Текст книги "Твое обручальное кольцо"

Автор книги: Элла Лерлэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– Полагаю, ты была права, – грубовато согласился он, – насчет того, почему она плакала.

И доктор Фостер, и женщина, занимающаяся делом Марии Джекобс, были поражены, как быстро удалось Рону получить разрешение суда на временную опеку. Должно быть, не последнюю роль сыграл здесь и его внушительный рост, подумала Джейн. А может быть, напористость, категоричность, уверенный тон, не допускающий возражений.

– Рон, скажи мне правду, – мягко спросила Джейн, поглаживая девочку по спинке и ожидая, когда ее тельце совсем расслабится. – Что повлияло на решение суда?

– Я сказал, что выполняю предсмертное желание матери ребенка.

Джейн напряглась и крепче прижала к себе Габриэллу.

– Ты так сказал?

– Черт возьми, Сандерс! Ты сама говорила, что нужно оплачивать свои счета.

5

Рон удобно расположился на большом кожаном диване в кабинете Алана Чейна и наблюдал, как тот наливает коньяк в бокал.

Через открытую дверь гостиной им были видны Джейн и Энн, укладывающие девочку в складной кроватке.

– Сделай двойной, – попросил Рон, когда Алан посмотрел на него, вопросительно подняв брови.

– Тебе так плохо?

– Если иметь в виду, что моя жизнь в последние сутки перевернулась вверх дном, тогда ты прав – мне плохо.

Алан молча приготовил тройную порцию.

– Я бы выпил с тобой, но у меня дежурство, – извинился он, закрывая бутылку.

– Обратная сторона славы хирурга с мировым именем, – прокомментировал Рон, беря широкий круглый бокал.

Пока он пил, Алан развалился в «своем» кресле, которое Энн каждый год безуспешно пыталась выбросить, и перекинул длинные худые ноги через подлокотник…

– Сколько времени, ты сказал, у вас заняла поездка из тюрьмы?

– Четыре часа. – Прежде Рон редко тратил на нее больше двух. – Машина пропахла прокисшим молоком.

Алан улыбнулся.

– Что тебе ответить, приятель? Дети имеют привычку выплевывать то, что попадает им в рот.

– И пачкать свои штанишки.

– Пеленки.

Рон опрокинул в себя ударную дозу коньяка и подождал, пока спиртное позволит ему расслабиться.

– Штанишки, пеленки, называй как хочешь. Джейн израсходовала чуть ли не половину этого добра, которое мы купили перед тем, как отправиться сюда.

– Мне это знакомо.

– Каждый раз, когда я хотел увеличить скорость, она не разрешала. Черт меня побери, если я понимаю, как люди с детьми все же ухитряются приезжать куда-то вовремя.

– Тщательно продуманный план – и удача.

Алан сказал об этом очень просто, но Рон догадался, что его друг по-прежнему безумно влюблен. Он с радостью готов на все ради Энн и ребятишек.

– Ты уже нашел мне няньку?

Алан откинул голову на мягкую спинку кресла. Они с Роном были ровесниками, но волосы Алана уже совсем поседели.

– Нет еще, но я начал прощупывать почву пару часов назад.

Рон задумчиво посмотрел на коньяк в бокале.

– Похоже, мы напрасно тратим время.

– Ты действительно решил усыновить этого младенца?

– Я дал слово судье, и лучше мне не нарушать его.

– Почему? Ты чувствуешь себя в долгу перед матерью девочки?

Наклонившись, Рон поставил бокал на кофейный столик. Он уже достаточно выпил. Хватит.

– Отчасти, да. А кроме того, как ни банально это звучит, я не хочу, чтобы ребенка Марии взял посторонний человек. После того, как жизнь и так отняла у нее почти все. – Он покачал головой и снова откинулся на спинку дивана. – Правда, теперь, трезво оценивая случившееся, я понимаю, что, должно быть, сошел с ума.

Алан задумчиво посмотрел на друга.

– Похоже, ты уже трусишь.

– Черт, конечно трушу! Ну что я знаю о воспитании маленьких девочек?

– Наверное, то же, что и я. То, что знает большинство отцов.

Рон взволнованно вскочил, подошел к окну и выглянул во двор.

