Текст книги "Бруно + Глория и пять золотых колец (ЛП)"

Автор книги: Элли Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Это говорит о том, что тебя не интересует жизнь одинокого волка. Ты хотел общения, но эго, о котором я говорила, слишком раздуто, чтобы признать это.

– Фу. Не используй слово «раздутый».

– Я беременна. Привыкай к этому. Думаю, что большое эго – это черта Коста. Оно приходит вместе с уверенностью Коста, но мы можем выбирать, использовать его во благо или во зло.

– Говоришь так, будто болтала с детьми о супергероях.

– Мы читали детскую Библию. Кроме того, у всех нас, Коста, огромное эго и большие головы, но это неважно. Этот ребенок родится со дня на день, и…

Я нажимаю на тормоза в этом направлении разговора.

– Просто признай это, Бруно. Тебе нравится Глория.

Несмотря на то, что сестра не видит меня, я киваю.

– К моему удивлению, Глория оказалась больше, чем просто удобным свиданием. Гораздо больше.

– Ты любишь ее.

– Люблю.

– Она знает об этом?

Я снова молчу.

– Долгое время ты был деловым братом из большого города. Взбалмошным. Скитальцем. Может быть, пришло время остаться. Пустить корни.

Слова Фрэнки напомнили мне о том, что сказала Глория. Напомнили о том, что я действительно чувствую внутри, когда отбрасываю в сторону то, как хочу, чтобы люди воспринимали меня – делового брата из большого города.

– Думаю, должен признать тот факт, что я создал жизнь профессионального бизнесмена, чтобы отмежеваться от нашего семейного, как бы это сказать, размеренного образа жизни.

Вспыльчивая Фрэнки отвечает гневным выдохом опровержения.

– Бруно Коста, ты бредишь? Ты знаешь кого-нибудь еще, кто работает так же усердно, как мы? Кто работает вместе как семья, как мы?

Я наклоняю голову в сторону.

– Наверное, ты права, но в чем моя роль?

– Второй по старшинству брат. Хорошо разбирается в цифрах. Немного серьезный, но может быть и глупым.

Уголок моего рта приподнимается в полуулыбке.

– А как насчет Глории? Если бы у меня были отношения, я бы хотел выкладываться на сто процентов. Но не могу из-за работы.

– Когда в жизни ты не выкладывался на сто процентов? Послушай, если взять за основу наше недавнее начинание, думай о жизни как о пироге. У тебя есть кусочек семьи, кусочек отношений, кусочек отдыха…

Она продолжает, и я улавливаю суть. Фрэнки права. Впервые в жизни я готов признать свою неправоту.

– Но уже слишком поздно. Глория не примет меня обратно. Ее предыдущий жених бросил ее ради Лунного Цветка. Как умная женщина, которой было больно, она ни за что не позволит этому случиться снова, поэтому сомневаюсь, что она примет меня обратно.

– Эх, просто используй Ш.Б.К., он же Шарм Бруно Косты.

Я хихикаю, и никак не могу понять, почему Коул-Космос ушел от Глории.

И замираю. А почему я сделал то же самое и позволил ей уйти от меня?

Когда мы были на гала-вечере «Серебро и золото», я нашел крошечную руку в своем кармане. Роюсь в своей сумке для одежды и вытаскиваю ее. Стальной узел исчезает.

Один плюс Глория не равняется пяти. Я не знаю сумму, и это заставляет меня чувствовать неуверенность. И легкое волнение, потому что это может означать, что я являюсь частью уравнения.

Я знаю, что должен сделать. Что я хочу сделать.

Пришло время вернуть свою женщину.

ГЛАВА 13

ГЛОРИЯ

Честно предупреждаю: не стоит садиться рядом со мной в самолете. Я болтушка. Мне нравится слушать о том, откуда люди, куда направляются и почему.

Но сегодня я молчу.

