Текст книги "Дверь в преисподнюю"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

– Что, уже? – опечалилась Надя. – A я так хотела задать вам несколько вопросов…

– A-а, небольшое интервью? – хихикнул господин Херклафф. – Это пожалуйста. Так сказать, последнее пожелание перед ням-ням. Спрашивайте ваши вопросы, цайт еще достаточно.

– И я могу надеяться на откровенные ответы? – пристально глянула журналистка на своего собеседника.

– Ну конечно! – плотоядно осклабился Херклафф. – Все равно из этой комната наш разговор никуда не уйдет.

Надя медленно поднялась с кровати. Херклафф напрягся на стуле:

– И не думайте бежать, фройляйн! Дас ист совершенно бесполезно.

– Да нет, я просто хотела бы закурить. – Вообще-то Надя не была подвержена этой дурной привычке, но пачку сигарет на всякий случай при себе держала. Она подошла к громоздкому шкафу, где хранила немногочисленный багаж, и извлекла из своего узелка пачку «Мальборо», а заодно нажала кнопку диктофона, который всегда держала наготове. «Может быть, откровения людоеда пригодятся моим друзьям, – подумала Надя. – Это единственное, чем я еще смогу им помочь».

Чаликова вынырнула из шкафа, но запирать его не стала, а лишь прикрыла, оставив довольно широкий зазор:

– Не желаете?

– O найн, – решительно отказался господин Херклафф. – И вам не советую. Именно благодаря здоровому образу жизни и вегетарианской диете я при своем изрядно достопочтенном возрасте так хорошо выгляжу.

– A я с вашего позволения. – Чаликова прикурила прямо от свечки и вернулась на прежнее место.

– Ну что же, я к вашим услугам, – небрежно закинув ногу за ногу, сказал людоед.

Надя на миг задумалась – нужно было построить разговор так, чтобы за сорок минут, на которые была рассчитана кассета, узнать как можно больше.

* * *

Едва долгие осенние сумерки перешли в ночь, на родовом погосте Розенштернов неизвестно откуда появились две темных личности с лопатами.

– Вот здесь, что ли, – вполголоса сказал один злоумышленник, указывая на свежую могилу.

– Да не шепчи ты так, – весело ответил второй, – покойнички спят себе спокойненько, а живые сюда по ночам не ходят.

– Ты думаешь? – с сомнением покачал головой первый. – Ну ладно, начнем.

Они вонзили лопаты в холмик, аккуратно украшенный болотными цветами и скромными венками, и принялись раскапывать могилу. Судя по тому, как быстро дело продвигалось, им это занятие было и знакомо, и привычно.

– И чего им еще надо? – говорил первый, аккуратно откидывая мокрую болотную землю к подножию огромного замшелого камня. – Похоронили ведь честь по чести, какие могут быть сомнения?

– В нашем деле без сомнений никак не обойтись, – возразил второй и отряхнул землю со своего черного плаща. – Да по правде сказать, я бы и сам усумнился. Больно уж эти похороны были какими-то, уж не знаю, как лучше сказать, нарочитыми что ли.

– Ничего такого я не заметил.

– А я заметил. Все как будто нарочно старались убедить нас, что в гробу именно боярин Василий, однако крышку не открывали, даже когда читали прощальные речи. И потом, почему на похоронах не было хозяина?

– Ну, ты же слышал – захворал, мол.

– Не верю! – пристукнул заступом первый. – И еще, ежели покойник действительно царь-городский боярин, то могли бы уж найти возможность отправить его домой, а не хоронить тут, пускай даже на таком родовитом кладбище.

За раскопками и беседой злоумышленники не заметили, что они на погосте уже не одни. А когда спохватились, то было поздно: вокруг полураскопанной могилы стояли несколько весьма странных субъектов, и каждый держал в левой руке свечку.

– Мертвяки! – в ужасе вскрикнул второй гробокопатель и заметался по полуразрытой яме. Первый что-то бормотал и мелко крестился.

– А ну-ка, вылезайте! – выкрикнул маленький человечек, стоявший на самом краю могилы. То был домовой Кузька, а его спутниками были уже знакомые нам водяной, леший и две кикиморы.