Игрушечные машинки валялись в песочнице, которую они строили вместе с Аланом, а купальник двенадцатилетней Милли висел на бортике бассейна. Две кошки, серая и ослепительно белая, уютно свернувшись клубочком, спали на двух соседних стульях.

Повернувшись спиной к окну, Рон прислонился к широкому подоконнику. Он уважал Алана, как, пожалуй, никого в своей жизни, и не без содрогания вспоминал те времена, когда навещал друга в тюрьме.

Но Алан выдержал этот кошмар и вышел из него с честью. Возможно потому, что он всегда думал о других больше, чем о себе. А вот для Рона Бартона на первом месте всегда был он сам – до того рокового дня на трассе.

Он глубоко вздохнул.

– А вдруг я не вынесу, если она вырастет и начнет стесняться своего отца-калеку? Глупо, правда?

– Нет, не глупо. Я ведь тоже все еще бывший подозреваемый, хотя обвинения и сняты. Вполне возможно, когда-нибудь мои дети будут стыдиться меня из-за той проклятой истории.

– Это не одно и то же. Ты не был виноват.

– Да и ты не изменился после аварии.

Рон уставился на лежащий под ногами коврик, искусно сотканный руками восточных мастериц. Да, раньше он ощущал себя мужчиной – медали, призы, зарубки на спинке кровати свидетельствующие об одержанных победах. А кто он теперь? Рон не знал, а возможно, и боялся узнать.

– Вероятно. Я все-таки реалист.

Рон поднял глаза и увидел прямой взгляд Алана.

– Это правда, Бартон. Именно поэтому ты будешь бороться и с внешними трудностями, и с собственными сомнениями, – чтобы иметь право удочерить девочку, которая, может быть, даже не скажет тебе спасибо, когда вырастет.

– Послушай, Алан. Я уже вел об этом речь с Сандрес и…

Но тут резко зазвонил телефон и прервал разговор. Алан поднялся и снял трубку.

– Доктор Чейн слушает.

Между тем Рон подошел к камину и принялся рассматривать фотографии, расставленные на каминной доске.

Вот его самая любимая, сделанная на крестинах маленького Рона Чейна. Джейн держала его на руках и улыбалась в камеру, но в глазах затаилась странная грусть. Интересно, размышлял иногда Рон, может ли мужчина влюбиться в женщину по фотографии, но тут же напомнил себе: для этого нужно верить, что любовь вообще существует.

– Хорошо, ждите меня через десять минут.

Решительный голос Алана вернул Рона к действительности. Повернувшись, он спросил:

– Проблемы?

Алан кивнул, лицо его помрачнело.

– Нечастный случай на дороге. Двое погибли, двое в критическом состоянии. У четырехлетней девочки переломы грудной клетки. Она на пути в госпиталь.

Рон подумал о хрупком детском тельце и о том, что с ним могут сделать обломки железа да и разбитое стекло.

– Бедный ребенок. Надеюсь, она выкарабкается.

Алан вытащил из ящика стола ключи от машины.

– Надо идти. Увидимся, когда вернусь.

– Удачи тебе.

– Спасибо.

Алан открыл дверь как раз в тот момент, когда вошла Джейн. Он наклонился, поцеловал ее в щеку и кивком указал на Рона.

– Прости, я должен уехать на некоторое время. «Папаша» все тебе объяснит. – И не дожидаясь ответа, сбежал по лестнице в холл.

Одетая в футболку и джинсы, позаимствованные у Энн, Джейн сейчас мало походила на известного детского врача-психолога.

– Случилось дорожное происшествие, – сказал Рон, – и Алана вызвали оперировать маленькую девочку с переломами грудной клетки.

В глазах Джейн появилось неподдельное сочувствие.

– По крайней мере, она в хороших руках.

– Если ее довезут живой до госпиталя.

Даже если все обойдется, малышке придется пройти через ад страданий, пока срастутся раздробленные кости и невыносимая боль перестанет терзать израненную плоть. Будь стойкой, детка, мысленно пожелал Рон, ты справишься.

Тяжелые воспоминания невольно заставили его спрятать руку в карман. Он с трудом выжал из себя улыбку.

– Как Габи? Все обошлось?

– Спит, как ангелочек.

– Значит, сухая?

Джейн улыбнулась.

– Мелкий выпад в адрес ангелочка. Кстати, я пришла предупредить вас с Аланом, что мы с Энн собираемся в магазин.

