Текст книги "Правила игры"

Автор книги: Элизабет Зухер Мун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Да, сэр.

– Молодчина.

Теперь мимо прошли и другие. Маленькие босые ножки трех девочек, крохотные юбочки, и вот – от неожиданности она чуть не подняла глаза – женские ноги в туфлях на высоком каблуке под широкой шелестящей при ходьбе юбкой.

Девочки промчались бегом. Женщина шла медленно, каблуки постукивали о пол. Хэйзел украдкой посмотрела, как к мужчине бросилась сначала маленькая девочка, ровесница Брэнди. Она уселась ему на колени и захихикала.

– Папочка! – тихо и нежно сказала она. Потом к мужчине подошла девочка постарше, встала сбоку от отца, глаз она не поднимала. Третья, самая старшая, встала с другого бока.

Мужчина поцеловал каждую и тихо прошептал им что-то таким голосом, что Хэйзел чуть не разрыдалась. Ее отец тоже разговаривал с ней таким голосом, а она обычно сидела, прижавшись и положив голову ему на плечо. Горло сдавил комок, она заставила себя успокоиться и опустила глаза. Она чувствовала, как дрожат малышки, им тоже хотелось ласки, вот-вот они вырвутся. Хэйзел покрепче прижала их к себе.

– Я кое-что привез вам, – сказал мужчина. – Посмотрите-ка. – Хэйзел почувствовала, как дети перевели взгляды на них, словно засиял луч солнца. – Нашли их на торговом судне, которое мы захватили. Девчонка немного большевата, но послушна. С ней не было никаких проблем. И две малышки, одна из них слишком много болтает, правда. Посмотрим. Заберите их и устройте. Девчонка девственница, все в порядке. Док проверил.

Стук женских каблуков все ближе, ближе. Вот широкая юбка… Твердая рука взяла ее за плечо и подтолкнула. Она повиновалась, пошла впереди женщины и повела за собой малышек. Она понятия не имела, что их ожидает, но…

– Ты можешь смотреть на меня, – сказала ей женщина. – Здесь. – Хэйзел подняла глаза. У женщины было широкое, спокойное лицо, которое обрамляли каштановые с сединой волосы, уложенные косой вокруг головы. Большие широкие руки и такое же большое широкое тело. – Покажись мне, милая… Такого страшного платья я никогда еще не видела.

Хэйзел ничего не ответила. Она старалась не навлекать на себя беду.

– Разве тебя не учили шить? – спросила ее женщина.

Хэйзел отрицательно покачала головой.

– И говорить ты тоже можешь. Только тихо. Не кричи.

– Я… не умею шить, – тихо сказала Хэйзел. Она с трудом узнала свой голос. Впервые за все это время она сказала целое предложение.

– Что ж, придется научиться. Не можешь же ты ходить такой страшилой. По крайней мере в нашем доме.

Хэйзел кивнула. Брэнди потянула ее за рукав.

– Кушать, – сказала она.

Женщина посмотрела на малышек. Хэйзел не могла понять, что отразилось на ее лице.

– Твои? – спросила женщина. – Сестры?

– Нет, – ответила Хэйзел.

– Нет, мэм, – резко поправила ее женщина. – И манерам тебя тоже не учили?

– Нет… мэм.

– Ладно, я за это возьмусь. Дай-ка подумать. Вaм, малышки, подойдут вещи Мэрилу и Сэлли-энн, а вот тебе, девчонка… да и имя тебе подыскать надо.

– Меня зовут Хэйзел.

– С этим покончено раз и навсегда, – ответила женщина. – Твоя прежняя жизнь осталась в прошлом, а с ней и старое имя. Забудь происки дьявола и дьявольское имя. Ты получишь имя от Бога. Когда настанет время.

В течение нескольких недель Хэйзел привыкала к новой жизни, совершенно не похожей на жизнь на пиратском корабле. Она спала в комнате с десятью другими девушками, все в возрасте половой зрелости, но незамужние. Приют девственниц. Дверь их комнаты выходила в небольшой дворик, отделенный от большого сада каменной перегородкой. С двух других сторон поднимались каменные стены. На противоположной стороне комнаты была вторая дверь, она вела в длинный коридор без дверей, по которому можно было пройти в дом.

