Текст книги "Дом на полпути"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Да, я поставила машину прямо за ним. Помню, все еще удивлялась, чей это автомобиль. А потом... – Она прикусила губу. – Потом уже я узнала, что это была машина Люси. Но тогда я не знала. Я пошла в дом, рассчитывая увидеть Джо.

– Ну и?.. Дальше.

Андреа рассмеялась горьким смехом:

– Я чувствовала какое-то беспокойство, но могла ли я ожидать то, что увидела? Я открыла входную дверь и остановилась на пороге. Все, что я с порога видела, – это стол, тарелка на нем, горящая настольная лампа. Сейчас мне кажется, я тогда уже до смерти испугалась. Что-то подсказывало... Я сделала несколько шагов внутрь, и тут...

– Андреа, – взволнованно произнес Билл. Ее рука затрепетала в его ладонях.

– Я увидела пару ног на полу позади стола. Они были совсем неподвижны. Я прижала ладонь к губам. На мгновение все у меня в голове смешалось, а потом взорвалось. Наступил полный мрак. Единственное, что помню, – это острая боль в затылке и что я падаю.

– Она ударила тебя, – в ужасе выдохнул Билл, и его слова отозвались эхом.

Прошло еще некоторое время, прежде чем Эллери проговорил:

– Тот, кто это сделал, услышал звук подъехавшей машины, затаился. Можно было убежать через заднюю дверь, но уехать следовало на «форде». Это было частью плана, чтобы поставить под подозрение Люси. А когда вы вошли, надо было вывести вас из строя. Как это я не понял раньше? Эта записка... Продолжайте, Андреа.

– Мне повезло, что я была в шляпе, – продолжила девушка с полуистерическим смешком. – А может, она... может, она ударила меня не сильно. Я пришла в себя в начале десятого, несколько минут десятого. Помню только, что посмотрела на часы, хотя все было как в тумане. В комнате опять никого не было. То есть я решила, что никого нет. Я лежала на полу перед столом, там, куда упала, когда меня ударили. Голова раскалывалась. Во рту пересохло. Я поднялась и оперлась о стол. Я еще не совсем пришла в себя. И тут до меня дошло, что у меня что-то в руке.

– В какой руке? – быстро спросил Эллери.

– В правой. В той, что была в перчатке. Это был обрывок бумаги, оберточной бумаги. Вроде той, что я видела на каминной доске, развернутой.

– Ну, я и хорош! Надо было повнимательнее рассмотреть эту обертку. Но она была так изорвана. Ах, простите, Андреа. Продолжайте.

– И хотя в голове у меня плыл туман, я взглянула на нее. На ней были какие-то знаки. Я стояла у стола, как раз под лампой. И прочитала, что там написано.

– Андреа, – прошептал Эллери. – Если бы... Где эта записка? Господи, смилуйся! Вы сохранили записку, Андреа?

В темноте он не мог видеть лица девушки. Но Билл, все еще не выпускавший из своих рук ее ладонь, словно она была тоненькой нитью жизни, протянутой над бездной, почувствовал, как Андреа встрепенулась, сунула свободную руку под вырез платья и вытащила снова.

– Я знала, что придет день, несмотря ни на что, – просто сказала она. – Да, я ее сохранила.

– Билл! – воскликнул Эллери. Он вскочил и с такой быстротой бросился к друзьям, что те от неожиданности вздрогнули. – Свет. Достань коробок спичек у меня из кармана. Мне нужен свет. Да бросьте вы держаться за ручки, как школьники, скорее! Свет!

Билл смущенно стал искать спички и после некоторых усилий чиркнул одной. Щеки его были густо карминовыми. Андреа закрыла глаза от вспышки света. А Эллери, тут же наклонившись над запиской, внимательно изучал каждую букву, каждое слово, как будто этот клочок оторванной и смятой оберточной бумаги был древним священным манускриптом.

Спичка погасла. Билл зажег другую. Затем еще. Он извел почти весь коробок, пока Эллери не выпрямился, продолжая в явном замешательстве и с некоторым разочарованием рассматривать печатные буквы.

– Ну и как? – спросил Билл, снова поглощенный ночной темнотой. – Что там?

– А? – откликнулся Эллери, откинувшись на спинку кресла. – Не больно много, но и то, что есть, немаловажно. Я возьму ее, Андреа, если не возражаете. Здесь написано: «Ни слова о том, что ты видела или слышала сегодня вечером, если тебе дорога жизнь твоей матери». Слово «что» подчеркнуто жирной чертой.

