Текст книги "Гармония по Дерибасову"

Автор книги: Елизавета Михайличенко

Соавторы: Юрий Несис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Стой! А почему все-таки Авгырд?

– Чего? – не понял Санька.

– Ну бык... Крылатый. Почему ты его Авгырдом назвал?

– А-а... легенда... Слушай, не помню... А, ну да – это же Дрыгва наоборот.

Через несколько шагов Санька обернулся:

– Кстати, Миш, ты в курсе... Ну, что тёть Дуня родила?

Когда к Дерибасову вернулся дар речи, Санькина спина была еще в пределах слышимости.

– Ты че брешешь?!.. От кого?!..

– От генерала! – озорно крикнул Санька, цепляя девиц.

– От какого?

– От отставного!

Девицы зашлись в молодежном астматическом смехе. Рифмованный ответ не оставлял сомнений, что Санька брешет. А это уже был вызов. Так подло мужское достоинство Дерибасова никогда не оскорбляли. Да еще перед девками. Да еще земляк, да еще сопляк, да еще единственный человек, которому он бескорыстно помог!..

Дерибасов кинулся за охамевшим молокососом, но невидимая «золотая» цепь натянулась, и Мишель, почувствовав на горле ошейник, похолодел и вернулся к чемодану. И лишь ощутив его тяжелую силу, Мишель успокоился от мысли, сколько благ потерял этот сопливый придурок за несколько минут.

Пока Дерибасов таскал свое сокровище по Москве, Дунино сокровище впервые улыбнулось.

– Зачем я не послушал свою Дунико? – сокрушался Гиви. – Построил такой большой дом! Пока добежал – Чхумлиан уже плачет...

– Чуня, Чхумлик мой сладенький, ну, улыбнемся папочке скорей! – неистово сюсюкала Дуня. – Гиви, ты вымыл руки? Положь дитё!

– Да не нервничай, Дунь. Молоко пропадет, – влезла сестра Лидия. – Ничего ему не сделается, крепкий парень! Не знала бы, что недоношенный, не поверила б!

Гиви одарил сестру Лидию взглядом, от которого старшие офицеры опускали глаза, младшие бледнели, прапорщики смотрели в потолок, сержанты лишались дара речи, а рядовые... впрочем, на рядовых Гиви этот взгляд не тратил. Однако эта приживалка, сукина сестра Лидия сделала какой-то пас и как коза уставилась Гиви в глаза. И отставной генерал в очередной раз пожалел, что у него нет родной тещи, а ее обязанности исполняет такая мымра. Переживая свою ненужность, Гиви ушел.

– Видела, как сила моего взгляда вытолкнула из комнаты твоего? – похвасталась сестра Лидия. – А ведь раньше я так не умела. А теперь я как луна, светящая отраженным светом, отражаю духовную силу Чхумлиана! И так действую.

Дуня, перецеловав пяточки, икры, бедрышки и попочку Чуни, вернула себе душевное равновесие и смогла среагировать:

– А вот знаешь, Лид, я сегодня что подумала... Учение ваше истинное, это мне теперь понятно. – Дуня снова потянулась к Чуне. – Только ты вот молишься, то есть медитируешь, а мне некогда, да и неохота... За это кара последовать может?

Сестра Лидия задумалась, потом облегченно улыбнулась:

– Да что ты нервничаешь? Чхумлиан учит, что только мужчины разбиты на четыре варна. А женщины – на два – на красивых и некрасивых, на сапег и назирхаток. У сапег красота на лице и в теле, а у назирхаток она проникла вглубь. И это определяет клубок судьбы для каждой. Сапегам дана красота, чтобы любить, рожать и вскармливать. Поэтому сапега, чтобы реализовать свою миссию, должна стремиться выйти замуж и родить. А ты типичная сапега. Другое дело, если бы ты, как я, была назирхаткой. Тогда семья для тебя явилась бы семью бедами и сорока девятью несчастьями!

Дуня высвободила грудь и наклонилась над сыном. Чуня с большим трудом присосался к твердой поверхности и принялся добывать пропитание. Со стороны могло показаться, что он так старается из страха перед величиной и тяжестью нависшего над ним полушария.

