Текст книги "Дверь в преисподнюю"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Рыцари стояли, пораскрыв рты – такого они от своего короля совсем не ожидали. Первым пришел в себя Беовульф:

– Да здравствует Ее Величество королева!

Разумеется, и это приветствие тут же было горячо подхвачено всеми рыцарями. Катерина стояла несколько смущенная – ее, прожившую долгие годы на уединенном хуторе и порой месяцами не видевшую никого, кроме Александра, такое многолюдие явно утомляло. Не говоря уж о всеобщем внимании к ее скромной особе.

– Ну а Буренку нам пришлось привести с собой, – добавил Его Величество, ласково похлопав корову по крупу, – не оставлять же без присмотра… – Александр снова вздохнул, как бы вспоминая те дни, что он провел с любимой женщиной вдали от людской суеты. Но теперь людская суета вновь окружила его, и с этим приходилось считаться. Его Величество сделал широкий пригласительный жест: – Господа, ну не стойте вы как вкопанные, сегодня же ваш день. Добро пожаловать на небольшой праздничный пир.

Рыцари радостно потянулись в трапезную, где слуги уже вовсю накрывали на стол.

Зигфрид и Беовульф подошли к королю. Отвесив почтительный поклон Катерине, отчего та совсем растерялась и не знала, чем ответить, Зигфрид сказал:

– Ваше Величество, а как насчет Виктора?

– А что такое? – с неудовольствием спросил король.

– Ну, мы держим Его Высочество под надзором в его же покоях, – сообщил Беовульф. – До вашего распоряжения.

– Ничего, потом разберемся, – беспечно махнул рукой Александр. – Да, а кстати, что с той девушкой, с княжной Марфой?

– Жива и здорова, – ответил Зигфрид. – Она же, между прочим, и помешала нам отрубить Виктору голову.

– А, ну и правильно, – вздохнул король. – Не думаю, что сегодня подходящий день для казней. – Александр медленно двинулся в сторону трапезной. И уже на ходу спросил: – А почему я не вижу госпожу Чаликову?

– Так она ж теперь вместе с Марфой, – хмыкнул Беовульф. – Должно быть, у них там свои дамские разговорчики…

– Да нет, не думаю, что дамские. Скорее другое… – Однако договорить Его Величество не успел, так как прямо при входе в трапезную залу на него радостно вспрыгнул неведомо откуда взявшийся Уильям. Вскарабкавшись по камзолу и привычно устроившись на плече, кот что-то замурлыкал королю на ухо.

Так вместе с Катериной и Уильямом Его Величество вошел в залу. Уже успевшие рассесться за длинным столом рыцари поспешно вскочили.

– Садитесь, садитесь, – махнул рукой Александр.

Но тут дверь трапезной распахнулась, и Теофил впустил в залу еще нескольких гостей – и их появление господа рыцари также встретили не без воодушевления: то были поэты, которых сразу же после взятия замка вызвал из корчмы Флориан. Впереди шествовала собственной персоной госпожа Сафо – и хоть на ней все еще была та одежда, в которой она копала канавы, но, глядя на нее, никто бы не усомнился, что перед ним настоящая служительница муз.

По знаку Александра рыцари пододвинулись на скамьях, дабы высвободить место для поэтов, а слуги побежали за дополнительными столовыми приборами.

В королевский замок стремительно возвращалась прежняя жизнь и прежние порядки.

* * *

Недолгий осенний день клонился к закату. Анна Сергеевна и Каширский по-прежнему плелись по бесконечной пустынной дороге, которая змейкой вилась между болот. После долгих споров было принято решение, единственно возможное в их незавидном положении – пробираться к Гороховому городищу, минуя Белую Пущу, а по возможности и Царь-Город. Не будучи особенно искушен в географии параллельного мира, Каширский все же составил маршрут, который оказался в три раза длиннее, чем тот путь, которым путешественники обычно добирались от Новой Ютландии до Кислоярского царства и обратно. Однако другой возможности у них сейчас не было, и приходилось действовать, исходя из реалий. Особенно трудно было смириться с этим Анне Сергеевне, и она снимала нервное напряжение громкой и нелицеприятной бранью. Доставалось всем – и Каширскому, и барону Альберту, и королю Александру, и Виктору, но более всех – Василию Дубову. Каширский со скорбным видом внимал забористым речам своей наперсницы, и лишь при особо неприличных выражениях краснел и смущенно опускал глаза, будто красна девица.