– Андреа, – протянул взволнованно Билл. Однако дальше этого, очевидно, двинуться не смог.

Эллери услышал в темноте тяжелый вздох Андреа, а Билл почувствовал слабое пожатие ее руки.

– Интересно, – продолжил Эллери с отсутствующим видом. – Конечно, теперь, во всяком случае, понятно, почему вы это скрывали, Андреа. От вашего молчания зависела жизнь вашей матери, как вас кто-то, кто и был убийцей, предупредил. Задним числом все становится ясно. – Он почмокал губами. – Но я-то хорош! И как на меня нашла такая глупость? Как говорится, знал бы, соломки бы подложил. Так ваша мать, как я понимаю, ничего об этом не знает?

– О, что вы!

– И вы никому не доверили своей тайны до сегодняшнего дня?

– Как я могла? – Андреа поежилась.

– Да, тяжкое бремя, – посочувствовал ей Эллери. – Такого и врагу своему не пожелаешь.

– Но сегодня вечером... Она, должно быть, напугана. Я об этой страшной личности. Глупой была я, а не вы. И как это я так опростоволосилась? Понимаете, сегодня, когда пришла телеграмма, я совсем голову потеряла. Это было как гром с ясного неба. Я решила, что произошло что-то ужасное. Вот и помчалась в этот отель. Кто бы это ни был, он знал, что делал. Не успела я вбежать в зал – я даже не успела сообразить, что со мною сыграли злую шутку, – как чья-то рука прижала мне к носу что-то мягкое с тошнотворным запахом, и я потеряла сознание. Дальше помню только, что пришла в себя на улице на этих стульях и рядом Билл. – Андреа замолчала, и Билл от смущения, кажется, был готов провалиться сквозь землю.

– Вы не видели ничего? Лицо, руку, хоть кусочек одежды?

– Ничего.

– А рука? Какое ощущение?

– Я не чувствовала ее прикосновения. Это я предполагаю, что конечно же была рука. Но ощутила только тряпку – может, носовой платок, пропитанный хлороформом.

– Предупреждение. Опять предупреждение. Замечательно!

– Что ж тут замечательного? – удивился Билл.

– Прости, это я подумал вслух. Что ж, Андреа, предостережение не сработало. Так? Вместо того чтобы заставить вас еще крепче держать язык за зубами, это, напротив, развязало вам язык.

– Но как же вы не видите? – закричала Андреа. – Я сразу поняла, как только вы привели меня в чувство. Женщина, напавшая на меня сегодня, – это ведь та же женщина, которая ударила меня тогда в хижине и сунула мне в руку записку. Теперь я в этом уверена абсолютно.

– Да в чем? – непонимающе переспросил Билл.

– Уверена, что твоя сестра не эта женщина, глупыш! Я и так никогда не верила, Билл, что это Люси убила Джо и ударила меня в тот день. Но наверняка не знала. А теперь знаю. Люси в тюрьме, значит, это не могла быть она. Ну как ты не понимаешь? Мне это окончательно стало ясно. И сейчас я знаю, что делать. Конечно, все равно для меня важно защитить маму – даже еще важнее, чем раньше. Но эта чудовищная несправедливость по отношению к Люси... Я должна была рассказать вам все.

– Но твоя мать...

– Вы думаете, – прошептала Андреа, – что кто-то...

– Никто не знает, что вы здесь, Андреа, – успокоил ее Эллери. – И когда ваша мать вернется, мы постараемся обеспечить ее безопасность так, чтобы она ничего не узнала. Но эта записка – ни приветствия, ни подписи... Хотя такого следовало ожидать. Фразеология тоже не позволяет найти какую-нибудь зацепку. Вместе с тем довольно длинный текст оказался проблемой для автора. Слова «твоей матери» – последние в послании – с каждой буквой слабеют, слово «матери» уже почти невозможно прочитать. Наконец-то есть объяснение такому количеству истраченных спичек. Огонь сжигает только верхнюю часть пробки, чего хватает лишь на штрих-другой, и приходится снова обжигать пробку. Андреа, когда вы вошли, – и до того, как вас ударили по голове, – вы видели на столе нож с пробкой на конце?