Натягивание пары тапочек Санты, которые я взяла с собой, потому что во время перелетов у меня отекают лодыжки, поднимает мне настроение, не говоря уже о том, что я снова лечу первым классом. Это приятно, но ничего не делает, чтобы поднять тяжелое облако, которое осело вокруг меня, когда Бруно показал свое истинное лицо и продемонстрировал, что выбрал бизнес, а не нас, наше будущее.

Как только мы оказываемся в воздухе, начинаю смотреть фильм, иначе все, что я буду делать, это перебирать каждое слово, сказанное мне Бруно (и Брайаном, если на то пошло) с момента нашей встречи.

Это бесполезное занятие, потому что он не заинтересован. И ясно дал это понять. Может быть, мои ноги оттолкнули его? Я разваливаюсь на сиденье, слегка побрякивая колокольчиками, которые добавила к помпонам.

Женщина рядом со мной показывает пальцем и говорит:

– Такие милые. Где ты их взяла?

Чувствуя себя подростком с разбитым сердцем, а не деловой женщиной, которая, по крайней мере, должна сидеть как подобает на публике, я выпрямляюсь на своем сиденье.

– О, я их сделала. Глупость конечно. – Слова, когда-то произнесенные Коулом, жалят, когда вылетают из моего рта, но уже слишком поздно брать их обратно.

– Я думаю, они просто очаровательны. Ты сказала, что сама их сделала? Очень впечатляет. Жаль, что я не умею вязать. Тебе стоит продавать их.

– О, я продаю. Через интернет. В маленьком магазинчике. – Я пожимаю плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

Женщина поворачивается ко мне с большим интересом, чем тот, кто собирается спросить у меня адрес сайта.

– То есть, ты производишь их массово?

– Я делаю дизайн на заказ и держу запасы более популярных стилей. Это побочное занятие. В основном, хобби. Я также, э-эм, была ассистентом по бизнесу.

– Я закупщик для «МакКинни» в Нью-Йорке, и думаю, что они будут разлетаться с полок, – говорит женщина с энтузиазмом.

У меня открывается рот, потому что «МакКинни» – это самый большой и самый известный розничный магазин в мире. Если бы мы с Бруно остались в городе еще на один день, я бы сделала все, чтобы посетить его. О рождественских витринах ходят легенды.

– Вот моя визитка. Я в Чикаго на Рождество, но свяжись со мной на следующий день. У нас есть постоянная рождественская витрина в магазине круглый год, так что мы протестируем продажи и включим их на следующий год.

Я беру карточку, с трудом веря своим ушам. Она даже не сделала предложение, просто предположила, что я захочу донести тапочки Санты до широкой аудитории и продавать в розницу.

– Только одно. За каждую пару, которую я продаю в декабре, я отдаю одну кому-то нуждающемуся.

– Без проблем. «МакКинни» может это сделать, – говорит она и пожимает плечами, как будто ничего особенного.

– Но я не знаю, смогу ли вязать в таком масштабе. То есть, я знаю, что не смогу.

– Мы бы купили твои эскизы или попросили бы тебя сделать несколько на заказ для бренда «МакКинни». Мы можем проработать детали, но считай, что дело сделано.

– Серьезно?

– Мы можем быть самым большим магазином в стране, но начинали мы как маленький магазинчик для мам и пап, и мы привержены нашим корням, поддержке мелких ремесленников и предоставлению нашим клиентам уникальных товаров и впечатлений. Да, нам придется массово производить тапочки Санты для масштаба, но у нас есть партнерские отношения с текстильными компаниями по всей стране. У тебя будет право голоса в этом, а также в творчестве. – Она улыбается. – Да, и кстати, я Джинджер Роббинс. Джинджер[14]14
  Ginger – имя Джинджер в переводе имбирь.


[Закрыть], как печенье, и не могу дождаться, когда вернусь домой и съем имбирное печенье моей мамы. – Она лучезарно улыбается.

– Я Глория Карделлини. Счастливого Рождества, – говорю я и не могу отделаться от ощущения, что в какой-то момент легкость вернется в мой шаг.

*** 

Когда самолет приземляется в местном аэропорту в Хоук-Ридж-Холлоу, я оставляю позади пасмурную погоду большого города. Небо Монтаны – это чистый оттенок голубого цвета.

