Текст книги "Несносный босс (СИ)"
Автор книги: Эллин Ти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 9. Мирослав
Блять… Как она живет в таких условиях? Как бедная девчонка в девятнадцать лет может вообще так жить?
Она же умница, красавица, исполнительная, правильная. Последнее, что я мог о ней подумать, что дома происходит такой пиздец.
Ей неловко, я вижу, и поэтому ничего не говорю, хотя спросить хочется много чего. Спрошу, просто чуточку позже. Пусть отойдет от всего, что только что было. Я видел, как тряслись ее руки, когда она замыкала тот единственный уцелевший замок, не хочу добивать ее. Наоборот – включаю музыку, чтобы расслабилась.
И она правда, кажется, немного отходит, когда мы наконец-то выезжаем со двора. Достает косметичку, открывает зеркало и наводит марафет, глядя туда, и я краем глаза поглядываю на нее, улыбаясь. На ней сегодня короткое платье. Она перестала носить такую длину ровно тогда, когда мы переспали. Просто перестала появляться на работе в мини. Не знаю, связаны ли эти два события, но чувствую, что да.
Не говорю ей ничего, не отвлекаю, просто еду на работу и всё-таки бросаю на нее взгляды. Она милая сейчас, особенно, когда сосредоточенно выводит на своих глазах стрелки несмотря на то, что машина не стоит на месте. Вот это навык!
– Принцесса, осторожно, тут лежачий полицейский, – предупреждаю ее, чтобы не осталась без глаза, когда машина подпрыгнет, и она убирает карандаш от глаза ровно в ту секунду.
– Ой… спасибо, – смотрит на меня смущенно. – Ничего, что я тут?..
Ей явно неловко. Словно она не стрелки рисует, а переодевается тут при мне. Дурочка.
– Да на здоровье, – пожимаю плечами, и она продолжает заниматься своими делами, а я продолжаю ее не трогать, пока мы не приезжаем на Западную в сервис.
Замечаю Марину, когда паркуюсь. Она стоит у дверей с сигаретой и что-то агрессивно печатает в телефоне. Вот всё равно что-то не то! Отталкивает, хоть убей, хотя потрахаться мне не мешало бы… Давно никого не было, и порой хочется так, что крышу рвет. Но вот отталкивает и хоть ты тресни.
И вместо того, чтобы всё-таки пойти у нее на поводу и утолить свои желания, я поворачиваюсь к Сонечке, которая с недовольством смотрит в лобовое на Марину, и говорю ей:
– Ты же помнишь, что мы вчера играли влюбленную парочку?
– Это вы ее играли! Я в спектакле не участвовала! – упрямится она, поджимая губы, накрашенные красивым блеском.
– Я тебя силой в игру затащил, отказываться уже нельзя. До конца давай, подыгрывай, – не оставляю ей выбора, выхожу из машины, открываю дверь Сонечке и подаю ей руку, а когда выходит – не отпускаю, так за руку и веду ко входу.
– Это издевательство, – шипит Соня, не сжимая мои пальцы в ответ.
– Молчи, принцесса, это для всеобщего спокойствия, – шикаю на нее. – Марина, доброе утро!
– Доброе, – говорит она, не скрывая недовольства и в одну затяжку докуривая сигарету.
– Отдаю вас в нежные руки, в час приеду, – говорю ей, а потом поворачиваюсь к Сонечке. – Принцесса, я поехал, жди меня, – снова наглею, чувствую, что скоро абсолютно точно останусь без яиц из-за своих выходок, но, как и вчера, наклоняюсь и целую ее в губы, задерживаясь на пару секунд.
Улыбаюсь, отпускаю Соню, возвращаюсь к машине, машинально слизывая блеск со своих губ. Вишневый. Вкусно.
***
Я весь день не могу отделаться от воспоминаний похода к Соне домой. Я обнаглел, вошел в квартиру без приглашения, но я просто подумал, вдруг ей понадобится помощь… А увидел то, что увидел, и радости от увиденного не испытал, конечно.
У меня всегда были нормальные условия для жизни, родители не жили богато, но всем всего хватало, дома было чисто и никто не вел себя… так.