– Посмотрите туда, – прервал Каширский очередную руладу Анны Сергеевны, посвященную Херклаффу и его «липовым» сокровищам.

– Куда? – резко обернулась Глухарева.

– Туда, туда, – Каширский указал вверх. По небу летела крупная темная птица. Но летела она как-то не очень уверенно – ее то и дело заносило в сторону.

– Ну и что такое? – скривила губки Анна Сергеевна. – Можно подумать, я орлов не видела!

– Это, кажется, коршун, – определил Каширский и для пущей важности даже произнес непонятное латинское слово. – И такое впечатление, что раненый…

– А мне что за дело, – злобно процедила Анна Сергеевна, – пускай хоть коршун раненый, хоть петух недорезанный!

В этот миг коршун камнем упал на землю прямо под ноги Анне Сергеевне и Каширскому – видимо, силы совсем его оставили.

– А давайте съедим его на ужин, – предложила Глухарева, глядя на недвижно лежащую птицу.

– С точки зрения диетологии, – начал было Каширский, но тут коршун чуть приподнялся, вскинул клюв и в мгновение ока превратился в высокого худощавого господина, одетого в темный фрак.

– Херклафф! – удивленно вскричал Каширский.

– Вот уж не ждали, – пробурчала Анна Сергеевна.

Надо сказать, что знаменитый людоед пребывал не в лучшей форме – фрак сильно помят и кое-где порван, всегда безупречно уложенные волосы растрепаны, и даже монокль с треснувшим стеклышком бесполезно болтался на цепочке. Словом, все говорило, что господин Херклафф только что побывал в весьма серьезной переделке.

– Где это вы так пообтрепались, уважаемый Эдуард Фридрихович? – не без ехидства поинтересовалась госпожа Глухарева.

– О, ничего страшного, маленькие префратности профессии, – лучезарно ощерился Херклафф. Похоже, все приключения ничуть не повлияли на его обычное настроение. – Теперь я следовать домой, в Рига… – Людоед оглядел Анну Сергеевну и Каширского. – И хотель бы предлагать вам ехать со мной.

– С вами в Ригу? – несколько удивился Каширский. – Ну конечно же… Ай! – вскрикнул он, когда Анна Сергеевна незаметно ущипнула его сзади.

– Мы должны подумать, – заявила Глухарева, не дав своему спутнику опомниться.

– Да чего тут думать, – взвился Каширский, но тут же осекся под взглядом Анны Сергеевны. Поняв, что та решила «набивать цену», он замолк и даже отошел чуть в сторону, предоставив Глухаревой вести переговоры.

– Насколько я понимаю, Эдуард Фридрихович, предлагая нам отправиться вместе с вами, вы это делаете с какими-то особыми целями? – спросила Анна Сергеевна.

– Ну что вы, либе Аннет Сергеефна, – расплылся Херклафф в плотоядной ухмылочке. – Просто дорога не есть близкая, а мне нужны эти, как их, приятные попутчики. Но если вас это нихт устраивать, то ауфидерзеен!

– Как это ауфидерзеен! – не выдержал Каширский. – Конечно же, мы согласны.

Анна Сергеевна смерила компаньона презрительным взором, но промолчала.

– Ну, тогда – форвертс! – с энтузиазмом воскликнул Херклафф. – Ах да, транспорт. – Колдун извлек из-под фрака часы-луковицу на длинной цепочке, а из верхнего кармана – авторучку «Паркер» с золотым пером.

Положив часы прямо на дорогу, Херклафф дотронулся до них авторучкой, и на месте часов появилась крупная тыква.

– Хорошие были часики, – вздохнул Каширский.

Между тем Херклафф дотронулся «Паркером» теперь уже до тыквы, и она тут же выросла до размеров кареты. Анна Сергеевна алчно поглядывала на позолоченные колеса и двери и уже прикидывала, за сколько можно будет все это «загнать», если удастся похитить карету у законного владельца.