– Нет. То есть его там тогда не было. Я увидела его только после того, как пришла в себя.

– Уже кое-что. Следовательно, перед тем моментом, как вам нанесли удар в затылок, нож был в сердце Гимбола. В промежутке между ударом и возвращением к вам сознания преступница вытащила нож, наткнула на него кончик пробки, опалила ее, оторвала кусок оберточной бумаги и написала вам записку. Прежде чем вы очнулись, она сунула листок вам в руку и уехала на «форде» Люси. А вы даже уголком глаз не видели женщину, которая вас ударила?

– Нет.

– Даже ее руку? Ну, хоть что-нибудь?

– Все было полной неожиданностью.

– Что случилось, когда вы пришли в себя?

– Прочитала записку. И ужасно напугалась. Посмотрела через стол и увидела Джо. Он лежал на полу, и вся его грудь была залита кровью. Он казался мертвым. Тут я, наверное, вскрикнула.

– Я слышал этот крик, – подтвердил Билл. – И потом сотни раз слышал его в моих снах.

– Бедный Билл. Я схватила сумочку и бросилась к двери. На главной дорожке увидела фары машины совсем рядом. Тут до меня дошло, в каком опасном положении я нахожусь, одна с мертвым отчимом. Я прыгнула в «кадиллак» и помчалась прочь. Проезжая мимо машины, прикрыла лицо платком. Разумеется, я не знала, чья это машина и кто в ней. По дорожке выехала на шоссе и умудрилась вернуться в город к половине двенадцатого. Незаметно пробралась в квартиру, переоделась в вечерний туалет и поехала в Вальдорф. Там всем сказала, что у меня был приступ мигрени, но никто и не приставал с вопросами. Ну а остальное, – закончила Андреа со вздохом до изнеможения уставшего человека, – вы и сами знаете.

– Вы получали еще какие-нибудь послания? – поинтересовался Эллери.

– Одно. Оно пришло на следующий день после... ну, вы знаете. Телеграмма. Там были только три слова: «Ничего не говори».

– Где она?

– Я ее уничтожила. Как-то не подумала, что она понадобится.

– С какой почты послана?

– Боюсь, на это я не обратила внимания. Помню, я тогда оцепенела от ужаса. – Голос Андреа стал громче. – Как я могла вам что-либо сказать, когда меня парализовала мысль, что кто-то, готовый причинить зло моей матери, следит за мной? Что будет, если я скажу хоть слово?

– Не надо, Андреа, – ласково остановил ее Билл.

– Но разве мой рассказ не меняет в корне положение Люси? Вы должны позаботиться о том, чтобы отныне обеспечить безопасность мне и маме. Сегодняшнее нападение на меня означает, что Люси не могла быть той женщиной в хижине.

– К сожалению, все не так просто, Андреа. С точки зрения закона, это отнюдь не доказательство. Поллинджер может возразить, что это нападение могло быть совершено друзьями Люси, чтобы добиться пересмотра приговора.

– К сожалению, должен согласиться с Биллом, – подтвердил Эллери. – С этой минуты мы должны действовать совершенно иначе. Андреа, я вас, как это принято говорить, бросаю – щедрый дар, учитывая обстоятельства. А вы ни словом не обмолвитесь о том, что произошло в отеле «Северный берег», даже матери. Нападавшая решит, что я потерял к вам всякий интерес за полной бесполезностью, а вы серьезно отнеслись к ее предостережению, никому ничего не сказали, и почувствует себя спокойнее. А это, полагаю, вернейшая гарантия, что никаких новых нападений на вас не будет. Кто бы это ни был, она явно не такая уж кровожадная, вы будете в безопасности.

– Раз вы так считаете, – прошептала Андреа.

– Нет, нет! Я уверен, Билл, если мы пустим все на самотек, никакой опасности не будет. – Кресло под Эллери заскрипело. – А сейчас нам, пожалуй, пора трогаться. Скоро приедет мать Андреа, и нам совсем ни к чему всякие неуклюжие объяснения и прочее.

Тут они услышали, что кто-то тяжело пробирается через кусты. Эллери замолчал на полуслове. Шум усилился. Было такое впечатление, будто огромный слепой зверь идет напролом через кустарник и деревья, ничего не видя перед собой.

– Тсс! Ни слова, Билл! – прошептал Эллери. – Спрячься! Живо! Андреа, сидите тихо. При первом же признаке опасности бегите!

