Текст книги "Семейный пикник"

Автор книги: Элизабет Ролле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Сегодня, – умоляюще сказал Патрик. – Пожалуйста, сегодня! Все равно я не смогу заснуть, пока не узнаю.

Бэрридж снова посмотрел на Рэморни – тот слегка пожал плечами и кивнул.

Пообещав прийти снова, Бэрридж покинул комнату, но не сделал по коридору и двух шагов, как следом за ним вышел Рэморни.

– Мистер Бэрридж! – окликнул он хирурга. – Хочу выразить вам свое профессиональное восхищение: вы чрезвычайно точно определили момент, когда Патрику надо было сказать, что он не убивал. Если бы вы не были превосходным хирургом, из вас получился бы выдающийся психиатр.

Бэрридж слегка поклонился. В своей комнате он первым делом переоделся – рубашка на спине была совершенно мокрой.

Глава XII

После перевязки Гарольд Кроуфорд решительно заявил, что намерен немедленно уехать. Остававшийся с ним Ли тоже сказал, что дальнейшее пребывание в этом доме представляется ему неуместным.

– Вы вольны поступать, как считаете нужным, – ответил Бэрридж, – однако, прежде чем покинуть этот дом, вам следует выполнить свой долг перед его хозяином.

– Что вы имеете в виду? – настороженно спросил Кроуфорд.

– Патрик Карлайл едва не стал вашей жертвой, хотя он ни в чем не виновен.

– Не виновен? Как это не виновен? Я вам не верю! Вы или сами заблуждаетесь, или, простите, хотите ввести в заблуждение нас.

– Гарольд! – предостерегающе сказал Ли, по натуре склонный избегать конфликтных ситуаций.

– Я сказал то, что думаю, – отрезал Кроуфорд.

– Мистер Бэрридж, вы полагаете, сэр Роджер погиб в результате несчастного случая? – спросил Ли примирительным тоном.

– Нет, – спокойно ответил Бэрридж. – Его убили.

– И вы утверждаете, что его убил не Патрик Карлайл? – Ли был озадачен. Но кроме него, там были только мы! Вы нас подозреваете?

– Убеждены ли вы в том, что Луизу Олбени и Роджера Карлайла убил один и тот же человек? – вопросом на вопрос ответил Бэрридж.

– Безусловно, – ответил Кроуфорд. – Ее отравили потому, что она узнала, кто убил Роджера. Тот же человек убил и леди Карлайл.

– Я тоже так думаю, – с прежней невозмутимостью сказал Бэрридж. – И поскольку я знаю, кто убил Луизу Олбени, то считаю, что знаю, кто убил всех.

– И кто же это, по-вашему? – В тоне Кроуфорда слышалось явное недоверие.

– Отвечу, но несколько позже. Я разгадал, как было осуществлено убийство мисс Олбени. Смерть леди Камиллы тоже больше не является загадкой, а вот кое-какие обстоятельства гибели сэра Роджера мне пока не понятны. С этим еще надо разобраться, однако заверяю вас со всей ответственностью: Патрик Карлайл не убийца!

– Но это ужасно! – непроизвольно вырвалось у Кроуфорда, впервые потерявшего самообладание. – Тогда получается, что я едва не совершил убийства, которое ничем нельзя оправдать.

– Совершенно верно, – сухо подтвердил Бэрридж. – Если бы вам удалось осуществить свое намерение, настоящий убийца был бы только рад. Что касается Патрика, то вы оба довели его до грани безумия, из-за вашего поведения, он сам поверил в то, что действительно убил сэра Роджера, а следовательно, и остальных. Патрик решил, что он – маньяк, убивающий свои жертвы, а потом забывающий о содеянном.

– Но мы были абсолютно уверены, что это он перерезал веревку, – пробормотал Ли в величайшей растерянности.

– Что с ним теперь? – Кроуфорд не привык уклоняться от ответственности за свои поступки и задал вопрос, который Ли не решался задать. – Он... он сошел с ума?

– Он был очень близок к этому, но сейчас опасность уже миновала.

Ли и Кроуфорд с облегчением перевели дух.

– Мистер Бэрридж, вы помешали мне совершить поступок, который стал бы несчастьем и позором всей моей жизни, – сказал Кроуфорд с подкупающей искренностью, хотя чувствовалось, что его гордость восстает против. – Я у вас в неоплатном долгу. И разумеется, я объяснюсь с сэром Карлайлом как только это будет возможно.

