно, и как далеко мы зайдем?

Его слова заставили ее замереть, даже потрясли немного:

– Подожди чуть-чуть, только ничего не говори. Ладно?

– Вряд ли у нас что-нибудь получится, если мы будем притворяться другими людьми. Понимаешь, о чем я? Гари и Селеста… Господи, что они знают о жизни?

Она понимала, что он прав, но немного помедлила с ответом:

– Не притворяясь, мы сразу станем сами собой. Только не спрашивай, к чему все это приведет и чем закончится. Хорошо? Я понятия не имею. Никогда не играла в такие игры.

– Это не игра.

По его тону она поняла, что он говорит честно.

– А ты видишь в происходящем какой-нибудь смысл?

– Почему обязательно должен быть смысл? – спросил Фоули. – Все просто случается. Наступает момент, когда встречаешься с человеком, которого раньше никогда не видел, идешь по улице, смотришь на него, он – на тебя…

Карен кивнула:

– Он привлекает твое внимание, хотя сам ты этого не хочешь.

– За несколько мгновений вы словно узнаете друг друга. Вглядываетесь друг в друга и что-то понимаете.

– Понимаете то, что не поймет никто другой, – добавила Карен.

– А в следующее мгновение человек уходит и предпринимать что-то уже поздно, но ты помнишь чувство, потому что оно не оставляет тебя, и думаешь: «А что, если бы я остановился и заговорил с ней?» Такое случается всего несколько раз в жизни.

– Или вообще однажды, – сказала Карен. – Почему бы нам не уйти отсюда?

– Куда?

Карен подняла глаза. Рекламщики уже закончили трапезу, бросали салфетки на стол, отодвигали стулья, но не слишком торопились. Сначала Филип посмотрел на нее, потом Энди. Энди помахал. Наконец они вышли из ресторана.

Тишина. Она перевела взгляд на Фоули в приталенном темно-синем костюме, в белой рубашке с пристяжным воротником и сине-бордовом галстуке – он сейчас походил на консервативного делового администратора, – заглянула ему в глаза и предложила:

– Пойдем ко мне?

– В номер?

– В апартаменты. Показала удостоверение, и меня сразу же перевели классом выше.

– Неплохая у тебя работа.

– Не знаю, Джек. Судя по последним событиям, возможно, придется искать другую.

19

Морис, Белый Бой Боб, Кеннет и новичок в их компании Глен готовились в гостиной к делу, разложив на кофейном столике пистолеты и коробки с патронами. Мозель наблюдала за ними из прихожей. Глена она наконец встретила, хотя никому не говорила, что ищет его.

Когда Глен приехал, Морис сказал, что он опоздал, и услышал в ответ: «Да? Правда? Выгляни в окно, поймешь, почему». Глен сказал, что у него руки болят от долбаного руля, который пришлось сжимать изо всех сил, чтобы не слететь с долбаной дороги. Какая-нибудь машина обгонит – и все ветровое стекло в дерьме. «Ты же водитель-ас, – удивился тогда Морис. – Это ты должен обгонять, а не тебя». «Да? Правда?» – снова спросил Глен. «Слишком воображает, не мужик», – подумала Мозель. Потом он рассказал, как пристроился за грузовиком с солью и его обстреляли словно шрапнелью. Затем баба какая-то затормозила впереди, он тоже ударил по тормозам, и машину развернуло на триста шестьдесят градусов. Вообще ни хрена не видно, и езда по льду и снегу – это тяжелый труд, к такому он не привык.

– Все сказал? – спросил Морис. – Может, теперь дело обсудим?

– За руль я не сяду. Забудь сразу.

– Именно это я и собирался тебе сообщить. Шофером ты не будешь. – Морис обернулся: – Мозель, тебе что-нибудь нужно?

– Деньги на продукты.

– Мы как раз за ними едем. Надевайте варежки, маски, вдруг захочется покататься на лыжах… Ну как? Похож я на ниндзю?

– К Кертису поедете, да?

– Вернемся через пару часиков. А где моя собачка Таффи? Я хочу поцеловать ее в мордочку на прощание.

– Вы едете к Кертису, – заключила Мозель.

