Текст книги "Обнаженная дважды"

Автор книги: Элизабет Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Жаклин попыталась сделать то же самое, но роль любопытствующей зеваки была не для нее.

– Джентльмены, джентльмены! – Ее голос был так сладок, как песня малиновки, и так же резок, как воронье карканье. – Пожалуйста, джентльмены. Я тронута – глубоко тронута вашей галантностью. Но воздержитесь от этого, умоляю вас. Этот герой-мужчина будет обвинять в суде весь город за нападение, если один из вас хотя бы сильно толкнет его. Если вы позволите мне… простите меня…

Она прошла через толпу, которая раздалась перед ней, и встала прямо нос к носу с Картером. Жаклин с удовольствием заметила, что тот забыл вложить супинаторы в туфли. Она была ростом ровно сто семьдесят два сантиметра, и теперь их глаза оказались на одном уровне.

Он стоял слишком близко к стойке бара. Жаклин отступила в сторону. Картер тоже отступил, осторожно глядя на нее. Выбрав наиболее удачную позицию, Жаклин медленно подняла руку с жестко вытянутым вперед пальцем.

– Ара почувствовала, как в нее вошла сила бога. – Она легонько ткнула его в середину груди.

Выражение легкого беспокойства застыло на лице Картера. Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее он начал заваливаться назад. Мужчины вокруг него поспешно разошлись. Картер упал, подняв вокруг себя облако пыли и крошек.

Жаклин стряхнула руки и широко улыбнулась фермеру, одному из ее противников по бильярду прошлым вечером.

– Чем крупнее, тем сильнее падают, – заметила она скромно.

Раздались одобрительные восклицания. Несколько человек предложили Жаклин выпить за их счет, но она настояла, что угощает сама. Джентльмены, поспешившие принять это щедрое предложение, продемонстрировали разницу между большим городом и маленьким в своем отношении к распростертому телу; проходя мимо, они его переступали, вместо того чтобы пнуть.

Когда Жаклин направилась домой, ее сопровождал почетный эскорт восхищенных поклонников. Они попрощались с ней у ворот, но когда она пошла по тропинке, к ее фонарику присоединился свет нескольких других карманных фонарей. В кустах, которыми была обсажена аллея, не раздалось ни малейшего угрожающего шелеста, ничто не потревожило нервы Жаклин. Мужчины, стоявшие у ворот в ожидании ее сообщения о том, что она добралась до двери благополучно, были наикрупнейшими человеческими экземплярами, которые только мог произвести этот город. Потенциальный грабитель, отважившийся остаться здесь после такого зрелища, должен быть умственно отсталым. Открыв дверь коттеджа и небрежно бросив взгляд через порог, Жаклин повернулась, чтобы поблагодарить провожающих и попрощаться.

Усевшись на софу и задрав ноги на стол, где уже стояла чашка чая, она с удовлетворением поразмышляла над событиями вечера. Город, по крайней мере, его самая мускулистая часть, был твердо на ее стороне. Не то чтобы она хотела добиться такого эффекта, когда зашла в «Элит»; этого вовсе не было у нее на уме. (Вид самодовольного благочестия на ее лице мог бы толкнуть О’Брайена на ядовитый комментарий.) Как Жаклин и ожидала, они все знали, что она остановилась в гостевом коттедже; ее эскорт даже не сбился с шага, проходя мимо входа в гостиницу. Теперь, когда жители Пайн-Гроув осознали все разнообразие неприятностей, которым Жаклин могла подвергнуться со стороны приезжих, они перестали сплетничать за ее спиной, а грудью поднялись на ее защиту.

Конечно же, они сомкнули бы свои ряды и направили объединенные усилия против нее, если бы она атаковала одного из них. У Жаклин не было намерения совершить подобную ошибку, но вопрос о том, кто подпадал под категорию «своих», все еще был не совсем ясен. В нее не входил Сен-Джон. Банда из «Элит» рассматривала его как изнеженного слабака; он был мишенью для нескольких грубых шуток. Джан была аутсайдером и определенно не принадлежала к их компании. Том и Молли… Трудно сказать. Том не якшался с «грубыми» элементами, но он должен знать многих из них, так как вырос в Пайн-Гроув. Что до Пола Спенсера, то его не было в баре ни в первом, ни во втором случае, когда Жаклин осчастливила это заведение своим присутствием, но она подозревала, что это место не было так уж ему незнакомо.