– Я тоже, – сказал Ли. – Боже мой, какое ужасное стечение обстоятельств!

– Я обещал сегодня рассказать Патрику то, что ясно мне самому, так что вам Имеет смысл задержаться здесь еще немного, – заметил Бэрридж.

– Мы остаемся, – твердо заявил Кроуфорд. – В такой ситуации было бы недопустимо просто так покинуть этот дом.

Сначала Бэрридж пошел к Патрику один, намереваясь кое-что выяснить, общество Ли и Кроуфорда при этом было бы совершенно неуместно; Рэморни деликатно удалился. Патрик еще лежал в постели, но выглядел почти нормально, только был очень бледен. Объяснялось это, впрочем, в основном тем, что в последние дни он почти ничего не ел.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Вы обещали рассказать...

– Да, конечно, но сначала я бы хотел услышать от вас, что произошло тогда в горах. Или вам сейчас слишком тяжело говорить об этом?

– Я расскажу...

Патрик опустил руку на загривок лежавшего рядом с кроватью сенбернара.

– Начните, пожалуйста, с предшествующего вечера, когда вы вместе с сэром Роджером ушли из ресторана, – попросил Бэрридж.

– Мы разошлись по своим номерам. Вернее, Роджер ушел к себе, а меня позвала Луиза. Она хотела поменяться со мной номерами,

– Ваш был лучше?

– Нет, такой же, но мой был смежным с номером Роджера, поэтому она хотела переехать туда. Луиза в то время ставила перед собой цель выйти за него замуж. Мы с ней разругались, и я пошел к себе. Потом я позвал Роджера в бар и там увидел Мортисса. Я сказал Роджеру, что однажды уже видел этого человека с Джоан Уинд. Роджер поручил мне выяснить, под какой фамилией он записался в отеле. Я посмотрел регистрационную книгу – он был записан как Сирил Белл. – Патрик вкратце рассказал о ситуации, сложившейся в связи с завещанием полковника Уинда. – Роджер считал Мортисса мошенником, нацелившимся на деньги Джоан. Я ненадолго отошел от Роджера, а когда вернулся, рядом с ним сидел Мортисс. То есть тогда я еще не был уверен, что это Мортисс, хотя Роджер заподозрил, что это он. Роджер объяснял ему, как пройти к пещерам.

– Не помните, о какой именно пещере шла речь: о сквозной или о той, к которой пошли вы?

– Не знаю, я слышал всего две-три фразы. Я обратился к Мортиссу, назвав его настоящую фамилию, чтобы посмотреть на реакцию. Он не решился отрицать и попал в глупое положение, так как только что представился Роджеру совсем иначе. Роджер рассердился и заявил, что денег полковника Уинда он все равно не получит, даже если женится на Джоан, Мортисс страшно разозлился, но на скандал не решился и ушел, а мы пошли спать.

– Это все?

– Да.

– Я понимаю, что вам неприятно посвящать меня, человека постороннего, в свои личные дела, – мягко сказал Бэрридж. – Поверьте, я не стал бы настаивать, если бы точно знал, что они не имеют отношения к убийствам. Однако я не могу судить об этом вслепую, а некоторые обстоятельства смерти сэра Роджера мне до сих пор неясны.

Патрик густо покраснел.

