Текст книги "Ночной поезд в Мемфис"

Автор книги: Элизабет Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Глава тринадцатая

– Они его схватили, – прошептала я.

– Или он нас заложил?

– Он бы не сделал этого, ведь правда?

– Конечно, хочется верить. – Джон говорил так тихо, что я едва его слышала. – Но, полагаю, есть и другие варианты...

– К черту другие варианты! Нужно рассчитывать на худшее, как ты любишь говорить. Что нам теперь делать?

– Ты можешь делать, что хочешь, – ответил Джон, – а я собираюсь... э-э-э... лечь.

Так он и сделал, хотя правильнее было бы сказать, что он не лег, а опрокинулся на спину.

Выглядел он весьма мирно: лежал, подложив под голову согнутую в локте руку, но когда я тронула его за щеку, не шелохнулся. Он весь горел.

В каком-то смысле так было даже легче: выбора не осталось. Я укрыла его пиджаком и отвела волосы со лба.

– Прощай, Джон, – прошептала я, – я люблю тебя. – И встала.

Его рука крепко ухватила меня за щиколотку и рванула так, что я в одно мгновение растянулась на земле.

– Куда это, черт возьми, ты собралась?

Песок гораздо тверже, чем кажется, а в этой части пустыни он еще и усеян камнями. Когда ко мне вернулось дыхание, вырываться было уже поздно: он перевернул меня на спину и прижал сверху.

– Подлый негодяй! – прошипела я. – Ты сделал это нарочно!

– Разве так разговаривают с любимым мужчиной? – Голос его звучал нормально, но по некоторым признакам я поняла, что он сдерживает смех. – Мне глубоко оскорбительно то, что ты подумала, будто я способен на такой мальчишеский мелодраматический трюк.

– Джон, ты в своем уме? Эти люди идут сюда...

– У нас еще полно времени. Так ты действительно хотела увести охотников от меня, рискуя быть пойманной? И готова была на участь худшую, чем смерть?

Его губы были сухими и горячими. Сначала. Я оторвалась от него.

– Ты не сумасшедший, ты бредишь. Пусти меня. Это сейчас единственный разумный выход.

– Нет.

– Да! Перестань.

– Нет. Почему я должен перестать?

– Потому что... – Я потеряла контроль над собственной речью, не говоря уж о ситуации вообще. – Посмотри...

– Не могу. Я занят.

– Они мне ничего не сделают, – сказала я, хихикая, как дурочка. Со мной такое случается в особо волнующие моменты, к тому же его ресницы щекотали меня. – Я скажу им...

– Не очень удачная идея, – возразил Джон, – потому что это, возможно, не полиция. А если нет, и если тебя схватят те, другие, придется идти выручать тебя, и все это порядком надоевшее мне представление начнется сначала.

– А ты пойдешь?

– Я же говорил, чтобы ты не задавала глупых вопросов. Скажи еще раз.

– Я люблю тебя.

– Значит, не послышалось. – Он поднялся на локтях и отпустил мои руки. Я обвила ими его голову и притянула к себе. Однако в этот момент что-то отвлекло меня – не только неестественный жар его лица, но и какой-то отдаленный звук. Повернув голову в ту сторону, откуда он доносился, я сказала:

– Подожди, не сейчас.

– Осторожность диктует продуманный образ действий. – Не двигаясь с места, он поцеловал меня в уголок рта. – Вики, я не мог сказать тебе правду. Не мог даже допустить, чтобы ты начала о чем-то догадываться. Они так зажали меня...

– Я знаю, Фейсал мне рассказал.

– Наверное, эту часть его рассказа я пропустил. Надеюсь, он представил меня в благоприятном свете?

– Ты вышел у него просто благородным сэром Галаха-дом, а я – гадом ползучим... О Боже, Джон!..

– Прости. Я сделал тебе больно?

– Да. Сделай еще. Нет! Нет, не надо, мы должны...

– Я действительно сделал тебе больно – в ту ночь, после того как ты танцевала с Фейсалом. Пока ты смеялась и бросала на него томные взгляды, она,прижавшись к моему плечу, наблюдала за тобой и с улыбочкой, тихо-тихо говорила такие гадости!.. Шмидт подоспел как раз вовремя, долго я бы сдерживаться не смог. А потом, когда увидел тебя, ты была так холодна и равнодушна... Я подумал, что безразличен тебе и... Но это все равно меня не оправдывает. Ты можешь?..

