Текст книги "Дверь в преисподнюю"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

– Я его забыла дома, – заметно побледнев, пробормотала женщина.

– А может, потеряли?

– Может, и потеряла…

– Ну так радуйтесь, я его отыскал! – И с этими словами Беовульф извлек из-за пазухи золотой перстень.

– Где вы его нашли?! – в ужасе отшатнулась Дама.

– Там, где вы его потеряли, – ответил Беовульф. И с явной угрозой добавил: – Нынче ночью.

Но тут, похоже, дама наконец взяла себя в руки.

– Вы, господин Беовульф, дурак, – с нескрываемым презрением произнесла она. – Но я знаю, кто за этим стоит!

Тут она небрежно оттолкнула стоящего на ее пути Гренделя и решительно двинулась за дуб. Через некоторое время она появилась со своим слугой, который шел, качаясь и еле двигая ногами. Прекрасная Дама, ужасно бранясь, отвесила ему пинка и быстро удалилась по тропинке. Слуга же, бормоча что-то себе под нос, поплелся следом за ней.

Беовульф и Грендель, некоторое время постояли, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, не зная, что дальше делать. И в конце концов, смерив друг друга неприязненными взорами, молча разошлись в разные стороны.

Когда Грендель медленно брел в сторону своей хижины, Дубов услышал его бормотание:

– Словно пелена спала… Это было какое-то наваждение…

Убедившись, что поблизости никого нет, Василий встал из своего укрытия и подошел к дубу. По его ветвям спускался вниз Кузька.

– Ну как? – радостно спросил домовой. – Все в порядке?

– Здорово! – только и смог ответить Василий. – Я никогда не испытывал такого удовлетворения. Ведь ты все делал, как мы договаривались?

– Ну а то как же. Сначала я смотрел за дорогой и дал тебе знать, когда появилась та баба с колдуном. А Беовульф уже стоял за дубом и ждал. Едва колдун зашел за дуб, он как даст ему своей золотой цепью по башке, а тут уж и я заступил со своей ворожбой. Мол, погляди ты на нее, господин Грендель, и сразу поймешь, откуда птичка вылетела.

– Ну, откуда вылетела, это понятно, а вот куда улетела?

Кузька на минуту задумался:

– Судя по тому, куда они побегли, то я думаю, что не в свою избенку, а куда подальше. Там, за болотом, перелесок, а через него проселок, который ведет в сторону Белой Пущи. Как раз в ту деревеньку, где бабкина изба стояла. – И домовой погрустнел, вспомнив былые денечки.

– Может, пойдем? – смущенно спросил Василий. – А, Кузьма Иваныч? – И уже веселее добавил: – А хочешь, я тебя на плече понесу?

Кузька хитро ухмыльнулся и как бы нехотя отвечал:

– Ну, так и быть. Пожалуй. Хороший ты человек, Василий, ни в чем тебе отказать не могу!

* * *

За ужином обстановка была совсем безрадостной. Все, кто находились за столом, ели мало, угрюмо уткнувшись в тарелки, и даже неуклюжие попытки короля Александра развеселить своих сотрапезников никак не могли повлиять на их настроение. Скорее, наоборот.

– Кушайте, господа, – радушно потчевал Александр, – а главное, запивайте. Конечно, пьянство – дело негодное, но стаканчик старого доброго винца на сон грядущий, знаете…

Первой не выдержала госпожа Сафо:

– Это чтобы послужить одновременно и выпивкой, и закуской?

– Не понимаю, о чем вы, сударыня, – благодушно глянул на нее король.

– Ну так я вам объясню, Ваше Величество, – запальчиво вскочила поэтесса, грозно уперев ручки в полные бедра, но король жестом усадил ее на место:

– Не нужно, не нужно, Ну зачем такие мрачные мысли? Может быть, нынче ночью, гм, ничего и не произойдет… Перси, налей мне вина!

Паж, внимательно наблюдавший за госпожой Сафо и прочими, кто был за столом, вздрогнул и, конечно же, опять пролил мимо.

– Ну, за ваше здоровье, господа! – поднял кубок Александр. – И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно.

– Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! – вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. – И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню…

– То сам будет съеден! – докончил мысль синьор Данте.

– Я предупредила! – высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей.

– Такова есть наша жизнь, – философически заметил Иоганн Вольфгангович. – Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас.

– Если бы одни только червячки, – вздохнула Сафо.

– Ну, господа, зачем так мрачно, – снова заговорил король. – С такими мыслями жить нельзя, иначе нам всем нужно завернуться в простыню и ползти на кладбище. Как говаривал… нет, не помню кто, даже умирать надо с улыбкой на устах. И мне как-то больше по душе боевой задор нашей глубокоуважаемой донны Клары. Знаете, я бы избрал нашим боевым кличем такие слова: ударим поэзией по людоедству! Спокойной ночи, господа. – С этими словами Александр величественно поднялся из-за стола и, сопровождаемый Перси, удалился из трапезной.

* * *

Князь Григорий уже собирался покинуть свой рабочий кабинет, чтобы отойти ко сну, но тут дверь распахнулась, и барон Альберт ввел светловолосую даму в порванном черном платье. Из-за ее плеча робко выглядывал невзрачного вида мужичок.

Однако их появление большой радости у князя Григория явно не вызвало:

– Ну, чего явились? Вам же было велено оставаться на посту до завтрева. Или даже до послезавтрева. Забыли, Анна Сергеевна?

– Мы ничего не забыли, Ваша Светлость, – несколько надменно отвечала дама, которую князь Григорий назвал Анной Сергеевной. – Но обстоятельства таковы, что оставаясь в Мухоморье, мы наверняка оказались бы за решеткой.

– Невелика потеря, – проворчал барон Альберт, но князь так на него поглядел, что тот сразу как-то скукожился и бочком выскользнул из кабинета.

– Вот Каширский не даст соврать… – продолжала Анна Сергеевна, еле кивнув в сторону своего спутника.

– Ну, Каширский соврет – недорого возьмет, – заметил князь. – Так что же такого у вас приключилось?

Анна Сергеевна поправила сползший черный чулок на левой ноге:

– Когда мы узнали, что боярин, – тут она зло скривила губки, – так называемый боярин Василий вступил в контакт не только с Беовульфом, но и с Гренделем, то предприняли операцию по его ликвидации.

– Согласно вашим директивам, – вставил Каширский.

– Чего-чего? – вскинул брови князь. – Говорите проще, не умничайте!

– Согласно вашим указаниям, устранили, – презрительно бросила Анна Сергеевна. – Я самолично замочила его ножом, в корчме.

– Так, – удовлетворенно кивнул князь Григорий. – И в чем же закавыка?

– Сегодня Беовульф предъявил мне перстень, который он неделю тому назад подарил мне, а сегодня нашел, – объяснила Анна Сергеевна.

– Ничего не понял, – проворчал князь Григорий.

– Найти он его мог только в одном месте – в корчме, где я его обронила, – пояснила Анна Сергеевна. – Когда убивала Ду… боярина Василия!

– Удивляюсь еще, как он дал нам бежать, – добавил Каширский.

– В общем, я вижу, что работнички из вас… – Князь задумался, подбирая сравнение пооскорбительнее. И, так ничего и не придумав, зашелестел бумагами. – Ну, что у вас еще? – поднял он взор на Анну Сергеевну с Каширским, которые стояли, неловко переминаясь, перед столом.

– Князь, это еще не все, – несмело заговорил Каширский. – Операция по охмурению Беовульфа и Гренделя прошла не столь успешно, как мы предполагали.

– Это еще почему? – грозно вопросил князь Григорий.

– Они оба вышли из-под влияния моих установок, – обескураженно развел руками Каширский. – Я чувствую присутствие здесь другой силы внушения, куда более могучей, нежели моя!..

– Не темни, говори по делу, – оборвал его князь.

– Здесь мутит воду Чумичка, – заявил Каширский. – Он в прошлый раз был тут вместе с царевной и тем, кто именует себя боярином Василием.

– Не помню никакого Чумички, – проворчал князь.

– Вы его очень хорошо помните, – заявила Анна Сергеевна. – Это именно он, обернувшись царевной, гм, причинил вам некоторые неприятности.

