Текст книги "Квин в ударе"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Что обычно говорил Мередит о твоих мартини, Талли? Что нужно быть американцем в пятом поколении, чтобы уметь правильно их смешивать.

– Мередит был типичным снобом из среднего класса. – Уэст поднял стакан. – За упокой его души. Может, он так и не узнал, кто его убил.

Хелена поставила свой стакан.

– Талли, что думает мистер Рейфилд?

– Что процесс начнется не раньше октября.

– Я спрашивала не об этом.

– Перевожу, – сказал Кэрролл. – Каковы шансы обвиняемого?

– Этого Рейфилд не говорил. – Уэст залпом допил мартини, чего не делал никогда.

Шелковистые брови Хелены слегка сдвинулись.

– Джон, у тебя есть какой-то враг, о котором ты не знаешь, – внезапно сказала она. – Кто-то, кто ненавидит тебя достаточно, чтобы совершить убийство твоим оружием. Кто это может быть? Подумай, дорогой!

Кэрролл покачал головой.

– Я в это не верю, Хелена, – сказал Уэст, наполняя стакан. – Убийца просто воспользовался удобной возможностью. Он мог взять мое оружие, если бы оно оказалось под рукой. Вопрос в том, кто воспользовался им, чтобы убить Мередита.

– Боюсь, это уже решено, – вздохнул Кэрролл. – Спроси полицию. Спроси этого постоянно причмокивающего недомерка – ассистента окружного прокурора.

Они снова умолкли.

– Правда в том, – пробормотал наконец Джон Кэрролл, – что я действительно должен что-то предпринять…

Талли Уэст на миг встретился взглядом с Хеленой.

– Выпей еще мартини, Джон, – посоветовал он.

* * *

Кэрролл провел уик-энд, не выходя из дома. По телефону и в дверь звонили постоянно, но Хелена не разрешала ему откликаться.

К воскресному вечеру Кэрролл принял решение. Хелена слышала, как он печатает на портативной машинке, но когда она попыталась войти в спальню, дверь оказалась запертой.

– Джон! С тобой все в порядке?

– Я выйду через минуту.

Когда Кэррол отпер дверь, он засовывал во внутренний карман конверт. Выглядел он спокойным, словно одержал победу в тяжкой битве с самим собой.

Кэрролл помог жене сесть в кресло.

– Есть кое-что, о чем я не рассказывал никому – даже тебе, Хелена. Я дал слово молчать.

– О чем ты, дорогой?

– Я принял важное решение. Все, о чем я тебя прошу, – это перестать волноваться и доверять мне, что бы ни случилось.

– О, Джон!..

Он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Я вернусь через несколько минут.

Кэрролл направился к Мэдисон-авеню и вошел в пустую лавку деликатесов. В телефонной будке он набрал номер Мередита Ханта.

– Серафина? Это мистер Кэрролл. Позови миссис Хант.

Акцент Фелисии Хант вибрировал у него в ушах без обычного очарования.

– Ты спятил, Джон! Что, если мой телефон прослушивают? Ты же знаешь, что Мередит написал им!

– Я также знаю, что он понял все абсолютно неправильно, – сказал Кэрролл. – Фелисия, мне нужно повидаться с тобой. Завтра я отправлюсь в офис помогать Талли спасать обломки кораблекрушения, а по дороге домой загляну к тебе кое с кем, скажем, в половине седьмого. Ты будешь дома?

– Ты отлично знаешь, что я никуда не могу выходить так скоро после похорон, – сердито отозвалась она. – С кем ты придешь?

– Ни с кем, кого бы ты знала.

– Джон, лучше не надо…

Но он уже положил трубку.

* * *

Горничная с индейским лицом открыла дверь.

– После вас, Рудин, – сказал Кэрролл.

Мужчина, пришедший с ним, нервно шагнул в дом Ханта. Это был румяный субъект в пенсне и с розовой лысиной. В руке он держал маленький кожаный портфель.

– Сеньора ждет наверху, – угрюмо сообщила Серафина.

– Принесите мистеру Рудину журнал или что-нибудь, – попросил Кэрролл. – Это не займет много времени, Рудин.

Мужчина в пенсне опустился на край стула в прихожей. Кэрролл поднялся по лестнице со своим портфелем.

Фелисия Хант была во всем черном – даже в черных чулках. Она выглядела как персонаж карикатуры Чарлза Эддамса. На ней не было не только макияжа, но впервые за все время с тех пор, как Кэрролл познакомился с ней, драгоценностей и даже медальона. Холеные ногти были бесцветными. Пальцы машинально ощупывали место на груди, где обычно болтался медальон.

