Текст книги "Полюби дважды"
Автор книги: Элизабет Торнтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)
Слова эти возымели действие, которого Джессика никак не могла предвидеть. Глаза Элли наполнились слезами, она закрыла лицо носовым платком. Но когда она наконец справилась с собой н подняла голову, во взгляде ее сквозило страдание.
– Я каждый день надеялась, – прошептала она, – что Белла скажет мне, что Мартин вернулся. Ведь он до сих пор жил в хорошем доме, где всегда тепло и уютно, и он не голодал.
– Это правда, – спокойно ответила Джессика. – Но для бедного Мартина жизнь в этом прекрасном доме вдруг стала невыносимой.
Элли, глядя в глаза Джессике, внезапно предположила:
– Наверно, Белла сделала что-то ужасное, что-то такое, что заставило мальчика сбежать и искать помощи и защиты у этого омерзительного существа, которое называет себя его приемной матерью.
– Да, она поступила с ним жестоко, – кивнула Джессика.
– Что она сделала, Джесс? – сквозь слезы проговорила Элли.
– Белла… она обозвала его, – ответила Джессика.
Элли с недоумением посмотрела на нее.
– Обозвала? Обозвала ребенка? Как? – Девушке не хотелось верить, что прекрасная Белла могла упасть так низко.
– Самым отвратительным словом, которым только можно назвать маленького мальчика. Хоть мне и больно говорить об этом, но Белла произнесла запретное слово, – пояснила Джессика.
– Какое слово? – выдохнула Элли.
– Сосунок, – громко и внятно проговорила Джессика.
От неожиданности Элли выпрямилась в своем кресле.
– Сосунок?.. – Она ничего не понимала.
– Да, – кивнула Джессика. – Но это еще не самое страшное. Она вообще перестала называть его по имени и обращалась к нему только «сосунок», потому что, как она сама сказала, только у сосунков все валится из рук. Все слуги в доме, как один, тоже стали называть его «сосунок». А какой уважающий себя мальчик смирится с таким оскорблением?
Элли вздохнула с облегчением и тихо рассмеялась.
– А я думала, что она выпорола его или сделала что-то еще хуже.
– О, Мартин выдержал бы порку не моргнув глазом. Он, возможно, даже хвастался бы этим. Но его обозвали, унизили, уязвили его гордость. Ему стало стыдно. Это хуже телесного наказания, – сказала Джессика очень серьезным тоном.
Улыбка на лице Элли вдруг угасла, и она опустила голову. Спустя мгновение плечи девушки бессильно опустились, и она горько разрыдалась. Джессика поднялась, подошла к ней и крепко обняла.
– Ну, ну, успокойся, дорогая, – мягко сказала она. – Все, слава Богу, кончилось благополучно. Теперь, когда мы разыскали Мартина, мы никому его не отдадим. И Пип будет счастлив. Он очень любит младшего брата.
Элли рыдала в голос, ее слова едва можно было разобрать, когда она произнесла:
– О, Джессика! Я была жестока к тебе. Я не заслуживаю твоей дружбы…
– Не говори так, дорогая, – утешала девушку Джессика. – Если бы каждому приходилось заслуживать дружбу, ни у кого из нас не было бы друзей. Разве не так?
– Ты не понимаешь! Ты ничего не знаешь! – рыдала Элли. – Я сделала что-то ужасное!
– Что ты сделала? – удивилась Джессика, не выпуская Элли из своих объятий.
– Я сожгла… я сожгла твою повозку в Хокс-хилле… я хотела напугать тебя… я хотела, чтобы ты уехала… а потом я… ночью, когда ты спала, пришла к тебе в комнату. – Элли вдруг выпрямилась, и слезы высохли у нее на глазах. – Но я клянусь, Джессика, у меня и в мыслях не было ударить тебя ножницами. Я хотела срезать полог на твоей кровати, чтобы напугать тебя. Понимаешь? Я хотела во что бы то ни стало показать тебе, как сильно тебя ненавидят в этом доме.
Джессика на мгновение замерла, осмысливая услышанное, затем с изумлением спросила:
– Так это ты подожгла повозку? И это ты была ночью в моей комнате в Хэйг-хаусе в день бала арендаторов?
Элли опустила голову и кивнула.
