Текст книги "Ночной поезд в Мемфис"

Автор книги: Элизабет Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Глава четырнадцатая

Итак, все началось сначала.

Так подумала я, когда, проснувшись, обнаружила, что нахожусь в большой комнате, обставленной старинной мебелью. Я чувствовала себя спокойной и расслабленной. Это единственный положительный эффект транквилизаторов. Они делают человека невозмутимым.

Но где-то в глубине моего фармацевтического спокойствия оставался крохотный участок мозга, взывавший к бдительности. Думай! – словно бы кричал он. Делай что-нибудь. Не лежи, как бревно, постарайся выбраться отсюда.

У Лэрри было время, чтобы отвезти меня обратно в Луксор, – уже наступила ночь, за окнами царила непроглядная тьма. Но я понимала, что нахожусь не в его лук-сорском доме: мебель хоть и была старинной, но не такой ухоженной, как у него, – позолота стерлась, а матрас, на котором я лежала, попахивал сыростью. То ли у Лэрри есть временная квартира в Каире, то ли он остановился у друга. (У него ведь столько друзей!) Не походила комната и на гостиничный номер: я не видела ни телевизора, ни прейскуранта обслуживания, ни телефона.

И на двери изнутри не было ни ручки, ни цепочки. Дверь запиралась снаружи. Удивило ли меня это? Нет.

Я ощущала лишь легкое раздражение из-за того, что отчаянный внутренний голос старался вывести меня из состояния успокоительного оцепенения.

Окна были не заперты. Они выходили на маленький балкончик, где я постояла несколько минут, подставив лицо освежающему ночному ветерку. Только несколько огоньков мерцало сквозь кроны деревьев, верхушки которых дотягивались до балкона, но, как я с сожалением отметила, отстояли от него слишком далеко, чтобы рассматривать их как возможность для побега.

Земля виднелась далеко внизу. Я не заметила ни единой опознаваемой приметы – ни башен, ни высоких отелей, ни даже пирамид. Дом скорее всего находился в отдаленном пригороде.

Примыкавшая к комнате ванная когда-то, видимо, была роскошной, но теперь плитка обвалилась, а мрамор потускнел. Вода из крана потекла ржавая.

Когда она немного очистилась, я сполоснула лицо и руки, потом вернулась в комнату и села. Выбор был невелик.

К этому времени оцепенение прошло, и теперь я пребывала в состоянии унизительной, отвратительной паники. Предыдущие часы спокойными не назовешь: я испытала смертельный страх, порой теряла самообладание и способность трезво мыслить, но теперешнее положение оказалось гораздо хуже – словно именно в тот момент, когда я решила, что могу наконец присесть и расслабиться, из-под меня выбили стул. Справедливости ради следует сказать, что горло у меня пересохло и руки дрожали не только из-за мыслей о планах, которые Мэри лелеяла в отношении меня самой. Джон и Шмидт могли находиться где-нибудь в соседней комнате, и Мэри, вероятно, трудилась над одним из них или над обоими. А Фейсал, возможно, уже мертв.

Не храбрость, а отчаяние заставило меня встать. Я обязана все выяснить. А что, если правда не так страшна, как картины, которые рисует мне воображение? Во всяком случае, хуже она быть не может.

Я заколотила в дверь и спустя несколько мгновений услышала, как ключ поворачивается в замочной скважине. Дверь открылась. Страж не наводил на меня дуло пистолета, в этом не было необходимости, потому что стражем оказался Ханс, мой старый знакомый, человек с лицом, похожим на морду гигантского барана, и сложением великана. Абзац.

Мышцы у Ханса есть, по-моему, даже на ушах, а росту в нем – почти семь футов.

Египетское солнце потрудилось над его светлой кожей: щеки обгорели и шелушились.

– Guten Abend, Fraulein Doktor, – вежливо сказал он. – Also, Sie sind aufgewacht [60]60
  Добрый вечер, фройляйн доктор. А мы уж заждались (нем.).


[Закрыть]. Пойду доложу.

Прошло десять бесконечных, изматывающих душу минут, прежде чем дверь открылась снова. Когда я увидела Лэрри, мышцы мои расслабились. Не то чтобы вид его был мне приятен, но я определенно предпочитала его общество обществу известной дамы. За Лэрри следовал Эд с подносом. Официант из него получился никудышный.