– Не хочу проявлять неуважение к старинным испанским обычаям, – заговорил Кэрролл, – но неужели этот глубокий траур так необходим, Фелисия? Ты похожа на привидение.

– Спасибо, – злобно отозвалась Фелисия. – Ты настоящий кабальеро. Там, откуда я прибыла, Джон, в определенных обстоятельствах ведут себя соответственно. К тому же я не смею и носа высунуть на улицу. Черт бы побрал этих репортеров! Что тебе нужно?

Кэрролл поставил портфель возле секретера, подошел к двери и бесшумно закрыл ее. Фелисия наблюдала за ним с внезапно пробудившимся интересом. Он огляделся вокруг и удовлетворенно кивнул при виде зашторенных окон.

– Как таинственно! – усмехнулась вдова. – Ты собираешься убить меня или поцеловать?

Кэрролл рассмеялся:

– Ты лакомый кусочек, Фелисия, но, если у меня не было на тебя аппетита год назад, он едва ли мог появиться теперь.

Фелисия бросилась на диван.

– Убирайся! Я тебя ненавижу!

– Почему? Потому что тебе понадобилось так много времени, чтобы осознать, как бы прореагировал сеньор посол – твой отец, – если бы авансы, которые ты мне делала, попали в газеты? Ты не ненавидела меня, когда преследовала по всему городу и подстерегала в ресторанах, заставляя Мередита подозревать, что я оскверняю его супружеское ложе. Ты уже забыла страстные billets-doux,[22]22
  Любовные письма (фр.).


[Закрыть] которые посылала мне, Фелисия?

– И то, как благородно ты защищал меня, ничего о них не упоминая. – Она плюнула в него. – Убирайся!

– Да, я защищал тебя, – медленно произнес Кэрролл, – но, похоже, больше не смогу этого делать. Я сказал всем – полиции, окружному прокурору, Хелене, Талли, Сэмюэлу Рейфилду, – что большую часть ночи, когда застрелили Мередита, бродил по улицам под дождем. В результате у меня нет алиби на два часа, с двух до четырех, когда, как утверждает полиция, Мередит был убит.

Судя по лицу Фелисии, она начала что-то понимать.

– Но теперь, боюсь, мне придется сказать, что с часу до половины пятого мы с тобой были вдвоем в этой комнате, Фелисия. Что у меня есть алиби в твоем лице и что я держал язык за зубами только потому, что не хотел подставить тебя.

– Ты этого не сделаешь! – хрипло сказала Фелисия.

– Нет, если смогу этого избежать. – Кэрролл пожал плечами. – Прежде всего, потому, что никто, даже Хелена, не поверит, что я провел той ночью три с половиной часа наедине с тобой, умоляя тебя уговорить Мередита не разрушать мою жизнь. А если станет известно, как ты бегала за мной и писала эти любовные послания…

Кожа Фелисии побелела как мел.

– Тогда они придут к худшему из всех возможных выводов относительно той ночи. Мне этого хочется не больше, чем тебе, Фелисия, хотя и по другой причине. Женщина в таком физическом состоянии, в каком находится Хелена, не может быть полностью уверена в своем муже, как бы он ни был ей предан. И такая история… – Кэрролл выпятил подбородок. – Я люблю Хелену, но у меня может не оказаться выбора. Ведь я не литературный герой, Фелисия. Передо мной маячит электрический стул. Это алиби – мой страховой полис. Мертвым я буду бесполезен и для Хелены, и для детей.

– Меня распнут! – крикнула Фелисия Хант. – Я ни за что этого не сделаю!

– Придется.

– Ты не можешь меня заставить!

– Если понадобится, я это сделаю.

Черные глаза сверкали бешеной яростью, но Кэрролл не отступил. Вскоре пламя погасло, и Фелисия отвернулась.

– Что ты от меня хочешь?

– Я отпечатал на машинке заявление. В данный момент ты должна только подписать его. Я привел человека, который заверит твою подпись, – он ждет внизу. Этот человек понятия не имеет, что это за документ. Я запру бумагу в моем сейфе в офисе. Не смотри на меня так, Фелисия. Ты должна понять, что я вынужден защищать себя.

– Зови своего чертова нотариуса! – прошипела она, спрыгнув с дивана.

– Лучше сначала прочитай заявление.