– Должно быть, она самодвижущаяся? – предположил Каширский.

– Увы, нет, – вздохнул Херклафф. – Нужны лошади. Вообще-то согласно правилам в лошадей нужно превращать мышек, или лучше даже этих, как их, крысов, но где их тут взять? – Колдун на минутку задумался. – О, дас ист гроссе идея!

Не дав своим новым попутчикам и опомниться, Херклафф дотронулся авторучкой сперва до Анны Сергеевны, а потом до Каширского. И те мгновенно превратились в крыс: белую и серую. Белая крыса, только что бывшая Анной Сергеевной, злобно зашипела, но колдун двумя небрежными касаниями обернул крыс в лошадей: Глухареву – в норовистую белую кобылку, а Каширского – в пегого жеребца.

– Что это такое?! – возмущенно заржала кобылка голосом Анны Сергеевны. – Что вы себе позволяете! А ну немедленно верните меня в прежний вид!

– Это противоречит естественному биологическому состоянию организма, – авторитетно добавил жеребец-Каширский.

– Да ну что вы, – добродушно откликнулся Херклафф. – Все будет зер гут. Я вас обязуюсь прилично кормить, давать овес и сено.

С этими словами, не обращая внимания на нецензурное ржание Анны Сергеевны, Херклафф ловко запряг лошадей. Каширский лишь обреченно вздыхал – он понимал, что это еще не самый худший исход их похождений в Новой Ютландии. Видимо, к этим же выводам пришла и Глухарева – во всяком случае, продолжая по привычке браниться, она не предпринимала никаких попыток хотя бы лягнуть своего нового хозяина.

Херклафф ласково потрепал Каширского за густую гриву, похлопал Анну Сергеевну по крепкому крупу и влез в карету. Лошади сначала медленно, а потом все увереннее понесли карету по дороге. И долго еще окрестные болота оглашало резвое ржание, в котором то и дело проскальзывали словечки, которые в книгах и газетах «нашего» мира обычно заменяют многоточиями, а в телепередачах – разными заглушающими звуками.

* * *

После того как корчму покинули сначала рыцари, а потом и поэты, там вновь стало по-всегдашнему тихо и сумрачно. Леший за стойкой привычно-ненужно протирал посуду, а водяной молча потягивал из кувшина болотную водицу.

– Ну вот, еще кружку выпью и пойду, – нарушил он гнетущую тишину. Леший в ответ лишь буркнул нечто невразумительное.

Рука водяного привычно потянулась к кувшину, но замерла на полпути: со стороны двери донесся чуть слышный стук.

– Сильнее стучите! – крикнул леший. Кончилось все это тем же, что и обычно: дверь просто ввалилась внутрь корчмы, а следом за нею – уже знакомые хозяину и завсегдатаю боярин Василий, Иван Покровский и Чумичка. Но следом за ними вплыла совершенно не по-здешнему (и определенно не по погоде) одетая дама, при виде которой леший с водяным непроизвольно привстали, а чтобы получше разглядеть незнакомку, корчмарь даже зажег еще одну свечку, так как прежняя почти догорела и больше чадила, чем светила.

– Ну, хозяин, принимайте дорогих гостей, – сказал Василий, заметив некоторое замешательство.

– Горницы готовы, – привычно откликнулся леший. – Что будете ужинать?

– Все равно что, лишь бы побольше, – распорядился Дубов. – И попить чего-нибудь горячего.

– Только не горячительного, – уточнил Иван-царевич.

– Ну, ради такого случая можно и винца испить, – с улыбкой возразил боярин Василий. – Правда, в меру…

Так за разговорами гости уселись за столик, соседний тому, где сумерничал водяной. Похоже, что при появлении припозднившихся постояльцев он решил с уходом повременить, и теперь внимательно прислушивался к их беседе, хотя мало что мог понять.

– Подумать только, Эдуард Фридрихович, такой приличный господин, – все никак не могла успокоиться баронесса, успевшая по дороге узнать от своих попутчиков, где и каким образом она очутилась. – Как мог господин Херклафф так поступить? Уж от кого бы я могла ожидать такого коварства, но только не от него…

– Скажите, Наталья Кирилловна, при каких обстоятельствах вы познакомились с господином Херклаффом? – задал Дубов профессиональный вопрос.