Я практически витаю в облаках, радуясь хорошим новостям и встрече с Джинджер, но тут меня настигает разрыв с Бруно.

Пойду ли я завтра на работу? Теперь, когда у меня есть предложение от «МакКинни», стоит ли мне увольняться? Подобные вопросы будоражат меня, когда я возвращаюсь на Акорн-лейн и обнаруживаю, что потолок не отремонтирован.

Я плакала в раздевалке частного клуба отдыха, но не позволила слезам пролиться, когда мы с Бруно прощались. Теперь они нахлынули с новой силой, как вода, затопившая потолок, из-за которой и произошло обрушение.

Что мне делать?

Сохраняй спокойствие. Продолжай.

Но как? Где? В любой другой день я бы отправилась в квартиру мистера Крампуса, постучала бы в дверь и потребовала, чтобы он починил потолок. Вместо этого я возвращаюсь в грузовик и звоню брату.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

– Нет, – хнычу я.

– Где ты? Ты в безопасном месте? – спрашивает он, словно отвечает на вызов полиции.

– Грузовик. Акорн-лейн. Хоук-Ридж-Холлоу.

– Произошла авария? Ты в ловушке? Аптечка под сиденьем. Я объясню, что делать.

Я выпрямляюсь.

– Домино, я не ранена. Разве что, мое сердце. – Он снова начинает, но я понимаю, что это было не то, что нужно было сказать. – Я имею в виду, эмоционально.

– О. Это не в моей компетенции.

Я объясняю ситуацию с жильем, и он не слишком рад услышать, что я остановилась на диване, принадлежащем незнакомому мужчине.

– Бруно – мой босс.

– Я думал, ты сказала, что твоего босса зовут Брайан.

– Так и есть. Так и было.

– Слушай, я только что перенес свой рейс. Я буду там сегодня вечером. Будь наготове. Можешь остаться со мной на курорте, пока мы все не уладим.

– Доминик, мне не нужно, чтобы ты менял свои планы, потому что я идиотка и влюбилась в парня, который не знает, кто он и чего хочет.

– Ты не идиотка. Это парень идиот, и я собираюсь…

– Ты не должен спасать меня, Дом.

– Я и не спасаю. Я буду братом. Это то, что делает семья.

Мой сердце расслабляется.

– Спасибо.

– Скоро увидимся.

Остаюсь в грузовике, не зная, куда идти и что делать. Я не могу оставаться в квартире, и пройдет еще много времени, прежде чем потолок починят, если вообще починят. Захожу в дом, начинаю собирать вещи и нагуливаю аппетит. Когда все вещи уложены в коробки и пакеты – за исключением того, что я оставила у Бруно, – возвращаюсь в грузовик и еду в город.

Когда проезжаю мимо украшений и рождественского веселья, почти невозможно не думать о Бруно. Ресторан «Ястреб и свисток» напоминает мне о нашем свидании вслепую. А «Мама и леденец» о краже шоколада и его замене. Я бы поступила мудро, если бы никогда больше не ступила на порог «Пицца и пироги Хоук-Ридж-Холлоу».

Я паркуюсь и решаю, что пойду в закусочную, потому что мне очень нужен шоколад, а у них отличное какао.

Не успеваю выйти из машины, как кто-то стучит в окно. Фрэнки стоит там с Рафаэлем на бедре. Выражение ее лица странно спокойное, но под ним я чувствую беспокойство.

– Привет. Можешь мне помочь? – говорит она.

– У тебя начались схватки? – Слишком поздно я понимаю, что звучу так же встревоженно, как и мой брат.

– Пока нет, но могу сказать, что уже близко. Хотя близость может означать несколько дней. Эти дети рождаются, когда они готовы. В любом случае, мне нужно срочно кое-что приготовить. Мои родители через дорогу и ждут Стеллу и Чарли. Рафаэль ляжет вздремнуть, так что это единственное время – не могла бы ты отвести их туда? – Она выглядит рассеянной и слегка напряженной.

