Текст книги "Твое обручальное кольцо"
Автор книги: Элла Лерлэнд
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
8
– Брак по-расчету, да? – Энн выловила ядро грецкого ореха из кучки, которую Джейн только что приготовила для шоколадных пирожных. – Знаешь, я всегда хотела, чтобы вы были вместе, но даже представить себе не могла, что это произойдет так, как ты описываешь.
– Ты хочешь сказать, как это описывает Рон.
Джейн слизнула шоколадное тесто с пальцев и бросила ложку в раковину. Была вторая половина воскресенья. Рон и Алан присматривали за Габи. С разрешения Энн Алан обучал Рона, как купать малышку таким образом, чтобы не утопить ее, не залить ванную и не вымокнуть самому с головы до ног.
– Я оказалась меж двух огней. – Джейн поставила миску на стол и высыпала орехи в тесто. – Если забыть о своей гордости, у меня есть шанс стать матерью. Но одновременно придется быть женой человека, который меня не любит. Если же я сохраню гордость, то потеряю Габи.
– Что же ты решила?
Джейн выложила тесто на противень. Она никогда не могла отказать себе в удовольствии полакомиться шоколадом, чем бы это ни грозило фигуре.
– Если честно, Энн, я и сама не знаю, – ответила она, счищая остатки шоколада со стенок миски. – Поэтому и послала тебе сигнал.
Энн с симпатией посмотрела на нее.
– И воспользовалась моей страстью к шоколадному печенью, – пошутила она, глядя, как Джейн ставит противень в горячую духовку.
– Конечно, – ответила Джейн, посмеиваясь, хотя на душе у нее было тревожно?
– Ты любишь его? – спросила Энн, окончательно выводя подругу из равновесия этим вопросом.
– Нет, но очень даже могла бы, – призналась Джейн, опускаясь на табурет. – Если бы он дал мне шанс. Но он этого не сделает.
– Откуда ты знаешь?
– Когда я спросила, будет ли секс входить в условия партнерства, которое он предлагает, Рон ответил, что ему все равно. Как я захочу, так и будет.
Энн удивленно уставилась на нее.
– Рон так сказал? Тот самый Рон Бартон – после моего мужа – самый сексуальный мужчина всех времен и народов?
– Да, да, тот самый, только я поставила бы его на первое место, не обижайся, пожалуйста.
Джейн ободряюще улыбнулась подруге.
– Никто и не обижается. – Энн откинулась на стуле и задумчиво надула губы. – Если я правильно тебя поняла, ты считаешь, что мужчина, который утверждает, будто ему все равно, спит он со своей женой или нет, не может быть влюблен в нее? Или этому человеку безразлично, что она к нему испытывает?
– Именно так.
Энн, как всегда, попала в точку, и Джейн с болью слушала ее слова.
– В таком случае, женщина с чувством собственного достоинства будет просто дурой, если влюбится в такого?
– Именно так, – кивнув, повторила Джейн.
Они посидели молча, а потом Джейн встала, чтобы вскипятить воду для травяного чая. Возможно, хоть он успокоит ее измученные нервы.
– Я часто пыталась представить, как он живет, но, честно говоря, у меня ничего не получалось.
Джейн обернулась и встретила взгляд Энн.
– Зато я знаю. Когда Алан сломал запястье и был в гипсе, он чуть с ума не сошел, а ведь мы не были близки всего четыре недели. У Рона же за спиной четырнадцать лет каких угодно запретов и препятствий. Могу вообразить!
Джейн поставила на стол кружки с кипятком, взяла два пакетика лекарственного сбора и снова села.
– Не говоря уже о любопытных взглядах, дурацких вопросах и неуместных соболезнованиях, – добавила она, окуная пакетик в воду.
Энн тоже опустила свой пакетик в кипяток и сморщила нос от резкого запаха.
– Рон прекрасно держится. По крайней мере, на людях. Ну а когда он остается один… – Энн пожала плечами. – Кто ведает?
Джейн провела языком по нижней губе. Рон целовал ее как опытный мужчина. К тому же нежно и страстно, он не притворялся. Она же чувствовала, как дрожала его рука, как напряглось стальное тело. Во всяком случае, в тот момент он хотел ее.