– Испытываете недостаток в прислуге? – поинтересовалась я, когда Эд неловко поставил поднос на стол и ретировался к двери, где встал со скучающим видом, скрестив руки на груди. Похоже, именно в этом состояли все его обязанности.

– Вы сильно расстроили мои планы, не скрою, – признался Лэрри, – но лишь на время. Хотите попить?

Бутылка минеральной воды на подносе была непочатой и крышка казалась нетронутой. Лэрри с нескрываемым удовольствием наблюдал, как я исследую ее.

– У вас все равно нет выбора, – любезно заметил он, – вы можете объявить голодовку, но без воды в здешнем климате не обойтись.

Учтивый, как обычно, он не стал добавлять, что существуют и иные, менее безболезненные способы воздействия.

– Ну и каковы же ваши планы? – спросила я.

Лэрри откинулся на спинку стула и оглядел меня с довольной улыбкой.

– Вы незаурядная женщина, Вики. Вы, верно, удивитесь, но, сообщая в посольство о том, что мы помолвлены, я вдруг счел идею не столь уж и абсурдной.

– Лучше останемся друзьями, – съязвила я. Лэрри рассмеялся.

– Ваше сердце принадлежит другому? И все же подумайте, Вики, это неплохой выход из создавшейся затруднительной ситуации.

– Где он?

Лэрри не спросил, кого я имею в виду.

– А разве вы не знаете?

– Мы разделились сегодня утром. – Это я могла ему сообщить, ничем не рискуя, он наверняка сам уже знал, что мы с Фейсалом ехали вместе, и мог легко догадаться, что Джон со Шмидтом составили другую пару.

– Я думал, вы знаете. Конечно же, место встречи назначено в Каире? Не беспокойтесь, я не прошу вас сообщить, что это за место. Мы уже предприняли необходимые меры, чтобы проинформировать его о том, что вы гостите у меня. Он будет здесь с минуты на минуту.

Значит, они его не схватили. На моем лице отразилось облегчение. Лэрри покачал головой:

– Не питайте напрасных иллюзий, Вики. Под вашим балконом стоит стража, а за каждой дверью ведется наблюдение.

Следовательно, они рассчитывают на обмен – во всяком случае, собираются его предложить. Джон наверняка об этом догадывается.

– Как вы связались с ним?

– Дорогая моя, сегодня вечером ваше милое личико не сходило с телеэкранов по всем каналам. А я сам выступил с пресс-релизом. Не сомневаюсь, он все это видел, он ведь внимательно следит за новостями. Вы пережили шок и теперь страдаете от физического и нервного истощения на вилле президента Американо-египетской торговой компании. Сам президент большую часть времени проводит в Штатах, но был счастлив предоставить свой дом в полное распоряжение вам и вашему заботливому жениху.

А если я ненароком упаду с балкона или взрежу себе вены, мой заботливый жених скажет, что это самоубийство, совершенное в состоянии нервной депрессии. И я вслед за Фейсалом пополню список жертв.

– Что с Фейсалом? – Я заставила себя задать этот вопрос, очень боясь услышать страшный ответ.

Лэрри махнул рукой, показывая, сколь мало занимает его жизнь Фейсала:

– Забудьте о нем, он свою роль отыграл. Шмидт и Тригарт – вот кто меня интересует, и вас должны интересовать именно они, потому что лично вам ничто не угрожает, если они согласятся сотрудничать с нами. Нет, не перебивайте, дайте мне закончить. Зачем мне причинять вам вред? Как только я покину страну, вы ничего не сможете доказать, без этого нагрудного украшения вам не на что будет опереться.

Мое смятенное молчание он истолковал как готовность воспринять его доводы. Наклонившись вперед и пристально глядя на меня, он продолжал:

– Чтобы остановить меня, вы взвалили на себя массу хлопот, подвергали себя опасностям, страдали. Это, несомненно, достойно восхищения, но глупо. К чему рисковать жизнью, чтобы предотвратить столь безобидное деяние? Древности, которые я приобрел, будут у меня в большей сохранности, чем в их естественной среде. То, что я делаю, есть акт спасения, а не осквернения.