О Джеке Картере она даже и не вспомнила. Его персона не была запятнана ни малейшим налетом рыцарства; он поднимал руку на официанток, избивал жен и нанес оскорбление половине женского населения Манхэттена. Хотя кто предостережен, тот вооружен, и Жаклин знала, что она была намного быстрее Картера, особенно когда он пьян, что случалось с ним постоянно.

Однако его неожиданное появление и бешеная ярость убедили Жаклин в том, что Брюнгильда не была единственным разочарованным кандидатом, кто мог затаить против нее злобу. К тому же Брюнгильда была «в окрестностях», когда Катлин пострадала от тех несчастных случаев. А знал ли ее Джек Картер? Писем от него не было, но это и неудивительно. Вероятно, он не мог писать. Его книги были надиктованы целой группе страдальцев-секретарей. Мог ли его гнев, вызванный тем, что он упустил возможность написать продолжение, основываться на чем-то еще, кроме его обычного параноидального состояния?

Возможно, нет. Жаклин не могла придумать причину, по которой другой писатель хотел бы смерти Катлин. Убить ее, чтобы самому написать продолжение ее книги… Такой мотив был не только нереальным, а просто притянут за уши.

Ей, может быть, следовало обратить внимание на двух других потерпевших поражение авторов. Жаклин знала их только понаслышке. Мариан X. Мартинес жила где-то в провинции в штате Вашингтон, в большом шумном доме с мужем лет сорока, полудюжиной детей и стаей внуков. Она была писателем в профессиональном смысле этого слова; за последние тридцать лет Мартинес написала более пятидесяти книг, в четырех или пяти различных жанрах, включая пару исторических романов. Когда у нее брали интервью после объявления результатов конкурса, она улыбнулась и пожелала победительнице удачи.

Если предположить, что писатели грубо делятся на две категории, экстравертов и интравертов, то другая претендентка, Августа Эллрингтон, являлась ярким примером последней. Она никогда не совершала рекламных поездок и редко соглашалась на интервью. Ее считали болезненно робкой и осторожной и полагали, что она страдает от легкой формы агорафобии. Репортеру из «Паблишерз уикли» не удалось вытащить из писательницы какие-нибудь пикантные подробности ее жизни; в интервью содержалось больше информации о любимом коте по кличке Морнинг Стар, чем о самой Августе.

Маловероятно, что кто-то из них приедет в Пайн-Гроув. Жаклин сомневалась, что Картер будет иметь наглость вернуться после своего унизительного поражения. Интересно только, когда и в каком причудливом обличье появится в следующий раз Брюнгильда. Она объявилась в Пайн-Гроув, когда Жаклин передали напичканный рвотным корнем шоколад; если за рулем побитой «тойоты» сидела не Брюнгильда, то это была женщина тех же самых габаритов и форм. Любопытно узнать время ее недавнего визита – с пилой в саквояже.

ГЛАВА 10

Утро, понедельник. Впереди семь великолепных дней продуктивной работы и безобидных развлечений. Понедельник, милый понедельник.

Жаклин закрыла глаза и опустила голову, так что ароматный поток, поднимавшийся от чашки с кофе, проник в ноздри. Она сделала глубокий вздох. Не помогло. Чего ей в действительности хотелось, так это сигарету. В эти дни исполнилось четыре месяца – четыре долгих, мучительных месяца. Если она проявит слабость, то это докажет, что у нее силы воли не больше, чем у свиньи, и все ее страдания будут сведены к нулю.

Со вздохом мученика Жаклин открыла глаза и посмотрела на экран компьютера. Тот был чист, как и ее мозги. Она никак не могла придумать сюжетный ход, чтобы уберечь Ару от гнусных объятий Рога, этого байронического злодея и священнослужителя языческого бога Сеймозы.