Осквернители мелко дрожали и явно не желали вылезать наружу. Вернее, они бы и не смогли этого сделать, охваченные ужасом.

– Закопаем их здесь, и дело с концами, – предложил леший и, зачерпнув прямо в ладони горсть земли, швырнул в могилу. Этого хватило, чтобы оба гробокопателя, побросав свои заступы, выскочили наверх, где их тут же приняла в свои цепкие объятия доблестная нечисть.

– Стало быть, могилками промышляем? – придушенно-сладким голоском вопросил водяной. – Покойничков, стало быть, раздеваем?

– Некрофилы-археологи, – щегольнул домовой Кузька мудреным словечком, слышанным от «покойного боярина Василия».

– Чего? – наконец-то обрел дар речи один из гробокопателей. – Мы просто проверить хотели, на месте ли покойник… – Он осекся, почувствовав, как сообщник изловчившись лягнул его ногой. Но было уже поздно.

– Проверить, значит? – голосом, ничего хорошего не предвещавшим, проговорил леший. – И чего же вы хотели проверить? Покойнички по ночам не гуляют. В отличие от некоторых живых… Нет, все-таки напрасно мы выгнали вас из могилы, надо было вас там закопать.

– А еще не поздно, – хихикнула одна из кикимор.

– Не губите, родимые! – чуть не хором заголосили злоумышленники, бросившись на колени. – Не по своей воле мы тут, но по приказанию князя Григория…

– Это какого-такого князя Григория? – проскрипел леший. – Это того вурдалака поганого, что леса повырубил, всю честную нечисть с веками насиженного места согнал, а своим упырям волю дал?

– Давайте решать, что с ними делать, – прервал излияния корчмаря практичный Кузька.

– Они всего лишь люди служивые, – вздохнул водяной. – Что с таких возьмешь?

– Но проучить не мешало бы, – предложил леший. – В назидание князю Григорию.

– Защекочем! – радостно взвизгнули кикиморы и придвинулись ближе к гробокопателям.

– Да, пожалуй, это будет им самым подходящим наказанием, – согласился Кузька. Так как остальные не возражали, то кикиморы набросились на своих жертв. Над смиренным кладбищем раздались дикие вопли, перемежаемые истерическим хохотом.

В конце концов злоумышленники все-таки вырвались и с неимоверной скоростью побежали прочь со злополучного кладбища. Никто их не преследовал.

– Надо бы могилку-то закопать, – пробурчал леший. – А то непорядок все-таки. – Он нагнулся и вытащил из ямы обе лопаты. – Ух ты, что за хреновина! – вырвалось у корчмаря, когда он копнул рыхлую влажную землю и прямо под лопатой в тусклом свечном освещении что-то блеснуло.

– О, да это же золотое яблочко! – воскликнул Кузька, бережно отряхивая круглый блестящий предмет. – Мне Чумичка сказывал, что это колдовская вещь – по ней можно видеть, что происходит на каком угодно отдалении.

– А как она работает? – залюбопытничали кикиморы.

– Точно не знаю, – признался Кузька. – Надо будет показать боярину Василию, он мужик умный, разберется что к чему.

– Ясно одно, – подытожил леший. – Теперь мы знаем, каким образом все, что происходит здесь, тут же становится ведомо в Белой Пуще.

* * *

Ковер-самолет неспеша летел над ночными полями Белой Пущи, а его пассажиры вели столь же неспешную беседу.

– Когда я услышал, что боярин Василий убит в корчме, то решил, что поход по черную душу князя Григория отменяется, и потому не стал ждать вас на конюшне, – рассказывал Чумичка. – Разве ж я мог знать, что это неправда?

– Меня действительно пытались убить, – отвечал Дубов. – И тогда я воспользовался случаем и предпринял все необходимое, чтобы меня и впрямь числили среди мертвых.

– Ну вот, а я уже собирался было уходить, – продолжал колдун. – У них имеется особливый амбар, да ты, Василий, его знаешь, там хранится всякая колдовская утварь. Едва я прибыл в Белую Пущу под видом князя Длиннорукого, то в первую же ночь туда наведался и прихватил парочку шапок-невидимок. Такая шапка мне пригодилась, когда в Пуще неожиданно появился настоящий Длиннорукий, а меня заточили в темницу. Сегодня же я мог бы уйти и из кремля, но решил еще задержаться.

