Текст книги "Без преград [СИ]"

Автор книги: Елизавета Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

   Всегда смело бросавший все в лицо, со мной Дима молчит. Относится так трепетно, будто я какая-то редкая и очень дорогая ваза. Окружает заботой, и я ведь знаю, что во всем мире ее получаю только я одна. И от этого... куда уж хуже. Чувствую себя тварью, да и навряд ли это не так.

   А пока Димы не было дома, уходила гулять. В четырех стенах одной совсем невыносимо. И ведь почти превратилась в какую-то одиночку – гуляла в парках, по улицам, где была сто процентная вероятность что не встречу знакомых рож, молчала намного больше, чем говорила, слушала музыку и думала. Я отдалась хандре целиком и полностью. Но такое не могло, оказывается, продолжаться вечно. И сама была очень удивлена, когда однажды проснулась утром и ясно поняла – все, хватит с меня. И ведь смогла вынырнуть из странного, несвойственного моему характеру, состояния. Легко так получилось, будто я цветочки рассаживала, припевая, последнюю неделю. А может, я просто устала от мыслей об этом дураке? Как хорошо что он упер неизвестно куда, не хочу его видеть. Раз уж не получается не вспоминать. Пусть подольше не появляется в поле зрения. И зачем только тогда ответила согласием?! Черт дернул. Мне нет до этого человека никакого дела. Никакого. Именно. Что я раньше себе говорила, когда в отчаянии была? Что не смогу больше себя обманывать? Глупость. Смотря, как и сколько заниматься самообманом. Вот, прошло чуть больше недели – и ведь почти пришла в норму и стала нормальным человеком, а не аморфной медузой, ни на что не способной, кроме стенаний. И хоть чуть, но вытравила из себя глупость по имени любовь. Да это и любовь даже, а неизвестно что. Как его... влечение? Одержимость? Да, это самое. Полнейшая одержимость.

   Окса забрала меня в восемь, хоть и договаривались на час позже. В итоге выскочила я из дома лохматая и одетая кое-как, впрочем, не сильно и отличалась от старой приятельницы. Как она сказала – не на подиум. Пригласила я ее не просто так – она единственный знакомый человек, с которым можно поболтать ни о чем и окончательно тем самым восстановить душевное равновесие. Удивительный у нее талант, бесценный порой. "Старые тетки" – вот же пристали к ней эти словечки – взяли себе шашлычка с рыбкой, и пошли в дальний столик в летнем кафе, запивать-заедать проблемы и вдоволь начесаться языком. Сегодня только сок, вот еще, а если что-то сболтну лишнее? Нет, не стоит.

   За короткий час обрадованная Оксанка успела поведать о последних новостях города, повозмущаться насчет повышения итак высоких цен на колбасы, пожаловаться на жару... а я сидела, изредка поддакивая, и просто наслаждалась мясом, утихающей жарой, ветерком и атмосферой. Хотя, чему тут наслаждаться?

   – Ой, что я недавно узнала... – девушка заговорщицки поманила меня пальцем, перегнувшись через стол. – Хочешь расскажу?

   Догрызла последний кусок, облизала пальцы и только потом ответила. Признаться, ее новости всегда не так впечатляющи, как их пытаются преподнести. Ну что поделать, не сплетница я, не очень-то и люблю обсуждать очередные жизненные истории очередной бедной Маши и суровом Саше.

   – Зачем тогда начинать? Давай уже.

   Окса чуть сморщила носик, недовольная реакцией, но остановиться уже не могла. Она облокотилась на стол и трагично сообщила:

   – Он меня отшил.

   – И это твоя новость?

   И даже мыслей не возникло, что ошибаюсь. Думаю на другого. Егорчик и тут сумел появиться.

   – Почти. Нет, ну ты представляешь, а? – Оксанка возмущенно всплеснула руками. – Я, вся при параде, даже химию сделала, накрасилась в такую жару, тон наложила, каблуки, стою недалеко от входа, караулю. На меня уже смотрят косо, четвертый час же на солнцепеке, а я все стою, умираю... Увидела этого... вся расплылась, говорю ему, мол, так и так, увидела тогда-то, может, сходим куда-нибудь... ля-ля-ля... А он возьми и посмотри на меня холодно и скажи: "Меня такие, как ты, никогда не интересовали". Взял и открыто послал куда подальше!