Эти аргументы были мне хорошо знакомы. Грабители, воры да и иные археологи приводят их испокон веков и, к сожалению, порой встречают понимание. Метопы Парфенона, мол, неизбежно погибли бы, если бы не были перенесены в музеи. Я не согласна с такой точкой зрения, но у меня не было настроения вести с Лэрри теоретическую дискуссию.

Такой взгляд, как сейчас у него, я однажды уже видела – у жалкого, робкого маленького человечка, который пытался разбить статую Дианы в нашем музее. Охране удалось предотвратить акт вандализма, а я побеседовала со злоумышленником потом, когда он сидел под замком в полицейском участке. Он был безупречно вежлив, охотно объяснил мне, что Бог велел ему разрушать языческие идолы, и никак не мог взять в толк, почему мы не понимаем его побуждений.

У них с Лэрри были разные цели, но одинаковый склад ума – своего рода мозговой запор, да простится мне столь грубая метафора; сквозь стену их убежденности в собственной правоте никакие контраргументы не проникали.

Когда дверь открылась, Лэрри недовольно нахмурился и оглянулся: мы так мило беседовали, он был уверен, что я вот-вот с ним соглашусь.

Волосы у нее были связаны на затылке шарфом в тон светло-голубого платья совершенно детского фасона: с широкими бретельками на плечах и большими накладными карманами на присборенной юбке. На вид ей можно было дать лет шестнадцать. Греческие сережки сияли на фоне копны темных волос.

– Оно у нее? – спросила Мэри жестко, вовсе не по-детски.

– Об этом мы еще не говорили, – ответил Лэрри, – но я сомневаюсь. Пожалуйста, уйдите.

– Вы обещали мне...

– Нет, не обещал. Выйдите и оставьте нас одних.

Она злобно посмотрела на меня, потом на него и выскользнула за дверь.

– Эта женщина начинает доставлять чертовски много неприятностей, – негромко сказал Лэрри. – По-моему, она не совсем нормальна.

– Знаете, Лэрри, в этом что-то есть. Почему бы вам не уволить ее? Вы ведь ее наняли.

– Нет, ее я не нанимал. Я договаривался с ее братом, очень компетентным человеком.

«Компетентный» Лиф, это он-то нормальный? Я вспомнила нашу с ним последнюю встречу. Нож, которым он полосовал меня, так и остался у него в руке, когда Джон погрузил его в ледяную воду.

Лоб Лэрри разгладился.

– Как бы то ни было, терпеть осталось недолго. Я, разумеется, порву с этой компанией, как только все закончится. Мне бы этого не хотелось, потому что в прошлом они прекрасно поработали на меня и даже она поначалу действовала весьма эффективно. Некоторые ее идеи были просто великолепны – например, идея подложить убитому агенту ложное «донесение», чтобы заполучить вас на борт теплохода и тем самым заставить Тригарта хорошо вести себя.

– О, – только и произнесла я. Лэрри, похоже, ожидал большего, но похвалить Мэри за блестящую идею, о которой он поведал, было выше моих сил.

– Ее организация совсем неплохо справлялась с задачей, – продолжал Лэрри. – Однако в последние несколько недель Мэри стала вести себя странно, и мириться с этим я не собираюсь. Это уже неэффективная работа.

– Правильно, – я с трудом сглотнула слюну.

– Вики, мне нужно нагрудное украшение Тутанхамона, – сказал Лэрри. – Оно у вас?

– Что? А-а, – как завороженная, следуя за ходом мыслей Лэрри, рожденных его воображением, населенным призрачными монстрами, я почти забыла о Тутанхамоновой подвеске. – Нет, у меня его нет. Вы же обыскали меня. Лэрри явно стало неловко:

– Согласитесь, самым деликатным образом, – заметил он. – Мэри хотела... Но я этого, разумеется, не позволил.

– От всей души благодарю вас, – сказала я, и действительно была ему благодарна. У меня мурашки бегали по коже, когда я представляла себе, как эти маленькие ручки прикасаются ко мне.