– И очень кстати, – подхватил Василий, – иначе бы нам нипочем оттуда не выбраться.

– Холодновато здесь, однако же, – поежился Беовульф. – Я-то всегда думал, что в небе чем выше, тем теплее – поближе к солнышку.

– Так ведь сейчас нет солнышка, – дельно возразил Чумичка. – Видишь, месяц один да звездочки?

– Жаль, одежки потеплее с собой не прихватили, – проворчал доблестный рыцарь, и тут его взор упал на Гренделя, который в волчьем облике продолжал бесчувственно лежать на ковре. – A вот им покамест и укутаюсь, зачем зря добру пропадать. Эй, Грендель! – принялся Беовульф тормошить своего заклятого приятеля, однако тот не подавал никаких признаков жизни. – Да что ты там, помер, что ли?

– A и вправду, – забеспокоился и Дубов, – что-то уж долго он в сознание не приходит.

– Отравился, – мрачно пробурчал Беовульф. – Князем Григорием. – И сам же громогласно захохотал.

Чумичка наклонился к Гренделю:

– Дышит. Сейчас приведем его в чувство. – C этими словами колдун извлек из-за пазухи небольшую скляночку («Прямо как старина Серапионыч», подумал Василий) и побрызгал из нее на волка. И тот на глазах своих спутников превратился обратно в Гренделя.

– Где это я? – пробормотал он, приоткрыв глаза. – A, понимаю, нас зарубили, и мы на том свете. – И, немного помолчав, вполголоса продекламировал:

 
– Улетели мы в райские кущи
На коврах на крылатых своих…
 

– Должен вас огорчить, дорогой друг, – усмехнулся Дубов, – но до райских кущ нам еще ох как далеко. – И, как бы передразнивая Гренделя, нараспев прочитал:

 
– A помирать нам рановато,
Есть у нас еще дома дела!
 

– O, боярин Василий, да вы тоже поэт! – восхитился Грендель. – Ну а что до райских кущ, то мне их вовеки не увидать. Ведь я же оборотень…

– Отныне ты уже не оборотень! – торжественно провозгласил Чумичка. – Ты исполнил свое предназначение, и с тебя снято заклятие.

Грендель ничего не ответил и в изнеможении закрыл глаза. Зато Беовульф страшно воодушевился:

– Господа, такое событие всенепременнейше нужно отпраздновать! Полетели ко мне в замок, я выставлю свое лучшее вино, вековой выдержки. Еще мой дедушка говаривал, указывая на этот бочонок: «Внучек, а его ты откроешь в самый знаменательный день своей жизни». И вот этот день наступил! Вернее, ночь, но это уже не суть важно…

– Нет-нет, – возразил Дубов, – вы как хотите, а я должен лететь в замок к Его Величеству Александру. Вернее, к Наде. A утром, еще затемно – домой.

– Вы уж не в первый раз называете ее имя, – хмыкнул Беовульф. – Глянуть бы хоть одним глазком, что это за Надя такая.

– Да хоть обоими, – рассмеялся Василий. C этими словами он достал из внутреннего кармана своего боярского кафтана цветную фотокарточку, где Надя в венке из ромашек и васильков бежала по зеленому лугу.

Беовульф повернул карточку так, чтобы на нее падал лунный свет:

– Красивая девушка. И как нарисована! Боярин Василий, когда увидите художника, то скажите, что я ему хорошо заплачу за свое изображение. C мечом и в золотой цепи.

– Позвольте мне. – Чумичка принял от Беовульфа карточку и провел над нею ладонью. Даже при тусклом свете ущербной луны стало заметно, что краски поблекли, а лицо Нади как бы погрустнело. – Слушай, Василий, – понизил голос Чумичка, – не хочу тебя пугать, но Надежда действительно в опасности.

– Что?! – вскричал Дубов.