   Глубокомысленно промычала подруге по несчастью. В каком-то роде подруге – я же тоже у нас страдаю по этому недорослю? Знала бы, что это когда-нибудь случится, ни за что не вернулась... Кажется, или я повторяюсь?

   – Так какая главная новость? – напомнила тоже ударившейся в меланхолию Оксане. Она тут же оживилась. Ну как мало нужно человеку...

   Она еще раз поманила пальцем, оглянувшись – никто не подслушивает очередную Великую Тайну?

   – Это касается Егора. Егора Кузнецова, твоего знакомого. – Вот тут-то я навострила ушки, и уже сама потянулась навстречу. – Я так, немного расспросила то того, то того... и знаешь, кое-что интересное узнала! Ты в курсе, что он уехал следом за тобой? Говорят, что учился в Питере. Но вот что интересно, он обратно приехал первый раз, когда ему лет пятнадцать было. Надолго, прямо в учебное время. Одни говорят, что зимой, другие – весной, но остался он до лета. И снова уехал. Опять прикатил. И так с тех пор до этого года. И ведь он снова уехал, совсем недавно, знаешь, да?

   – Знаю... – растерянно, все равно ничего не понимая. – А куда?

   – Обратно, в Питер, – махнула рукой Окса.

   – А зачем? Ты знаешь, зачем он ездил? – Кажется, у меня и сердце замерло. Предчувствие нехорошее. С чего Егору, обретя свою мечту, так часто возвращаться домой?

   – Так у него отец запил после того, как он укатил. Сильно. Мать его пыталась бороться, но безуспешно, пока Егор не вернулся. Не знаю, что там у них случилось, но поговаривают, что сынок по-свойски поговорил с папашей и выбил из него дурь. Только все равно, уехал – тот за старое. Да и допился. Эпилепсия у него, печень совсем того. А Егор катал туда-сюда из-за чего? Он то на стройке, то грузчиком подрабатывает – а деньги на лекарства привозит. Говорят, его за пропуски едва из его той престижной школы не выкинули. С трудом закончил ее – и снова обратно. Отец его совсем слег – давно уже в больнице постоянный гость. А мать видела? Совсем постарела за последние года.

   Ты что, не знала? – наконец, заметила мое состояние приятельница. – Он же твой друг!

   – Не знала... вообще ничего... – хотелось схватиться за пухнущую голову. Друг... меня от такой новости повело в сторону. Да чтобы Игорь Николаевич, тот интеллигент до мозга костей, аккуратист, поборник здорового образа жизни – и докатился до такого? Но как? – А в какой больнице отец Егора? – подняла глаза на девушку. Я не знаю, что я там буду делать. Но необходимость сходить, обязательно, была непереносимой. Мне надо.

   – В городской, где ему еще быть? Хотя, скоро операцию делать будут. Что-то на мозге там. Будут отвозить в Саратов.

   Вот как.

   – Прости, Оксан, – проговорила, решительно вставая, – я пойду.

   – Куда? – Меня схватили за руку. – Все закрыто уже, кто тебя пустит? Да сядь ты. Выпей. – Под нос подкатилась початая банка, на жестяной бок которой закапали слезы. Довела себя. Так и знала, что это рано или поздно случится.

   Легкая ладонь тряхнула за плечо.

   – Ты что... ревешь?

   – Реву, – тряхнув головой, подтвердила. И все. Тут начался слезоразлив. Где ты, моя выдержка, спокойствие и девиз смотреть на жизнь с юмором? Окса носилась вокруг, что-то лепетала, гладила по голове, пыталась успокоить, что-то подсовывала – а я только выла громче. До определенного момента. Когда-нибудь слезы заканчиваются, и остается глухая, выматывающая пустота.

   Приятельница пододвинула ближе стул, приобняла за плечи, и ведь правда стало чуточку легче.

   – Правда не знала? – Помотала головой. Если бы... – Дурочка ты, – мягко укорила она. – Влюбленная в своего Егорушку по уши. Да ведь? Да ладно, не смущайся, он парень красивый и обаятельный. Грех на такого не запасть. – Вскинув было голову, вновь ее опустила, с кисляком на лице.

   – Это мерзко.

   – Мерзко? – возмутилась Оксанка. – Что за глупости?

