Текст книги "Новые приключения Эллери Квина"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Но они ничего не нашли!

– Я не имею в виду вещи, которые должны казаться детективу чем-то важным. Я говорю о мелочах вроде клочка бумаги или деревянной щепки.

– Я все проверил сам, мистер Квин, – уважительно отозвался широкоплечий полицейский. – Нигде не видно даже пыли.

– Об этом мы позаботились, – нервно произнес месье Дюваль. – Вентиляционная и пылесосная системы поддерживают La maison des tenebres[23]23
  Дом Тьмы (фр.).


[Закрыть] в безукоризненной чистоте.

– Пылесосная система! – воскликнул Эллери. – Это возможно… Она действует постоянно, Дюваль?

– Нет, друг мой. Только по ночам, когда «Дом Тьмы» пуст и… как это вы говорите… бездействует. Но именно потому ваши gendarmes[24]24
  Жандармы (фр.).


[Закрыть] не нашли ничего – даже пыли.

– Снова мимо, – усмехнулся Эллери, но взгляд его оставался серьезным. – Машина не действует в дневное время – значит, это отпадает. Простите мою настойчивость, капитан, но все ли вы обыскали? Комнату сбора внизу тоже? Ведь кто-то мог…

Лицо Зиглера побагровело.

– Сколько раз я должен повторять? Дежурный в подвале заявляет, что в период убийства никто туда не входил и оттуда не выходил. Ясно?

– Ну тогда, – вздохнул Эллери, – я вынужден просить вас обыскать каждого из этих людей, капитан. – В его голосе слышались нотки отчаяния.

* * *

Нахмурившись, мистер Эллери Квин отложил последнюю личную вещь шестерых задержанных. Он тщательно осмотрел все предметы под аккомпанемент протестующего хора, в котором особенно усердствовали художник Эдамс и мисс Рейс, но не обнаружил ничего примечательного. Поднявшись с пола, Эллери молча подал знак вернуть вещи владельцам.

– Parbleu![25]25
  Проклятье! (фр)


[Закрыть] – внезапно воскликнул месье Дюваль. – Не знаю, что именно вы ищете, друг мой, но, возможно, это тайком подсунули кому-то из нас, n'est ce pas?[26]26
  Не так ли? (фр.)


[Закрыть] Если это может повредить, значит…

Эллери посмотрел на него с проблеском интереса:

– Неплохо, Дюваль. Я об этом не подумал.

– Посмотрим, – возбужденно продолжал месье Дюваль, начиная выворачивать свои карманы, – на что способны мозги Дьедонне Дюваля… Voici![27]27
  Вот! (фр.)


[Закрыть] Будьте любезны взглянуть, мистер Квин.

Эллери быстро обследовал коллекцию предметов.

– Нет, ничего… Это было весьма великодушно с вашей стороны, Дюваль. – Он стал рыться в собственных карманах.

– У меня только то, что должно быть, – гордо заявил Джуна.

– Ну, мистер Квин? – с нетерпением спросил Зиглер.

Эллери махнул рукой:

– Я выдохся, капитан… Хотя погодите! – Он застыл, глядя перед собой. – Все еще возможно… – Не давая объяснений, Эллери устремился в дверь, отмеченную зеленой стрелкой, очутился в узком коридоре, таком же темном, как выходящие в него комнаты, и посветил вокруг фонариком. Затем он пробежал назад, в самый дальний конец коридора, и начал медленно изучать каждый дюйм пола, как если бы от скрупулезности осмотра зависела его жизнь. Дважды Эллери сворачивал за угол и наконец оказался в тупике перед дверью с надписью «Выход. Комната сбора». Пройдя через дверь, он заморгал от освещавшего подвал электричества. При виде его полицейский притронулся к фуражке, а «скелет» испуганно выпрямился.

– Ни кусочка воска, ни единого осколка стекла, ни одной обгоревшей спички, – пробормотал Эллери. Внезапно ему в голову пришла новая мысль. – Полицейский, откройте-ка эту дверь в решетке.

Полицейский отпер маленькую дверь, и Эллери проследовал в более обширную часть помещения. Он сразу же направился к полке на стене, где хранились вещи, которые шестеро задержанных и сам Эллери сдали перед путешествием по «Дому Тьмы». Обследуя их, он добрался до чемоданчика художника, открыл его, бросил взгляд на краски, кисти и два морских пейзажа – абсолютно традиционных и лишенных вдохновения – и снова закрыл чемоданчик.