В глазах Сони я видел отвращение от происходящего, но в них не было ужаса. То есть, очевидно, она привыкла! И как это может быть нормой, я ума не приложу. Мне внезапно хочется узнать о ней сильно больше, чем я знаю сейчас, чтобы как-то поддержать, возможно, чем-то помочь, если потребуется. Мы всё-таки не чужие друг другу люди, я ценю всех своих сотрудников. Но когда это взрослые мужики или уже замужние дамы, мне очевидно переживать о них стоит сильно меньше, чем о маленькой беззащитной Сонечке.
И я целый день думаю обо всё этом, пока по делам мотаюсь и даже просто сижу в кабинете, подписывая документы.
А еще надеюсь, что Марина не выжрала ей мозг окончательно, иначе я буду чувствовать себя виноватым, что принес еще одно издевательство в ее будни.
– Тук-тук, – говорит Еська, пару раз постукивая костяшками пальцев по двери в моем кабинете. – Можно?
– Тебе-то? Всегда, – хмыкаю. Можно подумать я мог бы позволить себе ее не впустить. Смешно.
– Как там Соня? – спрашивает она и я усмехаюсь. Думал, хоть минуту прожить в этом дне без мыслей о ней, но план провалился с крахом. – Вы попали домой?
– Ага, – киваю, и чувствую, как снова начинаю злиться. – Пришлось ломать замок. А там на кухне два пьяных тела, вообще невменяемые. Она переоделась, мы ушли, но, кажется, меня волнует это сильно больше, чем ее. Зачем она так живет, Есь?
– Если хочешь – спроси у нее, ладно? – отвечает мне, – Я не буду ее душу тебе изливать тут сейчас. Я просто зашла спросить, не нужна ли ей больше помощь.
– Очевидно, что нужна, – закрываю лицо руками. – Только она, кажется, так не думает.
– Ну так она взрослая девочка, может, сама знает, что со своей жизнью делать? Возможно, ее всё устраивает.
– Что устраивает, Есь? Посреди ночи ехать на другой конец города, потому что сожители спят бухие и не слышат звонки в дверь? Как это может устраивать? Тем более такую, как Соню. Она же тепличный ребенок явно.
– Чего тебя так заботит? – вдруг усмехается она. – Она тебе не сестра, не жена. Живет, значит ей нравится так жить.
– А если ей нужна помощь?
– Она попросит о ней того, кого посчитает нужным. Понимаешь?
Она разговаривает со мной, как с умственно отсталым, пытаясь объяснить элементарные вещи. И я-то их понимаю! Но почему-то признавать этого не хочу. Я всё равно по хрен пойми какой причине чувствую какую-то… ну, ответственность, что ли. Словно, когда я взял на работу девчонку без образования, то взял за нее саму ответственность. Не знаю. Дурость, да?
– Ладно, подумаю об этом позже, – заканчиваю разговор и встаю со своего кресла, забирая со стола свой и новый телефон Сони. – Надо ехать.
– К Сонечке? – смеется надо мной Еся, и я снова непроизвольно закатываю глаза. Что они ко мне все пристали?
Да, к Сонечке. Я обещал ее забирать каждый день с Западной. Потому что это я накосячил с Мариной, это я забыл предупредить Соню и себя самого о том, что у нас должно пройти обучение нового специалиста. Короче, я просто поставил ее перед фактом и свалил кучу дел как снег на голову. Буду хотя бы ее водителем, хоть какое-то вознаграждение.
Глава 10. Соня
Она. Меня. Раздражает.
Это просто невозможно!
Я отказываюсь работать с этой Мариной и прямо сегодня заявлю об этом Мирославу Сергеевичу, когда он приедет меня забирать.
Она… да она стала вести себя хуже, чем в первый день! Постоянно смотрит на меня, словно я ее прислуга, даже порой указывает, что делать. Соня то, Соня сё. А это, вообще-то, я ее обучаю!