– Так мы в безопасности, – объяснила ей одна девушка в первый же вечер. Она помогла Хэйзел развернуть матрац на деревянной кровати и застелить его простыней. Оказалось, что все эти девушки – дочери мужчины, привезшего ее сюда, от четырех жен. Эти же жены произвели на свет и всех остальных детей. В большой зал допускались только дети первой жены, да и то лишь тогда, когда он сам звал их. Когда он хотел повидать других детей, они приходили в другой зал.

– До вас в нашем доме чужаков не было, – сказала другая девушка.

– Нельзя впускать в дом чужаков, по крайней мере до тех пор, пока не появятся собственные дети, чтобы противостоять их языческим нравам, – сказала третья.

– А мы научим тебя отличать хорошее от дурного, – изрекла четвертая.

Хэйзел нашли такую же простую юбку и кофту с длинными рукавами, какие носили остальные девушки. Она научилась передвигаться быстрыми маленькими шажками, ориентироваться в бесконечных коридорах и комнатах большого дома. Научилась отступать в сторону, когда мимо пробегали мальчики, и опускать подбородок так, чтобы не встретиться взглядом даже с маленьким мальчиком.

Раз в день, если она успевала сделать всю работу, ей разрешали посидеть с Брэнди и Стасси. Вначале девочки бегом бежали ей навстречу и с плачем тыкались в ноги. Но со временем они привыкли к своей новой жизни. Они с трудом отвечали на ее вопросы… Ничего удивительного: когда пираты напали на корабль, девочки едва научились разговаривать, а с тех пор столько всего произошло. Они говорили ей какие-то пустяки о том, что ели медовые пирожные или что получили новые платья, больше ничего. По крайней мере они не голодали и не бедствовали. Им даже разрешалось немного поиграть в саду. Она видела, как вместе с другими маленькими девочками они подбрасывали в воздух разноцветные ленты с грузиками.

У Хэйзел было много работы. Все ее ровесницы уже были прекрасными портнихами, они шили ровными, красивыми стежками. Умели кроить одежду, учились вышивать, плести кружева и прочее. Хэйзел пришлось осваивать вязание на спицах и крючком. Она часами просиживала, подшивая края простыней и огромных полотенец. Кроме рукоделия, ее учили готовить пищу. К ужасу взрослых женщин, оказалось, что она даже не умеет чистить картофель и резать морковку.

– Представьте только себе! – восклицала Секунда, вторая жена хозяина. – Чтобы девочка ничего не умела делать. Что же от тебя ждали в будущем, дитя? Что ты выйдешь замуж за распущенного богача, который позволит слугам выполнять за тебя всю работу?

– У нас была техника, – ответила Хэйзел.

– Ах, техника, – подхватила Прима и погрозила ей пальцем, – Забудь о технике, девочка. Это все происки дьявола, это он высвобождает руки женщины и вкладывает ей в голову мысли. Здесь нет никакой техники. Вместо этого честные порядочные женщины делают женскую работу так, как и должно быть.

– Прима, попробуй этот соус. – Терция с поклоном протянула ей ложку.

– Ага. Немного приправы, дорогая, а так вполне неплохо.

Хэйзел потянула воздух носом. Надо признать, запахи на этой кухне были куда более соблазнительными, чем на корабельных камбузах, на которых ей приходилось бывать. Каждый день в больших кирпичных печах выпекали свежий хлеб, еду готовили из того, что росло в огороде. Ей нравилось резать морковку, даже лук. Намного лучше, чем шитье. Как она устала от этих бесконечных швов! Здесь, на кухне, бывали только женщины, они даже позволяли себе смеяться, хотя и тихо. Они никогда не смеялись при мужчинах. Здесь никто из женщин не позволял себе шутить с мужчинами. Она думала спросить их, почему так, вообще у нее накопилась тысяча разных вопросов, миллион. Но она уже заметила, что девочки здесь не задают вопросов, только если им что-то непонятно относительно их прямых обязанностей, как сделать то или это. Но даже на такие вопросы им иногда не отвечали, а говорили, что нужно быть внимательнее.

