Текст книги "Бруно + Глория и пять золотых колец (ЛП)"

Автор книги: Элли Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА 5

ГЛОРИЯ

На полминуты я почувствовала ту же парящую невесомость, что и прошлым вечером, когда была в объятиях Брайана. Когда наши губы встретились в поцелуе, который до сих пор вызывает у меня головокружение и трепет в животе в его присутствии.

Это как когда у меня была первая влюбленность и несколько последующих. Ничего похожего на то, что я чувствовала с Коулом, что было больше похоже на неудобство. Скорее как якорь, оковы. Если оглянуться назад, мы были вместе, потому что это казалось правильной, разумной вещью для двух неженатых профессионалов в возрасте около тридцати лет.

Братья Бруно стоят в дверях. Мы рывком отстраняемся друг от друга, затем он вскрикивает от боли, когда острие моего каблука случайно попадает ему на ногу, прерывая мои романтические мысли. Тот же леденящий душу ужас охватывает меня, как и тогда, когда Коул написал мне: «Нам надо поговорить». Тогда я ушла, чувствуя себя оплеванной.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, кладя свою руку на руку Бруно.

На его очень твердую, скульптурно вылепленную руку, которую трудно игнорировать. Ту, которую он показывал, когда закатал рукава, чтобы приступить к работе. И еще больше я увидела, когда мужчина снял рубашку, обнажив широкую грудь с упругими мышцами. Плоскость его верхней части спины также была достойна внимания, проглядывая из-под облегающего хлопка его белой майки. Когда он поднимал вещи, его мускулы завораживали меня. Как кошка, наблюдающая за скольжением веревки туда-сюда, я почти не могла оторвать глаз.

Мужчина отдергивает от меня руку. Боль искажает его черты.

О нет. Это плохо.

Сохраняй спокойствие. И продолжай.

Но слова, на которые я полагаюсь, подводят меня, и я пищу:

– Это твоя нога?

Он поджимает губы и кивает.

– Кровь идет? – спрашиваю я.

Его ноздри раздуваются, и он качает головой.

– Мне так жаль.

Его глаза слезятся.

Это очень, очень плохо.

Я слишком хорошо знаю этот взгляд. Потому что знакома с этим особым видом боли еще с тех времен, когда была балериной.

Я сломала ногу Брайану.

На самом деле, я не была спокойна с тех пор, как мир свиданий вслепую столкнулся с моей новой работой, однако, я смогла продолжать двигаться дальше. Сейчас же я не спокойна и не продолжаю.

Мою руку словно примагничивает к его бугристой руке.

– Мне очень, очень жаль. Вчера ты страстно говорил о том, что играешь в футбол, о том, как тебе не терпится покататься на лыжах этой зимой, и теперь очевидно, что подняться в офис на втором этаже со сломанной ногой будет не маленьким подвигом. Нога. – Я прижимаю руку ко рту. – Я сейчас остановлюсь и пойду принесу тебе льда.

Я просто попридержу это все у себя в голове.

Брайан держится за край деревянного стола, его бицепсы напряжены.

Я стараюсь не пялиться, потому что сейчас не время любоваться его накачанными мышцами. Но они чертовски хороши. Мясистые. Сочные. Достаточно хороши, чтобы…

Он отходит от боли.

– Все в порядке. Я в порядке. Все хорошо. Просто принеси лед, пожалуйста. – Его голос напряжен.

– Почему бы тебе не присесть и не приподнять ногу, пока я не вернусь, – говорю я, пятясь к двери на этих дурацких каблуках, которые я планирую выбросить в мусорное ведро вместе с остальным мусором. Плохой выбор обуви. Больше никогда.

Спустившись вниз, я быстро объясняю Томми, что произошло, и прошу лед.

Он закатывает глаза.

– Большой ребенок. – Затем поднимается по лестнице и, повысив голос, кричит: – Прими боль как мужчина, Бруно. – Томми ухмыляется. – Просто заменяю нашего отца. Он бы так сказал. Или, мой личный фаворит: «Просто вотри в него немного грязи».

Не уверена, шутит ли тот, поскольку моего отца не было рядом при моих детских травмах.