Морис чуть не сбрендил, услышав про собаку, и Глен даже решил, что дело отменят. Он просто рвал и метал. Они забрались в угнанный Кеннетом фургон, Морис сел на переднее сиденье и принялся вопить, что прибьет козла, переехавшего малышку Таффи. Подожжет его дом вместе с этим уродом внутри. Кеннет, заправившийся кристаллическим метамфетамином и потому разговорчивый, спросил, как интересно Морис собирается найти этого козла. Морис ответил, мол, не волнуйся, найду, но не объяснил, каким образом. А потом несколько раз врезал кулаком по приборной доске, чтобы – как показалось Глену – не терять запал перед предстоящим делом. Кеннет несколько раз бил по тормозам и блаженно орал: «Да-а-а-а-а», подняв руки от руля, когда машина шла юзом. Морис ничего не говорил ему, пока они не проехали пару миль по Вудворд-авеню, заснеженной и выглядящей в свете фонарей очень необычно, и не повернули на Бостон-бульвар, где стояли дома пошикарней, чем у Мориса. На бульваре Кеннет умудрился врезаться в припаркованную машину, и тут босс не выдержал:

– Да что с тобой?

Больше никто не произнес ни слова, пока они не подъехали к довольно большому дому, в котором тускло светились лишь несколько окон.

– Оставь машину посреди улицы. Не хочется откапывать ее, когда закончим, – велел Морис.

– Мы работаем лопатами, и вдруг раз – подъезжают легавые! – воскликнул Кеннет, которому такая ситуация, судя по тону, показалась смешной.

«Черт, с кем я связался…» – тоскливо подумал Глен.

– Готовы? – спросил Морис. – Проверьте оружие.

Глен получил короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра. У Кеннета было ружье, у Белого Боя Боба – какой-то ствол плюс пожарный топор. Морис был вооружен сорок пятым калибром, потому что Хью П.Ньютон как-то раз сказал: «Армейский сорок пятый остановит любого». Морису о Хью П. и «Черных пантерах» рассказали в детстве.

– Ты и Кеннет, обойдете со мной дом сзади, – обратился он к Глену. – Белый Бой пойдет с главного входа. Услышим, как он вломился, врываемся в дом тоже.

Он посмотрел на здание:

– Удачное время. Они ни черта не увидят.

– И сколько там их? – решил поинтересоваться Глен.

– Мужик Фрэнки, его жена Инез и ниггер, который на них работает, по имени Седрик. Если, конечно, у них нет гостей.

Выскочив из фургона, они поспешили скрыться за углом. Кеннет в своих теннисных тапочках с трудом пробирался по глубокому снегу. Остановившись около черного входа, все натянули маски и почти сразу же услышали звон разбивающегося стекла. Белый Бой ворвался в дом и, судя по грохоту, решил снести его до основания своим пожарным топором. Они услышали его вопль – далекий, но вполне различимый:

– Полиция! Всем оставаться на местах!

– Давай, – отдал приказ Морис, и Кеннет вышиб прикладом стекло в двери.

Протянул руку и повернул замок. Дверь открылась, Глен проследовал за ним в темный дом, обошел стол в столовой, но тут дверь на кухню распахнулась, и он увидел черного парня с ружьем в руках. Парень очень удивился, обнаружив их так близко, попытался скрыться на кухне, но Морис сунул ему прямо в морду сорок пятый и приказал Глену забрать ружье.

– Седрик, друг мой, ты думал, я о тебе забыл. – Он подтолкнул слугу в направлении гостиной и по пути поведал Глену: – Этот ниггер вломил меня, и я сел в тюрягу.

Седрик ответил через плечо что-то невнятное и мгновенно получил по затылку стволом сорок пятого. Втянув голову в плечи, он прикрылся руками.

Белый Бой зажег свет в гостиной – в комнату из разнесенного вдребезги огромного окна врывался холодный воздух.

– Они наверху, – сообщил Бой.

– Возьми Седрика, пусть идет впереди, – велел Морис.

Они поднялись по лестнице на второй этаж, где обнаружили широкий коридор и много-много закрытых дверей. Морис ткнул Седрика стволом сорок пятого:

– Веди к хозяину.

На этот раз Седрик предпочел промолчать и быстро провел всех к двери в конце коридора, остановившись у которой Морис заорал:

– Полиция! Всем выйти с поднятыми руками!

