Текст книги "Твое обручальное кольцо"

Автор книги: Элла Лерлэнд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

2

Джейн закрыла глаза и представила, как лежит на пляже, обласканная теплыми лучами солнца, и потягивает ледяной «маи-таи». Она заставила себя поскорее отрешиться от лязга решетчатых дверей в утробе тюрьмы и постаралась оживить в воображении успокаивающий шепот волн.

Ей даже удалось почувствовать вместо тяжелого затхлого воздуха, пропитанного тюремной дезинфекцией, легкий и свежий ветерок с ароматом имбиря.

– Сандерс!

– М-м-м?

Джейн позволила ленивой улыбке тронуть уголки губ. Окликнувший ее глубокий, звучный, как у героев вестернов, голос был ей по душе.

– Эй, проснись, Сандерс! Не спи на работе. Большая мускулистая рука осторожно сжала округлое плечо Джейн, приглашая, ее из страны грез в пустую маленькую комнатку с холодным цементным полом.

– С возвращением.

Рон поставил свой стул напротив.

Джейн села прямо и повертела головой, разминая затекшую шею.

– Который час?

– Уже пять.

Серые стены женской тюрьмы, грязные окна, поношенная одежда обитательниц, которых они с Роном встретили в холле, – все было скучным и безрадостным. Даже самого бесчувственного человека эта обстановка повергла бы в уныние.

Джейн и Рон прибыли сюда в начале четвертого и смогли узнать только, что женщина, которую они хотели видеть, увезена в родильное отделение. Ждать пришлось в приемной тюремного изолятора. И пока Рон, уставший от вынужденного безделья, расхаживал по комнате, Джейн решила отвлечься и помечтать, чтобы отогнать подступающее удушье.

– Похоже, я задремала, – застенчиво пробормотала она. – Извини, пожалуйста.

На лице появилась и пропала легкая улыбка.

– Ничего. Это бывает после тяжелого дня.

– Узнал что-нибудь о Марии?

– С минуты на минуту разродится.

Жесткие складки в уголках рта разгладились, и Джейн поняла, что Рон волнуется.

– Как она?

– Не очень, судя по выражению лица того парня, с которым я говорил.

– Лучше бы они посадили охранника, который бросил ее, и закинули подальше ключи от камеры, вместо того, чтобы переводить его в другую тюрьму.

– Мария отрицает, что ее изнасиловали.

– А ты не пытался повлиять на нее, чтобы она изменила показания?

– Конечно, пытался. – Рон насмешливо фыркнул.

Джейн окинула его взглядом – измученный человек, который часто доводит себя до изнеможения и не хочет в этом признаться. Кто-то должен убедить его, что надо щадить себя, подумала Джейн. Кто-то любящий, кто увидел бы в нем живого человека из плоти и крови, а не винтик в судебной машине.

– Ты был так же жесток к себе и на гонках? – спросила она небрежно.

– Гонки были моей работой. Жестокость тут ни при чем.

– Но ты стремился быть лучшим.

Рон уставился на сырое пятно, проступившее на штукатурке стены: его глаза сузились и густые жесткие ресницы почти сомкнулись.

Джейн всегда мучил вопрос, вспоминает ли Рон о тех временах, когда роковое решение еще не изменило всю его жизнь, а тело и дух еще не были искалечены.

– Ты хочешь знать, рассчитывал ли я на победу всякий раз, когда заводил машину? Нет. Проигрыш – это часть науки побеждать, и я всегда мог сказать себе, что меня ждет следующая попытка. А такие люди, как Мария, имеют лишь один шанс на победу.

– Но ты не мог всегда надеяться на успех, – тихо сказала Джейн.

Рон медленно повернулся, и их взгляды встретились. Его глаза казались кусочками черного льда.

– Ты хочешь сказать, что не рассчитываешь помочь каждому ребенку, который появляется в твоем кабинете?

Его губы иронично изогнулись, и Джейн подумала, что он был бы потрясающе красив, если бы хоть раз позволил себе улыбнуться настоящей искренней улыбкой.

– Много лет назад я научилась не требовать от себя невозможного. Но признаюсь, что верю в чудеса, даже в исключительно трудных случаях.

– Не обижайся, Сандерс, но лично я уже давно понял, что доверять не себе, а чудесам – занятие для дураков.