– Подвеска – очень крупный предмет, – продолжал Лэрри, – не верится, что я сам мог потерять ее. Впрочем, я и не думал, что Тригарт доверит ее вам. Он ведь не доверил, нет?

– Если только он не более скрытен, чем я предполагаю, к настоящему времени она уже спрятана в надежном месте.

– Ну вот и хорошо. – Лэрри встал. – Он вернет ее нам в обмен на вас. Так что видите, Вики, вам совершенно не о чем беспокоиться. Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы вы чувствовали себя уютнее?

Этому, безусловно, способствовал бы его уход, но было бы бестактно делать подобные замечания, поэтому я лишь отрицательно покачала головой.

– Отдохните немного, – заботливо предложил Лэрри. – Я дам вам знать, как только он объявится.

Мэри была не единственной, кто за эти последние дни преступил черту. Или Лэрри всегда было свойственно решительно не замечать пагубных последствий, к которым ведут его «безобидные» планы? Может быть, они все такие – президенты, председатели и генералы, которые сидят в своих кабинетах, варятся в мирке своих фантазий и отдают приказы «поразить цель» или «немедленно завершить операцию»? Они ведь никогда не видят корчащихся от боли, истекающих кровью людей, ставших жертвами их приказов.

Я не легла отдыхать и не прикоснулась к еде, стоявшей на подносе. Она выглядела не слишком аппетитно – сухие бутерброды и давно увядший салат, в котором, вероятно, гнездились колонии здоровеньких тифозных бактерий. Видимо, в доме либо мало, либо вовсе нет прислуги. Должно быть, Лэрри не прихватил с собой всю свою команду – кому-то ведь следовало оставаться на теплоходе. Поскольку Мэри и Ханс были здесь, Макс и Руди скорее всего тоже где-то поблизости. Сколько еще народу в доме?

Впрочем, какая, к дьяволу, разница! Все равно мне отсюда не выбраться, а Джону не проникнуть сюда незамеченным.

Я вышла на балкон. Внизу – далеко внизу – увидела мощеную террасу. Смягчить падение мог лишь один жалкий кустик, торчавший посередине. Там, внизу, стоял Руди, во всяком случае, гибкая, словно кунья, фигура в тени напоминала его. И в довершение всех бед балконные перила зашатались, когда я оперлась о них. Значит, не стоило и пытаться использовать банальный способ побега при помощи связанных простыней. Даже если бы Руди не устроил засаду под балконом, эти перила не выдержали бы веса здоровой женщины в шесть футов ростом.

Я обшаривала ванную в поисках старого лезвия или пилочки для ногтей, когда дверь в спальню отворилась.

– Он уже едет, звонил несколько минут назад.

Ее глаза возбужденно блестели. Маленькие крапинки застыли в радужной оболочке зрачков словно мертвые насекомые в кусочке янтаря. Сердце мое не просто упало, оно пыталось выскочить наружу сквозь пятки.

– Итак, – оживленно продолжала Мэри, – мы должны подготовиться к его приходу, не так ли? Садитесь на стул. Нет, не в большое и удобное кресло, а вот сюда.

Стул с прямой спинкой был обит вытертой парчой.

– Благодарю, – гавкнула я в ответ, – лучше я постою.

– Ну, как хотите, если вам так удобней... – Она повернулась к двери: – Ханс! Иди сюда!

Лицо Ханса не способно выражать тонких эмоций, но мне показалось, даже он заподозрил, что с малышкой Мэри не все в порядке.

– Aber gnadige Frau, Herr Max hat mir gesagt... [61]61
  Но, милостивая фрау, герр Макс мне сказал... (нем.).


[Закрыть]

– Чьи приказы ты обязан выполнять? Я не собираюсь причинять ей вреда, – неубедительно заявила она. Во всяком случае, меня ее заявление не убедило. Бедный озадаченный Ханс пожал плечами, и передвижная глыба мускулов направилась ко мне.

Увидев это, я схватила со стола вазу и замахнулась. Удивительно, но удар пришелся Хансу прямо в грудь. Совершенно неудивительно, что это даже не замедлило его продвижения.

