Текст книги "Шерлок Холмс против Джека Потрошителя"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Эллери Квин
«Шерлок Холмс против Джека Потрошителя»

Эллери начинает

Эллери размышлял.

И уже довольно долго.

Встав из-за пишущей машинки, он сложил десять впустую потраченных листов бумаги и разорвал их вдоль и поперек.

Он ухмыльнулся умолкнувшей пишущей машинке. Она осклабилась ему в ответ.

Зазвонил телефон, и он кинулся к нему, как к спасательному кругу.

– Только не рычи на меня, – сказал обиженный голос, в котором слышались страдальческие нотки. – Я отдыхаю. Как мне и приказано.

– Папа! В чем дело? Я по уши занят. Как там Бермуды?

– Солнце, синяя вода, а от этого чертова песка вообще спасу нет. Все время набивается в карманы. Я хочу домой.

– Нет, – твердо сказал Эллери. – Эта поездка стоила мне кучу денег, и я хочу, чтобы каждый цент был оправдан.

Инспектор Квин громко и красноречиво вздохнул:

– Сколько я помню, у тебя всегда были диктаторские замашки. Ты считаешь, у меня уже крыша поехала?

– Ты переработался.

– Может, все-таки уступишь? – попробовал поторговаться инспектор Квин.

– Тебе велено отдыхать и расслабляться. И забыть обо всем.

– О'кей, о'кей. Рядом с моим коттеджем идет отчаянная игра в бросание подков. Может, и мне поучаствовать…

– Так и сделай, папа. А я завтра позвоню, узнаю о результатах.

Повесив трубку, Эллери посмотрел на пишущую машинку. Проблема никуда не делась. Он встал и принялся расхаживать по комнате.

И тут ему улыбнулась удача – раздался звонок в дверь.

– Оставьте на столе! – крикнул Эллери. – И возьмите деньги.

Посетитель не подчинился. Шаги пересекли холл, и на сцене, где мучился великий человек, появилось новое действующее лицо. Эллери хмыкнул.

– Ты? А я думал, это посыльный с сандвичами.

Грант Эймс Третий, в безукоризненном костюме от братьев Брукс и с апломбом отпрыска привилегированной фамилии – отпрыска с миллионами, – направился прямиком к бару, где обменял принесенный с собой большой конверт на бутылку шотландского и стакан.

– Я тоже явился с доставкой, – сообщил Эймс. – И она, черт побери, куда важнее, чем какие-то сандвичи. – Он устроился на диване. – У тебя всегда классный скотч, Эллери.

– Рад, что он тебе нравится. Возьми бутылку с собой. Я работаю.

– А это, – сказал Грант, наливая себе виски, – просто невежливо. Когда узнаешь, с какой миссией я к тебе пришел, ты извинишься.

– Что за миссия?

– Доставка. Разве ты не расслышал?

– Доставка чего?

– Конверта. Того, что рядом с бутылкой джина.

Эллери повернулся в ту сторону. Грант его остановил:

– Я настаиваю, чтобы ты первым делом выпил, маэстро.

В дверь опять позвонили. На этот раз прибыли сандвичи. Эллери вышел в холл и вернулся с полным ртом.

– Почему бы тебе не заняться делом, Грант? Получить место на какой-нибудь фабрике мороженых продуктов своего отца. Или стать лущильщиком гороха. Да все, что угодно, только оставь меня в покое. Я же тебе сказал, что мне надо работать.

– Не уходи от темы, – сказал Грант Третий. – Кстати, нет ли у тебя кошерных маринованных огурчиков? Прямо схожу с ума по кошерным огурчикам.

Эллери вручил ему банку с огурчиками и рухнул в кресло:

– Ладно, черт бы тебя побрал! Покончим с этим. Выкладывай, что там у тебя.

– Репетировали. Вчера днем в Вестчестере. Я присутствовал.

– Могу себе представить, – сказал Эллери, не скрывая зависти.

– Поплавали. Немного поиграли в теннис. На сцену почти не выходили.

– У многих есть дурная привычка работать по выходным дням.