Она старалась изо всех сил, зарабатывая возможность каждый день видеться с Брэнди и Стасси. Женщины поправляли ее ошибки, но она чувствовала, что они настроены к ней вполне дружелюбно. Они относились к ней, как относились бы к любой чужестранке, попавшей в их замкнутый коллектив.

Закрытая машина проехала достаточно большое расстояние, Брюн даже начало подташнивать. Кто-то открыл дверь снаружи, и она увидела высокую женщину, первую женщину в этом мире. Женщина протянула руку и схватила Брюн за локоть.

– Выходи, – сказала она. Брюн уже привыкла к их странному акценту. – Да поживей.

Брюн с трудом вылезла из машины. Женщина ей только мешала. На улице она огляделась. Машина была похожа на те, что она видела в старинных книгах отца, большая, высокая, похожая на ящик. Приехали они по широкой, мощенной кирпичом улице, по краям которой стояли низкие, не выше трех этажей, здания из камня и кирпича. Женщина дернула ее за руку, и Брюн покачнулась.

– Нечего тут пялиться по сторонам, – сказала женщина. – Ты здесь не для этого. Заходи в дом, как приличная женщина.

Брюн шла медленно, быстрее она не могла, хотя ее и поддерживал один из сопровождавших мужчин. У нее был такой большой живот, что она с трудом двигалась, да еще камни мостовой больно кололи ноги. Она посмотрела на здание, к которому они шли, и чуть не упала, споткнувшись о ступеньку, пытаясь его рассмотреть. Оно было построено из больших каменных глыб. На фасаде, выходившем на улицу, не было ни одного окна, а сбоку от тяжелой двери стоял высокий грузный мужчина. Сразу было понятно, что это охранник. Что же это такое, тюрьма?

Когда они зашли в дом и матрона начала резким голосом перечислять ей правила поведения, Брюн подумала, что, может, в тюрьме было бы и легче. Здесь она будет находиться до рождения ребенка и несколько недель после родов. Она будет жить с другими потаскухами, незамужними беременными женщинами. Будет готовить, шить, убирать. Будет молчать, как и все остальные. Ей должно слушать, не говорить. Если матрона заметит, что она шепчется с другими женщинами или пытается говорить губами, она проведет день взаперти в своей комнате. С этими словами матрона подтолкнула ее в узенькую комнату, в которой из мебели были только кровать и маленькая тумбочка у изголовья. Матрона захлопнула дверь.

Брюн тяжело опустилась на кровать.

– И в рабочее время никаких посиделок на кровати! – с шумом распахнув дверь, прорычала матрона. – Лентяек мы не терпим. Доставай корзинку с шитьем и принимайся за работу. – Матрона указала на тумбочку.

Брюн тяжело поднялась, подошла к тумбочке, открыла ее. Внутри стояла круглая корзинка, рядом лежала аккуратно сложенная материя.

– В первую очередь сошьешь себе приличную одежду. А теперь иди за мной.

Она прошла вперед по коридору с каменным полом и вошла в комнату, которая вела во внутренний садик. В комнате сидели пять беременных женщин, все они занимались рукоделием. Никто даже не поднял голову, когда вошли матрона и Брюн. Брюн разглядела их лица, только когда сама села. У одной женщины лицо было искажено, словно стянуто на правую сторону. Шрамов видно не было, и Брюн не могла понять, что произошло с женщиной. Но матрона пальцем постучала ей по голове.

– За работу. Поменьше глазей по сторонам, побольше работай.

– Что вы сделали? – вскричал Пит Робертсон.

«Теперь капитан рейнджеров еще больше похож на больного индюка», – подумал Митч.

– Мы легко захватили торговца, капитан и экипаж обманули нас, а все женщины погрязли у них в мерзости, поэтому мы убили их всех. На борту оказалось пятеро детей: три девочки и двое мальчиков. Их мы привезли с собой. Сейчас они в моем доме. Когда мы все еще были в той же системе, приспосабливались к панели управления корабля, чтобы безошибочно ввести его в скоростной коридор, прямо на нас вышла эта маленькая яхта…

– И вы не могли их пропустить…

– Но они замедлили ход и пытались шпионить. Они бы считали наши опознавательные сигналы. Могли вычислить, откуда мы прибыли. Поэтому мы захватили и ее. На борту оказалась очень важная персона, так по крайней мере она о себе думала. – И Митч улыбнулся, вспомнив, как самоуверенно вела себя Брюн.