– К твоему сведению, Бруно из тех, кто испытывает то, что мы называем «болевым гневом». Когда его обижают, он очень злится, что помогает отвлечься и приуменьшить физическую боль, которую он испытывает в своем теле. Это своего рода механизм преодоления боли. Не волнуйся, с ним все будет в порядке.

– Лед? – спрашиваю я.

– Ах, да. Я принесу его.

Не уверена, говорит ли Томми это потому, что знает, что я источник проблемы и, следовательно, гнева Бруно, поэтому он хочет избавить меня от ярости своего брата, или же он намеревается подколоть его по поводу травмы.

Однако я принимаю его предложение, потому что принимаю решение переобуться в свои рождественские эльфийские тапочки – так я не рискую поранить кого-нибудь еще своим высоким каблуком.

Я держу в грузовике пару образцов на случай, если кто-нибудь проявит интерес, и спешу на улицу, чтобы совершить обмен.

Холодный воздух наполняет мои легкие, как чувствительная пощечина. Вчера вечером, во время свидания вслепую, я не хотела говорить о своей новой работе и лишь упомянула, что это мой первый день, потому что боялась, что разговор об этом вызовет нервозность. Каковы были шансы, что Бруно станет моим боссом?

А сегодня утром он сказал, что наше свидание вслепую было ошибкой. Не буду врать, но мне было больно это слышать.

Это был своего рода обидный комментарий, который Коул сделал бы вскользь. Например, о том, какие глупые мои тапочки Санты, о том, что мои ноги похожи на копыта, и его обычные подколки о том, что я бездельничаю на работе, когда очевидно, что я добиваюсь желаемых результатов. Мы даже не работали в одной компании, но у него всегда было свое мнение о том, как я справляюсь со своей работой, он давал мне конкретные предложения, которые выходили далеко за рамки его компетенции – ведь он занимался автокредитованием.

Но Бруно – это не Коул. Он, вероятно, так же ошеломлен и растерян, как и я, таким неожиданным поворотом событий. Мало того, трудно понять, куда девать чувства, оставшиеся со вчерашнего вечера. Это же не пакет с остатками ужина, который можно просто выбросить.

Мы целовались.

Целовались.

Это не был простой и формальный поцелуй на ночь. Хотя и не был наполнен вожделением.

Поцелуй был вежливым, но не нерешительным.

Осторожным, но заботливым.

Мы соединились.

Да, это было относительно скромно с точки зрения поцелуев. Но в этом-то все и дело. Если не ошибаюсь, мы словно заботились о том, чтобы наш первый поцелуй был действительно хорошим, потому что оба не только хотели большего, мы хотели, чтобы он был запоминающимся. Чтобы когда-нибудь, вспоминая наш первый поцелуй, мы обменялись бы понимающими улыбками, и я бы сказала что-то вроде: «Вау, мы начали сильно». На что Бруно ответил бы: «Мы действительно отличились с самого начала». Хотя, скорее всего, он использовал бы эквивалентную ссылку на футбольный термин. Вчера вечером я сделала мысленную пометку узнать больше об этой игре. Теперь, это неважно.

Внушительная фигура Бруно затеняет окна второго этажа, видимые отсюда, с улицы. Интересно, видел ли кто-нибудь нас во время наших недолгих объятий, пока Лука и Нико не прервали их?

Мы вдвоем в обрамлении больших окон – романтическое представление, навеянное рождественскими украшениями на Мэйн-стрит: гирлянды и огни, венки и банты, огромные светящиеся коробки с подарками, припорошенные снегом, молочай и остролист, чулки и звезды.

Снег непрерывно падает с лавандово-серого неба, хотя сейчас едва ли полдень. Я привыкла к ненастной погоде, но Хоук-Ридж-Холлоу как-то приветствует ее, словно это праздничное событие, а не неудобство, связанное с закрытием дорог.

Несмотря на тяжелое начало с Бруно и травму, меня наполняет надежда, что, возможно, все получится.

Или нет. Я не должна на это надеяться.

Но мне нужно сохранить эту работу, потому что не думаю, что мистер Крампус благосклонно относится к неплательщикам.