Работа продвигалась с трудом. Судьба Катлин занимала все ее мысли. Жаклин продолжал мучить вопрос, что Катлин Дарси сделала семь лет назад и почему. Плохой сон не давал необходимого отдыха ее организму, хотя она вела здоровый образ жизни. Предыдущей ночью ее беспокоили фантастические сны. Последний ей запомнился наиболее отчетливо; Брюнгильда преследовала ее, а Ара и Катлин поднимались и спускались вниз по леднику, махая в их сторону каменным топором. Все они были одеты в медвежьи шкуры.

Блуждающий взгляд Жаклин остановился на телефоне. Может быть, ей стоит сделать несколько звонков? Бутон просил перезвонить ему, а еще нужно сообщить друзьям о своем прибытии в Пайн-Гроув. Несомненно, все они ужасно беспокоятся за нее. Это была восхитительная возможность застать некоторых из них в постельке в блаженном неведении, что уже наступил понедельник. Однако последний мотив Жаклин чувствовала скорее подсознательно.

Ее первый звонок вызвал только страдальческие стоны на другом конце линии. Так как Жаклин достаточно часто слышала такие звуки в подобных обстоятельствах, она идентифицировала их без особого труда.

– Патрик, дорогой! Я тебя разбудила? Что ты делаешь в постели в такое время?

О’Брайен уже давно знал, что с Жаклин бесполезно жаловаться и бросать трубку.

– Я работал прошлой ночью, – произнес он болезненным голосом. – Парочка наркоманов решила порезать на кусочки друг друга и свои уважаемые семейки. Двое из жертв были…

– Не надо мне говорить, – быстро оборвала его Жаклин.

Только смерть детей могла окрасить голос О’Брайена такими тонами. Из него получился бы прекрасный отец. Ему уже давно пора остепениться и завести семью, если он вообще собирается сделать это. Не хватает только красивой девушки.

– Что ты сказал? – спросила она.

– Ничего. Я жду твоих объяснений. Послышались хлюпающие звуки. Понятно.

Бедняжка наливал кофе. Это она подарила ему автоматическую кофеварку с часами. Весьма остроумное приспособление, самодовольно подумала она. Дорогой Патрик, он заслуживает большего. Сара Сондерс может оказаться как раз тем счастливым билетом. Он, похоже, неравнодушен к ее прелестям…

– Я просто докладываю тебе, – весело сказала она.

– Значит, ты добралась туда.

– Разумеется.

– Когда дело касается тебя, ни в чем нельзя быть уверенным, – пробормотал О’Брайен. – Какой у тебя номер телефона?

– Я не могу тебе его дать.

– Это почему же?

– Патрик, я работаю и не хочу, чтобы мне мешали. Ты можешь позвонить мне в гостиницу «Горный лавр». Телефон там… – Она повторила номер.

– Хорошо. Спасибо. Пока.

– Подожди минутку!

– Если мне посчастливится, – сказал О’Брайен осторожно, – я смогу урвать еще парочку часов, прежде чем вернусь к массовому убийству. Говори, если есть что-то важное, или повесь трубку.

Жаклин сердито посмотрела на телефон.

– Вчера на мою жизнь было совершено покушение. Это достаточно важно для тебя?

Последовало тяжелое молчание.

– Ты споткнулась о трещину в тротуаре? – наконец проговорил О’Брайен.

– Я свалилась с лестницы! – Жаклин начала описывать инцидент словами, которые получали еще более драматическую окраску благодаря ее негодованию и закончились фразой: – Патрик, я уверена, что на ступеньке были следы от пилы.

– О Боже, Жаклин. Какие отметины? От бензопилы, от циркулярной пилы…

– От пилы, – процедила Жаклин сквозь зубы. – Одной из тех, которая пилит, если ее двигать туда и сюда.

– Ты сохранила доказательства? – О’Брайен не ожидал ответа. – Если никто там не жил после смерти Дарси, то помещения, возможно, пришли в упадок. Обычно – а можно сказать, и всегда – бывают следы пилы на досках, которые используются для строительства.