Более того… она ведь пытается еще и колкости мне говорить. “И зачем только такому, как Мирослав, такая, как ты?” – спросила она, и я чуть не поперхнулась кофе, который только-только сделала. Мне, конечно, хотелось ответить, что незачем, вообще-то, потому что то, что мы с ним вместе, это какая-то идиотская игра, смысл которой я понять до сих пор не могу. Что он хотел этой ложью? Чтобы она стала бесить меня еще сильнее? Так он добился! Она отлично с этим справляется.
Я весь день нахожусь на грани того, чтобы рявкнуть ей в лицо всю правду о том, что мы с Мирославом, вообще-то, не вместе, и это всё банальная дурость моего странного начальника-самодура. Но молчу. Просто потому что мне с этим начальником еще работать и работать (я надеюсь, конечно), а когда кто-то портит его планы, ему не нравится. А у него явно есть план добить свою легенду с нашими отношениями, именно поэтому мне приходится молчать.
Молчать, но в своих мыслях буквально убивать Марину раз за разом.
Она правда неплохо работает, это видно даже за тонной ее желчи. Она быстро разобралась во всех делах, поняла, что делать с документацией и даже довольно мило общается с клиентами! Но не со мной. Это просто не-вы-но-си-мо! Без лишних слов.
– Ой, все равно я не понимаю, – говорит она с протяжным вздохом, развалившись на стуле. Меня уже трясет, когда она начинает со мной разговаривать. Стою к ней лицом и спиной опираюсь на стойку, уже даже примерно зная, что именно она не понимает и хочет мне сказать. – Зачем ты ему нужна? Нет, Соня, ты, конечно, молодая, симпатичная… Но а чувства? А страсть?
– Чего? – я почти ушам не верю. Ожидала всего, но не этого. Думала, снова начнет причитать, что такому мужику не нужна такая никчемная девушка, как я. Такой бред.
– Ну а что? Он тебя обнимает, целует – ты стоишь столбом. Никакого огня в глазах. Как он спит с тобой? Ты же наверняка как бревно… Мирослав такой мужчина, а у тебя ни капли огня! Из-за бабок с ним, да? Ну и понятно, молодая, за этим наверное в столицу и приехала…
– Остановитесь! – говорю ей, сжимая от злости кулаки. Это что вообще за разговор такой? – Во-первых, я выросла в этом городе, и никуда я не приезжала ни за какими бабками, понятно? Во-вторых… Да что вы вообще понимаете?!
– Я? – она противно хихикает и рассматривает свою маникюр, словно в нем есть что-то интересное. – Всё. Когда мужик хотя бы просто нравится, ты не будешь стоять столбом, когда он тебя целует.
А если меня банально парализует от его касаний?!
Господи!
Мне срочно нужно отсюда бежать, а еще, почему-то, очень хочется ей таки что-нибудь ответить. Меня хватает правда только на банальное: “Ну, знаете!”, и я разворачиваюсь и убегаю на улицу, но в грудь Мирослава впечатываюсь раньше, чем успеваю сделать пару шагов.
И черт меня подери! Всё происходит само собой. Понять, подумать, поразмыслить я банально, но не успеваю. В голове только и стучит та фраза, что я бревно и страсти во мне нет, и я хватаю за ткань пиджака на груди Мирослава, притягиваю мужчину к себе и впиваюсь в его губы сама.
Это происходит так неожиданно для нас двоих, что он тоже замирает на секунду, точно как и я. Меня саму удивляет этот шаг от меня, но останавливаться уже поздно.
Я не ведаю, что творю, но есть стойкое ощущение того, что это самое банальное задетое женское самолюбие. Не страстная, не сексуальная, не такая, какая ему нужна… И так глупо, но я правда этим поцелуем доказываю что-то ей Марине, от которой у меня уже противные мурашки идут.
Но шагать назад уже нельзя, и я обхватываю Мирослава за шею, притягивая чуть ближе к себе, и углубляю наш поцелуй, какого-то черта не встречая и капли сопротивления…
Я чувствую, как он сжимает горячими ладонями мою талию, как прижимает ближе к себе и как целует в ответ. А целует он так… Боже, у меня никогда в жизни не было таких поцелуев. Такие поцелуи нужно срочно запрещать на законодательном уровне! Это… боже! Я не чувствую пальцев рук, коленки подкашиваются, губы немеют.