– Но… я не все понимаю, – сказала Джессика. – Тогда, в Хэйг-хаусе, я почувствовала запах роз, эта был запах духов Беллы.
– Наверное, я надушилась ими, – неуверенно пояснила Элли. – Не знаю. Я не помню. Ты… ты случайно не подумала, что это была Белла?
– Именно так я и подумала, – ответила Джессика. – А когда сожгли нашу повозку, мы решили, что это дело рук местных мальчишек.
– О Боже! Теперь ты видишь, какая я подлая?! – простонала Элли.
– Успокойся, – ласково проговорила Джессика, когда рыдания усилились и слезы опять хлынули из глаз Элли. – Я прощаю тебя. Как мне говорили, в твои годы я была точно такой же. Когда девушки рано влюбляются, они способны на любые глупости.
Элли подняла голову, посмотрела на Джессику и быстро заговорила:
– Не в этом дело! Вся причина в Джейн. Мне казалось, я предаю ее. Я не могла позволить себе полюбить тебя. Джейн была такой же доброй, как и ты. Она никогда не стала бы винить тебя за то, что сделал твой отец. – Слова лились безудержным потоком. Элли никак не могла остановиться. – Я чувствовала страшную вину за то, что с ней случилось. Мне казалось, что я могла остановить ее. Ведь я могла сделать хоть что-то, чтобы не допустить несчастья. Но мне и в голову не пришло, что она может утопиться. Клянусь!
– Джейн? Кто такая Джейн? – спросила Джессика.
– Жена Филиппа, моего брата, я очень ее любила, – прошептала Элли.
Джессика застыла на месте. Она вспомнила могилу Джейн Брэгг на кладбище святого Луки и то, что молодая женщина утонула в Темзе во время лодочной прогулки, о чем позже сказала ей мать Лукаса. По словам Розмари, это был несчастный случай. Джессика вспомнила еще кое-что. Филипп Брэгг, ее муж, несколько месяцев до этого погиб в битве при Ватерлоо, оставив Элли одну-одинешеньку на всем белом свете, пока Лукас не стал ее опекуном.
Она пристально посмотрела на Элли, которая так и сидела, не поднимая головы.
– Нет, Элли, – уверенно сказала Джессика, – ты ошибаешься. Это был несчастный случай.
– Так считают все, – тихонько произнесла Элли. – Но я знаю то, чего никто не знает.
Джессика вдруг ощутила, как страх ледяной ладонью медленно сжимает ее сердце. Страшная догадка вдруг мелькнула в голове. Джейн Брэгг и Вильям Хэйворд, ее отец? Она не хотела, она боялась думать об этом. Едва слышно она прошептала:
– Ты невзлюбила меня, потому что была без ума от Лукаса…
– Нет, – всхлипнула Элли. – Я ненавидела тебя потому, что твоя фамилия – Хэйворд! Я ненавидела тебя за то ужасное, что твой отец сотворил с Джейн!
Джессика онемела. Постепенно всхлипывания Элли затихли, и лишь редкие вздохи нарушали тишину. Наконец Элли подняла голову, посмотрела на Джессику и с трудом выдавила:
– Я сказала слишком много, прости меня. Тебе необязательно все это знать.
– Что мой отец сделал с Джейн? – спросила Джессика, невидящим взором глядя куда-то вдаль.
Элли отрицательно покачала головой, но Джессика прочитала ответ по ее лицу – на нем застыло выражение боли и отчаяния.
– Он изнасиловал ее? – догадалась Джессика. Элли глубоко вздохнула, и глаза ее вновь наполнились слезами.
– Да, – с трудом разомкнув губы, прошептала она.
Джессика почувствовала, как сердце ее сжалось в груди, но настоящего потрясения не испытала, словно давно знала об этом. Где-то в глубине ее сознания события выстраивались в логический ряд.
– Об этом тебе сказала Джейн? – по возможности спокойно спросила она.
– Нет, – ответила Элли.
– Ох, Элли, неужели это произошло на твоих глазах? – с сочувствием произнесла Джессика.
– Нет, – повторила Элли. – Я подслушала, как Лукас и другие говорили об атом.
– Лукас? – удивилась Джессика.
Элли кивнула.