– Джон, – в отчаянии сказала я, – это не собака?

– Возможно. Они здесь бродят дюжинами и воют на... О! – Он поднял голову и прислушался. – Ты хочешь сказать, что это собака,а не собаки вообще? Будь я проклят, если ты не права. Это меняет дело. Человеческую погоню отвести можно, но когда в игру вступает лучший друг человека... Я начинаю ненавидеть этих проклятых животных. Сначала твой пес-дьявол...

– Сейчас же вставай! Огни были теперь гораздо ближе. Отдельные вспышки – скорее всего ручные фонарики, подумала я. Значит, это не полиция. Полицейские были бы оснащены посерьезнее и шума наделали бы побольше.

– Откуда они узнали, что мы направляемся именно сюда? – спросила я.

– Хороший вопрос. – Джон вскочил на ноги. Пустыня огласилась новым пассажем собачьего комментария, Джон отозвался на него сдержанным ругательством. – Кажется, мозги у меня совсем расстроились. Нам лучше спрятаться. Возможно, это излишняя предосторожность, но...

Мои мозги были не в лучшем состоянии, чем его. Как любое преследуемое существо, я руководствовалась в тот момент самым примитивным инстинктом: «Спрятаться! Где?»

– Знаю я одно место. Надеялся, правда, что оно не понадобится, поскольку известно, как ты боишься подобных мест...

– О нет! Только не в гробнице! Я не могу, Джон, действительно не могу!

– Не в гробнице. В гробницу мы не смогли бы проникнуть, даже если бы захотели, – они все запираются на ночь. Пошли!

Песок и камни у нас под ногами хрустели и шуршали при каждом шаге. Тень была недостаточно густой, а гряда скал между нами и преследователями – недостаточно плотной. Если бы Джон не тащил меня за собой, я бы села на землю и обреченно ждала своей участи, как загнанный кролик. В каком-то смысле мне было даже хуже, чем кролику, потому что я точно знала, что меня ждет, если меня схватят. Я видела, на что способна Мэри забавы ради, теперь же она разозлилась по-настоящему.

Скала была неровной, вся в уступах, я заметила в ней по меньшей мере дюжину небольших пещер, в которых можно было укрыться, но всякий раз, когда я направлялась к подобному убежищу, Джон тащил меня дальше. Казалось, он знал, куда шел. Откуда? Этот вопрос, как и множество других, пронесся у меня в голове и вылетел столь молниеносно, что не возникло даже намека на ответ.

Обогнув длинную гряду скал, Джон направился к отверстию пещеры. Луна уже садилась, но невероятно яркие звезды отбрасывали достаточно света, чтобы я могла видеть, насколько темной была пещера. По-настоящему темной. Очень, очень темной. Ему пришлось силой втащить меня туда. Здесь не было никакого света, чего нельзя сказать о звуках. Что-то пищало и хлопало, и тьма вокруг словно бы шевелилась.

Я бросилась к Джону и впилась ногтями ему в грудь, причем сделала это не слишком деликатно, так что, не стой он, прижавшись спиной к стене, мы бы оба повалились на землю. Он издал звук, который разнесся бы очень далеко, если бы плотно стиснутые губы не заглушили его. Потом его руки сомкнулись вокруг меня, и он прошептал мне прямо в ухо:

– Держись за меня, дорогая, это просто пещера, а в ней несколько безобидных летучих мышей – маленьких ленивых существ, которые наверняка уже вылетели.

– О Господи, – заскулила я. – Прости меня. Мне так стыдно. Я сделала тебе больно.

– Нет, ничего подобного. – Даже если бы мне никогда никто раньше не лгал, я бы поняла, что это ложь, а Джон столько раз лгал мне. – Послушай, Вики, не думаю, что они знают это место, но собака может их сюда привести. Если это случится, здесь есть другой выход, тоннель.

– Я не могу...

– Можешь. – Нам обоим приходилось шептать, теперь он, прижав губы прямо к моему уху, едва слышно выдыхал в него слова. – Постой секунду. Переведи дыхание.

Я попробовала отстраниться, чтобы не давить ему на грудь, но он сильнее прижал меня к себе. Его губы скользнули по моей щеке.

– Покажи, где этот тоннель, – пролепетала я.