– Большое спасибо, – резко ответила Жаклин. – В следующий раз, когда кто-то попытается убить меня, он, возможно, добьется успеха. Может быть, тогда ты поверишь в это.

О’Брайен застонал.

– Что ты хочешь от меня, Джейк? Чем я могу помочь? Ты хочешь, чтобы я бросил все, приехал к тебе и сыграл роль телохранителя?

– Конечно нет.

– Тогда что?

– По правде говоря, существует нечто, что ты мог бы сделать. – Жаклин размышляла быстро. Главной причиной ее звонка было желание разворошить О’Брайена и подготовить его к дальнейшему развитию событий. Но вряд ли она могла признаться ему в этом. – Сделай одолжение, позвони Саре Сондерс.

Молчание, последовавшее за ее просьбой, было гнетущим.

– Зачем? – спросил О’Брайен.

– Не говори ей о том, что со мной случилось, я не хочу волновать ее. Мне интересно знать, были ли у Бутона Стокса проблемы того же рода. Если в этом заброшенном, диком месте есть кто-нибудь, кто сердится на меня за то, что я буду писать продолжение книги Катлин, он может также затаить злобу против того человека, который выбрал меня.

– Бутон Стокс не один принимал это решение, – напомнил О’Брайен. – А как там брат Катлин?

Его голос звучал более встревоженно. Жаклин улыбнулась. Он был слишком хорошим полицейским, чтобы подавить в себе реакцию на вероятный, если не обычный мотив для нападения.

– Я проверю, – сказала она. – Если ты позвонишь Саре.

– Ты могла бы позвонить сама.

– Ну, конечно, если ты и в самом деле не выносишь мысли…

– Хорошо, хорошо. Твоя просьба бессмысленна, но я сделаю, как ты хочешь.

– Спасибо, дорогой, ты так благороден. А теперь иди в постельку, закрой глазки и баю-бай.

Она повесила трубку, прежде чем О’Брайен смог придумать подходящий грубый ответ. Высшее удовлетворение, подумала Жаклин. Свалить две птицы одним выстрелом тешило ее чувство экономии.

Затем она позвонила в справочное бюро Манхэттена и спросила номер телефона Брюнгильды. Его не оказалось в списке, и не один из аргументов Жаклин не смог убедить оператора сообщить ей несуществующий номер. Нахмурившись, она повесила трубку. Кому еще?.. Конечно. Бутон должен быть сейчас в офисе.

Девушка в приемной была проинструктирована соединять Жаклин с боссом без рассуждений и задержек.

– Наконец я смог с тобой связаться, – воскликнул Бутон. – Черт бы побрал эту женщину в гостинице, я знаю, она не передала тебе мое послание; по телефону она была похожа на слабоумную.

– Она не слабоумная, – ответила Жаклин. – И она сказала мне, что ты звонил. Я же говорила тебе, что не хочу, чтобы меня беспокоили без крайних на то причин. Ты ведь не сообщил, что такой момент наступил.

– Нет. Я просто хотел удостовериться, что ты прибыла и устроилась. Как идут дела?

– Были бы лучше, если бы меня оставили в покое, – огрызнулась Жаклин. – Все под контролем. Если я не звоню тебе, ты предполагаешь, что все идет как нужно.

– Гм – да. У тебя есть все необходимое?

– Все, кроме денег.

Бутон усмехнулся.

– Какое чувство юмора! Мы вскоре должны получить деньги от журнала «Хорошее домоводство». Просмотрю почту прямо сейчас, может быть, там…

Звук, доносящийся из трубки, напомнил Жаклин скрип ржавой дверной петли из готического романа. Он сопровождался тяжелым ударом. Она сделала вывод, что ее агент выронил телефонную трубку, и терпеливо ждала, пока не услышала тяжелое сопение.

– Что-то выпрыгнуло на тебя из конверта? – весело предположила она. – Одна из этих свернутых кольцами пластиковых змеек?

– Змеи? О чем, черт возьми, ты толкуешь? Я… гм… я уколол себя ножом для открывания конвертов. Что я говорил?