Я поднимаюсь по лестнице в тапочках Санты – у них зеленый низ и носок с красными и белыми полосками сверху. Они длиной по щиколотку, с зелеными нитями, а завершают их трио красных, белых и зеленых помпонов. Я стратегически расположила и пришила координирующие блестки, чтобы сделать полоски более яркими. Подумывала добавить к этой паре звенящие колокольчики, но рада, что отказалась от этого, потому что представляю, как они начнут раздражать всех, кто окажется поблизости.

К моему удивлению, лестница не скрипит, и пользоваться ею гораздо легче, чем когда я ходила на высоких каблуках. Хорошее избавление.

Когда добираюсь до верха, до меня доносятся слова, от которых я замираю.

– Я собираюсь уволить ее. – Это ворчание безошибочно принадлежит Бруно. Или лучше сказать, Брайану? Учитывая, что он настаивает, чтобы его братья называли его именно так. Я чувствую, что Брайан – это его офисная личность. Это высокомерный, конкурентный, резкий парень, которого он хочет представить миру. Между тем, Бруно – это милый, внимательный и целовабельный парень, с которым я встречалась прошлым вечером.

Эти резкие слова жгут, как обветренные губы.

– Ты не можешь ее уволить, – отвечает Томми.

– Тогда ты сделаешь это.

– Почему?

– Она красивая. – Это глубокий голос Бруно.

Я отшатываюсь назад, практически врезаясь в стену. Мне определенно не следует подслушивать, но похоже, что у братьев серьезный разговор, и мое вмешательство стало бы нежелательным. Мало того, я – тема разговора, поэтому, естественно, хочу услышать, что они скажут.

В частности, что Бруно считает меня красивой. Мне холодно от пребывания на улице, но щеки мои теплые.

– Ты считаешь ее красивой, и это проблема… потому, что?.. – спрашивает Томми.

– Правила рабочего места.

Один из них сдвигает свой вес, и пол скрипит.

– Мерри что-то говорила об отношениях между персоналом, или типа того. Ну, я никогда не был тем, кто следует правилам, – говорит Томми.

– Ты просто придумываешь их на ходу. – Тон Бруно низкий, неодобрительный. – Должно быть, забавно.

Дверь на лестничную площадку открывается, значит, кто-то поднимается. Пора бежать. Я прочищаю горло, чтобы заявить о своем присутствии, когда вхожу в комнату. Бруно и Томми, должно быть, не замечают меня. Однако Лука, стоящий прислонившись к столу, кивает в мою сторону. У Нико весь день с лица не сходит глупая ухмылка, по крайней мере, когда я нахожусь рядом. Его щеки, должно быть, уже болят. Должна признаться, я слегка польщена, но мое сердце настроено на старшего брата. Или было. В прошедшем времени.

– Ты отлично разбираешься в выдумках, младший брат. Ты дал себе новое имя, – говорит Томми. Затем, повернувшись ко мне, он спрашивает: – Что ты предпочитаешь, Глория? Бруно или Брайан?

Очевидно, старший Коста заметил, что я здесь.

Выражение лица Бруно больше не искажено болью, оно смягчается. Его глаза вспыхивают, сменяясь тлением с прошлого вечера, когда он пристально смотрит на меня.

Я хочу извиниться и объяснить, что это был несчастный случай. Что больше никогда не буду носить высокие каблуки в офис. Это если у меня все еще будет работа. В конце концов, он сказал, что хочет меня уволить.

Но под его мрачным взглядом и пристальным вниманием я вздрагиваю. Нельзя отрицать, что под моей вежливой, деловой манерой поведения скрывается вспыльчивая итальянская кровь. У меня был только один брат, а не пять, но я могу постоять за себя. Если он хочет поединка взглядов, то давай, вперед, громила.

Бруно слегка наклоняет голову, словно ожидая моего ответа.

Встретившись с ним взглядом, я наконец отвечаю на вопрос Томми.

– А кто такой Брайан?

Ребята разражаются смехом над моим отрицанием существования вымышленного имени.

Томми сгибается пополам и хлопает себя по бедру, а затем по-братски обнимает меня за плечо.

– Она отлично впишется.

Единственным ответом Бруно является звон кубиков льда, когда он поправляет пакет на ноге.

Остальные продолжают дразнить его по поводу смены имени на Брайан.

– Лука, Нико, возвращайтесь к работе. Томми, иди и займись тестом. Глория, ты уволена.