– Твои глупости не заставят меня испытывать чувство вины, – сказал плейбой. – Я оказал тебе услугу. Конверт, полученный таинственным образом, я доставил прямо к твоим дверям. Как и было указано.

– Кем указано? – Пока Эллери так и не глянул на конверт.

– Представления не имею. Когда собрался уезжать, обнаружил его на сиденье моего «яга». Кто-то написал на конверте: «Прошу передать Эллери Квину». Предполагаю, этот кто-то испытывает к тебе такое трепетное уважение, что не смеет претендовать на личную встречу. И, кроме того, знает о нашей бессмертной дружбе.

– Чушь какая-то. Слушай, Грант, а не ты ли сам все это выдумал? Будь я проклят, если в такое время возьмусь играть с тобой в эти игры. Крайний срок буквально дышит мне в затылок. Иди лучше дурачить своих подружек?

– Вот он, этот конверт.

Грант упругим спортивным движением поднялся, взял конверт и вернулся на место.

– Прошу. Передан как полагается. Из рук в руки. Делай с ним что захочешь.

– А что, по-твоему, я должен с ним делать? – мрачно спросил Эллери.

– Понятия не имею. Это манускрипт. То есть от руки. Похоже, довольно старый. Думаю, тебе стоит прочесть.

– Значит, ты уже заглядывал?

– Счел это своей обязанностью. Может, бумага пропитана ядом. Может, там даже порнография. А ты такой брезгливый, старина. Я должен был лично все проверить.

С невольным любопытством Эллери присмотрелся к надписи на конверте.

– Почерк женский.

– Тем не менее я счел содержание вполне невинным, – продолжил Грант, нежно поглаживая свой стакан. – Невинным, но любопытным.

– Конверт стандартный, – пробормотал Эллери. – Рассчитан на объем от восьми с половиной до одиннадцати листов.

– Ей-богу, Эллери, у тебя душа бухгалтера. Почему бы тебе не вскрыть его?

Эллери отклеил клапан конверта и извлек блокнот в картонной обложке, на которой большими старомодными буквами было напечатано слово «Дневник».

– М-да, – сказал он. – Вид в самом деле почтенный.

Грант хитро посмеивался, наблюдая за Эллери – как он открывает блокнот, небрежно просматривает первые строчки, вытаращивает глаза и начинает глотать страницу за страницей. Эллери вынырнул из «Дневника» с очумелым видом:

– Да это же описание одного из приключений Шерлока Холмса. Рука доктора Ватсона!

– Ты думаешь, рукопись аутентична?

У Эллери блеснули глаза.

– Ты же говоришь, что читал ее.

– Не мог устоять перед искушением.

– Но стиль Ватсона тебе знаком?

– Мне-то? – сказал Грант, любуясь игрой света в своем стакане. – Мне, поклоннику Шерлока Холмса, Эла Квина и Эдди По? Да, и я бы сказал, что рукопись подлинная.

– Ты слишком легко признал ее подлинность, друг мой. – Эллери с сомнением посмотрел на пишущую машинку: кажется, она была уже где-то далеко.

– А я-то думал, что ты придешь в восторг.

– Приду, если выяснится, что она подлинная. Но неизвестная история Холмса! – Эллери пролистал страницы. – И более того, по внешнему виду смахивает на роман. Пропавший роман! – Он покачал головой.

– Не можешь поверить.

– Я перестал верить в Санта-Клауса в трехлетнем возрасте, Грант. А ты родился на руках у Санта-Клауса.

– Значит, ты считаешь, что это подделка.

– Пока еще я ничего не считаю. Но тут астрономическое количество сомнений.

– Зачем кому-то все эти хлопоты?

– А зачем люди лезут в горы? Черт их разберет.

– Ну хотя бы первую главу ты же можешь прочитать?

– Грант, у меня нет времени!

– Даже на новый роман о Шерлоке Холмсе? Я тихонечко посижу здесь с твоим виски и подожду. – Он удобно расположился на диване и закинул ногу на ногу.

– Чтоб ты провалился. – Эллери долго пялился пустым взглядом на обложку блокнота. Потом вздохнул, разительно напомнив отца, и принялся за чтение.