– Что ты собираешься дать мне немного денег.

– Там нет чека. Я позвоню им. Ты видела свою почту? Может быть, Крис послал тебе чек. Это, кажется, будет твоей главной заботой в эти дни.

Жаклин удивленно подняла брови. Понимание Бутоном ее восхитительного чувства юмора, кажется, изменило ему. Он, должно быть, сильно поранился, подумала она, находя эту мысль не такой уж неприятной.

– Я не забрала свою почту и не собираюсь этого делать еще несколько дней. Я занята.

– Я не понимаю, почему ты не хочешь дать мне свой телефон, Жаклин.

– У тебя есть номер, который ты можешь использовать в экстренных случаях. Не думаю, что возникнет что-нибудь на самом деле важное. Если только Брюнгильда не ворвется в твой офис и не воткнет тебе нож в сердце, а потом бросится бежать, размахивая орудием преступления и клянясь сделать то же самое со мной. В этом случае ты на последнем издыхании можешь подползти к телефону и предупредить меня об опасности.

– Это не так забавно, Жаклин. Брюнгильду и ее развивающихся волос и одежд не видел никто уже три дня. Одна из ее подруг заявила, что она направляется в Пайн-Гроув.

– У Брюнгильды есть друзья? Ее прибытие должно оживить все вокруг. – Бутон протестующе забулькал, и Жаклин сжалилась над ним. – Не беспокойся, Бутс. Брюнгильда слишком толста, чтобы перелезть через забор, окружающий мой дом. А вчера вечером я напилась с бывшим полицейским, обещавшим мне, что полиция приложит все силы, чтобы защитить меня.

– Я хочу, чтобы ты прекратила отпускать свои шуточки.

Глаза Жаклин расширились.

– Я не шучу. Все в Пайн-Гроув любят меня. Я уже завела много хороших друзей. Я познакомилась с бывшим другом Катлин, стригущим газоны, с менеджером ателье «Бон-Тон», с точной копией Хоксклиффа во плоти, с такими же красивыми мышцами, и женщиной, которая владеет местным книжным магазином.

Бутон с благодарностью ухватился за один из пунктов списка, имевший для него смысл.

– Книжный магазин в Пайн-Гроув? Она, должно быть, голодает. Никто из жителей не умеет читать.

У Жаклин мелькали подобные подозрения, но она обиделась, услышав их от Бутона.

– Они приятные люди, – жестко произнесла она. – И Джан, хозяйка книжного магазина, очень веселая, способная молодая женщина. Она помешалась на Катлин – знает все, что только можно о ней знать, – и я надеюсь получить от нее полезную информацию. Какой же ты сноб, Бутс.

– Прошу прощения. Я не понял сначала, что тебя выбрали почетным гражданином Пайн-Гроув.

– Иди к черту, Бутс. Если ты оставишь меня в покое, я предоставлю тебе набросок через пару недель.

– Так скоро? Это великолепно, Джеки, просто великолепно.

– Не называй меня Джеки, – огрызнулась Жаклин и повесила трубку.

Ближайшим значительным городом был центр графства, расположенный в тридцати милях к востоку от Пайн-Гроув. Он обладал многими удобствами, отвергнутыми гражданами его меньшего собрата, в которые входили два мотеля. Жаклин сделала остановку у торгового центра, прежде чем продолжить свой путь в ресторан гостиницы «Холидей-Инн».

В торговом центре она, с заметной неохотой, купила четыре книги. То, что пришлось внести мизерную часть в доходы Джека Картера и Брюнгильды Карлсдоттир, чуть было не убило ее, но покупка была единственным способом заиметь фотографии драгоценной парочки. Она также приобрела по экземпляру последних книг Мартинеса и Эллрингтон, но только потому, что хороший сыщик не упускает ни одной возможности. Жаклин фактически выпустила их из поля зрения как вероятных подозреваемых.