Томми встает на мою защиту.

– Ты не можешь ее уволить.

– Она моя помощница. – Бруно скрещивает свои массивные, мускулистые руки под грудью. – Я могу делать то, что хочу.

– Тогда я тебя уволю, – говорит Томми.

– Хорошо. Тогда я смогу вернуться к своей настоящей работе, – шипит он.

– Это твоя настоящая работа. Настолько настоящая, насколько это возможно. Мы с тобой оба знаем, что нет ничего важнее нашей семьи. И для тебя нет ничего важнее, чем быть здесь. – Томми говорит авторитетно, оставляя за собой последнее слово.

Бруно откидывается назад, и его плечи опускаются в знак покорности.

– Ты ведешь себя не очень профессионально, Томазо, – замечает Бруно по-итальянски. К счастью, я свободно владею им благодаря своей матери.

Томми отвечает ему также.

– Это не корпоративная Америка, Бруно. Это магазинчик для мам и пап. Кстати, ты еще не был в «Маме и леденцах»? У них самый лучший шоколад.

Замечание о шоколаде прорезает пламя между ними. Их выражения лиц смягчаются.

– «Мама и леденцы». Звучит знакомо. Где это? – спрашиваю я, также на итальянском.

Четверо братьев хором: – Ты говоришь по-итальянски?

На моих губах мелькает улыбка.

– Sì.

Томми обнимает меня сбоку.

– Мы оставим ее у себя. Мама и папа будут в восторге от этой девочки. Добро пожаловать в семью, Глория. – При этом он жестом приглашает Луку и Нико выйти за ним за дверь. – Мы оставим вас, дети, разобраться во всем, как профессионалы, – говорит он через плечо.

Смех чередуется с их тяжелыми шагами по лестнице.

Вслед за ними комнату заполняет тишина.

– Могу я посмотреть на твою ногу? – осторожно спрашиваю я.

– Ты врач?

– Нет. Но я ломала несколько пальцев и плюсневых костей. Кроме того, я училась на врача скорой помощи и даже сдала экзамен. Но это было, когда я еще танцевала. Колледж был после того, как я покалечила пальцы ног.

– Почему ты вместо этого занялась бухгалтерией?

– Меньше крови и трагедий.

Похоже, он складывает эту информацию в папку в своей голове. Скорее всего, у него есть папка с надписью: «Глория – потенциально неблагополучный сотрудник».

Тем не менее, Бруно снимает носок. Я смотрю на его ногу – она очень мужественная, как и все остальное в нем, и опухшая. Но синяки минимальны, все выглядит правильно, и, к счастью, нет прокола от моего высокого каблука.

– Нельзя быть уверенным без рентгена, но думаю, что с тобой все будет в порядке.

Однако если момент, предшествовавший злополучному ранению, о чем-то говорит, то, возможно, нет. Я вспоминаю, как была в его объятиях, как наши взгляды встретились, наши губы разомкнулись от желания, а потом мы отпрыгнули друг от друга.

– Со мной все будет в порядке? – спрашивает он небрежно.

Я не в порядке.

– Если тебе станет легче, я сняла преступную обувь. – Я показываю на свои ноги. – Если хочешь, можешь торжественно выбросить их в мусорный бак или поджечь.

Эти слова эхом отдаются в моих ушах вместе со словами «Глория, ты уволена», сказанными Бруно всего несколько минут назад.

На его лице не отражается ни веселья, ни облегчения, на которые я надеялась, когда предложила ему честь уничтожить мои туфли.

– Мне не следовало там находиться.

– Вон там? – Указываю на место аварии, затем мой взгляд опускается на пол. Может быть, я ошибаюсь, и та химия, которую я чувствую, рождается из желания, чтобы все наладилось здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу, чтобы у меня здесь было будущее, чтобы когда-нибудь снова влюбиться. – Если хочешь меня уволить, я пойму.

Он качает головой.

– Последнее слово за Томми.

С облегчением усаживаюсь на стол и качаю ногами, привлекая внимание Бруно.

Он вздыхает.

– Да, я вижу, ты сменила обувь. – Голос Бруно напрягается, словно он сопротивляется словам, когда говорит: – Спасибо.

– Тапочки Санты.

