Текст книги "Квин в ударе"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Эллери Квин
«Квин в ударе»
СМЕРТЬ ДОН ЖУАНА
АКТ ПЕРВЫЙСамый ранний отчет о смерти Дона Жуана Тенорио – испанского распутника XIV века, который, по словам его лакея, за свою жизнь наслаждался объятиями не менее чем двух тысяч девятисот пятидесяти четырех любовниц, – гласит, что великий любовник был убит в монастыре францисканскими монахами, взбешенными его поведением. Но поэты и драматурги в течение четырех столетий считали подобное окончание блистательной карьеры Дона Жуана слишком тривиальным. Однако против их версий никак нельзя выдвинуть подобное обвинение.
Дон Жуан, утверждают они, посеял семена собственной гибели, лишив девственности благородную молодую даму, дочь командора из Севильи. Хотя подобное приключение отнюдь не было первым для знаменитого распутника, оно являлось таковым для молодой дамы. В результате Дон Жуан был вынужден драться на дуэли с ее отцом, командором, которого он убил.
Далее поэтическое воображение воспаряет ввысь. Дон Жуан посещает гробницу последней жертвы своей шпаги. Мраморная статуя испанского гранда украшает гробницу. Дон Жуан приглашает статую на пир – абсолютно необъяснимый жест, учитывая обстоятельства. Потерпев неудачу во плоти, мраморный аристократ хватается за повторный шанс отомстить соблазнителю своей дочери. Каменный гость является на пир, хватает распутника в свои железные объятия и тащит его в ад. Занавес.
Этот подмененный Дон Жуан насчитывает среди любящих приемных родителей Мольера, моцартовского либреттиста да Понте, Дюма-отца, Бальзака и Шоу. Теперь к списку следует добавить скромное имя Эллери Квина. Согласно Эллери, Дон Жуан в действительности был убит в новоанглийском городке, именуемом Райтсвилл. Вот как это произошло.
Со времен Уильяма Ш. Харта и Уоллеса Рида[1]1
Xарт, Уильям Шекспир (1865–1946) и Рид, Уоллес (1891–1923) – американские актеры и режиссеры. (Здесь и далее примеч. пер.)
[Закрыть] драматические аппетиты Райтсвилла питал кинотеатр «Бижу» в Хай-Виллидж. Когда урожайные годы кинематографического искусства в результате исторических событий сменились скудными, владелец «Бижу» купил старый склад металлолома на шоссе 478 и на его месте построил первый в округе Райт кинотеатр под открытым воздухом, заменивший Сосновую рощу на разъезде в качестве места свидания для тех, кто молод душой.
На дверях покинутого «Бижу» осталась вывеска, и председатель райтсвиллского совета по недвижимости, чей офис находился напротив пустого здания, по другую сторону Лоуэр-Мейн, неоднократно клялся, что однажды темной ночью он сотрет это бельмо с честного лица Хай-Виллидж и взорвет чертов кинотеатр, на который ему тошно смотреть.
Но внезапно заброшенное здание купил Скатни Блуфилд.
Скатни Блуфилд был редким экспонатом в раитсвиллском зверинце. Когда молодежь первых семейств города достаточно подросла, чтобы с пользой инвестировать свои деньги, Скатни не нашел ничего лучшего, чем пуститься в игры с ними. Семь поколений Блуфилдов трудились для того, чтобы превратить жизнь Скатни в сплошную грандиозную игру. Как часто говорил он сам, его призванием были хобби. Он коллекционировал такие экстраординарные предметы, как пояса целомудрия, пули Минье[2]2
Пули Менье – применявшиеся во время Гражданской войны в США конические пули с полым основанием, расширявшиеся при выстреле. Изобретение французского офицера Клода Этьена Минье (1814–1879).
[Закрыть] и засушенные головы, финансировал экспедиции с целью доказать существование Атлантиды и раскопать кости Гомера, метался от йоги и дзен к вуду,[3]3
Йога – метод управления психикой и физиологией человека в религиозно-философских системах Индии. Дзен – одна из школ буддизма. Вуду – политеистическая религия, распространенная среди негров Вест-Индии и происходящая от африканских культов.
[Закрыть] возвращаясь затем к конгрегационалистской церкви.[4]4
Конгрегационализм (индепендентство) – одно из радикальных направлений кальвинизма.