– О, это случилось в прошлом году в Москве, – охотно предалась воспоминаниям Наталья Кирилловна. – А потом Савва Лукич пригласил его погостить в Покровских Воротах.

– Но ведь Эдуард Фридрихович будто бы был знаком с самим Гете? – спросил Иван.

– Да-да, разумеется! – вновь оживилась Наталья Кирилловна. – И более того, когда приезжал в Россию, то знакомил с его новыми произведениями нашу читающую публику. Он же, собственно, и Василия Андреича побудил к переводу баллад Гете и Шиллера…

– Как, вы и с Жуковским были знакомы? – удивился Дубов.

– Ну как же! Такой скромный, простой человек, и не подумаешь, что приближен к семье Его Императорского Величества. Помню, совсем недавно на литературном вечере у Зизи Волконской подходят ко мне Жуковский с Пушкиным, и Александр Сергеич говорит: «Наталья Кирилловна, рассудите наш спор…» – Баронесса вздохнула. – В тот вечер я в последний раз видела Дмитрия Веневитинова. Говорят, он был до безумия влюблен в хозяйку и отравился, так и не дождавшись взаимности…

Похоже, Наталья Кирилловна всерьез увлеклась рассказами о литераторах двадцатых годов девятнадцатого столетия, которые были для нее куда реальнее и живее, чем для Дубова – Белая Пуща, Новая Ютландия и все их обитатели. Василий и Иван слушали ее со все возраставшим изумлением, даже Чумичка и водяной жадно внимали баронессе, хотя им-то уж имена Веневитинова и Зинаиды Волконской ни о чем не говорили. Просто история была уж очень трогательная.

Заслушавшись, гости корчмы даже не сразу и заметили, как дверь вновь опрокинулась и внутрь вошел еще один посетитель – ни кто иной как собственной персоной господин Грендель. Уже по одному взгляду можно было определить, что он слегка не в себе – бывший оборотень двигался как в полусне и что-то вдохновенно бормотал себе под нос.

– Господин Грендель! – радостно окликнул его боярин Василий. – Какими судьбами?

– А? Что? – заозирался Грендель. – О господи, где это я?

– В корчме, вестимо, – сообщил водяной.

– Зачем я здесь? – задался Грендель новым вопросом. – Ведь я шел… Куда ж я шел? Куда я путь держал?.. А, вспомнил! Я шел в чертоги господина Беовульфа, дабы своею новой поэмой, кою сочинял весь нынешний день, поднять боевой дух наших доблестных рыцарей перед походом на королевский замок!

– Эка хватил, батюшка! – проскрипел корчмарь, только что незаметно появившийся в обеденной зале с кипящим самоваром и скромной закуской. – Замок-то королевский уж взят.

– Ну вот, опять я опоздал, – пригорюнился поэт, присев за стол.

– Это бывает, – ласково заметила Наталья Кирилловна. – Помните, как у Александра Сергеича Грибоедова – «Шел в комнату, попал в другую».

– Вы и Грибоедова знавали? – живо заинтересовался Иван Покровский.

– Неоднократно видела его прямо как вас теперь, – радостно закивала баронесса. – Он даже играл на фортепьянах свой вальс и спрашивал моего мнения. Погодите, да вот этот. – Наталья Кирилловна довольно приятным голосом напела знаменитый вальс Грибоедова. – Знаете, ведь цензура не пропустила его комедию к постановке на театре, и мы собирались устроить любительский спектакль. Представьте, я должна была играть Хлестову: «Не мастерица я полки-то различать…» Государь отправил Александра Сергеича с дипломатической миссией в Персию, и вот, будучи проездом в Тифлисе, он безумно влюбился в тамошнюю первую красавицу Нину Чавчавадзе и сделал ей предложение! Такая романтическая история… Я так хотела бы, чтобы они жили долго и счастливо и чтобы Александр Сергеич порадовал нас новыми, не менее гениальными произведениями.