Билл быстро подошел к Эллери, и оба отскочили в темноту. Эллери крепко схватил Билла за руку. Андреа сидела не шевелясь.

Раздался пьяный мужской бас:

– Андреа!

– Берк, – прошептала девушка.

– Андреа! – Крик перешел в рев. – Где ты, черт побери? Тут ни зги не видать.

Наконец Берк преодолел последние препятствия и выбрался на террасу. Он тяжело дышал, будто пробежал большое расстояние.

– Я здесь, Берк.

Джоунс что-то проворчал и стал продвигаться на голос. Билл, который стоял, пригнувшись, рядом с Эллери, напряженно всматривался туда, откуда исходил шум.

– А, вот ты где! – Пьяный смех Джоунса донесся уже с террасы. – Бегаешь от меня, Энди? Так-то ты ведешь себя со своим женихом? Я еще должен разыскивать тебя. Звоню к вам, а человек говорит, вы с матерью поехали сюда. Как насчет поцелуя? Ну-ка, иди ко мне.

– А ну, руки! – с возмущением прикрикнула на него Андреа. – Да ты пьян как свинья!

– Что значит пара стаканчиков с друзьями? Иди, иди, Андреа, поцелуйчик, и горячий!

Билл и Эллери услышали шум возни, затем звук пощечины.

– Я сказала, убери руки! – Андреа, видно, не на шутку рассердилась. – Терпеть не могу пьяных приставаний. А теперь уходи!

– Ах вот как, дорогуша, – зарычал Джоунс. – Будь по-твоему. Сама напросилась. Тебе нужны старомодные объятия? Ну-ну.

– Прекрати немедленно!

– Ага, этот филадельфийский адвокатишка с овечьими глазами лучше, да? Ну нет, не позволю, чтобы моя невеста крутилась с другими мужчинами, ясно? Нет, сэр, только не моя невеста. Ты моя собственность, Энди, я тебя никому не отдам. Ну а теперь поцелуй меня, и живо!

– Берк, хватит, между нами все кончено. Уйдешь ты, наконец, или нет?

– Кончено? Ну нет! Что ты этим хочешь сказать – кончено?

– Кончено, и все. Я расторгаю помолвку. Это была ошибка. Ты не в себе, Берк, ты пьян. А сейчас уходи, пока не натворил чего-нибудь, о чем потом пожалеешь.

– Все, что тебе нужно, малышка, – это хорошая трепка. Иди сюда!

На террасе послышались звуки борьбы. Билл решительно выдернул у Эллери руку и молча вышел на террасу. Эллери подумал, пожал плечами и еще глубже вжался под сень деревьев.

Он услышал треск разрываемой материи и глухой звук, словно кого-то толкнули. Затем удивленный голос Джоунса:

– Какого...

– Это Энджел, – мрачным голосом произнес Билл. – Я тебя не видел, но перегаром с террасы так и несет. Как твой плавник?

– А ну, отпусти воротник, чтоб тебя!

– Что, рука выздоровела?

– Ясное дело! Лучше отпусти!

Послышались новые звуки: сначала, очевидно, удар кулаком, а затем звук падающего тела.

– Конечно, драться с пьяными позор, – произнес Билл, – но с тобой иначе нельзя.

Джоунс поднялся на ноги.

– Ах, это маленький Билл, вот это кто! – проревел он. – Свидание в темноте, да? – Он мерзко выругался и попытался нанести удар.

Рука Билла сделала молниеносное движение, и Джоунс снова оказался на полу.

– Это тебе не спорт, Джоунс. Успокоился или повторить?

– Билл!

Джоунс молчал. Эллери с трудом разглядел, что он пытается подняться. И вдруг он снова прыгнул вперед. Некоторое время до Эллери доносились пыхтение и звуки ударов, наносимых кулаками. Затем снова шум падения.

Джоунс выругался. Эллери слышал, как он поднимается и пошатываясь уходит. Еще через некоторое время до него донесся шум мотора, но потом и он стих.

Эллери вышел на площадку.

– Герой! – неодобрительно обратился он к Биллу. – Знаешь, кто ты, сэр Галахад? Глупец.

– Садись, садись, – обиженно пробормотал Билл. – У меня давно руки чесались врезать этому самовлюбленному столпу общества. С первого раза, как я увидел его отвратительную рожу. И никто не смеет так говорить с Андреа.