Когда носик ребенка погрузился в помягчевшую плоть, Дуня смогла оторваться от созерцания и улыбнулась:

– Это... В народе-то говорят, ваши совсем озверели. Что в стаи сбились и как волки за коровами бегаете. И прямо из вымя молоко сосете... Зачем же так? Поначалу приехали – городские, культурные, тихие, уважительные. Ты скажи своим, чтобы покупали молоко, как раньше. А то наши их поучат, дороже станет.

Сестра Лидия поморщилась:

– Да не в деньгах же дело, Дунь. Коровы в Назарьине священные, в них кровь Авгырда и назирхатских матерей. Их молоко целительно для духа. А у кого из нас дух не подранен?

– Да, у нас в Назарьине дух крепкий, – согласилась Дуня.

– Но вы-то пьете его всю жизнь, – продолжила Лидия. – И вам нужна доза не лечебная, а профилактическая. А это намного меньше, и при вашем неправильном доении как раз такая доза и остается.

– Это у кого неправильное доение? – вскипела Дуня. – У нас? А где ж тогда правильное? В Москве, что ли?!

– Не нервничай! – нервно приказала сестра Лидия.

Глава 26. Дух начинает действовать

Этим вечером Осип Осинов перестал считать рождение Чуни самым тяжким событием своей жизни. Сегодня он получил двойной удар.

Уединенно наблюдая, в Луковом лесу наткнулся он на страшное и омерзительное в своей противоестественности зрелище: неоарбатовы, словно мухи, облепили безумно мычащую корову. Они держали лишенное независимости животное за рога, ноги, хвост и по четверо, сшибаясь лбами, мучали сосцы. Осип не выдержал взгляда поруганного животного, которому он не мог объяснить, что дух не должен действовать, и подавленно крутя педали покатил домой, ничего по пути не наблюдая.

Еще три года назад Осип установил, что коровье молоко – это душа трав. Выходило, что пока Антиназарий использует для реализации заложенной в него программы душу Назарьино, неоарбатовы высасывают душу из Назарова луга, а из Земли в целом – сок и округлость.

Только подъехав к Дуниному дому, начал Осип снова уединенно наблюдать, вернее подслушивать. Вечерняя медитация неоарбатовых, привычно оседлавших ветки, напоминала митинг обезьян. В кронах глухо роптали:

– Почему сестру Ирину-вторую пустили? Она на три недели позже меня приехала. И с дерева спускалась всегда раньше.

– Да она уже месяц вообще не дежурит!

– Правильно! Как корову держать за рога – так одни, а как к алтарю – так другие...

– В общем, что говорить! Окружила себя сестра Лидия любимчиками и подхалимами. Пользуется, что Чхумлиан не видит.

– Да все он видит! Просто нас испытывает!

– Да что же она делает? Брата Рудика сразу перед второй колонной поставила! Этого молокососа!

– Товарищи! Давайте напишем Чхумлиану!

– Нет! Сначала общее собрание секты проведем! И деятельность сестры Лидии осудим! А потом уже, на основании этого документа, будем апеллировать к Верховной Личности! – проскрипел старческий голос.

– Да надо с сестрой Лидией поосторожнее... Если она смогла внушить Пиночетихе еще семерых пустить, то завтра внушит, чтобы всех пускали! Если по-хорошему... А то повнушает и нам – будем на четвереньках бегать или еще похуже.

И Осип Осинов понял, что если до сих пор самовоспроизводящийся Антиназарий был отставным генералом без армии, то теперь к нему повалили рекруты и волонтеры. И прогноз был ясен: в ближайшее время численность мигрантов превысит коренное население. И они поглотят Назарьино, словно вулкан! И не было никакой возможности отделить генерала от армии, ибо он владел портиком! А портик был единственным в своем роде! И никаких аналогов или копий не имел. Хотя...

А митинг на деревьях продолжался:

– Вот правильно говорил брат Осоавиахим! – Осип Осинов вздрогнул. Даже он не ожидал такого прямого подтверждения своей прозорливости – неоарбатовы были связаны с арбатовским лидером!!! Тут уж само собой умозаключалось, что псевдопаломники явились прямым порождением Арбатовых и, следовательно, неоарбатовыми в полном смысле слова, а не по аналогии.

– Я тогда даже записала, – продолжил тот же голос, – то, что брат Осоавиахим зачитал из священной тетради: «Как египтяне вымерли, воздвигнув пирамиды, так обречен всякий народ, создающий пирамиды социальные!»