Его голос стал твердым, как гранитная плита. Как стена, которую он воздвиг между собой и своими чувствами.

– О, ты типичный адвокат! – Она дразняще улыбнулась. – Перевернул мои слова с ног на голову.

– Кто, я?

– Да ты. Я говорю о том, что можно верить в чудеса, а не о том, что на них следует надеяться. – Она покачала головой и прищелкнула языком. – Это не одно и то же, между прочим.

– А это важно?

– Конечно, важно!

Он приподнял брови и пристально, с насмешкой, посмотрел на Джейн.

– Почему?

– Хотя бы потому…

– Мистер Бартон? – Их прервал усталый, надтреснутый голос. Лицо женщины было взволнованным, а одежда врача-хирурга – безукоризненно белой.

– Да?

Рон, мгновенно насторожившись, вскочил на ноги.

– Я – Этель Фостер, врач Марии.

Рон протянул для пожатия левую руку, на что женщина, слегка удивившись, протянула ему свою.

Без руки, с широкими плечами, он казался немного кривобоким. Джейн уже привыкла к нему, но видеть это впервые было трудно.

– Мария сказала, что вы человек слова, и потому ждала вас, – сказала доктор со слабой улыбкой. – В отличие от меня.

– Вы циник, доктор?

– Просто имела дело с адвокатами.

– Но не со мной.

– Время покажет, мистер Бартон.

Джейн, заметив, что доктор Фостер чуть улыбнулась, присудила очко Рону.

– Доктор Фостер, это доктор Джейн Сандерс. Она детский психолог, и я пригласил ее сюда представлять интересы ребенка.

– Понимаю.

Доктор повернулась к Джейн пожать ей руку, и та увидела темные тени под глазами и усталые морщинки вокруг полных бледных губ. Слишком большая ответственность, слишком много волнений и слишком мало сна, профессионально определила она, чувствуя духовное родство с этой женщиной.

– Я полагаю, ребенок уже родился? – мягко спросила Джейн.

Доктор Фостер кивнула.

– Около тридцати минут назад. Мы только что перевели Марию в палату.

– Как она? – поинтересовался Рон.

– Неважно. У нее было обильное кровотечение, да и долгие роды подорвали силы. Уровень лейкоцитов в крови опасно низок, он не поднялся даже после многократных переливаний.

– А ребенок? – быстро спросила Джейн.

– Слава Богу, нормально. Девочка. Шесть фунтов пять унций. Рефлексы нормальные, реакция тоже.

Рон встревожился.

– Очень маленький вес, по-моему.

– Как обычно у тюремных детей, – объяснила доктор Фостер с ироничной улыбкой.

– Сможет ли мать сама кормить ребенка?

Джейн подумала о первых днях жизни девочки.

– К сожалению, нет. Не только потому, что это против правил. Мария слишком слаба.

Во взгляде доктора Фостер сквозило отчаяние врача, который сделал все, что мог, и тем не менее проиграл.

– Мы можем ее увидеть? – спросил Рон.

– Обычно в таких случаях я отвечаю – нет, но она очень ждала этой встречи. Может быть, разговор с вами заставит ее меньше тревожиться о будущем девочки.

Рон выглядел смущенным, но решительным.

– Нам следует еще что-нибудь знать, прежде чем зайти к ней?

– Только то, что она очень слаба физически и еще больше угнетена эмоционально. Старайтесь не расстраивать ее, насколько это возможно.

Быстро повернувшись, доктор повела их в палату.

В комнате, рассчитанной на две кровати, стояли четыре, и одна и них была отделена от других занавесками.

Солнечный свет, падавший через решетку единственного окна, казался неприятным и резким. Все остальное было каким-то тусклым. Как и в тюремной приемной, здесь не было ни книг, ни цветов, ни единой картины на стене.

Доктор, чуть помедлив, отодвинула одну из занавесок у четвертой кровати. На ней лежала молодая женщина, сама больше похожая на ребенка, чем на многодетную мать. Длинные темные волосы спутались и потеряли былой блеск, а некогда красивый рот обметала лихорадка. Запавшие карие глаза, прежде горевшие огнем девичьих мечтаний, теперь были обведены тенями и полны безмерной усталости.

Рон наклонился и взял ее за руку.