Заметив, что Дубов что-то хочет сказать, и догадавшись, что именно, Иван поспешно заговорил сам:

– Не будем о печальном. Господин Грендель, может быть, вы познакомите нас со своею новой поэмой? Полагаю, что мы сможем оценить ее по достоинству.

Грендель встал и, устремив взор куда-то в бесконечность, далеко за ветхие стены придорожной корчмы, начал чтение:

 
– За дело верное, святое,
За нашу попранную власть
На иго вражеское злое
Направим праведную страсть…
 

Иван-царевич слушал внимательно, профессионально отмечая поэтические достоинства и недостатки сего произведения искусства. Наталья Кирилловна понимающе глядела на вдохновенного чтеца – должно быть, он напоминал баронессе тех стихотворцев, в обществе коих она вращалась долгие годы. А Василий, мало вникая в выспренные слова поэмы, думал о том, что свою миссию в Новой Ютландии они с Надей и Иваном Покровским выполнили и пора возвращаться домой, в свою действительность, в родной Кислоярск.

«В замке теперь, должно быть, пир горой, – размышлял Василий. – И Наденька там. Что же, пускай празднует на здоровье – это ведь ее день. Или даже звездный час, каких не много случается в жизни. А завтра – в обратный путь…»

– У меня ковер-самолет в заначке, – как бы подслушав мысли боярина Василия, вполголоса сказал Чумичка.

Василий кивнул. И тут же поймал себя на мысли, что охотно остался бы еще погостить в этом странном мире, где даже самые отъявленные злодеи казались почти что приличными и благородными людьми на фоне того отребья, с которым ему порой приходилось иметь дело дома. И которое, увы, сумело пролезть и сюда, в страну печальных королей, Прекрасных Дам и сентиментально-благородных рыцарей.

* * *

Праздничный вечер в королевском замке был в полном разгаре. Однако никто не выходил за рамки благопристойности – и хотя вина на столе было хоть отбавляй, но рыцари употребляли его в меру. К тому же ради такого случая королевские повара приготовили замечательные закуски, которые смягчали возможное воздействие вина. Ну и, разумеется, рыцарей сдерживало присутствие двух Прекрасных Дам: Надежды Чаликовой и будущей Ново-Ютландской королевы Катерины, которая сидела во главе стола рядом с Александром, понемногу осваиваясь в непривычной обстановке. Третья Дама – княжна Марфа – отсутствовала. По вполне понятной причине ей было не до пирований и уж тем более не до стихотворных опусов, коими мадам Сафо, синьор Данте, господин Ал-Каши и остальные поэты потчевали почтеннейшую публику в перерывах между закусками.

 
– О, не прельщай меня, любовник молодой;
Да, счастья я ищу, но счастья не с тобой… —
 

так вычурно вещала, разумеется, мадам Сафо. И никто из рыцарей, разомлевших от высокой поэзии и закусок, не заметил, как к Александру подошел Теофил и что-то шепнул ему на ухо. Поманив за собой госпожу Чаликову, Его Величество спешно покинул залу. А спустя недолгое время столь же тихо возвратился в сопровождении троих незнакомцев – двух господ и одной дамы. Не желая прерывать чтения очередного стихотворца, на сей раз синьора Данте, Александр и новые гости незаметно остановились в дверях. А когда отгремели рукоплескания, король выступил вперед:

– Господа, прошу внимания. Наш замок почтили своим посещением княжна Белой Пущи Ольга Ивановна и ее сопровождающие – воевода Полкан и боярин Перемет.

Дама величественно кивнула, а ее сопровождающие слегка поклонились сперва Александру, а затем всему честному собранию.

Собрание изумленно молчало. Первым обрел дар речи господин Беовульф:

– Извините, Ваше Величество, но кто вам сказал, что они – это они?

– Они, – слегка удивленно ответил король.

– Замечательно, – вздохнул тот, кого Александр представил как боярина Перемета. – В облике Змея Горыныча никто не сомневался, что мы – это мы, а стоило только вернуться в истинное обличье…

– А вот щас как дыхну! – добродушно прогудел воевода.