Попробовав чай, Джейн скорчила гримасу. Вкус ужасный. Однако сейчас он для нее необходим. Решительно прихлебывая настой, Джейн посмотрела в окно, выходившее во двор. Две сойки – голубой самец и маленькая невзрачная самочка – порхали в олеандровой рощице.
Соединяются ли птицы на всю жизнь, подумала она. Способны ли они любить, испытывать сердечные муки и желание, или просто подчиняются инстинкту продолжения рода? И не все ли равно, зачем рождаются дети, пока есть взрослые, чтобы защищать их?
– Скажи, Энн, если бы Алан не влюбился в тебя, могла бы ты выйти за него замуж только для того, чтобы у Милли снова были родители?
Энн задумалась.
– Признаюсь, я и сама задавала себе этот вопрос, особенно по ночам, когда лежала в его объятиях. По правде, я и до сих пор не знаю. Я, конечно, говорю о себе, что должна была бы больше уважать себя, но ужасно рада, что не сделала иного выбора.
Самой Джейн нужен был не столько любовник, сколько человек, способный поддержать ее, разделить ее мечты, надежды и страхи.
– Он упрям и никому не позволяет разрушить ту стену, которую воздвиг вокруг себя, когда его оставила жена.
Джейн не сразу поняла, что произнесла фразу вслух, и опомнилась, лишь увидев испуганный взгляд Энн.
– Классический вариант, но, по-моему, вполне подходящий для такого уязвимого и гордого мужчины, как Рон.
– Скорее своевольного и властного.
– Ужасные качества в мужчине, согласна, – усмехнулась Энн. – Это напоминает мне Алана, когда он был отпущен на поруки и хотел задушить каждого, кто косо смотрел на него.
– Он был таким колючим по весьма серьезной причине.
– Но такая же причина есть и у Рона.
Джейн возмущенно фыркнула, что не подобало настоящей леди.
– Да, у него есть проблемы, а у кого их нет? Просто у Рона они на виду.
– То, за чем гоняется пресса, как говорил мне Алан.
Джейн встала, чтобы взглянуть на печенье, и через секунду упоительный запах шоколада наполнил кухню. Еще десять минут, решила Джейн, жадно вдыхая аромат, и неохотно закрыла духовку.
– А при чем тут пресса? – спросила она, снова усаживаясь напротив подруги.
– После аварии репортеры пробирались в палату Рона и фотографировали его, когда он спал.
– Какая мерзость!
– Алан рассказывал, что одна из бульварных газет подкупила медсестру, и та подробно описала реакцию Рона на сообщение о том, что он лишился руки.
Газеты тогда пестрели заголовками: «Знаменитый автогонщик Рональд Бартон впал в неистовство, узнав, что стал калекой».
Ужаснувшись жестокости этих слов, Джейн представила себе Рона – беспомощного, на больничной койке, неспособного управлять своим изувеченным телом.
– Неудивительно, что у него такой комплекс, – произнесла она медленно. – После похорон Роберта я много месяцев просидела одна в нашей квартире, питаясь чем попало и ужасно жалея себя.
– Но ты не занимаешься этим сейчас? Я имею в виду жалость к себе.
– Не уверена. – Джейн подперла щеку рукой. – Скажи мне правду, Энн. Как бы ты поступила на моем месте?
Энн поставила чашку на стол и сплела пальцы под подбородком.
– Я бы вышла замуж на его условиях, а потом соблазнила бы Рона.
Джейн откинулась на стуле.
– А если он откажется быть соблазненным? Что тогда? Платонический брак до тех пор, пока Габи не окончит колледж? – Она покачала головой. – Я хочу, хочу быть матерью Габи, но не уверена, что смогу терпеть такую боль.
Она решительно отодвинула стул и встала, чтобы вынуть печенье из духовки.
* * *
Центральная Калифорния летом похожа на знойную пустыню, насквозь продуваемую горячими ветрами. За те несколько минут, пока Джейн добралась до входа в церковь, где отпевали Марию, ее лицо покрыли капельки пота, волосы растрепал ветер, и они словно потрескивали от разрядов статического электричества.
В церкви, совсем маленькой, было чуть прохладней, пахло восковыми свечами и старым деревом. Простой сосновый алтарь украшало белоснежное кружевное покрывало, а фигуры Девы Марии и младенца Христа на деревянном распятии ручной работы были вырезаны с большой любовью и немалым искусством.