– Привет, маленькая мама, – сказал он с грубоватой нежностью, что слегка кольнуло Джейн. – Как ты?

Бледные губы Марии дрогнули, когда она попыталась улыбнуться.

– Не очень… хорошо.

– Я привел к тебе друга. Ее зовут доктор Джейн Сандерс, и она много знает о детях. Ты можешь ей доверять.

Мария устало закрыла глаза, а потом медленно подняла их на Джейн.

– У нее… доброе лицо. – Голос был едва слышен, нежный, как у ребенка.

– Она очень хорошая.

Рон взглядом пригласил Джейн подойти поближе.

– Привет, Мария. Мы еще не видели твою девочку, но доктор Фостер сказала, что она очаровательна.

Глаза молодой женщины на миг засветились и вновь стали прекрасными.

– Я… дала ей имя Габриэлла. Так звали мою мать.

– О Мария, какое чудесное имя. Я знаю, твоя дочка будет ему рада, когда вырастет.

– Я… надеюсь. – Печальные карие глаза наполнились слезами. – Это все, что я могу ей дать, и это так несправедливо…

Рыдания сотрясли слабое тело; она не могла успокоиться и хрипло закашлялась.

Доктор Фостер налила воды из пластмассового кувшинчика и помогла Марии напиться. Больная немного оживилась.

– Тебе не следует так расстраиваться, иначе мне придется попросить мистера Бартона и доктора Сандерс уйти.

– Нет… пожалуйста. – Мария старалась дышать ровнее. – Я должна быть уверена… Я не хочу, чтобы моя малышка выросла, как я – без образования, без будущего, способная лишь рожать детей от мужчины, которого ненавидит.

Джейн прикусила губу и посмотрела на Рона. Его лицо было жестким, подбородок вздернут, словно он приготовился к драке.

– Все это в прошлом, Мария. Ты и Джек разведены. Он не сможет больше причинить тебе зло.

– Его адвокат сказал, я никогда не смогу увидеть своих мальчиков, даже если меня выпустят на поруки.

– Это не так. Как только тебя освободят, мы вызовем его в суд и заставим дать согласие на твои встречи с сыновьями.

Джейн, уловив стальные нотки в голосе Рона, невольно пожалела злосчастного адвоката.

Мария опустила глаза, ее рука слабо теребила край одеяла.

– Джек говорит, что они ненавидят меня. Джейн, наклонилась к ней.

– Послушай, Мария. Я работаю с детьми каждый день. Большими, маленькими, печальными, пропащими – самыми разными. Но всех их объединяет одно – любовь к матери. Это редкая, прекрасная и загадочная любовь. Она сильнее, чем слова, поступки… Иногда сильнее самой смерти. Не имеет значения, что сказал этот идиот.

Слезы брызнули из глаз Марии и потекли по худым бледным щекам.

– Я люблю своих мальчиков, доктор Сандерс. Вы должны верить мне. – Ее глаза метнулись к Рону. – Скажите ей, мистер Бартон то, что говорили тому судье. Я… я хотела только напугать Джека и все – ради своих мальчиков. Я не такая ужасная женщина, как повторяли эти люди на суде. Я не такая!

Страстные слова, казалось, лишили больную последних сил. Бисерные капельки пота покрыли лоб, она тяжело дышала. Доктор Фостер встревоженно нахмурилась.

– Все хорошо, Мария, – успокаивающе сказал Рон. – Доктор Сандерс все понимает.

Он едва покосился на Джейн, но та заметила взгляд.

– Конечно, я понимаю, – сказала она очень мягко. – И сделаю все возможное, чтобы Габриэллу не забрали у тебя.

– Она… та женщина из Комиссии, которая приходила ко мне, сказала, что будет слушание о том… кому лучше отдать Габриэллу на воспитание.

– Не волнуйся, детка, – хрипло сказал Рон. – Никто не собирается отнимать у тебя девочку.

Мария не сводила глаз с Рона, словно он один мог что-то сделать для нее.

– Отец отказался от своей дочурки, – прошептала она. – Он говорил, что любит меня, но, добившись своего, решил, что я уже нехороша.

Рон наклонился к ней.

– Не беспокойся, Мария. Я буду на этом слушании. Женщину, которая приходила к тебе, ждут неприятности.