– В магазин?

Она кивнула.

– За детскими вещами. Энн составила список того, что тебе понадобится.

– Да, конечно. Я не подумал об этом… Возьми мою кредитную карточку.

– Мне будет проще воспользоваться своей, а потом мы рассчитаемся.

Он кивнул.

– Вы ненадолго?

– На пару часиков, не больше.

Рон нахмурился.

– А как же девочка?

– Я оставлю в холодильнике бутылочку. Подогреешь до комнатной температуры, только не забудь перед этим снять с нее соску.

Рон представил себе жуткую картину обожженного детского горла.

– А если молоко будет слишком горячим?

Джейн в это время расправляла закатанные рукава футболки. Мягкий трикотаж придавал ей какой-то трогательно беззащитный вид. Подняв голову, она быстро улыбнулась Рону, и он вспомнил, как подростком жутко стеснялся, поглядывая на хорошеньких женщин.

– Тогда прежде проверь молоко. Капни несколько капель на руку и поймешь.

Рон выпрямился.

– Да-а-а? – протянул он, вложив в свои слова весь сарказм, на какой был способен. – И как, ты полагаешь, я это сделаю – зубами?

Он ожидал неловких извинений, смущенного взгляда, осторожной жалости, которую ненавидел так же сильно, как свое отражение в зеркале в полный рост.

Однако вместо этого Джейн состроила нетерпеливую гримаску.

– Если это поможет, попробуй зубами. – И посмотрев на часы, холодно добавила: – Мы рассчитываем вернуться к шести, а если запоздаем, пеленки найдешь на комоде возле кроватки.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла.

* * *

Джейн держала крохотную – как для куклы – рубашечку с маленькими розовыми оборками.

– Тебе нравится?

Энн перестала перебирать плюшевые конверты для новорожденных.

– Очень хорошенькая, – ответила она подруге с нежной улыбкой, – но, боюсь, уже через неделю или две будет слишком мала.

Джейн нехотя сложила прелестный крохотный наряд.

– Почему я чувствую себя так, словно сильно поглупела?

Энн рассмеялась.

– Когда я носила Ронни, то прочла все книги, не пропустила ни одной лекции для молодых матерей в клинике, даже самостоятельно составила идеальный распорядок дня для новорожденного. Если хочешь знать, я была основательно подготовлена.

– Мне ли не знать? – заметила Джейн холодно. – Вспомни, как ты разбудила меня в три часа ночи, потому что не могла решить, какие подгузники лучше – непромокаемые или матерчатые. – Джейн покачала головой. – Если честно, мне в тот момент было решительно все равно, какие ты выберешь.

Щеки Энн залила краска.

– Да, но ты же помнишь все наши разговоры о том, что от подгузников бывает сыпь, что они вредны и тому подобное.

Джейн подняла руку.

– Прошу тебя! Побереги все это для Рона. Я всего лишь тетушка на общественных началах.

Энн отложила шесть конвертов разных размеров и расцветок и прибавила их к стопке белья, уже лежащего на столике у кассы.

– Рон, кажется, собирается нанять няню?

– Конечно, ему придется сделать это. По крайней мере, до тех пор, пока Габи не подрастет. Он утверждает, что не любит детей.

Энн взглянула так же испуганно, как и Джейн, когда она впервые услышала от него это признание.

– Ты шутишь? Да он с ума сходит по Милли и Рону! Только позволь ему, и он их совершенно избалует!

– Я напомнила ему об этом. Он сказал, что тут совсем другое дело.

Джейн добавила к стопке белья пушистое радужное покрывало.

Энн покачала головой.

– Вообще, конечно, мысль о том, что Рон станет отцом, немного настораживает.

Джейн вопросительно посмотрела на подругу.

– Почему? Из-за его увечья?

– О Господи, нет! Скорее всего, дело в его чисто мужском характере. Сплошные острые углы и грубоватая внешность. Трудно представить, как он играет в куклы, выбирает школьную форму или обсуждает с дочерью жизненные проблемы.

Джейн прикусила губу, раздумывая, насколько ей следует быть откровенной. У Рона слишком развито чувство порядочности, и оно могло толкнуть его на поступки, о которых он потом пожалел бы.

– Он не говорил много, но смерть Марии тяжело подействовала на него, – сказала Энн.