– Хорошо, я скажу все... Мне позвонили, и Роджер ушел из бара один. Поговорив по телефону, я направился к нему: мне были нужны деньги. Роджер спросил зачем. Сказать правду я не мог, а врать не хотел, и в результате отказался что-либо объяснить. Роджер заявил, что в таком случае денег не даст. По-моему,он заподозрил, что я снова ввязался в какую-то сомнительную историю. Я сам был виноват в том, что он так подумал, потому что однажды действительно впутался в махинации со скачками. Хотя Роджер давал мне много денег, нужной суммы у меня в тот момент не было. Я не привык к тому, чтобы он мне отказывал, разозлился и нагрубил ему. Он тоже рассердился и сказал, что вскоре женится на леди Камилле Гилсленд и если я хочу и дальше жить с ним в одном доме, мне следует научиться вести себя. К нотациям я тоже не привык и после его слов окончательно потерял контроль над собой. В запале я по-настоящему оскорбил его. Не его самого, а женщину, на которой он собирался жениться, а это было еще хуже. Роджер меня ударил, и тогда я испугался. Он впервые в жизни поднял на меня руку, и я как-то сразу осознал, что вел себя просто ужасно. Я хотел попросить прощения, но не успел и рта раскрыть, как Роджер сказал: "Убирайся вон!". Мне показалось, что, если я немедленно не уйду, он ударит меня еще раз, – я выбежал вон. Ночь я провел без сна. Я раскаивался в том, что сгоряча наговорил ему, и обдумывал, как бы помириться. Мы вообще редко ссорились, а настолько серьезно – никогда. Роджер всегда очень хорошо относился ко мне, гораздо лучше, чем я заслуживал, и в ту ночь я чувствовал себя очень скверно. Утром я встал рано, пристроил к вам Ника, вышел из отеля и стал ждать Роджера снаружи, поскольку зайти к нему в номер не решился. Я думал, что если он очень сердится на меня, то прогулка не состоится, а если уже не очень, то он пойдет, когда увидит, что я жду его. В восемь Роджер появился в дверях отеля, но прошел мимо меня и заговорил с Уиллисом и Ли, которые стояли неподалеку. Накануне он сказал, что с нами пойдут еще двое, но я про них забыл. Затем он пошел обратно в отель, сказав им, что возьмет веревку, меня он по-прежнему игнорировал. Я не выдержал, догнал его и спросил, можно ли мне пойти вместе с ними. Он пожал плечами и ответил, что, если хочу, могу пойти. Я сбегал за веревкой и...

– Минутку, – прервал его Бэрридж. – Где вы взяли эту веревку?

– В отеле. Роджер не брал своего снаряжения, потому что ехал со мной и не собирался никуда лазить. Хозяин отеля открыл какое-то помещение, вроде кладовки, и сказал, чтобы я брал любую. Там лежало много разных веревок, я выбрал самую толстую.

– Почему?

– Мне казалось, что по толстой легче подниматься.

– А другие подходящие веревки там были?

– Да, сколько угодно. Роджер вначале заявил, что такая толстая ни к чему, но, когда я предложил поменять, сказал, что сойдет и эта, и мы пошли.

– Кто нес веревку?

– Сначала я, а потом Роджер.

– По дороге вы кого-нибудь видели? На своей или на противоположной стороне ущелья? Или, может быть, слышали голоса?

– Нет, ни то ни другое, кроме нас, там никого не было. Я хотел объясниться с Роджером, но мне мешали наши спутники. Потом они отстали, и я заговорил с Роджером и сказал, что вел себя ужасно и очень сожалею об этом. Мы помирились.

– Вы делали остановки?

– Нет. Один раз Роджер предложил отдохнуть, но я понял, что это из-за меня, и отказался. Когда мы дошли до места, откуда надо было спускаться к пещере, Роджер привязал веревку и полез вниз. Ли с Уиллисом были позади, я обернулся, чтобы посмотреть, где они, и вдруг услышал крик Роджера...

– Что вы сделали?

– Бросился к краю и заглянул вниз. Дальше я плохо помню... Кажется, Ли и Уиллис подбежали раньше, чем я потерял сознание. Когда я очнулся, Уиллис сказал, что я убийца. Оба они были убеждены, что я перерезал веревку. Впрочем, Уиллис вам об этом уже рассказывал, мне добавить нечего. Обратный путь был для меня настоящим кошмаром. Уиллис еще сунул мне веревку, за которой спускался на дно ущелья, и сказал, чтобы я сам спрятал эту улику. Насчет часов он тоже вам уже говорил...

– А что сказала Луиза, когда звонила вам в среду?

– Она сказала, что намерена сделать важное сообщение, и попросила собрать в моем доме завтра вечером, то есть в четверг, Мортиссов, вас, Ли и Уиллиса. Когда она всех назвала, я догадался, что она собирается говорить о гибели Роджера. Я пообещал ей пригласить Мортиссов и вас, а про Ли и Уиллиса сказал, что не поддерживаю с ними никаких отношений. Луиза настаивала, чтобы я разыскал их, но я отказался.

– Она говорила, что будет звонить им сама?

– Нет, не говорила, поэтому я был неприятно поражен, увидев одного из них, Ли.