– Через минуту.

Мне показалось, что это длилось гораздо больше минуты. Потом он ласково сказал:

– Вот здесь, – и повлек меня в глубину пещеры. – Вот, видишь?

– Ничего я не вижу!

– Тогда нащупай. – Он направил мою руку.

– Нащупала. Откуда ты знаешь про это место?

– Есть одна старая семья...

Ему не пришлось предупреждать меня, чтобы я замолчала: звук далеко разносится по ночной пустыне. Шаги слышались, правда, еще в некотором отдалении, но приближались.

Он взял меня за плечи и подтолкнул. Я воспротивилась – это было нетрудно.

– Ты первый, – сказала я.

– Я – следом за тобой.

Еще одна ложь. Поднявшийся в организме уровень адреналина и других гормонов временно придал ему силы, но я сомневалась, что он смог бы держаться вертикально, если бы не прислонялся к скале.

Иногда мои инстинкты срабатывают быстрее и лучше, чем мои так называемые мозги. Тот, что овладел мною теперь, вытеснил страх и даже инстинкт самосохранения. Мои руки были холодны, как лед, но не дрожали; о его руках нельзя было сказать ни того, ни другого. Пока он шарил в поисках моего запястья, я достала у него из кармана пистолет.

Собака была уже у входа в пещеру. Я услышала ее учащенное, возбужденное дыхание, затем из-под чьих-то ног покатился камешек и послышалось приглушенное ругательство. Неотчетливые очертания входа в пещеру осветились.

Я положила палец на курок и прицелилась, поддерживая кисть другой рукой.

Собака резко и повелительно гавкнула. Человек, вошедший вслед за ней, откашлялся:

– Э-э... доктор Блисс? Мистер Тригарт? Вы здесь? Это был не голос Макса. Этого голоса я вообще никогда прежде не слышала – неторопливый и неуверенный, с приятным южным акцентом.

Рука Джона нашла наконец мое запястье, он опустил мою руку, державшую пистолет. Незнакомец продолжал:

– Э-э... я не имел удовольствия познакомиться с вами, доктор Блисс, но э-э... если вы здесь, вы и... Черт возьми, Фидо, ты уверен, что привел нас куда надо? Глупый пес...

Фидо (Фидо!) возмущенно залаял.

– Ну ладно, ладно, – примирительно сказал человек, – я чувствую себя полным болваном, но если ты говоришь, что... Гм, мистер Тригарт, вы помните меня? Я Кейт Кендрик из Калифорнийского университета. Э-э... здравствуйте.

Я начала хохотать.

– Входите, пожалуйста, – пригласил Джон, – и извините доктора Блисс, с ней это иногда случается на нервной почве.

Автоматически продолжая хихикать, я загородилась рукой от света, ударившего в лицо. Фонарик держал высокий худой человек с рыжеватыми волосами и смущенной улыбкой. Собака, сидевшая у его ног, была похожа на тех дворняг, что ошиваются возле деревень, но на ней был ошейник и она бешено виляла хвостом.

Джон прочистил горло:

– Доктор Блисс, позвольте представить вам доктора Кендрика.

– Вики, – выдавила я, – рада познакомиться.

– Зовите меня Кейтом.

Я сделала над собой усилие и наконец перестала смеяться:

– Откуда вы узнали, что мы здесь?

– Он мне сказал, разумеется. Он вас ждал.

– Фейсал? – с сомнением спросила я.

– Нет, не Фейсал, – тихо пробормотал себе под нос Джон, – боюсь, это был не Фейсал. Боюсь... Нет, я этого не вынесу.

– Мы не встретились с Фейсалом, пока искали вас, – сказал Кендрик. – А он ожидал вас раньше и уже начал волноваться, поэтому мы сами пошли...

– Он?! – Я замахала руками. – Я тоже этого не вынесу. Кто – он?

Кендрик робко глянул на мою руку. Я и забыла, что все еще держу пистолет.

– Э-э... доктор Блисс, если вы будете так любезны убрать это... Он уже идет. Не волнуйтесь. Кажется, я слышу его шаги.

Никакое «кажется» тут не требовалось. Он мчался на всех парах, спотыкаясь и натыкаясь на все подряд. Ворвавшись в пещеру, он задыхался так, что не мог говорить, поэтому молча сгреб меня и повис на мне, громко сопя.