– Не надо выхолащивать мысль! – возмутился Осип, запрокинув гневное лицо. – Там было написано не только народы, но и организации, коллективы, общества, партии, группы, общины и секты! – И, пнув в сердцах дерево, он вскочил в седло и поехал прочь.

Вслед донеслось изумленное:

– Точно! Так он и прочитал... Просто я записать не успела... Откуда этот назарьинец все знает? Вот что значит святое место!

Теперь вся зловещая цепь была выстроена натренированной логикой Осипа. Зло оказалось значительно более организованным и переплетенным, чем он мог предположить! Малый Антиназарий выманил истинно назарьинское учение, оторвал от родной почвы, извратил и напустил на родину стаю еретиков. А занявший его место большой Антиназарий начал самовоспроизводиться посредством Души, и вот сегодня Осип наблюдал, как смыкалось зло у портика и цепь замыкалась вокруг Назарьина в петлю.

Не будь Осип Духом, обреченным на бездействие, он сделал бы сейчас все, чтобы не дать цепи завязаться в узел у портика. И тут Осип с ужасом осознал, что он уже давно не Дух, а одно из звеньев этой цепи зла! Что он уже совершил действие, отдав Мишке заветные тетради. И единственное, что осталось ему теперь, – это противодействием попытаться разорвать цепь. Но даже уничтожив тело свое или душу, оставался он неразомкнутым звеном проклятой цепи.

Осип напряг натренированную логику, она, словно электрический ток, пробежала по цепочке и споткнулась о портик.

Впервые за долгие годы Осип Осинов не прикоснулся к бумаге. Вернее, к обычной бумаге. На фотобумагу это не распространилось. До полуночи он печатал фотографии с прошлогоднего негатива, на котором запечатлел для своего краеведческого альбома свежевоздвигнутый дерибасовский портик.

Утром он двинулся в «Арбатовский Гарлем». Во дворе бывшего дома Осоавиахима буддо-христиане проводили собрание. Уже издали был слышен визг сестры Лидии:

– Побойтесь Чхумлиана! Вы... вы... Вам всем не место на святой земле! Убирайтесь отсюда!

– Да хоть сейчас! – агрессивно перебила полная брюнетка в декольте и галошах. – Земля, на которой распоряжается такая сестра, как ты, уже не святая!

– Не святая? А какая же, по-твоему, земля в Новом Назирхате!?

– А поруганная!

Хлопнула калитка. Перед носом Осипа мелькнуло «декольте». Ирина-первая покидала собрание, а судя по всему, и Назарьино.

Положение попытался спасти щупленький Рудик:

– Братья и сестры, – вдумчиво позвал он. – Чхумлиан не простит нам раздора. Он ведь представил нам возможность ускоренно пройти ступени совершенствования, благодаря святости этого места... А что делаем мы? Я боюсь, что мы попросту оскверняем святость этой земли. С каждой минутой распри мы удаляемся от Верховной Личности. Более того, наше собрание вообще следует как можно скорее прекратить, потому что оно незаконное. Наша секта не должна осложнять свои отношения с властями. Мы нарушаем указ Президиума Верховного Совета о проведении собраний, митингов, демонстраций и уличных шествий. Если нам уж так необходимо провести это собрание, в чем лично я очень сомневаюсь, то организаторы собрания должны подать заявление в поселковый совет, не менее чем за десять дней. Братья и сестры, прекратим это двойное беззаконие перед Верховной Личностью и государственной властью. Братья и сестры, давайте лучше разойдемся и помедитируем...

– Ага, помедитируем, – иронично прокомментировала худенькая старушка. – Ты, молодой человек, на коврике у второй колонны, а я, старая женщина, как пташка божья, на второй ветке. Где уж тут медитировать. Одна мысль – как бы не свалиться.

Тут Осип Осинов решительно распахнул калитку. Все приумолкли. Раздался шепот:

– Это тот, вчерашний... Знаток учения...

– Приветствую вас, братья и сестры! – объявил Осип и, ухмыльнувшись, добавил: – Узнав о вашей распре, я пришел, повинуясь зову, повелевшему мне излить живительную влагу знания на разгорающееся пламя вражды!