[Закрыть]
Старый особняк Блуфилдов на Холме постоянно наводняли нахлебники, на которых никто в Райте-вилле даже не взглянул бы и которых Скатни именовал «моей человеческой коллекцией». Внешне Скатни Блуфилд походил на беременную крольчиху, но в этом толстом маленьком холостячке было детски упрямое простодушие, которое некоторые находили привлекательным.
Скатни купил «Бижу», собираясь открыть театр. Готовясь к этому, он прожил два года в Нью-Йорке, где изучал драматические искусства и финансировал постановку пьесы, наблюдая, как профессионалы тратят его деньги на абсолютно провальное, но полезное с просветительской точки зрения мероприятие. После этого он поспешил домой организовывать любительскую труппу.
– Никаких красных амбаров, окруженных штокрозами, – говорил он репортеру «Райтсвиллского архива». – Мой план – создать репертуарный театр, где круглый год будут играть местные таланты.
– Но никто в этих местах никогда не играл даже вторых ролей в профессиональных труппах, – возразил репортер. – Почему вы думаете, что они станут делать это в любительских?
На это маленький человечек подмигнул розоватыми глазками.
– Подождите и увидите.
Секретным оружием Скатни являлась Джоан Траслоу. Джоан была тем, что парни в кафе называли «клевым маленьким сусликом», с натуральными светлыми волосами и огромными фиалковыми глазами. Она изучала драму в университете Мерримака, когда ее отца свалил артрит, и Кейафас Траслоу был вынужден оставить пост секретаря Городской Корпорации. Джоан пришлось вернуться домой и устроиться секретаршей в похоронное бюро на Аппер-Уислинг. Она первая отозвалась на призыв Скатни, и, прослушав ее, он пришел в восторг.
– Чудесно! – шепнул Скатни Роджеру Фаулеру. – Мы все будем гордиться этой девушкой!
Это замечание не утешило Роджа. Инженер-химик, он использовал долю в пироге своего двоюродного дедушки Фаулера, чтобы купить одну из заброшенных фабрик на берегу Уиллоу в Лоу-Виллидж и превратить ее в компанию «Фаулер кемикалз». Его интерес к театру Скатни Блуфилда был строго гормональным – он преследовал Джоан Траслоу с тех пор, как достиг половой зрелости. Чтобы не упускать ее из виду, молодой Фаулер предложил свои услуги Скатни, который был не из тех, кто смотрит дареному коню в зубы. Театр нуждался в технике, отвечающем за плотничные работы, реквизит, свет и прочие скучные, но необходимые детали. Поэтому, покуда закулисные работы шли полным ходом, Скатни не заботило, сколькими возможностями пользуется Роджер, чтобы загнать в угол мисс Траслоу и sotto voce, con amore[5]5
Вполголоса, с любовью (ит., муз.).
[Закрыть] пытаться продать ей химическую продукцию для домохозяек.
Скатни переделал «Бижу» снаружи и внутри, переименовав его в «Райтсвиллский театр». Это стоило ему целого состояния, и Эмелин Дюпре стала первой, кто взял на себя труд озвучить весть судьбы. (Мисс Дюпре, рупор всех городских новостей, преподавала танцы и актерское мастерство детям райтсвиллского haute monde.[6]6
Высший свет (фр.).
[Закрыть])
– Скатни не получит ни цента прибыли, – заявила Эмелин.
На сей раз «рупор», кажется, провозгласил правду. Несмотря на Джоан Траслоу, идея театра обернулась полным провалом. Скатни пробовал ставить Шоу, Кауфмана и Харта, Теннесси Уильямса, даже Ионеско и Ануя (последние были зачаты в отчаянии и рождены в несчастье), комедии, фарсы, мелодрамы, трагедии, традиционные и эксцентричные пьесы, но с каждым представлением зал становился все менее заполненным.
– Конечно, пока что мы не слишком преуспеваем, – размышлял вслух Скатни после очередной удручающей недели.
– Джоан превосходна, и ты это знаешь, – не удержался Роджер.
– Спасибо, сэр. – Ямочки на щеках у Джоан сводили Роджера с ума. – Я думала, вы против того, чтобы женщины делали карьеру.