– Что?!! – вскочил из-за стола Григорий. – Схватить… изловить… на кол посадить… сжечь живьем… Ну, что встали? – напустился он на Анну Сергеевну и Каширского. – Прочь отсюда, олухи!

Оставшись один, князь Григорий со сдавленным стоном упал в кресло.

– Это судьба, – прошептал князь. – Боярин Василий, Чумичка, Грендель… И что с того, что боярин убит – колесо уже закрутилось. И что-то сделать уже поздно. Альберт! – вскричал князь. – Крыса чернильная!

В кабинет испуганно заглянул начальник тайного приказа.

– Чего изволите, Ваша Светлость?

– Запереть в замке все ворота. Поднять мосты. На стене выставить лучников. И чтобы до послезавтра без моего приказания ни одна собака сюда не пробежала! Ни одна мышь не проскочила! Ни одна ворона не залетела!

– Слушаюсь, Ваша Светлость, – пролепетал барон Альберт. – Еще будут приказания?

– Да! – рявкнул князь. – Усилить надзор надо всеми! И над обоими Длиннорукими, и над этим дураком Каширским, и над Анной Сергеевной. Никому доверять нельзя, никому.

Барон Альберт на цыпочках покинул княжеский кабинет.

– Ох, не в духе нынче хозяин, – вздыхал барон, тяжело ступая по длинному полутемному коридору. – И так каждый год. Только наступает октябрь, как будто с цепи срывается. И что ж это за тайна такая, что даже мне, главе тайного приказа, не ведома?

* * *

Леший и его друг водяной привычно сумерничали в корчме, когда раздался стук в дверь.

– Толкайте, да посильнее! – крикнул корчмарь, и тут же дверь ввалилась вовнутрь, а следом за нею и запоздалый посетитель – высокий человек в лохмотьях, с которыми несколько контрастировала широкополая шляпа, надвинутая на самые брови.

– Добро пожаловать, дорогой гость, – приветствовал его хозяин. Вошедший украдкой огляделся по сторонам, снял шляпу и кинул ее на ближайший столик.

– Боярин Василий! – в голос ахнули водяной и леший.

– Никто не знает, что я здесь, – устало вздохнул Василий, присаживаясь за столик. – Переночуем, а завтра утром поедем восвояси.

– A как же… – начал было водяной и осекся.

– Увы, – развел руками Дубов, – сам я ничего не могу сделать, а те, на чью помощь рассчитывал, отказались. Да сам виноват – такие дела с наскока не делаются. Ну ничего, доживем до будущего года…

– Ах да, чуть не забыл. – Леший достал из-под стойки запечатанный в трубочку свиток. – Это для вас.

– Любопытненько. – Василий подошел к стойке и, разломав печать, пробежал послание. – Кто его принес, вы не заметили?

– Русалка, – с некоторым удивлением ответил леший. – Я уж хотел ей сказать, что вас нет, что вас убили, а ее уж и след простыл.

– Теперь и это уже ни к чему, – и Дубов, мелко порвав письмо, кинул его в тлеющую печку. – Кузьма здесь?

– Да, в вашей горнице, – кивнул корчмарь.

– Спокойной ночи, господа, – и Василий по скрипучей лестнице стал подниматься на второй этаж. – Да-да, ничего не вышло, – бормотал он себе под нос. – Остается только заехать за Надей, и домой…

– Ну где ж ты пропадал? – напустился Кузька на Василия, едва тот переступил порог комнаты. – Я тут весь изволновался…

– На болоте прятался, – ответил Дубов, опустившись на кровать. – Не мог же я тут среди дня появиться! Ну как, вещи ты сложил?

– Сложил, – буркнул Кузька. – Выходит, впустую ездили, эх-ма…

– Завтра затемно выезжаем, – сообщил Василий, – а теперь неплохо бы малость подремать. Дверь бы чем припереть на всякий случай?

Но тут дверь в «апартаменты» Дубова распахнулась, и в ней, к немалому удивлению детектива, возникла долговязая фигура Гренделя. Василий про себя усмехнулся, но виду не подал.