Итак, я села на стул, и Ханс стал привязывать мои запястья и щиколотки веревкой, которую Мэри предусмотрительно принесла с собой. Работал он без вдохновения: узлы не были болезненно тугими. Ханс не получал удовольствия, причиняя людям боль, он просто убивал их.

– Лэрри это не понравится, – заметил он.

– Лэрри знает, что я здесь. – Мэри выпроводила Ханса за дверь и заперла ее. – Я говорила Лэрри, что мой дорогой супруг – очень изобретательная свинья и глупо рассчитывать на какие-то призрачные возможности.

– А вы на самом деле женаты?

– По всем законам Божьим и человеческим. – Мэри стояла, засунув руки в карманы и прислонившись к столу. – Однако браку нашему осталось длиться недолго, – охотно сообщила она, – по-своему меня это даже огорчает: ненавижу черный цвет, он мне не идет. И постель с ним была весьма интересным опытом.

– Ах, оставьте, Мэри, – сказала я, – меня вам не обмануть. Джон с трудом выносил даже ваше случайное прикосновение. Это вы вечно висели на нем, вместо того чтобы...

Никогда бы не поверила, что у такой мягкой маленькой ручки может быть такой тяжелый удар. Когда у меня перестало звенеть в ушах, я спросила:

– Лэрри санкционировал мое избиение?

– Он отобрал у меня нож, – Мэри понизила голос, и золотистые глаза ее зловеще замерцали, – но против этого не возражал. Несколько синяков на вашем лице сделают Джона более сговорчивым. Вы его выдрессировали словно павловскую собаку. Не понимаю, как вам удалось...

Она с любопытством оглядела меня с головы до ног и обратно. Я понимала, что ее удивляет: как может нормальный мужчина предпочесть амазонку в шесть футов ростом с язвительным язычком и характером, как у ежа, миниатюрной красотке? Признаться, меня это тоже удивляло – не то, что Джон устоял перед маленькой мисс Мэри Потрошительницей, а то, что он так долго встречался со мной.

Резким движением она выдернула из ушей очаровательные греческие сережки и швырнула ими в меня:

– Они предназначались вам, вы не знали? Я заставила его отдать их мне. Вам нравилось видеть меня в этих сережках?

– Ах, вот в чем дело! То-то я удивлялась: это же не ваш стиль.

– Зато они были знаком любви, не правда ли? Нечто совершенно особенное, с любовью выбранное для женщины, которая способна оценить такую вещь. – Большим пальцем она ласково поглаживала гигантский бриллиант на своем кольце.

Я догадывалась, что она намеревается сделать, и вздохнула с облегчением, когда Мэри решила сначала попробовать интеллектуальную пытку:

– Хотите узнать, как поживают остальные ваши друзья?

Я пожала плечами:

– Шмидта не поймали, иначе вы бы сказали мне об этом. Фейсал... Боюсь, что Фейсал мертв.

– О нет, – ласково сказала Мэри, – еще жив. Правда, он никогда больше не смог бы ходить, но это его не слишком огорчит, поскольку он скоро узнает, что будет повешен за предательство. – Кончик маленького розового язычка высунулся из приоткрытых губ. Она получала такое удовольствие, что даже не услышала голосов, раздавшихся снаружи.

Есть стихотворение о разбойнике, который скакал, скакал, скакал на лошади, пока не прискакал к дверям старой гостиницы. Солдаты схватили его возлюбленную и хотели использовать ее в качестве приманки, они привязали ее к стулу и держали на мушке. Но когда она услышала цокот копыт его лошади, то умудрилась дотянуться до курка направленной на нее винтовки и нажать на него. «И смертью своей отвела от него беду...»

Я всегда удивлялась, почему она просто не закричала?

Ах да, наверное, крика он бы не услышал из-за цокота копыт. Или такой вариант не укладывался в стихотворный размер? В меня никто не целился, да Джон и сам знал, что здесь солдаты, поэтому я просто запрокинула голову и истошно завопила. Но вырвалось у меня имя не моего возлюбленного.

– Макс! Эй, Макс! – закричала я.

Джон ворвался в комнату первым, но Макс следовал за ним по пятам. Только позже я поняла значение такой очередности.

Павловский условный рефлекс оказался не таким сильным, как полагала Мэри. Сделав несколько шагов, Джон остановился. Он лишь скользнул взглядом по мне и вперил его в Мэри.