Свирепо нахмурив брови, Эллери бродил при свете ламп взад-вперед. Минута шла за минутой. В «Доме Тьмы» царило безмолвие, словно в знак траура по убитому. Полицейский наблюдал, разинув рот.

Внезапно Эллери остановился, и на лице его появилась мрачная улыбка.

– Да-да, так оно и есть, – пробормотал он. – Почему я не подумал об этом раньше? Полицейский! Отнесите весь этот хлам на место преступления, а я захвачу с собой вот этот столик. У нас будет все необходимое, чтобы провести в темноте весьма впечатляющий сеанс!

* * *

Когда Эллери постучал в дверь восьмиугольной комнаты, ему открыл сам капитан Зиглер.

– Вернулись? – проворчал детектив. – А мы уже собирались сматывать удочки. Труп уложен…

– Я задержу вас еще на несколько минут, – прервал его Эллери, отходя в сторону, чтобы пропустить нагруженного вещами полицейского. – Только произнесу небольшую речь.

– Речь?!

– Утонченную и блещущую умом, мой дорогой капитан. Дюваль, это должно порадовать вашу галльскую душу. Пожалуйста, леди и джентльмены, оставайтесь на своих местах. Полицейский, кладите все на столик. А теперь, джентльмены, если вы будете любезны сфокусировать лучи ваших фонарей на мне и на столе, мы можем начать нашу демонстрацию.

В комнате было очень тихо. Тело доктора Анселма Харди лежало на носилках под коричневым покрывалом. Эллери, точно свами,[28]28
  Свами – колдун, знахарь (аигло-инд.).


[Закрыть] председательствовал в центре комнаты в лучах фонарей. Перед ним поблескивали глаза слушателей.

Эллери положил руку на столик, заваленный вещами задержанных.

– Alors, mesdames et messieurs,[29]29
  Итак, дамы и господа (фр).


[Закрыть] мы начинаем. Начинаем с того экстраординарного факта, что место преступления обладало одной многозначительной особенностью – темнотой. Особенность эта предполагает определенные нюансы, сбивающие расследование с обычного пути. Мы находимся в буквальном смысле в «Доме Тьмы».

Человек был убит в одной из его мрачных комнат. В доме, помимо жертвы, меня и моего взволнованного юного подопечного, имеются шесть человек, предположительно явившихся сюда наслаждаться дьявольским творением месье Дюваля. В период убийства никто не был замечен покидающим здание через единственный возможный выход, если полагаться на слова его архитектора. Следовательно, один из этих шестерых – убийца доктора Харди.

Послышались шорохи и вздохи, которые почти тотчас же замерли.

– Теперь обратите внимание, – мечтательным тоном продолжал Эллери, – какие штучки иногда откалывает судьба. Состав участников этой трагедии включает по меньшей мере три действующих лица, так или иначе связанных с темнотой. Я имею в виду мистера Рейса, который слеп, и мистера Джуджу Джоунса с его спутницей, которые являются темнокожими. Неужели это ни о чем вам не говорит?

– Я этого не делал, мистер Квин! – простонал Джуджу Джоунс.

– Более того, – заметил Эллери, – у мистера Рейса, возможно, имелся мотив: жертва лечила его глаза, и в процессе лечения он ослеп. А мистер Кларк предложен нам в качестве ревнивого супруга. Таким образом, у нас два мотива. Однако все это не говорит нам ничего существенного о самом преступлении.

– А что говорит? – резко осведомился капитан Зиглер.

– Темнота, капитан, – мягко ответил Эллери. – Кажется, я единственный, кого она обеспокоила. В этой комнате царил полный мрак. Здесь нет ни электричества, ни ламп, ни газа, ни свечей, ни окна. Три двери ведут в такие же темные помещения. Зеленые и красные стрелки над дверями едва видны и не освещают ничего, кроме самих себя… И все же в этой темнейшей комнате убийца смог с расстояния минимум двенадцати футов всадить четыре пули в пределах нескольких дюймов друг от друга в спину невидимой жертвы!

Кто-то с шумом втянул в себя воздух.

– Черт возьми!.. – пробормотал капитан Зиглер.