– Без проблем.

– Спасибо. Ты просто спасение. – Меня быстро обнимают и целуют в каждую щеку.

Я протягиваю руки Стелле и Чарли, чтобы они взяли их. Они радостно прыгают вверх-вниз, и я чувствую, как щемит сердце. Я тоже надеюсь когда-нибудь стать мамой.

– О, и не позволяй им есть больше пирога. Что бы они тебе ни сказали. Им хватит сладостей на один день.

– Поняла. – Мы начинаем идти по тротуару.

– И еще кое-что, – кричит Фрэнки. – Мой брат – идиот, и он сожалеет.

Я откидываю голову назад, брови ползут вверх.

– Он это сказал?

– Нет, но скажет.

Мои плечи опускаются. Понятно, она знает. Я готовлюсь к жалостливым взглядам и доброжелательным словам поддержки от остальных членов семьи.

Когда переходим улицу, Чарли говорит:

– О каком брате она говорила? О дяде Томми, дяде Луке, дяде Бруно, дяде Джио или дяде Нико?

– Не забывай о дяде Пауло. У нас много дядей. – Стелла называет имена дядей со стороны своего отца, Расти.

– О дяде Брайане, – говорю я.

– У нас есть дядя Брайан? – спрашивает Стелла, пытаясь вести счет на пальцах.

Я бы хотела объяснить, но мы уже в магазине. Внутри меня встречает маслянистый, хлебный запах дома. Мистер и миссис Коста тепло приветствуют детей и меня. Томми подбрасывает тесто за прилавком. Из кухни доносится стук, где, как я полагаю, работает Мерили. Нико стоит у кассы. Джио и Лука что-то собирают у окна. По радио играют рождественские гимны.

Это идеальная сцена. Но, боюсь, что скоро мне придется с ней попрощаться.

К моему удивлению, они, похоже, не знают о том, что произошло в Нью-Йорке, или делают вид, что не знают.

Томми настаивает, чтобы я попробовала кусочек пиццы, которую он назвал «Бруно».

Конечно, она восхитительна.

Мерили следует за ним с пирогом.

– По приказу Фрэнки, детям никакого пирога, – шепчу я.

Она приветствует меня.

– Как мама сказала, так и будет. – Затем она обсуждает со мной несколько идей, которые у нее есть, и спрашивает, впишутся ли они в бюджет.

Я хочу сообщить ей хорошие новости, но правда в том, что мне лучше уволиться. Мы с Бруно с трудом уживались как начальник и подчиненный, и вряд ли теперь у нас что-то получится наверху – если он решит остаться, а не уехать на работу за границу. В любом случае, мне лучше уйти. Пока бабушка с дедушкой занимают детей, я поднимаюсь наверх, чтобы собрать вещи.

После того как убрала рождественские украшения, сложила содержимое своего стола в коробку и убедилась, что все готово к завтрашнему дню, потому что я предложу Бруно уведомление за две недели, если он не захочет, чтобы я немедленно ушла, снизу доносится знакомый голос.

Это рокочущий, авторитетный голос.

– Она не отвечает на звонки, а ее грузовик припаркован напротив пекарни.

– Домино! – кричу я, бросаясь вниз по лестнице и падая в объятия брата.

На его лице мелькает облегчение, в то же время на меня смотрит другая пара глаз. Угольно-серые, которые раньше тлели. Теперь они холодные. Свет в них погас. Я отворачиваюсь, успокоенная присутствием брата.

– Ты брат Глории? – спрашивает Томми, протягивая руку. – Я не знал, что в город приезжает ее семья. У тебя есть где остановиться? Буду рад видеть тебя в своем доме.

– Спасибо. Приехал на день раньше, потому что… – Дружелюбный взгляд моего брата меняется на жесткий, когда он отворачивается от Томми и осматривает каждого из присутствующих братьев Коста по очереди, словно оценивая, кого из них собирается убить.

В комнате становится жутко тихо, за исключением певца, исполняющего рождественские песни через динамики.