– Мерзость какая! – прошипел Сэм Дюбуа.

– Такая же баба, как остальные, – сказал Митч. – Я засунул ей в рот кляп, так и не дав выговориться, чтобы свою заразу она оставила при себе. Врач сказал, кровь у нее чистая, потом вытащил этот имплантант и сделал ее нормальной женщиной…

– Она из этих зарегистрированных эмбрионов, – перебил Сэм. – И это ты называешь чистой кровью?

– Смешение генов нескольких человек, так она может быть и незаконнорожденной… – продолжал Пит. – Ты же знаешь, что о них говорят пасторы.

– Она сильная, здоровая, молодая, сейчас она носит двойню, – твердо возразил Митч. – Она немая, в данный момент она в родильном доме для немых. Ничего плохого она не сделает. И поверь мне, я с ней был тверд, теперь она послушная и покорная.

– Но почему ты отправил назад яхту? – спросил Пит.

Они уже задают вопросы, никто не кричит, значит, все в порядке.

– Пора, чтобы нас начали немного уважать. А то болтают, будто мы обыкновенные пираты, как и все остальные. Преступники. Об этом пишет и Гернеси в своих газетенках, они тоже врут. А мы дадим им понять, что больше не потерпим такой лжи. Теперь они не посмеют делать вид, что нас не существует. Такие, как они, не могут помешать Божьему Промыслу. Кроме того, если они начали разыскивать эту бабу, а ее обязательно будут искать, ведь ее папаша еще та шишка, они кое-что найдут.

– Ты решил обрушить на нас гнев Династий, – прошипел Сэм. – Самой крупной и сильной державы в нашей части галактики, которую ты вздумал подразнить…

– Я не боюсь никого, кроме всемогущего Бога, – ответил Митч. – Так мы все клянемся перед тем, как стать рейнджерами. Бояться Бога, но не бояться человека – вот они, наши слова. Или ты уже забыл, Сэм? – Он чувствовал прилив сил. Новые дети хорошо привыкают к дому. А золотовласая потаскушка вынашивает близнецов. Конечно же, Бог на его стороне.

– И все-таки не стоило навлекать на нас беду, – сказал Пит.

– А я и не навлекал, – ответил Митч. – Да, я сделал так, что они узнают, что все это дело рук Милиции, но какой – это уже вопрос. Мы не оставили никаких следов. А к тому времени, когда они догадаются – если вообще догадаются, – мы поднимем такой шум по всей галактике Династий, что им будет уже не до нас. Хоть пальцем в нашу сторону пошевелят, взорвем парочку их станций, они и успокоятся. Я написал им это. Никто не начинает войну из-за одной бабы.

Брюн не находила себе места в стенах родильного дома. Ей разрешалось выходить в окруженный высокими стенами садик, и она ковыляла по выложенным кирпичом дорожкам на распухших, больных ногах. Ей на самом деле нужно было каждый день делать пять кругов вокруг садика. Ей разрешалось ходить из своей комнаты на кухню, в столовую, ванную, туалет и рабочую комнату. Но единственная входная дверь была заперта. И не просто заперта, у двери всегда стоял охранник, мужчина на голову выше ее. Остальные пять женщин тоже были немыми, как и она. Женщина, командовавшая ими (Брюн даже не представляла, как можно ее называть), напротив, говорила слишком много. Она раздавала приказы беременным, словно была тюремным надсмотрщиком. А может, так оно и было, Брюн все время чувствовала, что она здесь как в тюрьме. Ей приходилось каждый день проводить много времени за шитьем: она шила вещи для себя, для будущего ребенка, вещи, которые будет носить после родов. Кроме этого, она помогала на кухне. Убиралась в помещениях, с трудом волочила по полу мокрую тряпку, чистила унитазы, раковины и душевые кабины.

Ее поддерживала мысль о Хэйзел. Где она теперь, вместе со своими малышками? Что с ней произошло? Ничего хорошего. Брюн обещала Хэйзел, обещала самой себе, что она освободит Хэйзел из этого ада, правда, еще непонятно, каким образом.