– Ей грозит страшная смерть, – продолжал Чумичка. – И не когда-то вообще, а прямо сейчас. И если мы не вмешаемся, то будет поздно.

– Ну так полетели быстрее! – взревел Беовульф. – Эй, дружище Грендель, просыпайся, нас опять ждут великие дела!

Чумичка тем временем бормотал какие-то новые заклинания, отчего ковер-самолет резко ускорил ход. И вскоре на смену бескрайним полям Белопущенского княжества путникам предстали столь же бескрайние болота Новой Ютландии, перемежающиеся перелесками и озерцами. То тут, то там в едва занимающейся заре темнели рыцарские замки, хотя большинство из них на самом деле представляли собой обычный дом с одной-двумя башенками – как бы замок Беовульфа в миниатюре.

– Что поделаешь, – пояснил по этому поводу Беовульф, – так уж повелось у нас в Мухоморье: доблестных рыцарей что собак нерезаных, а замков на всех не хватает. Да и мне посчастливилось только потому, что мой предок был приближенным королевича Георга. Но вы не подумайте, наши рыцари хоть и небогатые, но самые всамделишние!

– Я в этом не сомневаюсь, – невпопад ответил Василий. Он не слишком внимательно слушал разглагольствования Беовульфа – его мысли были заняты совсем другим.

И вскоре ковер по команде Чумички стал снижаться – впереди показались смутные очертания королевского замка.

* * *

В кабинете покойного князя Григория шло чрезвычайное ночное совещание. За столом восседал глава тайного приказа барон Альберт, рядом с ним примостился старший воевода Селифан, остальные приближенные Григория разместились кто где на принесенных с собой стульях. Здесь же, стараясь особо не привлекать к себе внимания, находились и Каширский с Анной Сергеевной. Вид у всех присутствующих был более чем встревоженный, один лишь Альберт, насколько удавалось, старался держаться бодро и уверенно.

– Господа, я пригласил вас, дабы сообщить прискорбную весть: князь Григорий скоропостижно скончался, – негромко, но прочувствованно сказал барон. – А вернее, был злодейски убит.

– Кем? – истерично выкрикнул кто-то из дальнего угла.

На лице барона отразилось искреннее горе и возмущение:

– Князеубийцы – это так называемые доблестные рыцари Грендель и Беовульф, а также некто боярин Василий, – барон сделал паузу, как бы потрясенный наглостью злодеев. – Первые двое негодяев – подданные Ново-Ютландского короля Александра, а Василий хоть и прибыл из Царь-Города, но, насколько нам ведомо, сей поганец пользуется королевским расположением.

– Надеюсь, они схвачены живыми? – плотоядно оскалившись, спросил пожилой упырь, постельничий князя Григория.

– Увы, – горестно вздохнул барон Альберт, – им всем удалось бежать, так же как и их проклятому сообщнику, колдуну Чумичке. Я тоже дрался, не щадя живота своего, – барон выдержал эффектную паузу, чтобы все запомнили его героизм, – но что я мог сделать один против троих злодеев? И в этом явная недоработка, досадная оплошность нашей стражи и тайных служб.

– Мы должны объявить войну Мухоморью! – загалдели упыри. – Злодейство должно быть смыто кровью!

– Полностью согласен, – твердо сказал барон, когда шум смолк, – но в настоящее время перед нами стоят более насущные задачи. Что же до этого мерзкого Мухоморья и его жалкого короля Александра, то здесь своих целей мы добьемся иными средствами. Нынче же утром туда отправится известный вам князь Длиннорукий, а следом за ним… Ну, впрочем, это уже мелочи. Но главное, могу вас только заверить, господа, что и Александр, и его рыцари еще горько пожалеют о своих деяниях. – Барон вновь сделал многозначительную паузу, изобразив на своем челе великие заботы о судьбах государства. – Меня же сейчас гораздо более тревожит то, как будет продолжаться жизнь у нас, в княжестве Белая Пуща.

– А что, – удивился воевода Селифан, никогда не блиставший дальновидностью, – у нас-то все тихо да спокойно. А ежели чего, так войско на что? И ваш тайный приказ?

Барон, похоже, ждал подобного заявления.