– Шмидт! – выдохнула я. – Шмидт, это вы? Слава Богу, с вами все в порядке. Что вы здесь делаете?

– А почему вы удивляетесь? – Шмидт отпустил меня. – Я же сообщил вам, что буду здесь. Guten Abend [54]54
  Добрый вечер (нем.).


[Закрыть], сэр... Джон, я так рад снова видеть вас!

Он бросился к Джону, схватил его за руку и начал трясти ее. Джон озадаченно улыбнулся.

– Амарна... – пробормотал он. – Вы ведь оставили нам эти путеводные ниточки: проспекты и...

– Да, да, и сумку! Я знал, что вы достаточно сообразительны, чтобы догадаться. Что же еще они могли означать?

– Амарна, – повторил Джон, – ну, конечно! Очень хитро.

– Шмидт, хватит трепаться, – сказала я, – он плохо себя чувствует.

– Ах, мой бедный друг! У вас жар, да? Мы сейчас же возвращаемся в дом. Вот так, я поддержу вас. – Он закинул руку Джона себе на шею.

Это было уж слишком для бедного Джона. Не знаю, дрожал он от озноба или от смеха, но ему кое-как удалось забраться в джип, где уже ждал Фейсал, однако после этого он повалился навзничь.

Наше возвращение в дом Кейта прошло не так незаметно, как хотелось бы. Кейту с Фейсалом пришлось нести Джона на руках, а Шмидт не умолкал ни на минуту. Но никто не вышел из соседних домов, чтобы поинтересоваться, что происходит. Иногда бывает безопаснее об этом не знать.

В доме было только две комнаты. Та, куда привел нас Кейт, вероятно, служила спальней. В ней стояли походная кровать, несколько ящиков, стол, стул, заваленные разными предметами мужского туалета, и лампа.

– Я бы не мог позволить себе столь комфортабельного жилья, если бы не щедрость мистера Тригарта, – сказал Кейт. – Надеюсь, его болезнь не слишком серьезна? Чем я могу помочь?

На мой взгляд, жилище вовсе не было комфортабельным. Мне оно не казалось даже гигиеничным. Но все равно это было гораздо лучше, чем любой ночлег, на который мы смели рассчитывать. Я попросила воды и с удовлетворением отметила, что благодаря щедрости Джона у Кейта было множество бутылок на выбор. Фейсал снаружи возился с джипом, Кейт пошел принести воды, а Шмидт присел на корточки рядом со мной, наблюдая, как я расстегиваю на Джоне рубашку и отклеиваю пластырь.

– Он ранен? – Шмидт был искренне огорчен, но я распознала в его голосе нотки удовольствия. Раны – это ведь так романтично. В любом чтиве Шмидта герои обычно получают раны в руку или плечо, кусая губы, сдавленно произносят: «Пустяки, просто царапина», после чего с голыми руками возвращаются к поединку с четырьмя или пятью вооруженными противниками.

– Можно сказать и так, – ответила я, снимая с Джона рубашку.

– Lieber Gott [55]55
  Боже милостивый (нем.).


[Закрыть], – прошептал Шмидт. – Кто это сделал?

– Потом расскажу. На самом деле это не так страшно, как кажется, Шмидт, – добавила я, поскольку по загорелым щекам Шмидта уже покатились слезы. – Жар у него от чего-то другого. Может быть... Может быть, он нуждается лишь в спокойном глубоком сне.

Джон открыл один глаз.

– Это был?.. – Глаз скосился в сторону Шмидта, потом снова закрылся. – Да, он! А я уж думал, мне померещилось. Я надеялся, что мне померещилось. Шмидт, что вы...

– Ruhig sein [56]56
  Ты сердишься (нем.) – вероятно, намек на изречение «Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав».


[Закрыть], мой бедный друг, – сказал Шмидт, – значит, все в порядке. Здесь вы в безопасности.

– Все вовсе не в порядке. – Джон приподнялся на локте. – Что вы...

– Поспите и отдохните, – настаивал Шмидт, пытаясь снова уложить Джона.

– Нет, лучше попей, ты, наверное, обезвожен, – я оттолкнула Шмидта и поднесла стакан с водой к губам Джона.

– Да, может быть, это действительно лучше, – согласился Шмидт.