"Вероятно, утром в четверг Луиза звонила Патрику, чтобы поговорить насчет Ли и Уиллиса", – подумал Бэрридж.

– В четверг, когда вы уже приехали, я позвонил Луизе домой – ее там не было, – а затем к Гловеру. Я бы согласился на что угодно, только бы она отказалась от своего намерения, однако переговорить с ней мне так и не удалось. Я представил, как через несколько часов она укажет на меня и воскликнет: "Вот убийца Роджера!" – и мне стало жутко. Я понятия не имел, как она что-то узнала, но не сомневался, что она, подобно Ли и Уиллису, считает убийцей меня. Меня охватил такой ужас, что я совсем потерял голову. Мне казалось странным то обстоятельство, что Луиза не пыталась меня шантажировать. Более всего она любила деньги, и ей было выгоднее заставить меня платить за молчание, чем открыто обвинить в убийстве. – Пальцы Патрика нервно теребили густую шерсть сенбернара. Ник шумно вздохнул, сел и положил большую голову на постель. – Самое ужасное заключалось в том, – сделав над собой усилие, продолжил Патрик, – что я сам сомневался в своей невиновности. С Роджером нас было трое, а когда он упал, рядом стоял я один. Веревка была очень прочной, толстой и совсем новой, оборваться она не могла, а перерезать ее, кроме меня, было просто некому. Я много раз старался в деталях вспомнить предшествующие его крику события, однако вместо этого передо мной с каждым разом все более четко возникала картина, как я достаю из кармана нож и перерезаю веревку. Эта навязчивая картина становилась все реальнее, я никак не мог от нее избавиться и скоро совсем перестал понимать, что было, а чего не было. Особенно после смерти Луизы. Если рассуждать логически,то ее тоже убил я, потому что ее заявление грозило мне разоблачением. Когда она умерла, я решил, что я маньяк. Знаете, как лунатики, – они ходят по крышам и потом не помнят этого, а я убиваю и тоже не помню. Потом умерла Камилла. Я не очень-то верил в ее самоубийство, а вы еще принесли адресованное ей письмо... Вы, наверно, приняли меня за сумасшедшего, когда увидели, как я перепечатываю это письмо? Понимаете, я хотел вспомнить, печатал я его раньше или нет. Я думал, что если сделаю все точно так же, то обязательно вспомню. Но я так и не вспомнил... Тогда мне стало казаться, что я не помню потому, что боюсь вспомнить. Я читал о подобном. Защитная реакция... Если бы я вспомнил, что действительно убил Роджера, я бы покончил с собой.

– Напрасно вы себя мучили. Жаль, что вы не были со мной откровенны.

– Когда вы приехали, я сначала хотел все рассказать, но побоялся, что вы мне тоже не поверите. С какой стати кто-то должен мне верить, если я сам себе не верю? Мне даже казалось, что я и на вас набросился, чтобы убить.

– А я-то терялся в предположениях, чего вы тогда так испугались!

– Я испугался самого себя, испугался, что у меня начинается приступ безумия. Поэтому я страшно обрадовался, когда получил письмо, где мне назначили встречу. Я был готов сколько угодно рисковать своей жизнью, только бы убедиться, что сам никого не убивал! А когда я услышал, как Уиллис рассказывает вам о гибели Роджера и говорит, что он разбился, потому что я перерезал веревку, я пожалел, что не пришел на эту встречу один. Тогда все было бы уже кончено...

– Вы приехали раньше, чем мы договорились.

– Я хотел вам помочь. Получалось, что вы рискуете, а я явлюсь, когда все будет уже кончено. Мне надо было с самого начала идти туда первым вместо вас, но я знал, что не смогу выстрелить...

– Патрик, у вас были какие-нибудь предположения о том, кто автор письма?

– Абсолютно никаких, о Ли с Уиллисом я совсем не думал.

– Вы слышали их рассказ с самого начала?

– Когда я подошел, Ли рассказывал вам, как ему позвонила Луиза.

– Значит, вы не знаете, что у Уиллиса другая фамилия. – И Бэрридж рассказал о мотивах, побудивших Кроуфорда скрыть обстоятельства гибели Роджера, а затем сказал: – Если я спрошу, почему вы женились на леди Камилле, это будет слишком большой бесцеремонностью с моей стороны?