– В глубине души Рон очень эмоционален. Вся беда в том, что он сам не знает об этом.

– Или, может быть, справляется со своими переживаниями совсем не так, как мы.

– Так поступает большинство мужчин.

Энн кивнула.

– Но он не такой, как большинство мужчин, не так ли? Я не имею в виду увечье.

– Да, Рону нравится выводить человека из равновесия.

Добиться этого, а потом полночи потратить на попытку стереть воспоминание о коротком поцелуе, который означал лишь утешение, а кончился Бог знает чем.

– Ты бы видела его во время скачек! – Энн закатила глаза. – Он в седле. Густые черные волосы до плеч, дьявольская улыбка. Господи, я просто не представляю, чтобы кто-нибудь мог устоять перед ним в дни его молодости.

Или позже, добавила про себя Джейн.

– Вчера вечером он кое-что поведал о своей жене. Несомненно, она ушла от него уже беременной, причем отцом ребенка был его лучший друг.

Энн удивленно вскинула брови.

– Он сам сказал тебе об этом?

Джейн кивнула.

– Помимо всего прочего. А что?

Энн прислонилась к прилавку.

– Джейн, Рон уже пять лет мне и Алану как брат, и никогда… ни одного раза, слышишь, не говорил с нами о своей бывшей жене!

– Возможно, вы не спрашивали.

– Шутишь! Ты же знаешь мое ненасытное любопытство. Конечно, я спрашивала. Он был очень мил, но твердо дал понять, что ни с кем не собирается обсуждать свое прошлое.

Джейн внимательно смотрела на маленькую рубашечку, которую держала в руках, но видела только Рона – такого, каким он был вчера в баре. Его одиночество и печаль, пока он не заметил в зеркале за спиной бармена, что она наблюдает за ним.

– Он выпил вчера. Может быть, поэтому, – задумчиво сказала Джейн.

– Или в тебе есть что-то, в чем он нуждается, Джейн. Что-то такое, из-за чего он готов доверять тебе и больше никому.

У Джейн задрожали губы.

– Какова бы ни была причина, я не такая дура, чтобы верить, будто значу для него больше, чем друг и чертовски хороший психолог, на которого он может рассчитывать в трудную минуту.

– Вы покупаете эти вещи?

Веселый приветливый голос продавщицы заставил обеих прийти в себя.

– Да, – сказала Джейн, копаясь в сумочке в поисках кредитной карточки.

– И что дальше? – спросила Энн, пока продавщица, откладывая каждую вещицу, пробивала цену.

– Дальше надо оформить бумаги, дающие Рону право временной опеки, пока будет рассматриваться его просьба об удочерении девочки.

– Я думала, это пройденный этап.

Джейн покачала головой.

– Габи все еще под опекой суда, а Рон пока просто исполняет обязанности приемного отца.

– Звучит как-то непонятно.

– Так оно и есть. Видимо, нормы юридического права разлетаются в прах, когда мать лежит в тюремном госпитале, а отец ребенка отказывается от всех прав на него.

– Ну а как же предсмертная просьба Марии о том, чтобы приемным отцом девочки стал Рон?

– Словесная просьба. Вот если бы Мария написала прошение в присутствии свидетелей, тогда другое дело.

Энн нахмурилась.

– Рон не пользуется любовью в службе охраны прав ребенка с тех самых пор, как взялся защищать Алана.

– Знаю, поэтому и обещала поддерживать его до конца.

Джейн следила, как девушка-кассир оформляет одну за другой их покупки. Эти вещи будут ее прощальным подарком Габи, хотя Рон еще не знает об этом.

– Когда вы ждете ребенка? – осведомилась девушка, когда Джейн протянула ей чек.

– Собственно, ей уже исполнилось два дня. Девушка открыла рот, и взгляд ее невольно упал на талию Джейн, затянутую ремнем.

– Похоже, это были легкие роды, – пролепетала она, пытаясь улыбнуться.

Пока Энн сдерживалась, чтобы не расхохотаться, Джейн решила пожалеть бедняжку.

– Я покупаю это для друга. Он удочерил самую прелестную маленькую девочку на свете.

– Уверена, что это так. – Девушка протянула две большие фирменные сумки. – Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания вашему другу.

– Спасибо, – серьезно поблагодарила Джейн. – Думаю, ему понадобится любая помощь.