– О Господи, да перестаньте же грызться надо мной, как собаки над костью! Я предамся вашим адским заботам, как только Шмидт скажет мне, что за дикую историю он поведал Кендрику.

– "Ты снова прежний Ричард!" – продекламировала я.

– Ричарду еще черт знает как далеко до того, чтобы стать прежним. К счастью для вас. Шмидт...

– А что? Я, разумеется, сказал ему правду.

– Боже, смилуйся надо мной! – Джон рухнул на твердую подушку.

– Я сказал, что вы разоблачили заговор с целью ограбления музея и направляетесь в Каир, чтобы довести свои сведения до властей, и что негодяи гонятся за вами по пятам, – продолжал Шмидт.

– Надеюсь, именно в этих выражениях? – Джон облегченно вздохнул, когда я начала протирать ему лицо мокрым полотенцем. – Что ж, могло быть и хуже. Вы не вдавались в подробности?

– Я не сказал ему ничего более, – возмущенно ответил Шмидт. – Уж мне ли не знать старого шпионского правила: выдавать неполную информацию. К тому же, расскажи я ему всю правду, он счел бы меня verrtickt [57]57
  Лжец (нем.).


[Закрыть]. А теперь вам нужно отдохнуть. Может быть, таблетку снотворного? У меня есть...

– Никаких таблеток, – твердо сказала я. – Он их и так уже слишком много принял.

В этот момент вернулись Фейсал с Кейтом.

– Ну как он? – спросил Кейт, склоняясь над постелью. – Боже всемогущий! Как это его угораздило...

– Случайно. Мелкая неприятность, – перебил его Джон. – Я вообще имею обыкновение натыкаться на них, особенно когда нахожусь в обществе определенных лиц.

– Ну, раз ворчит, значит, снова в нормальном состоянии, – сказал Фейсал, сбросил со стула кучу наваленной на него одежды и сел.

– Похоже, вам всем нужно выпить, – предложил Кейт. – У меня есть бутылка бурбона.

– И пиво, – подхватил Шмидт. – Я привез с собой.

– Ну разумеется, – заметила я, – где Шмидт, там и пиво. Простите, друзья, но вечеринка отменяется. Все – вон. Ему нужно отдохнуть.

– Только... еще одно. – Краткий прилив сил был у Джона на исходе. Он с трудом открыл глаза. – Шмидт, как вы сюда попали?

– Как? На поезде, конечно. Мое конспиративное послание вам...

– Мы получили и расшифровали, – угрюмо подтвердил Джон. – На каком поезде?

– Он вышел из Луксора в шесть часов вечера. Сердце мое разрывалось. Вики, оттого, что покидал вас, не узнав, успешной ли была ваша отважная вылазка, но я чувствовал, что вы справитесь. Ну а если это было не так, я все равно оказался бы вам полезнее, как можно скорее отправившись за помощью. Поэтому...

– Вы покинули отель вскоре после моего ухода. – Я начинала понимать, о чем подумал Джон, и полностью разделяла неодолимое любопытство, которое не давало ему забыться. – Полагаю, вы... замаскировались?

– Aber nattirlich! Они ведь могли искать нас и на вокзале. Хотите посмотреть, как я выглядел?

– Умираю от нетерпения, – с трудом ворочая языком, проговорил Джон.

Шмидт порылся в брошенных на стол вещах. Он был слишком доволен собой, чтобы ограничиться лишь показом своего конспиративного костюма, он надел его – длинная, запыленная черная галабея, того же цвета головной платок, непрозрачное покрывало, которым он закрыл лицо от кончика носа до самого подбородка.

– А еще я надел контактные линзы, – сказала маленькая пухленькая египтянка приглушенным голосом. – У меня от них страшно слезились глаза, потому что окна в вагоне были открыты и в них летели пыль и песок. Очень подходящий костюм, правда? Мне даже не пришлось сбривать усы, хотя я бы сделал это, Вики, если бы... Что случилось?

– Он потерял сознание, и я его понимаю, – ответила я.

Температура у Джона начала падать после того, как я обтерла его мокрым полотенцем. Обморок перешел в нормальный сон. Вымыв те части своего тела, которые не прикрывала одежда, а также некоторые, которые она прикрывала, я пошла в соседнюю комнату, где вечеринка была в полном разгаре.