– Эта женщина… сказала, что есть много хороших семей, которые хотят иметь ребенка, и я должна отдать свою девочку. Она назвала это частным… э…

– Частным усыновлением, – тихо подсказал Рон. В большинстве случаев Джейн была согласна с решениями Комиссии по правам, но только не теперь.

– По ее словам, тебе следует отказаться от права опеки над Габриэллой? – спросила Джейн осторожно. – И ты не сможешь предъявить на нее права, даже когда снова станешь свободной?

Марии не понадобилось отвечать. Страдание в ее глазах говорило само за себя.

– Ты хочешь?.. – спросил Рои тихо и настойчиво. – Хочешь отдать девочку на удочерение?

– Я молила Святую Деву помочь мне найти хорошего человека для Габриэллы.

Лицо Рона дрогнуло, но он держал себя в руках.

– И молитва помогла?

Кивок был еле заметен.

– Я хочу, чтобы это были вы, – проговорила Мария задыхаясь. – Никого, кроме вас. Вы не такой, как другие адвокаты, как тот, который защищает Джека. Вы знаете, что значит быть одинокой и бояться. Чувствовать, что все против тебя.

Джейн заметила, как Рону становится все труднее. Марии удалось распознать истинного Рона под панцирем уязвленного, израненного жизнью мужчины.

– Все эти недели… во время суда… обо мне писали столько грязи в газетах… я молилась и молилась, чтобы кто-нибудь помог мне. Поверил, что я не такая плохая, как…

Содрогнувшись от внезапного приступа кашля, она упала навзничь, хрипло дыша.

Доктор, взяв Марию за руку, быстро проверила пульс и посмотрела на Рона. Кивнув, он достал из кармана вельветовой куртки записную книжку и ручку.

– Мне нужно имя человека, которому ты хочешь отдать на воспитание девочку. – Джейн никогда не слышала, чтобы он говорил таким мягким и добрым голосом. – И адрес, если ты его знаешь.

Странное выражение появилось на лице Марии.

– Я уже сказала, кто он, – прошептала она. – Это вы, мистер Бартон. Я хочу, чтобы вы взяли Габриэллу. – Слезы снова брызнули из ее глаз, когда она крепко стиснула его руку. – Обещайте мне… Все, о чем я прошу, не дайте Габриэлле забыть меня.

* * *

У медсестры был утомленный вид, но ее взгляд потеплел, когда доктор Фостер попросила ее показать малышку Джекобс.

– Я всегда ужасно волнуюсь, когда мне приходится заботиться о новорождённых, – сказала она, умело хлопоча возле младенца. – Хотите взять ее на руки?

Сестра опустила высокую стенку колыбельки и осторожно взяла ребенка на руки.

Джейн перекинула ремешок сумочки через плечо и глубоко вздохнула. Рон впервые видел, как Джейн нервничает. Мечтала ли она когда-нибудь иметь своего ребенка? – вдруг подумал он. Была ли замужем? Он никогда не спрашивал ее об этом. Опасно много знать о женщине. Потом хочется узнать еще больше.

– Осторожно, маленькая козочка только что насосалась молока, – пробормотала медсестра, бережно передавая ребенка Джейн. – Ну, иди, моя маленькая.

– О Господи, она не спит, – прошептала Джейн. – И такая крошка. – Тихонько засмеявшись, она пальцем отодвинула прядку черных волос со лба девочки. – Смотри, Рон, она улыбается тебе.

Ощущая себя все более неловко, Рон быстро посмотрел на кругленькое личико в обрамлении пушистого розового одеяльца.

– Я вижу одни только волосы.

Джейн удивленно взглянула на Рона. Он, прятавший свои чувства, вдруг понял, что не может больше скрывать от себя, как много значит для него Джейн.

– Она просто прелесть, – прошептала Джейн. Ее голос дрожал, глаза были полны слез. – Представляю, как тяжело бедной Марии.

– Прошу извинить меня, – тихо сказала доктор Фостер. – Я должна вернуться к больной.

Бросив медсестре быстрый взгляд, который насторожил Рона, она жестом велела ей следовать за собой и вышла.

Джейн снова почувствовала на себе взгляд. С тех пор как они вошли в эту печальную детскую, Рон неотрывно и как-то напряженно смотрел на нее. С другим мужчиной это было бы невыносимо, но от Рона она терпела все. Таков уж он был, со своим римским профилем и важной походкой.