– Чем могу служить? – вежливо осведомился он.

– Я, право, не знаю. – выдавил из себя Грендель и замолк. Бедолага явно находился в полном расстройстве чувств. Он затравленно озирался по комнате, будто ища поддержки у этих облезлых стен и пошарпаной мебели.

– Я, понимаете ли, человек тонкий, но… – наконец собрался с духом Грендель, и в этот момент дверь резко распахнулась и на пороге возникла массивная фигура Беовульфа.

– Я, знаете ли, человек такой… – начал было он, но увидев Гренделя, осекся.

Грендель машинально попятился к окну. Беовульф же лишь ухмыльнулся.

– И ты здесь. – И, уже обращаясь к Дубову, продолжил: – Я, знаете ли, такой человек, никому обид прощать задарма не намерен. Так что князю Григорию придется заплатить за подстроенную подлянку. Вот.

– Своею жизнью заплатить! – с пафосом добавил Грендель.

– Во-во, – мрачно ухмыльнулся Беовульф. – Это я и имел в виду.

– Ну что ж, господа, прекрасно, – улыбнулся Дубов. – Если я вас правильно понимаю, вы поддерживаете мой план и готовы принять в нем участие. – При этом заклятые друзья закивали головами. – В таком случае нам пора в путь.

– Как? Прямо сейчас? – опешил Грендель.

– Да. Это как-то того… – пробурчал Беовульф.

– Увы, господа. – развел руками Дубов. – Время не терпит. В нашем распоряжении чуть более суток. Поэтому надо выходить рано утром. Если вы, конечно, не передумали.

– Я готов, – выпятил впалую грудь Грендель.

– А чего там… – махнул рукой Беовульф. – Пошли! Только почему такая спешка?

– Дело в том, что князь Григорий уязвим только один день в году, – объяснил Василий. – Точнее, одну ночь. И эта ночь – следующая. Подробности я расскажу по дороге, а теперь надо подумать о том, как нам обеспечить себе свободу действий. Господин Беовульф, как насчет того, о чем я вас просил?

– Мои люди проследили, куда они сбежали, – самодовольно кивнул Беовульф. – Ну, та дама и ее прислужник.

– И куда же?

– В Белую Пущу, к этому вурдалаку Григорию! И как я мог в нее втрескаться, ума не приложу.

– A я тем более в полном недоумении, – меланхолично вздохнул Грендель.

* * *

Король Александр и Надежда Чаликова сидели в потемках и прислушивались к мертвому молчанию, царящему в королевских покоях. Не было слышно даже мурлыканья Уильяма. Когда им стало невмоготу слушать зловещую тишину, Александр вполголоса предложил:

– А действительно, Наденька, что это мы тут сидим, будто в рот воды набравши? Если особо не шуметь, то можно и поговорить.

– Да, пожалуй, – также вполголоса согласилась Надя. – Знаете, Ваше Величество, когда вы давеча за обедом читали стихи Касьяна, то я наблюдала буквально за каждым.

– Ну и как? – заинтересовался король.

– Никакого результата. Во всяком случае людоед, если он один из ваших поэтов, ничем себя не выдал. Разве что… – Надя замолкла.

– Ну, договаривайте, – шепотом поторопил ее Александр. – Если вам что-то показалось, то не таите.

– Мне показалось, что донна Клара… Ну, в общем, она как-то странно на вас глядела. Я бы об этом и не вспомнила, если бы не ее выпрыги за ужином. – ну, когда она заявила, что, мол, ежели людоед к ней заявится, и все такое прочее.

– Ну, это она просто от страха, – вздохнул Александр.

– А если донна Клара таким образом пыталась отвести от себя возможные подозрения? – предположила Надя.

– Все может быть, – не стал спорить король. – А что это вы, Наденька, за обедом мне сказали, что людоед не из поэтов? Ну, оттого что он Касьяна съел, а его стихи не взял.

– Знаете, Ваше Величество, по зрелому размышлению я пришла к выводу, что это, пожалуй, не совсем так. Поэты действительно живо интересуются стихами, но с одним уточнением – своими. Но отнюдь не чужими, особенно если они не хуже твоих собственных. А то, что писал Касьян, на мой взгляд, это все-таки настоящая поэзия, хоть и не без недостатков.