– Боюсь, господа, что вы недооцениваете всей сложности положения, – грустно покачал головой Альберт. – Тишь да покой в нашем княжестве держались лишь благодаря железной воле князя Григория. – Оглядев притихших соратников, барон спросил: – А что дальше будет? Вы же знаете наших людишек – им только волю дай… Да и упыри-вурдалаки на местах того гляди распоясаются. Кто может быть уверен, что нас с вами они станут слушаться так же, как князя Григория?

Собрание примолкло – умом каждый понимал правоту слов барона, хотя и согласиться с ними было нелегко. Тем более что если не все, то многие были бы не прочь занять место покойного князя, но получалось, что барон уже всех обскакал.

– Для того чтобы удержать власть, мы должны быть заедино, – будто прочитав их мысли, примирительно продолжал Альберт. – Все наши разномыслия не должны выходить за стены кремля. Вы согласны?

– Согласны! Заодно держаться надо! – раздались несколько голосов. Возможно, не очень искренних, но барону пока и этого было довольно. И за выкриками никто не услышал, как Анна Сергеевна тихо, но презрительно процедила:

– Бараны…

– Для того чтобы сохранить главное, иногда приходится поступиться малым, – уже вполне уверенно продолжал Альберт. – Мне кажется, покойный князь Григорий очень уж пережимал в некоторых вопросах, где следовало бы действовать более гибко. Знаю, что многие со мною не согласятся, но я считаю, что со временем нужно будет вновь разрешить службы в православных храмах…

Последние слова барона потонули в возмущенных выкриках:

– Как же это!.. Сколько мы с этой заразой боролись!.. Может, еще и кресты на куполах поставить?!.. Не бывать тому!..

Выждав, пока эмоции улеглись, Альберт терпеливо заговорил вновь:

– А мне, вы думаете, легко такое предлагать? Я такой же упырь как все вы, вид крестов и запах ладана мне так же ненавистны. Но даже Григорий за двести лет не смог искоренить их дурацкую веру. Мне уж сколько раз доносили, что многие наши подданные тайно собираются и отправляют православные обряды, во время которых предают анафеме князя Григория. Ну а если мы разрешим богослужения, разумеется, в строго очерченных пределах… – Поняв, что его аргументы не очень-то убеждают господ упырей и вурдалаков, барон обратился за помощью к Каширскому: – Давайте послушаем, что об этом говорит наука.

Каширский встал, откашлялся и с важностью заговорил:

– Христианство как религиозная идея весьма способствует сохранению в обществе душевного здоровья и препятствует распространению антиправительственных взглядов. Если бы вы мне доверили процесс подготовки священнослужителей, то я дал бы им соответствующие установки, каковые они бы и доносили до своей паствы – установки на лояльность существующему порядку и восприятию его как некоей богоданности…

– Ну хорошо, – перебил Альберт, почувствовав, что Каширский может разглагольствовать до утра, – все это мы обговорим позже. А пока что, господин Каширский, вам через несколько дней предстоит отправиться в Мухоморье. И вам, дорогая Анна Сергеевна, тоже.

– Прекрасно, – плотоядно прошипела Глухарева. – Уж тогда я рассчитаюсь за все с этими негодяями Беовульфом и Гренделем.

– Именно для того мы вас туда и посылаем, – удовлетворенно кивнул Альберт. – И хотелось бы надеяться, что теперь вы доведете дело до конца, а не так, как это было с боярином Василием.

– Уж не беспокойтесь, доведу непременно, – презрительно выдавила из себя Анна Сергеевна.

– И еще один вопрос, весьма болезненный, – уже вполне уверенно и деловито продолжал Альберт, – но решать его все равно придется, раньше или позже. Поскольку князь Григорий скончался, не оставив наследника, то опять может подняться вопрос о законной власти.

– Выберем достойнейшего, – выкрикнул кто-то из упырей. – Али мы не вправе?!