– Хочешь подержать ее? – спросила она тихо. – Не бойся.

Теплый розовый младенец барабанил по воздуху крохотными кулачками. Опыт общения Рона с новорожденными был весьма невелик. Его племянница появилась на свет, когда он только что развелся. Тогда он вел себя, как полное ничтожество, преисполненное жалости к самому себе, пока его брат Джеймс учился менять пеленки, он беспробудно пил.

А его крестник Рон Чейн? Этот феноменальный ребенок начал говорить и ходить, практически не вылезая из пеленок. Возиться с ним было все равно, что играть со щенком. Теперь все казалось труднее. Любая ошибка, одно неловкое движение – и она может пострадать.

– Нет уж, спасибо. У тебя это лучше получается.

– Будь мужчиной и возьми ее. Она не сломается, – уговаривала Джейн, и голос ее был нежным, а глаза потеплели от чувств, которые он не позволял себе испытывать.

– Конечно, не сломается, но от меня ей мало проку, – сказал он грубовато. – Да и этой больнице тоже, так что, если не возражаешь, я подожду на улице.

3

Пока они находились в тюрьме, прошумел редкий для Калифорнии ливень, умыв долину и превратив дорогу в полосу препятствий.

Неразумно было два часа добираться до дома, приехать поздно, а утром снова возвращаться. Уж лучше заночевать где-нибудь неподалеку.

Ближайший мотель был без претензий, но комнаты в нем – достаточно удобны. Рон заказал номера и, как Джейн ни сопротивлялась, настоял – тихо, но решительно – на том, что заплатит сам.

Было уже около восьми, когда они пошли перекусить в ресторанчик – кухней он похвастать не мог, но искать что-нибудь получше уже не было сил.

Рон заказал себе два гамбургера, две порции жареного картофеля и съел все, что было на тарелке. Теперь он допивал вторую чашку кофе, а Джейн с трудом пыталась осилить невкусный салат.

– Ты всегда ешь так много? – спросила она, отложив наконец вилку. Сорок минут молчания доконали ее, и она боялась сорваться и сказать что-нибудь лишнее.

Рон пожал плечами.

– Не всегда. Иногда даже больше.

– Мне кажется, ты ешь слишком много жирного. Я просто слышу, как жир душит твои сосуды.

Потягивая кофе, Рон смотрел на нее ленивым, почти равнодушным взглядом.

– Если на то пошло, я слышу лишь ворчание сердитых туристов, жалующихся на дождь, – заметил он.

Даже запахи еды и раздражающий дым сигарет не мешали ему чувствовать исходивший от Джейн аромат. Легкий, бодрящий, но достаточно сильный, чтобы заставить мужчину обратить на нее внимание.

– Бог с ними, – сказала она. – Нам нужны все дожди, которые проливаются на землю. После хорошего дождя мир становится ярче и лучше.

– Но только не дороги в час пик.

– Ты всегда так циничен?

Он пожал плечами.

– Возможно. Я не веду счет.

Джейн улыбнулась.

– А не мешало бы. Это как раз то, что тебе нужно.

Он заметил откровенное мужское одобрение во взгляде прошедшего мимо Джейн парня.

– А ты всегда так оптимистична? – спросил он. Впервые за долгое время он чувствовал себя таким раскованным и, может быть, почти счастливым.

– Всегда. Это беспокоит тебя? Я могу постараться и стать немного более циничной, если тебе от этого будет лучше.

– Не беспокойся. Я в порядке.

А вот в этом Джейн была совсем не уверена. Чуть смущенный и настороженный, он отличался от большинства мужчин, которых она прежде встречала.

Рон совсем не стремился произвести на нее впечатление рассказами о легких успехах, своей неотразимости, мужественности и особой сексуальности. Именно поэтому она находила Рона столь привлекательным.

– Помоги мне хотя бы доесть салат, – спросила она, чопорно сложив руки на груди.

– Чего ради?

Теперь Джейн пожала плечами.

– Тебе полезны овощи.

Он недоверчиво приподнял брови.

– Что полезного в этой приправе, которую ты размазала по всей тарелке?