Кэрролл достал из портфеля продолговатый незапечатанный конверт, стянутый красной резинкой. Он снял резинку, достал из конверта сложенный лист бумаги с машинописным текстом, развернул его и протянул Фелисии.

Она дважды прочитала документ, потом засмеялась и вернула его:

– Свинья!

Кэрролл открыл дверь, держа бумагу в руке:

– Мистер Рудин, пожалуйста, поднимитесь.

Появился нотариус, платком вытирая розовую лысину. В другой руке он держал портфель. Бросив взгляд на вдову, он сразу отвернулся.

– Это миссис Фелисия де лос Сантос Хант, вдова покойного Мередита Ханта, – пояснил Кэрролл. – Вам нужно удостовериться в ее личности?

– Я видел фотографии миссис Хант в газетах. – Рудин открыл портфель и выложил на секретер штемпельную подушечку и несколько печатей, в том числе нотариальную. Из нагрудного кармана он достал авторучку размером с сигару.

– Ну, мы готовы.

Кэрролл положил на секретер заявление, сложенное вдвое – на лицевой стороне оставалось открытым только место для подписи. Он придерживал бумагу рукой. Фелисия выхватила у нотариуса ручку и подписалась злобными каракулями.

Когда нотариус завершил процедуру, Кэрролл спрятал заявление в конверт, надел на него красную резинку, положил в свой портфель и закрыл его.

– Я провожу вас, Рудин.

На лестнице они прошли мимо Серафины, которая вытирала перила влажной тряпкой и даже не взглянула на них.

В прихожей Кэрролл дал нотариусу десятидолларовую купюру, запер за ним дверь на улицу и вернулся наверх. Серафина не сдвинулась ни на дюйм, и ему пришлось обходить вокруг нее.

Вдова лежала на диване лицом к стене. Герцогиня Гойи, вид сзади, подумал Кэрролл.

– Спасибо, Фелисия. – Он усмехнулся, глядя на ее торчащий зад. – Ты спасла мне жизнь.

Она не ответила.

– Обещаю, что воспользуюсь заявлением только в крайнем случае.

Так как Фелисия продолжала его игнорировать, Кэрролл взял оставленный у секретера портфель и удалился.

* * *

Кэрролл вернулся в распоряжение суда утром в понедельник 2 октября. Проходя по битком набитому репортерами, фотографами и тележурналистами коридору и по залу суда, он мог думать только о том, куда делось лето. Июль, август и сентябрь, казалось, не существовали вовсе. Во всяком случае, они заняли куда меньше времени, чем тот ночной кошмар, в котором он оказался.

Кошмар представлял собой бессвязную последовательность эпизодов наподобие произвольно смонтированных кинокадров. Лица присяжных, сливающиеся в одно, шорох шагов, таинственные переговоры перед судейским креслом, в котором восседал человек в черной мантии, вступительные речи, вопросы, ответы, протесты, удары молоточка судьи… Внезапно наступил вечер среды, и Кэрролл вернулся в свою камеру.

Он с трудом подавил детское желание рассмеяться вслух.

Должно быть, Кэрролл заснул, ибо следующим кадром, что он увидел, был такой: Талли Уэст, взирающий на него сверху вниз, а позади него маячит знакомая фигура. Кэрролл не мог припомнить, чтобы дверь камеры открывалась или закрывалась.

Он быстро сел.

– Ты помнишь Эллери Квина, Джон? – спросил Уэст.

– Еще бы, – кивнул Кэрролл. – Эти ребята хорошо надо мной потрудились.

– Только не я, – возразил Эллери. – Я всего лишь наблюдатель.

– Одно из немногих преимуществ моего положения – возможность быть грубым, – сказал Кэрролл. – Какого черта вам нужно?

– Удовлетворения, – ответил Эллери. – Я его не получил.

Кэрролл посмотрел на своего партнера:

– Что это значит, Талли?

– Квин пришел ко мне после вчерашнего заседания и проявил интерес к твоему делу. – Уэст изобразил улыбку. – Мне показалось, Джон, что было бы неплохо поощрить его.

Кэрролл прислонился затылком к стене камеры. Голова его раскалывалась, он чувствовал, что разрывается надвое. В течение последних дней часть его ума напоминала ему о камере смертников в Синг-Синге,[23]23
  Синг-Синг – тюрьма штата Нью-Йорк в городе Оссининг.


[Закрыть] а другая часть контратаковала мыслями о Хелене, Бреки и Луанне.