– Мне нравятся блестки.

– Правда?

– Немного блесток не помешает. Возможно, мне понадобится пара.

Я улыбаюсь, но его тон ровный, поэтому не могу понять, шутит он или издевается надо мной, что неприятно напоминает об отношении Коула к моей подработке.

Затем Бруно добавляет:

– Не уверен, что смогу вернуть ногу в ботинок. Или ходить. Снова. Когда-нибудь.

Возможно, Томми был прав, и он очень мягкосердечен.

Я снимаю тапочки и показываю ему свои ноги.

– Это результат перелома пальцев ног и того, как они выглядят после танцев на них. Несколько операций спустя… – Они довольно уродливые. – Я никогда не ношу сандалии, но, как видишь, я все еще могу ходить. – Похлопывая Бруно по руке, я говорю: – Уверена, что с твоей ногой все в порядке, и она не будет выглядеть как эти копыта.

При этом я вызываю смех, который соперничает со смехом его братьев, когда я спросила, кто такой Брайан. К сожалению, это за мой счет.

До того, как Коул бросил меня, чтобы отправиться в свое астрологическое, кристаллическое путешествие к просветлению, он настаивал, чтобы я всегда держала ноги прикрытыми. На самом деле, он был первым, кто назвал их копытами. Они не такие уж страшные. Это просто ноги танцора после нескольких лет запихивания их в неудобную обувь, работая в профессиональном пространстве.

Мои внутренности слегка подрагивают. Снова надеваю тапочки, и мое настроение падает. Возможно, мои надежды были напрасны, и Бруно – грубиян. Выглядываю в окно, чтобы почувствовать рождественское настроение. Белые и разноцветные огни светятся, как яркие жевательные резинки, а снег продолжает падать.

Поднимаю подбородок, отвожу плечи назад и говорю:

– Мне нужна эта работа, и я хотела бы остаться. Я приложу все усилия, начиная с этого момента. Расскажи мне, на чем ты остановился перед тем, как мы снова чуть не поцеловались, и…

Бруно выпучивает глаза.

– Я имела в виду до того, как я раздробила тебе ногу.

– Моя нога в порядке. Ты сама так сказала.

Приподнимаю обе брови, удивленная тем, что он признает это.

Преувеличенно вздохнув, тот говорит:

– Ты можешь остаться. Только без высоких каблуков.

– Договорились. – Я протягиваю ладонь для рукопожатия.

Бруно не пожимает мою руку. Это почти как наказание, словно он знает, как сильно я хочу прикоснуться к нему, почувствовать его крепкую хватку против моей, может быть, потянуться к его предплечьям, переместиться к бицепсам…

Следующие несколько часов, сидя на своем месте, закинув ногу на ногу, Бруно отдает мне распоряжения, пока снег накапливается в сугробы на подоконнике. Его братья прощаются, уходя в конце дня. Задерживаясь допоздна, я чувствую, что Бруно – трудоголик, или ему доставляет удовольствие наблюдать, как я делаю тяжелую работу.

Кобальтовые сумерки переходят в черные, когда я заканчиваю работу, и все готово к глубокой очистке, а затем к покраске завтра. После этого мы будем готовы к работе.

У меня урчит в животе, и я морщусь, смутившись.

– Нам, наверное, пора закругляться на сегодня. – Бруно спускает ноги со стола и медленно встает.

– Нужна помощь?

– Нет, я в порядке. Помнишь?

– М-м-м. И я сохраняю спокойствие, продолжаю, – бормочу я.

Он стонет, когда нагружает ногу.

Я натягиваю пальто и закутываюсь.

– Если я спрошу, нужна ли тебе помощь при спуске по лестнице, ты снова будешь угрожать мне увольнением?

– Возможно. – Бруно, крепкий мужчина, сглатывает боль или понимает, что все не так уж плохо, и делает так, что пройти через всю комнату с травмированной ногой выглядит относительно легко. Его спуск по лестнице – это совсем другая история.

– Могу я угостить тебя ужином, чтобы загладить свою вину? – спрашиваю я.

– Никакого братания между сотрудниками не будет. – Он морщится, перенося свой вес на больную ногу, когда мы выходим на лестничную площадку.

– Понятно. А приносить печенье в офис можно?