Вопрос лишь в том, захочет ли такой гордец, как Рон, принять ее?

6

Рон открыл глаза и почувствовал себя разбитым. После ухода Джейн и Энн он неожиданно заснул и теперь не имел представления, долго ли спал.

В доме было тихо – ни криков мальчишек, играющих на заднем дворе, ни звуков музыки из комнаты Милли.

Его беспокоило какое-то неприятное ощущение. Казалось, что правая рука выше запястья затекла. Прежде чем туман в голове рассеялся, Рон инстинктивно потянулся растереть его и вдруг вспомнил – запястья не было, как не было и самой правой руки.

Нахмурившись, он переждал, когда несуществующая боль утихнет, повернулся на бок и снова закрыл глаза. И в ту же минуту раздался сердитый вопль.

Проснулась Габриэлла.

В голове Рона стало пусто, сердце бешено забилось, и он почувствовал нечто похожее на панику.

– Эй, детка, не плачь, ладно? – обратился он к Габриэлле, вскакивая с дивана и наклоняясь над кроваткой. – Дай хотя бы сообразить, что делать.

Однако Габриэлла по-прежнему надрывалась, отчаянно размахивая руками и ногами. Собравшись с духом, Рон стянул с нее одеяльце, и в нос ударил не самый приятный запах. Перебрав обычный набор юношеских ругательств, Рон освободил Габриэллу от мокрых ползунков, насухо вытер, присыпал тальком и подготовил несколько подгузников.

А девочка в это время, казалось, решала, продолжать ей вопить или лучше засунуть подальше в рот свои пальчики.

Рон весь взмок от испарины.

– Эй, послушай, детка… Габи, – сказал он в отчаянии. – Я занимаюсь этим впервые в жизни, поэтому помоги мне, ладно?

Подгузник напомнил ему толстый лечебный пояс, в котором он долгие недели лежал в больнице; только этот был в прозрачной упаковке. Не сумев найти петельку, за которую следовало потянуть, чтобы вскрыть целлофан, Рон трижды помянул недобрым словом Джейн, бросившую его одного.

– Ну вот, перестань лягаться, тогда я смогу закрепить эту липучку, – бормотал Рон. Он наклонился пониже, так что малышка смогла дотянуться до его носа. – Эй, полегче с ним, ладно? Я уже три раза его ломал.

Девочка вдруг перестала кричать и уставилась на мужчину большими круглыми глазами. Голубыми и блестящими, как у котенка, которого только что вылизала мать.

И все равно она будет брюнеткой, решил Рон. Как и Мария. И как он сам.

У Джейн были светлые глаза, то зеленые, то золотистые. Хотя не так уж это и важно сейчас, сказал он себе, скрипя зубами в новой попытке добиться успеха на «подгузочном» фронте.

– Не то, чтобы я не хотел быть твоим папой, моя радость, – грубовато уговаривал ребенка Рон, нащупав петельку и увернувшись от очередного удара по носу. – Просто люди, которые присматривают за такими детишками, как ты, позволят мне это только после большой драки. И даже тогда перевес может быть не в пользу столь классного парня, как я.

Справившись с одной петелькой, Рон сосредоточился на второй. А Габриэлла тем временем таращилась на него с тем восхищенным вниманием, которое он долго и трудно вырабатывал в себе с тайным умыслом покорять присяжных.

Он так долго пристраивал верхний конец подгузника, что терпение иссякло, а рука заныла. К тому же девочка продолжала брыкаться, особенно когда он задевал ее животик.

– Боишься щекотки? Я тоже, только это секрет.

Габи сморщила личико, готовясь к новой попытке разнести стекла вдребезги своим криком, но Рон опять заговорил с девочкой, полагая, что голос успокоит ее лучше, чем тишина.

– Ну-ка, не мешай мне, детка. Я собираюсь драться за тебя. Хуже другое – я, наверное, не самый лучший для тебя отец. Что если мы победим, а потом окажется, что я не гожусь на это?

Надо бы отказаться от нее, вот что. А что потом, Бартон? Доживать остаток своих дней с мыслями о доверии, светившемся в глазах Марии перед смертью?

Последняя неуклюжая попытка – и петелька на месте. Рон улыбнулся и с облегчением вздохнул, наслаждаясь успехом.