Это та страсть, о которой шла речь? Если да, то мне кажется, ее было не так много даже когда мы с Мирославом в его кабинете… ну… Не так остро было, короче.
Я теряю счет времени, просто стою, прижимаюсь к своему начальнику и отчаянно его целую, словно имею на это хотя бы какое-то право.
А потом понимаю, что натворила…
И отпрыгиваю от него так быстро, как только могу на своих ватных ногах. Упираюсь спиной в стойку, и только из-за этого не падаю на пол.
Боже мой! Что это было вообще?
Поворачиваю голову, но Марину за стойкой не нахожу. Ушла? Не понравился спектакль? Интересно, а как всё это выглядело со стороны?
О боже, о чем ты думаешь, Соня!
Я поднимаю испуганные глаза на Мирослава Сергеевича и прикрываю ладонью рот, даже не зная, что сказать. Он стоит всё еще близко, глаза горят, а губы блестят от моего вишневого бальзама. А еще они красные. очень красные от того, что я, видимо, немного кусалась во время поцелуя…
Ну всё. Он меня уволит. И будет прав. Точно уволит и точноточноточно будет прав.
Вот идиотка. Сама ходила скулила, чтобы он не шутил по поводу каких-то наших отношений, а теперь вцепилась в него, как ненормальная.
А хотя… Не одна я виновата! Вообще-то!
– И я рад тебя видеть, Сонечка, – внезапно говорит он, улыбнувшись, и меня прорывает лавиной злости. Когда в моей жизни будет хоть немного спокойствия?!
– Вы… – начинаю я кричать, решая защищаться нападением. – Вы что, совсем уже?!
– Я? – он смеется надо мной, и это злит еще сильнее, хотя я понимаю прекрасно, что в этой ситуации моей вины сильно больше.
– Вы, конечно! Кто вас просил отвечать мне, а? Это был спектакль для Марины, от которой у меня уже мозг кипит!
– Так удался спектакль, разве нет? – он снова смеется, а меня снова толкает какая-то непонятная эмоция на совершенно идиотские поступки.
Я преодолеваю те два шага между нами, которыми сама же и спешила нас разделить, а потом, совершенно безрассудно, тычу пальцем Мирославу Сергеевичу в грудь и смотрю на него снизу вверх, прищурившись.
– Спектакль должен был быть другим, я ждала, что вы оттолкнете и мы расскажем ей правду. Это вы придумали всю эту чушь с нашими якобы отношениями, и я устала выслушивать от Марины, что не должна такая зачуханка, как я, быть с таким восхитительным мужчиной, как вы. Ясно?!
– Ну во-первых, как это я должен был тебя оттолкнуть? – он так гаденько улыбается, что меня немного подташнивает. – А во-вторых, – он тоже прищуривается, зачем-то заправляет мне волосы за ухо, а потом наклоняется к уху и шепчет: – во-вторых, не надо верить всем подряд. Ты восхитительная, принцесса.
А потом отстраняется.
И уходит на улицу.
А я так и стою тут одна, снова делая пару шагов к стойке, чтобы просто не рухнуть на кафельный пол.
О боги… Почему он такой сложный? Ну почему? Он не мог оттолкнуть, сказать, что я сошла с ума, посмеяться и забыть? Не мог? Да я бы даже признала сумасшествие! С удовольствием! Но почему-то все планы давно стали рушиться к черту, и вышло то, что вышло…
Я не знаю, как работать дальше сегодня. Весь день быть с ним в одном помещении и, возможно, даже пересекаться.
Казалось бы, да что такого, просто поцелуй, и тот случайный… Но нет. не для меня. Я никогда не целуюсь ни с кем “просто так”. Это только с Ольховским вечно какая-то чертовщина у меня случается.
Пытаюсь собрать себя в кучу, потому что надо выходить к нему, а я не готова… Интересно, а если я отпрошусь, он отпустит? А что. Скажу, что неважно себя чувствую (в целом, это даже не ложь), уеду домой, до завтра сожру себе мозг чайной ложкой, возможно пореву от эмоций, а завтра приеду на работу словно и не было ничего.