Из «Дневника» Джона Ватсона, д-ра мед
Глава 1
ХИРУРГИЧЕСКИЙ НАБОР

– Вы совершенно правы, Ватсон. Очень может быть, что Потрошитель и женщина.

Стояло зябкое утро осени 1888 года. Я уже расстался со своей постоянной резиденцией на Бейкер-стрит, 221В. Женившись, я тем самым взял на себя ответственность за благополучие жены – весьма приятную ответственность – и вернулся к медицинской практике. Так что близкие отношения с моим другом Шерлоком Холмсом теперь приобрели характер случайных встреч.

Холмс, обращаясь к моим услугам как помощника и доверенного лица, именовал это «злоупотреблением моей любезностью». «Вы умеете так терпеливо слушать, друг мой», – говаривал он, начиная с преамбулы, которая всегда доставляла мне удовольствие, ибо она означала, что мне опять будет предоставлена привилегия делить с моим другом опасности и радости очередного дела. Так что нить моей дружбы с великим детективом оставалась в сохранности.

Моя жена проявляла тончайшее понимание ситуации. Те, кто следили за моими скромными отчетами о детективных историях мистера Шерлока Холмса, помнят ее как Мэри Мортон, с которой судьба свела меня, когда я вместе с Холмсом занимался делом, названным мною «Знак четырех». Мало кто из мужчин может похвастаться такой преданностью, которой она одарила меня.

Немало было вечеров, когда Мэри терпеливо предоставляла мне заниматься своими делами, и я просматривал свои заметки о старых делах Холмса.

Как-то утром за завтраком Мэри сказала:

– Пришло письмо от тети Агаты.

Я отложил газету:

– Из Корнуолла?

– Да, от нее, бедняжки. Она осталась старой девой и ведет одинокую жизнь. А теперь доктор предписал ей не вставать с постели.

– Надеюсь, ничего серьезного.

– Во всяком случае, она об этом не упоминает. Но ей уже хорошо за семьдесят, и ни за что нельзя поручиться.

– Она что, совершенно одна?

– Нет. При ней Бет, моя старая няня, и мужчина, который заботится о доме.

– Визит любимой племянницы, конечно, даст ей куда больше, чем все лекарства на свете.

– Письмо в самом деле содержит приглашение – точнее, просьбу, – но я как-то не торопилась…

– Я думаю, тебе надо поехать, Мэри. Пара недель в Корнуолле пойдет и тебе на пользу. А то ты в последнее время бледновата.

Я говорил совершенно искренне, но на мое мнение оказали влияние и другие события, куда более мрачные. Я берусь утверждать, что в то утро 1888 года каждый мужчина, обладающий чувством ответственности, старался, если у него была такая возможность, отослать из Лондона свою жену, сестру или возлюбленную. В силу единственной, но предельно серьезной причины. По ночным улицам и темным аллеям города бродил Джек-потрошитель.

Хотя наш тихий дом в Паддингтоне был в полном смысле слова далек от Уайтчепеля, где охотился маньяк, кто мог быть спокоен за безопасность близких? Когда шла речь о деяниях этого жуткого чудовища, логика уходила на задний план.

Мэри задумчиво сложила письмо.

– Мне бы не хотелось оставлять тебя здесь одного, Джон.

– Заверяю тебя, со мной все будет в порядке.

– Но перемена пошла бы и тебе на пользу. Ты можешь на время прервать прием больных.

– Ты предлагаешь, чтобы я составил тебе компанию?

Мэри засмеялась:

– Силы небесные, конечно же нет! В Корнуолле ты взвоешь от скуки. Лучше сложи саквояж и отправляйся к своему другу Шерлоку Холмсу. Насколько я знаю, у тебя приглашение на Бейкер-стрит, не имеющее срока давности.

Боюсь, что мои возражения были довольно неубедительны, а ее предложение весьма соблазнительно. Так что, когда Мэри уехала в Корнуолл, я быстро договорился относительно практики, и мой переезд состоялся. Он устроил меня и – да позволительно будет польстить самому себе, – думаю, обрадовал также и Холмса.