Джессика поспешно схватила стаканчик с бренди и отпила большой глоток. Ей нужно было подкрепиться и сохранить спокойствие. Затем, удивляясь собственному бесстрашию, она сказала:
– Выпей и ты, Элли. Совсем немножко, это поможет тебе восстановить силы. А теперь, не торопясь, расскажи мне все с самого начала.
Элли послушно отпила глоточек бренди. Она все еще не поднимала головы, опущенные глаза смотрели в пол. После небольшой паузы она наконец решилась.
– Лукас только что вернулся с войны, – заговорила она, – а я в это время жила в семье судьи Хокса, который с женой заботился обо мне. Я жила в их доме, пока не было принято решение, куда мне переехать. Об этом решении Лукас с друзьями пришел поговорить к судье. Они не пожелали, чтобы я присутствовала при их разговоре, и я отправилась в сарай. Там, на чердаке, жила кошка, у которой недавно родились котята, и я стала с ними играть. А потом я вдруг услышала голоса. Лукас с друзьями почему-то пришли поговорить в сарай. Они не знали, что я играю с котятами на чердаке. Тогда-то я и узнала о Джейн.
Джессика, ласково смотря на девушку, спросила:
– Кто зашел в сарай, Элли?
– Лукас, Адриан и Руперт, – ответила девушка.
– Продолжай, – попросила Джессика. Элли вздохнула и сказала:
– Они говорили о Джейн. Они сказали, что она утопилась.
– Но откуда они узнали, если все были уверены, что она утонула? – недоумевала Джессика.
– Она оставила письмо, адресованное моему брату. Оно было у Руперта, – ответила Элли. – Тогда я еще не понимала, что все это означало.
– Да, – кивнула Джессика. – И что они решили?
Элли. вдруг замолчала. Потом быстро взглянула Джессику и опять опустила глаза.
– Они… они решили… наказать твоего отца, – выдохнула она. – Они хотели вызвать его на дуэль, , но потом решили, что он недостоин этой чести. Обсуждали возможность отхлестать его кнутом или… сделать еще что-нибудь. Наказать его они считали делом чести.
– Что? – вдруг встрепенулась Джессика. – Они все вместе собирались наказать моего отца?
Элли покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Они тянули жребий, ну… как это обычно делают мальчишки… Они тянули соломинки, кто из них должен сделать это.
– Они тянули соломинки… – глухо повторила Джессика.
Элли была слишком молода и наивна, чтобы понимать то, что она только что рассказала Джессике.
Они хотели вызвать его на дуэль, или отхлестать кнутом, или сделать еще что-нибудь.
Именно «что-нибудь» и было их окончательным решением. И они тянули соломинки, чтобы выбрать того, кто станет исполнителем их общей воли.
Перед мысленным взором Джессики мелькали сцены, словно не Элли, а она сидела на чердаке сарая и глядела вниз через открытую крышку чердачного люка. Какими красивыми, решительными и справедливыми должны были казаться девочке-подростку эти молодые люди, только что вернувшиеся с войны герои. Какими благородными и честными. Они говорили языком хорошо воспитанных, образованных людей. В противном случае Элли не смогла бы понять их намеков. Если же она услышала бы что-то странное, она бы ни за что не поверила.
Они считали себя людьми чести. Об этом нетрудно было догадаться. Они свято хранили тайну своего уговора. Они взяли на себя заботу об Элли, они решили обеспечить и ее, Джессики, будущее. Но сделали они это только потому, что считали, что у нее есть основания рассчитывать на их помощь. Не надо было обладать богатым воображением, чтобы догадаться, каковы могли быть эти основания. И почему она, Джессика, не разглядела этого раньше?
Теперь она поняла, что за информация содержалась в письме поверенного, адресованном Лукасу. Женясь на ней, Джессике Хэйворд, он становился единственным ее покровителем и опекуном, человеком, который отныне будет сам заботиться о ее благополучии. Поэтому он расплатился со своими друзьями.
Сделав столь неожиданное открытие, она не ощутила никаких эмоций – ни гнева, ни отвращения, ни страха. Она подумала, что многие считают свершившееся возмездие справедливым. Злой, безнравственный человек заслужил жестокую, но справедливую кару и понес наказание. Если она и чувствовала отвращение, то лишь к собственному отцу. Если она и сострадала, то лишь несчастной молодой женщине, которая стала его жертвой.