– А где Андреа? Ее здесь не видно.

– Я здесь, – раздался ее голос.

– Где?

– Это место сугубо приватное, сэр, – мягко проговорила Андреа.

Эллери поднял вверх руки.

– В жизни не видел подобного изобретения, материально поддерживаемого присутствием маленького Эроса. Но что я могу здесь поделать! Будьте благословенны, друзья мои. Отвести вас в дом, Андреа?

– Жди меня у машины, – сказал Билл сонным голосом.

Эллери широко улыбнулся и отступил в тень. Затем услышал, как Андреа и Билл медленно направились в дом.

Когда Билл появился около машины, он был молчалив, но лицо его сияло. Эллери бросил косой взгляд на приятеля, освещаемого слабым светом приборной доски «дюзенберга», усмехнулся про себя, включил мотор и тронул машину с места.

* * *

На главной улице Эллери остановил машину, извинился и быстро зашел в аптеку. Его не было довольно долгое время. Вернувшись, проехал дальше и вновь остановился у телеграфа, зашел туда. Но через пять минут опять сел за руль.

– Что все это означает? – спросил Билл.

– Сделал пару звонков по телефону. Один – в Трентон.

– В Трентон?

– Хотел поговорить с Эллой Эмити. Но ее весь день не было в редакции. Наверное, как всегда, ведет какое-то репортерское расследование. Мозговитая дама. А потом говорил с сержантом Вели.

– По частному делу? – Билл поглубже уселся на своем месте.

Эллери завел мотор и только после этого ответил с усмешкой:

– Можно сказать и так. Наш сержант, да будет тебе известно, скала, не поддающаяся разрушительным действиям времени. Я всегда приникаю к его могучему плечу, когда мною овладевает усталость. Он, знаешь ли, Пятница моего папаши и молчаливый, как мумия фараона. В общем, Вели знает хорошее агентство и обещал немедленно пустить по следу ищеек.

Билл резко выпрямился:

– Эллери!

– А ты что думал, идиот? Твои галантные выходки в Ойстер-Бей заставили меня изменить планы. Я же знал, что делал, когда спрятался, чтобы он не видел нас. Но теперь, если он проболтается, то может наделать много бед. Твое присутствие в тех краях наверняка у кого-то вызовет подозрение.

– Не мог же я поддаться этому хлыщу, – начал оправдываться Билл.

– Конечно, конечно, Ромео, понимаю. Но нет худа без добра. В этом есть свои преимущества. Охрана порой эффективнее, когда охраняемый не знает о ее присутствии. Люди Вели будут следить за Андреа и ее матерью достаточно плотно, не бойся. Так что у них будет лучшая в этих условиях охрана.

– Но что, если тень этой чертовой убийцы поймет?

Эллери сделал обиженный вид.

– Мой дорогой Билл! Если мои распоряжения дают мне чувство безопасности, они должны радовать и тебя. В этом деликатном вопросе я очень привередлив.

– Ну ладно, ладно. Но какой будет ужас, если она узнает. Вдруг она поймет, что Андреа раскололась?

– Чего-чего?

– Что «чего-чего»?

– Как это – раскололась?

– Ну, она же рассказала нам, что произошло в тот вечер.

– Ну и что из того?

– Что-то я тебя не понимаю, – удивился Билл.

Эллери долгое время молча вел машину.

– Неужели, Билл, до тебя никак не дойдет, что преступник смертельно боится чего-то, что связано с присутствием Андреа на месте преступления в тот вечер? – наконец проговорил он. – Ты же слышал рассказ Андреа. Тебе что-нибудь стало ясно? Это вывело тебя на нужный след? Ты увидел в этом что-то опасное для преступника с точки зрения детектива?

– Нет, – нехотя согласился Билл.

– Но что-то ведь должно быть. Если бы Андреа видела убийцу хоть мельком, хоть краем глаза, только лицо, фигуру, одежду или, скажем, руку, было бы понятно, почему эта пляшущая тень считает нужным предостеречь Андреа, чтобы та держала язык за зубами. Но убийца прекрасно знает, что Андреа не видела ничего, – получив удар сзади, она мгновенно упала без сознания. Так чего же боится убийца?

– Вот и скажи, – мрачно парировал Билл.