– И чем же вы не удовлетворены?

– Тем, что вы застрелили Ханта.

– Спасибо. – Кэрролл засмеялся. – Жаль, что вы не входите в жюри присяжных.

– Да, но я и не должен выносить вердикт. Я не утверждаю, что вы не убивали Ханта – просто я не убежден. Что-то в этом деле беспокоило меня с самого начала, и это касалось вас. Я хочу, чтобы вы это объяснили если не ради меня, то ради вас. Времени остается меньше, чем вы, очевидно, думаете.

– Значит, дела настолько плохи?

– Хуже некуда.

– Я все рассказал Квину. – Изысканные манеры Уэста испарились напрочь – он жестикулировал длинными руками, как ветряная мельница. – Должен признаться, что у Рейфилда мало надежды. По его словам, сегодняшние показания ночного сторожа офисного здания принесли много вреда.

– Каким образом?! – воскликнул Кэрролл. – Он заявил, что не может твердо опознать меня в человеке, который входил в здание той ночью. Это был не я, Талли. Тот человек намеренно старался походить на меня – надел такие же пальто и шляпу, прихрамывал, зная, что меня ранили в ногу на Лейте. Он пробрался в наш офис и украл мой пистолет. Мне казалось, это должно быть понятно даже ребенку!

– А каким образом у постороннего оказался ключ от вашего офиса?

– Откуда я знаю? Откуда мне знать, что это вообще был посторонний?

Последовало молчание. Кэрролл сердито вскинул голову:

– Вы не верите мне. Никто из вас мне не верит.

– Дело не в этом, Джон. – Уэст начал мерить камеру шагами.

– Слушайте, – заговорил Эллери. – Уэст сказал мне, что вы намекали на важную информацию, которую вы утаиваете по какой-то невообразимой причине. Если она поможет оправдать вас, Кэрролл, советую вам немедленно выложить все начистоту.

Где-то закричал в обширных коридорах заключенный. Уэст перестал ходить взад-вперед. Кэрролл стиснул ладонями голову.

– Да, я сделал кое-что в ту ночь, что может меня оправдать.

– Что?! – воскликнул Уэст.

– Но это может быть понято неправильно и притом весьма скверно.

– Более скверно, чем камера смертников в Синг-Синге? – пробормотал Эллери.

– Женщина! – с отвращением произнес Уэст.

– Правильно, Талли. – Кэрролл не смотрел на Эллери, оскорбленный его нетактичностью. – И я обещал ей воспользоваться этим только в крайнем случае. Видит бог, я молчал не ради нее, а ради Хелены. Хелена любит меня, но она женщина и к тому же больная. Если она мне не поверит…

– Будем говорить прямо, – прервал Эллери. – Вы были с другой женщиной во время убийства и можете доказать свое алиби?

– Да.

– И он молчал об этом! – Уэст опустился на стальную койку рядом с другом. – Какой же ты идиот, Джон! Неужели ты не доверяешь Хелене? Что произошло? Кто эта женщина?

– Фелисия.

– О!

– Миссис Хант? – резко осведомился Эллери.

– Да. Той ночью я бродил под дождем, пытаясь сообразить, как удержать Мередита от разоблачения моей растраты. Потом я подумал о Фелисии. Она всегда могла добиться от Мередита того, что хотела. Я позвонил ей из телефонной будки и спросил, могу ли я зайти к ней. Конечно, я был в панике… – Кэрролл умолк.

– Ну? – поторопил его Уэст.

– Когда я позвонил, Фелисия еще не спала – читала в постели – и сказала, чтобы я приходил. Она сама меня впустила. Горничная, вероятно, спала – во всяком случае, я не видел Серафину.

– В котором часу это было? – спросил Эллери.

– Я пришел туда около часа ночи и ушел в половине пятого. – Кэрролл усмехнулся. – Теперь вы понимаете, почему я молчал о нашей встрече. Мог ли я ожидать, что жена поверит, будто я провел три с половиной часа среди ночи наедине с Фелисией в ее спальне – к тому же на ней были только прозрачные ночная рубашка и пеньюар, – просто разговаривая? Тем более, что разговор ни к чему не привел.

– Три с половиной часа? – Эллери поднял брови.

– Фелисия не видела никаких причин, по которым должна была спасать мою шкуру. Очаровательное существо. – Плечи Кэрролла поникли. – Сомневаюсь, чтобы я сам поверил в подобную историю.