Я был удивлен, с какой легкостью мы вернулись к привычной рутине. Пусть даже я понимал, что старый образ жизни меня никогда уже не будет удовлетворять, возобновившаяся близость с Холмсом была исключительно приятна. Она снова включала в себя и те ремарки Холмса, которые ставили меня в тупик.

А он меж тем говорил:

– Да-да, чудовище может оказаться женщиной, и такую возможность ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов.

Я снова столкнулся со старой загадкой и должен признаться, что испытал легкую досаду.

– Холмс! Ради всех святых! Я ровно ничем не давал понять, что такая мысль промелькнула у меня в голове!

Холмс улыбнулся. Его забавляла эта игра.

– Все же признайтесь, Ватсон. Была у вас такая мысль.

– Пусть так. Но…

– И вы в корне заблуждаетесь, думая, что ровно ничем не выдали направление своих мыслей.

– Но я сидел молча – фактически совершенно неподвижно! – и читал «Таймс».

– Но глаза ваши и голова вовсе не были неподвижны, Ватсон. Вы прочли, не отрываясь, броскую левую колонку, в которой содержался отчет о последних зверствах Джека-потрошителя. Затем вы, гневно нахмурясь, отвели от нее взгляд. Было ясно видно, что вами владеет мысль: как такое чудовище может безнаказанно бродить по улицам Лондона.

– Совершенно верно.

– Затем, мой дорогой друг, ваш взгляд в поисках отдохновения упал на экземпляр «Стренда», который лежал рядом с креслом. Так уж получилось, что журнал был открыт на объявлении об аукционе вечернего платья для дам. Модель демонстрирует такой туалет. Выражение вашего лица тут же изменилось: оно обрело задумчивость. К вам пришла некая идея. С тем же выражением вы подняли голову и посмотрели на портрет ее величества, висящий у камина. Через мгновение лицо ваше прояснилось, и вы кивнули своим мыслям. Идея, которая пришла к вам, устроила вас. Вот тут я и выразил согласие с ней. Потрошитель может быть и женщиной.

– Но, Холмс…

– Бросьте, Ватсон. Вы так долго не занимались писательством, что ваша проницательность несколько поблекла.

– Но когда я посмотрел на объявление в «Стренде», у меня могла возникнуть дюжина самых разных мыслей!

– Не согласен. Вы были полностью поглощены историей Потрошителя, и конечно же объявление о вечерних платьях для дам было слишком далеко от ваших привычных интересов, чтобы изменить направление мыслей. Следовательно, идея, которая осенила вас, должна была иметь отношение к вашим размышлениям об этом чудовище. Что вы и подтвердили, подняв глаза к портрету королевы.

– Могу ли я осведомиться, каким образом это указывает на направление моих мыслей? – ехидно спросил я.

– Ватсон! Конечно же ни манекенщицу, ни нашу милую королеву вы не рассматривали в числе подозреваемых. Но все же вы видели в них женщин.

– Даже если и так, – фыркнул я, – но ведь куда скорее я мог видеть в них и жертв, не так ли?

– В таком случае на вашем лице появилось бы сострадание, а не выражение гончей собаки, внезапно напавшей на след.

Я был вынужден сдаться.

– Холмс, вы снова наносите себе урон собственной откровенностью.

Густые брови Холмса сошлись на переносице.

– Не улавливаю вашу мысль.

– Представьте, какой образ вы могли бы создать, отказываясь объяснять ваши изумительные умозаключения!

– Но за счет ваших мелодраматических отчетов о моих скромных приключениях, – сухо заметил он.

Я поднял руки в знак поражения, и Холмс, который редко позволял себе больше чем улыбку, в этот раз откровенно рассмеялся.

– Поскольку мы уж затронули тему Джека-потрошителя, – сказал я, – позвольте мне еще вопрос. Почему вы не заинтересовались этим ужасным делом, Холмс? Вы оказали бы Лондону серьезную услугу.

Длинные тонкие пальцы Холмса дернулись в нетерпеливом жесте.