– Каким же образом? – спросил Эллери. – Выстрелы были меткими – четыре попадания не могли быть случайными. Сначала я подумал, что на пиджаке жертвы должны быть ожоги от пороха, что убийца стоял прямо за доктором Харди, касаясь, а может, даже слегка придерживая его, приставил дуло ему к спине и выстрелил. Но коронер это опроверг. Как же мог убийца в абсолютно темной комнате застрелить жертву с двенадцати футов? Это кажется невероятным. Убийца не мог попасть в Харди, прислушиваясь к его движениям и шагам, – выстрелы были чересчур точны для этой теории. Кроме того, цель была движущейся, хотя и очень медленно. Единственным возможным объяснением может быть свет. Но свет в помещении отсутствовал.

– Весьма умно, сэр, – промолвил Мэттью Рейс своим мелодичным голосом.

– Скорее элементарно, мистер Рейс. Сама комната освещения не имеет. Благодаря пылесосной системе месье Дюваля в здании не остается никакого мусора. Значит, если бы мы что-нибудь нашли, это должно было принадлежать одному из подозреваемых. Но полиция не обнаружила буквально ничего. Я сам прочесал эту комнату в поисках фонаря, обгорелой спички, восковой свечи – чего угодно, что могло бы объяснить наличие света, позволившего убийце застрелить доктора Харди. Я знал, что искать, как знал бы любой, проанализировав факты. Не найдя никаких признаков источника света, я был поражен.

Обследовав содержимое карманов шестерых подозреваемых, я также не обнаружил ничего подобного. Одна-единственная спичка могла бы помочь, хотя я сознавал, что ее едва ли использовали как средство освещения, ибо западня была подготовлена заранее. Убийца, очевидно, заманил свою жертву в «Дом Тьмы», задумав совершить преступление именно здесь. Несомненно, он посещал это место раньше и знал о полном отсутствии осветительных средств. Преступник вряд ли мог полагаться на спички – он наверняка предпочел бы фонарик. Но здесь отсутствовало абсолютно все – даже обгорелая спичка. Если источник света не находился при нем, быть может, убийца его выбросил? Но куда? Его не нашли ни в комнатах, ни в коридоре.

Эллери сделал паузу, чтобы зажечь сигарету.

– Поэтому, – продолжал он, пуская дым, – я пришел к выводу, что свет должен был исходить от самой жертвы.

– Нет! – воскликнул месье Дюваль. – Ни один человек не может быть настолько глуп, чтобы…

– Конечно, он не излучал свет намеренно, но мог делать это непроизвольно. Я внимательно осмотрел мертвого доктора Харди. На нем был темный костюм. У него отсутствовали часы, которые могли обладать светящимися стрелками. Не было также принадлежностей для курения – ни спичек, ни зажигалки, – очевидно, он был некурящим. Фонаря при нем тоже не имелось. Короче говоря, ничего светящегося, что могло бы объяснить, каким образом убийца видел, куда ему целиться. Значит, оставалась только одна возможность.

– Какая?

– Не будете ли вы так любезны, джентльмены, выключить ваши фонари?

На миг в комнате сохранялось бездействие, свидетельствующее о непонимании, затем свет начал гаснуть, пока комната не погрузилась в такой же непроницаемый мрак, какой царил в ней, когда Эллери впервые ступил сюда ногой.

– Стойте на месте, – резко предупредил Эллери. – Пусть никто не двигается.

Сначала слышалось только тяжелое дыхание неподвижных людей. Огонек сигареты Эллери тоже погас. Затем прозвучали слабый шорох и резкий щелчок. Перед изумленными зрителями появилась прямоугольная перламутровая капелька света, не больше костяшки домино, и стала двигаться по прямой линии, как почтовый голубь. От первой капельки отделилась вторая, коснулась чего-то, и тут же возникло третье пятнышко света.

– Демонстрация того, – послышался спокойный голос Эллери, – как природа снабжает всем необходимым своих сбившихся с пути детей. Разумеется, это фосфор – фосфор в виде краски. Если убийца, скажем, смог мазнуть им в толпе спину пиджака жертвы, прежде чем та вошла в «Дом Тьмы», то он обеспечил себя достаточным количеством света для задуманного преступления. Ему оставалось в абсолютной темноте найти фосфоресцирующую полоску и произвести в нее четыре выстрела, что несложно для хорошего стрелка. Пулевые отверстия уничтожили бы большую часть светящейся полоски, остальное смыла бы кровь, и убийца был бы в безопасности. Ловко придумано… Нет, этот номер не пройдет!