Беспокоясь, что никто этого не сделает, Джейн послала в церковь цветы, но, оглядевшись, поняла, что ее опасения были напрасны.
Цветы были повсюду: ноготки и темноглазые настурции из чьего-то сада, лилии, розы и другие, названий которых Джейн даже не знала. Гроб украшала трогательная ветка небольших жемчужно-белых роз.
Немногочисленные присутствующие занимали первые ряды и слушали священника, который стоял возле простого, но явно дорогого гроба.
Священник говорил по-испански, и Джейн понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к мягким гласным и быстрой речи. Не прерывая молитвы, он проследил взглядом за опоздавшей Джейн и кивнул, когда она тихонько села на заднюю скамью.
Рон сидел справа в первом ряду. Здесь же разместились десять-двенадцать человек, скорее всего, родственники Марии – в основном женщины с детьми; некоторые тихонько плакали.
Слова краткой молитвы были удивительно проникновенны. Джейн почувствовала это, несмотря на свои отнюдь не совершенные познания в испанском.
Гимн пели без музыки, потому что в церкви не было ни органа, ни даже пианино. Голоса взрослых и детей сливались в нестройном, но искреннем хоре, и от этого песня звучала еще трогательней.
Когда умолкли последние слова, глаза Джейн затуманили слезы. Пока она судорожно искала в сумочке носовой платок, распорядитель похорон покатил каталку с гробом по проходу между скамьями, за ним прошествовал с серьезным грустным лицом священник и все остальные.
Рон шел последним, и Джейн очень удивилась, заметив, что его сопровождают три черноволосых и черноглазых мальчика, причем один из них, самый маленький, крепко держал Рона за руку.
Сыновья Марии, подумала она, а через секунду уже не сомневалась в этом.
У ее скамьи Рон остановился. Даже если он и был удивлен, встретив ее здесь, то не подал вида и тихо представил Джейн мальчикам.
Старшего, худенького и мрачноватого, лет восьми, звали Джеком-младшим. Под глазами у него были желтые круги, а на лице остались следы синяков. Средний мальчуган, Майкл – застенчивый и очень похожий на Марию, а младший, Джонни, сильно заикался, когда отвечал на приветствие Джейн.
– Мне очень жаль вашу маму, ребята, – сказала она серьезно, – но я знаю, что она горячо любила вас. Ее последние слова были о вас и о вашей маленькой сестренке, которая недавно родилась.
– Мама никогда не вернется, – пропищал тоненьким голоском Майкл.
– Не вернется, – мягко ответила Джейн, понимая, как больно это сознавать ребенку. Но правда была необходима, чтобы излечиться от горя.
– Мистер Бартон сказал, что мама сейчас на небесах и теперь она будет нашим ангелом-хранителем. – Пальчики Майкла нервно крутили пуговицу на куртке. Он поднял глаза на Рона и спросил: – Вы и вправду думаете, что мама сейчас смотрит на нас, мистер Бартон?
– Да, Майкл, я так думаю.
– Я тоже так думаю, – поддержала его Джейн. – Она всегда будет там и в твоих мыслях.
– Моя мама была преступницей, и люди об этом знают, – пробормотал Джек-младший, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности.
– Твоя мама была хорошей женщиной, сынок. Когда-нибудь я помогу тебе понять это.
Рон говорил, не повышая голоса, но мрачное лицо Джека-младшего внезапно покраснело. Он плотно сжал губы.
Рон выглядел очень представительно в черном костюме и белой рубашке, но будь он в другой одежде, своим спокойным видом и искренностью все равно внушал бы доверие. И дети это чувствовали.
Внезапно Джек бросился по проходу и выскочил на улицу. Майкл молча стоял, кусая губы, а Джонни начал хныкать.
– Я знаю, тебе плохо, малыш, но не грусти. Все будет хорошо, – прошептала Джейн, опускаясь на колени.
Она попыталась взять дрожащего ребенка на руки, но он вырвался.
– Папа говорит, что плачут только неженки, – с мальчишеской бравадой заявил Майкл и бросил быстрый взгляд вокруг, словно ожидая, что появится отец и поддержит его.
– Мне кажется, все плачут, когда им больно, – сказала Джейн, осторожно подбирая слова. – Одни могут плакать при людях, другие нет, но так или иначе, плакать – совсем не значит поступать плохо.