– Я был занят. Как вы знаете, я только недавно вернулся с континента. Мэр одного города пригласил меня разрешить весьма любопытную загадку. Зная склад вашего ума, могу предположить, что вы назвали бы ее «Делом безногого велосипедиста». Придет день, я дам подробный отчет для вашего досье.

– Я был бы рад получить его! Но вы все же вернулись в Лондон, Холмс, а это чудовище терроризирует весь город. И я склонен считать, что вы обязаны…

Холмс усмехнулся:

– Я никому не обязан.

– Поймите меня правильно…

– Мне очень жаль, мой дорогой Ватсон, но вы достаточно хорошо знаете меня, чтобы понять причину моего полного равнодушия к этому делу.

– Риск, что оно окажется более трудным, чем большинство моих…

– Задумайтесь! Всегда, как представлялась возможность, я решал проблемы интеллектуального характера. Разве не так? Разве не меня постоянно привлекают в советники государственные мужи? А тут Джек-потрошитель! Какой вызов мне может являть собой этот выживший из ума урод? Слюнявый кретин, который в темноте бродит по улицам и нападает на случайных прохожих!

– Но он поставил в тупик всю лондонскую полицию.

– Рискну предположить, что данный факт отражает скорее тупоумие Скотленд-Ярда, чем какую-то особую сообразительность Потрошителя.

– И тем не менее…

– Вся эта история скоро завершится. Держу пари, однажды ночью Лестрейд настигнет маньяка, когда тот будет готовиться к очередному убийству, что и принесет нашему другу очередной триумф.

Холмса постоянно выводил из себя Скотленд-Ярд, поскольку никак не мог сравниться с ним по эффективности действий; при всей своей гениальности, в таких случаях Холмс мог с детским упрямством стоять на своем. Но дальнейшие замечания с моей стороны прервал звонок у входной двери. После небольшой паузы мы услышали шаги миссис Хадсон, и, когда она появилась в дверях, я с удивлением уставился на нее. Она несла бандероль в коричневой обертке и кувшин с водой, и на лице у нее явственно читался испуг.

Второй раз за это утро Холмс разразился смехом.

– Все в порядке, миссис Хадсон. Посылка, кажется, вполне безобидна. Я уверен, что вода нам не понадобится.

Миссис Хадсон вздохнула с облегчением:

– Если вы так считаете, мистер Холмс… Со времени последней истории я уж прибегаю к предосторожностям.

– И я высоко ценю вашу бдительность, – сказал Холмс, беря посылку. Когда его многострадальная хозяйка ушла, он добавил: – Совсем недавно миссис Хадсон принесла мне пакет. Я как раз благополучно разрешил неприятное маленькое дельце, и послание поступило от одного мстительного джентльмена, который недооценил остроту моего слуха. Я четко расслышал тиканье часового механизма и попросил принести кувшин воды. Этот инцидент настолько потряс миссис Хадсон, что она до сих пор не оправилась.

– Я не удивляюсь!

– Но что у нас здесь? Хмм… Размеры примерно пятнадцать на шесть дюймов. Четыре дюйма толщиной. Аккуратно обернуто в обыкновенную коричневую бумагу. Судя по марке, послано из Уайтчепеля. Имя и адрес написаны женщиной, которая, осмелюсь предположить, редко имеет дело с пером и бумагой.

– Что и подтверждается корявым почерком. И конечно же чувствуется женская рука.

– Значит, тут мы согласны, Ватсон. Превосходно! Двинемся дальше?

– Непременно!

Появление посылки вызвало интерес у Холмса, не говоря уж обо мне; его глубоко посаженные серые глаза зажглись энтузиазмом, когда, сняв упаковку, он извлек плоский кожаный футляр и приподнял, чтобы я имел возможность рассмотреть его.

– Итак. Для чего он может быть предназначен, Ватсон?

– Это набор хирургических инструментов.

– Кому, как не вам, разбираться в этом? Кроме того, вы же не станете отрицать, что это довольно дорогая вещь?

– Да. Футляр из кожи высшего качества. Штучная работа.

Холмс положил футляр на стол, открыл его, и мы замерли в молчании. Там был стандартный набор инструментов, и каждый из них аккуратно лежал в соответствующем гнезде, на подкладке багрово-красного бархата. Одно гнездо зияло пустотой.