Посмотрев Элли в глаза, Джессика спросила:
– Кто вытянул короткую соломинку, Элли?
Девушка покачала головой и отвернулась.
– Я не знаю, – прошептала она.
– Это был Лукас, да? – мягко спросила Джессика, обнимая ее за плечи и заглядывая ей в глаза.
– Да, – с несчастным видом прошептала Элли.
Вот еще одно открытие – и никаких переживаний. Об этом она тоже уже догадалась. Слова давались ей легко, когда Джессика успокаивающе сказала:
– Не стоит принимать все так близко к сердцу, Элли. Тот разговор окончился ничем. Дуэль не состоялась. Лукас не отхлестал кнутом моего отца. У моего отца было множество врагов. Очевидно, кто-то из них опередил мистера Уайльда.
Лицо Элли прояснилось, и она глубоко, со стоном облегчения вздохнула.
– Кто-нибудь еще знает о том, о чем ты только что мне рассказала? – спросила Джессика.
– Нет, – поспешно заверила ее девушка. – Я никому не могла сказать об этом, потому что… – Элли облизнула пересохшие губы. – Если Джейн утопилась, если она сделала это по своей воле, ее не смогли бы похоронить в освященной земле. Она не лежала бы на кладбище святого Луки.
– Да, таков церковный закон, но его придумали люди, и я уверена, что Господь накажет их в угодное Ему время, – ободряюще проговорила Джессика. – Я рада, что ты рассказала мне о Джейн. И все-таки я думаю, что мы должны сохранить в тайне все, что ты мне поведала, и не только ради Джейн, но и ради Лукаса.
– Я никогда не сделаю ничего, что может причинить вред Лукасу, – горячо заверила Джессику девушка.
– Я знаю, милая, я знаю, – прошептала Джессика. – И я тоже никогда этого не сделаю.
– Ты не скажешь ему о нашем разговоре? Ты не сделаешь этого, Джессика? – встревоженно спросила Элли. – Понимаешь, это выглядит так, будто я хотела предать его, но я никогда его не предам.
– Нет, – ответила ей Джессика. – Лукас никогда не узнает о нашем разговоре. Пусть это останется нашей тайной. А теперь пора спать, пойдем, я уложу тебя в постель.
Вечером Джессика долго бродила по дому, не находя себе места, и перебирала в уме все, что она узнала от Элли. Вначале она думала о Джейн Брэгг, о тех муках, которые вынесла молодая женщина, прежде чем покончила с собой. И чем дольше Джессика думала о Джейн, тем сильнее презирала своего отца.
Трудно было, конечно, смириться с тем, что сделал Лукас, но она понимала его. Он был солдатом и верным другом Филиппа. В битве при Ватерлоо погибло множество молодых мужчин – цвет и надежда Англии. После этого жизнь одного негодяя ничего не значила для Лукаса Уайльда.
Единственным утешением стала для Джессики мысль о том, что это убийство – отдельный случай, который никогда не повторится. Все кончено и забыто. Все осталось в прошлом. Нет причин опасаться за будущее.
Но новая мысль вдруг возникла в мозгу, беспокоя ее и терзая. Это не был отдельный случай. Родни Стоун пропал, и никто не знал, что с ним случилось.
– Нет, – прошептала она, уверенная в своей правоте. – Лукас – не мой Голос.
И сама не поверила собственным словам.
23
Лукас вернулся домой вскоре после полуночи. Он вошел в библиотеку и от удивления замер на пороге. Свернувшись калачиком, на диване безмятежно спала Джессика. Камин был разожжен, и свечи в подсвечнике еще не догорели.
Лукас постоял несколько секунд, внимательно разглядывая жену. Он терялся в догадках. Получив нынче утром срочное послание от Перри, он весь день тщательно проверял и перепроверял все то, о чем там говорилось. Поразительно, но Джессика оказалась права! Ей было известно о Родни Стоуне гораздо больше, чем его собственной родственнице и его друзьям. Лукасу казалось бесспорным, что Джессика давно знала Родни Стоуна, – иначе где бы она раздобыла все эти сведения? Но почему, почему она таилась от него, почему не рассказала о своем знакомстве со Стоуном?