   – У нас разница в пять лет, – пояснила, как будто она и сама не в курсе, не понимает. – Мы всегда были друзьями.

   – Так, ты это брось! – меня вновь встряхнули. Да что это такое... – Ничего не мерзко. Вы оба, считай, на одной линейке стоите. Ты ведешь себя как восемнадцатилетняя порой, а он – как взрослый мужик. Все у вас будет хорошо. Только не забивай голову глупостями, ок?

   – Да как? – взвыла. Хорошо умничать, если со стороны на все смотреть! Все мы умные, когда нас не касается.

   – Через как, – передразнила девушка. – Вот приедет он – поговорите, все решите. А до этого не накручивай себя. – Банка перекочевала в изящные ручки. Щелчок. Шипение. – Твое здоровье, страдалица.

   Скривилась в ответ. Что-то не хочется мне, чтобы он приезжал.

   Или, учитывая все, что узнала, хочу?

   Да и без этого хочется. Очень.

***

   В этом месте всегда особенный воздух, и он мне всегда категорически не нравился. Сухой, даже спертый. В больнице почему-то редко проветривают, и из-за этого сильный запах разнообразных лекарств, а около столовой – несет вареной капустой, а это для меня худший запах в мире. И эти стены, такие унылые, холодные, тускло и пугающе блестящий чистый пол... вообще чистота с больнице вызывает панику, замешанную страхе. Врачи, разговоры о болезнях... все пропитало эти стены. Но пока ты в холе, в толпе, не так сильно и обращаешь внимание, или стараешься сделать вид, будто не замечаешь. Но как только приходится забраться на верхние этажи... запустение – оно похлеще всего. Шаги, разносящиеся эхом по коридору, оцепенение, возвращающиеся воспоминания, напряженность во всем теле – не знаю, как у других, но у меня так всегда. Ненавижу больницы.

   Узнать, в какой именно палате находился отец Егора, не составило труда – не в столице же. Подняться на этот самый верхний, пустынный этаж, дошла до нужной двери, приоткрыла ее, по давней привычке только после этого занеся кулак... и максимально осторожно закрыла вновь. Не хотелось мешать. Смотрела я в маленькую щелку всего секунд пять, но увидела все, что хотела. И Игоря Николаевича, почти полностью поседевшего, небритого, постаревшего лет на тридцать. Почти старик. Мама Егора... не знаю, она сидела ко мне спиной. Сжимала руки своего мужа, и негромко уверяла, что все будет хорошо. А Игорь Николаевич успокаивающе, уверенно улыбался, но в глазах совсем другое. Ни тоска, ни страх – ничего. Угасли.

   Пять секунд, но как они, разлитая в маленькой комнатушке атмосфера, врезались в память, задели что-то в душе.

   Гадко было, очень гадко. И ничего могло спасти – ну, так думала, когда подъела третий стаканчик ванильного, выпила холодного сока и сгрызла купленную у добродушной тетки кукурузу. В заднем кармане завибрировал мобильник, заставляя дернуться и подскочить. Дурная привычка, и когда же я от нее...

   "Я проехал Саратов, через три часа буду на жел. вокз. Встретишь?"

   Думала, что умру. Вот прямо тут, от разрыва бешено забившегося сердца. А так, всего лишь выронила телефон. Серебристая рыбка слайдера нырнула под ножки соседнего стола. Нет, вот так я не боялась давно – почти паника от мысли, что сейчас аппаратик развалится на составляющие, не будет работать, и я... Клиника. Мужик смотрел на вылезающую из-под его стола, такую счастливую меня круглыми глазами. Видно, так и не понял, с чего вдруг я сорвалась и метнулась под его ноги. Пусть. Пусть...

   Несколько раз пробежала глазами короткий текст.

   "А что, нужно?"

   О-ла-ла, какая я дерзкая... Да вот что-то захотелось.

   "Мне – да, нужно. Хочу тебя увидеть"

   "Соскучился?"

   "Именно"

   Он меня снова чуть не убил. Так, спокойнее... Главное, правильно дышать... точнее, снова научиться, как это делать.

   "Сильно?"

   Следом отправилась еще одна.

   "Сильно-сильно?"

   "Блин, Кеша, хватит надо мной издеваться!"

   Да если бы... Но пусть так, мой Огурец.