– Какого инструмента не хватает, Ватсон?

– Большого скальпеля.

– Для вскрытия, – кивнул Холмс, протирая свою лупу. – Итак, что же нам сообщит данный набор? – Тщательно изучив футляр и его содержимое, он продолжил: – Начнем с очевидного. Эти инструменты принадлежали медику, у которого настали тяжелые времена.

Как обычно, я признал свою слепоту:

– Боюсь, что для вас это куда более очевидно, чем для меня.

Занятый изучением инструментов, Холмс рассеянно ответил:

– Стань вы жертвой неудачи, Ватсон, какой предмет вашего имущества вы бы отнесли в ломбард последним?

– Конечно, хирургические инструменты. Но…

– Совершенно верно.

– Но из чего вы делаете вывод, что они были заложены?

– Тому два доказательства. Возьмите мою лупу и посмотрите вот сюда.

Я уставился в точку, на которую он указывал:

– Белое пятнышко.

– Состав для полировки серебра. Хирурги не чистят им свои инструменты. А с ними обошлись как со столовым набором. И занимался этим человек, которого интересовал только их внешний вид.

– Теперь, когда вы мне показали, я должен согласиться. И каково же второе доказательство?

– Следы мелка на тыльной стороне футляра. Они почти стерлись, но если присмотритесь, то увидите, что они составляют номер. Хозяин ломбарда обычно ставит его на вещи, которую приносят в залог. Этот же номер вносят и в квитанцию о залоге.

Я почувствовал прилив возбуждения. Теперь все стало ясно.

– Значит, набор был украден! – воскликнул я. – Украден у какого-то хирурга и за гроши заложен в ломбард!

Не сомневаюсь, читатели простят мне взрыв негодования. Альтернатива просто не укладывалась у меня в голове: как бы ни были тяжелы обстоятельства, практикующий врач не может расстаться со столь замечательными инструментами. Тем не менее Холмс быстро избавил меня от иллюзий.

– Боюсь, дорогой мой Ватсон, – посмеиваясь, сказал он, – вы не уловили самый интересный аспект данного вещественного доказательства. Ростовщики – это хитрое и продувное племя. В число их деловых качеств входит умение оценить не только принесенную вещь, но и человека, который ее предлагает. Если бы у торговца появилось хоть малейшее подозрение, что набор украден, он не выставил бы его в витрине, а он выставил, как вы, конечно, заметили.

– Конечно, я не заметил! – вспылил я. – Вы-то откуда знаете, что набор стоял в витрине?

– Присмотритесь, – сказал Холмс. – Набор держали открытым, и в таком месте, куда падали лучи солнца. Разве выцветший бархат на внутренней поверхности крышки не убеждает нас в этом? Более того – основательно выгоревшие фирменные марки говорят, что лежал он долго. Есть ли сомнения, что лежал он на витрине?

Мне оставалось лишь кивнуть. Как всегда, после объяснений Холмса его удивительные озарения казались просто детскими играми.

– Жаль, что мы не знаем, где находится этот ломбард, – сказал я. – Этот странный залог мог бы привести к его источнику.

– Может, мы выкроим для этого время, – сухо хмыкнул Холмс. – Найти ломбард не так уж и трудно. Его витрина смотрит на юг, и расположен он на узкой улочке. Дела у ростовщика идут не лучшим образом. Кроме того, он иностранец по происхождению. Это вы, конечно, видите?

– Ничего подобного я не вижу. – Я снова почувствовал себя уязвленным.

– Неправда. – Соединив кончики пальцев, Холмс добродушно посмотрел на меня. – Вы все видите, дорогой мой Ватсон, но вам не хватает наблюдательности. Давайте приведем мои выводы в порядок. Эти инструменты не были тут же куплены кем-то из множества лондонских студентов-медиков, что обязательно случилось бы, если бы лавка была на оживленной улице. Отсюда я делаю вывод, что она находится где-то в стороне от многолюдных путей.

– Но почему на узкой улочке и лицом к югу?