Он подошел к маленькому столику у стены, на котором стояли графин и стаканы, и налил себе немного бренди. Держа в руке хрустальный стаканчик, опять повернулся к Джессике. Свет свечей мягко золотил ее кожу. Длинные волосы растрепались, и несколько медового цвета прядей упало на щеки и шею. Вышитый платок, прежде целомудренно прикрывавший ее декольте, сбился и позволял видеть кремовые холмики грудей. Весь облик девушки так и дышал невинностью и очарованием, и Лукас почувствовал, что ему хочется защищать ее, всегда быть за нее в ответе…
Он сделал большой глоток бренди и нахмурился. Защищать? Не стоит себя обманывать. Сейчас он мечтал только об одном – сжать ее в объятиях, обладать ею, дать понять этой красавице, что он имеет на нее права. Черт возьми, ведь он был ее мужем и вовсе не собирался уподобляться комнатной собачонке, которую в зависимости от настроения можно сегодня приласкать, а завтра пнуть ногой!
Его терзало то, что она не до конца откровенна с ним.
Еще один глоток – и бокал опустел. Лукас со стуком поставил его на столик. Ресницы спящей дрогнули, и она медленно открыла глаза.
– Который час? – сонно спросила она, приподнявшись на локте.
Ответа не последовало.
Что-то в молчании мужа заставило Джессику окончательно проснуться и внимательно взглянуть на него. Он так пристально смотрел на жену, что у той перехватило дыхание. Перед ней стоял Лукас, человек, которого она любила, но сейчас он выглядел как-то странно. От камина волнами шло тепло, но Джессике внезапно показалось, что в комнате очень холодно. Не может быть, чтобы он выяснил, что именно рассказала ей Элли, но если так, то почему он не сводит с нее потемневших глаз и упорно молчит?
Она была не в силах ни вздохнуть, ни пошевелиться. Ей казалось, что его взгляд пригвоздил ее к месту. Она попыталась сказать что-нибудь, чтобы прервать это тяжелое гнетущее молчание, повисшее в комнате, но слова не шли у нее с языка. Они умирали, даже не успев родиться. Какая-то дрожь, не имевшая, впрочем, ничего общего со страхом, пробежала по ее телу. И внезапно она все поняла. Ей помог особый женский инстинкт, которым праправнучки Евы имеют полное право гордиться.
Должно быть, он прочел кое-что в ее глазах, потому что на губах у него мелькнуло подобие улыбки. Он медленно развязал галстук и бросил его на ближайшее кресло. Потом он снял сюртук и принялся расстегивать пуговицы жилета.
– Лукас… – прошептала она.
– Пожалуйста, Джессика, помолчи, – попросил он. – Не нужно сейчас ничего говорить.
Ее сердце учащенно забилось, когда он направился к дивану. Его грудь вздымалась от волнения, а ноздри раздувались. Горящий взор был по-прежнему устремлен на нее и удерживал ее на месте лучше, чем любые путы. Джессика понимала, что он непременно догонит ее, если ей вздумается спасаться бегством. Он почти не владел собой; его подхватила и несла горячая волна желания.
И Джессика почувствовала, что хочет принадлежать ему. Она откинулась назад, призывно полуоткрыв рот.
Взгляд Лукаса скользнул вниз – на ее стройную шею с бьющейся на ней голубой жилкой, на холмики грудей, на стройные ноги, прикрытые юбками… Когда он опустился рядом с ней на диван, из его горла вырвался сдавленный стон.
Он прерывающимся шепотом рассказывал о том, сколько пришлось ему пережить и как страдать из-за того, что ей было позволено поступать так, как хочется. Она была создана для него, уверял Лукас, создана для любви… Раздевая свою жену, он говорил, что очень хочет ее, что мечтает о том, чтобы она раскрылась навстречу ему, чтобы ни в чем не отказывала… Но ей и в голову не приходило хоть в чем-нибудь отказать ему, пойти наперекор его желаниям. Ее тело стало для них обоих источником наслаждения, и она мечтала лишь о том, чтобы эти мгновения длились и длились.
Прошло немало времени, прежде чем он бережно перенес ее на ковер возле камина, а потом быстро сбросил с себя одежду.