– Слушай, Билл, как насчет того, чтобы переночевать у меня? – вдруг предложил Эллери, а затем, нажав на акселератор и пустив «дюзенберг» на полную скорость, пробормотал как бы про себя: – А может, что и выйдет. Может, что и выйдет.

– Ты это о чем?

– Да так.

– А зачем ты заходил на телеграф?

– Проверить эту сегодняшнюю телеграмму Андреа, которая заманила ее в «Северный берег».

– Ну и что?

– Ничего. Служащий не помнит, кто ее посылал.

* * *

Утром инспектор отправился на Сентр-стрит, а Эллери с Биллом остались в гостиной Квинов одни. Но вскоре зазвенел дверной звонок, и затем до них донесся голос Джуны. Тот со свойственной ему бесцеремонностью допрашивал кого-то в прихожей.

– Джуна! – позвал Эллери слугу. – Кто там?

– Девушка, – объявил Джуна, появляясь в гостиной. Мальчишка, несмотря на свой нежный возраст, был уже закоренелым женоненавистником.

– Этот жуткий тип чуть мне мозги не проел, – раздался из-за его спины голос. – Надо понимать, что женщин у вас принимают не часто. О!

Билл вскочил, прикрывая ладонями лацканы позаимствованной у Эллери полосатой пижамы и бросая взгляд на дверь спальни, но только охнул и еще глубже осел в кресле.

– Вы оба удивительно многословны, – с усмешкой заметил Эллери. – Как хорошо, что вы явились, Андреа! Вы застали нас буквально... Впрочем, не важно. Да входите же, входите! А ты, Джуна, если еще раз тявкнешь на эту даму, я тебе шею сверну.

Джуна только осклабился и скрылся на кухне. Однако тут же вернулся с чистой чашкой, блюдцем, салфеткой и чайной ложкой.

– Кофе? – спросил он у Андреа и снова улетучился.

– Какой милый юноша, – рассмеялась она, пока Эллери наливал ей кофе. – Он мне, пожалуй, нравится.

– А вы ему. Джуна обычно строг с теми, кого в душе обожает.

– Билл Энджел, я смотрю, вы от смущения готовы провалиться сквозь землю. А я-то думала, холостяков ничем не проймешь.

– Это все из-за пижамы, – краснея, принялся оправдываться Билл.

– Да, есть в ней что-то выдающееся. Это ваша пижама, мистер Квин? Благодарю. – Андреа сделала глоток кофе. Вид у нее был свежий, почти счастливый, на ней было платье веселой расцветки. От переживаний вчерашнего дня не осталось и следа.

– Это мое либидо вылезает, – с иронией бросил Эллери и обратился к Андреа: – Похоже, сегодня утром вы в лучшем расположении духа.

– Что верно, то верно. Ночь проспала без задних ног, утром покаталась на лошади по парку, и вот я здесь. А тут, оказывается, вы оба. И все еще не одеты, хотя половина одиннадцатого утра!

– Это все из-за Билла. Он, знаете ли, храпит как какой-то виртуоз. Я полночи из-за него с боку на бок ворочался.

Билл вспыхнул и сердито посмотрел на Эллери:

– Это он все врет! Я в жизни не храпел!

– Слава богу! А то я не вынесла бы жизни с храпящим мужчиной, – засмеялась Андреа.

– Ах, не вынесла бы? – парировал Билл. – Хочу – храплю, не хочу – не храплю, и хотел бы я взглянуть на женщину...

– Вы только посмотрите, как мальчик рассердился, – насмешливо проговорила Андреа. – О, Билл, как же ты мне нравишься, когда у тебя вот так загораются глаза, и ты строишь такие гримасы.

– Да, кстати, Андреа, – вмешался Эллери, – все прошло нормально? Я о вчерашнем.

– О да, – легко отозвалась она. – Мама приехала вскоре после вашего отъезда. Конечно, она очень удивилась, увидев меня, но я наплела какую-то чушь и уговорила ее вернуться в город.

– Никаких неприятностей? – с тревогой спросил Билл.

– Абсолютно никаких. Во всяком случае, не из тех, что вы называете неприятностями. – Лицо Андреа стало серьезным. – По возвращении меня ждала куча яростных посланий от матери Берка. Но, боюсь, вам это ничего не говорит: вы не знаете мать Берка.

Билл хмыкнул, сердито сверкнув глазами, а Эллери сухо заметил:

– Не имел удовольствия с ней познакомиться. А что, это тоже конь в юбке?