– Спорно. Какое?

Мои губы подергиваются в улыбке, когда я затягиваю шарф.

– Какое ты предпочитаешь?

Он усмехается.

– Никогда не встречал печенья, которое бы мне не нравилось.

Я внутренне улыбаюсь, потому что мы с ним единомышленники.

– В таком случае, как насчет канноли?

– Определенно, это не повод для увольнения. – В выражении его лица мелькает огонек и также быстро исчезает.

Мы выходим на улицу. Тротуар хрустит от свежего снега, который продолжает падать. Грузовик стоит у тротуара, высокий и гордый. По крайней мере, я получила что-то стоящее от отношений с Коулом, особенно учитывая состояние здешних дорог.

– Где моя машина? – спрашивает Бруно, оглядываясь по сторонам.

Я наклоняю голову и указываю.

– Это она?

– Выглядит как куча снега.

– Здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу, он падает очень быстро. По крайней мере, я так слышала.

Бруно опускает взгляд на свою ногу, в то же время, как я улавливаю связь. У него повреждена правая нога, а это значит, что он не сможет комфортно и тем более безопасно вести машину по скользким дорогам.

– Хочешь прокатиться? – спрашиваю я.

– Нет.

Хорошо, Брайан.

– Тебя подвезти?

Он хмыкает.

– Да.

Как только мы очищаем грузовик, я включаю печку.

– Ты знаешь, как водить машину в такую погоду? – Бруно потирает руки.

– Я вожу в такую погоду с тех пор, как получила права, и мой брат заставил меня пройти курс защитных маневров. Он включал опасные условия.

– Хороший человек.

– Самый лучший. Похоже, вы с братьями тоже хорошо ладите.

Он смеется.

– Теперь ты знаешь, почему я задержался вчера вечером. Они затянут тебя в петлю и никогда не отпустят.

– Это не самое худшее. Это из-за них ты здесь, в городе?

– Можно сказать и так, но в основном из-за родителей. Они на пенсии и… – Он опускает взгляд, как будто не хочет это обсуждать.

– Хоук-Ридж-Холлоу был любимым местом моего отца. Он обещал, что когда-нибудь мы сюда поедем.

Хруст снега под шинами грузовика, когда я сдаю назад, заполняет тишину.

– Он умер до того, как ты смогла? – догадывается Бруно с удивительной мягкостью.

– Да. – Руками сжимаю руль и сосредоточено киваю. – Куда?

Бруно дает мне указания, пока я медленно проезжаю город.

– Твой брат тоже настаивал, чтобы ты водила этот монстр-трак?

– Нет, он принадлежал моему бывшему. Тот ушел в свободную и беззаботную жизнь, преследуя свое высшее «я». Это было как-то связано с его аурой и астральным телом в царстве сознания и космоса. – Я закатываю глаза.

– Звучит как настоящий победитель. – Бруно усмехается.

– Вообще-то, он проигравший. Я получила эти колеса от сделки и выжила, сохранив свою целостность, так что вот так. – Правда вырывается наружу, и я чувствую себя значимой, сильной, словно наконец-то отпустила хватку, в которой отношения с Коулом держали мою жизнь.

Украдкой улыбаюсь в сторону Бруно, потому что не могу отделаться от ощущения, что он имеет к этому какое-то отношение. Когда я работала в офисе на втором этаже, его взгляд преследовал меня. Тогда я решила, что это потому, что он трудоголик и хочет убедиться, что я все делаю правильно. Но судя по тому, как эти угольно-серые глаза задерживаются на мне сейчас, я в этом не уверена.

В конце концов, он сказал Томми, что считает меня красивой.

– Следующий поворот направо. Будь осторожна. Улица очень узкая.

На автопилоте я поворачиваю на Акорн-лейн.

– Я знаю.

– Можешь высадить меня в конце.

Комментарий врывается в мои мысли.

– Подожди, я же тебя домой везла.

– Да, это он и есть. На самом деле это ужасно, но временно. Я купил инвестиционную недвижимость рядом с курортом. Думаю, семья сможет пользоваться ей или я смогу сдавать в аренду сезонно после возвращения в город.

Я заглушаю двигатель на стоянке.

– Бруно, я тоже здесь живу.