В ресторане она вытащила книги из сумочки и разложила их на столе. Официантка никак не прокомментировала изображенные лица авторов: злобно смотрящее, мило улыбающееся, пылающее румянцем и (как это было в случае с Августой Эллрингтон) спрятавшееся за чрезвычайно большого, чрезвычайно пушистого кота. Она просто отодвинула томики в сторону и подала Жаклин салат.

Не повезло, подумала Жаклин. Она на самом деле не очень надеялась на удачу. Тщательно пережевывая пищу, она размышляла над своим следующим ходом.

Прямой вопрос тоже ничего не дал. Официантка никогда не видела никого из писателей. Она также ничего о них не слышала. У нее не было времени для чтения. Чтобы сделать приятное посетительнице, она посовещалась с несколькими из своих коллег и наконец обнаружила среди них одну, которая не только умела читать, но и прочла как Картера, так и Карлсдоттир. Она любила книги Брюнгильды.

– Я никогда не знала, как она выглядит, – горевала официантка, изучая злобный взгляд Брюнгильды-викинга.

– Я покупаю только в бумажных обложках… Нет, ее здесь не было, по крайней мере, когда я работала.

Жаклин подарила ей обе книги, оставив суперобложки у себя, и та обещала позвонить по телефону, номер которого Жаклин нацарапала внутри обложки книги Картера, если кто-нибудь из них объявится. Возможно, она не позвонит, но не будет вреда, если Жаклин попробует. В ожидании кофе Жаклин занималась вырезанием фотографий из обложек.

Молодая женщина в приемной также не могла ничем помочь. То же самое ждало ее в «Рамада-Инн», находившейся на другом конце города. Жаклин забралась обратно в автомобиль и решила подвести итоги своей вылазки. Не было смысла проводить дальнейшие поиски. Поездка была оправданием, позволившим ей оторваться от укоризненного дисплея компьютера. Но было еще кое-что, что она могла сделать здесь.

Здание суда представляло собой красное кирпичное строение рубежа веков, находившееся на площади в центре города. Умеренная плата открыла ей доступ к завещанию Катлин, и она впитывала в себя его содержание некоторое время.

Здесь было не так уж много сведений, которых бы она не знала. Завещание датировалось двумя неделями раньше исчезновения Катлин. Все, чем она обладала, а также поступления от гонораров за первую и все остальные книги должны быть прямо переданы в фонд. Доход от деятельности фонда, поступавший Сен-Джону и остальным наследникам, делился между ними поровну – но это касалось не всей суммы. Пятьдесят процентов ее должны быть выплачены организации под названием «Друзья домашних животных».

До этого Катлин составила еще одно завещание, автоматически потерявшее силу после составления второго. Жаклин смогла увидеть, насколько они отличались друг от друга. Увеличение денежной суммы, направляемой на благотворительность, дало повод предположить, что Катлин узнала что-то неприятное об одном или всех своих наследниках.

Может быть, один из них пытался убить ее?

Если бы у нее было больше времени! Зеленые глаза Жаклин злопамятно сузились. Шерлок Холмс, черт его побери, зарабатывал себе на жизнь своим дедуктивным методом. Мисс Мапл ничего не делала, а только шаталась по Сент-Мэри-Мид, задавая наводящие вопросы. Она даже мало чего делала по дому, для этого у нее была прислуга. Лорд Питер Уимсли был богат и независим; более того, он имел ловкого камердинера и услужливого свояка-полицейского. У нее же есть только нью-йоркский полицейский, ее бывший любовник, чьи мысли о сотрудничестве относились лишь к физической сфере общения.

Предыдущие экскурсии Жаклин в мир преступников и преступлений приходились на время ее каникул. Несомненно, подумала она мрачно, тела падали вокруг нее и раньше, но она не замечала их, потому что была слишком занята зарабатыванием средств к существованию. Именно это должна она делать и сейчас. У писателей нет каникул. Никто не платит им жалованье, в то время, когда они жарятся под солнцем в Риме или путешествуют по Англии. Никто не будет работать за них, пока они находятся вдали от своих письменных столов. Когда же они возвращаются домой, так и не отдохнув по-настоящему из-за преследовавших их писем и мыслей о героях, которых они бросили на середине главы, они обнаруживают, что персонажи все еще находятся в затруднительном положении, а их самих ждет целая кипа писем, не говоря уже о гранках и рукописях.