– Нет, значит, – пробормотал Майкл. Сейчас он был больше похож на Джека-младшего, чем на мать. – Папа сказал, что Джонни плакса и что…
Мальчик внезапно умолк, уставившись на кого-то, кто стоял за Джейн.
– Продолжай, продолжай, парень, – произнес неприятно гнусавый голос. – Повтори этой маленькой леди, что я говорил тебе.
Джейн, вспыхнув, обернулась. Большими шагами к ним направлялся толстый, как бочка, человек выше среднего роста, с тяжелой круглой головой и холодными глазами цвета мокрой соломы.
Так вот какой он, Джек Джекобс, подумала Джейн и внутренне содрогнулась, искренне сочувствуя Марии. Следом за отцом, копируя его движения, с самодовольной улыбкой шел Джек-младший. Между тем с приближением отца Майкл все больше съеживался в комочек, а Джонни спрятался за длинными ногами Рона.
– Эй, парень, тебе что, язык отрезали? Я же велел тебе повторить этой леди мои слова.
Майкл покраснел и опустил глаза.
– Наша мама была такая… – промямлил он, пугаясь свирепого взгляда отца.
Тонкие губы Джекобса язвительно искривились.
– Да, ваша никчемная, слезливая и глупая мамаша была именно такой. Вечно скулила из-за любого идиотского пустяка, и не советую вам забывать об этом. Джейн замерла, с ужасом ожидая, что Джек сейчас ударит мальчика, но, прежде чем Джекобс шевельнулся, Рон встал между ним и детьми. Его лицо было суровым, глаза – ледяными.
– Ты хватил через край, Джекобс.
Рон осторожно подбирал слова, словно балансируя на острие ножа. Джек раздул ноздри, как дикое животное перед явной опасностью.
– Что еще может сказать такой грязный шантажист, как ты, Бартон?
– Я сказал то, что сказал. Мария просила меня присматривать за детьми, и я сделаю это.
– И сколько народа ты позовешь на помощь? Джейн заметила стальной блеск в агатовой глубине глаз Рона.
– Неосторожное заявление со стороны такого большого, сильного и храброго воителя с женщинами, как ты, Джекобс.
Джек со свистом втянул в себя воздух, его глаза налились кровью, а лицо побагровело.
– Если бы ты не был калекой, Бартон…
– Пусть это тебя не останавливает.
– Ты ведь этого хочешь, а, Бартон? Спровоцировать драку, а потом привлечь меня к суду за нападение? Все вы, адвокаты, одинаковы, кровососы поганые. Да только я не такой дурак, чтобы играть в ваши игры без правил.
Лицо Рона оставалось непроницаемым.
– Как тебе угодно. Но не забывай, что я тебе сказал. Сыновья Марии теперь под моей защитой, и я не позволю, чтобы они забыли свою мать.
Джекобс грязно выругался и приказал Джеку-младшему взять за руку Джонни. Сам он дернул за руку Майкла, да так резко, что тот вскрикнул.
– Я не сделаю тебе больно, ты просто слабак, – прошипел Джекобс и бросил в сторону Рона взгляд, полный ненависти. – С тобой мы еще встретимся, Бартон. Даю слово.
Джейн смотрела, как он шел по проходу, а трое мальчиков следовали за ним. Несмазанная церковная дверь скрипнула, а затем громко ударилась о косяк, когда Джекобс, распахнув ее, вышел на улицу. Джейн медленно перевела дыхание.
– Жаль, что Мария промахнулась, – заявила она горячо и искренне.
Рон словно очнулся; его взгляд потеплел, от уголков глаз разбежались веселые морщинки.
– Да, это уберегло бы детей от массы проблем.
– Ты имеешь в виду синяки Джека-младшего и Джонни?
– Ты тоже их заметила?
Джейн кивнула. Ее внезапно бросило в дрожь, хотя солнце, переместившись, теперь заливало церковь ярким светом.
– Ты думаешь, он начал избивать их, потому что Мария больше не может помешать ему?
Лицо Рона передернулось.
– Ставлю сто против одного, что именно так. Джейн следила, как пылинки пляшут в потоках света, льющегося из открытых витражных окон.