– Хуже. У нее заскок по части авиации – случай исключительный и в крайней форме. Она может говорить только о полетах и проест ими мозги кому угодно. Короткие седые волосы, нос как у Цезаря и богатство Мидаса. Ну так вот, милая миссис Джоунс пыталась дознаться, что случилось с ее маленьким мальчиком Берком.

– О! – воскликнул Билл, и в его глазах снова вспыхнуло беспокойство.

– Похоже, вчера поздно вечером Берк изволил явиться домой с синяком под глазом, разбитым носом и выбитым передним зубом, – сообщила Андреа, – а он, знаете ли, носится со своей внешностью как с писаной торбой. Так что какое-то время этот джентльмен на людях появляться не будет.

– Значит, лошади отдохнут, – вставил Билл.

– И само собой разумеется, – продолжила Андреа, – миссис Джоунс хотела знать, почему я расторгла помолвку. Потом в это дело ввязалась моя мама, так что мы отлично провели время. Я думала, маму хватит удар прямо на моем ковре.

– А ты?.. – спросил Билл.

– Нет, не сказала, – заявила Андреа, глядя в пол. – Я решила, что хорошего помаленьку и одного потрясения достаточно. Позже. – Она понизила голос. Потом улыбнулась и снова заговорила нормальным тоном: – Ты, наверное, хочешь спросить, зачем я пришла?

– Достаточно на день и одной заботы, – галантно вставил Эллери.

– Нет, правда. Я проснулась утром и вспомнила кое-что, о чем вчера напрочь забыла. Может, это и незначительная деталь, но вы сами сказали, что хотели бы знать все подробности.

– Андреа, – вскочил со своего места и сразу снова сел Эллери. – Это о том вечере в хижине?

– Да. То, что я видела до того, как меня ударила эта жуткая женщина.

– Что же вы видели? – Спокойствие Эллери как рукой сняло, и он в нетерпении заторопил девушку: – Что именно, Андреа? Не волнуйтесь. А важно это или нет, предоставьте решать мне. Так что это было?

– Спички. – Андреа пожала плечами. – Эти желтые спички на тарелке. Вы помните, я сказала вам, что это мелочь. Но их было не столько.

Билл вскочил, словно в голову ему внезапно пришла какая-то мысль, и бросился к окну. Внизу, на Западной Восемьдесят седьмой улице, у тротуара стоял черный роскошный автомобиль. В нескольких ярдах за ним был припаркован неопределенного вида седан, за рулем сидел, покуривая, человек с суровыми чертами лица.

– Андреа! Тебе не следовало приходить! Ты сошла с ума! До меня только что дошло. Ведь эта твоя роскошная машина так и привлекает к себе все взоры? Эта женщина может сообразить!

Андреа побледнела. Но Эллери поторопился ее и Билла успокоить:

– Никакой опасности нет. Не веди себя как старуха, сын мой. Продолжайте, Андреа, продолжайте! Что вы говорили об этих спичках? Вы сказали, что их было не столько.

Андреа смотрела широко открытыми глазами на Билла.

– Их было меньше, – с трудом выговорила она.

– Меньше? – воскликнул Эллери. – Когда?

– Когда я стояла у стола перед тем, как она ударила меня сзади по голове. Я ясно видела тарелку. Все было отчетливо видно, как на фотографии. Наверное, это мои нервы. Я была на грани, и мозг бешено работал.

Эллери оперся на стол руками с таким напряжением, что у него побелели костяшки пальцев.

– Перед тем как она вас ударила, на тарелке было меньше спичек, чем когда?

– Чем тогда, когда я пришла в себя и обнаружила у себя в руке записку, а той женщины уже не было, и на полу лежал Джо.

Эллери оттолкнулся от стола.

– Послушайте, Андреа, – четко проговорил он. – Давайте выясним все подробно до малейшей детали. Вы вошли, подошли к столу, увидели тарелку, вас ударили по голове, и когда вы пришли в сознание, то заметили, что на тарелке стало больше спичек, чем их было тогда, когда вы только пришли. Так? Теперь скажите, насколько больше? – Он это произнес голосом, в котором звучали повелительные нотки. – Думайте, думайте, пожалуйста. Мне нужно точное число.

Андреа смутилась и наморщила лоб.

– Не могу припомнить, насколько именно больше их стало, когда я очнулась. Но я помню, сколько их было на тарелке, когда я вошла в хижину.