Задыхаясь от непривычной страсти, она в изумлении смотрела на его великолепное тело. Когда их глаза встретились, наступила глубокая тишина. Он стоял совершенно неподвижно, и ей почему-то пришло в голову, что, пока она столь бесстыдно наслаждалась его умелыми ласками, он думал вовсе не о ней.
– Лукас, – прошептала она, протягивая к нему руки.
И он, словно ее призыв послужил для него сигналом, тут же бросился на нее и крепко прижал к полу. Джессика неловко поцеловала его в щеку, и он вошел в нее, да так глубоко, что оба вскрикнули от восторга. Его поцелуи были обжигающими, руки – ласковыми и настойчивыми, и она отдавалась ему, забыв обо всем.
– Лукас, – опять прошептала она, чувствуя, как ее переполняет нежность к нему. Сейчас ей было безразлично, верны или нет ее предположения на его счет. Ее нимало не заботило, кто он был на самом деле. О нем следовало заботиться, его следовало защищать…
«Я люблю его, – думала она. – Люблю! «
– Лукас, о Лукас… – И ее горло сжималось от волнения.
Спустя несколько восхитительных минут, показавшихся им обоим вечностью, Джессика внезапно разрыдалась. Ее сердце снедала непонятная тревога, и она никак не могла унять слезы.
Лукас испугался. Он сжал ее в объятиях, приговаривая:
– Джесс, Джесс, милая, успокойся! Чего ты боишься?
Опершись спиной о диван, он усадил Джессику так, что ее голова оказалась у него на плече. Гладя ее волосы и осыпая целомудренными поцелуями щеки, глаза и лоб, он еле слышно твердил:
– Мне казалось, я понял тебя. Казалось, что ты тоже этого хотела…
Он и сам толком не понимал, откуда берутся эти ласковые слова, но зато понимал, что немного лукавит. Он намеревался привлечь ее внимание, намеревался показать ей, что имеет на нее права… Однако он зашел слишком далеко. Джессика не должна была опасаться его. Он вовсе не стремился к этому.
– Больше такого не будет, – мягко сказал он. – Я могу быть совсем другим любовником – нежным и внимательным. Я понравлюсь тебе, вот увидишь!
Джессика подняла голову и внимательно взглянула на мужа. Ее слезы уже высохли.
– Я поняла… – медленно произнесла она. – Ты прав. Я действительно хотела этого, потому что знала: тебе это доставит удовольствие. И ты не напугал меня, Лукас… Разве что вначале, – добавила она нерешительно.
Он облегченно улыбнулся.
– Но почему же тогда ты плакала? – И, наклонившись над Джессикой, он легонько коснулся губами слезинки, задержавшейся в уголке рта.
– Потому что… – Она, не договорив, чуть повернула голову, и их губы встретились.
– Так почему же? – Он не хотел целовать ее, он хотел получить ответ на свой вопрос. – Почему? – мягко, но настойчиво повторил Лукас.
Потому что она любит его. Потому что боится прошлого и в ужасе отшатывается от будущего. Но она не могла сказать ему этого.
– Потому что… видишь ли, я не знала, что это может быть так… так чудесно. – Джессика помолчала, а потом нехотя призналась: – Но я все-таки немного испугалась. Ведь…
Она умолкла на полуслове, потому что его пальцы принялись поглаживать ее грудь. Оба соска набухли и отвердели. Она слабо застонала.
– Лукас, что ты делаешь? – Джессика едва узнавала свой голос.
Он усадил ее к себе на колени и ответил:
– Ласкаю свою жену. Разве это предосудительно?
Сердце Джессики затрепетало от радости, когда он вдруг сказал:
– Я люблю тебя! Люблю!
Это были как раз те слова, которые она больше всего жаждала услышать от него. И она повторила следом за ним:
– Я тоже люблю тебя, Лукас! Я люблю тебя!
Оба переживали минуты упоительного счастья.
– Так что же ты собирался сказать мне? – спросила она.
Муж и жена сидели в ночных халатах перед столиком в ее гостиной и пили чай. Лукас только что сообщил, что намерен рассказать ей нечто важное, и добавил, засмеявшись:
– Придется пить чай. Если мы отправимся в постель, я так ничего и не расскажу.