Ее осматривали каждый день. Когда подошло время рожать, в ней появился новый страх. Однажды женщина, резавшая морковку на кухне рядом с ней, неожиданно согнулась и схватилась рукой за живот. Раскрыла рот в безмолвном крике. Брюн видела, как она вся напряглась.

– Иди-ка сюда, ты, – сказала надсмотрщица, сурово глядя на Брюн. – Помоги ей. – Брюн подхватила женщину под руку и помогла ей пройти по коридору. Надсмотрщица, державшая женщину с другой стороны, провела их в комнаты, которые Брюн до сих пор ни разу не видела… Выложенный плиткой пол… узкая кровать, слишком узкая, чтобы на ней можно было лежать… Роженица с трудом опустилась на это подобие кровати, и Брюн поняла, что это такое – тут женщины рожают. И она будет рожать здесь. Женщина вся извивалась, из нее струей вылилась жидкость, на кровать, на пол.

– Принеси тазы, ты! – крикнула надсмотрщица Брюн.

Брюн повиновалась. Когда же она позовет врача? Сестер?

Не было никакого врача, никаких сестер. Роды принимала надсмотрщица, ей помогали сами женщины. Ясно было, что некоторые из них уже сами рожали. Брюн не разрешили уйти, она стояла у стены, ее то подташнивало, то казалось, что она теряет сознание. Когда она начала было сползать по стене вниз, одна женщина шлепнула ее по щеке влажной тряпкой, и Брюн снова поднялась.

Она с детства знала, откуда берутся дети: читала об этом в книгах, смотрела учебные кубы. И знала, что никто, у кого есть возможность рожать детей современными способами, не делает этого по старинке. И, конечно же, ни одна женщина во всей цивилизованной вселенной не рожала детей без медицинской помощи, в присутствии мрачной старухи и других беременных, в комнате с окнами без занавесей, где воды и кровь лились прямо на голый пол, на босые ноги несчастных женщин. За лошадьми ее отца и то лучше ухаживали, собаки и то рожали детенышей в более чистых конурах.

Она старалась не смотреть на то, что происходит, но ее схватили и заставили смотреть, как выходит головка ребенка, все больше и больше… Она сама извивалась и напрягалась, как роженица.

Первый крик младенца выразил всю ее ярость, гнев и страх.

Она не сможет так. Она умрет.

Нет, она не может умереть, ей нужно жить… ради Хэйзел. Ради того, чтобы Хэйзел никогда этого не видела, ради этого она, Брюн, будет жить.

Глава 11

Касл-Рок

Лорд Торнбакл, Спикер Кабинета Министров и Большого Совета Правящих Династий, преемник отрекшегося от престола короля, провел утро со своим другом, юрисконсультом Большого Совета Кевилом Старбриджем Мэхонеем. Они обсуждали новый проект бюджета Регулярной Космической службы. Все утро министры и бухгалтеры один за другим приносили им какие-то новые документы и только запутывали то, что, по мнению лорда Торнбакла, было очень простым делом: требовалось изыскать финансы, чтобы построить новые корабли на замену пострадавших при Ксавье. Друзья решили вместе пообедать в маленькой зеленой столовой, выходившей на круглый пруд, в котором лениво плавали рыбы с длинными плавниками. Они надеялись, что в этой мирной обстановке им никто не помешает и они хоть немного придут в себя после столь бурного утра. На обед подавали обильно приправленный специями суп и жареного цыпленка в лимонно-чесночном соусе с зеленым салатом. Они не торопились выходить из-за стола, ведь им предстояло снова вернуться к бесконечным столбцам цифр и бухгалтерских расчетов.

– Какие новости от Брюн? – спросил Кевил после того, как кончил рассказывать о своем сыне Джордже, студенте юридического колледжа.

– Уже несколько недель никаких, – ответил Торнбакл. – Думаю, скачет где-нибудь по скоростным коридорам космоса. Она хотела перед приездом сюда навестить Сесилию.

– И ты не волнуешься?

– Конечно волнуюсь. Но что делать? Если она не появится вовремя, отправлю кого-нибудь ее разыскивать, но ведь беда в том, что стоит мне это сделать, как эти проклятые журналисты сразу узнают, где она, а настоящие акулы плывут на приманку.