– Здесь мало калорий, – торжественно провозгласила Джейн. – В каждой столовой ложке всего тридцать пять калорий. Так сказано в меню.

Он окинул ее с головы до ног оценивающим взглядом.

– Только не говори мне, будто ты одна из тез женщин, которые помешаны на худобе и хотят, чтобы от них остались кожа да кости.

Джейн поморщилась.

– Разве я так выгляжу?

Он прислонился спиной к стенке кабинки, вытянул длинные ноги и пододвинул к себе ее салат.

– Ты выглядишь очень… здоровой.

– Премного благодарна.

Рон с минуту изучал ее. Всякий раз, когда они были вместе, Джейн беззлобно подшучивала над собой, словно и его приглашая к этому. Он же не верил, что жизнь может быть к кому-нибудь добра. Возможно, поэтому всегда чувствовал себя с Джейн слегка неуверенно.

Кроме того, Рону приходилось сдерживать свое влечение к ней всякий раз, как они оказывались на достаточно близком расстоянии друг от друга.

– Между прочим, это комплимент. – Он поддел вилкой салат. – Худые женщины причиняют мне боль.

Джейн насторожилась. Он не флиртовал с ней. Рональд Бартон ни с кем не флиртовал. Но сейчас, по непонятной причине, он не был таким резким и грубым, как обычно.

– Извини, но большинство мужчин, насколько я знаю, не согласились бы с тобой, – возразила она и деланно вздохнула.

– Возможно, потому что они никогда не были женаты на манекенщицах. А я был. – Рон с хрустом разгрыз листик салата. – Ни калорий, ни вкуса, – пробормотал он, прежде чем отпить глоток кофе.

– Ты говоришь о салате или о бывшей жене?

Рон чуть не поперхнулся и вынужден был взять стакан с водой. Когда из взгляды встретились, Джейн ожидала увидеть гнев разъяренного льва.

– И о том, и о другом, – сухо ответил он.

И вдруг кривая усмешка смягчила суровую линию рта, а вокруг его глаз разбежались веселые морщинки.

Рональд Бартон в свои четырнадцать лет был, должно быть, неотразим. После сорока, он бесспорно, стал опасен. Она с облегчением вздохнула и подождала, пока к ее пульсу вернется нормальный ритм.

– И как давно ты развелся с этой манекенщицей?

– Тринадцать лет назад.

Теплые искорки во взгляде погасли. Джейн сразу стало их не хватать.

– Тебе не хочется говорить об этом?

– Не очень.

Непредсказуемая женщина, подумал он. Искренняя и сочувствующая в больнице, теперь она осмеливается на то, на что не решились бы даже близкие друзья. Она намерена дразнить его, когда он ясно дал понять, что пребывает не в том настроении.

Внутренний голос советовал, а не узнать ли Джейн получше, и Рон предложил выпить в баре после обеда. Бывало, он поддавался влечению к женщине и рано или поздно это приводило к постели, где все зависело от того, как воспринималось его увечье. Джейн Сандерс слишком нравилась ему, чтобы рисковать и проверять, примет она его или нет.

– Угодно ли вам еще что-нибудь? – Официантка стояла возле стола с горячим кофейником, переводя глаза с Рона на Джейн. – У нас есть чудесный фирменный клубничный пирог.

Рон, поймав укоризненный взгляд Джейн, едва сдержал улыбку.

– Конечно, почему бы и нет? Два, пожалуйста.

– Сейчас принесу.

Официантка, захватив пустую тарелку Рона, ушла.

– Стыд и позор, Бартон, соблазнять меня пирогом.

– Не говоря уже о твоих сосудах.

– И это тоже.

В ресторане становилось жарко, даже душно. Джейн расстегнула манжеты и закатала рукава блузки.

– Как ты думаешь, что делает сейчас Мария? – сказала она, посмотрев на Рона.

Он поднял глаза и застыл с вилкой в руке над последним листиком салата, который вопреки всему ел с наслаждением.

– Доктор Фостер кажется первоклассным врачом.

– Да, это так. – Джейн помолчала, потом медленно добавила: – Однако я была бы спокойнее, если бы Мария лежала в обычной больнице.

Рон отодвинул тарелку и взял чашку с кофе. Отхлебнув глоток, он обвел зал ресторана спокойным, пристальным взглядом. Наблюдатель, подумала Джейн. Из тех, кому нужны только факты, в то время как ее всегда интересовали эмоции.