– Опять мелодрама, – раздраженно сказал Макс. – Как мне это надоело! Вам запретили входить сюда, Мэри. Мистер Тригарт готов договориться с нами. Он будет только раздражаться, если вы не прекратите делать глупости.

– Я уже достаточно раздражен, – заявил Джон и, покосившись на меня, спросил: – Ты...

– В порядке, в порядке, – поспешила заверить я, растягивая губы в некое подобие улыбки: у меня болела щека. – Надеюсь, ты припрятал пару тузов в рукаве? Если нет, идея прийти сюда была не самой плодотворной.

На нем все еще был костюм Кейта, но дешевую краску с волос он смыл. Стараясь не встречаться со мной взглядом, он сказал, обращаясь к комнате вообще:

– Она всегда лепечет ерунду, когда нервничает, а Мэри нервирует людей. Пусть она уйдет.

Теперь в комнату вошел Бленкайрон.

– Черт! – воскликнул он. – Мэри, я же говорил вам... Она презрительно рассмеялась:

– Какая у вас избирательная память, Лэрри.

– Да, но уж, во всяком случае, я не позволял вам... – Он не мог даже выговорить таких ужасных слов. – Мне очень жаль, Вики. Я действительно разрешил ей побыть с вами, но не санкционировал...

– Молодец, – перебила его я. – Как насчет того, чтобы меня развязать?

Никто не обратил внимания на мое наивное предложение. Мэри отступила на несколько шагов, а Макс с плохо скрываемой злостью сказал:

– Мы можем теперь разумно обсудить ситуацию? Нагрудное украшение при вас, мистер Тригарт?

– Вы прекрасно знаете, что нет, – ответил Джон, – вы же видели, как Руди обыскал меня.

– Где оно?

– Не ваше собачье дело. Ну-ну, Макси, сохраняйте спокойствие. Это украшение – мой туз в рукаве. Ведь вы не рассчитывали, что я смиренно отдам его вам, ничего не получив взамен?

– Нужно ли спрашивать, что именно вы хотите взамен?

– Разумеется, нет. И пожалуйста, не принимайте меня за дурака и не предлагайте вернуть Вики после того, как я предъявлю товар. Я требую, чтобы ее освободили сейчас же и дали возможность благополучно добраться до посольства. Как только она позвонит и скажет, что все в порядке, а посол это подтвердит, я доставлю вам то, что вас интересует.

– Мы могли бы заставить вас сказать, где вы прячете подвеску, – возразил Макс.

– Вы, разумеется, могли бы попытатьсяэто сделать, – приветливо ответил Джон. Прислонившись к комоду и засунув руки в карманы, он недурно изображал беспечную самонадеянность, но нервы у него были натянуты до предела, по крайней мере от меня это не укрылось. Он изо всех сил старался не смотреть в мою сторону. – Но для вас это не самый плодотворный способ добиться желаемого, – продолжал он. – Вы меня хорошо знаете, Макси, так неужели думаете, что мне не наплевать на музей, на гробницу и на все проклятые древности на земле? Я даже готов совершить ограбление музея, если вам это так уж необходимо.

– Готовы? – оживился Бленкайрон. – Но вы же говорили...

Джон поднял бровь:

– Я не возражал против ограбления музея. Отказаться меня заставило смутное подозрение, что живым мне из этой аферы не выйти. Я охотно померяюсь силами с обычной системой охраны, но не желаю быть пристреленным или получить нож в спину от своих предполагаемых помощников.

Макс казался немного смущенным.

– Я был против, – сказал он. – Я не сомневался, что вы заподозрите нечто в этом роде, и на самом деле не было необходимости...

Джон оборвал его. Он смотрел на Макса, но я знала, что он контролирует каждое движение, каждый вздох Мэри. Она была самым ненадежным и непредсказуемым звеном в схеме взаимных интересов, которую он выстраивал с такой мучительной скрупулезностью. Я боялась пошевелиться или произнести хоть слово, чтобы не испортить ему все дело, и знала, почему он не смотрит на меня.