– Нечто подобное я и собирался вам сказать, – ответил Александр.

В темной комнате вновь повисло зловещее молчание.

– Ваше Величество, – вновь заговорила Надя, – из разговора с летописцем господином Пирумом я поняла, что вы, кроме всего прочего, являетесь прямым потомком князя Феодора Шушка. Ну, тестя королевича Георга.

– Да, это так, – согласился король. – Более того, и в последующие сто с чем-то лет, до прихода князя Григория, ново-ютландские короли несколько раз женились на княжнах из Белой Пущи, и наоборот.

– Это значит, что при определенном стечении обстоятельств вы могли бы занять княжеский престол в Белой Пуще? – деланно равнодушным тоном спросила Чаликова.

– Что за глупость! – удивился король. – Там уже есть свой князь, да и на что мне это вурдалачье царство?

– Да, но если с князем Григорием что-то случиться, то занять престол будет некому – ведь никого из Шушков не осталось…

– Нет-нет-нет, и слушать не желаю! – решительно перебил Александр. – Если вы с боярином Василием и впрямь решились извести князя Григория, то я вам мешать не буду, но меня от ваших замыслов – увольте!

– Ну что вы, Ваше Величество, избави меня боже вмешивать вас в наши дела, – поспешно ответила Надежда. – Но хоть чисто отвлеченно поговорить о престолонаследии все-таки можно?

– Ну, отчего ж не поговорить? – мгновенно успокоился король. – Поговорить можно. И даже нужно. А то заснем тут и не заметим, как нас… гм… ну, вы, Наденька, понимаете. Да, так вот насчет престолонаследия. Если продолжить вашу мысль, то я мог бы наследовать чуть ли не всем королевским, княжеским и прочим престолам Европы. Ведь Ютландский королевский двор, откуда изгнали Георга, находился в родстве со многими августейшими семьями. Ну а сейчас у нас, конечно, все по-другому. Вернее, так же, но только в местных мерках.

– В каком смысле? – переспросила Надя.

– Ну, например, в том, послании, что привез боярин Василий, Кислоярский царь Дормидонт именует меня не иначе как «брат Александр». И это не просто принятое обращение между монархами, а действительно так. Моя бабушка была замужем за его дедушкой. Или нет, кажется наоборот. Ну и с другими правителями из соседних княжеств, поменьше, мы тоже в родстве. Это, конечно, не Испания и не Пруссия, даже не Ливония, но все же…

– Но неужели для Вашего Величества в окружающих княжествах не нашлось подходящей невесты?

Как показалось Чаликовой, король горестно вздохнул, и Надя пожалела, что затронула эту тему, видимо, болезненную для Александра. «Может, половая ориентация не позволяет ему жениться?» – промелькнуло в голове журналистки.

– Видимо, не нашлось, – усмехнулся король. – Была одна вполне подходящая, так и та замуж вышла.

– Вы имеете в виду царевну Татьяну Дормидонтовну? – сообразила Надя.

– Ну да. Дормидонт приглашал и меня на свадьбу, да тут как раз дождик полил… А если по-серьезному, так черт бы побрал все эти августейшие браки! – неожиданно вырвалось у Александра. – И как я завидую Татьяне Дормидонтовне, что она вышла за человека, которого действительно любит!.. Ох, чего-то я расшумелся, – понизил голос король. – Эдак мы нашего людоеда спугнем.

Надя прислушалась к мертвящей тишине и вполголоса спросила:

– А разве вы, Ваше Величество, против династических браков?

Король немного помолчал и вдруг по своему обычаю свернул разговор на совершенно другую тему:

– Вот я слушаю вас, Наденька, и с боярином Василием беседовал, и заметил, что довольно странными словами вы порой изъясняетесь: династический, интересоваться, результат… Знаете, я вас еще как-то понимаю только потому, что немного знаком с европейскими языками. Правда, наречия своих предков, ютландских королей, к своему стыду, так и не выучил… Сдается мне, что прибыли вы сюда не совсем из Царь-Города…

– А откуда же, по-вашему? – упавшим голосом спросила Чаликова.