Третье пятнышко света внезапно рванулось вперед, исчезло, появилось снова и устремилось к двери с зеленой стрелкой. Послышались стук и грохот – звуки жестокой борьбы. Вспыхнувшие лучи фонарей сталкивались друг с другом как безумные. Они осветили участок пола, на котором лежал Эллери, сцепившись с молча отбивающимся человеком. Рядом с ними виднелся открытый чемоданчик с красками.

Капитан Зиглер подбежал к борющимся и ударил противника Эллери по голове полицейской дубинкой. Тот со стоном свалился без сознания. Это был художник Эдамс.

– Но как вы узнали, что он убийца? – осведомился Зиглер спустя несколько минут, когда было восстановлено некое подобие порядка. Эдамс лежал на полу в наручниках, остальные толпились вокруг – на их лицах были написаны испуг и облегчение.

– Благодаря одному любопытному факту, – тяжело дыша и отряхивая костюм, ответил Эллери. – Джуна, перестань меня ощупывать – со мной все в порядке… Вы сами сказали, капитан, что, когда обнаружили Эдамса бродящим в потемках, он жаловался, что хочет отсюда выбраться, но не может найти выход. Эдамс говорил, что следовал указаниям зеленых стрелок, но только сильнее запутался в лабиринте комнат. Как же подобное могло произойти? Любая зеленая стрелка вывела бы его прямо в коридор, ведущий к выходу. Очевидно, он руководствовался не зелеными стрелками. Коль скоро у него не могло быть причин лгать на этот счет, значит, Эдамс полагал, будто идет по зеленым стрелкам, но в действительности шел по красным и потому заблудился.

– Но каким образом…

– Самым простым – из-за неспособности различать цвета. Эдамс страдает распространенным типом дальтонизма, при котором человек путает красный цвет с зеленым. Как и многие подобные люди, он, несомненно, не знал о дефекте своего зрения и рассчитывал легко сбежать до того, как труп обнаружат, пользуясь зелеными стрелками, о которых говорил зазывала.

Но это не самое важное. Важно то, что Эдамс заявил, будто он художник. Однако художник просто не в состоянии работать красками, будучи дальтоником. Тот факт, что Эдамс попал в ловушку, перепутав цвета, доказывает, что он не знал о своем заболевании. Но я обследовал пейзажи в чемоданчике и нашел их вполне традиционными – без каких-либо цветовых отклонений. Тогда я понял, что пейзажи ему не принадлежат, и он только притворяется художником. Но если он притворялся, это делало его крайне подозрительным.

Сложив все факты воедино с окончательным выводом насчет источника света, я тут же нашел ответ. Фосфорная краска – и чемодан с красками… Эдамс вошел в «Дом Тьмы» прямо перед Харди, а остальное не составляло труда. Он чувствовал, что ничем не рискует, используя фосфор, так как если чемодан с красками начнут обследовать, то при свете, где фосфор утрачивает способность к свечению.

– Значит, мой муж… – сдавленным голосом начала миссис Кларк, глядя на убийцу, все еще лежащего в обмороке.

– Но мотив, друг мой! – запротестовал месье Дюваль, вытирая лоб. – Человек не убивает без всякой причины. Почему же…

– Мотив? – Эллери пожал плечами. – Вы уже знаете мотив, Дюваль. Фактически вы даже знаете… – Внезапно он наклонился над бородатым мужчиной, и его рука взметнулась вверх – с бородой. Миссис Кларк взвизгнула и отшатнулась. – Он даже изменил голос. Боюсь, капитан, что это и есть ваш исчезнувший мистер Кларк!

ПРИКЛЮЧЕНИЕ С КРОВОТОЧАЩИМ ПОРТРЕТОМ

Натчиток – это особое место, в котором всегда можно найти художников, поэтов и актеров этого мира, особенно когда амбары его заново выкрашены, а придорожные изгороди усыпаны вьющимися розами. Летом здешние холмы усеяны взрослыми детьми, которые рисуют пейзажи, стучат на пишущих машинках под деревьями и бормочут скверные стихи, обращаясь к балкам кулис. Эти колонисты предпочитают ром ржаному виски, а яблочное виски рому; большинство из них знамениты, очаровательны и необычайно болтливы.