– Мы должны что-то предпринять…
– Все в порядке. Люди из окружной Комиссии по делам подростков ждут Джека в его доме с повесткой. С мальчиками все уладится еще до наступления темноты.
Джейн удивилась.
– Ты успел позвонить в Комиссию?
– Да, из машины перед началом отпевания. Пока сестры Марии знакомились с племянниками. Джек Джекобс им раньше не позволял видеться.
– Детям нельзя ни в коем случае оставаться с ним.
Рон нахмурился.
– После того как Мария признала под присягой, что она – единственная жертва жестокого обращения Джека, у суда не было оснований лишать его родительских прав.
Джейн посмотрела на алтарь. Цветы вдруг перестали действовать на нее умиротворяюще, а слова недавней молитвы больше не приносили утешения.
– Почему Джекобс обвинил тебя в шантаже?
– Потому что я пригрозил ему судебными неприятностями, если он не разрешит детям проститься с матерью.
– Ты в самом деле мог бы добиться этого?
– Не сразу, конечно, но он этого не знал.
Интересно, задумалась Джейн, играет ли Рон в покер.
– И какой твой следующий шаг?
– Ходатайство о передаче сестре Марии, Эстер, опеки над мальчиками на то время, пока власти определяют тяжесть нанесенных детям обид и оскорблений.
Лицо Рона внезапно застыло в горькой усмешке. Джейн почувствовала, что он корит себя за то, что сделал для Марии слишком мало, пока она была жива, а может быть, даже считает себя виновным в ее смерти.
Она потихоньку пошла к выходу, и Рон, чуть помедлив, последовал за ней.
Как только они оказались на улице, Рон ослабил узел галстука и расстегнул воротничок рубашки.
Джейн улыбнулась. Рон недолго мог выносить бремя цивилизации в виде официального костюма. А что касается его галстуков, то они были самыми ужасными из всех, какие ей когда-либо доводилось видеть на мужчине.
– Давно хотела спросить тебя, как ты завязываешь галстук одной рукой?
Джейн снова заметила в его глазах стальной блеск. Одни вопросы он мог переносить спокойно, другие – нет, какими бы ни были ответы, но Джейн все равно не перестанет спрашивать.
– А никак, – бесстрастно сказал Рон. – Продавец в магазине завязал галстук прямо на мне, и с тех пор я его просто не развязываю.
– Очень разумно.
Они в молчании дошли до стоянки. Катафалк уже уехал, и асфальтовая площадка была пуста.
– Не ожидал, что мы увидимся здесь, – произнес Рон. От жары его лицо покрыла испарина, а волосы закручивались колечками на влажной шее.
– Я чуть не опоздала, – доверительно сказала она, откидывая со лба челку. – Обычно я всюду приезжаю раньше, но в последнее время все идет наперекосяк.
– Как всегда.
Джейн насторожилась: непонятно, что в ее словах могло вызвать такое раздражение.
– Как Габи?
– Все хорошо. – Рон помедлил. – Она все еще у Энн.
– Да, я знаю и думала об этом. – Джейн провела языком по внезапно пересохшим губам. – Моя соседка, миссис Квинсли – дипломированная няня. Она сейчас не работает, потому что приехали ее внуки, но завтра они уезжают.
– Ты хочешь рекомендовать ее для Габи?
– Хотя бы на первое время. – Джейн глубоко вздохнула. – Сегодня ночью я, пожалуй, смогу присмотреть за Габи, а завтра, когда отправлюсь на службу, меня сменит миссис Квинсли.
Вместо ответа Рон достал из нагрудного кармана солнцезащитные очки и водрузил их на нос. Прячет глаза, подумала Джейн, видя в матовых линзах лишь свое отражение.
– Означает ли это, что ты принимаешь мое предложение?
Джейн чувствовала, как он изо всех сил старается сохранить спокойствие.
– Ты дал мне подумать до четверга.
– Но я не обещал, что не стану отстаивать свои интересы при каждом удобном случае, – сказал Рон, приблизив лицо к Джейн.
Его губы нашли ее рот не сразу, а словно давая ей время уклониться, отвергнуть его, как это случалось и раньше.
Не в силах шевельнуться или перевести дыхание, Джейн закрыла глаза и ответила на поцелуй, на этот раз более страстный и требовательный. Ее мысли смешались, а руки обхватили его шею. Рон вздрогнул, словно от внезапной боли, а потом обнял ее крепко и бережно.