Я прочищаю горло и представляю всех присутствующих, оставляя Бруно напоследок. Он выглядит изможденным и, кажется, отрастил недельную щетину, хотя я знаю, что тот брился вчера. Мой брат пожимает всем руки, и его хватка становится особенно крепкой, когда он доходит до Бруно.

– Так ты Бруно, да? Пойдем со мной. – Ноздри Доминика раздуваются, а глаза горят.

– Нет, – говорю я. – Это, наверное, не очень хорошая идея.

– Глория, он поможет мне перевезти твои вещи. – Слово Доминика – закон.

Когда они выходят, даже радио замолкает.

– Мы увидим дядю Бруно снова? – спрашивает Чарли, как будто он тоже знает, что это могло быть и смертным приговором.

– Конечно, – говорит Томми и вопросительно смотрит на меня.

Я вздрагиваю.

– Он немного слишком опекает меня.

– Судя по тому, как вы с Бруно выглядели, когда вернулись порознь, я так понимаю, что в Нью-Йорке все прошло не очень хорошо, – замечает Томми.

Не знаю почему, кроме того, что они семья, но я беспристрастно рассказываю им о том, что произошло.

– Фрэнки говорит, что ему жаль.

– О, он сожалеет, – говорит Томми.

– Или будет, – бормочет Нико.

– В том-то и дело. Если он не заинтересован в нас, я не хочу, чтобы он чувствовал себя вынужденным или…

– О, он заинтересован, – говорит Фрэнки из дверного проема. – Он просто идиот, как я и говорила. – Неся коробку с кондитерскими изделиями, она продолжает разглагольствовать о больших мужчинах с большим эго, которые боятся больших чувств.

Я замечаю, что Лука куда-то уходит.

Невозможно не считать минуты до того момента, когда Доминик и Бруно появятся живыми и с целыми конечностями и пальцами. Я вздыхаю с облегчением.

– Твой брат может дать фору любому из нас или Хокинсу, – говорит Джио.

– Он коп, – говорю я, как будто это все объясняет.

– Рад знать, что у тебя есть поддержка. – Нико подмигивает мне.

– Между прочим, у тебя также есть мы, – говорит Томми. – Но, как сказала Фрэнки, Бруно вел себя как идиот. С тех пор, как решил называться Брайаном.

Братья тихонько подшучивают над Бруно, пока он не подходит.

Распрямив плечи, он говорит:

– Глория, можем поговорить?

Я смотрю на брата. Он коротко кивает.

– Конечно. – Я оглядываюсь по сторонам, но никто не уходит.

– Ничего, если мы прокатимся? – Я не уверена, спрашивает ли Бруно разрешения у меня или у Доминика.

Дом снова кивает.

– Конечно. – Но прежде чем мы выходим на улицу к «Ауди» Бруно, я подхожу к брату.

Он поднимает руки вверх.

– Прежде чем ты что-то скажешь, я обещаю, что этот человек позаботится о тебе.

– Под угрозой своей жизни?

– Нет, потому что он искренне заботится о тебе, – Доминик говорит так, будто провел тщательное расследование.

– Откуда ты знаешь?

– По тому, как он посмотрел на тебя, когда ты спустилась вниз.

Я вопросительно поднимаю брови.

– И ты все равно взял его на смертельную прогулку?

– Он был на моем радаре еще до того, как ты меня представила. Не забывай, это моя работа.

– Как офицера полиции?

– Как твоего брата. Кроме того, я знаю это, потому что он сказал мне. А теперь иди и послушай, что он скажет, с открытым умом… и сердцем.

Я повинуюсь приказу и выхожу на улицу. На заднем сиденье машины лежит кондитерская коробка, вокруг которой повязана красная ленточка.

Тишина заполняет салон машины, когда Бруно едет по городу. Уголки его глаз морщатся, пока он сосредоточенно смотрит на дорогу. Мужчина несколько раз открывает и закрывает рот, как будто собирается заговорить, но ничего не говорит. Когда проезжаем поворот на Акорн-лейн, я начинаю задаваться вопросом, куда мы едем.