Его смех не обманул Джессику, которая знала, что Лукас терпеть не может чай. Итак, дело, как видно, и впрямь было важное.
– Нет, – проговорил Лукас и тут же скорчил недовольную гримасу, потому что ему пришлось-таки глотнуть жидкость, которую он всегда втихомолку именовал «лошадиной мочой», – начинай ты. Почему ты ждала меня?
Джессика задумчиво посмотрела на свою чашку.
– У меня родился один замысел, и мне очень хотелось поделиться им с тобой. – Она помолчала, лихорадочно повторяя в уме ту речь, что так старательно репетировала перед его приходом.
– И что же это за замысел? – с любопытством поинтересовался Лукас.
Джессика изо всех сил старалась сохранить непринужденный вид.
– Помнишь, ты как-то предлагал мне вместе отправиться в Париж, чтобы провести там медовый месяц? – сказала она.
– Помню. И прекрасно помню твой ответ. Ты сказала, что никуда не желаешь ехать, – ответил Лукас.
– А теперь я передумала, – с озорной улыбкой заявила она. – Только мне непонятно, почему именно Париж? По-моему, мы могли бы предпринять большое путешествие – провести на континенте, скажем, полгода.
– Значит, ты бы с удовольствием покинула Англию? – спросил Лукас, с удивлением глядя на жену.
– Мне так хочется повидать мир! – воскликнула она. – Я ведь провинциалка, Лукас. Я всегда стесняюсь твоих друзей. Они такие умные, такие образованные… – И Джессика потупилась.
Лукас отхлебнул чаю и хмыкнул:
– Как странно! Все словно сговорились. С утра до вечера только и твердят о поездке на континент! Ты. Моя мать. Белла. Не удивлюсь, если Элли тоже одобрит эту затею.
– Знаешь, Лукас, – задумчиво проговорила Джессика, – тебе это, наверное, покажется странным, но мы с Элли подружились. – И она коротко, без подробностей поведала мужу о событиях минувшего дня.
Она говорила, адресуясь в основном к его спине.
Лукас обнаружил на буфете графин с шерри, взял с подноса две рюмки, показал графин Джессике. Та отрицательно покачала головой. Наполнив одну рюмку, Лукас вернулся к жене. Чтобы скрыть внезапное волнение, Джессика протянула руку к чайнику и налила себе еще чаю.
– Джесс, когда бы ты хотела уехать из Англии? – неожиданно спросил Лукас.
– Как можно скорее, – поспешно отозвалась она.
– Тогда не стоит откладывать. Завтрашний день тебя бы устроил? – предложил Лукас. Джессика рассмеялась.
– Это было бы чудесно! Мы с тобой уехали бы первыми, а неделю или две спустя к нам присоединились бы твоя мать и Элли, – мечтательно проговорила она.
– Нет, нам придется поступить иначе, – возразил Лукас и пояснил: – Видишь ли, у меня дела в Челфорде, так что я еще задержусь в Англии. Однако тебе незачем дожидаться меня.
Джессика судорожно глотнула, сердце, казалось, замерло у нее в груди.
– Но… но я и думать не хочу о том, чтобы ехать без тебя! – разволновалась она. – Какой же это медовый месяц без мужа? И объясни, пожалуйста, что за неотложные дела появились у тебя в Челфорде?
– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить, – заявил Лукас. – Нынче утром, когда ты еще спала, от Перри пришло срочное письмо.
– А что это такое – срочное письмо? – спросила она, недоумевая.
– Это письмо, которое доставляется с посыльным, – пояснил Лукас.
В его взгляде явственно сквозила настороженность, и Джессика решила, что ее обманывают. Он относился к ней так же опасливо, как она к нему.
– Должно быть, в этом письме сообщалось что-то очень важное, – предположила она неуверенно.
– Ты права. Это касается Родни Стоуна. Ты не ошиблась, Джесс. Он действительно не покидал Челфорда, – сказал он, внимательно следя за выражением ее лица.
– Он мертв, – сказала она еле слышно.
– Пока никто не знает этого наверняка, но полиция уже подозревает что-то неладное. Кажется, последним мистера Стоуна видел сторож. Стоун шел по берегу реки, направляясь к монастырю. С тех пор он не показывался ни в «Розе и короне», ни в другой гостинице, – сообщил Лукас.