– Не все женщины, а только ты, – ответил Роджер, ненавидя себя за то, что ямочки сразу исчезли. – Слушай, Скатни, сколько еще доставшихся тебе по наследству бабок ты готов угробить на это сооружение, которое мы именуем театром?
– Я еще не сдался, Роджер, – четко заявил Скатни.
«Неужели местные вкусы настолько деградировали, – вопрошала передовица «Райтсвиллского архива», – что нашими любимыми развлечениями должны быть телевестерны, театрализованные рекламы дезодорантов и фильмы, заставляющие наших детей дрожать от страха? В то время, когда Райтсвилл отражает общенациональное распространение среди молодежи преступности, алкоголизма, наркомании, азартных игр, проституции, общине следует поддержать усилия мистера Блуфилда обеспечить нас достойной драматургической продукцией. Почему бы не посещать театр регулярно и не приводить с собой детей постарше?»
Ответом послужило увеличение пустых мест. Письмо в «Райтсвиллский архив» за подписью «Кассандра», чей литературный стиль не отличался от стиля Эмелин Дюпре, предлагало переименовать «Райтсвиллский театр» в «Театр с привидениями».
Когда городские насмешки достигли Холма, розовые глаза Скатни стали угрожающе красными. Очень немногие жители Райтсвилла знали, насколько тонка кожа Скатни Блуфилда.
В своем необъятном кабинете он бросился в кресло, похожее на трон викингов, и стал напряженно думать, покуда ему в голову не пришло имя Арчера Даллмена.
Спустя десять минут райтсвиллский покровитель театральных искусств уже мчался в своем автомобиле к аэропорту и первым же самолетом вылетел в Бостон, а оттуда в Нью-Йорк.
Зарегистрировавшись в отеле «Холлис», Эллери принял душ, переоделся, вышел на улицу, обошел вокруг площади и вернулся в гостиницу, не увидев ни одного знакомого лица.
Он поджидал метрдотеля (также незнакомого ему) в очереди у входа в ресторан, обуреваемый мрачными мыслями, когда сзади послышался голос:
– Полагаю, вы мистер Квин?
– Роджер! – Эллери стиснул руку молодого Фаулера, как доктор Ливингстон в Уджиджи,[7]7
Ливингстон, Дэвид (1813–1873) – шотландский врач-миссионер, потерявшийся во время путешествий по Африке и найденный английским исследователем Генри Стэнли в Уджиджи на берегу озера Танганьика.
[Закрыть] хотя встречал его во время предыдущих визитов в Райтсвилл не более дюжины раз. – Как поживаете? Что происходит в городе?
– Я – превосходно, а город на месте, хотя и с некоторыми модификациями, – ответил Роджер, дуя на руку. – Что привело вас сюда?
– Направляюсь в Махогани на каникулы. Я слышал, вы – последняя райтсвиллская вспышка индустриального гения.
– Так говорят мне, но кто сказал вам?
– Я уже давно выписываю «Райтсвиллский архив». Что привело вас в театр, Родж? Я думал, вы наслаждаетесь пребыванием в химической лаборатории.
– Любовь, – вздохнул Роджер. – Или то, как теперь ее называют.
– Ну конечно – Джоан Траслоу! Но разве предприятие не прогорает? Это должно сразу бросить Джоан вам на колени.
Роджер выглядел мрачным.
– Мы ставим «Смерть Дон Жуана».
– Это старье? Даже для Райтсвилла…
– Вы не улавливаете суть. С участием Марка Мэнсона в камзоле, панталонах и гульфике. Премьера завтра вечером.
– Мэнсон? – Эллери уставился на Роджера. – Кто его откопал?
– Скатни Блуфилд через гробовщика с Таймс-сквер по имени Арчер Даллмен. Мэнсон – привлекательный живой труп, Эллери. У нас аншлаг.
– Значит, старик все еще этим занимается, – с восхищением произнес Эллери. – «Смерть Дон Жуана»… Я бы хотел посмотреть спектакль.
– За угловым столиком сидят Скатни с Мэнсоном и Даллменом. Я встречаюсь с ними за ужином. Почему бы вам не присоединиться к нам?
Эллери успел забыть, насколько Скатни Блуфилд похож на счастливого кролика.
– Очень рад, что вы приехали к премьере! – воскликнул Скатни. – Надеюсь, вы придете, Эллери?