Шмидт вскочил с единственного имевшегося в наличии стула:

– Пиво или бурбон, Вики?

– Ничего. Я... А впрочем, какого черта! Бурбон.

– Вам тоже следует отдохнуть, – сказал Шмидт, усаживая меня на стул и похлопывая по спине.

– Я отдохну. После того как мы решим, что делать дальше.

– В настоящий момент выбор у нас невелик, – сухо заметил Фейсал. Он сидел на полу, скрестив ноги, в грязной, запыленной одежде, с суточной щетиной на шеках. Никто не узнал бы в нем сейчас хорошо воспитанного, блестящего молодого профессионала с «Царицы Нила». – Нам придется оставаться здесь, пока Джонни снова не обретет форму. Как вы думаете, когда он...

– Откуда мне знать, черт возьми? – вспылила я, глотнула из стакана, вздрогнула и отпила еще. – Извините, Фейсал, мне не следовало набрасываться на вас. Если ему не станет лучше – намного лучше – к завтрашнему дню, я отвезу его к врачу. Вас я попрошу мне помочь: будучи в сознании, он добровольно никогда не согласится. После этого вы со Шмидтом поедете дальше без нас. Вам лучше будет разделиться, у каждого в отдельности больше шансов добраться до места, чем у двоих.

Фейсал странно посмотрел на меня и кивнул, не говоря ни слова. Шмидт, конечно, сказал:

– Но, Вики...

– Заткнитесь, Шмидт, – по привычке выпалила я. Бурбон все же сильная штука. Мозги мои просто искрились, я чувствовала себя Эйнштейном и супершпионом одновременно и была готова ко всему. – Здесь мы не можем долго оставаться. Во-первых, Кейт может попасть в беду, если полиция узнает, что он нас прятал.

– Когда правда выйдет наружу, он попадет в герои, – восторженно вставил Шмидт, подкручивая ус, – как и все мы.

–  Еслиправда выйдет наружу. Пожалуйста, Шмидт, не спорьте, думаю, я буду в форме еще минут десять, и хоть я умираю от желания узнать подробности вашего железнодорожного рейда, а также чем Кейт обязан Джону и как мы все оказались там, где никто из нас быть не собирался, все это подождет. Должно быть, всей деревне уже известно, что мы здесь. Рано или поздно нас кто-нибудь выдаст. В каждом людском собрании найдется несколько потенциальных доносчиков. Я предпочитаю иметь дело с полицией, а не с... с кем-нибудь другим. Но если эти другие найдут нас первыми...

Я поднесла стакан к губам. Он оказался пуст. Ничего удивительного, что мое самочувствие было немного странным.

– Я не пьяна, – строго сказала я и стала медленно, с достоинством менять вертикальное положение на горизонтальное. Подхватил меня, кажется, Фейсал.

В течение того, что можно было назвать ночью, если бы я легла в постель в должное время, я просыпалась дважды. В обоих случаях комната была освещена. В обоих случаях я оказывалась на коленях возле кровати и гладила Джона по лицу. Потом я окончательно проснулась. В первый раз он весь горел, и я снова обтерла его влажной губкой, получив вместо благодарности лишь раздраженное бурчание. Во второй раз его бил озноб, поэтому я укрыла его одеялом и, пообещав себе, что отдохну только несколько минут, вернулась на коврик, который какая-то добрая душа постелила на полу возле кровати.

Когда я проснулась в последний раз, в комнате было уже градусов сорок. Одежда взмокла и прилипла ко мне, а ощущение во рту было такое, словно это пустыня, по которой прошел караван верблюдов. Кейт стоял в дверях с подносом в руках.

– О, простите, – сказал он, – я приготовил кофе мистеру Тригарту.

Джон сидел, стараясь выглядеть элегантно, хотя это нелегкая задача для мужчины, когда он небрит, грязен, полураздет да еще и находится в чужой постели. Но, не могу не признать, ему это почти удалось.

– У тебя очень соблазнительный вид, – заметил он. – Если хорошенько попросишь, готов даже угостить тебя своим кофе.

Я подняла голову, села и только тут обнаружила, что прилипшая ко мне одежда – это белое платье с золотой вышивкой. Шмидт, судя по всему, по дороге на вокзал заезжал в магазины. Хорошо еще, если это он меня переодел.

– Я... я принесу еще одну чашку. – Кейт удалился.