– Простите, но я еще не договорил, – нахохлился Рудик. – И вообще, кто вы такой?

– Кто я такой, покажет время и расстояние, – отрезал Осип и, воздев перст, провозгласил свою третью универсальную аксиому: – Ибо ближних одинаково ослепляет звезда и фонарик. Лишь дальние могут поведать им о размере человеческого величия.

– Точно! – заволновался народ. – Как по писаному!

– Вы ученик Чхумлиана? – подозрительно спросила сестра Лидия, уехавшая до публичных чтений «Уединенных наблюдений».

Ничего не ответил на это Осип Осинов. Он взял большую фотографию портика и канцелярской кнопкой прикрепил к дереву.

– Братья и сестры! – позвал Осип. – Вот как выглядел священный алтарь до осквернения. Он стоял, открытый всем ветрам, а главное, не соединенный ни с каким жилищем людей, стоящих на низшей ступени. Незадолго до вашего приезда портик был поруган. И сотворенные у его подножия молитвы там и остаются, не поднимаясь вверх. Но продолжает оставаться священным документальное изображение его первозданного вида. Я делюсь с каждым из вас своей коллекцией священных фотоикон и ничего не прошу взамен.

– А все-таки, – ужаснулась сестра Лидия, – кто вы такой, что указываете нам, как медитировать?! Чхумлиан говорил – медитировать у портика. Вы ученик Чхумлиана?!

– Чхумлиана Дерибасова?! – сузил глаза Осип Осинов.

– Да. Ну, «Назарьинского феномена», – подтвердил кто-то.

– Еще чего, – отрубил Осип. – Это он мой ученик. Самый плохой ученик.

– Как вы смеете?! – взвилась сестра Лидия. – Товарищи, это провокация! Не слушайте его! Это просто Чхумлиан нас испытывает!

Но не допущенные к портику буддо-христианские массы уже сделали свой выбор. Они хватали из рук Осипа фотоиконы, засыпали его вопросами и, услышав в ответ что-то знакомое, но развернутое, испытывали восторг обретения истины и разбредались на индивидуальное медитирование.

Когда осталась только восьмерка «допущенных», многие из которых были с фотоиконами, сестра Лидия решилась на грех. Она отвела Осипа Осинова в сторону и, пристально глядя в глаза, спросила:

– Скажите, пожалуйста, кто был предыдущим мужем Евдокии Платоновны?

Осип посмотрел с интересом. Неужели эта женщина тоже начала прозревать и выстраивать цепь зла? Чуть поколебавшись, он не стал скрывать:

– Все правильно. Ваш так называемый Чхумлиан и был. А по-нашему – Мишка Шампиньон. Местный придурок и даже выродок.

Глаза женщины заблестели, как показалось Осипу, от ужаса.

– Скажите, а когда он уехал? – вкрадчиво, но с каким-то внутренним напряжением спросила она.

Осип долго думал над тайным смыслом вопроса и, не найдя его, ответил:

– В прошлом году.

– А точнее? Постарайтесь вспомнить.

– А что тут вспоминать, – буркнул Осип, потерявший интерес к нелогичному разговору, – в самом конце лета.

Сестра Лидия пошевелила губами, лицо ее приобрело специфическую одухотворенность забросившего шайбу спортсмена, и она воскликнула:

– Я так и знала!

Глава 27. Москва – Назарьино

Сестра Ирина-первая оказалась первым буревестником. Несколько секунд они с фиктивным мужем изображали симпатичную пародию на картину «Не ждали». Сходство усугубили галоши, рваные чулки и мешок.

– Так вот ты где, значит, была, – протянул деловой фиктивный супруг. – Досрочно освободили?

– Что, сверхдуша горит? – Ирина-первая метнула недобрый взгляд на пустые бутылки и потащила мешок на кухню.

Однако фиктивный благоверный возник на ее пути и попер буром.

– У меня уплачено вперед. А твое досрочное освобождение – это твои радости и твои же проблемы...

– Ты что, меня в собственный дом не пускаешь? – не поняла Ирина Ивановна Мостина, 1946 г. рождения, русская, уроженка г. Москвы, из служащих, б/п, образование среднее специальное, родственников за границей, судимостей, правительственных наград, научных трудов и изобретений не имеющая. – Раз так, то час на сборы и выметайся! И чтоб ни одной пустой бутылки после тебя не осталось!