– Да, необходимости в этом не было, – согласился Джон. – Вы – деловой человек, Макс, а единственная забота мистера Бленкайрона – улизнуть с милыми его сердцу игрушками. Моя же единственная забота – это собственная жизнь и жизнь Вики. Мое предложение позволяет всем получить желаемое, но принимать решение вам придется немедленно. У герра Шмидта встреча с директором музея через... – он взглянул на дешевые часы, которые надел взамен старых, – через час с четвертью. Если я не свяжусь с ним до того, как он на нее отправится, он захватит подвеску с собой, и тогда, извините за клише, жребий будет брошен. Если Вики не уйдет отсюда в течение ближайших пяти минут, я едва ли успею предотвратить такой ход событий.

Глаза Макса сузились:

– Мы должны все обсудить. Это требует консультаций.

– Кто же виноват, что вы выбрали в качестве убежища столь удаленное место? – сказал Джон. – В Каире, как вы знаете, улицы запружены транспортом днем и ночью.

Может быть, какие-то космические силы и впрямь принимали участие в этом деле. Я почти увидела, как некие линии напряжения скрестились в воздухе, словно разноцветные веревочки в детской игре в «корзиночку». Напряженное манипулирование этими нитями начинало сказываться на Джоне: его небрежная поза не переменилась, но лицо покрылось испариной.

– Звучит логично, – медленно произнес Бленкайрон. – Пока Тригарт в наших руках, остальные не решатся...

– Идиоты! – вдруг вмешалась Мэри. – Разве вы не видите, что он делает?

Она стояла спокойно, скрестив руки и слегка наклонив голову, в своей обычной позе покорности и смирения, и мужчины, да благословит Господь их мужской шовинизм, не принимали ее всерьез. Но я испугалась того, что могло произойти, и Джон тоже. Он выпрямился, вынув руки из карманов, однако, прежде чем он успел что-либо произнести, Бленкайрон сердито сказал:

– Стойте смирно. Вы и так наделали много глупостей, Мэри.

– Сентиментальный кретин! – Она шагнула вперед. В руках у нее ничего не было, но пальцы сжались в кулаки. – Вы слишком рафинированны для того, чтобы ударить женщину, не так ли? А ты, Макс, ты тоже размяк? Боюсь, я не смогу отметить в отчете, что ты действовал эффективно. Неужели вы на самом деле так глупы, что позволили ему загипнотизировать вас и готовы отдать единственное, что способно заставить его работать на нас? Я покажу вам, как добиваться того, чего хочешь. Держи его, Макс!

Она не потрудилась удостовериться, что Макс исполнил ее приказ, ей и в голову не пришло, что он может ослушаться.

Кому нужен нож, когда есть бриллианты? Они ведь тверже стали. Она повернула кольцо бриллиантом внутрь и ударила меня по щеке. Камень прорезал длинную жгучую рану.

Когда я открыла глаза, Джон держал ее за горло. Я видела, как она хватает ртом воздух и как темнеют ее щеки.

Макс не шелохнулся.

Джон мог бы сломать ей шею одним движением своих длинных умелых рук, но когда он отпустил ее и тело словно мешок рухнуло на пол, Мэри была жива: я слышала хрип, с которым она втягивала в себя воздух. Руки у Джона повисли вдоль туловища словно плети. Я не видела его лица, он стоял ко мне спиной.

Макс вздохнул:

– Вы удивляете меня, мистер Тригарт. Мистер Бленкайрон, думаю, вам нужно уходить.

Лицо Лэрри исказила гримаса отвращения и ужаса.

– Да, да, – пробормотал он, – так будет лучше. Корабль скоро причалит, я поеду к пристани и... Вы здесь... э-э... все устроите, Макс?

– Не беспокойтесь, мистер Бленкайрон. Я все сделаю.

– Вы очень компетентный человек, Макс, предоставляю вам действовать самостоятельно. Вики, я... э-э... с вами все будет в порядке. Надеюсь, мы увидимся снова при более... э-э... приятных обстоятельствах.

Дверь за ним закрылась.

Джон повернулся. У него был нехороший цвет лица, по щекам стекал пот, но голос звучал хладнокровно и иронично:

– Жаль, что мы не предложили ему стакан воды, чтобы он успокоился. Макс, не делайте ничего, о чем можете потом пожалеть. Вы ведь понимаете, что все кончено?