– На суде она хваталась за меня, как утопающий за соломинку.

– На суде она еще надеялась.

– Она надеется и сейчас.

– Разве, Рон? – Джейн покачала головой. – Поставь себя на ее место хотя бы на минуту. Муж использовал ее, как боксерскую грушу, а сейчас получил право единоличной опеки над сыновьями и уже предупредил, что собирается нанести ей новый удар с помощью закона.

– Он может допытаться. – Рон говорил обманчиво мягким голосом, в то время, как во взгляде вспыхнул гнев.

– А теперь, когда она так ранима, другой мужчина, которому она явно верила… оттолкнул ее. Что может сделать закон? Сказать ей напрямик, что она не в состоянии вырастить своего ребенка, вот что! Это варварство!

– Это закон.

– Глупый закон! – резко бросила Джейн.

Изменчивая, вспыльчивая, она волновала мужское воображение. Сейчас Рону было особенно трудно подавить желание узнать Джейн поближе.

– Он призван защищать детей. Я думал, ты всецело за него.

Рон умышленно затягивал разговор, чтобы любоваться игрой света в ее волосах и блеском ее живых глаз.

– Да, но я не могу не сочувствовать Марии.

– Сочувствия и девяноста центов хватит только на чашку кофе. – Рон старался сохранить шутливо-небрежный тон.

– А подавление собственных эмоций приводит к язве желудка.

Джейн отпила вино из бокала и сделала вид, что не заметила внезапной горечи и обиды в его глазах. Этому ей еще предстоит научиться.

– Должно быть, один из нас лучше контролирует себя, чем другой.

– Или убеждает себя в этом.

Подошла официантка с подносом в руках и принесла обещанный пирог.

– Еще кофе? – предложила она, показывая на полный кофейник.

Кивнув, Рон пододвинул свою чашку.

– А вы, мэм, – спросила она Джейн, держа кофейник наготове. – Еще кофе к пирогу?

– Нет, спасибо. У меня есть вино.

Она отпила еще глоток, пока официантка убирала со стола грязную посуду.

– Есть ли шансы возобновить слушание дела Марии? – спросила Джейн, когда официантка ушла.

– Никаких. И на апелляцию шансов нет. Я уже выяснял.

Рон ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. Пиджак он снял раньше, и свободный рукав, аккуратно приколотый к плечу рубашки, привлекал всеобщее внимание. Особенно он веселил хихикающих подростков в кабинке напротив.

– А помилование? Ведь такое бывает.

– Но не в этом штате.

– Но, если бы ты постарался…

Прошло несколько долгих минут, прежде чем Рон ответил – голосом напряженным, словно он сознавался в чем-то позорном.

– Я пытался. Безуспешно.

Джейн попробовала пирог. Он был тошнотворно сладким. Чтобы не обидеть повара, она съела несколько кусочков и отодвинула тарелку.

– Я думаю, теперь надо найти человека из Комиссии по изучению условий жизни неблагополучных семей, чтобы он помог с усыновлением. – Она размышляла вслух. – Виктория О'Коннел.

Рон, отправив в рот последний кусочек пирога, отодвинул тарелку. И как это он ухитряется есть, словно грузчик, а живот остается плоским и крепким, как камень? – с невольной завистью подумала Джейн.

– Тебе, возможно, интересно будет узнать, что мы знакомы с Викторией. Не очень близко, но я работала с ней раньше. Она… вполне компетентна в этих делах.

Он метнул на нее настороженный взгляд.

– Полагаю, слово «компетентный» относится к нашему брату, не блещущему умом юристу?

– Виктория – настоящий профессионал. Представительна, знает законы. – Джейн выпила последний глоток вина, прежде чем продолжить: – Но ей не хватает чуткости.

– Что именно ты имеешь в виду?

Она вертела в руках пустой бокал, прислушиваясь, как из соседней кабины уходят подростки, и чувствуя на себе их любопытные взоры.

– То, что она, похоже, никогда в своей жизни не обходила законы.

– А ты?

– Тоже нет, но иногда я замедляла ход и во имя благой цели не лезла на рожон.

Строго сжатые губы на мгновение дрогнули.

– Ты меня заинтриговала, – лениво протянул Рон.