   "А все же?" – дотошно.

   "Тебе не хватает, что просто хочу видеть?"

   "Нет. И вообще, у меня слишком много дел, чтобы тратить время на тронутого идиота. Не хочу, чтобы ты снова что-то выкинул"

   Со злостью щелкнула слайдером, мысленно давая себе пинка. Как все легко забывается в эйфории, да?

   "Насчет того... прости. Правда, тронулся, но ты сама виновата. Не нужно было таскать кольцо"

   А я уже почти обрадовалась, что, наконец, дождалась от этого мальчишки извинений. Да бросьте, он все такой же. Ни за что не признает своих ошибок.

   "Тебе-то какое дело?"

   "А ты приезжай, и я все расскажу"

   А перед глазами встала ехидная Егорова ухмылка. Почти уверена, что за несколько сотен километров он именно ухмыляется, может, и потягивается, как довольный кот.

   "Интриган"

   "Стараюсь ;)"

   Фыркнула. Все труднее удержать злость – она испаряется на глазах, и освобожденное место занимает радость и разбухающая эйфория. Просто от того, что я общаюсь с Егоркой.

   "Приезжай"

   "У меня есть для тебя сюрприз"

   "Только не знаю, понравится он тебе или нет"

   "Какой?" – сразу заинтересовалась.

   "Не скажу – долго объяснять, и я хочу видеть твою реакцию"

   Минут пять я сидела, уставившись в одну точку, постукивая ногтем по экрану. Со стороны можно было бы сказать, что я крепко задумалась, но на самом деле не так. Я орала сама на себя и пыталась перебороть желание сию же секунду сорваться с места и унестись на вокзал. Не получилось. И пальцы быстро-быстро накатали ответ

   "Ладно, уломал. Во сколько прибытие?"

   "Если у меня еще осталась хоть капля гордости, нужно опоздать. Все равно он знает, что я приеду – ведь всегда выполняю обещания. Пусть помучается, подождет... Мы поменяемся местами", – неспешно рассуждала... когда как ноги все быстрее несли меня к песочному зданию вокзала. Оп – и уже на перроне, хлопаю глазами, очень удивленная тому, как умудрилась так быстро придти. Здорово. Будто в прошлое вернулась – ведь точно так же в пятнадцать бегала за... Ненавистное имя хорошо охладило голову и даже заставило кисель вновь собраться в мозг. Так бы сразу.

   До прибытия пришлось куковать на приятно прохладных ступеньках, целых два часа, которые провела как на иголках, порываясь вскочить, едва замечала очередную вереницу вагонов. И всякий раз давала себе смачный подзатыльник, уже не мысленно, садилась обратно, и ждала, ждала... Так что, когда Огурец все же соизволил приехать, его встретила хмурая, нервная и дерганная девица со встрепанными многочисленными взлохмачиваниями волосами и отбитой, больной головой.

   Егор заметил меня сразу, впрочем, как и я его фигуру и башку – ее-то никогда не спутаю. Тут предполагалось улыбнуться, махнуть рукой, пойти навстречу, но я как стояла, хмурясь, так и продолжала стоять. И уже Огурцу пришлось подходить. Чего лыбишься?

   Подойдя вплотную, он отпустил лямки сумки, позволяя ей сползти на асфальт, а свободной рукой обнял меня за талию.

   – Привет.

   А потом парень наклонился и коснулся губами щеки. Огромное окно, на которое невесть зачем скосила взгляд, отразило картину: темноволосый спортивный парень в раздолбайской, удивительно шедшей ему, одежке, и встрепанная девушка с мелированными волосами, рассыпавшимися по обнимающей ее за талию руке, чужому обнаженному плечу. На него она еще откинула голову, уютно устраиваясь в объятиях и подставляя щеку для поцелуя. И ведь не скроешь, насколько она шокирована, но довольна... счастлива? И что пальцы на руку парня положила совсем не для того, чтобы ее отодвинуть.

   Замерла, почти не дыша. Как же... органично. Не зовись девушка в отражении Вероникой Добролюбовой, а парень Егором Кузнецовым – сказала бы, что они удивительно друг другу подходят. Стоят, будто так и должно быть всегда. Для этого они жили.

   Прокашлявшись и сделав как можно невыразимее лицо, без тени разрывающих все внутри эмоций произнесла:

   – Пусти.