– Сторож? – переспросила она.
– Да. Он присматривает за старой плотиной и крестом святой Марты. Его зовут мистер Фром, – рассказывал Лукас. – Он запомнил Стоуна потому, что видел его в тот же день после обеда в «Розе и короне». Фром решил, что Стоуну просто захотелось прогуляться возле реки.
Крест святой Марты!.. Почему ей знакомо это название? Перед ее мысленным взором на мгновение возникла картина: каменный крест, стоящий перед церковью, и дети, которые, бегая по лужайке, играют в «апельсины и лимоны». Но потом все вдруг меняется, и это уже вовсе не игра. Вокруг креста собрались свадебные гости, а тех из них, кого поймали, отводят прочь, чтобы отрубить им головы.
Крест святой Марты. Она была уверена, что никогда прежде не слышала о нем. Но сторож заметил Стоуна возле этого креста, и дети в ее видении бегали неподалеку от него, и жуткая уродливая четырехугольная тень ложилась на траву…
Один пропал, осталось двое. Один пропал, осталось двое…
Кто следующий, сестра Марта? Кто следующий?
Люди всегда были так глупы. Они смотрели на него – и считали его именно тем, кем он хотел казаться. Никто никогда не подозревал его в убийстве. И вот он совершил это снова.
Кто вытянул короткую соломинку, Элли? Кто? Кто?
Это был Лукас. Это был Лукас. Лукас…
«Нет! «
Она пришла в себя и увидела, что Лукас спокойно пьет шерри. Пошарив на столике, она схватила чашку и глотнула обжигающе горячий чай. На глазах у не тут же выступили слезы. Заметив это, Лукас нахмурился.
– Извини, что испугал тебя, – сказал он.
– Когда он исчез? – спросила Джессика, невидящим взором смотря куда-то вдаль.
– Сразу после того, как приходил повидаться тобой у Беллы, – ответил Лукас.
– Когда я выздоравливала после падения? Тогда ты привел его ко мне… – вспоминала Джессика, но голос ее звучал глухо и как-то отрешенно.
– Да, – подтвердил Лукас и кивнул.
– Ты упомянул крест святой Марты. Где это? – обеспокоенно спросила она. – То есть я хочу знать, существует ли он на самом деле?
– Сейчас уже нет, – без всякого волнения сообщил Лукас. – Но местные жители помнят, где он находился. Это в старом монастыре. Констебль Клэй и его люди прочесали развалины, однако им не удалось обнаружить ничего подозрительного. Стоун как сквозь землю провалился.
Джессика старалась справиться с подступившей к горлу тошнотой. Монастырь. Церковь. Сколько раз видела она их во сне!.. Лукас снова заговорил, и она попыталась вникнуть в смысл его слов.
– Прочитав письмо Перри, – принялся рассказывать Лукас, – я решил поближе познакомиться с жизнью мистера Стоуна и начал с посещения банка, где он хранил свои сбережения. Ты знаешь, оказывается, этот человек незадолго до приезда в Челфорд получил кое-какие деньги. Его друзья ошибались, когда утверждали, что у него много долгов. Он никому не был должен. Перед тем как покинуть город, он расплатился со всеми своими кредиторами. Я снова посетил его родственницу и выяснил, что она, подобно мне, не имеет ни малейшего понятия о том, откуда взялись эти деньги. Если, разумеется, он не выиграл их в карты… – Лукас помолчал, глядя на пламя, полыхавшее в камине, а потом спросил: – Ты подозревала, что Стоун намеревался похитить тебя?
– Но ты же помнишь, как я рассказывала тебе о своих опасениях. Ты тогда еще высмеял меня, мол, трусиха, боюсь непонятно чего, – напомнила мужу Джессика.
– По-моему, ты даже предполагала, что ему кто-то заплатил за это, – вспомнил Лукас.
– Предполагала? Неужели? Не помню, – ответила Джессика.
– А еще ты говорила, что его, возможно, убили, хотя все друзья Стоуна были убеждены, что все дело в невыплаченных долгах. С чего ты взяла, что он мертв? – спросил Лукас. – Откуда ты об этом могла знать?