Но фиктивный благоверный рассмеялся в лицо:

– А не хочешь досрочно вернуться откуда пришла? А ну чеши отсюда за сто первый километр!

– Здорово же ты тут досамоусовершенствовался! – взвыла хозяйка. – А ну пошли к твоему учителю!

– Ты со мной по фене не ботай! – вскипел фиктивный. – Это у тебя там паханы, учителя, бугры и спиногрызы!..

– Ладно, гражданин начальник, – с трудом начала входить в образ Ирина Ивановна, год назад – гример. – К параше-то допусти.

Она прошмыгнула в совмещенный санузел, нашла под ванной, среди бутылок, ружье для подводной охоты, зарядила гарпуном, срепетировала перед зеркалом достигнутый упорными медитациями сверхчеловеческий взгляд и вышла.

Через несколько минут в квартире не осталось никого фиктивного. На сданные порожние трофеи Ирина Ивановна смогла дотянуть до первой зарплаты.

Незагарпуненный фиктивный муж неожиданно всплыл перед Осоавиахимом, полностью сменившим к тому времени имидж. Теперь уже никакая вахтерша не приняла бы его за начальника сантехнического участка. Он был бы неотличим от послереволюционных изображений буржуев, если бы не роскошный каштановый парик, купленный им на рок-фестивале у очень популярного бас-гитариста, фамилию которого Осоавиахим не запомнил. Такой внушительный вид несколько умерил агрессивный пыл фиктивного мужа. Тем более, что смущение и испуг проняли Осоавиахима только после ухода жертвы.

– Ты чего, мужик, – обиженно прогудел Осоавиахим, веривший Дерибасову, что большая часть доходов уходит в «Контакт», – я же тебе не председатель кооператива. Это только главный бухгалтер может разрешить денежки вернуть, у нас предприятие солидное. А я человек маленький, у меня зарплата сто рублей. Простой советский труженик. И инвалид. Так что ты лучше к ним иди, с них начинал, ими надо и заканчивать. Чтобы все по-людски и по-божески. А их ты потряси, а как же. Потому что правда твоя.

Обеспокоенный Осоавиахим, выставив вперед гордость за свою хитрость, поехал к Дерибасову и доложил. К концу доклада на антикварном столе защебетал японский телефон.

– Миша, ты? – снисходительно удостоверился председатель кооператива «Контакт». – Помнится, и не мне одному, что, втягивая нас в эту аферу, ты божился, что все будет замыкаться на тебе...

– Я как раз собирался звонить, – затараторил Дерибасов. – Я сам только узнал. Это мой ассистент. Он нарушил инструкции...

– Кстати, о вашем ассистенте, профессор Дерибасов. Вероятно, по разработанной вами теории, преподобный Чхумлиан останется на свободе слать посылочки с сухарями нам и ассистенту? Так вот, «Контакт» уполномочен заявить, что ваша теория ошибочна. Она свидетельствует об оторванности автора от жизни. Короче, ты нарушил уговор, что все эксцессы расхлебываешь сам. И подставил нас. Так что контракт расторгается, Миша.

– Да что ты, Володя! Шлите мужика сюда...

– Да нет, послать мы решили тебя...

– Я же предлагаю все компенсировать...

– А ты уже компенсировал. Мы ему выплатили из твоей половины сверхприбыли за прошлый месяц. Честно говоря, мы были удивлены размером компенсации. Ты называл куда более скромные цифры... Ну это ладно. А вот быть уверенными, что такое не повторится, мы не можем. С этого момента все причитающиеся тебе выплаты пойдут на образование компенсационного фонда...

– Да никто больше никогда у вас не появится, – обещал Мишель, но голосу недоставало уверенности, и это чувствовалось.

– Так это же хорошо, Миша. Тогда со временем ты получишь все, что останется. А вот если получится наоборот, и должок окажется за тобой... Тогда мы попросим ребят, которые следят, чтобы нас не обижали, брать наш налог с тебя. Ну извини, тут ко мне зашли. Привет ассистенту.

Просидев несколько минут под испепеляющим взглядом Дерибасова, Осоавиахим почувствовал, что пахнет жареным:

– Ты че, племяш, расстраиваешься? Обойдется. Давай на этих волков плюнем...