   – Хорошо, – послушно согласился Егор. Отступил с легкой, светлой улыбкой, подхватил баулу и зашагал к лестнице. Все бы ничего, но он сжимал мою ладонь в своей, совсем шершавой и мозолистой. Аккуратно, осторожно, как никогда раньше.

   Так и хотелось остановиться, развернуть и заорать в лицо: "И что это, к чертовой матери, означает?!" Но руку я так и не вырвала... Шла за ним и размышляла о том, что права Окса была вчера. Правда порой совсем не тяну на свои года, особенно поступками и тем, что творится внутри. А внутри у меня творилось... не заглядывала бы никогда, если бы могла. Глядишь, и жить проще стало?

   Нужный автобус подошел быстро, на мое счастье. Пристальное внимание, когда невозможно поднять и встретить взгляд – это жестоко. Особенно, когда есть контакт – наши руки и ощущение тепла его тела рядом. И если от первого удалось избавиться, то от второго нет. Как назло – одно свободное сидение, когда мы загрузились в автобус, на которое приземлился Егор с сумкой, а когда я подошла сумка была многозначительно опущена на пол. Отговорки, отговорки. Захоти я отойти – отошла бы, да хоть в другой конец салона. Но нет, мне хотелось побыть рядом с Егором, причем, как можно ближе.

   Никогда еще насколько не любила старенький бус, который так сильно подбрасывало на каждой кочке – он дарил возможность стукнутой влюбленной быть ближе к предмету воздыхания. А этот... предмет только подливал масла в огонь, разложив руку по всей длине спинки сидения, и волей-неволей, а откидывалась порой на нее. Чуть позже, когда переезжали через мост в старый город, стало хуже. Огурец коснулся лежащей на коленях ладони и переплел наши пальцы. А выражение его лица ни капли не давало ответы на вопросы, только путало.

   – У тебя руконедержание?

   Широкая улыбка. В серых глазах, в которые все же посмотрела, через опоясывающую зрачок золотистую "корону", протянулись зеленые лучики. Заворожено зависла. Ему достались удивительные глаза. От деда, если не ошибаюсь. Необычные, нет – необыкновенные. Даже будь Егор каким-нибудь страшным хлюпиком, все равно в него бы влюблялись толпами, уверена. Стоило только вглядеться в глаза... чуть понаблюдать, особенно когда косые лучи солнца ложатся на скулы, лоб, отбрасывая тени от ресниц. Поговорить, замечая, как меняются цвета, становясь то ярче, то тусклее в зависимости от вызываемых эмоций. Егор прекрасно знал, как люди реагируют на него, и это парню всегда нравилось. Он вообще любит внимание к своей "скромной" персоне.

   – Возможно. Просто, оказывается, я сильно по тебе соскучился.

   – О! – только и смогла выдать, опуская глаза и нервно теребя край туники свободной рукой.

   – И все? Где твои традиционные объятия, а, Кеша? Я весь в нетерпении.

   Заменив изменившуюся тень, глянула назад. Развалился, понимаешь ли, скалится, объятия распахнул. Отогнав назойливо свербящую мысль, отвернулась.

   – Нет настроения.

   – Жаль. – Явно разочарованно протянул Огурец. У меня проблемы со слухом? Его там, на его загадочной работе, случайно не стукнули? Я не узнаю привычного Егора... и это нервирует.

   – Кстати, куда я еду? – вслух подумала, впервые за последние часы задумавшись над прозой жизни. Взяла села, куда-то еду... хороша.

   – Ко мне домой, разумеется. Или ты против?

   Неопределенно передернула плечами, мотнув головой. И сама не поняла, что означали эти телодвижения.

   Почувствовала, как Егор приблизился, и покрылась мурашками.

   – Что с тобой, Ника? – ощущение взгляда, почему-то на щеке, но добивает доносящееся до кожи дыхание. Дернула головой, наугад хлестнув волосами, и с возвращающимся спокойствием отметила, что никакого дыхания больше нет. Как и близкого присутствия.

   – Все норм, а что? – "Милый мой Огурчик, ничего особенного, правда, просто я тут в тебя влюбилась по самое не хочу. Представляешь? Что делать будем?"