– Должно быть, из какого-нибудь торгового города, где смешались языки многих народов и иноземные слова естественно вошли в повседневное употребление. Ну, например, из Новой Мангазеи.

– Да нет, Ваше Величество, из Москвы. – Сказав это, Чаликова чуть не прикусила язычок.

– А, ну понятно, – протянул Александр, но по его виду Надя поняла, что тот слышит это название чуть ли не впервые.

Действительно, в параллельном мире, где жили король Александр, царь Дормидонт, князь Григорий и в котором волею судьбы оказалась московская журналистка Чаликова, Москва была небольшим городком, известным разве что тем, что, находясь на стыке Суздальского, Рязанского и Тульского княжеств, он время от времени переходил из рук в руки при княжеских междоусобицах.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Грендель в потемках вел Дубова и Беовульфа через болота и перелески по одному ему ведомым волчьим тропам.

– Осторожно, здесь топкое место, – говорил он. – Идите строго за мной, а если шаг вправо, то там трясина…

Беовульф то и дело проваливался под своим весом чуть не по колено в болотную топь и время от времени, не в состоянии сдержать чувств, громогласно бранился:

– Куда ты завел нас, ирод! Утопить хочешь, да?! Не могли идти по обычной дороге, что ли?..

– В том-то и дело, что не могли, – успокаивал его Василий. – Никто не должен знать, куда мы идем, иначе все пропало. А тут шпионы князя Григория на всяком шагу.

– А кстати, боярин Василий, отчего такая спешка? – спросил Грендель, когда они вышли на сравнительно сухое место и зашагали по еле заметной в траве тропинке, вьющейся по узкой опушке между тронутыми осенью перелеском и зловещим болотом, откуда раздавались лягушачьи трели и дальнее завывание выпи.

– Это связано именно с сегодняшней датой, – ответил Василий. – Нам стало известно, что князь Григорий может быть уничтожен только одним способом – если его загрызет волк в ночь свадьбы. Когда он хотел жениться на царевне Татьяне Дормидонтовне, то мы решили этим воспользоваться и под видом царевны привезли ему колдуна Чумичку. А ночью он обернулся волком и перегрыз князю глотку.

– Вот это круто! – загоготал Беовульф. – Дорого бы я дал, чтобы на эдакое поглядеть!

– А хорошо ли так поступать? – задумчиво промолвил Грендель. – Каков бы ни был Григорий, но такое разочарование: любимая девушка превращается в волка и впивается тебе в горло.

– Лучше вспомните, сколько народу загубил этот злодей, – возразил Дубов и сорвал с куста огромную черную ежевичину.

– Осторожно, там могут быть змеи, – предупредил Грендель. – Погодите, Василий, но если Чумичка, то есть царевна, в общем, если князю перегрызли глотку, то как он остался жив?

– Значит, плохо грызли! – громогласно встрял Беовульф.

– Да нет, здесь другое, – вздохнул Дубов. Теперь он старался держаться подальше от ежевичника, который тянулся вдоль тропинки. – Во-первых, Чумичка все же оказался не настоящим волком, а как бы понарошку. А нужен настоящий.

– То есть я? – тихо промолвил Грендель. – Но ведь и я тоже не совсем…

– Да, но во время превращения вы становитесь волком по-настоящему? – пристально глянул на него Василий.

– Ну, так-то так, – промямлил Грендель, – да какой я волк! И загрызть-то толком не смогу.

– Да не слушайте вы его, боярин Василий! – загремел Беовульф. – Придуривается!

– Я попросил бы! – вскинулся Грендель.

– Господа, ну не ссорьтесь же по пустякам! – повысил голос и Василий. – Нам предстоит важная, можно сказать – историческая миссия, а вы, право же, как малые дети.

– Ну хорошо, а в чем же вторая причина? – как ни в чем не бывало спросил Беовульф.

– Вторая причина в том, как понимать выражение «ночь свадьбы». По зрелому рассуждению мы пришли к выводу, что речь здесь идет не о «волчьей свадьбе» с лже-царевной Татьяной Дормидонтовной, а о его настоящей свадьбе с белопущенской княжной Ольгой.