– Поужинай со мной завтра вечером. Мы обсудим все, что касается твоей миссис Квинсли.
Рон говорил неровным голосом и никак не мог перевести дыхание.
– Хорошо. – Джейн уронила руки и неуверенно отступила назад.
Он медленно снял руку и бережно погладил ее нежную шею.
– Я заеду за тобой в шесть.
– Я буду у себя в кабинете.
Рон распахнул дверцу и подождал, пока Джейн сядет, а потом наклонился и поцеловал ее снова.
– У тебя в кабинете, – повторил он и захлопнул дверцу. – Сандерс! – вдруг окликнул он ее в открытое окно машины.
– Что?
– Время бежит.
9
Отглаженные брюки и до блеска начищенные ботинки свидетельствовали о том, что Рон побывал в суде, но где-то уже успел освободиться от пиджака и предстал перед Джейн в широких подтяжках, которые делали его похожим больше на простого работягу, чем на адвоката.
– Ты готова? – спросил Рон, глядя на Джейн невинными глазами. И прежде чем она успела опомниться, наклонился и жадно, быстро поцеловал ее. Так быстро, что она даже растерялась.
– Мне не хочется тебя торопить, но мы опаздываем.
– Ты сказал: в шесть, а сейчас нет и пяти.
– Дорога дальняя, и поесть негде, а я прозевал ленч.
Рон был в хорошем настроении, даже весел, но чувствовалась в нем отчаянная решимость. Казалось, никакие злые силы не помешают ему сделать то, что он задумал.
– Куда же мы едем? – небрежно спросила Джейн и направилась в кабинет за сумочкой, а еще для того, чтобы немного собраться с мыслями, чему Рон все равно мешал.
– Во-первых, туда, где лучшие ребрышки в штате.
– А во-вторых? – поинтересовалась Джейн, перекидывая ремень сумочки через плечо и гася настольную лампу.
– На ранчо моего брата.
Рон повернул выключатель света в кабинете и, когда Джейн вышла, закрыл за нею дверь.
– Твой брат – чемпион родео? – спросила Джейн, когда они подходили к машине.
– Мой брат, богатый и преуспевающий ветеринар, стал фермером-скотоводом, – ответил он и взял Джейн за руку. – Я решил, что твое знакомство с представителем семейства Бартон, обладающим светскими манерами, поможет осуществить мои планы.
* * *
Даже одной рукой Рон вел машину с искусством бывалого гонщика. Больше того. Казалось, длинная, низкая гоночная машина и водитель составляли единое целое.
– Что-то не так? – спросил он, заметив, что Джейн бросила тревожный взгляд на спидометр.
– Нет. Просто удивляюсь: ты, как выясняется, консерватор, – ответила она, когда мимо с форсом промчался на бешеной скорости новенький «корвет».
– Почти все гонщики консерваторы.
– А на треке?
– И на треке тоже. Слишком многим рискуешь, если не держать себя в руках.
Она смотрела на профиль Рона. Он опустил стекло машины, и ветерок превратил в озорные завитки пряди обычно прямых волос. Рон уже не казался сейчас таким суровым, как обычно, и что-то в ней дрогнуло.
– Я никогда не бывала на гонках, – призналась Джейн, глядя перед собой. – Даже не смотрела их по телевизору – боюсь несчастных случаев.
– Они могут и не произойти. Особенно в последнее время, когда появились новые, более безопасные, машины.
– Ты шутишь? Видела я фотографии этих машин. В пять лет у меня тоже была гоночная машинка и, кажется, покрепче ваших.
Рон добродушно рассмеялся, и морщинки у края губ превратились в глубокие ямочки.
– Если бы ты видела гонки, то поняла бы, что конструкторы все рассчитывают – каждую деталь, каждую мелочь.
– А внезапное возгорание, пожар?
– Для этих машин используется чистый спирт, он не так летуч, как октановое топливо, и проще тушится.
Джейн сделала глубокий вдох.
– А в твоем случае пожар возник?
– Небольшой.
– У тебя были ожоги?
– Нет, спасатели вытащили меня из машины, прежде чем пламя добралось до бака.
Он говорил бесстрастно и спокойно, словно комментировал пункт из свода законов.