И, не дожидаясь выполнения приказа, тихо произнес:

– Белый Бой…

Гигант взмахнул топором, дверь от удара разлетелась в щепки – ее аж с петель сорвало. Морис втолкнул в комнату Седрика, потом, махнув пистолетом, приказал зайти внутрь Белому Бою и Кеннету.

Глен проник туда следом за Морисом, ожидая увидеть спальню. Но это был офис – офис, как на складе или фабрике какой: старые письменные столы и картотеки, забитые чем-то картонные коробки, бутылки из-под водки, полные окурков пепельницы, весы, калькулятор. Белый мужчина в рубашке стоял у открытого окна. Женщина вышла из ванной, оттуда донесся звук сливающейся из бачка воды. Глену хозяева показались грязными, нечесаными наркоманами. Оба замерли у окна, зябко поеживаясь на сквозняке.

– Какая, на хрен, полиция?.. – пробурчал мужик, глотая окончания. То ли пьяный, то ли спал. – Морис, это ты, пижон?

Морис снял лыжную маску. Белый Бой и Кеннет последовали его примеру. Глен предпочел оставить лицо закрытым.

– Если не я, Фрэнки, значит, это был бы кто-нибудь другой.

– Сразу предупреждаю, дури ты не найдешь.

– Конечно, нет, раз ты спустил ее в унитаз. Как иначе… Инез, девочка, как дела? Не слишком здорово, да? Выглядите так, будто вас пожевали и выплюнули. Фрэнки, ты можешь простудиться у окна…

Морис повернулся к Глену:

– Это тот джентльмен, о котором я тебе рассказывал. Был клиентом, носил костюм и причесывал волосы, это пу́гало даже Фрэнком раньше называли. Фрэнки и его прекрасная жена Инез… Видишь, что творит с человеком героин? Давай, доставай зеленые, чтобы нам не пришлось разносить твой чудесный дом по кирпичику. Где ты их прячешь? Наверное, в этой комнате, и ведь у тебя тысяч сорок-пятьдесят должно быть, а, Фрэнки? Слышь мои слова? Говори, где. Считаю до трех. Готов?.. Раз-два-три.

Морис поднял сорок пятый и прострелил Седрику голову. От удара пули тот отлетел к картотеке, немного повисел на ней и соскользнул на пол. Морис подошел к нему… Глен было подумал, чтобы выстрелить опять, но Морис опустил глаза и молча уставился на покойника.

Фрэнки заговорил, и Морис поднял голову:

– Тебе так не терпелось его грохнуть? Ты ведь за этим и пришел…

– Если ты так считаешь, давай попробуем то же самое с Инез. – Морис поднял ствол. – Ты готов? Я начинаю отсчет.

Лицо Инез, такое впечатление, превратилось в одни большие глаза, она смотрела на него, втянув голову в плечи и сжав кулаки.

– Отдай, – произнесла она хриплым, даже скрипучим голосом и закашлялась. – Отдай все, что он хочет.

– Он же все равно нас застрелит, – ответил Фрэнки. – Причем и тебя, и меня. – Он перевел взгляд на Мориса. – Верно?

– Ага. И немедленно, если не скажешь, где лежат бабки.

– Разложены по картотеке, той, что рядом с Седриком.

– Инез вам больше не нужна? – оживился вдруг Кеннет. – Я ее уведу?

– Давай, только недолго там… – махнул стволом Морис.

Кеннет схватил Инез за руку и потащил прочь из комнаты. Она шла не сопротивляясь, путаясь в собственных ногах. Ее ничего не видящие глаза по-прежнему были широко раскрыты.

– Вот ты бы стал трахать такую бабу? – скривившись, обратился Морис к Глену. – Кеннет ни одной дармовой дырки не пропускает.

– Друг, да я бы ее даже твоим концом трахать не стал, – вмешался в разговор Белый Бой.

– Ну-ну, – изрек Морис, выдвигая верхний ящик картотеки. – Посмотрим, что здесь есть.

Он начал перебирать папки, передавая деньги – сплошь мелкими купюрами – Глену, который их пересчитывал и складывал в картонную коробку. Набралось чуть больше двадцати восьми сотен. И все.

– Хочешь заставить нас потрудиться? – повернулся Морис к Фрэнки. – Без этого никак?

– Да пошел ты… – процедил Фрэнки. – Все равно ж грохнешь.