– Вправе-то может и вправе, – с сомнением почесал плешь барон Альберт, – да не все так просто. Григорий стал главой Белой Пущи как супруг покойной княжны Ольги, дочери Ивана Шушка, да и то его поначалу соседи не больно-то жаловали. А мы кто? Просто упыри и вурдалаки. Зато моя тайная служба многократно доносила, что в народе до сих пор бытуют зловредные слухи, якобы княжна Марфа, ближайшая сродственница последних Шушков, была не убиенна, а заколдована, и с тех пор живет на болотах Новой Ютландии в облике лягушки, и что вот-вот расколдуется и прогонит Григория и его вурдалаков. То есть нас с вами.

– Брехня! Пустые слухи! – загомонило почтенное собрание.

– Совершенно согласен, – устало кивнул Альберт, – но на всякий роток не накинешь платок. И дабы положить конец сией крамоле, нужно будет отыскать кости Марфы и погрести их со всеми княжескими почестями.

– Да где ж мы их возьмем, кости-то? – удивился воевода.

– Было бы желание, а кости найдутся, – ухмыльнулся Альберт. – Ну ладно, друзья мои, все эти вопросы мы обговорим завтра, на свежую голову. А теперь – спать, спать…

Многие расходились недовольные и даже бурча что-то себе под нос, но, по крайней мере пока, открыто спорить с бароном не отваживались. А тому и этого было довольно. Тоже – пока. И когда княжеский кабинет почти опустел и в нем остались только Альберт и Селифан, то воевода, придвинувшись поближе к главе тайного приказа, тихо сказал:

– Я все понимаю, Альберт. Что-то делать нужно. Одного не пойму – почему ты самых толковых людей решил отправить в Мухоморье – и Длиннорукого, и Анну Сергеевну, и Каширского…

– И еще лиходея Соловья, – подхватил Альберт, – и еще тех наемников, что в походе на Царь-Город так осрамились, а теперь зазря наш хлеб едят. У меня на них особые виды. Если они провернут то, что мы с покойником задумали, то вся польза нам. А ежели нет – так мы и не при чем, ведь среди них ни одного Белопущенского подданного. – Это была правда, но не вся. И барон не собирался говорить туповатому воеводе, что отсылает самых хитрых и ушлых подручных покойного князя еще и для того чтобы они не плели козней против самого Альберта. – Ну ладно, воевода, пора на боковую. А завтра – снова в бой.

* * *

– Ну что же, фройляйн, – барон Херклафф глянул в окно, где уже начала рассеиваться ночная мгла, – я так думаю, что нашу приятную беседу пора заканчивать.

– Увы, – печально вздохнула Надя.

– К тому же, – Херклафф искоса глянул на свою собеседницу, – пленка на кассете давно закрутилась… то есть открутилась.

– Какая пленка? – деланно удивилась Чаликова. – Что за кассета?

– На вашем диктофоне, дорогая фройляйн Надя. – Херклафф сделал небрежный жест левой рукой. – Все, теперь информация стерта. Так что приступимте. – Людоед поправил салфетку и взял вилку.

– Погодите, Эдуард Фридрихович, у меня последний вопрос, – остановила его Чаликова. – Не для протокола, а единственно любопытства ради.

– Ну? – Херклафф с явным неудовольствием отложил вилку.

– Скажите, как вам удалось съесть донну Клару и оставить ее в комнате с закрытыми окнами и запертой изнутри дверью?

Барон плотоядно рассмеялся:

– O, это есть очень хороший вопрос! Но он просит долгого объяснения, а времени больше нет. Все, хватит пустые разговоры, пора завтракать.

Людоед неспеша поднялся с табуретки и, взяв вилку и нож, двинулся в Надину сторону. Чаликова, обхватив голову руками, продолжала сидеть на кровати. Она понимала, что сопротивление бесполезно, а помощи ждать неоткуда. Оставалось уповать только на чудо.

И чудо не замедлило свершиться. Едва Херклафф занес над Чаликовой столовые предметы, как в коридоре заслышались тяжелые шаги, а следом за ними – настойчивый стук в дверь.

– Ну что там такое? – недовольно пробурчал людоед и обернулся к двери, которая уже сотрясалась от сильных ударов, грозя в любой момент сорваться с петель.