– Полкан! – радостно взревел Беовульф, прямо из-за стола бросившись в объятия к воеводе. – Простите, что сразу не признал! Ваша Светлость, да что же вы стоите тут в дверях, как бедная родственница. – Беовульф подхватил Ольгу под руку и чуть не силой потащил к столу. – Господа рыцари, освободите место для почетных гостей! Это ж надо – в драконском облике…

Король что-то шепнул Чаликовой, и та незаметно исчезла.

– Нет-нет, благодарю, мы пировать не будем, – церемонно сказала Ольга и неожиданно сладко зевнула. – Хотелось бы немного отдохнуть.

– Вот ты и отдыхай, – проворчал Полкан, – а я еще малость попирую.

– Просто княжна до сих пор все никак не привыкнет, что мы больше не одно существо, – вполголоса заметил Перемет.

– Теофил, приготовь для Ее Светлости горницу, и желательно подальше от этой залы, – распорядился Александр.

– Благодарю, – кивнула Ольга. Но едва она повернулась, чтобы следовать за Теофилом, как неожиданно вскрикнула и покачнулась. Беовульфу даже пришлось ее поддержать, чтоб не упала.

В дверях стояла княжна Марфа, а чуть позади нее – Надежда Чаликова с домовым Кузькой на плече.

– Марфа… Это ты… – прошептала Ольга, с неподдельным изумлением глядя на свою двоюродную сестру, которую не видела долгих двести лет.

Вместо ответа Марфа подошла к Ольге и крепко обняла ее. Нечего и говорить, что доблестные рыцари при этой душещипательной сцене откровенно рыдали, нисколько не пытаясь скрыть слез радости и умиления. Даже Чаликова украдкой смахивала скупую журналистскую слезу, хотя умом понимала, что эта сцена сильно отдает латиноамериканским телекинематографом.

Первой к деловому тону возвратилась княжна Марфа:

– Ну что же, предаться чувствам мы еще успеем. А теперь давайте обговорим главное. После того как Иван-царевич освободил меня из лягушечьей шкуры…

– Иван-царевич? – удивленно перебил боярин Перемет. – А ведь нас тоже Иван-царевич!..

– Вот оно как, – усмехнулась Марфа. – Ну что ж, тем лучше. Из слов Ивана-царевича я поняла, что он, сам того не подозревая, выполнял чью-то волю. Еще не знаю чью, но мне сдается, что кто-то из стоящих за Иваном-царевичем находится теперь здесь. – Марфа как бы мельком глянула на Надежду Чаликову. Та смутилась, но виду не подала.

– Что-то я не совсем тебя понимаю, милая сестрица, – пробурчала Ольга.

– Сейчас объясню. После гибели твоего супруга князя Григория престол в Белой Пуще остался пустой, и теперь там правит Семиупырщина. Поскольку князя Григория больше нет, то появилась возможность изгнать упырей и вернуть законную власть.

– Так за чем же дело стало? – прогудел Полкан.

– А уж мы подсобим! – грозно захохотал Беовульф. – Правда, доблестные рыцари?

– Тише, тише! – испуганно замахал руками король Александр. – Неровен час, в Белой Пуще узнают…

– А борьбу с упырями должен возглавить кто-то из князей Шушков, – продолжала Марфа. – Для того-то и расколдовали сначала меня, а затем вас. До сего дня я являлась единственной законной наследницей, но теперь ею стала ты, Ольга!

– Я? – удивилась Ольга.

– Ну конечно, – подтвердил Перемет. – Ведь ты же дочка и наследница князя Ивана Шушка.

– Али забыла за двести-то годков? – подпустил воевода.

Ольга как-то сразу приосанилась, ее облик стал более величественным, а взгляд из-под густых бровей – строгим и властным:

– Ну что же, если Отечество возлагает на меня сей долг, то я не вправе от него уклониться. – Княжна возвысила голос. – Я, княжна Ольга Ивановна, объявляю о вступлении в законные права главы княжества Белая Пуща и о начале справедливой борьбы за изгнание из моей Родины всех захватчиков, всех бесов и вурдалаков!

Эти слова были встречены бурными рукоплесканиями господ рыцарей. Возможно, не один из них в этот миг подумал: «Эх, такого бы нам правителя. А от Александра разве дождешься решительных действий?». Сам же Александр слушал выступление княжны с видом несколько испуганным. Заметив это, Чаликова что-то шепнула на ухо Ольге.