– Обратите внимание на расположение выцветшего пятна. Оно аккуратно тянется вдоль верхнего края бархатной подкладки, и больше нигде его нет. То есть солнце падало на открытый набор, лишь когда было в зените и его лучи не встречали препятствий в виде высоких зданий на другой стороне улицы. Значит, ломбард находится на северной стороне какой-то узкой улицы.

– А ваш вывод, что ростовщик является иностранцем?

– Обратите внимание на написание семерки в номере залога на футляре. У нее есть короткая поперечная черточка. Только иностранцы пишут семерку таким образом.

И опять я почувствовал себя пятиклассником, забывшим слова национального гимна.

– Холмс, Холмс, – сказал я, сокрушенно качая головой. – Я никогда не перестану удивляться…

Но он не слышал меня. Снова склонившись над ящичком, он запустил пинцет под бархатную подкладку. Она подалась, и Холмс вынул ее.

– Ага! Что мы здесь имеем? Попытку скрыть?

– Скрыть? Что именно? Пятно? Царапину? Он показал своим длинным тонким пальцем:

– Вот это.

– Господи, да это же герб!

– И должен признаться, он мне незнаком. А посему, Ватсон, будьте любезны, передайте мой экземпляр «Книги пэров Берка».[1]1
  «Книга пэров Берка» содержит список пэров Англии и их родословную, а также список лиц, получивших титул пэра в истекшем году. Впервые была издана Дж. Берком в 1826 году, а с 1847 года издается ежегодно. (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]

Я послушно направился к книжным полкам, а он продолжал изучать геральдический знак, бормоча под нос:

– Вытиснено на коже обшивки. В прекрасном состоянии. – Холмс выпрямился. – Это ключ к характеру человека, которому принадлежал набор.

– Наверное, он берег свое имущество?

– Наверное. Но я имею в виду…

Он прервался. Я протянул ему том Берка, и Холмс торопливо пролистал страницы.

– Ага, вот мы его и нашли! – Бросив беглый взгляд, Холмс закрыл книгу, положил ее на стол и опустился в кресло, уставив отрешенный взгляд куда-то в пространство.

Я больше не мог справиться с нетерпением.

– Ну что же герб, Холмс! Чей он?

– Прошу прощения, Ватсон, – встрепенулся Холмс. – Шир. Кеннет Осборн, герцог Ширский.

Это имя было отлично известно мне – как и всей Англии.

– Блистательный род.

Холмс проговорил:

– Если не ошибаюсь, поместье лежит среди болот и охотничьих угодий Девоншира. Самой усадьбе – по внешнему виду она напоминает феодальный замок – примерно четыреста лет. Великолепный образец готической архитектуры. Я мало что знаю об истории этого рода – кроме неоспоримого факта, что его имя никогда не было связано с преступным миром.

– Так что, Холмс, – сказал я, – мы вернулись к первоначальному вопросу.

– Так и есть.

– Который заключается в следующем: почему вам прислали этот хирургический набор?

– Как следует подумайте над ответом, Ватсон, – сказал Холмс. – Поскольку, как я предполагаю, времени мы дадим отправителю немного. Скажем… – сделав паузу, он потянулся за своим истрепанным «Брэдшоу», великолепным справочником железнодорожного движения в Великобритании, – до половины двенадцатого завтрашнего утра. Если к тому времени объяснение не будет найдено, мы отправляемся на Паддингтонский вокзал и садимся на девонширский экспресс.

– В силу какой причины, Холмс?

– В силу двух причин. Небольшое путешествие через сельскую местность Англии, с ее прихотливой окраской в это время года, основательно освежит двух пресыщенных жителей Лондона.

– А другая?

Сухое лицо Холмса осветилось улыбкой.

– По всем законам справедливости герцогу Широкому необходимо вернуть его собственность. – Поднявшись, мой друг Холмс взял свою скрипку.

– Подождите, Холмс! – сказал я. – Вы что-то недоговариваете.

– Нет, нет, мой дорогой Ватсон, – сказал он, примериваясь смычком к струнам. – Просто у меня чувство, что нас ждут опасные приключения.