Мистер Эллери Квин, посетивший Натчиток по приглашению Перл Энджерс попробовать ее ячменные лепешки и посмотреть ее в «Кандиде»,[30]30
  «Кандида» – пьеса Бернарда Шоу (1856–1950).


[Закрыть] едва успел сбросить пиджак и сесть на крыльцо с порцией яблочного виски, когда великая леди рассказала ему о том, как Марк Грэматон встретил свою Мими.

Когда Грэматон писал акварелью Ист-Ривер с одной из самых высоких точек Манхэттена, на крыше внизу появилась темноволосая молодая женщина, расстелила индейское одеяло, сбросила платье и легла загорать.

Ист-Ривер текла пятнадцатью этажами ниже. Через некоторое время Грэматон окликнул женщину:

– Эй, вы, там!

Мими испуганно села. Грэматон наклонился над парапетом, и она увидела его безобразную физиономию цвета спелой хурмы и растрепанную светлую шевелюру.

– Перевернитесь! – свирепо рявкнул Грэматон. – С этой стороной я уже закончил!

– Звучит забавно, – рассмеялся Эллери.

– Не в том дело, – отозвалась Перл Энджерс. – Когда Мими разглядела кисть у него в руке, она перевернулась. А когда Грэматон увидел ее загорелую спину, сверкающую на солнце, то развелся с женой – вполне разумной женщиной – и женился на этой девушке.

– Он к тому же импульсивен.

– Вы не знаете Марка! Он неудавшийся Боттичелли. Мими для него – воплощенная красота.

Похоже, ни у одного Коллатина не было более верной Лукреции.[31]31
  Согласно легенде, Секст, сын последнего царя Рима Тарквиния Гордого (ум. 498 до н. э.), обесчестил знатную римлянку Лукрецию, супругу Коллатина, которая, не вынеся позора, покончила с собой.


[Закрыть] По крайней мере четверо неудачливых Тарквиниев, принадлежащих к аристократии Натчитока, были способны подтвердить (если не публично, то наедине) добродетель Мими.

– Хотя они настоящие джентльмены, – продолжала актриса, – а Грэматон – грубый, здоровенный мужлан.

– Грэматон, – повторил Эллери. – Странная фамилия.

– Английская. Его отец был яхтсменом, имевшим в предках целую вереницу лордов, а мать до того была напичкана традициями, что рассматривала кончину королевы Анны, не оставившей потомства, как главное несчастье для всего королевства, так как на ней кончилось царствование династии Стюартов. Во всяком случае, так говорит Марк. – Перл Энджерс вздохнула.

– Не обошелся ли он слишком сурово с первой женой? – спросил Эллери, склонный к пуританству в вопросах морали.

– Вовсе нет! Она знала, что не сможет его удержать, а кроме того, ей надо было думать о собственной карьере. Они по-прежнему друзья.

Следующим вечером, заняв свое место в театре Натчитока, Эллери обнаружил впереди себя самую красивую женскую спину, какую ему когда-либо приходилось видеть. Никакой шелк не мог бы сравниться с этой совершенной плотью. Обнаженная смуглая кожа полностью отвлекала от сцены, мисс Энджерс и текста мистера Шоу.

Когда зажгли свет, Эллери увидел, что место впереди свободно, и поднялся с явным намерением отыскать его обладательницу. Подобные плечи мужчина видит только раз в жизни.

На тротуаре перед театром он заметил Эмили Имз, писательницу.

– Здравствуйте, – обратился он к ней. – Меня как-то представили вам на одной вечеринке. Как поживаете и все прочее?.. Мисс Имз, вы ведь знаете всех в Америке, не так ли?

– Всех, кроме семейства по фамилии Радевич, – ответила мисс Имз.

– К сожалению, я не видел ее лица, но у нее потрясающие смуглые плечи и спина… Наверняка вы ее знаете!

– Должно быть, это Мими, – задумчиво промолвила мисс Имз.

– Мими! – Эллери помрачнел.

– Пошли. Мы отыщем ее там, где больше всего народу.

Они нашли Мими сидящей в окружении семи безмолвных молодых людей. На фоне красного плюша кресла она, с ее покрытыми лаком волосами, детскими глазами и обтягивающим платьем с вырезом на спине, походила на полинезийскую королеву.