Он отступил назад, поближе ко мне, потому что Макс двинулся вперед.

– Понимаю, – спокойно ответил Макс. Наклонившись, он поднял потерявшую сознание Мэри и понес, как я думала, к кровати, но вместо того, чтобы положить ее, проследовал дальше, на балкон. Когда он вернулся, в руках у него ничего не было.

Все произошло так спокойно и быстро, что я даже не поняла, что случилось, пока Джон отчаянно не рванулся к балкону, но тут же резко остановился.

– С этим покончено, – сказал Макс. – Я, честно говоря, надеялся, что вы сделаете это за меня, но, очевидно, переоценил вас. Не важно, бремя ответственности все равно падет на меня. Если вы оба посидите тут – ну, скажем, часок, этого будет достаточно. Потом можете спокойно выходить из дома. Уитбред ушел вместе с Бленкай-роном, а Руди и Ханс уйдут со мной, так что вас никто не остановит.

Джон откашлялся:

– Хотите сказать, что вы...

– Я профессионал, мистер Тригарт, и не недооцениваю вашего ума. Когда я узнал, что вы с герром Шмидтом невредимы и добрались до Каира, то понял, что мы проиграли. Герр Шмидт, разумеется, должен был сразу же поставить власти в известность. Авторитет у него столь высок, что они обязаны будут его выслушать и принять соответствующие меры, как бы им это ни претило. Они бы уже колотили в эту дверь, если бы не надеялись, что вам удастся освободить доктора Блисс мирно.

Он подождал подтверждения. Джон молча кивнул.

– Поэтому, – продолжал Макс, – я попросил мистера Бленкайрона оплатить наш весьма солидный счет и заказал билеты на самолет. У него нет моего опыта; боюсь, несчастный так и не понял, что на пристани его корабль уже поджидают. – Макс глянул на часы. – Мне действительно пора. О, простите, доктор Блисс, думаю, мистеру Тригарту будет легче освободить вас, если я верну ему его карманный нож.

Джон достаточно пришел в себя, чтобы поймать брошенный Максом нож, хотя движения его были лишены обычной плавности.

– Благодарю вас. Надеюсь, бремя ответственности не будет возложено и на меня?

– Только до тех пор, пока это не коснется моих нанимателей. – Джон попытался возразить, но Макс мягко продолжил: – Вы должны понять – признав свою ответственность, я навлеку на себя как минимум упрек, а я горжусь своим послужным списком и не желаю пятнать свою репутацию. Вы вольны сказать полиции, что захотите. И не беспокойтесь о воздаянии: с финансовой точки зрения дело было выгодным, а на взаимные упреки у нас с вами нет времени. Мы не станем беспокоить вас, если вы будете держаться от нас подальше.

– Смею вас уверить, это самое горячее мое желание, – сказал Джон. Он разрезал веревки, которыми были привязаны к стулу мои ноги, и теперь, зайдя сзади, освободил руки. Я осталась сидеть. Разговор, происходящий между ними, лишил меня дара остроумия.

– И мое тоже, – ответил Макс. – Я вас не люблю, мистер Тригарт, и надеюсь никогда больше не увидеть. Прощайте. Прощайте, доктор Блисс.

– Прощайте, Макс, – ответила я. – Не могу заставить себя поблагодарить вас, но...

– Вы мне ничем не обязаны. – Он мгновение колебался, потом легкая улыбка коснулась его тонких губ. – Желаю вам удачи. Если вы получите то, чего явно желаете, она вам пригодится.

В глубине души я надеялась, что теперь, когда мы остались одни, мой герой, мужчина, который рисковал всем ради моего спасения, заключит меня в объятия, поднимет и, тесно прижимая к себе, станет бессвязно шептать нежные слова, как это принято в романтических повествованиях. Но Джон стоял неподвижно, с отсутствующим видом глядя на закрывшуюся дверь. Пришлось встать самой. Ноги у меня, кажется, действовали нормально, и я даже полагала, что вполне отдаю себе отчет в собственных действиях, пока не обнаружила, что слепо бреду по направлению к балкону.