Джейн вспыхнула и засмеялась.

– Это неудивительно, – прошептала она. – Я никому не говорила об этом, кроме нескольких близких друзей, правда.

– И сколько же этих «нескольких»?

– Ну, например, Энн, а теперь и ты. Итого двое.

Рон от изумления вскинул брови.

– Что заставило тебя включить меня в этот избранный круг?

– Мне понравилось, как ты вел себя с Марией. Ты немало постарался, чтобы восстановить ее веру в мужчин.

– Не обольщайся, Сандерс, – проворчал он, нахмурившись. – Я не очень добрый парень. Адвокатам это несвойственно. Мы не можем позволить себе расслабляться и делаем свою работу, как положено, избегая сантиментов. – Он взял с подноса чек и вышел из-за стола. – Ты готова?

Джейн взяла сумочку и сунула ноги в туфли-лодочки.

– Теперь готова, – ответила она, сползая со скользкого дивана и вставая рядом. Она улыбнулась, и на щеке появилась чуть заметная ямочка.

– Спасибо, что ты пришла, Джейн, – шепнул Рон, пока ему выписывали счет.

– Я рада, что ты настоял.

– Я тоже рад. Это ради Марии.

Макушка Джейн еле доставала до его подбородка, даже когда она была на высоких каблуках, и Рон залюбовался оттенком тусклого золота в ее непослушных волосах.

– Все в порядке? – спросила кассирша, протягивая Рону длинную квитанцию, чтобы он расписался.

– Отлично.

Его каракули были настолько неразборчивы, что женщине пришлось сравнить их с подписью на кредитке.

– Извините, но мой босс очень строг… – сказала она, явно чувствуя себя неловко, и вернула карточку с квитанцией.

– Не беспокойтесь, я привык.

Он научился делать левой рукой все, почти все – только не писать и не заниматься любовью.

* * *

Чтобы напиться, Рону, мужчине ростом шесть футов два дюйма и весом в двести пятнадцать фунтов, нужно было немало виски.

Рон взболтал свой четвертый – или пятый? – скотч на дне стакана, прежде чем опрокинуть его в рот. Он давно уже не чувствовал вкуса и не обращал внимания на марку напитка. С таким же успехом он мог бы пить воду.

– Повторить, друг?

Бармен был не прочь поболтать, но Рон сразу дал понять, что хочет остаться один. Ну а сейчас парень делал свою работу, и Рон не собирался ему мешать.

– Почему бы нет? – спросил он, пододвигая стакан.

После обеда Джейн отправилась прямо к себе в номер принять душ и разобрать ненавистные бумаги. Рон попытался отдохнуть в комнате напротив, но слишком устал и не мог заснуть.

– Двойной скотч, неразбавленный.

Бармен расстелил перед Роном белую салфетку и только после этого поставил стакан.

– Это должно вам понравиться. Рон благодарно кивнул.

– В какое время обычно закрываетесь? – спросил он вяло.

– В два часа. У вас масса времени. Больше чем достаточно, чтобы напиться до упаду, если вы именного этого добиваетесь.

– Это мысль. Но не слишком симпатичная для человека, которому нечем заняться.

– Интересуетесь компанией? Я могу…

– Нет.

Бармен убрал руки со стойки и отступил назад.

– Не обижайтесь, приятель. Просто у вас вид парня, которому хочется дать себе волю. Вот и все.

Бармен отошел, а Рон вернулся к своему стакану. Женщина мне нужна в последнюю очередь, подумал он. Особенно профессионалка.

Это было в первый год после того, как он выбрался из госпиталя. Тогда было легче заплатить за секс, чем каждый раз выворачивать себя наизнанку перед женщиной, которая так и не научилась прятать жалость в глазах при виде его изуродованного, плеча.

После первого опыта с проститутками Рон почувствовал себя еще более одиноким. Эти женщины были умелы и привлекательны, но не могли дать ему того тепла, которое он страстно искал. Теперь он предпочитал этой чертовщине воздержание.

Все под контролем, мысленно усмехнулся Рон, чокаясь со своим отражением в зеркале. Но, прежде чем сделать глоток, он оказался лицом к лицу с Джейн Сандерс.

Без косметики она выглядела как мальчишка-сорванец, а не как преуспевающая деловая женщина.