– С дороги, невежи! – Мисс Имз разогнала ухажеров. – Мими, дорогая, это некто по фамилии Квин. Миссис Грэматон.

– Грэматон! – простонал Эллери.

– А это, – процедила сквозь зубы мисс Имз, – мерзкий злодей. Его зовут Боркка.

Представление выглядело несколько странным. Эллери обменялся рукопожатием с мистером Борккой, думая, улыбаться ему или морщиться. Мистер Боркка был тощим субъектом с желтой физиономией средневекового венецианца, словно напрашивающегося на то, чтобы его ткнули вилами.

Он улыбнулся, продемонстрировав ряд волчьих зубов.

– Мисс Имз – моя неутомимая поклонница.

Мисс Имз повернулась к нему спиной.

– Квин влюбился в тебя, дорогая.

– Как приятно! – Мими потупила взор. – А вы знакомы с моим мужем, мистер Квин?

– Ох! – вздохнул Эллери.

– Мой дорогой сэр, вам ровным счетом ничего не добиться, – сказал мистер Боркка, вновь показывая зубы. – Миссис Грэматон истинная rara avis[32]32
  Редкая птица (лат.).


[Закрыть] – очаровательная леди, которую невозможно отговорить от обожания собственного мужа.

Спина очаровательной леди очаровательно изогнулась.

– Убирайтесь отсюда, – холодно произнесла мисс Имз. – Вы меня раздражаете.

Мистер Боркка не выразил недовольства – он поклонился, как будто благодаря за комплимент. Миссис Грэматон сидела неподвижно.

* * *

«Кандида» имела успех, и Перл Энджерс сияла. Эллери грелся на солнце, бродил по сельской местности, поглощал в огромных количествах форель и ячменные лепешки, а также несколько раз видел Мими Грэматон, так что неделя прошла весьма недурно.

Второй раз он видел Мими, когда сидел с удочкой на причале Энджерсов. Она проплыла под леской, счастливо избежав крючка, одетая во что-то мокрое, блестящее и обтягивающее.

Мими засмеялась, глядя на Эллери, и поплыла в сторону большого острова в центре озера. По пути она весело окликнула толстого мужчину с волосатой грудью, удившего рыбу в лодке. Он усмехнулся в ответ, и Мими поплыла дальше, сверкая на солнце мокрой спиной.

Внезапно женщина остановилась, словно попав в сеть. Эллери увидел, как она уставилась на остров, моргая мокрыми ресницами.

На берегу острова стоял мистер Боркка, опираясь на трость причудливой формы.

Мими нырнула, а вынырнув, поплыла по касательной к бухточке в восточном конце острова. Мистер Боркка двинулся по берегу в том же направлении. Мими снова остановилась и, после недолгого колебания, покорно поплыла к берегу. Когда она вышла из воды, мистер Боркка находился рядом с ней, стоя неподвижно. Женщина прошла мимо, словно не видя его. Он последовал за ней по тропинке, ведущей в лес.

– Кто такой этот Боркка? – осведомился Эллери вечером.

– О, так вы встретили его? – Перл Энджерс сделала паузу. – Один из любимчиков Марка Грэматона. Политический эмигрант – впрочем, об этом он особо не распространяется. Грэматон коллекционирует подобных личностей, как старые леди – кошек. Боркка… он просто ужасен! Давайте не будем говорить о нем.

На следующий день, когда Эллери был у Эмили Имз, он снова увидел Мими. На ней были шорты и яркая рубашка, и она только что провела три сета тенниса с жилистым седеющим мужчиной – доктором Вэрроу, местным врачом. Покидая корт, она весело махнула рукой Эллери и мисс Имз, лежавшим на лужайке, и зашагала к озеру, помахивая ракеткой.

Внезапно Мими побежала. Эллери сразу сел. Она мчалась по лугу, уронила ракетку и даже не остановилась, чтобы подобрать ее.

За ней быстрыми шагами вдоль опушки леса шел мистер Боркка, держа под мышкой свою странную трость.

– Мне кажется, – медленно произнес Эллери, – кто-то должен проучить этого типа…

– Пожалуйста, ложитесь, – прервала его мисс Имз.

Доктор Вэрроу, уходивший с корта, вытирая шею, увидел Мими и мистера Боркку и резко остановился, потом, сжав губы, последовал за ними. Эллери поднялся на ноги.