Точно! Так и сделаю.
Всё-таки собираюсь с силами и выхожу на улицу, прижимая к себе сумку, словно она мой щит и чем-то может помочь.
Мирослав Сергеевич снова курит, стоя у своей машины, и я морщусь, заранее предвкушая жуткий запах, и подхожу к нему, останавливаясь примерно в трех-четырех метрах. Достаточно этого, ближе нам нельзя находиться.
– Поехали? – спрашивает он, выбрасывая сигарету, и уже ведет себя так, как будто и не было ничего. Если бы не его красные губы, решила бы, что мне причудилось, честное слово.
– Мирослав Сергеевич, а отпустите домой, – говорю негромко, опуская голову. – Завтра выйду без опозданий, но меня эта Марина так достала, что у меня нет сил даже просто жить.
Ну, а еще мы только что с тобой целовались какого-то черта и в целом это главная причина, почему я хочу слинять с работы, но уже не особо важно. Про Марину я даже не вру, всё правда.
– Хочешь, освобожу тебя от работы с ней? – спрашивает внезапно. Я даже в ступор немного впадаю. А так можно было? Кажется мне, мы в последний момент летели к ней, потому что о новом сотруднике в целом все забыли. Киваю. А потом качаю головой. А потому что кроме меня некому ее обучать. Только самому Мирославу… Ну, а времени-то у него на нее нет. Придется мне.
– Мне кажется, ей еще денек и достаточно, она все понимает. Если сама работать захочет тут, то можно оставлять, я думаю.
– Ей не нравится у нас?
– Ей не нравится, что вы до сих пор не у нее, – закатываю глаза. Бесит она меня, ох как бесит…
– А, ну это пройдет, – он отмахивается, а потом обходит машину и открывает пассажирскую дверь. – Садись, отвезу домой тебя.
– Да я на метро… – пытаюсь противиться, потому что я, вообще-то, убегаю от его общества, весьма нелогично убегать от него вместе с ним.
– Я не спрашивал, принцесса, я сказал: садись. Быстро!
Сажусь. А что делать-то? Начальство, чтоб его…
– Открой бардачок, – говорит мне Мирослав Сергеевич, как только мы выезжаем с парковки. Странная просьба, но допустим. Открываю – Достань коробку.
Достаю. Коробка упакована в подарочную бумагу, что делать-то с ней? Он просит распаковать, я подчиняюсь, рву бумагу и как идиотка смотрю на коробку из-под телефона в своих руках.
– Это что? – спрашиваю его, потому что всё еще ни черта не понимаю.
– Это телефон. Возмещаю ущерб, который нанесла моя собака. Тебе.
Чего?! Не-не-не! Что это за новости еще?
– Нет, – качаю головой и кладу телефон обратно, но Мирослав Сергеевич перехватывает руку и возвращает коробку на мои колени, словно не терпит вообще никаких возражений.
– Я не задавал вопрос, Соня, чтобы ты могла отвечать. Переставь симку в этот телефон и включай его, мне нужно, чтобы мой сотрудник всегда был на связи. Считай это на восьмой марта.
– Сейчас май.
– Да похрен мне, честности ради…
Глава 11. Соня
Плохое предчувствие поселяется внутри меня, когда я поднимаюсь по лестнице на третий этаж своего дома. Я надеюсь просто хотя бы попасть в свою квартиру. а еще надеюсь, что она в целости и сохранности. В голову лезут самые ужасные картинки, а когда я почти достигаю своего этажа – чувствую запах дыма.
Я несусь наверх, распахиваю дверь и замираю.
Это не пожар, что уже неплохо. Но и хорошего тут тоже ни черта нет.
Это сигаретный дым. Я сразу же начинаю кашлять и чувствую удушье. Чёртова аллергия! Закрываю рот рукой, а второй обмахиваю у лица, словно это поможет перебить жуткий запах.
Что здесь, черт возьми, происходит?