– Деликатный парень, – сказал Джон. – Ты не хочешь сесть рядом и погладить мое разгоряченное чело?

Я подползла к кровати и потрогала его лоб.

– Горячий.

Его рука скользнула в мой рукав:

– Как и ты. И климат Верхнего Египта.

– Ты выглядишь ужасно.

Его пальцы сжались, и он притянул меня к себе:

– Любовь видит не глазами, а сердцем.

– Это не имеет отношения к сердцу, – сухо сказала я.

– Если бы я был так же плохо воспитан, как некоторые, – язвительно заметил мой возлюбленный, – то сказал бы, что ты сейчас тоже не в лучшем виде. Но ты моя любимая, мое солнышко, и я не перестану любить тебя, даже когда голову твою посеребрит седина. Ну, чем ответишь?

– Нечестно. Это по крайней мере две разные песни.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– На какой вопрос?

Я не надеялась, что нас надолго оставят одних, и даже могла точно предсказать, кто будет следующим посетителем. Джон отпустил меня, и я снова села на пятки.

– А, – с довольным видом в комнату вошел Шмидт, – вижу, вы чувствуете себя лучше.

– Надеюсь, это не войдет у вас в привычку, Шмидт? – недовольно спросил Джон.

– Нет-нет, не обращайте на меня внимания. Продолжайте...

– Шмидт, дайте мне кофе, – велела я. Шмидт выполнил повеление и уселся:

– Если вы больше не собираетесь миловаться, может быть, поговорим? Да, так будет лучше. Вам нужно беречь силы, мой друг. А любовь ослабляет даже человека, находящегося в добром здравии. Заниматься же любовью с такой женщиной, как Вики...

– Гм... ладно, – прервал его Джон. – Если не возражаете, Шмидт, давайте обратимся к вещам более существенным, чем мои жизненные силы. Что происходит в большом внешнем мире? Я, кажется, понапрасну потерял в ленивой дреме целый день?

– Он не потерян, – заверил его Шмидт. – Вам необходимо было восстановить силы. Возможно, завтра утром мы сможем снова отправиться в путь. При условии, конечно, что вы с Вики не...

– Заткнитесь, Шмидт, – автоматически сказала я.

Я была бы рада помочь Джону привести себя в порядок (не допуская никакой расслабляющей активности, о которой говорил Шмидт), но единственным способом удалить Шмидта из комнаты было вывести его, что я и сделала.

Идея Шмидта казалась здравой: Джону требуется еще одна ночь отдыха, а нам нужны одежда, продовольствие и, главное, дополнительная информация, чтобы решить, как продолжить свой путь.

Фейсал отправился на разведку. Кейт готовил что-то на двухконфорочной плите. Он спросил, не голодна ли я, я ответила, что подожду остальных, и добавила:

– Извините, мы так неожиданно свалились на вас. Постараемся вам не мешать.

Кейт выключил плиту и присел рядом со мной на корточки. Теперь я вспомнила, где видела его, – в день приезда Шмидта тот разговаривал с ним во время экскурсии в Амарну. Шмидт, разумеется, счел ту мимолетную встречу началом крепкой дружбы. А зачем нужны друзья, если не для того, чтобы помогать друзьям в чрезвычайных обстоятельствах? Может быть, этот случай отвратит Кейта от привычки разговаривать с незнакомцами.

– Честно признаться, я думал, что у доктора Шмидта крыша поехала, когда он объявился здесь со своей дикой историей об ограблении Каирского музея. – Кейт взглянул на Шмидта, сидевшего на полу возле подстилки, на которой лежала собака. Собака барабанила хвостом от удовольствия, а Шмидт беседовал с ней по-немецки. – Но когда он упомянул о том, что будет ждать здесь мистера Тригарта, я понял, что все правда. Надеюсь, я не обидел мистера Тригарта, проговорившись о его щедрости? Он просил, чтобы это осталось между нами, когда предложил субсидировать мою работу еще в течение месяца.

– Он очень скромный человек, – подтвердила я. – А когда это было?

– Недель шесть назад. Я получил разрешение работать здесь, но средств хватило бы только на один месяц даже при строгой экономии. Теперь же я смогу закончить свои изыскания.