Мисс Имз сорвала маргаритку.

– Понимаете, – негромко сказала она, – Грэматон ничего не знает. А Мими – храбрая девочка, которая очень любит своего мужа.

– Что за вздор! – воскликнул Эллери, наблюдая за тремя движущимися фигурами. – Если этот человек опасен, то нужно сообщить Грэматону. Как он может быть настолько слеп? Очевидно, все в Натчитоке…

– У Марка недостатков не меньше, чем достоинств. Если его завести, он становится самым бешеным ревнивцем в мире.

Извинившись, Эллери зашагал к лесу. Оказавшись среди деревьев, он остановился и прислушался. Откуда-то донесся мужской крик, звучащий беспомощно и в то же время вызывающе. Эллери стиснул кулаки.

По пути назад он увидел мистера Боркку, выходящего из леса. Его точеное лицо искажала судорога; прыгнув в лодку, он начал резкими движениями грести в сторону острова Грэматона. После этого в поле зрения появились доктор Вэрроу и Мими Грэматон, идущие как ни в чем не бывало.

– Полагаю, каждый нормальный мужчина в Натчитоке, – спокойно заметила мисс Имз, когда Эллери присоединился к ней, – имел этим летом столкновение с Борккой.

– Почему же кто-нибудь не вышвырнет его из города?

– Он странный тип. Физически – законченный трус, никогда не защищается, и все же его невозможно обескуражить. Очевидно, Боркка одержим эпической страстью. – Мисс Имз пожала плечами. – Если вы обратили внимание, Джонни Вэрроу не оставил на нем никаких отметин. Марк сразу же начнет задавать вопросы, увидев, что с его любимчиком что-то не так.

– Не могу этого понять, – сказал Эллери.

– Но если Марк что-нибудь узнает, – закончила мисс Имз тем же беспечным тоном, – то просто убьет эту скотину.

* * *

Эллери впервые повстречал Марка Грэматона и столкнулся с феноменом кровоточащей груди четвертого лорда Грэматона на одной из как бы стихийно возникших вечеринок, которыми периодически развлекают себя жители колонии. Как обычно, были шарады, игра в «Двадцать вопросов», несколько блестящих эпиграмм, и все это имело место в воскресенье вечером в доме доктора Вэрроу.

Доктор с серьезным видом представлял свое изобретение. Это была трубчатая стальная рамка, в которой на невидимых нитях висело целлофановое сердце, наполненное жидкостью, походившей на кровь, но являющейся, очевидно, томатным соком.

– Она мне неверна, – замогильным голосом провозгласил Вэрроу и стиснул резиновую грушу. Сердце тут же сжалось, и зловещая красная струйка потекла из него в медную плевательницу на полу. Все засмеялись.

– Сюрреализм? – вежливо осведомился Эллери, интересуясь, не сошел ли доктор с ума.

– Это кровопускатель Грэматона, – давясь от смеха, сказала Перл Энджерс. – Весьма нахально со стороны Джонни. Но ведь он лучший друг Марка Грэматона.

– При чем тут это? – ошеломленно спросил Эллери.

– Бедняга! Неужели вы не знаете историю о Кровоточащем Сердце?

Она подтащила его к массивному и довольно безобразному мужчине, который, беспомощно склонившись на обнаженные плечи Мими Грэматон и зарывшись лицом в ее волосы, задыхался от приступов хохота.

– Марк, – представила Перл Энджерс, – это Эллери Квин. Он никогда не слышал историю о Кровоточащем Сердце.

Грэматон отпустил жену, вытер глаза одной рукой и протянул другую Эллери.

– Привет. Ох уж этот Джонни Вэрроу! Единственный человек, которого я знаю, кто может настолько очаровательно проявлять дурной вкус, что он превращается в хороший… Квин? По-моему, я раньше не видел вас в Натчитоке.

– Естественно, не видел, – заметила Мими, приглаживая волосы, – потому что мистер Квин остановился у Перл всего несколько дней назад, а ты был поглощен своими фресками.

– Значит, ты с ним уже познакомилась, – усмехнулся Грэматон, обнимая своей огромной лапой жену за плечи.

– Марк, – взмолилась Перл Энджерс, – расскажите ему историю.

– Сначала ему нужно взглянуть на портрет. Он художник?