«Я должна, – подумала Жаклин, – закончить проклятый набросок. Снять со своей души этот груз. Самонадеянно, конечно, полагать, что никто не разобьет мою голову и не покончит со мной разрядом тока, прежде чем я смогу его завершить. Проклятая Ара, я ненавижу эту женщину. Кто бы мог подумать, что она превратится в такую развалину? Мне хотелось бы поговорить с другими участниками конкурса об их предположениях относительно дальнейшей судьбы героини. Но в теперешней ситуации…»

Жаклин остановилась не потому, что посетитель за соседним столом пристально посмотрел на нее из-за того, что она рассуждала вслух, а поскольку ее захватил прилив вдохновения. «Что, если… А затем предположим…»

Она запихнула карандаш и блокнот обратно в сумочку, забросила ремень через плечо и стрелой вынеслась из ресторана.

По дороге в Пайн-Гроув Жаклин разработала сюжетный ход, пришедший ей в голову. Он предполагал отправить на свалку большую часть наброска Катлин и введение нового персонажа – женщины, действующей в качестве антипода и соперницы Ары. Жаклин радостно засопела и обогнала антикварный «шевроле», за рулем которого сидел пожилой мужчина. Это могло сработать. Это должно сработать. Это был пустяк, мелочь, но такая мелочь, которую можно сравнить с кульминацией восторга по поводу рождения Великой Идеи, проломившей продолжительный творческий затор в голове писателя. Жаклин чувствовала, что вот-вот разразится песней. И в самом деле она взорвалась ею.

– О, что за великолепное утро. О, что за прекрасный день…

Был полдень, а не утро, но она не могла придумать песню, радующуюся этому времени суток. Ее новорожденной идее полезно будет отлежаться до вечера. Жаклин не могла забыть ее, та для этого была слишком великолепна. (Она ухмыльнулась.) Она даже могла породить несколько вспомогательных идей. Жаклин все еще не придумала окончания, заключительной развязки, такой же, как и финал «Обнаженной во льду», – чего-то, что могло бы привести к третьей книге и при этом оставить читателя с чувством насыщения, если не полностью удовлетворенным.

В первый раз за утро Жаклин призвала на помощь свою совесть. «Я буду сидеть за столом, пока не пущу корни или не закончу набросок. А тем временем…»

Только один неудачный случай произошел с ней на пути обратно. На окраине Пайн-Гроув ее машину обогнал автомобиль без опознавательных знаков с мигающим красным маячком. Безропотно Жаклин остановилась. Может быть, она неслась слишком быстро. В этот день предстояло сделать так много.

Офицер был членом местного департамента шерифа, а не государственным полицейским, и, когда он увидел Жаклин, его невинное молодое лицо расплылось в широкой улыбке. Он даже не спросил ее водительских прав. Прочтя ей суровую лекцию о риске превышения скорости для жизни детей и домашнего скота, он разрешил ей ехать дальше, но прежде спросил, где она научилась дзюдо. Очевидно, история о ее стычке с Картером не только разнеслась благодаря ее почитателям, но также была несколько преувеличена. Без сомнения, сейчас циркулировала версия, по которой она подпрыгнула в воздух и ударила Картера так, что тот мгновенно потерял сознание.

Жаклин продолжила свой путь, довольная, но ее мучило любопытство, как молодой офицер узнал, кто она такая. Она не была единственной привлекательной женщиной средних лет с зелеными глазами и золотисто-каштановыми волосами, которая вела машину с нью-йоркскими номерами и значком «мондейл-ферраро» на бампере.

В городе она остановилась у супермаркета, чтобы сделать некоторые необходимые припасы. Занятия в школе должны скоро закончиться, и она хотела быть к этому готовой.

Достигнув Гондала, Жаклин была встречена бормотанием мотора и увидела ползущую по лугу газонокосилку. Мужчина в джинсовом костюме, управлявший ею, был высок и широкоплеч, но это был не Пол Спенсер. Его невозможно было ни с кем спутать, что бы он ни делал. «Ее мудрое сердце знало его».