– Ну, когда это было… – вздохнул Грендель.

– Это было двести с чем-то лет назад, четвертого октября. В то время Григорий уже прибирал к себе власть в Белой Пуще, но формально она еще принадлежала Шушкам: на княжеском престоле сидела Ольга, дочка Ивана Шушка, которому, по всей вероятности, помог отойти в лучший мир его постельничий Григорий.

– Ах он поганец! – не сдержался Беовульф. – Да я его…

– Чтобы утвердиться у власти, – продолжал Дубов, – Григорию надо было официально жениться на Ольге, которую он каким-то способом приворожил и подчинил своей черной воле. Для этого ему нужно было войти в церковь и принять участие в христианском обряде. А вы представляете, каково это для матерого вурдалака. Вот оттого-то и ночь четвертого октября является для князя Григория наиболее уязвимой. И если мы теперь до него не доберемся, то следующая возможность представится не ранее четвертого октября следующего года.

– Вы бы так сразу и объяснили, – тихо промолвил Грендель. – Осторожнее, там справа опасный омут.

– Ну так вперед, чего мы медлим! – нетерпеливо взревел Беовульф.

* * *

За завтраком король Александр то и дело поглядывал в окно, за которым на фоне голубеющего утреннего неба желтели немногочисленные листья, еще не слетевшие с кленов.

– Думаю, к вечеру вода сойдет, – мечтательно произнес король, отпив из кубка немного вина, которое ему налил паж, на сей раз, к общему удивлению, не пролив ни капли. – Кажется, нынешняя ночь прошла спокойно?

Надя украдкой пересчитала присутствующих, и ей показалось, что кого-то недостает. Очевидно, этим же занимался и синьор Данте, который, почтительно привстав, обратился к королю:

– Ваше Величество, по-моему, среди нас нет донны Клары…

– А кстати, где донна Клара? – оглядел сотрапезников Александр.

– Да, фрау Клархен – это такая женщина! – мечтательно протянул Иоганн Вольфгангович. – Отшень будет жалко, если ее скушали.

К королю подошел Теофил, во время трапезы стоявший в дверях.

– Ваше Величество, – негромко заговорил он, – спальня донны Клары заперта изнутри, и никто не откликается.

Услышав эти слова, Надя заметно побледнела, а король, как ни в чем не бывало, отпил еще немного вина:

– Господа, я уверен, что ничего особенного не случилось. Просто наша уважаемая донна Клара так тщилась встретить людоеда во всеоружии, что проспала завтрак… Перси, передай мне, пожалуйста, вон то блюдо! – И незаметно для других Александр шепнул Наде: – Боюсь, придется ломать дверь.

* * *

Похоронный обряд был в полном разгаре. Вся многочисленная челядь господина Беовульфа в темных нарядах собралась на родовом погосте Розенштернов, дабы проводить в последний путь скоропостижно скончавшегося боярина Василия. Солнце едва взошло, и капельки ночной росы живописно переливались на траве и на внушительных каменных надгробиях.

На возвышении перед разверстой могилой стоял роскошный гроб, украшенный серебряными заклепками и позолоченными цепями. Рядом с гробом «толкал» прочувствованную речь представительный господин в черном камзоле – старший дворецкий Беовульфа.

– О смерть, злодейка-Смерть, зачем ты возложила свою хладную костлявую длань на этого замечательного человека? Зачем подослала подлых убийц к его ложу? Вдали от любимого Отечества, вдали от родных и друзей…

Судя по поэтическим оборотам, можно было понять, что сочинитель сей речи обладал незаурядным талантом. Действительно, автором был собственной персоной господин Грендель, а самый первый ее слушатель, господин Беовульф, рыдал, будто малое дитя, хотя «отпеваемый» находился там же, в комнате приболотной корчмы, и внимал похоронной речи вместе с Беовульфом.

– Кто бы он ни был, этот гнусный убийца, его постигнет участь, коей он заслуживает, – продолжал дворецкий, – и мой владетельнейший хозяин, господин Беовульф, со своей стороны обещал и поклялся сделать все, дабы наказан был не только убийца боярина Василия, но и те, кто его послал!..