– Если бы я так хорошо не знал Джона, Квин, я бы тоже в этом усомнился, – сказал Уэст. – Фелисия была без ума от него, но он оставался к ней равнодушен. Полагаю, Джон, той ночью она предложила сделку?

– Что-то вроде того.

– Одна ночь любви в обмен на ее влияние на Мередита в твою пользу. Да, это похоже на либидо Фелисии за работой. Но Хелена… – Уэст нахмурился. – Та еще ситуация.

– Придется идти на риск, – сказал Эллери. – Кэрролл, миссис Хант подтвердит ваше алиби в суде?

– Ей будет нелегко отрицать собственную подпись. Я заставил ее подписать заявление в присутствии нотариуса.

– Отлично. Где это заявление?

– В моем сейфе в офисе. В простом конверте с надписью «Конфиденциально», перехваченном красной круглой резинкой.

– Предлагаю вам разрешить Уэсту открыть сейф прямо сейчас. Я бы хотел при этом присутствовать.

Кэрролл закусил губу, потом кивнул.

– Вы знаете комбинацию, Уэст?

– Если Джон не изменил ее. Это сейф с буквенной комбинацией, для которой можно использовать любое слово. Джон, комбинацией по-прежнему служит слово «Хелена»?

– Прошлым летом я четыре раза менял комбинацию. Сейчас это слово «Спасение».

– Подходяще, – усмехнулся Уэст. – Ну, Джон, если карточка «Сезам, откройся», которую Квин держит в своем бумажнике, снова подействует в этой Бастилии, мы скоро вернемся.

* * *

Менее чем через полтора часа надзиратель впустил их в камеру Кэрролла. Эллери держал в руке конверт, который он положил на койку.

– Ну, Кэрролл, давайте посмотрим.

– Вы еще не открывали конверт?

– Предпочитаю, чтобы вы сами это сделали.

Кэрролл снял с конверта резинку и засунул пальцы внутрь.

– Ну, Джон? В чем дело? – нетерпеливо спросил Уэст.

– Это шутка? – Пальцы Кэрролла шарили в конверте.

– Шутка?

– Конверт пуст! Заявление исчезло!

Эллери выглядел заинтересованным. Он взял конверт из дрожащей руки Кэрролла, открыл его и заглянул внутрь.

– Когда вы видели содержимое последний раз?

– Летом я открывал сейф несколько раз убедиться, что конверт на месте, но мне не приходило в голову заглядывать в него. Я считал это само собой разумеющимся… – Кэрролл спрыгнул с койки. – Никто не мог открыть этот сейф – даже моя секретарша! Никто не знал комбинацию!

– Джон, Джон! – Уэст встряхнул его.

– Каким же образом… Сейф не был взломан, Квин?

– Никаких признаков взлома.

– Тогда я ничего не понимаю!

– Всему свое время. – Эллери взял Кэрролла за руку и усадил на койку. – Потеря не обязательно окажется роковой, Кэрролл. Вам только нужно убедиться, что миссис Хант явится в суд и повторит свое заявление под присягой. Ее все равно бы вызвали в качестве свидетельницы, если бы заявление представили как вещественное доказательство. Не так ли, Уэст?

– Да. Я немедленно отправляюсь к Фелисии.

Кэрролл грыз ногти.

– А если она не согласится, Талли?

– Согласится. – Голос Уэста был мрачным. – Вы пойдете со мной, Квин? Я предпочел бы, чтобы разговор проходил в присутствии непредубежденного свидетеля. Не беспокойся, Джон.

Они вернулись в камеру Кэрролла на рассвете. Кэрролл сидел на койке, стряхивая остатки сна. Монашеское лицо его партнера приобрело невиданную ранее дряблость. Взгляд Кэрролла метнулся к высокой тени в углу камеры.

– Что случилось теперь? – спросил он.

– Боюсь, что самое худшее. – В голосе Эллери звучала тревога. – Дом Ханта заперт, Кэрролл. Похоже, Фелисия Хант исчезла.

* * *

Джон Кэрролл впал в ступор. Эллери и Уэст пытались отвлечь его разговорами, пока тюрьма не начала просыпаться.

– Безнадежно… – бормотал Кэрролл.

– Нет, – возразил Эллери. – Это только выглядит безнадежным, Кэрролл. Умник, который расставляет другому сети, обычно попадает в них сам. Дело становится все более запутанным, и это хорошо, а вовсе не безнадежно.

Но Кэрролл только качал головой. Уэст бродил по камере.