– Даже если мне придется висеть на люстре. Я не имел удовольствия видеть игру мистера Мэнсона… – Эллери собирался сказать «очень много лет», но вовремя спохватился, – уже некоторое время.
– Как дела в посольстве, мистер Грин? – печально осведомился актер. Наклонив стакан из-под коктейля и найдя его пустым, он провел указательным пальцем по внутренней стороне стекла и облизал палец. – Вам следовало видеть меня в паре с Бутом, сэр, – я имею в виду Джона Уилкса.[8]8
Бут, Джон Уилкс (1838–1865) и его брат Эдвин Томас (1833–1893) – американские актеры. Джон Уилкс Бут, ярый сторонник конфедератов, убил в театре американского президента Авраама Линкольна.
[Закрыть] Вот это были дни! Гарсон, могу я попросить еще порцию? – Дрожащий палец отодвинул пустой стакан к девяти другим, после чего Мэнсон улыбнулся Эллери и заснул. С откинутой назад головой он напоминал мумию – его точеное аристократическое лицо было испещрено сетью морщин.
Официантка подошла к столику. Мэнсон проснулся, вежливо заказал «Шо-Фруа-де-Кей-ан-Бель-Вю» и тут же заснул снова.
– Что это такое? – осведомилась официантка.
– Не важно, малышка. Принеси ему недожаренный стейк.
Скатни выглядел встревоженным.
– Надеюсь…
– Не беспокойтесь, Блуфилд. Он никогда не опаздывает к подъему занавеса.
Эллери с удивлением повернулся. Эти слова произнес человек, которого ему представили как Арчера Даллмена. Теперь Эллери понимал, почему забыл о его присутствии. Даллмен был не большим и не маленьким, не толстым и не худым, не румяным и не бледным. Волосы, глаза, голос казались абсолютно нейтральными. Было трудно вообразить его возбужденным, сердитым, влюбленным или пьяным. С этого момента Эллери начал к нему присматриваться.
– Вы менеджер мистера Мэнсона, мистер Даллмен?
– Можно сказать и так.
Прошло некоторое время, прежде чем Эллери осознал, что Даллмен не вполне ответил на его вопрос. Эллери намазал маслом рогалик.
– Кстати, разве профсоюз актеров не запрещает его членам выступать с любителями?
Ему ответил Скатни – как показалось Эллери, слишком быстро:
– Но в особых случаях всегда можно получить разрешение профсоюза. Если в районе нет профессиональной труппы и любительский коллектив обращается с просьбой, гарантируя профессионалу гонорар члена профсоюза, и так далее… А вот и суп! – Он с явным облегчением приветствовал вернувшуюся официантку. – Лучшая похлебка в городе – верно, Минни?
Эллери интересовало, что гложет маленького человечка. Потом он вспомнил.
Его ввело в заблуждение имя Арчер. На Бродвее Даллмен был более известен как Тупица.[9]9
Dull man – тупица (англ.).
[Закрыть] Это была типично бродвейская шутка – Даллмена считали одним из самых проницательных людей в его бизнесе. Если Скатни Блуфилд заключил с ним сделку…
– Нас называли «Театром с привидениями» и смеялись над нами, – ликовал Скатни. – Интересно, кто смеется теперь?
– Только не я, – проворчал Родж Фаулер. – Эта сцена Мэнсона и Джоан на кушетке в первом акте – сплошное бесстыдство.
– А как, по-вашему, Дон Жуан должен вести себя на кушетке? – с улыбкой спросил Даллмен.
– Вы не должны были ставить эту сцену таким образом, Даллмен!
– Значит, вы режиссер? – пробормотал Эллери. Но никто его не слышал.
– Подумайте о богатых старых леди, Фаулер.
– Я думаю о Джоан!
– Ну-ну, Родж, – успокаивающе произнес Скатни.
Мэнсон выбрал этот момент, чтобы проснуться. Он огляделся вокруг и начал вставать. Его парик съехал набок, демонстрируя лысое полушарие. Актер стоял, как престарелый Цезарь, кланяющийся своему народу.
– Мои дорогие друзья… – сказал он и сполз в объятия Даллмена.
Скатни и Роджер приподнялись со стульев. Но Эллери уже поддерживал актера с другой стороны.