Не Бог весть какая работа, но, черт возьми, он ее сделал! Рон не чувствовал себя таким гордым с тех пор, как научился одной рукой застегивать рубашку.

Девочка ворочалась и тихонько покряхтывала, чистенькая и душистая.

– Отлично, а что теперь? – Поглядывая одним глазом на Габриэллу, Рон быстро перебрал вещи, оставленные Джейн.

– Что скажешь насчет этого наряда? – спросил он у Габи. Та нетерпеливо нахмурила брови-полумесяцы.

– Ты не в восторге, а? Конечно, это слишком просто для такой изысканной маленькой леди, как ты, но пока вполне сойдет.

Он потратил минуту, размышляя, где застегивается непривычная одежка – спереди или сзади, – а потом еще несколько минут, прикидывая, как бы совладать с вертящейся в кроватке девочкой и рубашкой, которая была чуть больше его ладони.

Вскоре Габриэлла была одета во что-то мягкое и пушистое, а Рон совершенно обессилен. И все это время он думал о том, что уже не сможет отказаться от девочки, даже если суд отклонит его ходатайство.

* * *

Пока Энн ставила машину в гараж, Джейн уже бежала к дому. Полные сумки били ее по ногам. По дороге она представляла, как девочка или оглохнет от крика, или покроется сыпью от промокших подгузников. Или случится и то, и другое.

Промчавшись через кухню в холл, она начала подниматься по лестнице и вдруг услышала младенческое гуканье.

Видимо, Габи давно проснулась. Бедный Рон, подумала Джейн виновато.

«Бедный Рон» тем временем сидел на полу, опершись спиной о софу и согнув колени. Вчерашний костюм он сменил на футболку, словно вытащенную из мешка старьевщика, и джинсы на пару размеров меньше, чем нужно.

Девочка, завернутая в застиранный купальный халат, в безнадежно мятом, перекосившемся подгузнике, лежала у Рона на коленях, энергично пиная его ножками в живот.

Рон увидел, как вошла Джейн, и в знак приветствия широко улыбнулся. Когда-нибудь она перестанет придумывать, что за этой простой белозубой улыбкой прячется роковой сексуальный соблазнитель, сказала себе Джейн.

– Потеряли часы, что ли? – сухо поинтересовался Рон.

Чувствовать себя виноватой – это одно, а вот признаться, что виновата, когда так не считаешь, – совсем другое.

– Ты не представляешь, какие пробки на дорогах, – беззаботно ответила Джейн и, прежде чем пересечь комнату, оставила сумки у входа.

Подняв брови, Рон наклонялся, пока не оказался нос к носу с малышкой – один нос очень большой и чуть крючковатый, другой нежный и трогательный, как у крольчонка.

– По-моему, звучит совсем неубедительно, дорогуша. Что ты об этом скажешь?

В научных трудах утверждается, что новорожденные не умеют улыбаться. Но гримаска Габи была так похожа на улыбку, что горло Джейн внезапно сжалось.

– Привет, приятели, – ласково сказала она, плюхнувшись на мягкую подушку и улыбаясь девочке. – Как наша дорогая Габи?

– С дорогой Габи все великолепно, – проворчал он, – а вот дорогой Рон измотан до основания.

Хотя Рон хмурился, Джейн чувствовала, что втайне он очень доволен собой. Да и выглядел Рон расслабленным и отдохнувшим.

– Ну, – спросила она, – ты напоил ее молоком?

– Примерно час назад. Она выпила все до последней капли, – Рон сдвинул брови над своим римским носом. – Похоже, она отличается отменным аппетитом.

– Поэтому, наверно, и сосет твой палец.

Рон вдруг внимательно посмотрел на Джейн. Она умела до тонкостей определять, что выражал тот или иной взгляд, но этот был непроницаем. Почему же тогда, черт возьми, у нее такое ощущение, будто он раздевает ее?

В это время девочка громко загулькала, размахивая крошечным кулачком.

Джейн тихонько засмеялась и потянулась погладить длинные легкие, как пух, волосики Габи. Ее захлестнула теплая волна нежности.

Как бы я хотела, чтобы ты была моей, чудесная Габи, подумала Джейн. Я уже люблю тебя так сильно, что это причиняет мне боль.