На тонком лице Патрика появилось болезненное выражение.

– Камилла... я женился на ней из-за денег. Все состояние Роджера перешло ко мне по завещанию, которое он составил пять лет назад. Если бы он успел на ней жениться, деньги достались бы ей, и если бы Роджер перед смертью имел возможность распорядиться ими, он тоже наверняка оставил бы ей по крайней мере половину. А еще мои сомнения в своей невиновности... Мне казалось, что я не имею права на деньги Роджера. Я поехал к Гилслендам, чтобы отдать Камилле то, что должно было принадлежать ей, но, когда познакомился с ней и ее родителями, понял, что моя затея обречена на провал: они ничего не возьмут. Чувствовал я себя ужасно. Мало того, что я подозревал себя в убийстве Роджера, так я еще и владел его состоянием, в то время как женщина, которую он любил, осталась практически без всяких средств к существованию. Я все думал, как бы уговорить Камиллу принять от меня деньги, но так ничего и не придумал. Обстоятельства гибели Роджера лишали меня возможности сказать, что такова была его воля и я поклялся ее исполнить. Роджер погиб слишком внезапно и перед смертью не мог ничего мне сказать, Камилла это знала. Под конец я пришел к выводу, что существует только один способ избавить ее от нужды – жениться на ней. И я женился...

По тому, как он это произнес, Бэрридж понял, что брак с Камиллой стоил Патрику очень дорого: он любил другую.

– Простите, мне не следовало спрашивать.

– Нет, отчего же... Когда ее убили, а я потом тоже получил письмо, я написал завещание в пользу Гилслендов, так как считал, что деньги Роджера принадлежат ей, а после нее они перешли бы к ее родителям. Гловера я упомянул в завещании для того, чтобы он не думал, будто я что-то имею против него после показаний на суде. Он в этом не виноват.

– Патрик, если позволите, я задам вам еще один бестактный вопрос, относительно мисс Олбени. Вечером, а вернее, ночью, уже около часа, она была у сэра Роджера. Я шел по коридору и видел, как она выходила оттуда. Она была так одета... словом, у меня возникло впечатление, что... – Бэрридж замялся.

– Что она хотела остаться у него на ночь? – прямо сказал Патрик. – Это вполне вероятно, она же просила меня поменяться номерами.

– Скажите, такой шаг был для нее необычным или в порядке вещей?

– Если говорить откровенно, моральные принципы у Луизы полностью отсутствовали, однако она была слишком умна, чтобы действовать с Роджером так прямолинейно. Нет, она не должна бы идти к нему. Странно, что пошла...

– А если бы это был ее последний шанс?

– Тогда да. Луиза использовала бы все возможности, не упустив ни одной, даже самой ничтожной.

– В тот вечер Роджер впервые сказал вам, что собирается жениться?

– Да.

– Мог он сказать об этом мисс Олбени раньше, чем вам?

– Исключено! О таких вещах сначала говорят близким людям, а Луизу Роджер вообще не относил к их числу, он ее недолюбливал, хотя старался не проявлять свою неприязнь открыто. Вы думаете, она все же знала, раз пришла к нему? – сообразил Патрик. – Но откуда?

– Дайте мне еще немного времени, чтобы обдумать кое– какие детали, и я вам все расскажу. Да, забыл вам сказать: Кроуфорд и Ли находятся в вашем доме. Я ранил Кроуфорда и потом убедил поехать сюда, поскольку нежелательно, чтобы он с огнестрельной раной обращался к другому врачу. Надеюсь, вы не считаете, что я позволил себе лишнее?

– Мистер Бэрридж, я заранее согласен со всем, что вы находите нужным предпринять, – серьезно ответил Патрик, а затем добавил: – Хотя, но правде говоря, они не те люди, которых мне хотелось бы видеть в своем доме. – После паузы он искоса посмотрел на Бэрриджа и спросил: – Почему вы не поинтересовались, для чего я просил у Роджера деньги?

– Наверно, такой вопрос был бы вам неприятен.