– Мне жаль, если мой брат… эм, он может быть немного властным.

– Он любит тебя. – Слова выходят с запинками, как будто для того, чтобы их произнести, потребовались большие усилия.

Мы подъезжаем к курорту, а затем петляем по району с широко расставленными домами. Бруно заезжает на подъездную дорожку к дому облицованному снизу серым речным камнем и черепицей сверху. Крыльцо выполнено в стиле ремесленника, а широкое окно в передней части дома создает ощущение гостеприимства.

Бруно оставляет машину заведенной и смотрит вперед, как будто глубоко задумавшись.

– Это твой новый дом?

– Будет на следующей неделе, но я хотел бы узнать, ты бы… – Он замолкает и сглатывает, затем поворачивается ко мне лицом. – Мне нужно это исправить.

– Бруно, как я уже говорила, я человек, а не…

– Мне не нужно тебя исправлять. Ты идеальна. Я имел в виду себя.

– Не нужно. Я просто хочу, чтобы ты был честен.

– Я не Брайан. Мэлони назвала меня так. Сказала, что так будет лучше в бизнесе. Она обманула меня в этом и в наших отношениях. Я не хочу этого признавать, но сердечная боль изменила мои представления о любви или, по крайней мере, отправила их на зыбкую почву. Я переключил свое внимание на то, что мог контролировать – на работу. На то, что меня не обманет – на цифры. Мне казалось, что если смогу вписаться в определенную форму, просто достичь своих целей по выручке, построить компанию и сделать себя незаменимым, ну, тогда я буду чего-то стоить… для кого-то. – Он медленно качает головой.

– Не кори себя слишком сильно. Все, чему ты научился, привело тебя к…

– Никаких оправданий, Глория. Я был идиотом. Думал лишь о том, как будет выглядеть моя карьера. Я, один, наверху, в своем пентхаусе. Не хочу делать деньги для безликих миллиардеров. Я хочу помогать своей семье. Мне пришлось отбросить свою гордость и эго, чтобы увидеть это. – Он сдвигает очки на нос.

У меня перехватывает дыхание. Даже мучимый своим прошлым и борющийся со своим будущим, он все еще неотразим. Настоящий гибрид Джеймса Дина и Кларка Кента.

Бруно сжимает мои руки.

– Я хотел спросить, дашь ли ты мне второй шанс.

– Я говорю с Бруно или с Брайаном?

– Ты говоришь с человеком, который понял, что ему не нужно ждать подходящего момента, чтобы остепениться. Время пришло.

Мой пульс учащается, разгоняя тучи, которые сгустились вокруг моего сердца.

– Как я уже говорил, этот дом станет моим на следующей неделе, и мне интересно, не хочешь ли ты сделать его нашим.

– Чтобы сделать это, мы должны…

– Я пытался спросить тебя пятью разными способами. Пончик, пластинка, обруч, венок и поплавок в бассейне.

Я морщу нос.

– Как пять золотых колец? Только последнее было серебряным.

– И не налезло бы на твой палец. Ни одно из них не подходило.

– Я была бы счастлива с канноли.

– Но ты не можешь носить ни одно из них.

– По правде говоря, мне не нужно кольцо. Я бы вышла за тебя не из-за твоих денег и не потому, что мне нужно что-то блестящее. Все богатство, которое я когда-либо могла желать, я уже нашла, – отвечаю я.

– Но я хочу, чтобы у тебя было кольцо. Пока мы вместе идем по этой земле, я хочу дарить тебе свое внимание, присутствие, преданность, понимание и свое сердце.

Облака рассеиваются. Пустота внутри заполняется. Правда в глазах Бруно говорит мне все, что мне нужно знать.

– Ты просишь меня выйти за тебя замуж, Бруно Коста?

– Проверь свой карман, – говорит он.

Я роюсь в нем и достаю крошечную резиновую руку со скрепкой на пальце.

– А я-то думала, что ты серьезный. Весь такой деловой. Но у тебя есть и глупая сторона. – Я наклоняюсь через консоль, чтобы поцеловать его, но он отстраняется, его глаза пылают.