Племянник, не отвечая, поигрывал пистолетом.

– Миша, родной! Убери ты это от соблазна. Нельзя человеку самому себя жизни лишать... Просто так, не на благо обществу... Всех денег не заработаешь, а прожиточный минимум на такси с коньяком мы теперь и без них иметь будем. Я ведь дело открываю. Хотел сам, но теперь по-родственному возьму в долю и тебя. Мы с братом Митрием на днях кооператив регистрировать будем. Проявим социалистическую предприимчивость. «Рыцарь» называется, понял?

– Заткнись, тупарь! – попросил Дерибасов. – Ведь убью. Да что ж мне так с людьми не везет! – простонал он. – Правильно говорят, лучше с умным потерять, чем с дураком найти.

Осоавиахим безмолвствовал. Дерибасов вышагивал по периметру толстого ковра. Горло было так же сухо, как и русло его «денежной Миссисипи». Арбатовский квартал был практически реализован. Конечно, в чемоданчике оставалось еще целое «водохранилище», но стоячая вода – это не живое дело. Тем более, что если буддо-христиане начнут репатриировать в Москву... А если они еще начнут всучивать арбатовские дома назад по той же цене?!

– Придется съездить в Назарьино, – с сожалением констатировал Дерибасов. – Ты готов?

– Ну, Мишка, – ожил Осоавиахим, обнаружив, что может разверзнуть уста, не опасаясь высшей меры. – Вы с сестрой Лидией прямо как сговорились. А ненадолго съездить я согласен. Мне надо Зинку проучить. Агрессор должен получить отпор! Она мне вчера по щеке съездила, прямо тряпкой, которой стол вытирала, дура. Знаешь, Миша, женщины – они подарков не понимают. Я ей первый опытный образец «Рыцаря» принес, а она...

– Что ты мелешь? – спросил Дерибасов. – Откати назад. При чем здесь сестра Лидия?

– Ну как же, Миша, при чем? Я разве телеграмму тебе не показывал? Третий день в кармане ношу... Видишь – «молния». Дорогая, наверное.

– Ну-ка, – встревожился Дерибасов. – Дай сюда.

– Да ничего интересного, – сказал Осоавиахим. – Я тебе ее не дам, она мне прислана. Направлена в мой адрес. И бланк красивый. Все равно ничего не понять. Вот жадная баба – слова лишнего не написала. Вот, я тебе сам прочту: «Немедленно приезжайте! Лидия».

Уже через час черный «мерседес» с Дерибасовым и Осоавиахимом на борту мчался по Симферопольскому шоссе.

– Жми, Мишка, жми! – призывал медлительный, но обожавший быструю езду Осоавиахим, развалясь в комфортабельном сиденье. – О! Так его! – и победно смотрел на очередного обгоняемого водителя.

– Все! – сказал Мишель, – теперь придется тратить с оглядкой.

– Это уж как водится, – поддержал Осоавиахим. – Это только дураки, прости, Миша, без оглядки тратят. Настоящий человек тратит с умом. Вот я – все копеечки, словно крошки со стола подбираю. Потому что хлеб – наше богатство.

– Ну, ты и жмот! – подначивал Мишель.

– Я, Мишка, не жмот. Просто я всю жизнь на сэкономленном сырье работаю. А тебе этого не понять. Потому как ты мне классово чуждый элемент. Вся жизнь в достатке, и детство счастливое, я видел. Уж я-то на своей шкуре испытал, что экономика должна быть экономной.

– А на такси кто все время катается? – разозлился Дерибасов.

– Так это же, Миша, я от необходимости на ней катаюсь. Я человек сельский, труженик полей, а в Москве так все запутано, никогда без таксиста не попадешь куда надо. Ум ведь только в мелочах и проявляется. Вот ты на баб сколько потратил? Видишь, даже сам не помнишь. Потому что живешь без централизованного планирования. А я два рубля пятьдесят копеек – пять раз в кино ходили. На Новый год с уличной елочки игрушку захватил. А на восьмое марта вербочку приметил, да вечерком веточек наломал, то-то радости было! Конфетами шоколадными, самыми лучшими, правда, баловал, так то ж без убытку... Каждому – по потребности... А Зинаида Владимировна женщина видная, и, признаться, получше многих твоих девок. Вот взять хотя бы эту твою последнюю, длинную. Кувалдой бы ее по голове сплющить, может, и получилась бы справная баба. А так, по справедливости, она бы тебе платить должна.