– Похоже, ты неплохо провела время, крошка, пока меня не было, – прошептала Джейн. – Хотя папа и надел на тебя халат задом наперед.

– Черта лысого, – протянул Рон так же негромко. – Я достаточно поносил их в госпитале, чтобы разобраться, где зад, а где перед.

Она представила халат, сшитый для мужчины среднего роста, на высоком Роне. Он доходил ему только до середины бедер. И, наверное, легко распахивался… Джейн вспыхнула, ее сердце учащенно забилось.

– Но это, скорее, ночная сорочка, а не больничный халат, – сказала она вкрадчиво, приводя мысли в порядок. – Значит, разрез должен быть спереди, а не сзади.

Рон посмотрел на девочку, блаженно воркующую у него на руке.

– Что ты думаешь об этом, моя хорошая?

Габи зевнула, широко открыв ротик, и Джейн расхохоталась.

– Похоже, она думает о чем-то другом, а?

– Как любая женщина. Парень уверен, что все идет отлично, и вдруг получает дверью по лбу.

Она не сразу догадалась, что это сказано и в шутку, и в то же время вполне всерьез.

– Не беспокойся, – посоветовала дружески Джейн, стараясь не задеть его самолюбие. – Привязанность возникает не сразу. Главное – сохранить ее.

– Привязанность? Чью? Мою и Габи?

Джейн не могла понять, успокоила она его или только подлила масла в огонь. Рон – большой мастер скрывать свои чувства.

– Конечно. Если бы она была утенком, то наверняка решила бы, что ты – папа-селезень и что она – самый счастливый маленький утенок.

Джейн не верилось, что большого и мужественного Рона ее слова могут сделать по-детски счастливым, но именно так он сейчас выглядел. Его рот начал расплываться в улыбке, но внезапно он вновь стал серьезным.

– Конечно, но она не утенок, а я пока еще не папаша. Так что мы с ней на равных, не так ли?

– Это просто аналогия.

– Да знаю я, что это, Сандерс. Может, я и не отличался потрясающими успехами в школе, но потом мне все же удалось подцепить кое-где пару ученых степеней.

И стать адвокатом с первой попытки, подумала Джейн, что не так просто для парня, который полжизни полагался на силу своих мускулов, выносливость и быстроту реакции, а вовсе не на мощь интеллекта.

– Брось, Рон, – поддразнила она его, – не будь таким обидчивым и…

– Я не обидчив и не нуждаюсь в психоанализе – ни в твоем, ни в чьем-нибудь еще, понятно?

Джейн уловила легкую угрозу, но решила не обращать на нее внимания.

– Так вот почему ты всегда даешь задний ход в моем присутствии? Боишься, что я извлеку на свет и предам огласке все твои страшные тайны?

– У такого парня, как я, нет никаких тайн!

Рон вскочил. Джейн заметила, как напряглись мышцы его сильной шеи в разлохмаченном вороте выцветшей голубой футболки.

– Нам надо поговорить.

– Неужели?

– Чтобы правильно надевать распашонки, правильно кормить Габи и прочее, мне нужна помощь, пока я не приведу все дела в порядок.

– Ты можешь нанять опытную няню.

– Да, я уже ищу ее, но как быть с привыканием? Не слишком ли много новых людей для крошки в первые дни жизни?

– Да, конечно, но у нас ведь не так много вариантов.

– Ты можешь переехать ко мне.

– Что?!

– Эй, ребята… – сказала Энн, входя животиком вперед, с приветливой улыбкой, которая тут же погасла, как только она увидела лица Джейн и Рона. – О, простите, пожалуйста. У вас важный разговор?

– Нет, – абсолютно спокойно ответил Рон.

Джейн молчала, не в силах произнести ни слова. Энн посмотрела сначала на одного, потом на другого, и ее глаза хитро заблестели.

– Я только хотела… э-э… Да, я просто хотела убедиться, что вы остаетесь обедать.

– Я не голодна… – пробормотала Джейн, старательно избегая взгляда Рона.

– Уверена, что голодна, – отрезала Энн с широкой улыбкой. – И ты тоже, правда, Рон? Я приготовлю лазанью.

Он явно не обрадовался, отчего его слова прозвучали еще неожиданней.

– Да, конечно. Но теперь, когда вы обе здесь, я ненадолго съезжу в город, если позволите.