– Эллери пишет романы об убийствах, – сказала Перл. – Большинство людей, узнав об этом, говорят «Как странно!», что приводит его в бешенство.

– Тогда вы тем более должны посмотреть на портрет лорда Грэматона. Романы об убийствах? Это может послужить для вас материалом. – Грэматон снова усмехнулся. – Вы напрочь привязаны к Перл?

– Конечно нет, – ответила за него актриса. – Он просто съедает все, что есть у меня дома. Идите, Эллери, – Марк намерен вас пригласить.

– Кроме того, – добавил Грэматон, – мне нравится ваше лицо.

– Он имеет в виду, – объяснила Мими, – что хочет воспользоваться им для своей фрески.

– Но… – беспомощно начал Эллери.

– Конечно, идите, – сказала Мими Грэматон.

– Ну разумеется! – просиял Эллери.

Мистер Квин пришел в себя, когда его перевозили через озеро под звездным небом на остров Грэматона. Глядя на стоящий у его ног собственный саквояж, он пытался вспомнить, каким образом очутился в лодке. Мими очаровательно улыбалась ему с кормы, а впереди ритмично поднимались и опускались могучие плечи сидевшего на веслах Грэматона. Глядя на него, Эллери слегка поежился.

Это было странно, потому что Грэматон казался на редкость дружелюбным парнем. Остановившись у причала Перл, он сам вынес саквояж Эллери, обещая ему полный покой, охоту на кроликов, интеллектуальные споры о коммунизме, демонстрацию фильмов о Тибете, Танганьике, Австралии и тому подобное времяпрепровождение.

– Простая жизнь, – усмехнулся Грэматон. – У нас примитивное существование – ни мостов к острову, ни моторных лодок. Мост нарушил бы нашу природную изоляцию, а все, что издает шум, приводит меня в ужас. Вы интересуетесь искусством?

– Я маловато о нем знаю, – признался Эллери.

– Оценка не всегда требует знаний, несмотря на утверждения академиков.

Они высадились на берег. Из темноты возник силуэт какого-то толстяка, который ухватил лодку.

– Джефф, – объяснил Грэматон, когда они вошли в лес. – Профессиональный бродяга – мне нравится, когда он торчит поблизости… Так вот, говоря об оценке. Вы ведь смогли оценить спину Мими, ничего не зная о геометрической теории эстетики.

– Он заставляет меня демонстрировать ее, словно какую-то диковину, – не очень убедительно пожаловалась Мими. – Специально подбирает мне одежду! Я все время чувствую себя полуголой.

Они подошли к дому и остановились, позволив Эллери восхищаться им. Джефф – толстяк с волосатой грудью – появился откуда-то сзади, молча взял у Эллери саквояж и унес его. Причудливое сооружение с множеством углов и пристроек было воздвигнуто из бревен на грубом каменном фундаменте.

– Это всего лишь дом, – сказал Грэматон. – Пошли в мою студию – я представлю вас лорду Грэматону.

Студия занимала второй этаж дальнего крыла. Северная стена сплошь состояла из маленьких стеклянных панелей, а остальные стены были увешаны живописью маслом, акварелями, пастелями, гравюрами, барельефами и резьбой по дереву.

– Добрый вечер, – поклонился мистер Боркка. Он стоял перед покрытым материей каркасом и повернулся, когда они вошли.

– А вот и Боркка! – улыбнулся Грэматон. – Вдыхаете аромат искусства, вы, язычник? Квин, познакомьтесь с…

– Я уже имел удовольствие, – вежливо промолвил Эллери. Его интересовало, что скрывается за полотнищем, прикрывавшим один из холстов, – оно висело косо, и ему показалось, что, когда они появились в студии, Боркка был поглощен изучением находившегося под тканью.

– Пожалуй, – тихо сказала Мими, – я позабочусь о комнате для мистера Квина.

– Чепуха – этим займется Джефф. Вот моя фреска, – объявил Грэматон, сдергивая ткань. – Это только предварительный вариант одного угла – фрески будут расположены по всему вестибюлю Музея нового искусства. Конечно, вы узнаете Мими.

Эллери, безусловно, узнал ее. В центре группы причудливых лиц виднелась огромная женская спина – смуглая и изогнутая. Он посмотрел на мистера Боркку, но тот уставился на миссис Грэматон.