– Дурак ты, – усмехнулся Мишель. – Женился рано, а в Москву приехал поздно. А надо бы наоборот. С такой длинной полная новизна ощущений – пока гладишь коленку, забываешь о груди. А когда ласкаешь грудь, начинаешь скучать по ногам.

– Не-ет, – не согласился Осоавиахим. – Я не дурак. Просто мне это распутство ни к чему... Как и все честные люди, я не приемлю этот западный образ женщин... Или возьмем харч. Ты по ресторанам желудок портил и деньги спускал, а я на домашней пище видишь как раздобрел. Тут только взглянуть на нас – сразу видно, кто с пользой для себя время провел... Слушай, а ты не боишься, что тебя в Назарьино поучат? А то ведь ссыльный ты... Без позволения ведь едешь. Вдруг встретят камнями да колами... А что если не сможем дать достойный отпор зарвавшимся молодчикам?

Дерибасов ощерился:

– А что, кооператив «Рыцарь» хочет навязать мне шлем и кольчугу?

Осоавиахим утробно захохотал, обнажая огромные редкие зубы, десны и широкий язык.

– Не-е, Миш... Наши кольчуги не тебя, а от таких, как ты, спасать будут! А защищать мы будем женщин и девушек, как истинные рыцари. Кооператив гарантирует защиту от изнасилования, измен, СПИДа и прочего сифилиса.

К Дерибасову начало возвращаться нормальное настроение:

– От СПИДа, говоришь? Да это же Нобелевская премия и миллион в валюте!

– А как же, – приосанился Осоавиахим. – Зря я, что ли, все свои трудовые сбережения в «Рыцаря» вложил? Я тебе сейчас по порядку растолкую. Раньше рыцарь, когда из дома уходил, жену свою на замок запирал. Но не в комнате, а то как бы она по хозяйству управлялась? Он прямо на ней замок запирал. Такой пояс целомудрия, с замком. Мне брат Митрий на картинке показал. Для наглядной агитации. Понимаешь, они тогда никому доверять не могли – время такое было. А сейчас время тоже как раз такое. Сложных социальных проблем. Вот брат Митрий и смастерил современную конструкцию, лучше всякого ожерелья. Мера по дальнейшему усовершенствованию. Легкую, удобную, и на разный размер регулируется! Я первый образец Зинке дал, чтоб примерила. Испытать надо было. А она мокрой тряпкой. А еще городская...

Дерибасов заинтересованно снизил скорость. Осоавиахим тоже рос прямо на глазах – по сравнению с прокатом бутылок идиотизм его идей стал утонченней. А дядя, размахивая руками, как веслами, продолжал:

– А миллион, племяш, будет не только в одной валюте. У нас в стране тоже многие нам выразят свою признательность и поклонятся в пояс.

– Целомудрия? – подсказал Дерибасов.

– Чего? Ты это, не перебивай. Я ведь интересовался – очень много героических профессий, когда люди все время в командировке. Снабженцы, артисты, военные, геологи, журналисты... А моряки, охотники, проводники... Да что там! И у всех жены. А тут пояс наш человек купил, на подругу одел и дальше как хочешь – хоть сам уезжай, хоть ее на курорт отправляй.

– Ну вы даете! – Дерибасов выключил негромкую музыку.

– Это еще что! – горячился Осоавиахим. – Это ведь только первая мысль! Ты вот телевизор смотришь? Знаешь, с какого класса они теперь начинают? А тут, пока под стол пешком ходит, ее на замочек щелк! А на свадьбе мужу «под ключ» и сдать. У нас уже и заявки от родителей есть! Из Азии, с Кавказа, еще откуда-то... А наладим производство мы быстро. Потому что нас министерство медицины поддержит. Им ведь тоже надо отчитаться, что со СПИДом борются. Ты, может, не знаешь, но этому сейчас придается очень большое значение. Оставим свой след.

Их обогнал «Запорожец», но Осоавиахим не среагировал и продолжил:

– Так что с рублями проблем не будет, а валюту, брат Митрий сказал, будем получать из мусульманских стран и центральной Африки.