   – Тогда почему ты ведешь себя так? Я же извинился уже. Неужели сложно простить меня за одну маленькую ошибку, когда как ты наделала их в свое время великое множество? И я ведь прощал многое.

   – Маленькую?! – возопила, вцепившись в лямки Егоровой майки. Честно говоря, и сама прифигела от своей скорости. А вот сам Егор неожиданно нет, поступил совсем не так. Он быстро оценил ситуацию и попросту сгреб в крепкие объятия. Профессионально, будто всю жизнь только и делал, что обездвиживал девушек путем прижимания их к себе.

   – Как приятно наконец воспользоваться своим преимуществом, – задумчивость и откровенная насмешка. – Сиди.

   Брыкаться и правда оказалось бесполезно, не хватало сил каменную хватку разорвать. Замерла, прислушиваясь к ощущениям, пришла к неутешительным выводам и разомлела, пользуясь моментом. Вряд ли ты, мой, заметишь с таким напором, что прижимаюсь я к тебе совершенно самостоятельно.

   Знакомая остановка, знакомые летние пейзажи, пыль под ногами и тепло сильной руки. Егор шагал легко и медленно, давая и мне идти спокойно, не спеша. Его забота, всю жизнь, вызывала бурю эмоций. Сейчас они накрыли в тройном объеме, что совсем не радовало. Скамейка перед подъездной дверью пустовала, и хорошо. Не хватало еще одного стресса. Квартира Кузнецовых встретила тишиной и отсутствием уличной обуви за дверью – знаю я их семейную привычку. Что-то вспомнила прошлое, улыбки счастливых Кузнецовых, всех, еще кое-какие моменты и радужное настроение исчезло. Посмотрела на Егора, устраивающего сумку рядом с диваном в зале. Пока меня не было, сколько же тебе пришлось пережить? Сколько всего теперь лежит на твоих плечах? И как ты справляешься, не подавая миру вида, что тебе тяжело? А ведь тяжело, знаю.

   Сам парень, не подозревая о моих мыслях, счастливо выдохнул, растекшись по мягкой обивке, прикрыв глаза. Повозил ступнями, раз наступил на пятку, второй – и точным броском отправил обувку загорать к двери. Это вызвало невольную улыбку. Вот, как раз недавно об этом думала. Семейная привычка, которой и сама чуть не заразилась в свое время. Прислонилась к стенке, любуясь открывшейся картиной, все чаще останавливаясь на животе, открытом задравшейся майкой. И размышляла.

   Почему я после приезда ни разу не думала о Егоре как о довольно взрослом мужчине? Или думала... кажется, издевалась или шутила, или что-то еще. Но точно не была полностью серьезна. Почему замечала что он вырос, но не делала логичных выводов? Подтянутая фигура, высокий рост, сильные руки, перевитые жилами, крепкий торс, широкие плечи – где хоть намек на того слабого мальчишку, про которого говорили дунь и рассыплется? Теперь Егор даст фору кому угодно, и особенно мне. Привыкла быть выше, сильнее, а вот нате, получите и распишитесь. Как раз теперь я мелочь пузатая. И кто кого будет защищать? Да... почему не задумывалась о Егоре, как о собственном защитнике? Он ведь может. И я начала это понимать. Что опять же пугает.

   Загар, темные, частично вызолоченные летним солнцем волосы, четкие, где-то грубоватые, где-то сохранившие детскую милость, черты лица, потрясающие глаза... Ну, не особо и удивлена, заметив такое, что-то щелкнуло в мозгу и я начала влюбляться. Нет, не только во внешность. Хотя, если бы было так, стало легче. В подобных случаях проще забыть о своей "одержимости". Я влюбилась... сложно взять и сказать, во что. Воспоминания и внешность повлияли, конечно, но не то.

   Так во что же? Дурак, и чего я в тебе нашла, а?

   Егорка приоткрыл один глаз и жалобно простонал:

   – Чайку не заваришь?

   – Где чай? – смиренно поинтересовалась, отлипая от стенки.

   – Где-то там. – Неопределенный взмах руки предположительно в сторону кухни. – И еще что-нибудь перекусить!

   – Наглеешь. – А в холодильнике снова голяк. Почти. Так-так, что тут у нас...

   – Я два дня ничего не ел, так что можно.