Кевил кивнул. Они оба прекрасно знали, что такое политический шантаж и на какие неблаговидные меры пускаются те, кто хочет чего-то добиться от высокопоставленных лиц. А уж журналисты и подавно надоели со своими откровенными репортажами.

– Но ты всегда можешь прибегнуть к услугам Флота, – в который раз напомнил он другу.

– Да, мог бы, но после истории в Коппер-Маунтин я совсем не уверен, что Флот может обеспечить полную безопасность. Сначала ее чуть не убили, прямо там, на базе… Они даже до сих пор не знают, кто в нее стрелял, а потом эта героиня Суиза решила, что у нее есть право рассуждать о моральных и нравственных качествах Брюн.

Кевил ничего не ответил, только поднял брови. Торнбакл гневно посмотрел на него.

– Я знаю, ты считаешь, что она…

– Я ничего не сказал, – перебил Кевил. – Но в любой ссоре есть две стороны, а то и больше.

– Она вела себя недостойно с профессиональной точки зрения…

– Да Это, бесспорно, так. Но если бы Брюн не была твоей дочерью, ты проявил бы больше понимания.

Торнбакл вздохнул.

– Наверное. Она умеет… провоцировать людей. И все же…

– И все же ты сердишься, потому что лейтенант Суиза вела себя недостаточно тактично. Сочувствую тебе. А пока что…

Его прервал стук в дверь. Он повернул голову. Никто обычно не заходил сюда, в столовую, во время обеда, поэтому оба друга насторожились.

В дверь поспешно вошел Пуассон, старший секретарь лорда Торнбакла. Это было уже совсем неожиданно, но лицо Пуассона, бледное и словно окаменевшее, еще больше встревожило друзей.

– Что случилось? – спросил Торнбакл. Его взгляд был прикован к пакету в руках Пуассона. На пакете ярко выделялись желто-зеленые полосы самой крупной коммерческой экспресс-почты Хаймейл.

– Милорд, милорд…– Друзья никогда раньше не видели Пуассона таким растерянным, даже когда Кемтре отрекся от престола, Пуассон с самой первой минуты был учтив и предусмотрителен. А сейчас руки у него дрожали, а вместе с ними трясся и пакет, который он держал.

Торнбакл почувствовал такой знакомый холодок, кусок льда сдавил желудок. За то время, что он был Спикером, Торнбаклу приходилось сталкиваться с множеством критических ситуаций, но никогда известие о кризисе не приходило в фирменном конверте Хаймейл Экспресс. Судя по реакции Пуассона, произошло что-то серьезное. Торнбакл протянул руку за пакетом.

– Вы открывали его, – сказал он.

– Вместе с остальной почтой, милорд. Я понятия не имел…

Торнбакл достал из конверта несколько фотографий, потом перевернул его, и на стол выкатился видеокуб. Торнбакл посмотрел на первые несколько фотографий и остолбенел.

Он словно со стороны видел, как остальные фотографии выскользнули из руки и медленно-медленно, переворачиваясь в воздухе, упали на пол. Так же со стороны он видел Пуассона, который все еще стоял с вытянутой рукой, Кевила, сидевшего за столом. Сердце, которое чуть было не остановилось, забилось теперь с бешеной скоростью.

Но все перекрывало лицо Брюн, смотревшее на него с фотографии с таким неподдельным ужасом и страданием, что у него перехватывало дыхание.

– Банни… – позвал его Кевил.

Торнбакл покачал головой и крепко сжал челюсти, ему хотелось кричать во весь голос. Он закрыл глаза, словно так он мог вместо этого несчастного лица снова увидеть счастливую и смеющуюся Брюн. Но перед глазами постоянно стоял запуганный, тревожный взгляд.

Остальное даже необязательно смотреть. Он уже знал, что случилось.