Я слышу голоса, много. Их точно больше, чем два. Мне становится страшно… Если несколько лет назад с ними было жить невыносимо из-за чертова характера, то сейчас мне просто страшно. Как остаться жить одной? Я бы хотела…
Всё еще не открывая рот и нос, прохожу в квартиру. На кухне буквально клубы сигаретного дыма, какие-то неприятные люди, которых я вижу впервые в жизни, куча алкоголя, жутко пахнущей еды.
Я бежала домой расслабиться, а попала в какую-то подворотню. Что они сотворили с нашей красивой квартирой?
Иду в комнату. Даже не пытаюсь на них обращать свое внимание, меня никто не услышит. Закроюсь в комнате, открою балкон, надену наушники и буду читать книгу. А потом обязательно подумаю, как правильнее мне поступить: бросить квартиру родителей и уехать отсюда, или постараться отвоевать свое, но тогда терпеть еще немного именно здесь.
Захожу в комнату, и… Нет. Нет-нет-нет, боже, только не это!
На моей кровати, на моем постельном спит какой-то непонятный мужик! Господи! Как это всё ужасно и противно!
Я не хочу оставлять это так и убегать, мне срочно нужно освободить свою кровать от этого, кинуть постельное в стирку и навести тут порядок, а еще залить всё антисептиком. Моя комната – мой храм среди этого ужаса, вход сюда запрещен всем и каждому, и я не могу позволить, чтобы какой-то непонятный человек…
– Вставай! – кричу, пытаясь дозваться. Во мне жгучая смесь боли и обиды на весь мир, я не остановлюсь уже. – Вставай с моей кровати!
Ему всё равно, он спит дальше, и я пинаю его ногой по ноге, пытаясь расшевелить.
– Слышишь? Поднимайся и проваливай из моей комнаты! – я пинаю его еще раз, потому что не хочу трогать руками, и наконец-то он оживает, поднимаясь на моей кровати.
Сначала он просто садится, словно ничего не произошло, а потом поднимает взгляд на меня, который пугает просто до чертиков. Он не в себе. Точно. То ли сильно пьян, то ли не в алкоголе дело, я не знаю, и, совершенно точно, знать этого не хочу.
Мне просто страшно. То, как он на меня смотрит.
– Уходите, пожалуйста, это моя комната, – говорю я от страха уже сильно спокойнее, почти умоляя его уйти. Просто пусть уходит, я запру дверь и будет всё хорошо.
– Твоя комната? – переспрашивает немного заплетающимся языком. Киваю. Моя. – Хорошая кровать, – говорит он до ужаса противно и в подтверждение своих слов пару раз покачивается на ней. О боги. – Опробуем?
– Пожалуйста, покиньте мою комнату, – я очень стараюсь скрыть в голосе дрожь. В конце концов, в соседней комнате, пусть и нелюбимые, но всё-таки мои родственники, разве они мне не помогут при случае?
– А вот не хочу, – ухмыляется мужчина. Ему на вид-то лет тридцать, не больше, просто выглядит хреново. – Что тебе? Переодеться? С удовольствием посмотрю. Прилечь? Давай со мной, тебе будет приятно.
– Чёрт возьми, просто идите отсюда! – кричу я, не сдержав эмоций и указываю ему пальцем на дверь, но вдруг мужчина оживает и уже через секунду стоит ко мне вплотную и этот самый палец выкручивает до сумасшедшей боли.
Я вскрикиваю и непроизвольно чуть оседаю, больно до чертиков! У него безумные глаза, вполне возможно он и вовсе невменяем.
– Ты мне не указывай, ясно? Я буду там, где захочу быть. И сейчас я хочу с тобой, – противно ухмыляется, отпуская мой многострадальный палец и перехватывая за плечо. Снова больно, очень больно. Он сжимает так, что, я уверена, через пару часов останутся синяки. – Раздевайся, куколка.
– Пусти! – пытаюсь вывернуться, но делаю только большее. Кричу громко, но меня никто не слышит. Никому не нужна.
Я пытаюсь вырваться и убежать, толкаюсь руками, машу ногами куда попадаю и даже царапаюсь, а потом чувствую очень болючий удар и падаю на пол. Челюсть болит дико, в глазах темнеет, боже… Он ударил меня? Он ударил меня! Ему ничего не стоит сделать со мной что и похуже!