– С другой стороны, Квин, нужно смотреть фактам в лицо. Джон потерял свое алиби – единственное, что могло его спасти.

– Временно.

– Мы должны вернуть это алиби!

– Согласен. Перестаньте ходить кругами, Уэст, – это меня нервирует. – Уэст остановился. – Спасибо от нас обоих. Нам нужно найти эту женщину.

– Конечно. Но с чего начать? Вы мне поможете, Квин?

Эллери улыбнулся:

– Я надеялся, что вы попросите меня об этом. Буду рад помочь, если я нужен Кэрроллу.

Человек на койке поднял голову:

– Нужны мне? Сейчас я бы принял помощь от самого дьявола! Вопрос в том, что вы можете сделать?

– То и это. Закуривайте. – Эллери вставил сигарету между опухшими губами Кэрролла. – Уэст, вы выглядите изможденным. Как насчет того, чтобы пойти домой и немного поспать? Заодно позвоните моему отцу, сообщите об исчезновении Фелисии Хант и попросите его от моего имени заняться этим немедленно.

Когда Уэст вышел, Эллери сел на койку. Некоторое время он наблюдал за курящим заключенным, потом обратился к нему:

– Кэрролл.

– Что?

– Перестаньте себя жалеть и слушайте меня. Для начала попробуем разобраться в истории с исчезнувшим заявлением. Когда и где вы встретились с Фелисией, чтобы она подписала его? Сообщите мне все факты, какие можете вспомнить.

Эллери внимательно слушал Кэрролла. Когда тот умолк, он кивнул:

– Нечто подобное я себе и представлял. Когда Фелисия Хант подписала заявление, а Рудин заверил ее подпись и ушел, вы вернулись в офис с конвертом в портфеле. Вы положили конверт в ваш сейф, не проверяя его содержимое, заперли сейф и установили на диске новую комбинацию. Вы утверждаете, что, когда вы еще три или четыре раза открывали сейф убедиться в наличии конверта, никто не мог забрать оттуда заявление, пока сейф был открыт, или подсмотреть новую комбинацию, которую вы устанавливали.

Когда конверт наконец покинул сейф вчера вечером, единственные руки, кроме ваших, которые к нему прикасались, были мои. А я ручаюсь, что заявление не могло быть украдено у меня или выпасть из конверта по пути сюда. – Эллери постучал по конверту в вялой руке Кэрролла. – Значит, конверт был уже пуст, когда я достал его из сейфа. Он был пуст несколько месяцев, Кэрролл, – еще до того, как вы положили его в сейф.

Кэрролл ошеломленно уставился на конверт.

– Возможен только один вывод. – Эллери зажег две сигареты – для Кэрролла и для себя. – Единственный раз, когда конверт не был в вашем физическом распоряжении, в сейфе или у меня в руках, это пара минут в доме Ханта. Вы сказали, что, когда Фелисия подписала заявление и Рудин заверил подпись, вы положили заявление в конверт, а конверт в ваш портфель, после чего спустились проводить Рудина. В течение этой пары минут портфель с его содержимым находился вне вашего поля зрения и контроля. Следовательно, великое исчезновение произошло именно тогда. А так как в комнате с портфелем находилась только миссис Хант…

– Фелисия?

– Кто же еще? Почему, по-вашему, она украла заявление, которое только что подписала?

– Фелисия обманула меня, черт бы ее побрал! – воскликнул Кэрролл. – А теперь она скрылась, чтобы не давать показаний под присягой!

– Мы вернем ее, даже если она находится в Литтл-Америке.[24]24
  Литтл-Америка (Маленькая Америка) – база в Антарктиде на берегу залива Китов, основанная американским контр-адмиралом Ричардом Э. Бердом в 1929 г.; потом использовалась для экспедиций.


[Закрыть] – Эллери встал и похлопал Кэрролла по плечу. – Бодритесь, Джонни.

* * *

Местопребывание Фелисии Хант оставалось тайной ровно столько времени, сколько понадобилось Эллери, чтобы добраться из тюрьмы в Главное полицейское управление. Его отец только что прибыл и просматривал рапорты.

– Да, Уэст звонил мне, – ответил инспектор, не поднимая голову. – Если бы он не положил трубку, я бы через три минуты мог сообщить ему, где находится Фелисия Хант… Черт возьми, где же показания Грирсона?

Эллери терпеливо ждал, пока минует кризис.

– Ну? – сказал он наконец.