Нет, посмотреть надо. Сначала надо все узнать, а уж потом начинать действовать. Не говоря ни слова, он протянул первую фотографию Кевилу и наклонился, чтобы поднять остальные. Фотографии, упав на пол, рассыпались, и пока он их собирал (руки, к удивлению, уже не тряслись), то не мог не заметить некоторые из них. Вот Брюн, абсолютно голая, привязана к койке, а на ноге, в том месте, где был вживлен контрацептивный имплантант, зияет живая рана. Вот она в своем защитном костюме, который шила на заказ, во рту кляп, держат ее чьи-то руки в перчатках; вот опять лицо Брюн, она без сознания, в рот вставлен какой-то медицинский инструмент. Брюн… он отложил фотографии и посмотрел на Кевила.

– Бог ты мой, Банни! – Кевил побледнел как полотно. Наверное, и у него такое же лицо.

– Принесите считывающее устройство, – сказал Торнбакл Пуассону и поразился сам, что в состоянии вообще говорить.

– Да, милорд. Я…

– Принесите, – остановил его Торнбакл. – И уберите это. – От запаха еды, все еще стоявшей на столе, его чуть не стошнило.

Когда Пуассон ушел, Торнбакл взял у Кевила последнюю фотографию, сложил их все вместе и очень аккуратно положил на стол изображением вниз. В столовую вошли двое слуг, они без слов убрали со стола посуду и остатки еды. В это время вернулся Пуассон со считывающим устройством и экраном.

– Вот, милорд.

– Останьтесь.

Пуассон, собиравшийся уже уходить, остановился.

– Вы уверены? – переспросил Кевил.

– Что случилось, то уже случилось, – ответил Торнбакл. – Нам все равно нужен кто-нибудь из секретарей, чтобы заняться корреспонденцией и связью. Но сначала надо уяснить, кто же это все сделал.

Он не стал показывать Кевилу остальные фотографии.

Изображение на экране было нечетким, словно смотрели они копию с плохо сделанного оригинала, но можно было вполне точно различить Брюн и понять, что говорит мужской голос с сильным акцентом. Торнбакл старался сосредоточиться на словах мужчины, но постоянно ловил себя на том, что видит только несчастное лицо дочери и кроме этого уже ничего не слышит и не замечает.

Когда куб закончился, все молчали. Торнбакл еле сдерживал слезы. Остальные сидели не двигаясь. Наконец Торнбакл поднял глаза. Кевил молчал, а это так непохоже на него, он всегда знал, что сказать в трудную минуту. Сейчас он просто качал головой. Первым заговорил Пуассон:

– Милорд… желает связаться с Адмиралтейством?

– Да, – словно прокаркал он.

В горле застрял комок. Брюн, Брюн… золотоволосая красавица, остроумная, веселая… а вместо всего этого немое, несчастное, разбитое существо. Невозможно… Конечно, запись можно сфальсифицировать, но где-то в глубине своего сердца он знал, что все, что он только что видел, сущая правда.

– Адмиралтейство? Да, конечно. Мы должны найти ее. А я… вызову транспорт. – Он прекрасно знал, насколько трудно будет разыскать Брюн. Даже в галактике Династий были сотни, тысячи миров, он никогда не считал, сколько именно, и человек мог затеряться в них, как песчинка. Пуассон поклонился и вышел. Вел он себя очень корректно.

– Мы найдем ее, – сказал Кевил своим глубоким красивым голосом, которым мог убедить кого угодно. – Мы должны…

– А если нет? – Торнбакл почувствовал, что перестает владеть собой, и быстро встал. Надо двигаться, стоять, ходить, что-то делать, тогда он выдержит и не сломается. – Что я скажу Миранде?

– Пока ничего, – ответил Кевил. – Может, все еще не так плохо…

– Ты сам не веришь в то, что говоришь.

– Правда, но сначала надо, чтобы над записью поработали эксперты, они увеличат все как надо, усилят.

– Посмотри на эти снимки. – Торнбакл показал на кипу фотографий на столе. Сам он уставился на пруд в саду, но слышал, как Кевил хватал ртом воздух, еще раз, еще, потом звук отодвигаемого стула, и вот Кевил подошел к нему сзади.

– Мы вернем ее, – сказал Кевил, на этот раз своим обычным голосом. Сказал как отрезал. Торнбакл знал этого человека, его характер, знал, что он всегда делал то, что говорил. – Как ты хочешь, чтобы я непосредственно занялся поиском или руководил всем отсюда?

– Разыскивать ее должен я сам, – ответил Торнбакл.