– Разумеется, я не вправе злоупотреблять гостеприимством Его Величества, – продолжала законная правительница, – особенно учитывая его зависимость от наследников князя Григория… Так называемого князя Григория, – поправила себя Ольга. – Но я торжественно объявляю, что в будущем отношения между Белой Пущей и Новой Ютландией будут строиться исключительно на основе равноправия и добрососедства.

Разумеется, эти слова княжны также были встречены рукоплесканиями рыцарей и выкриками: «Да здравствует княжна Ольга!»

– А посему я решила при первой возможности перебраться в Царь-Город к брату Дормидонту. Ты, Полкан, назначаешься моим советником по ратным делам. А когда у нас появится своя дружина, станешь полноправным воеводой.

– Слушаюсь, княжна, – поклонился Полкан.

– Тебе же, боярин Перемет, предстоит отправиться моим посланником в ближние и дальние страны, дабы объявить о восстановлении законной власти и искать помощи для нашей борьбы с вурдалаками.

– Как прикажешь, княжна, – ответил боярин Перемет.

Вдруг подал голос домовой Кузька:

– Княжна, дозволь слово молвить.

Ольга оглянулась. На помощь Кузьке пришла Марфа:

– Это наш домовой, Кузьма Иваныч. Он минувшей ночью меня от лютой смерти выручил.

– Вот я как думаю, – заговорил Кузька, – что и мы, то бишь нечисть положительная, ну там лешие, водяные, кикиморы, добрым людям никогда ворогами не были. А как пришел Григорий да своих вурдалаков привел, то и нам совсем житья не стало. Знаешь, сколько наших в соседние страны бежать должны были!..

– Не пойму я, Кузьма, к чему ты клонишь, – перебила Ольга, почуяв, что домовой, одобряемый общим вниманием, готов произнести целую речь.

– А чего тут не понять? Как мы претерпели от Григория больше всех, то и помощниками тебе будем самовернейшими! – заявил Кузька.

– Ну вот и прекрасно, – попыталась улыбнуться княжна. Правда, с непривычки улыбка получилась более похожей на оскал средней головы Змея Горыныча. – Вот ты этим и займись.

– Я? – так и подскочил Кузька. – А что ж, займусь. Для начала наведаюсь в корчму к лешему, а у него русалки знакомые, они эту весть куда хочешь донесут…

– Ну, так и сделаем, – кивнула Ольга. И, спохватившись, обернулась к Александру: – Извините, Ваше Величество, и вы, славные рыцари, что нарушила ваше праздничное пирование. А мне и впрямь почивать охота. Счастливо оставаться.

И Ольга, еще раз величественно кивнув всему собранию, княжеской поступью покинула залу.

– Ну вот, еще одно удачное расколдование, – весело заметил король, когда двери за Ольгой закрылись. – Думаю, по этому поводу стоит поднять кубки.

– Всенепременнейше! – подхватил Беовульф. И вдруг спохватился: – Ваше Величество, а можем ли мы тут пировать, пока не решен еще один вопрос?

– О чем вы? – недоуменно обернулся Его Величество.

– Ну разумеется, о Его Высочестве Викторе. Мы так и не решили, что с ним делать. – Беовульф поставил на стол полный кубок, чего с ним никогда еще не случалось.

– Мы же, кажется, пришли к общему решению – отрубить голову, – напомнил почтенный Зигфрид. – Если, конечно, Ваше Величество не решит как-либо иначе.

Король задумался. В зале повисла гнетущая тишина. Марфа подалась вперед, но Надя незаметно удержала ее за руку.

Наконец король нарушил молчание:

– Господа, вы возлагаете на меня непосильную ношу – решать участь своего близкого родственника. Но я не вправе от нее уклоняться. Однако предварительно хотел бы выслушать мнение всех, находящихся здесь.

– Голову отрубить, что ли, – задумчиво протянул Беовульф. Правда, в его голосе не слышалось прежней решимости. Видимо, первая злость уже прошла, а умеренная выпивка в сочетании с обильной закуской настроила славного рыцаря на более миролюбивый лад.