– Что? А! – Инспектор Квин откинулся на спинку стула. – Все, что мне понадобилось, – это позвонить Смоллхауссеру в окружную прокуратуру. За пару дней до начала процесса Кэрролла – утром в прошлую субботу – вдова Ханта явилась к прокурору в жутком траурном облачении и в сопровождении своего врача. Доктор заявил Смоллхауссеру, что миссис Хант пребывает в состоянии серьезного нервного стресса и не может вынести испытания судом, поэтому он советует ей уехать из города. Вроде бы прошлым летом она купила коттедж на севере Уэстчестера,[25]25
  Уэстчестер – округ в штате Нью-Йорк.


[Закрыть] и ей было бы неплохо провести там несколько дней, если окружной прокурор не возражает. Ну, Смоллхауссеру это не понравилось, но он рассудил, что, поскольку в коттедже имеется телефон, он всегда может вернуть ее в город за пару часов. Поэтому он дал добро, она предоставила горничной недельный отпуск и отправилась в коттедж в субботу после полудня. А из-за чего такая суета?

Эллери рассказал ему. Инспектор внимательно слушал.

– Вот почему Уэст держался так таинственно! – воскликнул он. – Алиби! Окружному прокурору это понравится!

– И Рейфилду тоже. Он еще ничего не знает.

Инспектор с подозрением посмотрел на сына:

– А какова твоя ставка в этой игре?

– Правда, – напыщенно отозвался Эллери. – И желание, чтобы она восторжествовала.

Его отец что-то буркнул и потянулся к телефону. Когда он положил трубку, в его блокноте был записан, телефонный номер в Маунт-Киско.

– Звони ей сам, – сказал инспектор. – Я играю за другую команду. И не вздумай пользоваться здешним телефоном для междугородного разговора! Ты знаешь, где будка.

Эллери вернулся в кабинет через сорок пять минут.

– Что теперь? – осведомился инспектор Квин. – Я ухожу на совещание.

– Она не отвечает.

– Кто?

– Миссис Хант. Я звонил ей с пятиминутными интервалами. Она либо залегла в преждевременную зимнюю спячку, либо вернулась в Центральную Америку очаровывать идальго.

– Либо просто не берет трубку. Слушай, сынок, у меня сегодня утром работы по горло. Да и дело уже ушло из моих рук. Продолжай звонить – рано или поздно она ответит.

Эллери пытался весь день, время от времени забегая в зал суда. В начале четвертого ассистент окружного прокурора закончил допрашивать свидетелей обвинения, и судья по просьбе зашиты объявил перерыв до следующего утра.

Эллери умудрился заглянуть еще в несколько мест и вернуться, когда Джона Кэрролла уводили из зала. Кэрролл шел так, словно его колени вот-вот подогнутся. Выходя, Эллери встретился взглядом с Талли Уэстом, склонившимся над расстроенной Хеленой Кэрролл. Уэст кивнул и вскоре подошел к Эллери:

– Что с Фелисией? Она будет свидетельствовать?

Эллери посмотрел на репортеров, окруживших массивную фигуру Рейфилда. Некоторые оглядывались, держа нос по ветру.

– Мы не можем разговаривать здесь. Давайте выйдем.

– Сначала я должен отвезти Хелену. – Уэст был напряжен, словно ожидая удара. – Где мы встретимся?

– В кабинете моего отца, как только вы сможете туда добраться.

– Как насчет Рейфилда?

– Лучше ничего ему не говорить, чтобы газетчики не подслушали. Мы можем связаться с ним вечером.

Было почти пять, когда высокий адвокат почти вбежал в кабинет инспектора. Он выглядел загнанным.

– Простите, но Хелена не давала мне покоя, пока я не рассказал ей об алиби Джона. Теперь она расстроена еще сильнее. Черт возьми, почему Джон не доверился ей с самого начала? – Уэст вытер лицо. – Полагаю, вы скажете мне, что Фелисия отказывается сотрудничать?

– Я почти хотел бы, чтобы это было так, – вздохнул Эллери. – С половины девятого утра я звонил миссис Хант и попытался снова всего десять минут назад. Она не отвечает. Ее там нет!

– Может быть. – Инспектор Квин казался встревоженным. – Эллери, почему бы тебе не обратиться в полицию штата? Мы получили бы рапорт о ней через час.

– Нет. – Эллери поднялся. – Уэст, вы приехали в вашем автомобиле?

– Нет, в такси.