   Меньше десятка яиц, покрытые льдом полуфабрикаты, но если их сначала положить в микроволновку будет самое оно.

   – На совесть давишь? Очень успешно. Яичница с "ножками" пойдет?

   Егорка угукнул и затих. Потом, когда уже жарилась рыжая отрава быстрого приготовления, заглянула в зал и обнаружила что парень заснул, частично развалившись и на полу. Снова улыбка возникла. Не стала будить и ушла готовить.

   Лиля что-то вспомнилась. Конечно, я только счастлива, но дура девчонка. Чего ей не хватало? Красивый, умный, любит... Поперхнулась, оседлала стул и пригорюнилась. Ах, да... любовь... любовный треугольник. Впервые попадаю в подобную ситуацию и впервые ничего не могу сделать ради собственного счастья. Связаны руки. Правила и нормы. Разница в возрасте. Я не имею никаких прав, так что... пусть все идет своим чередом.

   Странно, но после этих слов стало легче. И дышаться, и смотреть на проблемы жизни.

   Наклонившись, коротко встрепала шевелюру Огурца. Не помогло. Тогда, лукаво улыбнувшись, накинулась на спящего со щекоткой, болтая всякую бессвязную глупость и смеясь, когда Егорушка начал извиваться на ковре и возмущенно вопить. Видно, он снова забыл, что теперь, как бы, большой и сильный мужлан, легко могущий дать отпор мне. Только катался и сжимал локтями бока, возмущенно блестя глазами.

   А после ужина решила задать волнующий вопрос:

   – Расскажешь, зачем позвал?

   По глазам вижу – Егор разочарован. Понять бы еще, почему?

   Пальцы парня немного нервно постучали по клеенке. Взгляд в сторону, такой пристальный, что и сама туда посмотрела – что нашел интересного?

   – Поехали со мной на дачу.

   – ?! – вылупилась на него.

   Егор повернул голову.

   – Три-четыре дня, не больше. Она на старом месте, если ты помнишь. Домик неплохой, две комнаты, кровати есть, холодильник, берег Волги рядом. Туалет, вроде бы, тоже есть. Магазин неподалеку. Жить можно, проверено родственниками.

   Так спокойно перечислял все это, будто рассказывал рецепт какого-то блюда. Ничего особенно, в самом деле... а для кого как.

   – Скажи, вот почему практически после каждого твоего ответа мне хочется материться? – сипло выдавила. – Зачем вообще?

   Цыц, мысли, не могут же быть все вокруг такими же пошлыми, как и я.

   – Ты действительно хочешь знать? – было сказано, но явно подразумевалось что-то подобное: "Не спрашивай, поняла, хуже будет".

   – Завуалированная угроза?

   – Нет, спрашиваю.

   Все бы так спрашивали, и никому не захотелось давать ответов.

   Неуверенно кивнула, потому что серьезно рассматривала не озвученную угрозу. Но знать хотелось.

   Напряженная поза перетекла в расслабленную, он и глаза прикрыл. Кого ты хочешь обмануть? Разве я не замечаю, как подрагивают пальцы якобы расслабленных рук?

   – Я хочу проверить, почему с твоим появлением меня снова так к тебе тянет. Люблю или это нечто другое.

   Кажется, весь наш разговор кто-то невидимый, злобно хихикая, завязывал на моей шее петлю, и после последней фразы выбил из-под ног стул, одновременно вздергивая веревку вверх. И я стала понимать висельников.

   Пооткрывав и закрывав рот, поперхнулась и долго прокашливалась, держась за горло. Мысли... мысли... сколько же вас! Голова идет кругом... по зигзагообразной диагонали.

   Егор закаменел и изображал невыразимую, наблюдающую за мной статую.

   – Ч.. чт-то?! – выдавила, когда смогла нормально дышать.

   Брови сдвинулись сильней, до вертикального залома. Егор отвернулся и махнул рукой.

   – Забей. Считай, что я все уже выяснил.

   ЧТО? Э, нет! Я тебе дам "выяснил"!

   Подскочила – к и парню, заглядывать в лицо.

   – Нет! Это... как это? – слов не хватало, чтобы выразить все многообразие моего возмущения. А Огурец это возьми, встань и направься из кухни. – Погоди! Да стой ты, я поеду! – с отчаянием воскликнула, дернув его за низ майки.