Поняв, что спасение близко и нужно только еще немного продержаться, Надя щелкнула пальцами, и небольшой огненный шар полетел в Херклаффа – это было единственное колдовство, коему ее сумел обучить Чумичка. Людоед ловко увернулся, и молния угодила в дверной косяк. И как раз в этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился сам Чумичка. Отбив молнию ладонью, словно теннисный мячик, в угол комнаты, он устремил на людоеда огненный взор.

– Вот мы и встретились, господин Херклафф, – произнес он голосом, не сулившим барону ничего хорошего.

Херклафф уже приготовился «выстрелить» в Чумичку набором самых страшных своих заклинаний и магических жестов, но понял, что силы неравны: вслед за Чумичкой в комнате появились сначала боярин Василий, а следом за ним два незнакомых господина – то есть Грендель и Беовульф.

Господин Беовульф недвусмысленно поигрывал мечом и был, судя по всему, настроен весьма решительно.

– Ну, вражья сила, теперь я тебя в капусту изрублю! – прорычал доблестный рыцарь и, отодвинув в сторону Чумичку, двинулся прямо на Херклаффа.

– Живым берите его, живым! – отчаянно закричал Василий, но тут Херклафф черной молнией метнулся в дальний неосвещенный угол комнаты.

– Врешь, не уйдешь! – пуще прежнего взревел Беовульф и отшвырнув меч в сторону, кинулся следом за злодеем. Василий и Грендель бросились ему на помощь, но Дубов при этом задел канделябр, который, кувыркнувшись в воздухе, упал, и в комнате стало совсем темно. Из угла в полутьме раздавались звуки отчаянной борьбы.

Чумичка вздохнул, поднял с пола канделябр и, вернув его на каминную полку, щелкнул пальцами. Свечи вновь загорелись, и Надя увидела троих человек, барахтающихся на полу в дальнем углу комнаты.

– Опять сбежал! – в сердцах топнул ногой Чумичка.

Теперь уже и Беовульф, Грендель и Дубов увидели что борются между собой, а Херклаффа словно след простыл.

– Да черт с ним, – вздохнул Василий. – Главное, Наденька, что вы живы!

Дубов вскочил с пола, на ходу отряхивая кафтан, и подошел к Наде. Та попыталась приподняться с кровати, но не удержалась на ногах – кажется, только теперь она по-настоящему осознала, что находилась на волосок от гибели. Василий опустился рядом с Чаликовой.

– Ах, Вася, – всхлипнула Надя, уткнувшись лицом в плечо детектива, – я так много должна вам сказать…

– Ничего не говорите, – Василий обнял Надю. – Потом, потом…

– Любопытно, куда он все-таки, в природе, исчез? – громогласно вопросил Беовульф. Сей славный рыцарь тоже поднялся с пола и, первым долгом найдя свое оружие, теперь монументально возвышался возле шкафа, опершись на двуручный меч, словно на тросточку.

– Колдовство, – коротко ответил Чумичка. Он, все так же стоя посреди комнаты, пристально разглядывал ее скромную обстановку, будто пытаясь сообразить, куда и каким образом улизнул Херклафф.

Видимо, больше полагаясь на свой волчий нюх, Грендель продолжал шарить в темном углу комнаты, будто что-то разыскивая. И его усилия таки увенчались успехом – вскоре он наткнулся на какой-то небольшой предмет. Грендель осторожно поднял его и поднес к свету. Таинственный предмет оказался цельным куском некоего прозрачного материала, который можно было принять за стекло или горный хрусталь. Большая часть его поверхности состояла из множества мелких граней, весело поблескивавших, когда на них падало пламя свечи. Но с другой стороны эта дивная вещица была как бы обрезана, представляя собой одну большую ровную грань.

Чумичка, насторожившись, как кот, завидевший мышь, осторожно подошел поближе.

– Это же колдовское стекло, – сказал он, понизив голос.

– Иначе говоря, магический кристалл? – радостно переспросил Грендель. – Я уже давно о нем слышал, а вот и увидел воочию. – И, подумав, добавил: – Во всей его самости…

– Бабкины сказки, – пренебрежительно хмыкнул Беовульф. – Обыкновенная побрякушка, у меня таких полный сундук!