Чтобы сохранить две жизни, Дерибасов съехал на обочину и упал на руль. Мишель дергался, словно «баранка» была под напряжением. Наконец он выдавил:

– Какую валюту предпочитаете, профессор?

– В основном, мы с братом Митрием рассчитываем на нефтедоллары, – холодно ответил Осоавиахим.

– Неф-неф-неф-нефте... что? Что это такое?

Осоавиахим досадливо поморщился и с трудом провернул ручку своей мыслительной мясорубки:

– А вот что: обычные деньги – они из бумаги, значит из дерева. А эти из нефти – полиэтиленовые, чтоб прочнее, значит, были. Для мощного экономического стимулирования. Понял?

Осмеянный Осоавиахим раз двадцать проревизовал планы кооператива во всех звеньях, прежде чем успокоился и возжаждал реванша:

– А все-таки, Миша. Ты мне зубы не засмеивай. Как ты в Назарьино ехать не боишься? На пистолет надеешься, что ли? Хочешь решать свои проблемы силой оружия?

– На суверенитет, – отрезал Дерибасов, действительно боявшийся возвращаться и даже взявший в дорогу огромные черные очки для себя и дяди. – Запомните, гражданин Арбатов. Едем мы не в Назарьино, на которое нам наплевать с высокой горки, а в не имеющую к селу никакого отношения общину. Расположенную по соседству, на бывшей назарьинской территории. Государство в государстве, так сказать. Ясно?

– Мне-то ясно, – вздохнул Осоавиахим. – Но народ у нас тупой, не поймут, и поучат.

– Не каркай! – прикрикнул помрачневший Дерибасов. – Наши буддо-христианки за меня им все глаза выцарапают. За осквернение Верховной Личности знаешь, что положено? Эти быки назарьинские еще обомлеют, когда увидят, как меня встретят. Так в Назарьино еще никого не встречали. Да меня по улицам в паланкине, это специальные носилки, носить будут! А к назарьинцам они теперь станут обращаться не иначе как: «Эй ты, слепец из нечестивого селения, не оценившего Чхумлиана Венедиктовича Дерибасова!»

– Пусть добавляют: и Осоавиахима Будулаевича Арбатова! – попросил дядя. – А где ночевать будем?

– В машине.

– Это ты сам спи в машине. А я себе стог подыщу, – зевнул Осоавиахим.

Дерибасов холодно смотрел вперед.

– В стогу и останешься. Едем без остановок – неудобно заставлять даму ждать. Даже если она сестра.

– Миша! – взмолился Осоавиахим. – Ну хоть на полночи! Какой же тут сон. Я усну, потом ты за рулем уснешь – пропадем! Каждый день наблюдается некоторый рост числа дорожно-транспортных происшествий. А ночью тем более...

Ночь эта оказалась бессонной также и для супругов Курашвили, сестры Лидии и брата Рудика.

Первая пара гуляла на свадьбе Дуниной племянницы. Сбегав около полуночи покормить Чуню и убедившись, что сестра Лидия четко выполняет инструкции, изголодавшаяся по обществу Евдокия вернулась в светившийся и гудевший дом Федора Назарова. А уж там пела и плясала до первых петухов. Когда петухи отпели, Дуня и Гиви обнаружили пустую кроватку и письмо:

«Уважаемые Дуня и Гиви Отарович! Хоть мне и тяжело выполнять свой долг, но идущему по ступеням самоусовершенствования еще тяжелее не выполнить его.

Твоему, Евдокия, сыну, как я справедливо предсказывала ранее, уготовано большое будущее. Зная вспыльчивый характер Гиви Отаровича и его привязанность к младенцу, я боюсь, что он наделает глупостей в поисках ребенка. Это вынуждает меня выдать Дунину тайну: этот ребенок, Гиви Отарович, не имеет к вам никакого отношения. Никакой он не недоношенный, почти три килограмма, просто – в отца, который тоже миниатюрен. И потом, вспомнили бы, сколько вам лет, да и поинтересовались бы, какого числа провел свою последнюю ночь с Евдокией ее бывший муж Михаил Венедиктович Дерибасов, прежде чем Сверхдуша повелела ему покинуть кров и идти в столицу проповедовать истину.