Морис ничего не ответил, не произнес ни слова, пока они не обыскали всю картотеку, пока не перетряхнули все коробки – некоторые с маленькими бутылочками из-под крека, – пока не перерыли все ящики столов. Даже в сливной бачок унитаза слазили. В общем, все что можно обыскали.

– Ты прав, – сказал Морис Фрэнки и дважды выстрелил ему в грудь.

Бах! Бах! Как просто. Прямо на глазах у Глена. Фрэнки чуть не вылетел в окно – врезался спиной в подоконник и сполз на пол.

– Думаю, здесь нам больше делать нечего, – заключил Морис.

Глен с деньгами в руках шел за ним по коридору и думал: «Скорей бы убраться отсюда, сбежать вниз по лестнице, рвать из этой хаты, рвать…» Они поравнялись с открытой дверью одной из спален, увидели натягивающего штаны Кеннета и валяющуюся на кровати Инез. Ее ноги все еще были задраны и разведены в стороны.

– Господи! – выдавил Глен.

Вид этой потасканной наркоманки, ее темный треугольник между белыми бедрами, были ему неприятны, даже омерзительны, но одновременно он почувствовал возбуждение.

– Кто еще хочет попробовать? – ухмыльнулся Кеннет.

Глен молча стоял, держа коробку с деньгами в руках. Он же один из них, верно?..

– А ты нам что-нибудь оставил? – якобы пошутил он.

– Поберегись! – крикнул Морис, выходя в коридор и нацеливая свой огромный армейский пистолет.

Кеннет поднял руку вверх, словно пытаясь его остановить, а другой тем временем торопливо застегивал ремень:

– Погодь, погодь, ты что делаешь?..

Морис навел сорок пятый и выстрелил. Тощая фигура подскочила на кровати, ноги вытянулись и замерли. Морис выстрелил еще раз, тело опять подпрыгнуло, но уже не так высоко.

– Готова?

Кеннет смотрел на Инез, а Глен – на него, хотел услышать, что тот скажет.

– Если нет, то вот-вот откинется. Друг, я еще никогда не стоял так близко…

– Добей, если что, – приказал Морис.

Глен спустился с ним по лестнице и вышел из дома, пробежался по занесенной снегом дорожке, глубоко вдыхая морозный воздух и выдыхая его облачками пара. Эти ребята, ну и козлы… Он сел в фургон вместе с Морисом, который, уставившись на дом, несколько раз повторил:

– Ну давай же, давай…

Они немножко подождали. Наконец появился Кеннет и сел за руль, а Морис спросил:

– Она готова?

– Теперь – да.

Глену хотелось узнать, что Кеннет там с ней сделал, но Морис не спросил, поэтому он тоже решил промолчать.

Они подождали еще чуть-чуть, двигатель работал, но в машине было по-прежнему холодно, дыхание вырывалось из ртов, как сигаретный дым.

– Где Белый Бой, черт возьми? – не выдержал Глен.

– Оставляет визитную карточку, – объяснил Морис, а Кеннет рассмеялся. – Белый Бой всегда гадит после преступления.

Кеннет хохотал до тех пор, пока Морис не приказал ему заткнуться. А Глен сидел в темноте, поеживался в своем плаще на шерстяной подкладке и думал, что, черт возьми, он здесь делает.

Вернувшись домой, Морис отсчитал несколько бумажек Мозель. Она недоверчиво взглянула на деньги.

– И это все? – осведомилась она. – Да я больше получу, работая на полицию. По радио передавали, сотню за любой сданный пистолет, и никаких тебе вопросов.

– А ты веришь… – усмехнулся Морис. – Думаешь, там не смотрят серийные номера, не проверяют, украдены стволы или нет?

– Только что по «Джей-Зет-Зет» передавали. Не говорили бы, если б врали.

– Только дотронься до моих пушек, я тебя так сдам… – Морис повернулся к Глену: – Останешься у меня, чтобы всегда был под присмотром.

Глен нахмурился:

– Ты о чем это, твою мать?

– Не хочу, чтобы ты смылся.

Глен попытался – как можно более убедительно – изобразить на лице удивление:

– С чего ты взял, что я должен смыться?

– Это вроде как дар, – объяснила Мозель. – Он делает вид, что читает твои мысли. Меня там не было, но даже я догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь. Все куда хуже, чем ты себе представлял, правда? Эх, мальчик, ты попал в дурную компанию.