Из-за стола поднялся дон Альфонсо, который с самого начала выступал против смертной казни в любом виде:

– Ваше Величество, ну какой прок, если мы отрубим Виктору голову? Богатства в стране прибавится, что ли? А давайте лучше отправим его канавы копать – все польза для дела!

– Не, ну это уж вы хватили, – вступил в спор славный Флориан. – Где ж видано, чтоб уроженец королевского рода канавы копал? Это просто позор на весь мир!

– Ну хорошо, а что скажут дамы? – спросил король, убедившись, что господам более сказать нечего.

– А может быть, друг мой, ты его простишь? – неуверенно произнесла Катерина. – Ты ведь сам говорил, что Виктор на это пошел не со зла, а единственно по искушению князя Длиннорукого.

– Я подумаю, – кивнул король. – А вы что скажете, госпожа Чаликова?

Надя словно того и ждала, что к ней обратятся:

– Ваше Величество, тут вот зашла речь о князе Длинноруком. А ведь он ночью позорно бежал. И все наемники тоже сбежали. И Виктор имел все возможности покинуть замок, но не сделал этого. Как вы полагаете, почему? – И сама же ответила: – Потому что осознал свое преступление и не счел возможным уклоняться от заслуженного наказания.

– И что же, вы предлагаете простить? – перебил Александр. – Нет-нет, на это я пойти никак не могу. Да и народ меня, извините за высокие слова, просто не поймет!

– А что если подержать Его Высочество в темнице? – осторожно предложил дон Альфонсо. – Или отправить в изгнание без права возвращения на родину.

– Да, пожалуй, – рассеянно ответил король.

– Каково бы не было решение Вашего Величества, но я Виктора не покину, – твердо заявила доселе молчавшая княжна Марфа.

Александр кинул быстролетный взор на Марфу и, еще немного помолчав, огласил решение:

– Единственно ради вас, дорогая Марфа Ярославна. Усадебка, где я находился после бегства из своего замка, теперь стоит пустая, а ведь там сад, огород и даже небольшое пастбище. Повелеваю Виктору удалиться туда и без особого дозволения за пределы усадьбы не выходить. Ну а вы, сударыня, если будет на то ваша воля, можете его сопровождать. – Катерина что-то шепнула королю на ухо. – Да-да, конечно, чуть не забыл. Корову с собой прихватите.

– Благодарю вас, Ваше Величество, – склонилась Марфа в низком поклоне.

– Только ради вас, княжна, – повторил Александр. – Теперь уже поздно, темно, а с утра можете отправляться.

Оглядев вытянувшиеся лица славных рыцарей, король спросил:

– Кажется, вам мой приговор показался слишком мягким? А как бы поступили вы на моем месте – неужели не уступили бы просьбе девушки, столько испытавшей на своем веку?

Рыцари молчали, избегая глядеть на короля, на Марфу и даже друг на друга. Первым молчание нарушил Зигфрид:

– Но мы должны взять с Его Высочества клятву, и лучше всего письменную, что отныне и впредь он отрекается от всяких прав на престолонаследие.

– Согласен, – кивнул Александр. – Вот вы, почтенный Зигфрид, этим и займитесь.

– Погодите, Ваше Величество, – спохватился Беовульф, – но если с вами, очень извиняюсь, что-либо случится, то не возникнут ли трудности, гм, ну понимаете…

– С наследником престола? – пришел ему на помощь король. – Думаю, что эти трудности мы скоро преодолеем. Разумеется, не без помощи моей Катерины. Не правда ли, дорогая?

Катерина покраснела, но чувствовалось, что слова короля не пришлись ей не по душе. Заметив смущение будущей королевы, Александр возвысил голос:

– Ну что же, дамы и господа, все насущные вопросы мы, кажется, решили. Завтра возникнут новые, а пока что будем праздновать и веселиться!

И Его Величество, собственноручно наполнив два кубка, один поднял сам, а другой протянул Катерине.

* * *

Простая крестьянская телега, запряженная пегой лошадкой, остановилась на обочине Кислоярского тракта, и щуплого вида мужичок помог своим попутчицам – двум бабкам в сарафанах и платках – спрыгнуть на дорогу.