– Проклятье! – выругалась Жаклин.

Маленький коттедж выглядел еще печальнее. Когда Жаклин отперла дверь, дыхание промозглого, влажного, мертвого воздуха приветствовало ее появление. Она оставила дверь открытой, чтобы проветрить помещение, и вошла в другую комнату – библиотеку Катлин. Кто-то убрал сломанные части лестницы и подмел пол, уничтожив таким образом вещественные доказательства. Если это можно назвать доказательством… Подпиленная ступенька, которая, по ее мнению, была более убедительным свидетельством злого умысла, оставалась нетронутой. Доказывало ли это, что Сен-Джон, по распоряжению которого, очевидно, был наведен порядок в доме, был невиновен? Возможно, но это не означало, что он был невиновен в другом.

Пробежав глазами по книжным полкам, она поняла, что книги были рассортированы по предметам: история, антропология, фольклор, литература, поэзия. Это было впечатляющее собрание, указывающее на широту кругозора Катлин Дарси. Она использовала самые разнообразные источники для написания «Обнаженной во льду» – библейские толкования, работы по древним религиям, недавние археологические исследования.

Жаклин поддалась очарованию книг. Ей с трудом удалось удержаться, чтобы не взять с полки один из томов и не начать читать. Она пришла сюда не для этого. Жаклин попросила пустую картонную коробку у управляющего супермаркета и собиралась отобрать для себя несколько книг. Ей необходимо расширить свои знания, особенно в области фольклора. Религиозный аспект четко прослеживался в книге Катлин; она широко использовала сочетания таких авторитетов, как Леви-Брюл, Фрэйзер и Г.Р. Леви.

Их книги тоже стояли на полках. Жаклин положила их в коробку и побрела дальше, изумляясь широте интересов Катлин. Целую полку занимали произведения сестер Бронте, включая стандартные работы, посвященные их юности. Поэзия, древняя и классическая история… Здесь было старое и очень мило оформленное издание Светония. Ужасно запятнанное плесенью… Проклятый Сен-Джон. Жаклин сняла книгу с полки и вытерла корешок своим платком.

Она не могла сказать, почему именно в это мгновение у нее в голове возникла связь. Возможно, именно название – «Жизнь двенадцати цезарей» – и включило механизм ее памяти, наизусть перечисляющей имена, которые она запомнила еще в колледже. Что бы этот механизм ни представлял собой, появилась связь, сильная, как быстрый пинок под зад. Не заботясь о том, что на полу могут быть занозы и пыль, Жаклин опустилась на него и открыла книгу.

«Прозвищем Калигула («Сапожок») он обязан лагерной шутке, потому что рос среди воинов, в одежде рядового солдата».

Гай Цезарь, сын Германика, племянник императора Тиберия, «скорее монстр, чем человек»; бывший наиболее презираемым из правителей Рима.

Маленький Бутс.

Это было слово, которое Бутон Стокс оборвал, врезав кулаком по кнопке автоответчика. Калигула. Подходящее имя для человека, которого близкие знакомые называли Бутсом. В особенности, размышляла Жаклин, те из них, которые испытывают к нему неприязнь. Это имя не комплимент в любом смысле – скорее, это синоним имен Адольф или Джек Потрошитель. Неудивительно, что Бутон реагировал на него с такой яростью. Ему, должно быть, известна репутация подлинного Калигулы. Это не было недоступной информацией. Любой, изучающий историю Рима, каждый поклонник романов, подобных «Тоге», несомненно, обязан быть с ней знаком. Все популярные истории о древнем мире нежно отразились на мерзких привычках Маленького Бутса. Современные откровенные фантазии по части секса и насилия и в подметки не годятся лучшим (или худшим) причудам римлян. Вы перечисляете их, а некоторые римляне предавались им.

Звук был негромким, но она надеялась услышать его и почти ожидала этого. Жаклин повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как поспешно отдернулась маленькая крадущаяся ножка, наступившая на одну из половиц в соседней комнате.