Я позволила ему подробно поведать об этих изысканиях, кивая и улыбаясь в нужных местах. Не верю в совпадения, и было приятно еще раз убедиться в своей правоте. «Щедрость» Джона не имела никакого отношения к совпадениям. Узнав о планах Бленкайрона, он понял, что ему понадобится столько союзников, сколько удастся найти. Получение разрешения на работу в таком месте, как долина Амарны, требует слишком много времени и усилий, поэтому он нашел человека, который уже имел такое разрешение от министерства культуры. Видимо, он планировал сойти с теплохода в Амарне и, несомненно, приготовил правдоподобную небылицу, чтобы обеспечить себе сотрудничество Кейта. Мое появление спутало его планы. Когда мы были здесь на экскурсии, он даже не подошел к Кейту. Но к нему подошел Шмидт, и милый опрометчивый человек, очевидно, рассказал моему боссу о своем щедром патроне. Вот почему Шмидт решил, что если он при помощи своих конспиративных приемчиков укажет нам на Амарну, то Джон направится именно к Кейту.

Так и случилось. Пока Шмидт намного нас опережал: он точно знал, что делает. В отличие от меня. Я до сих пор весьма смутно представляла себе характер своей деятельности.

Устав от ласк Шмидта, собака приковыляла ко мне. Это было неописуемое существо, похожее на всех здешних жалких бродяг, с той лишь разницей, что у этого не выпирали ребра и оно не боялось людей.

– А что с ним будет, когда вы уедете? – спросила я, почесывая Фидо за ухом.

– Он не мой. Его года два назад приютил один из членов Египетского археологического исследовательского общества – они выезжают сюда на раскопки каждую зиму на несколько месяцев. А пока их нет, за ним присматривает местный сторож. Но, похоже, теперь он предпочитает рису бостонские печеные бобы, потому что, с тех пор как я здесь, все время вертится вокруг меня. Боюсь, и нашим главным блюдом сегодня будут бобы, – добавил он с улыбкой. – Мои продовольственные запасы не слишком разнообразны.

Я заверила его, что разделяю страсть Фидо к печеным бобам.

– Ну, тогда вернусь к ним, – сказал Кейт, распрямляясь. – Фейсал придет с минуты на минуту. Надеюсь, мистеру Тригарту лучше? Никогда не видел таких ран. Похоже, будто кто-то намеренно...

– Думаю, вам лучше этого не знать, – сказала я мягко. – Не потому, разумеется, что мы вам не доверяем.

– Конечно. Чем меньше знаешь, и так далее. А вот и Фейсал, – добавил он. – И бобы поспевают.

Шмидт бросился навстречу Фейсалу:

– Sehr Gut, mein Freund [58]58
  Очень хорошо, мой друг (нем.).


[Закрыть], вы благополучно вернулись. Что происходит снаружи?

– Могло быть и хуже, – признался Фейсал. – Разумеется, вся чертова деревня уже знает, что мы здесь.

– Как вы объяснили им наше присутствие? – спросила я. Знаю маленькие городки: сплетни здесь – любимый вид спорта, и задавать личные вопросы вовсе не считается неприличным – просто проявлением дружелюбия.

Фейсал провел рукой по запыленной шевелюре и присел на корточки:

– Я сказал, что меня наняли проводником к археологам, которые приехали погостить у Кейта несколько дней, это его друзья. Никто больше ни о чем меня не расспрашивал, но чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше. Как Джонни?

При этих словах Джонни сам появился на пороге комнаты.

– Еще что-нибудь интересное? – спросил он.

– Ничего существенного. Я не хотел задавать им вопросы насчет похищения американских туристов, и меня никто об этом не спрашивал. Вы же знаете деревенских жителей, их гораздо больше занимают местные скандалы, чем дела государственной важности. Кендрик, включите радио, может быть, будут передавать новости.

Мы уже обедали – Кендрик открыл еще пару банок говяжьей тушенки в нашу честь, – когда начались новости. Шли они, разумеется, по-арабски, поэтому мне пришлось ждать перевода, но по тому, как вытягивалось лицо у Фейсала, я поняла, что хорошими для нас они не были.

– Уже известно, что мы сменили машину, – сказал Фейсал, выключая радио. – Амр заявил об угоне джипа в полицию, черт бы его побрал!

– Его нельзя винить. Он хочет защитить себя, своих друзей, свою семью, – сказал Джон. – Значит, они знают, что мы на этом берегу.