Я пытаюсь встать, падаю, запутавшись в собственных ногах, но потом таки встаю и делаю шаг до балкона. Урод хватает меня за блузку, разрывая ту по шву, но я успеваю скользнуть за дверь и закрыть замок с той стороны.
Он стучит, ломится, смотрит через стекло на меня своими безумными глазами, пугая до чертиков. Я очень боюсь, что он возьмет что-то и стекло разобьет.
Что мне делать?! Вызвать полицию… Да? Да! Но почему-то я не верю, что они приедут быстро и меня спасут. А мне надо быстро. Тут третий этаж, я не смогу прыгнуть, точно нет.
Достаю из кармана новенький телефон и зачем-то держу балконную ручку второй рукой, словно это может чем-то помочь. Урод всё еще ломится, жутко меня пугая, и я открываю контакты, не зная, кому звонить…
А потом взгляд падает на номер Мирослава Сергеевича… Он привез меня и вышел еще покурить, идиотская привычка, которая должна была задержать его около моего дома! С момента моего входа в квартиру прошло не больше пяти минут, хоть по ощущениям и целая вечность, но он не должен был уехать далеко! Именно поэтому он – самое быстрое спасение сейчас.
А я почему-то уверена, что он поможет.
И поэтому я звоню ему.
Я не чувствую даже боли, так мне страшно сейчас. Дрожащими пальцами жму на его контакт и жду самые долгие в мире четыре гудка.
– Уже соскучилась, принцесса? – говорит Мирослав Сергеевич, поднимая трубку, и почему-то именно в этот момент меня накрывает истерикой.
– Ми…Мирослав, Сергеевич, – говорю я дрожащим голосом, прерываясь на всхлипы.
– Соня, что такое?! – он тут же меняется в голосе. – Соня, что случилось? Говори!
– Они тут… а он приставал… а я… Если вы недалеко, пожалуйста…
– Минута. Жди, я быстро! – говорит он и даже не сбрасывает вызов. Ощущение. что просто кидает мобильник на соседнее сиденье и возвращается ко мне.
Он, видимо, и правда был очень-очень близко, секунд через тридцать я слышу из динамика хлопок дверцы машины и бросаю трубку сама. Если бы он не заставил меня принять этот телефон… Что бы я делала?
А потом смотрю через окно в комнату, надеясь, что балкон будет надежной защитой до последнего.
Урод перестает дергать ручку, но он почему-то шарит по моим вещам на комоде. Мне так противно, что хочется плакать. Там стоит косметика, духи, какие-то недорогие, но всё-таки украшения… И он всё это трогает, бросает на пол, словно что-то ищет. Ограбить решил? Так было бы что брать. Все сбережения на карте, а вещей дорогих у меня отродясь не было.
А потом я вижу и понимаю, что он искал. Что-то, чем сможет разбить стекло. В его безумных глазах плещется веселье, когда он находит большую тяжелую вазу и идет с ней ко мне, растягивая губы в жуткой улыбке.
Он замахивается. Ваза, просто огромная, тяжеленная и, кажется, сделанная из камня ваза летит в мою сторону.
Я успеваю только отпрыгнуть и закрыть уши, когда слышу звон разбитого стекла.
Забиваюсь в угол, закрывая голову руками и беззвучно плачу. Звон до сих пор стоит в ушах, и я не слышу ничего, кроме этого жуткого звука.
Я не знаю, сколько проходит времени, когда чувствую на плечах чьи-то руки. Мне хочется орать и обиваться, но до слуха доносится обеспокоенное “Принцесса”, и я понимаю, что бояться мне больше нечего.
Поднимаю взгляд и вижу Мирослава Сергеевича. Он, мягко говоря, в ужасе, а я… Я вообще даже не понимаю, где.
Осматриваюсь. Всё в ужасном состоянии, всё раскидано, повсюду стекла, вещи… И мужик лежит посреди комнаты. Без сознания.
– Поехали? – спрашивает меня, и я просто киваю. Поехали. Только бы быстрее отсюда уйти.