– Значит, я буду работать вместе с… кого ты оставишь Спикером вместо себя?

– Тебя.

– Разразится скандал. Лучше выбери Кавендиша, де Марктоса или Барраклоу. Я могу остаться в качестве юрисконсульта и буду улаживать все конфликты. Но только тебе в данный момент доверяют абсолютно все. Или почти все.

– Транспорт прибыл, сэр, – доложил Пуассон.

– Я провожу тебя, – сказал Кевил.

– Спасибо. – Голос у Торнбакла все же дрожал. – Думаю, надо пойти умыться. – Он сложил фотографии и куб в полосатый конверт. Кевил кивнул и прошел к боковой двери.

Торнбакл умылся холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Странно, но он выглядел почти как обычно. Немного бледен, устал, зол… После первого шока и боли он и правда рассердился, сильно рассердился, и с каждой минутой злость его нарастала. Он даже не заметил, каким образом, но злость переместилась с тех, кто непосредственно похитил его дочь, на всех, кто так или иначе оказался к этому причастен, даже на тех, кто на протяжении всей жизни Брюн влиял на нее и на совершаемые ею поступки.

Когда Торнбакл он вышел из столовой, он все еще находился в состоянии шока. Приехав в Адмиралтейство, он уже искал виновных в происшедшем. Кевил сидел рядом с ним в машине, но ничего не говорил.

В Главном штабе Адмиралтейства его уже ждал комендант. Он помнил, что видел его на совещаниях на прошлой неделе, когда они обсуждали замену кораблей Флота, пострадавших при Ксавье. Он с ужасом обнаружил, что Пуассон не предупредил о причине его визита, потом понял, что, конечно же, Пуассон был, как всегда, прав.

Он поздоровался с комендантом, а когда они прошли в зал, сразу же сказал:

– Я прибыл к вам не для обсуждения бюджета, я должен поговорить со старшим из присутствующих офицеров.

– Да, сэр, вас ждет адмирал Гласлин. Секретарь Пуассон сказал, что дело срочное ,и конфиденциальное, но так как мы с вами знакомы, он предложил мне сопровождать вас.

Адмирал Гласлин, высокий, худощавый, с изогнутой, как у цапли, шеей, встретил их в приемной и провел в свой кабинет.

– Лорд Торнбакл, чем могу быть полезен? Торнбакл бросил конверт на стол.

– Вы сможете найти этих… этих людей… и мою дочь?

– Сэр?

– Загляните в конверт, – спокойно сказал Кевил. – Дочь лорда Торнбакла похитили, ей нанесли телесные повреждения…

Адмирал широко раскрыл рот, потом быстро закрыл его и вытряхнул содержимое конверта на стол. При виде фотографий лицо его посерело.

– Когда вы получили это?

– Только что, – ответил Торнбакл.

– Конверт был доставлен шестьдесят четыре минуты назад во дворец вместе с остальной почтой Хаймейл Экспресс. Секретарь Пуассон вскрыл конверт, так как на нем стояла пометка «Личное», а когда понял, в чем дело, тут же принес его лорду Торнбаклу. – Тут Кевил на секунду остановился, адмирал кивнул. – Мы с лордом в этот момент обедали. Еще мы просмотрели куб с записью.

– Повтор фотоснимков?

– На кубе воспроизведена видеозапись захвата и хирургической операции, а также аудиозапись угроз в адрес правительства Правящих Династий.

– Лорд Торнбакл? – Адмирал посмотрел на Торнбакла.

– Я плохо запомнил, что там говорилось. Кевил все вам расскажет. А я хочу, чтобы после того, как вы перепишете эту запись, копию отдали мне.

Адмирал повернулся к Кевилу:

– Вы считаете, это действительно необходимо?

– Черт вас побери! Спикер я, и я знаю, что мне нужно!

– Конечно. Но я обязан предупредить вас, что это должен просмотреть фельдмаршал…

– Естественно. И чем быстрее, тем лучше. Вы должны ее найти…– Торнбакл заставил себя подняться, пожать адмиралу руку, повернулся и вышел из его кабинета, прошел по коридорам до выхода из здания Адмиралтейства и сел в поджидавшую его машину.