– Мэнсон может идти, Даллмен. Ему просто нужна опора.
Они вдвоем поволокли продолжающего улыбаться Мэнсона из ресторана. Вестибюль кишел людьми, пришедшими на женский благотворительный бал – многие ждали лифтов.
– Нам не протащить его через эту толпу, Даллмен. На каком этаже его номер?
– На втором.
– Тогда пусть идет сам. Шевелите ногами, Мэнсон. Вот так, превосходно!
Эллери и Даллмен подтолкнули его к лестнице. Даллмен шептал актеру на ухо:
– Больше никаких мартини, ладно, Марк? Чтобы завтра вы могли выйти на сцену в вашем сексуальном трико и порадовать деревенских леди. Помните, что вы великий Марк Мэнсон.
Актер издавал довольные звуки. Скатни и Роджер догнали их.
– Как он? – пропыхтел Скатни.
– Думаю, он слегка не в форме, – ответил Эллери. – Что скажете, Мэнсон?
– Мой дорогой сэр, – снисходительно отозвался актер. – Можно подумать, будто я пьян. Право, это недостойное предположение.
Он шагнул на лестничную площадку второго этажа и остановился, чтобы собраться с силами. Эллери посмотрел на Даллмена, и тот кивнул. Они отпустили актера, но это было ошибкой.
– Держите его! – закричал Эллери, хватая руками воздух. Но Скатни и Роджер окаменели от неожиданности. Мэнсон, все еще улыбаясь, рухнул между ними на лестницу.
Словно зачарованные, они наблюдали, как звезда «Смерти Дон Жуана» скатился вниз по мраморным ступенькам, приземлился на пол вестибюля и остался лежать без движения.
Из больницы они вернулись в номер Даллмена в «Холлисе». Даллмен сразу сел у телефона.
– Соедините меня с Нью-Йорком. Мне нужен театральный агент Фил Стоун, проживающий на Западной Сорок четвертой улице… Нет, я подожду.
– Стоун… – Скатни нервно прыгал по комнате. – Я его не знаю, Арчер.
– Конечно, не знаете, – буркнул Даллмен. – Фил? Это Арч Даллмен.
– И что тебе нужно? – Эллери четко слышал бас Стоуна в трубке.
– Филли… – начал Даллмен.
– Пожалуйста, Арчи, без предисловий. У меня был сумасшедший день, и я только что пришел домой. В чем дело?
– Фил, у меня неприятности. Я звоню тебе из Райтсвилла…
– Откуда?
– Из Райтсвилла в Новой Англии.
– Никогда не слышал о таком месте. Что у тебя там за рэкет?
– Здесь образовалась средненькая труппа. Я договорился с ее продюсером, что Марк Мэнсон будет играть в «Смерти Дон Жуана».
– Что у них за продюсер?
– Скатни Блуфилд.
– Скотни Блуфилд?
– Не важно! Премьера завтра вечером, а сегодня Мэнсон упал с лестницы в отеле и сломал запястье и пару пальцев на правой руке, не считая двух треснувших ребер.
– Старые пьяницы никогда не умирают. Это все?
– Тебе мало? Возможно даже сотрясение мозга. На всякий случай его оставили в больнице на сутки.
– Ну и что?
– А то, что у него перебинтованы ребра и рука в гипсе. Он не сможет играть месяц. – Капля пота упала с кончика носа Даллмена на окурок его сигары. – Фил, как насчет Фостера Бенедикта?
Хохот Стоуна сотряс телефон.
– Фостер Бенедикт? – Скатни Блуфилд казался изумленным. Он подскочил к свободному уху Даллмена. – Заполучите его, Арчер!
Но Эллери наблюдал за Роджем Фаулером. При звуке имени Бенедикта Роджер ухватился за подлокотники кресла, как будто его укололи шилом.
Даллмен не обратил внимания на Скатни.
– Ну, что скажешь, гиена?
– Могу я задать глупый вопрос? – сухо осведомился голос Стоуна. – Этот Блуфилд и его труппа – профессионалы?
Арч Даллмен выплюнул окурок, и искры посыпались на ковер.
– Это любительская труппа.
– Слушай, мошенник, – пробасил агент. – Если этот провинциал хочет заменить Мэнсона, то должен связаться со мной, а не с тобой. Ведь нужно удовлетворить не тебя, а профсоюз… Ты еще здесь, Арчи?