Участники траурной церемонии слушали надгробное слово не очень внимательно, время от времени переговариваясь между собой.

– Все-таки наш хозяин благороднейший человек, – говорил начальник псарни главному повару. – Мало того что дозволил хоронить боярина Василия на своем родовом погосте, так еще и уступил ему свой лучший гроб.

– А что же он сам не пришел на погребение? – спросил повар.

– Занемог, бедняга, – вступила в беседу горничная. – Вообще-то он очень хотел быть сам и произнести прощальное слово, но пришлось остаться дома, – и она махнула рукой в сторону замка.

Все эти разговоры велись голосами куда более громкими, чем приличествовало при погребении, и предназначались, главным образом, нескольким темного вида личностям, явно не из местных жителей, которые шныряли в толпе провожающих.

Домовой Кузька, а он и был своего рода негласным распорядителем похорон, сидел на каком-то старом надгробии, сделанном из огромного серого валуна, и подавал условные знаки, когда надо заводить разговоры. Темные личности жадно ловили ушами всю эту дезинформацию и, отойдя в сторону, украдкой записывали ее на клочки пергамента.

Рядом с валуном стояли корчмарь-леший и его друг водяной, держащий в руках венок из болотных трав и тины с вплетенными в него кувшинками. Время от времени, слушая погребальную речь, водяной начинал трястись беззвучным смехом, и тогда Кузька строго тыкал его пальцем в бок:

– Ты что, забыл, где находишься?

– Так это ж я так плачу, – хихикая, отвечал водяной.

– Эх, какого человека загубили, – вздыхал леший. – Где я еще такого постояльца найду?!

– …так покойся же, боярин Василий, с миром, – вещал дворецкий. И со слезами завершил: – И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной.

(Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все-таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек).

Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц-кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили:

 
– Ох ты батюшка боярин свет-Васильюшка,
На кого ж ты нас покинул, горемычныих,
В путь далекий ты собраисся,
Во неродную землю-матушку,
Во землю-матушку во болотную…
 

Кузька чуть заметно махнул рукой, и главный псарь спросил у повара:

– А почему гроб не открывали?

Повар пожал плечами, но вместо него ответил Беовульфов садовник:

– Да говорят, его эти злодеи так изуродовали, что глядеть страшно.

– Ну и дела, – вздохнул повар. – И кому только боярин Василий дорогу перешел?

– Да обычные лиходеи, – уверенно заявила горничная. – Решили, видать, что у него злата много, да просчитались – у боярина Василия при себе ничего-то и не было.

Дворецкий подошел к Кузьке:

– Кузьма Иваныч, может, пора завершать?

– Пожалуй, что пора, – согласился домовой и кивнул плачеям.

Те, допев очередной душещипательный куплет, замолкли, и несколько здоровенных работников стали опускать гроб в сырую землю.

* * *

Король Александр, паж Перси и несколько наиболее надежных слуг собрались перед дверью одной из комнат.

Его Величество осторожно постучал в дверь. Никто не откликнулся, и тогда, постучав громче, Александр крикнул:

– Донна Клара, отворите или хотя бы дайте знать, что вы внутри и живы! – Так как и это предложение осталось без ответа, то король велел одному из слуг: – Открывайте!

Слуга, он же, по-видимому, и королевский ключник, выбрал увесистый ключ из огромной связки, висевшей у него на шее, попытался отворить дверь, но ничего не вышло.

– Там ключ внутри, – пояснил ключник.

– М-да, нехорошо, – нахмурился король. – Ну что ж, ломайте дверь!

То, что Чаликова увидела в комнате, заставило ее, многоопытную журналистку, неоднократно бывавшую в так называемых «горячих точках», стремглав выбежать в коридор. У короля же Александра хватило выдержки пробыть там еще некоторое время и сделать кое-какие наблюдения, после чего он в сопровождении Нади удалился в свои покои.

– Ясно одно, что дело не в чтении стихов Касьяна, – как ни в чем не бывало произнес Александр, привычно устроившись за своим столом.