Чумичка открыл было рот, чтобы объяснить невежественному рыцарю, что это за побрякушка, но тут раздался глухой грохот, и из камина прямо на пол вывалилось какое-то маленькое существо, перепачканное сажей.

– Ба, да это же наш Кузька! – радостно воскликнул Василий, чуть отстранившись от Нади.

– Кузьма Иваныч, – солидно поправил домовой, с кряхтением вставая с пола. – Что за бесхозяйственный король этот Александр – дымоходы сто годов не чищены…

Тут в дверях заслышалось легкое покашливание. Все дружно обернулись – в проеме дверей стоял собственной персоной Его Величество король Александр. На нем были его обычный домашний халат и стоптанные шлепанцы. Те, кто лежал или сидел, поспешно вскочили, а кто стоял, склонились в почтительном поклоне.

– Стало быть, я – бесхозяйственный король? – с усмешкой спросил Александр. Кузька предпочел спрятаться за выступ камина. – О, все знакомые лица, – продолжал король, оглядывая присутствующих. – Мы тут услышали грохот и решили самолично глянуть, в чем дело.

– Ваше Величество, – выступила вперед Чаликова, – мои друзья спасли меня от лютой гибели. Можно сказать, вырвали из зубов людоеда.

– Людоеда! – вскричал Александр. – Так, значит, он остался в замке…

– Да, и им оказался достопочтеннейший Иоганн Вольфгангович, – объяснила Надя и как бы между прочим добавила: – С рекомендациями от ливонского рыцаря Йохана Юргенса.

– Не может быть! – опечалился король. – Поэт, создатель столь замечательных стихов – и людоед.

– Да какой он поэт! – вступил в беседу боярин Василий. – Это же злой колдун, как его…

– Херклафф, – подсказала Чаликова.

– Вот оно что, – протянул Александр. – Немало я наслышан о злых делах сего чародея, но уж не как не думал, что он способен на такое кощунство – днем читать прекрасные стихи, а по ночам… И где же он?

– Удрал, Ваше Величество, – с досадой прогудел Беовульф. – У, вражья сила, попадись он мне!

– Может быть, здесь есть какой-то потайной ход? – предположил Грендель.

– Насколько мне ведомо, нету, – не очень уверенно сказал король.

– Испарился, что ли, – пробурчал Чумичка. Он по-прежнему стоял возле камина и разглядывал многочисленные грани «волшебного стекла».

– Разве посмотреть за зеркалом, – предположил Дубов. – Вдруг там что-то есть.

– Да, его можно будет снять со стены, – кивнул Александр, – заодно пыль вытрем. – И, подумав, добавил: – А вот с дымоходами сложнее будет. Ну нет у нас трубочиста. Разве что вы, боярин Василий, замолвите словечко брату Дормидонту, чтобы прислал…

– Не надо, Ваше Величество, – отважно выступил из-за камина Кузька. – Дайте мне щетку, я вам все дымоходы прочищу. Вот, помню, у бабки в избе…

– Ну хорошо, – подытожил Александр. – Уже поздняя ночь… Или нет, раннее утро. Давайте отправимся на покой, слуги укажут вам горницы, а утром поговорим обстоятельней.

– Ну, я-то, пожалуй, отправлюсь восвояси, – засобирался Беовульф. – Если позволите, Ваше Величество?

– Я тоже, – добавил Грендель. – Пожалуй.

– Нет-нет, прошу вас, останьтесь хотя бы до утра, – Александр поглубже запахнул полы халата. – Вдруг вернется людоед, и тогда ваша помощь будет необходима.

– Ну ладно, до утра так до утра, – примирительно пробурчал Беовульф. – Но я бы ему возвращаться сюда не советовал. Убью, душу вытрясу!

– В этом я не сомневаюсь, – усмехнулся король. – Ну что же, господа, пойдемте. – И, глянув на Надю, с хитрецой добавил: – Думаю, Перси, тебе будет о чем поведать своему хозяину. Не так ли, дорогой боярин Василий?

И лишь благодаря скудному освещению ни Александр, ни все остальные не заметили румянца смущения, выступившего на щеках Василия и Надежды.