Эллери посмотрел на отца. Старик махнул рукой и вышел, бурча на ходу:

– Я должен обследовать свою голову! Вели, приведи машину.

* * *

Они выехали из города. Сержант Вели вел машину, инспектор Квин мрачно восседал рядом с ним. Позади них Эллери и Уэст обозревали пейзаж в противоположные окна. Уже стемнело.

Сержант свернул с дороги возле Маунт-Киско.

– Остановись у заправочной станции. – Это были первые слова, произнесенные инспектором с тех пор, как они покинули город.

– Стоуни-Райд-роуд? – переспросил местный механик. – Это недоезжая Бедфорд-Хиллз. Кого вы ищете?

– Коттедж Ханта.

– Ханта? Никогда не слышал о таком.

Эллери высунулся в окошко:

– Как насчет Сантос?

– Сантос? Дама с такой фамилией купила прошлым летом коттедж старого Микера. Поезжайте по этой дороге мили полторы…

– Использовала девичью фамилию, – заметил Уэст, когда они двинулись дальше. – Мередиту это бы не понравилось.

Квины промолчали.

Стоуни-Райд-роуд извивалась в разные стороны. Темнота сгущалась. Проехав три мили и увидев только два дома, они наконец обнаружили коттедж Фелисии Хант. Сержант Вели едва не проскочил мимо – в окнах было темно.

Вели свернул на подъездную аллею между двумя поросшими мхом колоннами.

– Нет, Вели, остановись здесь и свети фарами в сторону дома. – В голосе инспектора слышалась тревога.

– Она уехала или вообще сюда не приезжала, – проворчал Уэст. – Что я скажу Джону?

Эллери вышел, позаимствовав у сержанта фонарь. Инспектор положил свою маленькую высохшую руку на руку Уэста.

– Нет, мистер Уэст, мы подождем здесь.

Среди дикорастущих деревьев примостился коттедж из необработанного камня с крытой дранкой крышей. Эллери осветил фонарем дверь, потом толкнул ее ногой. Дверь открылась, и он шагнул внутрь. Вскоре в прихожей зажегся свет.

Эллери пробыл в доме ровно две минуты. При виде его лица инспектор Квин и сержант Вели выскочили из машины и вбежали в коттедж.

– Можете посоветовать Джону забыть о своем алиби, Уэст, – сказал Эллери. – Она лежит там мертвая.

* * *

Фелисия Хант лежала на полу спальни лицом вниз, что было некстати, так как ее затылок превратили в месиво. Окровавленные обломки тяжелой глиняной вазы, раздробившей его, валялись вокруг вместе с увядшими хризантемами, напоминавшими огромных мертвых насекомых. Одна из них упала на правую ладонь мертвой женщины.

Уэст судорожно глотнул и быстро отступил в прихожую.

Тело Фелисии обтягивало полосатое платье, переливающееся всеми цветами радуги. На руках и шее поблескивали драгоценности. На босых ногах еле держались шлепанцы с помпонами. На мертвых губах, щеках и глазах полностью отсутствовали признаки косметики.

– Она мертва минимум четыре дня, а может, и все пять, – сказал инспектор Квин. – Как по-твоему, Вели?

– Скорее четыре, – отозвался сержант. – С прошлого воскресенья, инспектор. – Он посмотрел на закрытые наглухо окна.

– Лучше не трогай их. Вели.

Двое мужчин поднялись. Они не прикасались ни к чему, кроме тела, и то с величайшей осторожностью.

Эллери тупо наблюдал за ними.

– Нашел что-нибудь, сынок?

– Нет. Дождь прошлой ночью смыл все следы шин или ног. В холодильнике лежат испорченные продукты, а ее машина аккуратно стоит в гараже за домом. Никаких признаков ограбления. – Неожиданно Эллери добавил: – Вам ничего не кажется странным в ее внешности?

– Да, – ответил сержант Вели. – Ей бы больше подошла не хризантема, а лилия.

– Заткнись, Вели! Что ты имеешь в виду, Эллери?

– То, как она одета.

Они уставились на тело. Талли Уэст оставался в дверях.

– Она нарядилась, словно кого-то ожидала, – заметил сержант.

– Совсем наоборот, – возразил инспектор Квин. – Женщина, получившая такое строгое воспитание, ожидая посетителя, надела бы чулки и туфли, Вели, а не расхаживала бы в шлепанцах на босу ногу. Она даже не наложила макияж на лицо, не накрасила ногти. Нет, она никого не ждала. Что тебя смутило в ее одежде, Эллери?