   Что да идиот? Кто уходит, недослушав и наделав непонятно каких и определенно неправильных выводов? Еще раз настойчиво дернула. Кто-то точно убьет за безжалостно растянутую майку.

   Изумление – вот что было на лице обернувшегося Егора.

   – На серьезе?

   – Полном, – заверила, кивая. – Только дай немного придти в себя.

   И Господи, дай мне не сойти с ума от радости и не броситься на шею улыбающегося Огурца!

   – Когда ехать? – деловито поинтересовалась.

   – Хочу сегодня. Сейчас. – Прямо таки вызов во взгляде и тонна упрямства. Как будто я собираюсь спорить.

   – Хорошо. – А ведь удалось довольно спокойно кивнуть. Егор тоже сделал вид, что ну совершенно спокоен. А ведь мы оба старательно врали друг другу. Он – вот дела – волнуется, выдают его все те же пальцы и показная ленца. Меня, очень надеюсь, ничего не выдает.

   А на тему: "Да с чего он? Что, блин, происходит?!" я подумаю чуть позже. Не хочу портить настолько замечательный момент.

   – Во сколько за тобой заехать? Или ты сама приедешь?

   А вот тут реальность обрушилась на голову подобно булыжнику с двухметровой высоты. И захотелось завыть от осознания, что я творю и какие последствия будут. Но то говорил разум. А глупое замирающее сердце твердит только одно: "Езжай, езжай, скорее, забудь обо всем".

   Забудь...

   – Я... не поеду домой.

   – Почему? – поинтересовался парень. – Боишься, что твой цербер не пустит?

   – Нет. Просто не хочу возвращаться. Можешь одолжить какую-нибудь майку с шортами? – Мое шифоновое платье явно не предназначено для дач. Если бы только знала...

   – Это проблема, – призадумался Егор. Приценился к моей фигуре, и из-за этого взгляда болезнь расцеловывания вспыхнула но новой. "Лучше не смотри так больше" – постаралась выразить предупреждающим взглядом. А Егор точно понял все не так и смотрел с тех пор куда угодно, но только не на меня. – Они с тебя будут падать. Лучше возьми что-нибудь из вещей мамы.

   – Ты чего, я не могу рыться в чужих вещах! – замахала руками. – Лучше ты.

   – Хм, – опять призадумался Огурец. Стоп, когда он уже успел вытащить телефон и набрать номер? – Мам? Да, я приехал уже. Прости. Да. Не сказал бы, и ты это знаешь. Тебе нужно находиться там. Обещали на следующей неделе, как остальные закончат проект. Да. Я что звоню – мам, можно твои кое-какие вещи взять? Нике. Да. Со мной. Уеду. Да, буду к тому времени. Все, пока. – И уже мне. – Сказала что можешь брать все, что захочешь. Она не возражает. Собирайся, а я пока в магаз, кое-что здесь прикуплю, и вызову такси.

   Еще немного постояла, вслушиваясь в шаги спускающегося по лестнице, и пошла в спальню Егоровых родителей.

   Тут я была всего раз – когда мы с мелким Егорчиком играли в прятки. Помнится, повалили одно из платьев тети Жени, какое-то очень важное платье, умудрились сорвать с него часть блесток, за то оба получили на орехи. И с тех пор прятки в этом доме были под запретом. Правда, как и любые активные игры. Улыбнулась светлым воспоминаниям и открыла дверцу шкафа-купе.

   Пусть не слышала обоих разговаривающих, но многое поняла. Мама Егора наверняка сейчас в больнице, рядом с мужем, готовится к операции – если Окса не соврала. А Егор приехал тайно, потому что не хотел ее беспокоить и отвлекать. Проект... то, над чем он работал в другом городе? Пальцы вытянули простую футболку. Сойдет. А вот что до странностей в поведении Егора... мозг скорее в рульку свернется, но не дойдет до хоть какого-то вывода. Не-по-ни-маю совершенно, если смотреть здраво. И надеюсь, что пойму за эти несколько дней. От вновь осознанной перспективы провести несколько дней с предметом обожания считай наедине, сердце сделало сальто и уронилось к печени, где слабо-слабо затрепыхалось. Стопка одежки упала к ногам, и, ругнувшись, пришлось наклоняться и собирать ее. Но зато заодно нашла широкие бриджи.