– Этого достаточно.

– Их было шесть, я точно помню число. Шесть спичек на тарелке. Думаю, я бессознательно сосчитала их.

– Шесть. Шесть. – Эллери забегал между Андреа и Биллом. – Обожженных, да?

– О да. Шесть спичек, оторванных от картонки и использованных.

Эллери плотно сжал губы и продолжил метаться, казалось совершенно не видя ничего перед собой.

– Но, Эллери, – разочарованно заметил Билл, – какая разница, сколько спичек она видела?

Эллери отмахнулся. Андреа и Билл переглянулись сначала в смущении, а затем, когда Эллери плюхнулся в кресло и стал что-то высчитывать на пальцах, со все возрастающим возбуждением.

Наконец Квин перестал считать, и лицо его разгладилось.

– Андреа, а как было, когда вы первый раз заглянули в хижину? Я о тарелке?

– Вы имеете в виду, в восемь часов?

– Да.

– Тарелка была пуста.

– Вот это новость так новость! Вы уверены, что ничего больше не упустили? Есть тут одна загвоздка. – Эллери остановился, снял пенсне и стал постукивать им по губам.

Андреа задумалась:

– Вроде все. Думаю, это все.

– Пожалуйста, сосредоточьтесь. Стол. Постарайтесь увидеть его как тогда. Что было на нем в восемь часов?

– Пустая тарелка. Настольная лампа, выключенная, я включила ее, как, по-моему, уже говорила. Вот и все.

– А в восемь тридцать пять, когда вы вошли, – то есть перед тем, как вас ударили?

– Лампа, тарелка с шестью полуобгоревшими спичками и... о!

– О! – воскликнул Эллери. – Задели-таки мнемоническую струну?

– Было что-то еще, – пробормотала Андреа, словно во сне. – Теперь все вспомнила! На тарелке была еще картонная спичечная коробочка! Закрытая!

– А! – пропел Эллери и надел пенсне. – Интересная деталь. – Тон, каким он это произнес, и внезапно появившийся в его глазах блеск заставили Андреа и Билла со всем вниманием поглядеть на друга. – А эта спичечная коробочка, Андреа, вы что-нибудь о ней помните?

– Да нет. Только то, что она была закрыта. Обыкновенная книжечка с картонными спичками. Ну, сами знаете. Такая маленькая коробочка наподобие книжечки, где верхняя обложка заходит за полоску, о которую чиркают спички.

– Да, да. Это все, Андреа? Вы уверены?

– Я, право, не понимаю. Пожалуй, все.

Глаза Эллери блестели.

– Это заставляет нас еще раз вернуться к моменту после нападения на вас. Итак, что было на столе, когда вы пришли в себя?

– Тарелка. А на ней много таких же использованных желтых картонных спичек – вы сами видели их в тот вечер. Лампа и этот ужасный нож – в крови, со жженой пробкой на кончике.

– Ничего больше?

Она задумалась.

– Ничего. Больше ничего.

– А спичечной пачки там не было?

– Нет.

– Гм... – Эллери некоторое время пристально смотрел на Андреа. Потом поднялся и обратился к Биллу: – Как тебе понравится работенка – не отходить от Андреа ни на шаг несколько дней? Я передумал. Сейчас я должен согласиться, что некоторая опасность есть – больше, чем вчера вечером.

– Я же говорил тебе, что так оно и будет! – сердито воскликнул Билл, размахивая руками. – Андреа, что за ребячество было являться сюда так открыто. И что я, по-твоему, должен делать, Эллери?

– Забери Андреа домой. И там оставайтесь. Стань ее тенью. Не такое уж это обременительное задание, полагаю.

– Вы действительно думаете... – не очень возмущенно пробормотала Андреа.

– Так будет безопаснее, Андреа. Ох, Билл, Билл, да не стой ты как восковая фигура из музея мадам Тюссо!

Билл в мгновение ока исчез за дверью спальни и выскочил оттуда с невероятной быстротой, уже одетый и красный до корней волос.

– Минутку, – остановил его Эллери и ушел в спальню. Вернулся он с задумчивым видом, держа в руке табельное оружие полицейского – револьвер 38-го калибра. – Прихвати с собой эту железяку. Осторожно, он заряжен. Попусту с оружием не играй. Как им пользоваться, надеюсь, знаешь?