– Здесь, – вздохнул Даллмен. – И Блуфилд тоже.
Скатни молнией подлетел к телефону. Даллмен подобрал окурок и сунул его в рот, оставаясь рядом с аппаратом.
– Это Скатни Блуфилд, – нервно заговорил Скатни. – Насколько я понимаю, мистер Стоун, Фостер Бенедикт доступен для двухнедельного ангажемента в «Смерти Дон Жуана» начиная с завтрашнего вечера?
– Мистер Бенедикт отдыхает между ангажементами. Не знаю, смогу ли я уговорить его сразу вернуться к работе.
– Насколько хорошо он знает роль?
– Фостер сам не помнит, сколько раз выступал в ней. Это еще одна причина, по которой она может его не заинтересовать. Его тошнит от нее.
– Сколько понадобится, чтобы излечить его от тошноты? – не без юмора спросил Скатни.
– Полторы тысячи в неделю могут с этим справиться, – небрежно отозвался Стоун.
– Дайте мне трубку! – потребовал Даллмен. – С кем ты, по-твоему, имеешь дело, Фил? Бенедикта вышвырнули из Голливуда, не пускают на Бродвей, а телевидению он осточертел. Я отлично знаю, что он не у дел, и не позволил бы мистеру Блуфилду связываться с ним, если бы несчастный случай с Мэнсоном не оставил нас на мели. Семьсот пятьдесят, Фил, или оставим это. Согласен?
– Я тебе позвоню, – через десять секунд ответил агент.
Даллмен назвал ему номер телефона «Холлиса» и положил трубку.
– Он возьмется за это. – Даллмен лег на кровать и уставился в потолок.
Скатни снова запрыгал по комнате.
– Вы напрашиваетесь на неприятности, – заговорил Роджер Фаулер. – Бенедикт плохой актер, Скатни. И я не имею в виду его профессиональные качества.
– Ради бога, Роджер, – сердито сказал маленький человечек. – Неужели мне мало хлопот?
Спустя двадцать минут зазвонил телефон.
– Возьмите трубку, – сказал Даллмен, не вставая с кровати.
– Да? – крикнул Скатни.
– Мы договорились, – сообщил бас Стоуна. – Но вы понимаете, мистер Блуфилд, что должны сами утрясти все с профсоюзом, прежде чем мы шевельнем копытом?
– Да-да. Все сделаю завтра утром.
– Я буду ждать разрешения профсоюза. Как только получу его, Бенедикт выедет к вам.
– Не кладите трубку, – сказал Даллмен.
– Не кладите трубку, – повторил Скатни.
Даллмен устало поднялся с кровати, что-то шепнул Скатни и снова лег.
Скатни поджал губы.
– По моей информации, мистер Стоун, Бенедикт может завтра выехать в Райтсвилл, но оказаться в отеле в Монреале с какой-то девушкой, которую подобрал по дороге. Вы гарантируете его приезд?
– Что нужно этому кровососу Даллмену? Я сам посажу его в самолет – это лучшее, что я могу сделать.
Скатни с беспокойством посмотрел на Даллмена, и тот пожал плечами:
– Хорошо, но, пожалуйста, предупредите мистера Бенедикта…
– Да-да.
– Ему придется делать пересадку в Бостоне – сюда нет прямых рейсов. Я пришлю за ним машину в райтсвиллский аэропорт. Если он прилетит достаточно рано, мы сможем быстро отрепетировать.
– Позаботьтесь о профсоюзе. Как я сказал, мы не пошевелим и пальцем…
– Предоставьте профсоюз мне. А вы отправьте Бенедикта сюда.
– Знающим роль назубок, – подсказал Даллмен.
– Знающим роль назубок, – повторил Скатни и положил трубку. – Арчер, это было истинное вдохновение.
Даллмен что-то буркнул.
– Родж, сбегай через площадь и попроси «Рекорд» придержать станок. Через несколько минут я сообщу им по телефону текст новой афиши.
– Ты твердо намерен продолжать? – спросил Роджер, не двигаясь с места.
– Пожалуйста, Родж! – взмолился Скатни.
Даллмен захрапел.
Зрелище казалось Эллери весьма экстраординарным.