– Возражений нет. Мы все равно сядем за стол не раньше семи, пока Алан не вернется из госпиталя. Тогда протрубим во все трубы.

– Вам что-нибудь нужно?

– Ничего. Только твоя божественная улыбка и дьявольская красота.

Он криво усмехнулся.

– Все в твоем распоряжении, детка.

Габи внезапно забеспокоилась, размахивая ручонками, как сигнальщик флажками. Рон осторожно поймал ее пальчик и очень нежно пожал.

– Нетерпеливая маленькая вертушка, правда? – Он посмотрел на Джейн.

– Похоже, что так, – согласилась та.

Он на мгновение задержал взгляд, потом наклонился поцеловать девочку.

– Веди себя хорошо, пока меня не будет, ладно, крошка?

Габи икнула и уткнулась личиком в теплую шею Джейн.

Снова встретив его взгляд, Джейн почувствовала волнение. Хотелось, чтобы он поцеловал и ее тоже. Но не в утешение, конечно.

Словно прочитав эти мысли, Рон посмотрел на ее губы и его глаза потемнели.

Поцеловав Джейн, как обычно в щеку, он не отодвинулся, а на мгновение прижался губами к ее рту.

– Мы продолжим разговор позже.

Резкие нотки в голосе Рона могли означать и угрозу, и обещание. Или и то, и другое.

– Если хочешь, – почти прошептала Джейн.

– Мои желания и возможности обычно сильно различаются.

Пригладив рукой взъерошенные волосы, Рон вышел. Секундой позже открылась и снова захлопнулась входная дверь. Джейн и Энн обменялись взглядами.

– Ого! – мягко воскликнула Энн. – По-моему, между вами возникло сексуальное напряжение, или мне только показалось?

Коротко вздохнув, Джейн уложила Габи поудобнее.

– Начинаю думать, что ты не ошибаешься.

– Я знала, что он сильно переживает, хотя и не показывает вида. Стоит тебе продемонстрировать свои многочисленные достоинства – и его чувства вырываются наружу.

Джейн улыбнулась.

– Энн, мне очень неприятно тебя обижать, но твоя беременность явно способствует размягчению мозга.

Энн с задумчивым выражением лица погладила малышку по голове.

– А у некоторых народов беременная женщина считалась медиумом.

– Но не у нас.

– М-м-м, не будь так категорична. Еще когда я была беременна маленьким Ронни, я говорила Алану, что ты определенно покорила Рона. Похоже, я была права?

– Не глупи, Энн. Рон очень нравится мне как друг, и это все.

– Да, конечно. То-то ты покраснела, как попка Габи.

Джейн невольно прижала свободную руку к щеке.

– Ну, что я говорила? Я – медиум, – улыбнулась Энн.

– От судьбы не уйдешь.

– Давай назовем это роком. Джейн покачала головой.

– Называй это как хочешь, Энн, а я собираюсь отнести эту дорогушу наверх и проверить, хорошо ли справлюсь со сменой подгузников.

– Неплохая мысль. А я лучше приготовлю лазанью для Рона. Он не в восторге от нее, но мы оба притворяемся, что это его любимое блюдо.

– Притворяетесь? А почему?

– Да потому что Рон не может есть то, что нужно резать ножом.

– О Господи. Никогда не думала об этом.

– Большинство людей об этом не думает. А Рону приходится.

И женщины в молчаний разошлись по своим делам.

* * *

Рон стряхнул капли пота, заливающие глаза, и приготовился к очередному приступу как раз в тот момент, когда боль обожгла его мускулы и пронзила всю руку от запястья до плеча.

– Что, тяжелый случай, Бартон?

Рон вовремя поднял взгляд и успел поймать полотенце, брошенное Кевином Уилсоном, только что отжавшим свои двести восемьдесят фунтов веса на тренажере.

– Можно сказать, да. – Рон вытер полотенцем влажное лицо и повесил его на шею.

– Еще одно проигранное дело?

– Возможно, хотя точно еще не знаю.

Он облокотился бедром о стойку, чтобы сохранить равновесие, и смотрел, как Уилсон перемещается со скамейки в инвалидную коляску. Знаменитый футболист Кевин стал калекой после того, как однажды утром застал банду подростков, собиравшихся угнать его «порше», и неожиданно получил удар ломом в спину от стоящего на стреме юного преступника.