Джейн, слушая, с удовольствием вдыхала запахи его кожи, крема после бритья, ощущала веяние ветерка, влетевшего в окно.
– Ты хорошо помнишь, как это произошло? – спросила она, словно без особого интереса.
– Все до мелочей.
Джейн подождала, когда кончится череда поворотов, и лишь потом продолжила:
– По ночам тебя не мучают кошмары, в которых все повторяется?
Рон ответил не сразу.
– Нет. Теперь нет.
– Но раньше мучили?
– Скорее обрывки воспоминаний. В больнице твоя коллега предупредила меня, что такое возможно, но я не поверил. – Он посмотрел на Джейн с ироничной усмешкой. – Она оказалась права.
– Как долго они продолжались?
– Несколько лет. До второго или третьего курса университета.
Он остановился на перекрестке, потом свернул налево – на дорогу, ведущую, казалось, в никуда. Джейн еще никогда не забиралась в такую глубинку.
– Я уже вижу самого Джона Уэйна [1]1
Известный голливудский актер, неизменный участник фильмов о Диком Западе. Прим. перев.
[Закрыть]в образе ковбоя, на гребне вон того холма, – кивком указала Джейн.
– Я всегда был одиноким рейнджером, когда мы с братьями играли в ковбоев и индейцев.
Джейн рассмеялась, представив себе Рона угловатым подростком в холщевых брюках и клетчатой ковбойке на коне. Это было трудновато сделать, глядя на широкоплечего мужчину, сидевшего рядом.
– Удобные для угона чужого скота земли, надо сказать, – словно про себя заметила Джейн, подавляя странное волнение.
– Прежде всего неплохие пастбища, – ответил ей в тон Рон и бросил шутливо-удивленный взгляд, который, однако, не рассмешил, а привел Джейн в еще большее волнение и заставил почему-то вспомнить его жадный и короткий поцелуй.
– Значит, твой брат разводит скот?
– Нет, лошадей породы апалуза и беговых на короткие дистанции. Когда-то в семействе Бартонов были скотоводы, отец и сын – три поколения назад.
– Как же случилось, что ты стал гонщиком? Вроде нелогично.
– А почему нет? Я всегда любил лошадей. Просто хотелось нестись быстрее одной лошадиной силы.
Джейн покачала головой.
– Разумно.
Какое-то время они молчали, следуя по петляющей дороге, обсаженной древними, но все еще зелеными дубами, пока наконец не выехали на грунтовую проселочную дорогу.
Медленно, на самой низкой скорости, Рон свернул у старого деревянного указателя с большой буквой «Б» и припиской внизу: «Братья Бартон».
– Я не знала, что ты совладелец ранчо, – заметила Джейн, подавшись вперед, чтобы лучше разглядеть места, где родился Рон.
– Я не совладелец. Джеймс делил ранчо с нашим братом Биллом до того, как его убили, да так и не собрался поменять указатель.
Прежде чем Джейн успела спросить, что же произошло с его братом, они спустились с невысокого холма. В долине, среди вековых зарослей эвкалипта, возвышался двухэтажный дом с тенистыми верандами. Его окружали ухоженные лужайки с бассейном за густой вьющейся оградой. Там стояли и другие постройки, но только большая конюшня была каменной.
Рон подъехал к загону и выключил зажигание.
– «Дом, родительский дом», – с чувством продекламировал он, вынимая ключи и ставя машину на тормоз. – Джеймс в конюшне, просил найти его там. Он чинит сбрую.
– О Рон, как красиво! – воскликнула Джейн, оглядываясь вокруг.
– Смотри, не влюбись, – предостерег ее Рон, выходя из машины. – Здесь живет Джеймс, а я живу в бунгало в Фэйр-Окс.
Джейн уже освободилась от старого потрепанного ремня безопасности, когда Рон открыл дверцу и протянул ей руку.
Решив, что когда она выйдет из машины, он отпустит ее, Джейн неожиданно оказалась совсем близко от него. Прежде чем она успела что-то сказать, Рон с силой притянул Джейн к себе и его нетерпеливые губы уже искали ее.
Джейн чувствовала, как колотится сердце и слабеют ноги, когда он, чуть отстранившись, сказал:
– Это чтобы ты помнила, кто из братьев Бартонов собирается на тебе жениться.