– Глория, проверь другой карман.

Мое сердце снова колотится, и я роюсь в кармане, находя бархатную коробочку. Мои глаза расширяются, когда пальцы Бруно мягко касаются моих, и он берет ее у меня. Мужчина выходит из машины, подходит к пассажирской стороне и открывает дверь.

Затем берет меня за руку и притягивает к себе.

– Я хочу быть с тобой вечно. Начиная с этого момента. Здесь. Дом, семья, будущее. – Он опускается на колено, несмотря на влажную землю. – Глория, окажешь ли ты мне честь стать моей женой? Возьмешь ли ты меня в мужья? – Он смотрит на кольцо, потом на меня, его глаза сияют. – Ты выйдешь за меня замуж?

Мое сердце прыгает, и я делаю то же самое в его объятия.

Мы поднимаемся и стоим, пока он надевает кольцо на мой палец.

– Вот и все. Назад дороги нет. – Взгляд Бруно тлеет и на сто процентов направлен на меня.

Я поднимаю подбородок.

Бруно опускает свой и наклоняется. Пространство между нами исчезает.

Наши губы соединяются.

Забудьте про треск, внутри разгорается огонь. В этом поцелуе нет ничего примирительного или нежного, как в нашем первом поцелуе у входа в «Ястреб и свисток».

Нет никакой неуверенности или колебаний, когда он ладонью обхватывает основание моей головы, а я вплетаю пальцы в его волосы.

Это Бруно и Глория. Желание и тоска. Это навсегда и вечно.

Он мой, а я его, и мы будем жить долго и счастливо.

Поцелуй становится глубже, и я чувствую, как мои волосы путаются, когда он проводит по ним пальцами. Его щетина царапает мои и без того румяные щеки, а его дыхание становится тяжелым.

Бруно прокладывает дорожку поцелуев вдоль моей ключицы, за ухом, а затем возвращается к моему рту. Мои веки трепещут, и на долю секунды мне кажется, что я вижу движение за окном дома.

В его глазах мелькают эмоции.

На моих губах расцветает улыбка.

Когда мы расстаемся, Бруно говорит:

– Я люблю тебя, эльф.

Я отвечаю еще одним поцелуем, но открывающаяся дверь, топот ног и крики «Поздравляем» прерывают этот поцелуй, и все высыпают из дома. Коста, Мерили и даже мой брат.

Бруно наклоняется ко мне и шепчет:

– С нетерпением жду, когда мы вернемся к этому позже.

– Ты планировал, что они будут здесь? А если бы я отказалась?

Он пожимает плечами.

– Это был риск, на который я был готов пойти.

Я снова целую его, потому что он действительно отбросил свое эго и гордость. Представьте, как мне было бы стыдно, если бы я отказалась от его предложения?

– Ладно, ладно, – говорит Доминик. – Оставьте это на потом. Нам нужно сделать семейное фото.

Джио устанавливает камеру на капоте машины и запускает таймер.

Мы все собираемся перед домом и улыбаемся. Одни говорят «сыр», другие – «пармезан».

Джио проверяет изображение, а затем говорит нам снова позировать.

– Не все улыбались. Или смотрели в камеру. Нико, никаких зайчих ушек.

Мы пробуем снова. И еще раз.

Когда наконец признаем, что идеального снимка не получится, Бруно отводит меня в сторону, пока все поглощают канноли, приготовленные Фрэнки – секретное содержимое кондитерской коробки. Я убеждаюсь, чтобы мне оставили одну.

Бруно бросает взгляд через плечо туда, где остальные просматривают фотографии.

– Жизнь во многом похожа на это. Отношения. Семья тоже. Беспорядочные, хаотичные, сложные и не такие надежные, как цифры, но я бы ни на что их не променял. Мне нравится это. Мне нравимся мы.

– Включая крошечную руку и эльфийские тапочки?

– Включая их. И особенно тебя, – говорит Бруно и наклоняется с тлеющим взглядом, приглашая к еще одному поцелую.