– Лучше уж я скажу правду, а то вы невесть что будете думать. Деньги понадобились мне для Джеммы. Вы видели ее фотографию, помните? – Бэрридж кивнул. – Она никогда не брала у меня денег, так как знала, что своих у меня нет, а деньги Роджера она не взяла бы ни за что на свете. Мы собирались пожениться, как только я закончу Оксфорд, но однажды я рассказал ей историю своего отца, и Джемма вообразила, что из-за нее это повторится со мной. Она решила, что Роджер будет против нашего брака и оставит меня без средств к существованию, если я поступлю по-своему. Разумеется, Роджер никогда бы этого не сделал, но мне никак не удавалось рассеять ее нелепое заблуждение. Она со мной не спорила, просто уклонялась от разговоров на эту тему, оставаясь при своем мнении, и упорно отказывалась познакомиться с Роджером. По-моему, она боялась, что Роджер будет держаться с ней свысока и я тогда окажусь перед необходимостью выбора между ней и человеком, от которого зависит мое благополучие. Если бы она жила в Лондоне, я все-таки как-нибудь познакомил бы их, но мы виделись урывками, когда она приезжала сюда или я – в Эдинбург. При таком положении вещей Джемма категорически отказывалась от моей помощи, хотя деньги были ей очень нужны: она жила с матерью и та была тяжело больна. Тайком от Джеммы я договорился с ее близкой подругой Анной Эверард, чтобы она дала мне знать, если дела станут совсем уж плохи. Положение осложнялось тем, что Роджер оплачивал все мои счета, а наличных денег у меня было не так уж много. То есть достаточно для меня, но не достаточно, чтобы оплатить счет из больницы, куда положили миссис Кембелл. Договориться, чтобы счет выписали на мое имя, я не мог: Роджер подумал бы, что я болен, и обязательно стал бы выяснять, что случилось. Конечно, следовало сказать ему правду, но мне тогда было неловко просить деньги для девушки, которую он даже не видел. В результате я дважды просил у Роджера деньги, не объясняя зачем, хотя во второй раз сделал это напрасно. Едва он дал мне чек, как Анна позвонила снова и сообщила, что операцию отменили. А в первый раз я сказал Джемме, что деньги мои, что я их выиграл. Потом Джемма отвезла мать на консультацию к доктору Кромбергу, который считается признанным авторитетом в своей области, и он сказал, что без операции она умрет. Об этом сообщила Анна, она разыскала меня и позвонила в отель. Я пожалел, что вернул тогда Роджеру чек, но делать было нечего, пришлось снова обратиться к нему. Что из этого вышло, вы уже знаете. На следующий день, по дороге к пещерам, я сознался Роджеру, для чего просил денег. Он знал о Джемме, то есть знал, что это моя девушка, и видел ее фотографию. Говорил, что она выглядит симпатичной. Когда я объяснил, почему Джемма отказывается приходить к нам домой и как обстоит дело с ее матерью, Роджер сказал, что мы оба ведем себя как неразумные дети. Сказал, что он, разумеется, оплатит лечение миссис Кембелл, а я должен привести к нам Джемму, и он постарается доказать, что не является таким извергом, как она считает. Потом... когда он уже умер, я договорился с Анной, что буду посылать ей деньги для Джеммы. Отец Анны адвокат и раньше, когда был жив мистер Кембелл, вел его дела. Анна уговорила отца представить дело так, будто это доходы от капитала, который мистер Кембелл в свое время вложил в прогоревшую фирму, якобы восстановившую теперь свое положение. Джемма ничего не смыслила в делах, и обмануть ее было очень просто – она поверила. Это было все, что я мог для нее сделать. Сам я прекратил с ней всякую связь, так как был не в состоянии объяснить, почему женился на Камилле, – для этого пришлось бы сказать, что я считаю себя убийцей.

Патрик взял стакан с темно-красной жидкостью и залпом выпил. Бэрриджу показалось, что это вино.

– Напрасно вы так пьете, – сказал он. – Мистер Рэморни был бы недоволен.

– Почему? – с удивлением спросил Патрик, потом догадался. – Это сок. Вишневый. – Он грустно улыбнулся. – Раньше я любил апельсиновый, но после смерти Луизы не могу на него смотреть.

Он поставил стакан на столик. Сенбернар широко зевнул и облизнулся.

– Ник намекает, что мой визит затянулся. Вы устали, Патрик. Отдохните, а мне надо кое-что обдумать.

И Джеральд Бэрридж принялся раскладывать отдельные кубики этой головоломки по своим местам, чтобы получить законченную картину.